о проекте персонажи и фандомы гостевая акции картотека твинков книга жертв банк деятельность форума
• boromir
связь лс
И по просторам юнирола я слышу зычное "накатим". Широкой души человек, но он следит за вами, почти так же беспрерывно, как Око Саурона. Орг. вопросы, статистика, чистки.
• tauriel
связь лс
Не знаешь, где найдешь, а где потеряешь, то ли с пирожком уйдешь, то ли с простреленным коленом. У каждого амс состава должен быть свой прекрасный эльф. Орг. вопросы, активность, пиар.

//PETER PARKER
И конечно же, это будет непросто. Питер понимает это даже до того, как мистер Старк — никак не получается разделить образ этого человека от него самого — говорит это. Иначе ведь тот справился бы сам. Вопрос, почему Железный Человек, не позвал на помощь других так и не звучит. Паркер с удивлением оглядывается, рассматривая оживающую по хлопку голограммы лабораторию. Впрочем, странно было бы предполагать, что Тони Старк, сделав свою собственную цифровую копию, не предусмотрит возможности дать ей управление своей же лабораторией. И все же это даже пугало отчасти. И странным образом словно давало надежду. Читать

NIGHT AFTER NIGHT//
Некоторые люди панически реагируют даже на мягкие угрозы своей власти и силы. Квинн не хотел думать, что его попытка заставить этих двоих думать о задаче есть проявлением страха потерять монополию на внимание ситха. Квинну не нужны глупости и ошибки. Но собственные поражения он всегда принимал слишком близко к сердцу. Капитан Квинн коротко смотрит на Навью — она продолжает улыбаться, это продолжает его раздражать, потому что он уже успел привыкнуть и полюбить эту улыбку, адресованную обычно в его сторону! — и говорит Пирсу: — Ваши разведчики уже должны были быть высланы в эти точки интереса. Мне нужен полный отчет. А также данные про караваны доставки припасов генералов, в отчете сказано что вы смогли заметить генерала Фрелика а это уже большая удача для нашего задания на такой ранней стадии. Читать

uniROLE

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » uniROLE » X-Files » Кровь и вода


Кровь и вода

Сообщений 1 страница 24 из 24

1

https://69.media.tumblr.com/b975cfc89836fe01c4585f204b9c71a6/tumblr_ovdww51WCX1tpc941o1_500.gif
Tenjirō Kirinji & Yachiru Kenpachi

лучший врач Общества Душ
лучшая убийца Общества Душ
понятия, которые еще не сомкнулись в одном человеке
Готэй за сотни лет до Готэя

кровь - не водица

+1

2

[nick]Kirinji Tenjirō[/nick][status]healer[/status][icon]http://s7.uploads.ru/X6IAO.png[/icon][sign]http://sg.uploads.ru/79WIC.png http://sh.uploads.ru/d0xON.png http://sd.uploads.ru/GkZFY.png[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Киринджи Тенджиро</a></b> <sup></sup><br>не спорить бля, я доктор<br><center>[/lz]С утеса падает вода, журчит, обрывается на небольшом выступе. Громко затем стекает по выглаженному, вылизанному сколу в чашу источника. Льется, затем бормоча на выпуклых камнях. Ледяная, как взгляд Шутары, когда та не в духе.
Льется вода. Киринджи слушает, прикрывая глаза, сидя на берегу, скрестив ноги. Медитация? – идите нахер, а не медитация. Пускай таким балуются другие. Ичибей там, а чего? Ему подходит.
По пальцам проносится холодок – игольчатый, колкий, болезненный почти. Вода в ручье ледяная, Киринджи сидит на мокрых камнях так, что кончики пальцев опущены в нее. Он слушает – как сужаются сосуды на руках, как сердце упрямо толкает в них кровь, и как пульсирует в пальцах боль. На мгновение им становится еще холоднее – Тенджиро щурится, взгляд отблескивает светло-зеленым. Тем, чем загораются все десять пальцев у него на руках.
«Вот так, да», - духовная сила плавно расширяет сосуды, расправляет их, позволяя крови свободно циркулировать. Боль в сигналящих нервах быстро проходит, и холод сменяется жаром, который теперь поднимается по запястьям к предплечьям, выше, выше.
И Киринджи словно обрубает его, резко выдохнув, поднимая ладони перед собой – покрасневшие, будто он в кузню Нимайи руку сунул. Но это неизбежно – руки раскаленно-красные, темнеют внезапно.
«Ну-у, а теперь так», - а теперь опустить их, дать кровотоку ринуться вниз. Встряхнуть, дав импульс духовной силе, что едва заметным свечением покрывает кожу. Работает, зараза, незримо работает – и неощутимо! – выравнивая, восстанавливая исходное значение… как бы это назвать? Индекса духовной силы.
Есть стабильность, равновесие. И есть отклонения, - на глазах темно-красный цвет сходит на нет, возвращаясь к привычному смугловатому, и посиневшие лунки ногтей становятся прежними. Киринджи не прилагает никаких усилий – он уже их приложил, запустил восстановление с помощью реяцу. Так, чтобы, цепляясь друг за друга движением, духовные частицы следовали заданному пути. Он проложил русло для ручейка, направил сток, замкнул кольцо – теперь это станет работать на него.
Станет работать на него еще лучше. Даже в такой мелочи, как переохлаждение, - он мелко смеется, пошевелив плечами, хрустнув шеей. И стискивает зубы в оскале, когда ладонь чиркает по пересохшему ручью.
- Джуджисай, бля! – как будто Ямамото его с такого расстояния услышит. – Дурить заканчивай! – гребаное блядство, бьется там, вдалеке, аж с банкаем. И не предчувствие – чувство у Киринджи самое паскудное, потому что там еще кое-что колышется, плещется, и испаряется.
Хреновая нынче будет погодка, - на небе облака даже испарило, и оно чистое, злым глазом солнца таращится.
Он взвивается на ноги рывком, и отмахивается от невидимого, тянущего к себе ощущения.
Хреново. Очень хреново.


Плоть на руке у Ямамото пористая, рыхлая, неживая. Как только не отваливается, а, - Джуджисай сидит, словно палку проглотил, лечь не сподобился, ишь ты. Впрочем, без толку ему ложиться. Развороченной спиной только футон к себе приклеит.
- И не дергайся, - Киринджи чуть невнятно говорит, разводя ладони над его обритой башкой, а затем смыкая их хлопком. Верхняя часть, - большие пальцы отмечают точки за ушами, вернее, за тем, что от них осталось. Джуджисая пропалило, прожгло будто бы собственным пламенем, а потом еще и сверху наплескало. Веселенькое вышло у него приключеньице.
- Помоги ей, - вот лучше б язык тебе сожгло, Ямамото.
- Я сам знаю, - огонек реяцу позади него бьется затухая, но ровно. Еще протелепается какое-то время. Киринджи как раз закончит. Сломя голову бежать туда точно не станет.
- Тенджиро, я сказал!.. – хрупкие стены лазарета-времянки дрожат, чуть ли не выгибаясь наружу, а Джуджисай харкает кровью – та темными каплями падает на выскобленные половицы.
- Сам потом вытрешь, твою-то, - цедит Киринджи сквозь зубы, втягивает со свистом воздух, перебрасывая соломинку на другой край рта. – Сиди, пока я не закончу с тобой. А с этой я потом повожусь, - «эта» - окровавленный кусок плоти, с которой уже ничего даже не капает. Но – живая. Такие упрямей всего.
- Лучше б она подохла, - Киринджи соединяет точки на запястьях Ямамото, прикасаясь к мертвой, умерщвленной уже плоти. Почти до костей сожгло главному руки банкаем. И своим, и чужим.
- Она нам пригодится, - взгляд у Джуджисая только-только прояснился. Веки – простенькая структура, кожа там тонкая, кровоснабжения немного. Восстановить их, обожженные – работа кропотливая, но пустяковая.
- Сдается мне, ты кое-чего не хочешь, - он невольно тянется духовным чувством к той, что еще жива.
Ямамото опускает восстановленные веки.
- Она не должна умереть, - Тенджиро только отмахивается, дескать, да не умрет, не умрет.
У нее есть еще там времени сколько-то. Но в какой-то момент над Ямамото только остаются зеленые огоньки, отмечающие чакры, а сам Киринджи широко шагает идет к тому, что когда-то было… женщиной? Да ладно, мужики тоже носят такие длинные волосы. Уцелели только с одной стороны, свалялись кублом окровавленным, обожженные, и несет от них так, что впору в нос затычки вставлять. Когда он их слегка задевает, то пряди осыпаются с мертвым шелестом, как осенние листья.
И от всего тела, где мышцы тоже сожжены и проплавлены почти что до костей, несет одним – смертью.
Скалятся на него зубы, носа нет, глаза – какие глаза? Если что-то сохранилось от глазных яблок, то  больше никогда не будет видеть. Киринджи со вздохом почти кладет ладони на это лицо, и отворачивается, скривившись.
«Да ладно».
Еще такое он не ворочал.
- Выкинь это, Джуджисай. Пока не поздно, - кровавая бездна плещется у него под ладонями. Тянущей, засасывающей в себя смертью, чернотой – и пустотой. Она как холлоу. С реяцу шинигами.
«Тьфу ты бля», - коли главный говорит, Тенджиро придется. Он набирает воздуха в грудь, держа этот огонек реяцу на плаву – держа. И видя, прикасается к памяти духовной силы. Прожигает несоответствием – «красотка».
Такая тьма – и такая красота.
- Ладно. Я тебя подлатаю, - духовная сила скатывается с него потоками, мягкой теплой водой, плещется, залечивает. Лижет раны, вбирая в себя тьму, выбирая из них раскаленные угли реяцу Ямамото, выравнивает, складывает все обратно. Прокладывает энергетические каналы внутри тела, заставляя остатки духовной силы течь так, чтобы поддерживать жизнь. Чтобы шли плавно, стабильно, чтобы никаких заторов в русле.
«Кого я лечу?» - мысль, промелькнув, растворяется в теплой воде.
Потому что уже неважно, Унохана Ячиру.

Отредактировано Coyote Starrk (2019-04-29 23:08:28)

+1

3

[ava]https://pp.userapi.com/c851324/v851324520/1050e8/fv7t45R3j-0.jpg[/ava]
Темно. Это она понимает не сразу - первой приходит боль. Даже не боль - для этого чувства нет слова, это просто что-то красное, яркое, слепящее, что-то далеко за пределами чувствительности её обожженных нервов, и она плавает в этом нечто, словно нерожденный еще ребенок, неспособный мыслить и осознавать. Боль становится мирообразующей, она вычеркивает всё мысли и все прочие ощущения. У неё нет глаз - но она не замечает. Она не может кричать - но она и не хочет, ей слишком больно, чтобы издавать бесполезные звуки. Она не может пошевелиться, но мозг не смог бы отдать приказы рукам и ногам - нервы забиты одной пылающей болью. Кажется, старик подарил ей свой огонь отсюда и до конца веков...

Сложно в это поверить, но со временем становится только больнее. Гораздо позже она поймет, что это восстанавливались выжженные нервные окончания, неизменно дающие еще больше ощущений, но тогда ей казалось, что это естественный процесс: в том аду, в котором она оказалась, нельзя было привыкнуть к одному уровню мучений. Они нарастали. Ад был вполне разумной расплатой за её жизнь.

Так продолжается веками и тысячелетиями, пока однажды она не приходит в себя и не обнаруживает, что может мыслить. Она не спала тогда в полном смысле этого слова - просто иногда мозг отключался, не в силах больше выносить непрекратимого кошмара. Тогда она очнулась - и подумала. И это уже было много.

Ей было больно, страшно больно, от боли скрипели зубы - но теперь она знала, что такое зубы и где они. Она ощущала конечности, могла бы определить, где её голова. У неё вновь были ощущения, пусть и размытые - но это было уже неважно. Она возвращалась.

Темно. Она подняла вновь обретенную руку - та слушалась едва-едва, но уже двигалась в нужном направлении. Что-то трескалось, что-то текло. Чувствительность кожи еще не восстановилась за неимением кожи, но общие понятия о происходящем у неё уже были. Она уронила руку куда-то на голову - и не почувствовала.

Бинты. Это называется бинты. Поэтому темно. Наверное, поэтому...

Воспоминания возвращаются путаной лавиной. Желто-серая пустошь Руконгая. Черный пепел. Черное, черное... Черные усы на веселом и злом лице - где он?! Что с ним?!

Она сдавленно хрипит, пытаясь заставить голосовые связки подчиниться. Но те, как и прочий организм, не желают подчиняться. К тому же, при попытке открыть рот внутрь набивается пропитанный чем-то отвратительным бинт...

Материться получается лучше. Мат, говорят, облегчает боль... Что ей боль после того, откуда она выбралась?

+1

4

[nick]Kirinji Tenjirō[/nick][status]healer[/status][icon]http://s7.uploads.ru/X6IAO.png[/icon][sign]http://sg.uploads.ru/79WIC.png http://sh.uploads.ru/d0xON.png http://sd.uploads.ru/GkZFY.png[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Киринджи Тенджиро</a></b> <sup></sup><br>не спорить бля, я доктор<br><center>[/lz]Нимайя опять бормочет что-то, проходя мимо – Киринджи не вслушивается, но по перемещению звука, да и по отдаленному стуку молотков и лязгу металла угадывает, что чертов клоун все-таки делает, что он попросил. У него чуток другие заботы.
Киринджи почти с ненавистью смотрит на обмотанный мокрыми бинтами кусок плоти, что был когда-то самой страшной, мать ее, преступницей Руконгая. Эта бабенка уничтожила, вырезала столько душ, что хватило бы на троих из их компании, а теперь Джуджисай хочет, чтобы она к ним присоединилась. Самая сильная, значит. Самая умелая.
Ну так, посмотрим, что от нее останется, что выйдет в итоге, после лечения. Взгляд Ямамото, черный, как кусок угля, Тенджиро отменно понял. Вызов это тебе, дескать. Показывай, на что способен, целитель.
«Она не должна умереть».
Значит, должна стать прежней. Из обугленного куска мяса, в котором женщина-то угадывалась, только если приподнять, да ноги раздвинуть. Не все можно восстановить, не все можно вылечить, это Ямамото должен понимать, и о чем блять думал, пердун старый, когда так жарил, ха-ха, девку? Спрашивать только вот незачем. Ясно было, что иначе бы эту… это было бы не взять.
Не все можно вылечить. А уж восстановить так, чтобы в прежней силе поднялась – это вообще…
Только Киринджи и под силу, - он сплевывает, снова глядя на бинты, белеющие в полутьме лазарета. «Зонг, зонг!» - ударяет молоток снаружи.
- Тенджиро-сан? – бамбуковые половицы чуть скрипят. Кирио-чан, надо же, - из рук Хикифуне принимая чашку с кацудоном, и палочки, Киринджи не отрывает взгляда от пока еще неподвижных бинтов. О скамейку рядом тихо стукает деревянный поднос, Хикифуне садится рядом, берет свой стакан с чаем, и смотрит туда же, что и Киринджи.
- Ей пока нельзя есть, да? – ты ж заботливая. Даже о такой станет, - Тенджиро презрительно кривится, только вот, когда лопаешь рис Кирио-чан, сложновато морщиться. Палочки так в воздухе и мелькают.
- У нее сейчас потенциал, как у обычного плюса. Ей еда нахрен не нужна, - Кирио-чан кивает, потягивая чай, глядя во все ту же упрямую темноту. Они думают об одном и том же, знает Киринджи, и даже не переглядывается.
- Спасибо, Кирио-чан. Объеденье, - пустая плошка стукает об поднос, Киринджи залпом выпивает чай, и идет к кушетке. Ямамото ушел отсюда накануне – ему-то что, уже залечился. С ним хлопот не было. Что не долечил – зарастет, чай, не маленький.
А с этой – еще вдосталь предстоит.
Вместо кожи у нее сейчас тончайший покров из духовной энергии Тенджиро – чтобы грязь не попадала  сквозь бинты. Но даже это пока ничего не гарантирует. Выкарабкаться с ожогом всего тела, с такими ожогами – это надо чудовищную волю к жизни иметь. Но этой суке словно демоны ворожат. Или отнятые раньше жизни она сейчас отдает за свою, не торгуясь, будто карты сбрасывая.
Грудь под бинтами медленно поднимается. А рот приоткрыт, зубы торчат, как оскал у черепа. Киринджи опять садится рядом, ведет рукой, оценивая состояние, уровень духовной силы, отзвуки в фоне – видит их как темные или светлые пятна. Ее энергия тихонько, вяло циркулирует, и Киринджи медленно направляет ее, слабенькую, почти иссякшую, по пересохшим руслам энергетических каналов. Ну, давай, давай. Вызов ты такой бля, чтобы тебя.
Когда появляется Нимайя, Киринджи не слышит. Его кольца-реяцу работают, трудятся, но без его контроля от них маловато толку. Нужно что-то другое… что-то еще.
- Хэ-эй, Тен-чан! – он только косится в сторону Оэцу, который прокручивает в пальцах молоток. – Все готово, еба!
- Ага, спасибо. А теперь иди нахер, - Киринджи быстро хватает смотку бинтов. С хлопка капает водой – непростой. Он сегодня набрал ее чуть выше в горах, там, где исходил паром небольшой горячий источник.
Вода лучше всего подходит для циркуляции духовной силы, в этом Киринджи уже убедился. Именно потому что духовные частицы ее почти не насыщают, но, при правильном подходе, можно зарядить ее определёнными духовными частицами – а именно, своими собственными. Он сказал Нимайе оборудовать для его там проводящую систему, и клоун недурно справился. Киринджи еще не видел, как, но халтуры за Оэцу не водилось обычно.
- Пей, - кулак сжимает бинт, капли воды, поблескивая, искрясь в глубине зеленоватым, льются в черную дырку хватающего воздух рта. Пришла в себя, родёмая? Ну теперь тогда держись.
Он опускает ее руки, насильно, не дает дергаться – не, нихрена, не получается.
- Сай, - Тенджиро отмахивается заклинанием, удерживая его легко-легко, чтобы ненароком не смять эту гребаную личинку, зачаток чего-то, еще только похожего на душу.
Кости у нее целы – ну, хребет и тазовые. Остальное – ерунда. Вместе с простынью, пропитанной кровью, водой, гноем и сукровицей, он хватает полуживой кусок мяса, на руки подхватывает. А сюнпо у него быстрое, куда идти – знает.
Пар поднимается над водой, золотом просвеченный – Нимайя оставил фонарик. Постукивает бамбуковый желоб, шумит вода. Дышать тут ей будет трудно, но нужно – восстановить паром легкие и дыхательные пути, пострадавшие после огня Рюдзин Дзякки.
Молочно-белая вода тихо плещется над бинтами. Тенджиро устраивает голову той, что называет себя Кенпачи – или называла – на возвышении. Если та захлебнется, будет забавно, конечно.
- Лежи и не дергайся, - сам остается на бережку, садится, как давеча, ноги скрестив. Руки уходят в воду по запястья озаряются свечением, смотреть на которое кроме него некому. Вернее, нечем.

Отредактировано Coyote Starrk (2019-04-30 11:29:51)

+1

5

[nick]Yachiru Kenpachi[/nick][icon]https://pp.userapi.com/c851324/v851324520/1050e8/fv7t45R3j-0.jpg[/icon][status]у войны (не) женское лицо[/status][lz]<center><b><a href="" class="link3";>Ячиру Кенпачи</a></b> <sup></sup><br>Демоница восьми тысяч течений, первая и единственная<br><center>[/lz]

Возвращение обратно медленно, трудно и полно боли всех сортов и видов, на любой вкус, на каждый изыск. Позже - гораздо позже - ей это еще пригодится: её собственный меч причинит ей боль, лишь немногим меньшую. Так что это даже полезно: откуда ей, сильнейшей, знавать боль до того? Но пока что... Пока что вот так.

Однажды она, наконец, открывает глаза, синие, как тихая вода бездонных лесных озёр. Ей невдомек, что ещё совсем недавно вместо этой холодной синевы были только жутко запечённые яростью Рюджинджакки шарики. Но нутром, звериным инстинктом она понимает: в этот раз всё было серьезно. В этот раз её спасло только чудо. И кажется, это чудо имело голос - ворчливый, чуть порыкивающий, резкий. Этот голос сопровождал её с тех самых пор, как к ней вернулся слух. Она не знала, кто вытащил её почти с края круга перерождения, но уже знала его голос.

Знала она и то, что он делал это не по своей воле. Но это как раз волновало её довольно мало. Народной любви она, демоница, не искала никогда. Вытащил - и ладно...

Перед глазами - мутная белая пелена. Сообразив, Ячиру упрямо, через боль, поднимает руку и кое-как разгребает бинты. Она слишком долго оставалась в темноте. Белое расходится в стороны, но легкая дымка остается. Пар? Пар... Вот, что значил назойливый плеск, фоном проходивший через все звуки, что она слышала. От кожи помощи пока мало - есть у нее кожа?

... Да нахер кожу! Извернувшись всем непослушным телом, Унохана кое-как переваливается на бок, подняв волну в источнике. Белую. Странная водица. Глаза, вновь обретенные, лихорадочно шарят по всему полю зрения в поисках такого знакомого - кровь с молоком, темно-красный лак и светлый хлопок на черной коже ската, где ты? Где ты? Ты молчал всё это время, ты молчишь теперь. Где ты? Отзовись, Миназуки!

Но вместо такого знакомого тати - пальцы, которые еще не могут ощущать ничего, мнимо, по памяти передают воспоминание о плотном нежном хлопке, давно уже обмятом под рельеф ладони. Где ты?!

Но вместо искомого - только незнакомая рожа. "Ты еще кто?" - пытается спросить у него Ячиру, но вместо простого вопроса получается сиплый квак. Он выходит изо рта, а на освободившееся место устремляется мутно-белая вода, заставляя Кенпачи сползать все глубже на каменистое дно.

+1

6

[nick]Kirinji Tenjirō[/nick][status]healer[/status][icon]http://s7.uploads.ru/X6IAO.png[/icon][sign]http://sg.uploads.ru/79WIC.png http://sh.uploads.ru/d0xON.png http://sd.uploads.ru/GkZFY.png[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Киринджи Тенджиро</a></b> <sup></sup><br>не спорить бля, я доктор<br><center>[/lz]Тихо падает вода с бамбукового желоба, шепчет неспешно. Пар расходится, разрастается, плывут круги по молочно-белой воде – Киринджи поднимает голову в темнеющее небо, запах вдыхает – мокрого камня, мокрого дерева, мокрых деревьев. Сосны. Хорошо. Пользительно, бля.
А под пальцами струится духовная сила, втекает в воду, плавным, под ритм биения собственного сердца, чуть замедлившийся сейчас. Ну а чего, вот это вот – почти медитация. Да-а, старина Ичибей.
Только вот взгляд, которым прорезает поднявшиеся веки, ни разу не расслабленный. Взгляд – как режущая кромка лезвия, прорезающий пространство. Оценивающий.
Та-ак. Кто-то у нас тут очухивается.
Тенджиро сквозь воду ощущает, как начинает биться сердце – не его, а той, что бултыхается в источнике, как сокращаются мышцы, как вращаются глаза, и как вода чуть вскипает кругом нее пузырьками – «ага, первая духовная сила восстановилась». Та, что удерживает душу в состоянии плюса, и перевешивает за пределы плюса - зачаток духовной силы. Кто-то скоро захочет жрать, благо, уже почти есть, куда.
Быстро оно работает, однако. Надо будет еще попрактиковаться. Хороший эксперимент, - Киринджи вынимает руки из воды, встряхивает ими, и крупные капли летят на замотанное бинтами лицо. Дышишь, сучка? Дышит.
Бинты облепляют мышцы шеи, ключицы, обрисовывают четким, твердым рельефом. Тренированная. Все почти что наросло обратно, и торжествующую ухмылку с лица Киринджи прогонять вот уж точно не собирается.
Помаленьку, но собрал ее. А вода хорошо в этом всем помогла.
Он зачерпывает пригоршню воды – солоноватой, чуть с горечью, с искрящейся солью, делает глоток, чувствуя в ней чужую духовную силу. Стальную, с примесью крови, пота и сукровицы. У нее свой запах, и на вкус она именно такая, - безразличным взглядом меряет, с головы до ног, плавающую в прозрачном молоке, трепыхающуюся там чего-то, словно рыба на берегу. И только презрительно цыкает, когда упрямая рука, что еще недавно белыми костями сквозь черноту сгоревшей плоти мелькала, сейчас яростно хватает бинты, сдирает их с лица.
- Дёрнешься – утоплю нахер, - сидя на корточках на краю источника, ухватившись одной рукой за камни, другой Киринджи сгребает короткие пока еще черные волосы, тянет за них, вопреки только что им же сказанному. Она дергается, но он ее не топит – пока что. А зыркать на него восстановленными глазами можно сколь угодно злобно и долго.
Тенджиро выпускает мокрые волосы, и стряхивает капли с руки.
- Спокойно, чтоб тебя, - соломинка перелетает на другой край рта. – Второй раз я тебя заращивать не стану, - за ним огоньками загораются зеленоватые кольца реяцу, все девять. Они – послушные, только пожелай, прикажи. Но на трепыхающуюся в ставшем целебном источнике Кенпачи он смотрит без малейшего желания приказывать - им, или помогать - ей.
От нее даже сейчас веет упругой злой силой. От нее, которая едва-едва восстановилась – «да какое там, восстановилась».
Наросшая обратно кожа, волосы, глаза – это покамест все чушь. Духовная сила пока слабенькая. А убить захочет – ну, путь попробует. Джуджисай ее сюда и с таким расчетом притащил, гребаный ублюдок.

Отредактировано Coyote Starrk (2019-05-05 05:19:16)

+1

7

[nick]Yachiru Kenpachi[/nick][icon]https://pp.userapi.com/c851324/v851324520/1050e8/fv7t45R3j-0.jpg[/icon][status]у войны (не) женское лицо[/status][lz]<center><b><a href="" class="link3";>Ячиру Кенпачи</a></b> <sup></sup><br>Демоница восьми тысяч течений, первая и единственная<br><center>[/lz]

Она захлебнулась бы собственным бешенством, если бы хватило сил - хоть на что-нибудь хватило бы. Но не хватает даже на злобу. Это пока что. На что ты рассчитываешь, нахал с кошмарной прической? Я не умерла - уже не умерла. Я выкарабкаюсь и припомню тебе всё...

Всё.

Ячиру не разбирается в лечении, зато отлично разбирается в ранах. Её знаний как раз хватает на то, чтобы понять: то, что сделал этот отвратительный тип, даже на чудо не тянет. Это почти невероятно, почти невозможно. И всё же - она здесь, пусть еще совсем слабая и беспомощная. Даже если он сейчас в самом деле утопит её, как котенка, это не перекроет того, что он сделал, собрав её по частице.

Ей в самом деле будет, что припомнить ему. Во всех смыслах.

- Где мой меч? - памятуя прошлый опыт, она пытается говорить негромко. Выходит довольно жалкое бормотание. Только и остается, что грозно сверкать глазами в поддержку собственных слов. Она помнит - она точно помнит, что злой металл остался нетронутым огненной яростью Ямамото. Она прикрыла - своим телом. Меч был самым дорогим, что у нее было. Да вообще единственным, что было у неё. И меч еще был нужен ей тогда, чтобы выпотрошить усача, не вовремя вставшего на её пути. Тогда это казалось самым главным - и было исполнено.

- Что с этим типом? - зачем ей это знание, она сама не уверена до конца. Но почему-то очень важным кажется, чтобы он тоже выжил, раз уж выжила она сама. Это был поединок на смерть, ни один из них не должен был уйти оттуда на своих ногах. И если вмешательство третьей силы вернуло жизнь ей, то кажется обязательным, чтобы он остался здесь тоже.

Но вопросов недостаточно. Ухватившись за камни на краю источника, она пытается сесть и оглянуться. Мокрые короткие волосы облепляют лицо, бинты, не мешавшие в воде, сковывают движения и липнут к телу, как только она оказывается на воздухе. Она деятельно принимается сдирать и разматывать всё, до чего дотягивается - чувствует, что кожа уже достаточно окрепла, чтобы не нуждаться во внешней поддержке. А больничный режим её уже достал.

Присутствие ядовитого лекаря её мало смущает. Он уже видел её практически изнутри, что он там нового рассмотрит.

+1

8

[nick]Kirinji Tenjirō[/nick][status]healer[/status][icon]http://s7.uploads.ru/X6IAO.png[/icon][sign]http://sg.uploads.ru/79WIC.png http://sh.uploads.ru/d0xON.png http://sd.uploads.ru/GkZFY.png[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Киринджи Тенджиро</a></b> <sup></sup><br>не спорить бля, я доктор<br><center>[/lz]Долгий зевок, и щелчок челюсти. Вот же сучка неугомонная. И смотрит так, будто сама готова его сейчас здесь утопить, да что там, готова – утопит. Дай ей только дотянуться.
На все это Киринджи взирает с откровенно безразличным презрением. От спасенной им бабёнки веет жаждой убийства – да он таких на веку своем повидал немало, чего уж. От любого в их банде-команде таким вот тащит – трупниной, падалью, кровью застоявшейся до черноты. Даже от солнышка ласкового, Кирио-чан, да чего уж там – от Киринджи вот тоже тянет, особенно, блять, когда его предписания не выполняют! – босая нога выпрямляется, и толчком в грудь отпихивает девку на другой конец источника. Каменная чаша невелика, и что ее там протащить могло по камням едва народившейся кожи, Киринджи ни на мгновение не беспокоит. Над ударом он не задумывался – сделал его так, как надо. Прицельно.
Фух, и дышать посвободней стало. От девки этой смертью тянет куда сильнее, чем от кого бы то ни было. Будто с того края, из-за которого Тенджиро ее вытащил, прихватила с собой, хапнув изрядно. А все туда же, рыпается.
- Я же сказал – не дёргаться, - он выпрямляет теперь уже обе ноги, опускает их в источник. Приятно так бежит-покалывает духовная сила по малость затекшим мышцам. Так… а вот это уже интересно, - соломинка в углу рта чуть приподнимается, взмахивает концом.
Это вот тоже пригодится для исследований.
Чуть сузив глаза, он меряет взглядом Кенпачи – «ну и прозвище». Много пафоса, мало выдержки. Зато сколько ненависти, ишь – немного еще, и вода нахрен вскипит. По-прежнему безразлично смотрит на полуразмотанные бинты, отмечая розоватые проблески под ними, и чуть встряхивает головой, поднимая указательный палец.
- Там где-то твой меч, - «помпадур» качается куда-то в сторону. – А у «типа» живот прихватило. Примерно в том же направлении, - палец чуть вздрагивает, и пропитанные духовной силой бинты возвращаются на место, прихватывают девку за шею плотно. Можно сказать, даже придавливая слегка, но тут уж явно не до беспокойства о ее безопасности. Она такое… не факт, что заметит.
- Пока ты здесь – станешь делать все, что я скажу, поняла? – и не то что бы Киринджи интересовало подтверждение. Она здесь останется. И будет делать все.
А что до меча и Ямамото, то ему действительно, нахрен никакого дела нет до этого. Кажется, его там Нимайя смотрел, посвистывал еще, смеялся, клоун херов. А старик небось отсыпается, с зашитым ливером-то, вправленным обратно. А вот про то, что у того живот прихватило, Киринджи не соврал, ибо нехрен жрать еду, которую тебе жрать пока что рано. Заворот кишок случиться может. Или что еще.
К указательному пальцу присоединяется и средний. Золотистые оковы прижимают девку поперек груди к бортику, за шею, и за руки. И за ноги ко дну – просвечивается сквозь молочную муть светящаяся тонкая дуга.
«Во, на этом и проверим», - сотканы они из духовной силы Киринджи, вода источника им не повредит. Чужеродная здесь, чужая, лишняя – только Кенпачи. И вот когда ее духовная сила нарастет, как кожа, до нужного уровня, тогда оковы и спадут.
- Сломаешь их – тогда и выпущу. А до тех пор сиди тихо.

+1

9

Кажется, она что-то кричит, выплевывает вслед ему кровь и воду вперемешку с ругательствами. Она клянется уничтожить, выпотрошить, размазать его по всему району, как только она выберется, а это будет очень скоро. Это только слова, и где-то внутри даже яростная демоница понимает, как смехотворно выглядит. Он, совершенно очевидно, понимает это тоже: сидит себе меньше, чем в метре от беснующегося зверя, в ус не дует. Он кричит, пока голос не отказывается служить ей. И дело тут даже не в последней выходке ублюдка с помпадуром, тут такое... Накопившееся. Страшное напряжение битвы с огненноглазым, преддверие смерти-перерождения, темнота, в которую она уходила в первый раз, а теперь - до комичного нелепый врач Ямамото...

Темнота вновь подкрадывается на мягких лапах, но теперь это не вечно-тихое, плотное ничто, это бархатные объятия временного покоя, дающего силы открывать глаза снова. И в этой темноте алыми всполохами цветут паучьи лилии.

- Ты со мной.

- Всегда с тобой.

Когда она (они) возвращаются обратно, в матовую белизну паров и тихий плеск вод, черти в синих глазах спокойнее и решительнее. Он всё еще та же полубезумная сука, чье имя старались не произносить даже самые отпетые и даже бахвалясь в кругу друзей. Но теперь этот клинок направлен куда точнее и чётче. Их снова двое.

- Что ты будешь делать, если я выберусь? Куда побежишь, лекарь? - в голосе больше ни следа прежней истерики. Да даже угрозы нет. Просто интерес. Какая тут угроза, если и она сама, и врач хорошо понимают, что ничего она не сделает? Во всяком случае, ничего смертельного. Присутствие Миназуки остужает и успокаивает. Скат всегда был рациональной частью её души. Еще злее, но куда спокойнее и холоднее, чем она сама. И Миназуки хорошо знает, кто вытащил его драгоценную из-за самой грани.

Золото оков идет рябью. И эта рябь порождена не волнами источника и не мутью воды. Это трескается нехитрое, но добротное бакудо, всё еще пытаясь удержать в своих объятьях дьяволицу восьми тысяч течений. Ячиру поднимается на ноги неторопливо, но с несокрушимой силой, с какой растут горы. [s][/s][nick]Yachiru Kenpachi[/nick][icon]https://pp.userapi.com/c851324/v851324520/1050e8/fv7t45R3j-0.jpg[/icon][status]у войны (не) женское лицо[/status][lz]<center><b><a href="" class="link3";>Ячиру Кенпачи</a></b> <sup></sup><br>Демоница восьми тысяч течений, первая и единственная<br><center>[/lz]

Отредактировано Unohana Retsu (2019-05-21 19:04:58)

+1

10

[nick]Kirinji Tenjirō[/nick][status]healer[/status][icon]http://s7.uploads.ru/X6IAO.png[/icon][sign]http://sg.uploads.ru/79WIC.png http://sh.uploads.ru/d0xON.png http://sd.uploads.ru/GkZFY.png[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Киринджи Тенджиро</a></b> <sup></sup><br>не спорить бля, я доктор<br><center>[/lz]Над водой рваный, лающий матерно голос хорошо слышен, но пар и туман поглощают его. Орать эта сука может, сколько влезет – Киринджи и ухом не ведет, хмуровато скалясь на угол рта, в котором зажал соломинку, и напряженно глядя на идущую волнами воду. Гнев, значит, вот как? Ярость?
Ну а кто бы сомневался, ей-богу, что эта сучка именно на том и станет подниматься.
Он расслабляется, не слушая, а чувствуя, как духовная энергия, вступая с конфликт с его, заставляет воду в источнике пузыриться и будто бы вскипать. Вздрагивает испуганным стуком бамбуковый желоб – «ах ты ж, чтоб тебя». Киринджи не торопится, хотя дело быстро достигает критической точки – еще немного, и оковы с этой полоумной не просто не спадут. Они ее вдавят в дно источника и утопят, потому что его, Киринджи, духовная энергия в любом случае в разы сильнее. А этими воплями и трепыханием она себя только ослабляет.
Но нахера ей это объяснять, конечно же, - туман над источниками чуть замирает. Голос стихает, срываясь сперва на сипение пополам с кашлем, затем же и вовсе замолкает. «Та-ак», - Киринджи чувствует проблески чужой духовной энергии. «Третий», - они незаметные, как лезвие лежащего глубоко на дне (хотя тут неглубоко), под песком и камнями, меча.
«Кинпика, эй», - та, прислонённая рядом, в ножнах спокойно себе лежит. Славная девочка, красивая – глаза – огни, волосы – лучи, золотые, длинные, и в воде ей нравится. Древко чуть теплеет под ладонью, когда Киринджи сжимает его, и чуть опускает в воду ножны на лезвии. Ишь, опять резвится – ласковый золотой свет расходится сквозь повлажневшее дерево.
«Ай спасибо», - девочка весело хмыкает, спокойно отступая. Нет, не зря ему показалось, - со вздохом – задолбался малость за минувшие дни, Киринджи склоняется к воде, опять зачерпывает пригоршню. Так-так… вкус изменился.
«И моей духовной силы теперь стало поменьше», - это неизбежно, чтоб ему – часть сил будет улетучиваться, если их ничто не сдерживает. Нужна подпитка.
Хреново, что подпитка, оказывается, нужна чуть чаще, да какое там «чуть»! – постоянно. Это же не как в теле, где циркулирует кровь – там система замкнутая, а здесь, открытая. Все равно что рану оставить заживать на свежем воздухе – пока та чистая, все в порядке, но дряни всякой кругом хватает, и нагноение неизбежно, и рана чистой долго не протянет.
- Долго не протянет, - он запрокидывает голову к небу – темному, в облаках пара.
Сдалась же эта Кенпачи Ямамото.
«Сделаем так», - тонким солнечным лучом его осторожно щекочет, в глаз попадает – Киринджи со смешком отмахивается, а затем деревянные ножны с тихим шелестом сходят с лезвия глефы. Кинпике не нравится то, что он затеял, но это скорее потому, что ей тоже не нравится эта женщина в источнике.
Кинпика ласковая. Кинпика любит воду и то, как играют на ней солнечные лучи. Но Кинпика еще и смелая, а еще – доверчивая. Поэтому ее лезвие надрезает кожу со внутренней стороны запястья Тенджиро бестрепетно и ровно, тончайше эдак – а затем надрез прорастает густой кровавой бахромой.
Кровь падает в источник, свивается темноватыми расплывающимися кляксами. Кулак сжимается сильнее, крови становится больше, и духовная сила, выцветшая было, загорается наново.
«Вот и славно», - ночь ползет, долгая, мутная и муторная, а Киринджи не спит, поддерживая  уровень духовной силы на необходимом для того, чтобы эта вот не умерла.
Потому что его такое вот изобретение, оказывается, в обе стороны может работать – убивать, в том числе, способно. И, если не вытянуть умирающего на нужный уровень восстановления – вода его нахрен просто растворит в себе, расплавит ласковыми лучами.
«Так ведь, золотко?»
И ответом ему, под мелодичный звон где-то в голове, становится светлеющее небо. Перевести дыхание, пошевелить шеей – озябшей малость, несмотря на тепло от источников, утереться полотенцем. И хмыкнуть удовлетворительно, когда по воде снова волны духовной силы прокатываются – жесткой и чужой. Оковы Бакудо лопаются, словно изнутри съедаемые ржавчиной, истлевают, как от кислоты – Киринджи безразлично поднимает глаза на девку, хриплым и злым голосом которым прорезает предрассветную тишину.
Облака красивее всего на рассвете. И небо чистое, как лучший фарфор. Ветер стихает, а птицы просыпаются – даже неуместно эта вот тут смотрится, поднявшаяся над водой. Киринджи меряет взглядом покатые бледные плечи, выступающие ключицы, худой живот – жилистая, маленькая, сиськи тоже небольшие, со спины небось и вовсе за пацана можно принять, особенно, с короткими вихрами на голове. Красоткой если и была, то сильно раньше.
И свирепая, куда бы деться, – «да будто ты мне что-то сможешь сделать».
- Да мне самому интересно, что ты будешь делать, когда выберешься, - скучно так зевает Тенджиро в сторону. Ну да. Сколько она без поддержки прошагать сумеет, пока не свалится, и процессы не повернутся вспять. – Не, вру. Неинтересно. Сядь вон туда, - Кенпачи-хреначи.
- Заросла чуток, и думаешь, это все? – полотенце перекинув через шею, он поднимается во весь рост над ней. – Че вылупилась? Ладно, стой, - большие пальцы вместе с указательными прихватывают ее за скулы, ладонь затем ложится на стоящие ежиком волосы. – Смотри на меня. Палец видишь? Смотри на него, - туда-сюда водит указательным пальцем, чтобы взглядом следила. К голове, затылку, шее прикасаясь, определяет степень восстановления духовно-энергетических полей – сильнее всего под лопатками колотится. Нестабильно, однако – легкий удар ладонью, чтобы выдохнула, выкашляла не свое.
Духовной силой он все это тоже мог ощупать, но руками вернее. В воде часть информации теряется. Пальцы надавливают на точки за ушами, на шее, под носом, на груди и животе, ниже, над лобком, на тощих выступающих тазовых костях. Затем Киринджи плюхает девку на задницу, на камни – его обдает поднявшейся водой, но внимания не обращает, взяв Кенпачи за колено, легонько ударяя по мышце чуть ниже чашечки. Худая нога рефлекторно взлетает, поднимая брызги, а он продолжает мять и прощупывать – голень, щиколотка, маленькая ступня. Все как надо. Халтуры за ним не водится, - то же самое с другой ногой, а затем и с руками – повернуть, промять, посчитать пульс, согнуть пальцы в кулак, повертеть им.
«Рано», - нет, рано ее еще отсюда выпускать. Или, по меньшей мере, выпустить-то можно, но так, чтобы дальше чем на десяток сяку от источника не отходила.
- Остаешься здесь.
Скоро небось заявится Ямамото, чуть озабоченно думается Киринджи. И опять тут будет пиздец и дым коромыслом – что эта вот станет сидеть спокойно, он даже не надеется. А главный как полыхнет, так всю воду ему тут испарит, пень старый.
Одни проблемы от них.

Отредактировано Coyote Starrk (2019-05-14 10:48:55)

+1

11

Холодное стальное присутствие Миназуки, пусть и не во плоти, успокаивает, помогает стоять на месте и не дергаться, пока Киринджи выясняет - что он там выясняет. Унохана не понимает, что он делает, но ей и не нужно. А от него веет уверенностью профессионала, тем чисто врачебным безразличием, которое вычеркивает из происходящего саму мысль об интимности. Он трогает её за места, за которые её не так уж часто удавалось кому-то потрогать, но в этом нет ничего чувственного.

Серовато-розовый утренний свет делает всё происходящее тихим и нереальным, будто растворяя в себе её белую кожу и хрупкий силуэт. Она не смущается наготы. К одежде она относится просто и практично: она нужна, чтобы беречь тепло, когда холодно, или прикрывать тело от палящих солнечных лучей. Сейчас ей не холодно и не жарко, так, холодит немного влажная кожа. Значит, всё в порядке. Если бы ей кто-нибудь сказал, что так не принято, она бы очень удивилась тогда: что может быть естественнее тела? Чего еще стесняются люди, которым стыдно даже за собственное тело?

Это вот легкое отношение к раздетости сильно поможет ей потом, когда она сама запутается в вихрях событий и станет врачом. Раненые - они иногда голые. И свое обучение Тенджиро, пожалуй, начал именно в этот момент - равнодушием.

Потом, много сотен лет спустя, она тоже будет проводить такие вот осмотры, но никогда - как Тенджиро. Ей всегда хватало приложить ко лбу раненого прохладную мягкую ладонь. Но сложно сказать, чего было больше в таком подходе - деликатности или желания сделать иначе. В конце-то концов, что деликатнее - ощупывание или мощная волна чужих рейши, катком прокатывающаяся по организму?

- Не собираюсь я здесь оставаться, - услышав последнее заявление, она сложила руки на груди, все так же не заботясь об одежде. Раньше бы её черным покрывалом укрыли волосы, падавшие едва ли не до колен. Теперь... Эх, что жалеть? - У меня осталось кое-что непроясненное с твоим начальником, пойду ему лысину наполирую. Ты, что ли, мне запретишь?  Или ты не только лечить умеешь? - под конец фразы в голосе прорезалась совсем уж неприкрытая насмешка. Врачи... Кому вообще может прийти в голову лечить врага? Нравы Руконгая тех лет были просты и понятны, как топор, летящий в голову. Если ты не убил, убьют тебя. Если ты выжил - зачем давать еще один шанс убить себя? Нет, ей определенно было сложно это понять.

Вспомнив направление, в котором предположительно хранился Миназуки, Ячиру снова полезла из источника. В прошлый раз он её остановил. В прошлый раз она не могла и на ноги встать. Пусть попробует еще раз.

[nick]Yachiru Kenpachi[/nick][icon]https://pp.userapi.com/c851324/v851324520/1050e8/fv7t45R3j-0.jpg[/icon][status]у войны (не) женское лицо[/status][lz]<center><b><a href="" class="link3";>Ячиру Кенпачи</a></b> <sup></sup><br>Демоница восьми тысяч течений, первая и единственная<br><center>[/lz]

+1

12

[nick]Kirinji Tenjirō[/nick][status]healer[/status][icon]http://s7.uploads.ru/X6IAO.png[/icon][sign]http://sg.uploads.ru/79WIC.png http://sh.uploads.ru/d0xON.png http://sd.uploads.ru/GkZFY.png[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Киринджи Тенджиро</a></b> <sup></sup><br>не спорить бля, я доктор<br><center>[/lz]Коли уже это эксперимент, то и приходится обходиться таким вот, - Киринджи хватает девку за подбородок, смотрит в глаза еще раз – его нахрен уже не волнует ее строптивость, он видит, чем это все закончится. Его сейчас другое интересует, а именно, как восстановились глаза. Структура тонкая, деликатная. Но вроде ничего не косит, - цокнув языком, он разжимает пальцы, и выпрямляется.
- На, - Киринджи перебрасывает девке лежавшее на краю источника полотенце, хмурясь про себя – ну и духовная же сила у нее. Всю воду ему испоганила, - снова зачерпывает пригоршню, но теперь уже не пробует на вкус, только смотрит.
Хреново, - он чуть косится на Кенпачи. Хреново, что не хватает здесь чего-то, а вот уж чего… сейчас станет ясно. Когда у нее коленки-то подкосятся, великой шагальщицы, когда воздух, насыщенный целебными духовными частицами, перестанет оглаживать ее легкие изнутри, когда…
- Ну, далёко собралась? – скалится Тенджиро, глядя на то, как по серым камням, тронутым испариной росы, хлестко ударяет ее кровавым выдохом.
Сколько прошло времени? Секунд десять. Даже неплохо, он ставил на семь.
- Куда. Бля. Собралась? А? – она мелкая, и он ее рывком к себе разворачивает, легко. – Сказано же – остаешься здесь, - по подбородку у нее струится темная кровь, на которой он на мгновение задерживает взгляд. Не страшно. Но опасно в перспективе.
- Коль охота помереть, то обломись, дура, - сверху вниз. – У меня не умирают, - «смирись».
Ясен хрен, что она не смирится, но когда это Киринджи волновало. Он подпихивает Кенпачи к краю чаши источника, мимолетно снова хмурясь – теперь под лопатками у нее собственная духовная сила засела, не рассасывается комок. Конфликтует? Нет. Скорее всего, процесс исцеления оказался слишком быстрым. Остаточное… не Киринджи, а ее, отработанные частицы, скопившиеся в темный клубок. Или ее собственная злость, а?
- Кашляй! – и ударяет ладонью по тощим лопаткам. Кровавый сгусток вырывается из ее рта, и шлепается в потускневшую воду источника, которая мигом вскипает пузырями, а затем успокаивается.
- Так, - понятно уже, что с этой чашей ничего не сделаешь. Но – кровь? – чуть сузив глаза, он смотрит на бледное, мигом посеревшее лицо Кенпачи. Нет, все далеко не так просто, как тебе кажется, бестолочь. А еще…
- Ямамото бля! – через плечо обернувшись, рявкает Тенджиро. – Если развалите мне тут систему, урою нахрен, ясно?! – нет же, идет к ним, да чтоб тебя.
Древко Кинпики теплеет под ладонью, и лезвие бисэнто загорается на утренних солнечных лучах, без какой либо команды, вспыхивает золотым светом шикая. Иначе никак. Иначе эти двое ему тут все поломают к меносам дырявым. Ему нужна духовная сила, чтобы то, что здесь делает, прикрыть и сохранить.
- Убирайся. Вход бля воспрещен, не видел надпись? – и на сей раз Киринджи шутить не намерен.
- Тенджиро, - сука, тыщи лет уже Тенджиро!
- Хотел, чтобы она выжила? Так не мешай мне бля делать свою работу! – золотое сияние взметается теплой волной, неуловимо похожей на воду. Киринджи не тягаться с Ямамото, и он это охренеть как хорошо знает. В поединке – вообще не соперник. Той, что позади него стоит, кого он заслоняет – тоже не соперник. Опасно встал, придурок, но, будь оно все проклято.
Это – его - работа.
- И ты не дергайся, - быстро, через плечо. Ему важно сохранять стабильность этой гребаной системы, а ему мешают, да как задолбали же, а!
Ямамото молчит, сверлит – нет, протыкает насквозь взглядом. Древко бисэнто под ладонью раскаляется, слегка подрагивает – Кинпика напрягается, но не боится. Она сияет. Она делает то, что должно – спокойна, как тихая вода. Верит в то, что делает.
Киринджи тоже верит. И позволяет себе не расслабиться, но положиться на то, что делает его занпакто, - золотое сияние будто бы уплотняется, как если бы поднимающийся над источниками пар напитало самыми яркими солнечными лучами.

Отредактировано Coyote Starrk (2019-05-22 09:31:21)

+1

13

Когда её сгибает приступом кровавого кашля, когда ладонь забрызгивает её же кровью, ей, наконец, становится страшно. По-настоящему страшно.

Что со мной? Что со мной?!

Девочка, не знавшая ни болезней, ни ран, узнала, как это бывает - и эта встреча с собственной немощью ужасает. Наконец-то её пронимает. Никогда раньше не случалось с ней такого, чтобы она не могла встать и пойти после неудачного поединка. Иногда болело. Иногда кровило. Но теперь она даже не понимает, что происходит с её телом, и это пугает до истерики.

В воде становится легче. Мне нужно сидеть в воде? Я теперь не смогу отсюда уйти?!

А через секунду и этот вопрос становится неважным, потому что пока она блевала собственными внутренностями, у источников появился еще один гость. И на этот раз, кажется, все закончится быстро.

Но быстро - не значит, без борьбы. Ячиру взвивается белой тростинкой, напряженная, острая, тонкая, только сверкают синие глаза на исхудавшем лице. И замирает, как зверек. Там, на берегу - он. Огненный кошмар, который убил её. Которого убила она. И теперь преимущество на его стороне: он хотя бы дошел сюда сам.

Только много лет спустя Ячиру узнает, каких усилий и страданий стоило Ямамото доползти сюда, сохраняя этот вот независимо-гордый вид. А тогда она была уверена, ей конец. Но тот, кто назвался Кенпачи, готов к такому исходу в любую секунду. Зато переживать за здоровье будет не нужно.

К чему она не готова - так это к тому, что перед ней внезапно вырастет широченная спина. Она никогда не оказывалась в таком положении. Никто не пытался её защитить. Она вдруг чувствует себя очень глупо - голая, растерянная, по колено в воде, да еще и прячется за спиной у этого дуболома, спасибо, хоть он одет... Вспомнив про полотенце, она накидывает его, стараясь не сводить горящего взгляда с врага - с настоящего врага.

Хрупкое равновесие замирает на несколько секунд. Волны по воде расходятся от колен Ячиру. Волны жара текут от её противника - даже отсюда всей кожей, только-только наросшей, ощущаются эти рейши. Волнами золотой дрожи исходит странный занпакто - аээ... как его зовут-то? Она запоздало понимает, что не знает имени спасителя. И кажется, уже не узнает.

Но оказывается, что спасителя - дважды. Потому что происходит невозможное. Ямамото разворачивается и уходит, бурча что-то нецензурное и нечленораздельное, а она все так же стоит и совершенно по-дурацки выглядывает из-за плеча лечилы, не в силах поверить, что ещё дышит. И слова не находятся. Остается только предельно идиотски хлопать глазами.

-А.

Ничего более содержательного она сказать не в состоянии. Кенпачи невозможно сломать, но возможно изумить до полной невменяемости.

[nick]Yachiru Kenpachi[/nick][icon]https://pp.userapi.com/c851324/v851324520/1050e8/fv7t45R3j-0.jpg[/icon][status]у войны (не) женское лицо[/status][lz]<center><b><a href="" class="link3";>Ячиру Кенпачи</a></b> <sup></sup><br>Демоница восьми тысяч течений, первая и единственная<br><center>[/lz]

+1

14

[nick]Kirinji Tenjirō[/nick][status]healer[/status][icon]http://s7.uploads.ru/X6IAO.png[/icon][sign]http://sg.uploads.ru/79WIC.png http://sh.uploads.ru/d0xON.png http://sd.uploads.ru/GkZFY.png[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Киринджи Тенджиро</a></b> <sup></sup><br>не спорить бля, я доктор<br><center>[/lz]Старикан, мать его неведомую, злится, и от его злости курчавится дымком трава, мгновенно нагреваются камни, что были в испарине от горячих источников. Кинпика не вздрагивает даже, только будто бы выдыхает – о, золотая девочка Киринджи знает, что со старым огненным чертом ей не тягаться. Но ей, блять, и не надо! Ее работа – и забота – держать духовное поле. Которое усилиями еще одной чокнутой позади – тоже ж вскидывается, сучка – потихоньку изъедается, будто кислотой.
Киринджи устало набирает воздуха в грудь.
- Сгори нахер, Ямамото, так тебя! – хах, очень удачное пожелание для Джуджисая, который прожигает взглядом – напоследок, и ковыляет прочь. Киринджи только хмыкает – козел, мудя седые, ишь, распрыгался. Показать чего хотел, или беспокоился за эту вот, которая стоит, рот разинув?
- Мудила старый, - Киринджи сплевывает в уже потемневшую, негодную воду. Работы тут ему надолго, - сузив глаза, меряет взглядом ошарашенную девку. «Кенпачи».
- Рот закрой, кишки продует, - кстати, об этом вот. В льняное полотенце она не замоталась, накинула его на себя просто. Вокруг левой руки Тенджиро не загорается – вспыхивает золотое свечение.
- Стой спокойно, - правой рукой он придерживает девчонку за плечи, левой – на уровне ее живота. Приходится на одно колено опуститься на краю источника. Мокрый, мать его, уже весь насквозь, ну да не страшно. Работа такая, - Киринджи легонько шевелит пальцами, вод по тощему, впалому животу, над которыми полосками торчат выступающие ребра, направляя духовную силу. Исцеляя – внутренности у нее тоже пострадали. Но сейчас вот, с ударной дозой его реяцу, все должно сложиться.
Потому что в источнике ее ж пока не подержать, нужно новый мастерить. Киринджи только матерится тихонько, про себя – он не спал нормально уже менос знает сколько, жрать хочется так, что переночевать негде, а работы еще непочатый край.
- Ну, уже лучше, - не обращая внимания на девчонку, Киринджи выпрямляется в сторону построек, что за прозрачными бамбуковыми зарослями – те отделяют чаши источников от, собственно, их временного места обитания.
«Придется сделать его постоянным, если Ямамото хочет, чтобы эта поправилась как следует».
- Кирио-чан! – бамбук испуганно трепещет от громогласного ора. – Принеси пожрать!
- Иду, Тенджиро-сан! – приглушенно доносится звонкий голосок, и из-за бумажных перегородок слышен какой-то перезвон и перестук.
- И одежду для этой какую принеси! – по деревянным ступенькам пробегает легкий топоток. Хикифуне уже с чем-то там наготове, в одной руке поднос, в другой – сверток с дзюбаном. И на въедливый взгляд Киринджи, на его нахмуренные брови только звонко смеется:
- Не переживай, Тенджиро-сан, я приготовила для девушки, - пауза, и взгляд такой, внимательно-мягонький, по Кенпачи, - отдельно, как ты и сказал.
- Дай посмотрю. И попробовать мне вначале дай, - янтарный бульон в плошке под крышкой светится, как будто жидкий свет Кинпики. Зачерпнув ложку, Киринджи разве что ее не сгрызает – бля, да из чего Кирио-чан такую вкусноту-то готовит?
«И все как надо сделала, по части восстановления духовной силы, ни больше, ни меньше», - он кивает Хикифуне с одобрительной полуухмылкой, и вручает ложку Кенпачи, вместе с плошкой.
- Хлебай не спеша. Не то проблюешься, - а сам, не обращая внимания на мокрые хакама, и такой же харамаки, от которого начинают остервенело чесаться живот и спина, хватает миску с… о, рамен!
Знает, знает Кирио-чан, чем силы восстанавливать после бессонной ночи, - две миски лапши улетают в мгновение ока, как и стакан с чаем.
- Тебе чай нельзя, - покосившись на Кенпачи, Киринджи выливает остатки чая из чайничка себе в стакан, и опрокидывает в себя так же, залпом. – Кирио-чан, - Хикифуне встряхивает волосами, мол, что?
- Я там уже сделал для нее воды. Каждые полчаса ей по стакану давай, пусть выпивает, пока я буду занят. Твое вот это варево теперь только вечером.
- Поняла, Тенджиро-сан, - Хикифуне легко улыбается, и бегом взлетает по ступенькам.
- Слушай сюда, Кенпачи, - слово это Киринджи выделяет голосом, словно слюной сквозь зубы цыкнув.
- Я – Киринджи Тенджиро. И я врач. И ты будешь делать все, что я тебе говорю, если хочешь жить. Пока я не позволю, ты не покинешь эти источники. Не, можешь, конечно же, попытаться, - он откидывается на деревянную спинку скамейки, развалившись устало, - но вариантов у тебя будет два. Или тебя тело подведёт, как давеча, - он безразлично-изучающе скользит по ее лицу взглядом, - или Ямамото придет по твою душу. И, как уже сказал – второй раз я тебя латать не стану. Помрешь – туда тебе и дорога.
«Но ты за каким-то лядом нужна Джуджисаю. Я б тебя утопил, еще пока кожа не наросла», - утомленно думается Киринджи.
- И дай мне руку. Дай, сказал, - еще перед тем, как сесть поесть, Киринджи прихватил с собой плетеный сундучок с инструментами. Крышка откидывается, и внутри поблескивает тонкое стекло, и тонкие полосы металла. Выбрав скальпель, Тенджиро проводит по его лезвию огоньком духовной силы. Чтобы лезвие как на огне прокалить.
- Нужна твоя кровь. Давай, не трать мое время, - пробирка тоже наготове. Ему нужно проверить одну из теорий, а действие чудо-рамена Кирио-чан пускай и изрядное, да с тем расходом духовной силы, что потребуется сейчас Тенджиро, ему пяток таких чаш сожрать надо.

Отредактировано Coyote Starrk (2019-06-03 23:45:50)

+1

15

После разыгравшейся минуту назад драматической сцены Ячиру окончательно теряет волю к сопротивлению и стоит фарфоровой куколкой, безропотно подставляясь под руки врача. Почему-то тот факт, что он вытащил её с того света, повлиял на неё меньше, чем то, что он вступился за неё сейчас, хотя казалось бы. Но много ли она знала людей, способных вот так встать перед гневным Ямамото? Себя. И... всё.

Так что она просто стоит и ощущает, как что-то там внутри под удивительно осторожными прикосновениями чужих рук меняется и переползает с места на место, и становится чуточку легче. Продолжается это до того самого момента, пока в жизнь Ячиру не влетает цветастой тропической бабочкой Кирио  Хикифуне. Потому что звенит серебряным колокольчиком её веселый голосок - и Унохана понимает, что глазеет едва не с открытым ртом и никак не может заставить себя перестать этим заниматься.

Кирио - он назвал её Кирио, - совершенно невозможная. Мягкая, гибкая, ладная. Легкое кимоно, скорее показывающее, а не скрывающее, яркие пышные волосы, ласковый взгляд. Ячиру раньше не видела таких женщин: сытых, красивых, смелых, не боящихся показывать эту красоту. Она такая другая, что Ячиру словно заново ощущает всё своё тело - жилистое, костлявое, созданное и вылепленное ею самой для того, чтобы убивать, а не чтобы им любовались. И сейчас хотя бы все эти кости и мышцы облепляет новая свежая кожа, чистая, без отметин. Прежняя ее шкура вся была в полосках и пятнах, как у дикой кошки. Такая-то красота...

Чего Унохана не делает - это не смеет недооценивать волшебную даму. Ячиру не знает, держала ли когда-нибудь эта нежная госпожа  меч в руках, или ей и не нужно, но понимает - в отряде Ямамото только самые лучшие.

Она торопливо завязывает дзюбан, берет в руки чашку с золотистым бульоном, вдыхает аромат - и тут-то понимает, В ЧЁМ хороша мягкая госпожа Кирио. Потому что если есть что-то приятнее, чем её внешний вид, так это её стряпня. Бульон она поглощает, давясь и дергая худыми лопатками, как изголодавшийся уличный котенок, за мгновение, наплевав на все предупреждения, замирает на миг - но нет, всё нормально. А чашка уже пуста, и остается только смотреть голодными глазами на Кирио и понимать, что больше пока не дадут. Только теперь она поняла, как была голодна. Удивительно, что не грызла камни...

- Зачем ты это делаешь? Ну... Лечишь меня. Я пыталась убить вашего Ямамото. - Она хмурится, но руку протягивает. Жест выходит неуверенным, но она не отдергивает ладонь. Хотел бы убить - ему для этого и делать ничего не пришлось бы. Просто не лечить. Или не стоять скалой между нею и огнем. Или... Или еще сотня "или", наверное. Она не разбирается в природе его сил, но инстинктивно чувствует, как много здесь способов уничтожить кого угодно.

Они тут странные, один лечит, другая кормит, и это её-то, её! Какой там "пыталась", если бы не Тенджиро, был бы их хвалёный лидер прахом на равнинах Руконгая! И он сам-то хорош, пришел, посмотрел - зачем. спрашивается! Ячиру не может этого понять, хоть и пытается. А не понимать её бесит.
[nick]Yachiru Kenpachi[/nick][icon]https://pp.userapi.com/c851324/v851324520/1050e8/fv7t45R3j-0.jpg[/icon][status]у войны (не) женское лицо[/status][lz]<center><b><a href="" class="link3";>Ячиру Кенпачи</a></b> <sup></sup><br>Демоница восьми тысяч течений, первая и единственная<br><center>[/lz]

+1

16

[nick]Kirinji Tenjirō[/nick][status]healer[/status][icon]http://s7.uploads.ru/X6IAO.png[/icon][sign]http://sg.uploads.ru/79WIC.png http://sh.uploads.ru/d0xON.png http://sd.uploads.ru/GkZFY.png[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Киринджи Тенджиро</a></b> <sup></sup><br>не спорить бля, я доктор<br><center>[/lz]Взяв Кенпачи за руку, Киринджи делает небольшой надрез скальпелем сбоку безымянного пальца. Кожа мягкая, как у девочки, которая в жизни меча в руки не брала. «Ага, щас», - ну, и вспоминать было незачем, как эта полоумная, едва язык обратно зажил, да голосовые связки, забормотала про свой занпакто. Ну да и похер.
Кровь льется из надреза ритмично, красной брызжущей струйкой, стекает по гладкому стеклу пробирки. Киринджи полуприкрывает глаза, прислушиваясь к сердцебиению – запястья соприкасаются, он вслушивается в пульс, вчитывается. Неплохо. Неплохо также было и то, что Кенпачи не вывернуло после в один присест приконченной чашки бульона.
Тут не только он молодец, и его техники. Тут еще и эта живучая. И кровь у нее…
Теперь он прищуром водит уже по пробирке, которая постепенно наполняется, и на вопрос отвечает не сразу. Некогда еще на такую херню время тратить.
- Идиотка, что ли? – в углу рта снова соломинка, которую тут сорвал, и Тенджиро ее перебрасывает в противоположный. – Затем, что он же мне и приказал. Ты ему за каким-то хером понадобилась, - на сей раз – взгляд в упор, - а мне до тебя дела нету, так-то. Но ты теперь под моим наблюдением. Так что будешь жить, - хочешь ты того, или нет - мрачно говорит его взгляд.
Достаточно. Пробирка почти полная, и длинным большим пальцем Киринджи ловко запечатывает ее пробкой.
- Кирио-чан за тобой приглядит. И жрать тебе нельзя! Терпи, - подхватывая коробку, он поднимается.
Источники ждать не будут, к тому же, и кровь надо поскорее использовать.
Спустить старую воду быстро оказалось, Нимайя соорудил отличный слив. Киринджи цепко оглядывает опустевшую чашу, стоя посреди нее – влажную, с отголосками чужой духовной силы. Пахнет сырым деревом и камнями, сильно пахнет.
И гнилью.
«Кини», - мысленный призыв, и малышка отзывается звонким «да!»
Прокрутив в руке ее древко, Киринджи ударяет концом по камням, будто посохом, и глубоко вдыхает. Золотое сияние разливается кругом него, игольчатым колким теплом, лучами-иглами, каждый из которых поглощает чужую духовную силу, выгоняет, выжигает, растворяет в себе.
Очищает.
Еще удар, на сей раз по желобу – и вода льется с гудением, укрытая клубами пара. Из чаши теперь лучше выйти, - сев на бережку, Тенджиро открывает коробку, и глядит в пробирку с кровью на просвет.
Хорошо… небольшая задержка ни на чем не успела сказаться. Льется, кажется почти черной на фоне бледно-бирюзовой воды, и от нее расходятся расплывчатые облака, словно чернила капнули. Так… теперь самое главное, - пробирка брякает рядом по камням, там же стукает дерево отпущенной Кинпики. Киринджи концентрирует духовную силу между раскрытыми ладонями, словно держа некую сферу. Она обрисовывается, в считанные мгновения, золотая, как маленькое солнце.
Оно поднимается от рук, и, зависнув над чашей источника, разлетается. Не зеленоватыми огоньками, как раньше, а золотым, мягкого сияния кольцом. Девять искр загораются по окружности.
- Кенпачи, где ты там бля. Скок в источник, быстро, - выдыхает Киринджи, удерживая заклинание. Это не его духовная сила, а Кинпики. Через кровь в источнике она войдет во взаимодействие с духовной силой Кенпачи, и продолжит исцелять ее. Девочка спокойно делится, и, пускай эта страшная женщина ей по-прежнему не по нраву, она не боится. И ей немножко жаль ее. «Ласковая», - Киринджи опускает голову, и над его лопатками загораются прежние девять зеленоватых огней.
«Если мне не хватает лодки, я построю корабль».

+1

17

Идиотка. Вероятно, и в самом деле, идиотка. Потому что даже после такого подробного объяснения она всё ещё ничего не понимает. Нет, слова вполне складываются в осмысленные предложения - но от этого не легче. Ямамото приказал? Ямамото? Вот тот самый Ямамото, который на пределе духовных сил изрыгал на неё потоки огня, теперь приказал её исцелить и заботиться? Сперва убивал, теперь наоборот? Зачем?

Она решает не задавать этот вопрос, чтобы не нарываться на очередную грубость почем зря. Киринджи - так, что ли? - ясно сказал, что не знает и знать не хочет, что там себе решил командир. С трудом верится, что эта скала с кошмарной прической - такой уж исполнительный трудяга-муравей. Однако, вопрос она оставляет при себе.

При ней же остаётся и что-то такое гордое в духе "если он думает, что я останусь, то глубоко заблуждается!". Во-первых, потому, что единственному собеседнику глубоко насрать, и это "насрать" у него буквально поперек лба горящими буквами высечено. Во-вторых, потому, что сперва надо долечиться до самостоятельного существования, а потом качать права. Раз уж выжила, надо довыживать, а уже потом выпендриваться. Кажется, эта мысль принадлежит Миназуки: сама Унохана никогда не додумалась бы до такого рационального хода. Но разницы нет.

А в третьих, она страшно устала. Точно рассчитанного сочетания остаточного действия прежнего источника и пищи Кирио-сан хватило едва-едва на то, чтобы нога за ногу доплестись до нового да стащить дзюбан - незачем мочить одежду. Остаётся только плюхнуться в исходящую паром чашу.

В воде сразу становится легче. Как он и говорил - без воды пока никуда. Как долго? Она не знает. Она усаживается у краешка, подтянув острые коленки к груди, и молча зырит из своего угла на врача. Всё-таки это странно. Ну кому и зачем могла понадобиться беспутная демоница? А тем не менее - вот она, реальность. Сколько суток этот вот громила промучился, вытаскивая её из-за грани? Странно, странно, странно. И непривычно.

- Кирио-сан так вкусно готовит. Кто она такая? - "ну уж точно не рядовая повариха, правда? Даже ты обращался с ней поуважительнее, чем со мной".

При воспоминании о прекрасной женщине Ячиру тихонечко вздыхает и украдкой трогает едва отросшие в мальчишечьи вихры волосы на затылке. Была у нее одна краса, да и та испарилась под гневом огненного божества. Что уж говорить об остальном, чем так щедро была одарена дивная Кирио-сан.

- Зато ты Кенпачи.
- Зато я Кенпачи.

Это утешение всегда работает. Даже если Кенпачи, скрючившись, голая сидит по шею в воде и зыркает на полузнакомого мужчину в нескольких шагах от себя. [nick]Yachiru Kenpachi[/nick][icon]https://pp.userapi.com/c851324/v851324520/1050e8/fv7t45R3j-0.jpg[/icon][status]у войны (не) женское лицо[/status][lz]<center><b><a href="" class="link3";>Ячиру Кенпачи</a></b> <sup></sup><br>Демоница восьми тысяч течений, первая и единственная<br><center>[/lz]

+1

18

[nick]Kirinji Tenjirō[/nick][status]healer[/status][icon]http://s7.uploads.ru/X6IAO.png[/icon][sign]http://sg.uploads.ru/79WIC.png http://sh.uploads.ru/d0xON.png http://sd.uploads.ru/GkZFY.png[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Киринджи Тенджиро</a></b> <sup></sup><br>не спорить бля, я доктор<br><center>[/lz]Девять. Их – девять, - Киринджи сглатывает, когда Кенпачи входит, вкувыркивается в источник. Ему хватает контроля духовной силы. Ему почти не приходится напрягаться – он впускает девчонку в систему, в уже налаженное. Не меняясь в лице, он снова садится на бортике чаши, скрестив ноги, опускает руки на колени, ладонями вверх. Так, так, так, - по теплой воде пробегает едва заметная рябь.
Как теперь? – он будто спрашивает у воды, конечно, даже не мыслью. Мягкие потоки похожи на тонкие руки, чуткие маленькие пальцы, которые прикасаются к девке невесомо, просто водой.
У нее не хватит чувствительности к такой духовной силе. К чему-то настолько тонкому.
Силы Кинпики маскируются под блики солнца на воде, что поднимается все выше. Кинпика обвивается жидким золотом вкруг ее худой шеи, но не обхватывает, просто прикасается. Как давеча сам Тенджиро мял и ощупывал Кенпачи – нет, с этим не сравнить. Кинпика и лечит, и передает информацию ему, о том, как, сколько еще. Как происходят процессы.
Кровь же Кенпачи, выпущенная в воду, золотой девочке помогает тем, что происходит меньше отторжения при таком вот взаимодействии. Чужая духовная сила – это всегда чужая духовная сила.
- Придет, у нее и спросишь, - как с дитём, ей-богу. И тут даже и не подумаешь, что пыталась давеча его испугать, из воды, из-под оков поднимаясь.
А Кирио-чан… ах, сладкая красотка. Такая, как она, любого мужика уделает, потому что путь к сердцу, как говорится? – правильно. Не через лезвие меча лежит, а через желудок. Ну а когда у женщины такие глазищи и такие титьки, и она так готовит, то дураков ерепениться нет.
- Те-енджиро-сан! – а вон и она. Киринджи вскинул голову, ухмыльнулся – ишь, улыбается, кимоно так и раскрылось, когда с приступка над источниками свесилась.
- И… Ячиру-сан, да? Держи, вот вода! Пей, пожалуйста! Всё-о как ты сказал, Тенджиро-сан, - еще и пальчиком она ему не грозит, но указывает, вот мол, вода, как предписывал.
- Ну хоть кто-то тут есть толковый, а, - в руки Кенпачи перекочевывает стакан с водой. Рукава цветастого кимоно Хикифуне подвязаны, чтобы, ежели чего, воды источника ненароком не коснулась. Кирио-чан ложится на доски настила, подбородком на переплетенные пальцы, опершись на локти.
- Все хорошо у вас, да? Тенджиро-сан, может, отдохнешь пойдешь? – он качает головой, и по лицу ударяет выпавшая из прически широкая прядь.
- Да твою ж! – пятерней зачесывает ее назад, затем окунается головой в воду, и уже оглаживает уже распустившиеся мокрые волосы. Девять огоньков над лопатками продолжают мерцать.
- Так, Хикифуне! – по воде идет рябь от гарканья. Кирио-чан чуть ежится, бесстрашно, хлопая глазами, и улыбается, ишь ты бля, улыбается.
- А что я? Это же конфетки! – Киринджи хватает их, липкие, с ее раскрытой ладони, дергая за нее к себе, и отправляет в рот – кругляшки простого вареного сахара, с соком каким-то, но…
- Ты понимаешь, что мне сейчас все переделывать придется из-за твоих долбаных конфет? – а она ишь, только ресницами хлопает, и подсовывает Кенпачи еще этих конфет, свешиваясь с настила.
- Ну вкусно же, - ага, и восстанавливает духовную силу.
«Теперь еще и тебя учитывать», - золотое кольцо сил Кинпики медленно тает, растворяется. Сейчас остается только сила Киринджи… а эти вот конфетки Кирио-чан, конечно, тоже интересная штуковина.
- Ускорение энергетического обмена? А потом я в нее что залью, думала? – она мотает фиолетовыми кудрями, мол, нет, нет-нет.
- Они как еда, Тенджиро-сан, - со смехом. – Просто энергия. Ячиру-сан нужны силы для восстановления, где их брать? Вот! – леденцы с негромким перестуком перекатываются по ладони. – И их можно съесть много! – вот же зараза, а. Нарочно их такими сварила, чтобы можно было съесть много. Лакомка.

Отредактировано Coyote Starrk (2019-06-06 01:07:35)

+1

19

Это очень странное ощущение, и Кенпачи только учится его ощущать. Вот прямо здесь и сейчас, по горло в воде, со стаканом в руках и конфеткой во рту. Эта вот прекрасная женщина с такими мягкими руками и веселыми глазами, которая подмигивает ей с настила, совершенно не страшась ругани. Этот вот злобный тип с осторожными руками, который, лишившись идиотской прически, стал почти симпатичным... Брр. Она точно знает - они ровесники, а может, она и старше - она и сама не скажет точно, сколько лет уже льетс свою и чужую кровь в руконгайскую пыль. Но откуда тогда это ощущение, будто она вновь маленькая девочка, которая требует заботы и внимания - и получает требуемое?

Она никогда и не знала этого чувства. И вот теперь, именно теперь, мелкая, взъерошенная, с мокрыми черными перьями вместо волос на голове, она остро ощущает свою беззащитность - и впервые не пугается. Удивительно: сидит в центре вражеского лагеря, голая, безоружная, больная. А единственное желание - остаться здесь подольше. Ничего даже и не делать сперва - сидеть вот так в сторонке, слушать их перепалки, ловить взгляды, угадывать несказанное, чуять ниточки взаимозависимостей и привычек, которыми они опутаны так туго...  Видеть, кто они и зачем друг другу. Ей раньше никогда не бывало это интересно. Для начала - просто смотреть, а потом, может быть, и присоединиться? Ласковый щебет Кирио словно приглашает нырнуть в эту игру, словно обещает: тебе здесь рады.

Да. Остаться. Слово странное и непонятное, но это именно то, чего ей хочется. Она вновь смотрит прямо в так и брызжущие любопытством глаза Кирио-сан и наконец тихонечко произносит:

-Спасибо.

В последний миг она отводит взгляд. Сложно. Но все-таки ей сказать такое гораздо легче, чем этому Тенджиро, пусть и вложился он в её исцеление куда серьезнее. Но он ведь сам говорил, что ему плевать? Значит, и на благодарность тоже будет плевать.

Тебя ведь никто не звал остаться, дура. Сама себе придумала. Как только сможешь встать - вали, и лучше никогда больше не встречай этих людей, потому что в следующий-то раз их придется убить...

Ячиру хмуро разгрызает очередную конфетку. Скорее бы уже починить тело, которое никак не хочет собираться заново - и обратно, домой, в великое ничто пустошей Общества Душ. И машинально тянется к Кирио-сан еще за одной - очень уж вкусные, невозможно уняться.

[nick]Yachiru Kenpachi[/nick][icon]https://pp.userapi.com/c851324/v851324520/1050e8/fv7t45R3j-0.jpg[/icon][status]у войны (не) женское лицо[/status][lz]<center><b><a href="" class="link3";>Ячиру Кенпачи</a></b> <sup></sup><br>Демоница восьми тысяч течений, первая и единственная<br><center>[/lz]

+1

20

[nick]Kirinji Tenjirō[/nick][status]healer[/status][icon]http://s7.uploads.ru/X6IAO.png[/icon][sign]http://sg.uploads.ru/79WIC.png http://sh.uploads.ru/d0xON.png http://sd.uploads.ru/GkZFY.png[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Киринджи Тенджиро</a></b> <sup></sup><br>не спорить бля, я доктор<br><center>[/lz]- Нет, - чертов старый хрыч непреклонен. Вот же упрямый кусок дерьма, - Киринджи только конец бинта дергает сильнее, поперек ребер Ямамото. Повязки тому все еще приходится менять, и вот непонятно одно – какого хера этим сам Джуджисай не может заняться, а? думы свои думает, что ему? На толчке додумает, - коротко блестит небольшое лезвие ножа, стукает по бамбуку рукоятка, и небольшой столик опасливо скрипит.
- Прежнюю силу еще ей захотел? Тебя по башке приложило, что ли? – он почти участливо смотрит на сидящего Ямамото, отступает на шаг, склонив голову набок. Прическу поправил уже. Отдохнуть успел, даже подремал пару часиков. Со стороны источников никаких особенных всплесков духовной силы не долетало, значит, там все путём. Теперь надо как-то уладить дела здесь.
Ясен хрен, что Ямамото не согласится. Осесть – это почти что равноценно тому, чтобы посередь чистого поля флаг воткнуть, дескать, вот мы, нападай кто хочешь. Их банда считается сильнейшей в Обществе Душ не напрасно, здесь дерьма и слабаков не держат, но идиотом надо быть, чтобы думать, что такое – насовсем.
А особенно сейчас. И ситуация патовая – с одной стороны, Киринджи не выходит эту гребаную Кенпачи без еще нескольких дней какой-никакой стабильности. При всех своих талантах, есть вещи, которые не под силу даже ему – нет, она пойдет, она даже сможет драться, но чтобы восстановиться в прежней силе, нужно время. И покой – желателен и обязателен. А с другой стороны, о сотрясавшем несколько дней назад и землю и небо огне только ленивый в Руконгае не знает.
В Обществе Душ полным-полно ребят, которым банда Ямамото чем-то насолила. Это настолько просто, что даже смешно – и Ямамото тоже ждет нападения. Вон, усы топорщит, старый тюлень, хмурится, глазами так и сверлит.
Киринджи только сплевывает в сторон, в темноту. Тихо. Ночь уже спустилась вечером, лампа одинокая стоит, масляный фитилек тлеет неярко, и к нему мошкара всякая тянется. Но не долетает – сгорает. Потому что гребаный Ямамото, видите ли, снова не в духе.
- Нужно, Джуджисай, нужно, - не в первый раз Киринджи ему о таком уже толкует. Потому что шляться с этой компанией ему не то что бы опостылело, но важнее другое.
То, что он может делать даже в таких вот небольших промежутках-передышках. Когда они разбивают где-нибудь лагерь – а чего, Нимайе часа хватает на то, чтобы времянки соорудить, а то и меньше. И так вот, на время то холодов, то дождей – сиди спокойно под крышей, жди нападения. Как сейчас.
Эту бамбуковую времянку разбили близ горячих источников по чистой, можно сказать, случайности. Еще с неделю назад Киринджи и не подозревал, что настолько продвинется в своих исследованиях. А теперь прекрасно понимал, что у командира пятки горят, да буквально – и что снимутся с места они в кратчайшие сроки. Ему было не жаль Кенпачи – она живучая, выкарабкается, и все будет путём. Но существовал немаленький шанс того, что в прежней силе ей будет не восстановиться.
«Не, я-то конечно смогу ее поддержать и вытянуть», - в конце концов, она уже почти на той стадии, в которой справятся и обычные лечебные техники. Киринджи почти запустил процессы регенерации ее духовной силы, но надо еще все перепроверить. Обидней всего будет, если они снимутся с места, и он не сумеет изучить процесс до конца.
«Хоть какая-то от нее польза», - он мрачно выпивает свою стопку саке, и делает жест рукой поверх – дескать, не надо добавки.
- И тебе больше не надо, - и забирает у Ямамото баклажку. – Джуджисай. Еще два дня дай мне. Хотя бы, - капать на плешь старому хрычу Киринджи не перестанет. В конце концов, да, он приноровился уже делать все это вот, и штопать их, придурков, и исследования проводить, на ходу – но это все не то. Этого недостаточно. Даже такому, как он. Нужно больше материала, и времени, клятого времени! Нужно место, где Киринджи спокойно сможет заниматься своей работой. Не тяп-ляп. Ясен хрен, у него все схвачено, но можно, мать его, лучше – и они так до-олго станут с Джуджисаем в гляделки играть, как сейчас вон. До тех пор, пока старик не сдастся.
- Поговорку знаешь? Быстро только кошки родятся, - Джуджисай, ишь, помалкивает. Уже все решил и знает для себя – нет, хренов ты Тенджиро. Будешь делать, как я сказал.
- Да не верится, чтобы ты – и не смог, Тенджиро, - тот только мрачно скалится в ответ.
- Я-то как раз и могу. Только…
- Вот и смоги, - ах ты ж хер палёный!
Цикады в высокой траве вдруг замолкают, и огонек на фитиле вздрагивает. Ветром каким повеяло? – ага, щас.
Древко Кинпики под ладонью, а мгновением позже темнота взрывается лезвиями. Плошку только и снесло, покатилась по дереву, разливши загоревшееся масло.
- Тц, - тут в сюнпо – два рывка. От дальних построек доносится заливистый хохот Оэцу – это ближе к Ямамото, чем к источникам.
«Твою-то мать», - противников не меньше трех десятков. Враждебная реяцу вспыхивает сполохами, и вода в чашах источников от нее вскипает махом.
- Кирио-чан! – она-то за себя сумеет постоять, и ей даже не надо откликаться – искрящаяся молния рассекает темноту, а в руки Кенпачи летит ее меч.
- На, - Киринджи бросает короткий взгляд сверху вниз на нее, стоя над источниками, и с лезвия бисэнто срываются деревянные ножны.
Можно будет и к этому подстроиться. А азарт, что мрачно разгорается в крови, не остановить.
Не-ет, полоумная. Ты у меня тут не засбоишь.

+1

21

Посидели? Хватит. Тихий расслабляющий плеск воды разрезан тревожным звоном на грани сознания - Миназуки почуял опасность первым. Ага... Вот теперь и она услышала: голоса, шаги, смех. Они - кем бы там они ни были - даже не боялись! Это было попросту оскорбительно. Вставая на ноги, Ячиру поискала глазами что-нибудь, что может сойти за оружие: на материализацию Миназуки рассчитывать было нечего, это было непростым делом и в лучшие времена, а сам тати лежал где-то безнадежно далеко. Но вместо оружия её взгляд наткнулся только на взгляд напротив - довольный, нахальный, ощупывающий взгляд. Ах да, она же голая... Ну и что? Перед мёртвыми не стыдно.

...Существует старое поверье: нельзя смотреть в глаза демону. Нельзя. Демону нет дела до твоей души. Просто пока ты смотришь в глаза демона, демон вырвет твою руку из сустава и заберет из ослабевших пальцев твой меч. А демон с мечом - это совершенно новый уровень ужаса.

Капает с нежной кожи вода, все гуще окрашенная алым, всё больше похожая на чистую кровь, завихряется вокруг колен розовая пена. Кровь - горячая, целебная, такая вкусная, такая привычная, липнет к коже, набивается меж распахнутых азартно губ, комкает короткие волосы. Какие там источники, какие там заклинания. Вот - настоящее лекарство, и его нужно много, очень много.

Она почти не обращает внимания ни на что вокруг. Только раз из горячей дымки проявляется знакомый лаковый блеск и в руки, откуда ни возьмись, падает Миназуки. С облегченным "плюх" падает в источник ненужная уже чужая катана, давно мёртвая - даже у этих бродяг мечи были живыми, а занпакто не существует без шинигами. Звенит на высокой ноте Миназуки, которого она ценой своей плоти берегла от пламени Ямамото. Потому что нет ничего важнее.

Короткий взгляд в ответ - что зыришь, лечила? Видишь, жива, здорова! Попробуй меня теперь в бинты закатать!

Одним прыжком - наверх. Одной рукой - подцепила дзюбан с гладких досок, едва накинула на плечо - и вперед, там, где уже веселят горизонт яркие всполохи бешеного пламени. Ей бы бояться этой реяцу, но куда там, бежит, как на свидание. Бежит. Ногами. С шунпо у Ячиру всегда было не очень, да и зачем, коли скорость такова, что никаких дополнительных ускорений уже не нужно...

Где-то там, сбоку остается удивленное и одобрительное хмыканье Ямамото. Что скалишься, старый хрыч?! Расслабился? Давай, работай теперь, если ты каждого из своих получал так же, как меня, дороговато тебе встанут наши смерти...

И танцует по чужим телам драгоценный тати, оставляя вечную о себе память. И идёт меж опадающих на землю тел маленькая девушка в белом, что почти перекрашено в красный.

Когда нападающие вдруг заканчиваются, когда она больше не может найти никакой плоти, жаждущей прикосновения Миназуки, она так и остается там, где её настигает это понимание. По-прежнему тихонько шуршит вода. Сделав большой круг, она по дорожке трупов вернулась туда, откуда всё и началось. Чуть покачнувшись, она почти самостоятельно опустилась на доски. Устала. Очень устала. Дурацкая эта слабость... Спасибо, не посреди боя. И так холодно. Теперь чужая кровь, застывая на коже и на ткани, забирает тепло и жизнь, как будто в месть за своих бывших хозяев.

Источникам, кажется, конец, утомленно думает она, смотря в розовую воду. Что теперь будет с ней? Лечила говорил, что без источников - всё.

[nick]Yachiru Kenpachi[/nick][icon]https://pp.userapi.com/c851324/v851324520/1050e8/fv7t45R3j-0.jpg[/icon][status]у войны (не) женское лицо[/status][lz]<center><b><a href="" class="link3";>Ячиру Кенпачи</a></b> <sup></sup><br>Демоница восьми тысяч течений, первая и единственная<br><center>[/lz]

+1

22

[nick]Kirinji Tenjirō[/nick][status]healer[/status][icon]http://s7.uploads.ru/X6IAO.png[/icon][sign]http://sg.uploads.ru/79WIC.png http://sh.uploads.ru/d0xON.png http://sd.uploads.ru/GkZFY.png[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Киринджи Тенджиро</a></b> <sup></sup><br>не спорить бля, я доктор<br><center>[/lz]«Выкинь это», - ох не зря Киринджи предупреждал Ямамото насчет этой девки. Не напрасно, - Кинпика дрожит в руках, словно струна, не напугана – но встревожена, этой долбаной тьмой, потянувшейся следом за улепетнувшей Кенпачи. Это ей настолько чуждо, что Киринджи едва не пропускает удар, рванувшийся из темноты, но матом уклоняется, и уходит прочь. За его сюнпо не угнаться, да и сама драка – это не его занятие.
Этим пускай другие развлекаются.
Он ощущает и огонь, и плавающую на его границах тьму. Этого достаточно, хотя хренову сукину сыну Ямамото сейчас не мечом бы помахивать, а еще поотлеживаться! – но о чем вообще речь. Это ж Ямамото.
И если его в первых рядах не будет, то это тоже знак. Для тех, кто уцелеет.
«А кто-то уцелеет?» - ехидная ухмылка прорезает лицо. На дураков Киринджи наплевать.
Кинпика снова дрожит в руке, теперь уже в левой. Правой Киринджи складывает печати, и токи духовной силы опять собираются позади него в девять сияющих огней.


- Теперь – только уходить, - от Ямамото полыхает яростью, такой, от которой воздух сохнет. Киринджи только отмахивается, наклоняясь над его ранами, ведя подсвеченными золотом рукой над глубокими кровавыми бороздами. Его запас сил тоже, чтоб им всем, не безграничен, даром, что знает, как распределить его безошибочно. Но всегда же есть какие-то бля непредвиденные ситуации, так ведь бля? – вот как и сейчас.
- Источники? – взгляд у Ямамото мрачный, красноглазый, и мутноватый слегка. Духовной силы у него еще хоть задницей жуй, но толку от нее, когда она, по сути, на саморазрушение направлена? Вот то-то и оно. Только и остаётся, что материться, да латать.
- Что «источники»? пиздец моим источникам теперь, сутки работы, не меньше, пока не восстановлю все. А ты ж не дашь, - ясное дело, что не даст. Тут спорить бесполезно, да и Киринджи сам понимает, что с места, как бы ни не хотелось, сниматься придется.
Обидно, блять, он же только такую вот интересную штуку задумал.
Ночь, спокойная такая поначалу, тянет теперь дымом. Запах в предрассветном тумане становится еще острее. Банда Джуджисая к этому уже привыкла, но вот чего не ожидал никто, поистине – так это нападения. Их боялись – привыкли бояться, а вот теперь…
- Что скалишься, Джуджисай? – он тут вроде как не церемонится, лечить заклинаниями его уже закончил, и теперь так, штопает по живому.
- Иди, проверь, - и даже не собирается уточнять, ублюдок, о ком речь. Ладно – будем считать, что о чем.


Чаши источников разворочены и разбиты. Вода вытекает медленно и неохотно, будто сворачивающаяся кровь. Даже смотреть не хочется на то, что еще накануне выглядело обитым и едва ли не домашним. «Домашним», - Тенджиро прыжком спускается к полупустой чаше источника, возле которой сидит на камнях Кенпачи. Кругом нее черно – камни сырые и в испарине, но он, скорее, видит ее духовную силу. Как вода в подземелье.
Едва-едва там что-то поплёскивается. «Плохо», - да как же его все это задолбало, а.
- Надо же, живая еще, не поломалась, - хмыкает он, к себе попутно прислушиваясь, и хватая девку за цыплячье запястье, не церемонясь ни разу. Да твою же, а, мать твою!
«Окочурится», - нет, это не перенапряжение. Это были инстинкты, - положив Кинпику рядом на камни, Тенджиро сосредоточенно прощупывает запястье Кенпачи, хмурясь, сев рядом с ней. Холодом и сыростью веет треклятое утро, и он устал страшно, как собака, но если сейчас не взяться за нее, то все прошлые дни он надрывался зазря.
А еще усмешечка Джуджисая яснее становится.
Если Киринджи эту полоумную выходит – вот сейчас, не позволит ей ослабеть – то их банда приобретет поистине нереальную боевую единицу.
Он одним движением закидывает мокрый рукав дзюбана Кенпачи выше, так, чтобы не сползал на плечо, которое он обхватывает ладонью. Предплечьем – к предплечью, и прижимает плотнее.
- Сделай так же, - подбородком ей указывает. Пальцы у нее холодные, но не только из-за сырости, но и из-за запекшейся крови, которой она пачкает кожу.
- Сейчас сиди спокойно. Ты в этом не разбираешься, так что не мешай мне просто, - отбросив с лица волосы, облизнув пересохшие губы, Киринджи свободной рукой берется за древко бисэнто.
- Сияй, как солнце в небесах – Кинпика! – шепотом, потому что на большее незачем тратить силы. Одному ему не справиться, - солнце скрыто густым свинцом облаков, но настоящее солнце – вот, здесь, сияет на лезвии, мягкими тонкими лучами. Теплее становится – и духовная сила отважной солнечной девочки проходит сквозь Киринджи потоком. А он этот поток, смешанный с собственной духовной силой, пускает в Кенпачи, крепко сжимая ее плечо ладонью.
«Сиди, не дергайся».

Отредактировано Coyote Starrk (2019-07-05 06:14:33)

+1

23

Теперь, когда он, этот, снова рядом, Ячиру уже кажется, что она обречена остаток дней своих провести именно так, болтаясь из крайности в крайность, от надежды, что всё уже наладилось, к тошнотворному бессилию и слишком близкому контакту с этим. Но не предпринять ничего, ни даже обдумать как следует эту мысль она уже не успевает. Не успевает даже как следует исполнить приказание деспота-врача. Снова - кажется, это уже было? Или нет? - она беспомощно обмякает, утыкаясь мокрым лбом куда-то ниже его ключиц. Но руку держит, как сказано. Помимо воли смеется, зло, резко, коротко.

- Теперь так и будет, да? - даже голос какой-то чужой, ломкий.

Но каким-то иным зрением, иным чувством Ячиру видит, как чудесная солнечная девушка, мимоходом согрев и её лучиком-улыбкой, идет к Миназуки. Тот - такой же измученный, цветом лица сравнявшийся с собственной чешуёй, - следит за ней немигающим взглядом, но не мешает и, кажется, даже не тревожится. Ячиру так не умеет. Её занпакто всегда отличался куда большей выдержкой, чем его нервная шинигами.

Сейчас уже невероятным кажется, что не кто-то другой, она, она танцевала еще недавно по телам врагов, слизывая с губ их горячую кровь, в которой ещё не погас аромат ненависти и страха. Кажется, что больше никогда она не сможет взять в руки меч, да какой там меч, если и просто рукой шевельнуть - уже невероятно сложно. А если так, то зачем всё это? Даже думать об этом кажется какой-то глупостью.

Но ласковое солнечное тепло, такое внезапное этим сырым, туманным и кровавым утром, обнимает, держит, не дает закрыть глаза и расслабиться. Это золотистое сияние, обволакивающее, кажется, самую душу, словно шепчет: держись, ну что ты, сестричка, еще рано. Держись, всё ещё будет. Как странно, думает Ячиру, позволяя этому нежному чувству захватить себя. Как странно. Такой грубый он - и такая чудесная у него Кинпика... Даже в таком состоянии она чувствует искренний восторг Миназуки, который как раз успел познакомиться с солнечным чудом.

Ячиру закрывает глаза и чувствует чужое сердце за тонкой преградой из кожи и кости, прямо под щекой.
[nick]Yachiru Kenpachi[/nick][icon]https://pp.userapi.com/c851324/v851324520/1050e8/fv7t45R3j-0.jpg[/icon][status]у войны (не) женское лицо[/status][lz]<center><b><a href="" class="link3";>Ячиру Кенпачи</a></b> <sup></sup><br>Демоница восьми тысяч течений, первая и единственная<br><center>[/lz]

+1

24

[nick]Kirinji Tenjirō[/nick][status]healer[/status][icon]http://s7.uploads.ru/X6IAO.png[/icon][sign]http://sg.uploads.ru/79WIC.png http://sh.uploads.ru/d0xON.png http://sd.uploads.ru/GkZFY.png[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Киринджи Тенджиро</a></b> <sup></sup><br>не спорить бля, я доктор<br><center>[/lz]У Кинпики духовная сила – как ласковые ладошками, водит по телу, гладит, Киринджи и самому от этого легче становится. Такой вот шикай – на него приходится тратить силы, ага, как в любом другом случае, как любому другому шинигами. Но не всякий шинигами так своей реяцу владеет и управляет, как Киринджи.
Поэтому Кинпика. Поэтому – помогает, и ему и дышать легче, и зрение малость лучше фокусируется, а что до заклинания – так вообще как будто по пересохшему руслу побежало живым теплым ручейком. Как кровью – в жилы.
И даже вязкое, на периферии сознания ощущаемое – туманную кислоту, что-то, скверно пахнущее застоявшейся кровью, он воспринимает сейчас проще. Можно и под это подладиться, да-а, - плечи обмякают. В таком плотном контакте, тело к телу, сила – к силе, ему гораздо проще работать.
- Помолчи, - вполголоса отвечает он, настраиваясь. Костлявые плечи Кенпачи под ладонями напрягаются, вздрагивают сырым, она дышит ему в голую грудь, горячо и часто. Страшно? Да херня это все. По сравнению с тем, чем она была, это сейчас – просто небольшое переутомление.
- По-мол-чи, - повторяет Киринджи, прикрывая глаза. Глубже… мягче. Сила к силе. Как рука к руке.
«Я тебя, сука, распутаю», - со злым азартом думается ему, блекло-зеленой духовной силой тянущемуся к этому темному. Кинпика осторожно кладет невидимые ладони Тенджиро на плечи, в глаза заглядывает – легкий, просвеченный солнцем пар. «Не торопись, не надо», - и тянется к кому-то другому, который не пускает Киринджи.
«Че-го?» - ладно, сопротивление его не удивляет. А Кинпика сияет, и остатки воды в чашах бурлят несильно, наполняясь золотым сиянием.
Пропусти, пожалуйста, старший братец.
И ему становится легче.
«Ты ж золотце», - с веселой усталостью думается Тенджиро, который и к дыханию Кенпачи уже приноровился, и сердцебиение ее сквозь токи духовной силы чувствует. Теперь все будет лучше. Намного…
Сколько времени прошло? – ему по спине ударяет холодом. Будто отключился ненадолго, заковавшись в кокон из реяцу, сплетенной – темное и бледно-зеленое. Но сработало же, ага? – пошевелив задубевшими плечами, он подается назад, выдыхая.
Даже незачем спрашивать, как она – приткнувшаяся, пригревшаяся.
- Все, - выдыхает Киринджи, неласково ссаживая Кенпачи в сторонку. Чего смотришь, ну?
- Не перенапрягаться ближайшие дня три-четыре, жрать, что Кирио-чан скажет. Цела, здорова. Не благодари, - меносы драные, а он-то как устал!
Кинпика уже воплотилась обратно в занпакто, лежит, тихенько так и спокойно поблескивая лезвием бисэнто. Зачем ей его, Тенджиро, ждать? - все ведь уже сделано. Он чувствует ее удовлетворение, уютное и уверенное.
Теперь - да. Все будет хорошо. Насчет отряда Ямамото Киринджи не уверен. Еще надо проверить, как она, раз с самой проблемной пациенткой он свои дела уже закончил.
«Ну что?» - на нетвердых ногах поднимаясь, Киринджи криво усмехается, подхватывая ее с земли, и оглядывая свое разоренное хозяйство. Придется заново что-то делать. Или не делать.
Ага, как бы не так.
Он уходит к остаткам построек, на Кенпачи уже не оборачиваясь. На нем ее духовная сила осталась пятнами, прожгла, как кислотой. Сойдет быстро. Смоется.

+1


Вы здесь » uniROLE » X-Files » Кровь и вода


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно