о проекте персонажи и фандомы гостевая акции картотека твинков книга жертв банк деятельность форума
• boromir
связь лс
И по просторам юнирола я слышу зычное "накатим". Широкой души человек, но он следит за вами, почти так же беспрерывно, как Око Саурона. Орг. вопросы, статистика, чистки.
• tauriel
связь лс
Не знаешь, где найдешь, а где потеряешь, то ли с пирожком уйдешь, то ли с простреленным коленом. У каждого амс состава должен быть свой прекрасный эльф. Орг. вопросы, активность, пиар.

//PETER PARKER
И конечно же, это будет непросто. Питер понимает это даже до того, как мистер Старк — никак не получается разделить образ этого человека от него самого — говорит это. Иначе ведь тот справился бы сам. Вопрос, почему Железный Человек, не позвал на помощь других так и не звучит. Паркер с удивлением оглядывается, рассматривая оживающую по хлопку голограммы лабораторию. Впрочем, странно было бы предполагать, что Тони Старк, сделав свою собственную цифровую копию, не предусмотрит возможности дать ей управление своей же лабораторией. И все же это даже пугало отчасти. И странным образом словно давало надежду. Читать

NIGHT AFTER NIGHT//
Некоторые люди панически реагируют даже на мягкие угрозы своей власти и силы. Квинн не хотел думать, что его попытка заставить этих двоих думать о задаче есть проявлением страха потерять монополию на внимание ситха. Квинну не нужны глупости и ошибки. Но собственные поражения он всегда принимал слишком близко к сердцу. Капитан Квинн коротко смотрит на Навью — она продолжает улыбаться, это продолжает его раздражать, потому что он уже успел привыкнуть и полюбить эту улыбку, адресованную обычно в его сторону! — и говорит Пирсу: — Ваши разведчики уже должны были быть высланы в эти точки интереса. Мне нужен полный отчет. А также данные про караваны доставки припасов генералов, в отчете сказано что вы смогли заметить генерала Фрелика а это уже большая удача для нашего задания на такой ранней стадии. Читать

uniROLE

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » uniROLE » uniVERSION » давно проторенной тропой


давно проторенной тропой

Сообщений 1 страница 8 из 8

1

ДАВНО ПРОТОРЕННОЙ ТРОПОЙ
http://sh.uploads.ru/0XBYQ.png

[C O Y O T  E   S T A R R K]

[T I E R   H A R R I B E L]

[indent] живое море мира живых, и оно почему-то становилось единственно верным, потому что тем, кто появился из отпечатков, осколков костей душ, больше не на что опираться, кроме как на них.

[indent] моря никогда и никуда не уходят. ни опустевшие лунные, ни плодовитые земные. ни мертвые в Уэко.


но иногда они навещают друг друга.

+2

2

Дыра в груди больше не ноет, но рука с остатками шрамов так и тянется то и дело потереть ее. Края увеличились, она стала шире, несмотря на то, что Старрк теперь цельный. Это – ничего, это неизбежное. Как шрамы на руке, которые проявляются в гигае, вместе с остатками татуировки. Проявляется и рубец посередине грудины, который порой привлекает чужие недоумевающие взгляды, если оказывается открыт. Слишком большое значение они для него имеют. С подобным феноменом приходится смиряться, и в итоге, и вовсе переставать обращать на него внимание.
Есть дела поважнее, - тихое спокойствие разливается внутри, наполняет искусственные, но ставшие такими привычными легкие.
«Я не один», - мир живых кругом, яркий, из сотен миллиардов кусочков состоящий. Не имеет значения. Он, Старрк – теперь целый. Они – он нашел Лилинетт. Она вернулась.
Все теперь хорошо, кажется ему, будто снова познающему мир. раньше смотрел на него как сквозь толстое пыльное стекло, ронял, забывал. Теперь вспоминает и возвращает. Миллиарды осколков встают на свои места, заполняют прорехи и пустоты в памяти. Где-то искрятся сильнее, ярче, потому что на них сколы. Там, где сколы, Старрк знает – случилось что-то действительно значимое. То, от чего сейчас приходится на них смотреть, чуть щурясь. Ослепляют. Зовут.
Сколы – прошлое, проведенное в тумане без памяти. Места. Снова главным становится вопрос «куда?» - и Старрк уходит. Оставляет ожившую, живую Лилинетт, хотя первое время не отходил от нее. Держал за руки. Не давал убегать и отстраняться. Уносил от остальных, потому что это – только его. Потом, когда она немного пришла в себя, роли поменялись. Теперь уже Лилинетт хвостиком бегала за Старрком. И все было хорошо – настолько, что то и дело хотелось вздыбить на загривке шерсть и прижать уши, потому что такое, вновь – не в их природе. Не для Пустых. Не для арранкаров.
Только они – другие. Они с Лилинетт, - он всякий раз понимает это, но до сих пор не может уместить в себе, как объяснение. Или оправдание их существованию в этом мире, потому что изменилось все. Цель, суть, форма. Старрк смутно чувствует, что обретет понимание этого, вот-вот, если только нащупает правильное слово, или правильный жест. Что-то такое, что примирит его с новой действительностью. Он так долго искал Лилинетт, а теперь, вернув ее, будто бы опять остался один и в пустыне, не зная, что делать дальше.
«Нет, нет», - он потирает шрам на груди, посылая успокаивающий импульс. Серые стены дома кажутся глухими, светлыми в ночи. За ними спит Лилинетт, и сейчас беспокойно ворочается. Чувствует его волнение, хмурится во сне, - Старрк унимает себя, запрокидывая лицо к настоящей луне, вместе с воем. Негромким. Его услышат только собаки в окрестных домах, но не подхватят – скорее, испугаются, и станут скулить. Разбудят весь квартал, - ветер ударяет по лицу, шелестит складками хакама. Едва слышно свистит в дыре в груди.
Даже сонидо теперь другое. Быстрее, - «само собой, быстрее».
Ведь сила теперь полная, - сокрушительная и неизмеримая. Убивающая. Но теперь – укрощенная. Есть опасность снова навредить кому-то, никуда не делась, но Старрк чует, чувствует – теперь он такого не допустит. Теперь контроль стал еще лучше.
Так влияет радость, да?  Уголки рта чуть приподнимаются, в невидимой улыбке. И ночное небо над его головой бесконечно, с россыпями звезд. Их лучше видно из темноты, и город под ногами Старрка скоро остается позади.
Он бежит впереди ночи, быстрой волчьей поступью – в сонидо. Доверившись чутью, положившись полностью на волка, позволяя ему сейчас идти по следу – их собственному. Проходит сквозь воздух генсея легко, будто часть его. Старрк слишком быстр для шинигами, у которых сегодня немного работы – другие Пустые чувствуют его, Большого Волка, страшного хищника, и прячутся между измерениями. Его след встревожит и шинигами, Старрк знает. Но ничего не случится.
Он не опасен для них. Не желает причинять вреда их миру и существованию, он – вне старых игр. Это наполняет странным удовлетворением. Больше нет руки, что приказывала и заставляла подчиняться.
Больше нет номеров, - шрамы на тыльной стороне кисти ласкает ветром. Ночь идет, звезды остаются позади – он немного обогнал их, и далеко впереди, с желтыми звездами корабельных огней, видно дотлевающие угли заката. Солнце утонуло в море, и стало темно.
Деревья старого парка шелестят за спиной. Духовной пространство здесь такое же, как тогда – он не высчитает, сколько времени назад это случилось, да оно и не нужно. Пусть снова падает – отпускать такие мысли теперь потрясающе легко.
Стыки пространства, так похожие на шрамы, он чувствует здесь, как собственные. Прикасается к ним духовным чувством, и ловит едва заметные, полустёртые отпечатки собственной реяцу, будто лап. Рядом – тоже отпечатки. Другого. Капитана шинигами. «Укитаке».
Здесь они вышли. Здесь Старрк впервые за долгое время покинул Уэко Мундо, показал дескоррер капитану шинигами, - он все равно называет его так, как отпечаталось.
Здесь тонкая золотая, как просыпанный песок, нить вывела его к морю, которое сейчас тихо шепчет у ног.
Эти воспоминания возвращаются, ложатся в мозаику. Море дышит навстречу, спокойное, со звездной спиной, с золотыми лентами огней проходящих судов. Набегает на берег со спокойным шелестом, оставив у камней широкую полосу водорослей и ракушек, словно кайму.
Отлив.

+2

3

Пустыня - место бесконечно бледное, темное и скучное. Уэко, во всяком случае. Но Халлибел это даже радовало - Лас Ночес был мертвенно тихим и абсолютно спокойным местом. После Айзена и квинси, во всяком случае. Наблюдать за этим занятно - пустыня пожирает руины и останки, заглатывает песочной ненасытной пастью и прячет. Халлибел знает, что союз с шинигами - вещь противоестественная и ненормальная. Она не в природе пустых, которые рвутся в своей вечной агонии к упокоению. Арранкары к нему не стремились. Как и к утолению голода. У них был куда более страшный ресурс, чем острейшие когти и клыки - они были разумными. Возможно, у них не было душ, но живыми они были. Цивилизованными тоже - хотя касательно Ямми возникли бы вопросы, если бы он был еще жив. Поэтому миру никто и ничто не мешало, а Айзен куковал достаточно далеко, чтобы вспоминать о нем приходилось только тогда, когда накатывало. Халлибел, все же, крайне злопамятная, когда дело касается безопасности ее подчиненных. Вероятно, именно это ошибочно не брали в расчет квинси. Вероятно, это было одной из ряда их фатальных ошибок. Потому что ответственность возросла с трех конкретных до всех оставшихся и нуждающихся. Халлибел смаргивает болезненную хмарь и помогает всем своим, иногда замирая где-то на белых парапетах белого замка. Дракона в ее замке нет и не предвидится. Если появится, она сама его укротит - голыми руками, если потребуется. Она вызывает уважение у своего народа. О ее силе знают и помнят. Халлибел - та, против которой потребовался сам Яхве, чтобы усмирить. Убить ее не смог даже он. Никто из всех, кто пытался, не преуспел. Она отвергает все божественное и замирает константой - полная подводных камней и трухлявых коряг на дне, затонувших кораблей, облюбованных акулами, и ядовитыми облаками обволакивающих медуз.

Какое-то время мир живых не вызывал в ней никакого отклика - она, в отличии от своих Бестий, предпочитала уединение и тишину. Живые были слишком... все слишком. Шумные, слабые, хрупкие. Она сидела затворницей - ей доносили о происходящем извне другие. И только на словах - наверное, потому что передавать образы сквозь реяцу в отношении Тии сейчас было опасно. Черные чудовища на дне не задремали, все же - и ждали часа, чтобы в кого-то вцепиться. Поэтому она слушала - про музыку, про шоколад, про красивые рассветы, про высокие здания из стекла, про футбол и детей, про яблоки в карамели, про фейерверки, от которых горит небо. Это все было красиво - и было приятно наблюдать чужой восторг. Когда же Халлибел попробовала выйти сама, то столкнулась с проблемой. Гигай ей попросту не подходил - слишком высокая духовная плотность. Пришлось делать специальный, который не разорвало бы, не переломало от запираемой духовной силы. Третья принимает и это - и саму возможность тоже принимает с радостью. Смотрит на все одним глазком и безумно мало, но все запоминает. Ей просто интересно и занятно. Она ощущает точки выхода других, чует места, где недавно были упокоены пустые - и крепко задумывается о том, что на самом деле для арранкаров значит их свобода мысли и разумность. Куда она их завела. К чему их приведет. Халлибел долго думает о высшем благе и прочих высших вещах, но по итогу не приходит к чему-то важному. Эти мысли просто оседают на подкорке и просто остаются с ней.

В этот раз все было немного по-другому. В этот раз Халлибел снова смотрит на мир живых одним глазком - но своим, не через гигай. Это просто ее спонтанное желание - немного перевести дыхание. От всего этого. Если что-то случится, Бестии найдут ее в мгновение ока - и она вернется, чтобы все разрешить и снова погрузить пустыню в тишину и спокойствие. Она не устала от тишины и спокойствия - просто хочет посмотреть на живое молчание природы. Тия никогда его не видела, но помнила, что оно прекрасно. Помнит шелест деревьев, помнит звуки моря. Это все какое-то приглушенное, как звук под водой. Волны шумят под ветром, пенятся - и заставляют делать такие мелкие вылазки. Вылазку. Она первая и единственная, Тия уверена. Ей в мире живых делать нечего - даже если хотя бы одним глазком поглядеть. Она идет рефлекторно по следам чужой реяцу - чует чужие следы и идет рефлекторно по ним. Замирает у каждого нового следа - припадает своей реяцу к ним, ощупывает, впитывает. И идет след в след. Чужое ветер врезается в собственную соль, от ветра под водой вспархивают в разные стороны рыбьи косяки яркими стайками, двигают плавниками - туда, к зверю, туда, где ветра больше.

Когда Халлибел видит спину Старрка, от этого как-то забавно. Рыбы ликуют - и плывут куда-то сквозь и вперед. Тия запоздало понимает, что шум моря больше не иллюзорный, не слышится так, словно прикладываешь к уху раковину. Оно какое-то болезненно реальное. Оно там, за чужим плечом, у чужих лап. Третья приподнимает брови и встает рядом, смотрит на волны удивленно и зачарованно, словно находит что-то, что давным давно из себя вытащила, кому-то отдала, а теперь нашла это брошенным, но все еще неизменно прекрасным. Море у ног шуршит приветственно и ласково - бывшая Третья незаметно и едва-едва уловимо улыбается за маской и воротником. Шепчет тихо "красиво" и замирает. Потому что море красивое. Хорошо, что следы, которым доверяешь, приводят в красивые места.

+2

4

Старрк не ошибается – он и раньше ощущал эти отпечатки духовной силы, то там, то сям, тихо стертые, будто набежавшей морской водой. И усмирял в себе желание обернуться, принюхаться, глубже вдыхая такую знакомую соль, убедиться - «если она не хочет быть обнаруженной, значит, на то есть причины». Старрк не может не уважать их, какими бы они ни были. Хотя екает у него внутри радостно, и екало раньше, если доводилось прикоснуться поверх такого следа. Халибелл приходит сюда. Не покидает. Присматривает. Осторожно – это не очень похоже на нее, но ничего. Он понимает. Сам прошел через эту осторожность в полубеспамятстве расколотой души, но отчетливо помнит, как волновалась Неллиэль. Она – не Тиа. Но осторожность понятна.
Тиа хорошо скрывает своё присутствие, но у Старрка - волчье чутье. Поэтому, когда в спину прилетает порывом соленого ветра, холодного, из места, где только тишина и песок, он не вздрагивает. И если и удивляется, то самую-самую малость, чуть жмурится в темноту, когда с боков цветными бликами разлетаются сполохи духовной силы.
Она здесь, - темнота сбоку расступается, открывая белое и золотое.
«Пришла», - раньше только Старрк приходил в Уэко Мундо, к ней, к Халлибел. Они молчали - как всегда, и только плескалась их реяцу, шелестела вполголоса, касаясь друг друга. Не мертвым шепотом песка, а сонным ветром, который останавливался прилечь на побережье, на золотом песке, у негромких волн.
Наверное, они немного похожи на эти волны, что слегка подаются назад, отступают, от колебания духовной силы. По морю, что словно теплая тушь, пробегает рябь - стремительной, как птичий полет, полосой. И ночь отвечает длинным сигнальным гудком невидимого за мысом судна - очертания угловатого языка суши в темноте уловимы едва-едва, но арранкары - создания ночи. Они хорошо видят в темноте, - в это мгновение на краю мыса загорается фонарь, и узким треугольным лучом, похожим на луч маленького маяка, ведет по медленно колышущимся внизу волнам. Рассеянная полоса света скользит полукругом, и море будто немного недовольно всплескивается - дескать, зачем беспокоишь меня? Ведь так хорошо в темноте.
Так красиво, - мир живых обступает их, равнодушный и радушный. Всё равно ему на двоих опаснейших существ, - море опять тихо вздрагивает волнами, задевает шипящей пеной. Легкие брызги долетают до лица, взбудораженные духовной силой. Взгляд Тиа, взволнованной зеленью светящийся, кажется очень ярким в темноте.
Она восхищена. И кажется непривычно робкой, будто бы опасающейся, как сам Старрк когда-то, навредить тому, что видит. Но это вряд ли, - пальцы легко касаются ее запястья, будто приободряя. И разделяя это восхищение, глядя в темные воды отлива. Он тоже раньше видел их только во снах, - «тоже
Помнится, когда-то Заэль сильно удивился тому, что Примера способен видеть сны.
Помнится, - он вдыхает полной грудью, совсем по-человечески, коротко зажмурившись. Он теперь – целый, цельный. Вернувшийся, - сила мягко бурлит в нем, струится, словно густую волчью шерсть перебирает ветер. Она укрывает обоих – это инстинктивно, пометить своим запахом, спрятать, укрыть от тех, кому незачем знать о том, что в мир живых из Уэко Мундо явилась непростая гостья.
И Старрка накрывает, горькой памятью – о темноте. Она осталась в Тиа, осела фоном, тенями – аурой. Пальцы вздрагивают, будто перебирая по чему-то, ловя ускользающее – тем же жестом, что был у Старрка еще недавно, когда он пытался ловить проваливающиеся в песок осколки памяти. Они складываются сейчас мгновенно, словно по щелчку взводимого курка – возвращаются темной тишиной сводов старого дворца. Беспокойным шумом ветра над морем, не видевшим света, когда Старрк пытался тогда помочь, как умеет.
Но Тиа сильная. Тиа справилась. Тиа выжила с темной отравой – нет, сомневаться в ней было нельзя, и он не сомневался. Подчинила ее себе, но не смогла избежать изменений. Это чувствуется в духовном фоне - резкой зудящей тяжестью, но той, что по силам, и Койот едва заметно хмурится, протягивая руку, которой осторожно обнимает Халибелл за плечи.
Он тоже изменился. Раньше такого не то что не позволил бы себе – ему не пришло бы в голову так нарушать чужое пространство. Раньше реяцу неизменно входила в противоборство с другой, неизменно подавляла. Пока был расколот, пока искал Лилинетт – был слаб, и неопасен.
Теперь же, с полной силой, он и владеет собой полностью. И в чем-то это благодаря генсею, благодаря почти постоянному пребыванию в гигае.
Старрк больше не вжимает голову в плечи. И взгляд – пусть неподвижный и усталый по-прежнему, сейчас отмытый будто бы от долгой, вековечной пыли. Если разобраться, то для него теперь такой взгляд – счастливый.
- Я сделал, как ты сказала, - перестал бежать. Нашел тех, кто помог ему. Вернул Лилинетт.
Тиа знает об этом, нет сомнений. Духовная сила говорит за Старрка сама – прежняя, синевой летнего неба переливающаяся, полная и стремительная. Это их первая встреча с тех пор. Ведь все случилось совсем недавно.
Он делает шаг вперед, и волна, шипящая навстречу пеной по песку и мелким камням, чуть проминается от легкого духовного давления. Как от ветра.

Отредактировано Coyote Starrk (2019-01-28 15:25:31)

+2

5

Касания реяцу Халлибел до мира живых - это как смотреть на пленку. Видишь только негатив, краски обращаются в противоположные. В ее тени застывает кровь и леденеет в хрусталь всякая жидкость. Раньше так точно было, во всяком случае. Теперь сквозь реяцу просачиваются черные пятна - и они оказывают какое-то иное влияние. Сохраняющее и жизнеутверждающее. Тень отходит - и все то, что испугалось ее мертвецкого холода, не остается таким - оно оживает. Словно перед зимой на него накинули какую-то спасительную пленку - и лед со снегом сошел с пленкой, а растения все еще радуются и живут. Тия просто никак не может привыкнуть к тому, что теперь не все убивает. Она и правда переборола и подчинила все черное и чужое своему внутреннему диктату. Оказалось, оно было в чем-то лучше, чем все то, что было внутри до этого. Возможно, это причиняло боль - но только потому что было противно и неправильно по самой своей сути. От этого внутри все как-то... оживало. Халлибел принимает это со стойкостью и смирением - как всякое испытание в своем посмертии. Ей просто непонятен посыл Яхве. Зачем давать ей возможность чувствовать себя живее, чем должен арранкар? Зачем давать шанс на такое странное существование. От ее реяцу, из-за всего произошедшего возросшей и ставшей вязкой и более плотной, едва ли не крошатся стены. Тия держит себя на поводке и безумно не хочет, чтобы стены обвалились. Это ее долг. Не лишить дома всех тех, кто ей доверился. Слабым арранкарам и пустым иногда рядом с ней сложно и тяжело - да даже и не слабые ощущают это. Вязкие путы. Для окружающих. Для самой Халли это долгое время ощущалось затягивающейся веревкой на шее. А потом был Старрк, ветер, высвобождение. И она как-то осмелела. Пошла к своим демонам внутренним - и показала, что не воюет больше на чужих условиях. Теперь условия диктовать ей - и балом среди пустых править тоже ей. По праву силы. Она, возможно, и правда чудовище - даже среди своих. Со всей своей грязной примесью, со всем своим порочным, оставшимся шрамами на бедрах и плавниках. Только вот она смирилась и подчинила. Выбора у ее удавки нет. Халлибел - акула. Ей нужно движение. Не шея. Боль осталась. Страх и внутреннее умирание - нет.

Бестии - ее Королевская Стража. Воин, Страж и Убийца. Они не получили должного почета при жизни - но именно смерть подарила им Королеву и все то, что они получили. Они благодарны. Перебороли страх и все прочее. И так было со всеми в стае. Потому что пальцы Старрка на собственном запястье - Халлибел помнит это касание, Халлибел доверяет этому ощущению, - не просто теплые, они горячие. Как раскаленный ветер его пустынной реяцу, лижущий волны и вздымающий пену вверх. Морские чудовища теперь не смеют показаться. Они теперь готовы угрожать только чужим кораблям и робко повинуются царственному указующему персту и требующему крови трезубцу. У Старрка есть стая - он пахнет всем волчьим, отогревает одним своим существованием, одним присутствием рядом. И от руки на плече Халлибел спокойно и размеренно - она не слышит грохота цепей, стая сбросила цепи с номерами. Она слышит шум моря совсем рядом - и от этого как-то безумно спокойно. Мертвенно. Как будто она и правда помнит, что умирала в волнах, что что-то такое есть, было - просто ускользает из памяти с запахом благовоний и горелых оливковых рощ. Халлибел чувствует фантомное давление волн на ребрах. Такие воспоминания обычно кажутся печальными, но Тия чувствует только покой. Где-то там поля за рекой. Тия не хочет думать о смерти - даже если они все не очень живые. Тия готова дать им шанс. Старрк теплый - и его реяцу накрывает с головой. Это почти как волной - но скорее как огромненным таким небом от одного края моря до другого. Теплое и пушистое в облаках, с потрясающими голубыми отсветами - и море послушно прогибается, жмется. Халлибел рефлекторно упирается в чужую шею закрытым маской носом. Все хищное требует запаха стаи, потому что это просто правильно. Это тоже успокаивает. Запахи проходят плохо, но чувствуются хотя бы немного. За эту малость Тия уже благодарна.

- Я - и вижу, и слышу, и ощущаю реяцу к реяцу, чую по запаху, волк, - знаю. Я в тебе не сомневалась. Ты молодец.

Старрк молодец. Старрк справился. Нашел Лилл. Нашел то, что потерял, что так безумно искал, чего так сильно хотел. Такой умница. Потрепать бы за ухом и назвать хорошим мальчиком, как делают это смертные - да вот только есть различия. Потому что волк - не собака. Потому что есть тигры, есть львы, есть медведи - они больше и сильнее волка. Одного. Стая вот задерет вместе каждого из них. Старрк - это стая. К тому же - волка не увидеть выступающим в цирке. И об этом тоже нельзя забывать, нельзя на это закрывать глаза - как закрыл Айзен. Халлибел смотрит на это не с точки зрения Королевы или чего-то такого, что обременено титулом, властью и необходимостью всех подчинять. Старрк ей совершенно не подчиняется. Это не "как ты сказала". Это скорее "ты посоветовала, я просто принял к сведению и все сделал". Тия не жалеет советов для тех, кем абсолютно очевидно дорожит. Потому что сейчас, возможно, понимает чуть лучше, чем раньше. Потому что и про одиночество знает, и про страх навредить. Вообще про многое знает. От этого как-то печальнее, как-то надрывнее - о прошлом. О настоящем - гордо, конечно. Потому что он все смог. Халлибел не встрянет, конечно. Она им всем не мать. На сестру тоже не тянет. Не ей встревать в чужие жизни, когда своя собственная - именно посмертие. Старрк молодец - и Тия может только гордиться, втягивать носом воздух и дрожать прикрытыми ресницами где-то у челюсти. Только аккуратно обнимать - согреваясь и тихо охлаждая ласковым морем в ответ. То ли настоящим, то ли своим, духовным. Они нашли для себя место, нашли то, к чему хотят стремиться - и Третья просто покорно кивает и ждет, когда они решат отдохнуть рядом, когда она им понадобится, всегда готова подхватить их и помочь, если понадобится. У нее союз с шинигами и обмен опытом. У них - плата за коммуналку и заработок денег на свои нужды. Но главное, конечно, то, что им это нравится. А Старрку точно нравится, потому что он пахнет абсолютно домашним и потрясающим счастьем, от которого замирает где-то под лопатками воющий кит - и совсем влажно вымазывает хвостом позвоночник. Тия только вдыхает и радуется чужому теплу, потому что это все, что Койоту было нужно. Она просто тихо порадуется за него и немного погреется, чтобы улыбаться в мертвой пустыне чуть счастливее и нежнее. Чего никто не увидит, но так уж сложилось.

Отредактировано Tier Harribel (2019-03-22 14:46:22)

+1

6

«Я тоскую по тебе, как мертвый тоскует по жадности крови живых».
Приглушенное маской дыхание Старрк ощущает, как колебание духовной силы, едва заметное, слабее вздрогнувшего крыла насекомого, тоньше ряби на воде. Но оно есть – такое знакомо-глуховатое, по которому, оказывается, он скучал.
Он по всему скучал, пускай раньше оно было другим – все было другим. Как и мир кругом, как и жизнь – поставленных на платформы с номерами пусковых ракетных установок, имеющих только одно предназначение – запуск, в урочное время, полёт до цели и неизбежное самоуничтожение. Старрк это теперь понимает лучше всех, - указательный палец слегка вздрагивает, словно ощущая спусковой крючок, задевает по ткани куртки Халибелл. И новых сравнений, обретших воплощение, у него теперь тоже больше.
Его прежняя память – еще до гибели – состояла из осколков и обрывков воспоминаний и жизней когда-то поглощенных душ. Так у большинства Пустых; у него, возможно, сильнее, чем у других. Не у Лилинетт – у Старрка, потому что он помнит об их прошлом больше, он больше Одиночество. Одиночество вложил в Лилинетт все, чего не имел сам – живость, радость, легкость, Старрку же оставил все остальное. Вручил. Как старшему и большому, как ответственность – чтобы тот помнил.
Тот и помнил, даже почти не существуя. Не забывал. Хранил.
И теперь имеет возможность жить, вопреки заложенному, вопреки тому, что звалось сутью. Остальные – Куатро, Секста и Октава, постепенно также приходят к этому, кажется Старрку. Генсей не спрашивает – он меняет их. Что касается его, то у него это вышло проще, чем у других. Благодаря беспамятству, благодаря инстинктам зверя, но зверя слишком старого и умудренного опытом, дабы бросаться в неизвестность, будучи тяжело раненным. А он был ранен, - по шраму пробегает колючей горячей волной.
Но теперь все прошло. И Старрк сумел принять свое нынешнее таким, какое есть, без оглядки на свою природу высшего хищника. Без какой-то там гордости и клейма на руке – все это не имеет больше значения, если можно жить так, как хочешь.
Не заложник собственной сути больше. Не заложники, - и потому ему искренне и бесконечно жаль, когда ямки под ухом слегка касается твердоватый кончик маски, закрывающей лицо Халибелл. Волчья челюсть, что лежит на его груди, больше не ошейник – часть его, и Старрк ее не замечает. И он перестал трогать клыки большим пальцем. Все зажило.
Сейчас шрам на нем поглаживает Тиа по плечу. Старрк сожалеет не об участи королевы мертвого мира – Тиа выше подобного, даже помыслить о такой жалости невозможно. Но мир, в котором он сейчас – единственный настоящий, тот самый стержень, на который нанизываются сны и видения, желания и инстинкты ушедших в Пустой Мир потерянных душ. То, к чему они бесконечно тянутся.
Он не стал бы задумываться всерьез над тем, повезло ему, или нет. Так – сложилось; здесь есть и удача, здесь есть и то, что живые называют, наверное, судьбой. Но главное – не это.
Главное то, что Старрк теперь сам осознает для себя. То, что происходит здесь и сейчас. И волчья тоска во взгляде, когда он смотрит на черное в ночи море, живое море, теперь истаивает.
Наверное, он все-таки очень везучий… арранкар.
Живые верят в карму, в воздаяние, в какое-то равновесие – это абсурдно, Старрк знает. Мнимое равновесие такого толка создается сами людьми, оно им опорой становится, причиной двигаться дальше, жить, рук не опускать. Но когда ты вне подобной системы, остается только… принять все как есть. Он и принимает. С благодарностью. И с благодарностью же тихо прижимается губами к по-прежнему пахнущим легкой солью волосам, золотым настолько, что они яркие даже в темноте.
Море больше не волнуется.
Рука легко соскальзывает с плеч Халибелл, задевает ее ладонь. Бережно сжимает рукой, на которой нет больше клейма. Черная вода проминается под их шагами легко-легко, море слегка шипит, недовольно, но не возмущенно. Скорее, просто ворчит, когда они идут над ним. Над камнями, которые острое в темноте зрение ещё замечает, над уходящим все ниже и ниже дном. Навстречу простору, который можно ощутить, идя лишь как человек. Сонидо ни к чему.
Не нужно резкости их прежнего мира, звериной стремительности. Луна – настоящая, не отражение ее в Уэко Мундо, отражается на воде серебряной полосой, долгой. Она останется на море до самого рассвета.
И ветер здесь – солёный. Треплет волосы, играет тонкими золотыми косичками, заставляет складки хакама трепетать. «Как белые птицы», - под ногами еще – не бездна, но что-то очень на нее похожее.
Вдалеке темной спиной спящего зверя тянется мыс, на котором стоит небольшой маяк. Огни судов бегут по воде жидким золотом, светят сбоку, но вскоре остаются позади. Созданные людьми, названные людьми – те, кто сейчас несет на них ночную вахту, готовясь к лову, не видят ни Халибелл, ни Старрка, но, наверное, сильно удивляются невесть откуда взявшемуся порыву ветра посреди залива.
Море гонит волны на берег, вздымается упругой спиной под ногами. Бездонное черное небо, тронутое звездами, опрокидывается над головами, и ветер, ветер свищет в ушах, поет так, как он может петь только над морем.

+1

7

Халлибел смотрит куда-то на спину мыса, но ничего не видит. Она прислушивается к ощущениям, ныряет всей своей реяцу в воду, отчего чувствует море так четко и точно, что хочет одного. Раствориться в нем. Можно замертво. Оно тяжелое, плавное, тянется к ее духовной силе, ощущая родственность - так море тянется, чтобы впасть в свой океан. Под ногами ровно гудит, лениво тянется гребнями волн к ногам - Халлибел слышит его шепот, его шорох, хочет провалиться насмерть. Снова. Опять и опять переживать момент касания еще живой плоти бренного тела до этого черного и величественного, родного, заученного с первых дней по запаху, по ощущению. Арранкарам нет нужды дышать. Халлибел помнит, каково это - захлебываться. Она чувствует рыб, чувствует то, как колышутся водоросли, чувствует скребущую по жабрам соль и очерчивающие чешую острые кораллы. Море кажется до такой степени своим, что Халлибел чувствует. Чувствует много, чувствует не резким ударом, а плавным давлением погружения на глубину. Она чувствует свет маяка, чувствует корабли, брюхо каждого из них, погруженное в воду, чувствует лунный свет - как чувствовала прохладу его пародии в Уэко Мундо. Там - только на себе и неизменно в одиночестве, не давящем ни на уши, ни на спину. Она распадается и возрождается. Халлибел и раньше замечала, что иногда чувствует себя... живее, чем должна. С морем это как-то усиливается, нарастает, заставляет кожу покрываться мурашками. Дело не в чужих руках. Руке. Не в чужой реяцу, от которой тепло и хорошо. Дело в том гудящем резонансе из глубины, от которого ноет костяная маска - и Халлибел хочет ее отодрать. Вместе с костяным воротником на шее - обнажить жабры, нырнуть глубже с обнаженной кожей. Захлебнуться. Тия знает, что в море на страшно, а на дне спокойно. Тия не знает, когда закончится ее посмертие, чем закончится - и зачем ей дано. Но если кончится, то пусть, пожалуйста, у моря. Чтобы сорвать маску и захлебнуться. Как раньше. Как сейчас. Как снится.

У них у всех дорожки разошлись. Кажется. У Старрка, например, да, но это относительно, они же здесь. Старрк пахнет много чем. Он пахнет немного живыми, немного Секстой, немного Октавой, немного Куатро - и очень сильно Лилл, от ее запаха как-то спокойнее, потому что она нашлась. Значит, все хорошо. Он наконец-то не один. Она наконец-то рядом с ним и счастлива. Халлибел просто радуется, что у них все хорошо. Потому что только это ей и остается. Их запах как бы похож, на очень различается на уровне восприятия реяцу. Это как различать по запаху кровь разных существ. Они как бы одно, но пахнут иначе. Еще от них - него - пахнет городом, какая-то совершенно особенная реяцу у городов, если сравнивать с той, которой фонит море. Этих запахов ужасно и безумно много, они оседают где-то рядом. В остальном пустынный ветер все еще пахнет стаей и пустыней. Найти свое место в мире сложно - особенно если формально твоего места и нет среди живых, формально ты должен жрать других и эволюционировать, чтобы сдохнуть от меча шинигами. Апаччи любит газировку, Сун-Сун - кислый мармелад, а Франческа - конфеты с коньяком. Халлибел любит море, чай и пустынный ветер, колышущий косички. Койот может ею не пахнуть - но отголосок собственной желтоватой реяцу еще по нему скользит. Как и по ее морю тихо скользит отзвук ветра. Халлибел любит пустынный ветер - и всегда ждет. И ветер, и его маленькое и обожаемое всем сердцем перекати-поле. Халлибел - перевалочный пункт. Точка где-то между. Ее все устраивает, наверное, потому что она поддержала в сложный момент. Когда была нужна. Сделала свое дело. Теперь у них у всех безумно много дел, а у Халлибел так преступно мало слов, что она не знает, ни с чего начать, ни что говорить. Тибурон за спиной радуется близости моря. И это хорошо. Он тоже устал. Они с ним оба очень устали. Они оба правда не могут ничего дать. Им бы подремать среди жемчуга и рыб, да вот только ни арранкары, ни их оружие спать привычки не имеют. Они - перевалочный пункт, да только вот и самим дух никак не перевести достаточно, чтобы отдохнуть и набраться сил.

Халлибел как-то не присматривается к воде - идет рядом с бывшим Примерой и смотрит на дно. Туда, где оно должно быть - куда-то под ноги. Вид совершенно не королевский, но это не очень важно, потому что рядом теплая реяцу, от которой слабо щекочет кожу, что теплым мехом - и под ногами живое море, о котором раньше можно было только догадываться по своим - своим же? - воспоминаниям и чужой духовной силе, шелестом песка нашептывающей о чудесах по ту сторону грани между мирами. Море зовет и завлекает. Она не знает, о чем еще может говорить со Старрком. И может ли. В море отражаются звезды, как-то совсем запоздало понимает Тия. Звезд в Уэко нет, но она точно знает, что это - они. Вот эта вот огромная россыпь светящихся лампочек, что глаза меносов в их лесу. Королева мира без звезд запрокидывает голову и замирает, не может сдвинуться с места и оторваться, только как-то совсем рефлекторно прикладывает руку к маске под воротником и удерживает тот своеобразный спазм, когда со всей силы сдерживаешь рыдания, а живот из-за этого скручивает. Это не от горечи, не от сожаления и не от боли. Это от восхищения. Халлибел не видела в посмертии звезд, но знает, что это они. Точно они. Она знает названия - они пришли сознанием из - своего? - прошлого. Она знает, что по звездам можно ориентироваться, что они потрясающие. Что их много. Ей странно, что звезд нет в Уэко Мундо, потому что многие из звезд на небосводе уже мертвы. Огромное сияющее кладбище. Но ничего красивее Тия, наверное не видела. И от этого как-то еще больнее и тоскливее.

+1

8

Над морем всегда свой ветер. Он тоже удивлен, - Старрк чуть запрокидывает голову, подставляя лицо его прикосновениям. По-волчьи принюхиваясь, входя в эти потоки, соленые и прохладные, становясь их частью, не претендуя на лидерство или то, чтобы стать больше его, чтобы одолеть. Быть с ними. Быть с этим ветром, словно в стае.
Таков Койот Старрк. Это трудная наука – существовать с другими, не причиняя им вреда, быть частью чего-то, не искажая его равновесие. Это бесконечно неправильно с точки зрения людей, потому что люди знают – так существовать невозможно, и Старрк это понимает, но он не человек. И это решительно неверно с точки зрения зверей, но Старрк больше и не зверь. Существовать, не причиняя вреда, можно только в отрицательном смысле, то есть не существуя.
Присутствие само по себе означает влияние, воздействие, неважно, благотворное или нет. Это вне желания живого ли, или просто разумного существа.
Но он есть, Койот Старрк. Он дышит – пусть сквозь гигай, солёным воздухом, чувствует ласковые и грубоватые холодные пальцы ветра на своем лице. Тот треплет волосы, хлопает складками хакама; он слышит тихий вздох Тиа, чуть позднее мига, когда ее рука выскальзывает из его.
Звезды вспыхивают ярче, еще ярче. Сияют в глазах цвета изумруда, которые никогда раньше не были такими большими, и такими блестящими.
Арранкары не плачут, так ведь? – и любые соленые капли на лице сейчас – это брызги моря.
Он смотрит на небо вместе с Тиа, вздох которой – как удивление ветра, который набегает, разрастается порывом.
Ликует.
То место, где раньше они были, знает лишь одну форму ликования – торжества от отнятой жизни. Торжество выживания, и соль на их клыках – это кровь, а не морская вода. Их прежний мир, его, Старрка, прежний мир – отражение кривой луны, искаженной. Все там – лишь отпечаток, порой слишком бездарная копия, гротескная, искаженная, потому что в Пустом Мире нет ничего, кроме всепоглощающей пустоты. Нечему формировать этот мир, там неоткуда взяться чему-то настоящему, говорит все.
Но они были.
«Мы – были», - Старрк скользит взглядом по шрамам на тыльной стороне кисти. Отчего-то он часто на них смотрит, и набирает больше воздуха в грудь. Не для того, чтобы завыть – может быть, потом. Просто пропитанный солью, ночью, ликованием и звездами ветер так хорош, что в груди тесно, и древняя радость зовет его, чтобы прозвучать. Волчья челюсть на ключицах начинает слабо подрагивать.
Он едва заметно касается мизинца Халибелл, и делает знак – дескать, идем. Куда? – какая разница. Важно то, что это море зовется Японским – у него есть имя. Оно настоящее. Что на дне этого моря – кости людей и кораблей, память этого мира – до самой земной коры, до вулканических слоев, которые прорываются и цунами, и землетрясениями. У всего в этом мире есть имя, а они, в той, прежней своей жизни, только и могли, что цеплять имена к тому, о чем знали из своих прошлых жизней. Из сотен тысяч, миллионов поглощенных жизней других Пустых.
Но теперь у Старрка есть возможность познавать все это. Быть в этом, находить подтверждение тому, что раньше не было оформленным, что постигалось лишь умозрительно, да таковым и являлось. Он никогда не видел моря, кроме как в своих снах, кроме как когда касался реяцу так вот с Тиа, как сейчас – он прикасается. Ненавязчиво, спокойно, ласкающим ветром к ее руке, словно мехом – и делится тем, что у него есть. Знания – увиденное, познанное, услышанное, может быть, ненужное, но оно похоже на пыльный цветной витраж, исполинский, по которому бегут дождевые потеки.
Сразу вспоминается – вспоминается! – тот стеклянный круг в покоях Трес. На который Примера так ошалело таращился несколько долгих секунд, стесненный странным чувством того, что куда-то оказался принят. В нечто невозможно хрупкое, и оттого еще более ценное. Больше над этим можно не кривить в печальной гримасе лицо, что-де, оно недоступно таким как они – нет, оно есть. Неважно, что выберет, решит для себя Халлибел, неважно, чем это в итоге обернется. «Ничто не вечно», - и разочарований на их долгий, непомерно долгий, до меча шинигами, арранкарский век хватит, но Старрк теперь имеет возможность выбирать.
Пусть это иллюзия, и он остается заложником собственной природы, которая рано или поздно покажется голыми ребрами скелета из-под песка, обнажит клыки, и глазницы волчьего черепа зажгутся мертвенно-синим – пусть. Нет, он к тому не готов и не желает этого, но в этом мире, мире живом и живых, он по-настоящему узнал, что любовь и дружба – это не просто слова, о который арранкарам недостойно даже думать, ибо они - Пустые - недостойны их.
У него теперь есть это тепло, и мир обретает имена и форму. Пустота заполняется. Пускай даже посредством гигая, такого хрупкого и непритязательного (хотя и крайне сложного, как утверждает Октава, и не Старрку здесь возражать) устройства. Иногда даже сильнейшим нужна помощь. Даже таким, как Тиа. Она столько сделала для Старрка, так ему помогла, ничего не желая взамен, а сейчас это – все, чем он может поделиться с ней.
Миром. Этим миром, который в него входит, пропитывает – и поистине, неважно, что за этим последует.
Ведь он теперь есть.

0


Вы здесь » uniROLE » uniVERSION » давно проторенной тропой


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно