«Я отпускаю тебя», - так сказал Кьёраку, и темнота сомкнулась следом за кандзи «четыре».
Смерть шла на смерть – легко и танцуя – но он не смотрел ей вслед. Сложно – но были другие дела; одна смерть, пусть даже Смерть, не перевесит прочих тысяч смертей, но может не дать им случиться.
Главнокомандующий Готэй-13 двинул фигуры на доске; мир пришел в движение. И любое личное должно было остаться – и осталось – вне его, этого мира. Главнокомандующему нужно было оружие, способное повергать врагов Общества Душ – он получил его.
Лучшие клинки закаляются в лучших друзей крови – скалится истина печально, старая истина.
Кьёраку смирился с грядущим – у него были другие заботы. Белая лента заменила голубую на темных, почти черных волосах, едва заметно поблескивающих серебром. Когда успел-то, а? – ах, какие же это были суматошные и суетные дни. Или часы, или мгновения? – он сказал бы, что все слилось в одно, в единое, и что времени отвлекаться больше не было.
Да не было времени даже перевести дух.
А смерть была с ними.
«С нами», - сквозь прицел смотрела, взносилась до небес, леденила ужасом, взрывалась безнадежным пламенем. Мироздание стояло на краю, а они все еще стояли – и была ли там гордость, была ли отвага, или все спаялось отчаянием, и глаза поднимались к небу, ища лишь неизбежное?
«Кто знает», - улыбался Кьёраку Сакураносуке Сюнсуй своей темноте.

Они встретились там, где тихо шумят сосновые ветви. День – словно из сна; ведь явью их целую вечность, кажется, были только пламя и смерть.
А сосновые ветви – зеленые, пушистые, тихо качаются над белым камнем с черными линями иероглифов. Влажно поблескивают потеки, ветер уносит запах саке.
«Что сказал бы ты, Укитаке?» - что сказал бы ты нам, когда все закончилось, когда твоя смерть оказалась напрасной?
«И твоя смерть едва не оказалась напрасной», - ему приходится заставлять себя смотреть на лицо той, кого едва не потерял.
«А за тобой я обещал присматривать», - с жалостью, скорбью, сожалением, но преисполненными света, смотрит Главнокомандующий на Исанэ-тян.
Что, присмотрел? – никого не уберег. Никого не спас, - солнечная искра загорается на ручейке саке, словно на дорожке, прочерченной убежавшей слезой.
Кьёраку хочется молчать – но он говорит.
- Ну, вот мы и снова вместе, - солнца становится больше. День – нежаркий, с высоким мягким солнцем, с облаками.
Славный день.