Мабари шла осторожно, рысила близ проселочной дороги. Чуткий черный нос впитывал ночные запахи, ставшие сейчас еще сильнее; ее тянуло чихнуть. Она знала, что не стоит привлекать к себе внимание лишними звуками. Обрезанные уши держала прижатыми и одновременно настороженными – не звякнет ли где железом?
Железо звякало рядом с ней постоянно. А то и гремело, и свистело, и выло, и не раз приходилось ей от него убегать. Немало шрамов скрывалось под мягкой шкурой песочного цвета, немало следов от холодного железа. Мабари не чихнула – коротко заскулила, перепрыгивая через лежащий подле проселка камень, зашуршав кустами. Пахло кроликом. А она так голодна! – мабари подняла голову, втягивая воздух, принюхиваясь. Все больше запахов людей, все больше запахов дыма и лошадей. И впереди огни. Много огней, - мабари сделала стойку, когда почуяла сородичей. И мигом позже они почуяли ее – ветер донёс запах до высоких каменных стен на холме, на которые она не так давно смотрела из леса.
Сородичи завыли, залаяли, забеспокоились. Люди на стенах тоже всполошились, - мабари моргала, глядя на факелы, и недовольно прижимала уши. Зачем так кричать, зачем так беспокоиться? – вывалив язык из пасти, она выскользнула из кустов, и, чуть припадая на переднюю лапу, двинулась к воротам, к свету, к удивленным сородичам.
Те чуяли суку – суку не в течке, поэтому вели себя спокойней, чем могли бы. Мабари коротко гавкнула, останавливаясь, поднимая голову в осторожном жесте, когда кругом нее задрожала земля от множества лап, и свои окружили ее. Крупный темно-коричневый кобель с белой грудью надвинулся на нее, дыша широкой пастью. Сука смирно подалась чуть назад, садясь на обрубок хвоста, и слегка отвернула голову, открывая шею.
Вожак обнюхал потрепанный кожаный ошейник на ее шее, фыркнул, рыкнул – но не угрожающе, а затем умыл ее морду языком. Остальные псы, притихнув было, бурно обрадовались, стали скакать кругом мабари, виться, обнюхивать, и тоже норовили лизнуть. Порыкивали, но дружелюбно, и сука, прижав деликатно уши, потрусила вслед за сворой в распахнутые ворота. Большие камни. Большие деревья. Большие стены, - он подняла голову, принюхиваясь, помня эти места.
Тогда сильно пахло морозом, дорога была жесткой, и она немного сбила лапы – долгое время не могла бегать, как прежде. Живот и соски уже не тянуло болью, и сама она бежала легко. Отощавшая после того, как откормила щенков, она пробегала этими местами, бежала безошибочно. Она знала, куда бежать – просто знала. Близ этих каменных стен суке посчастливилось стянуть только что закопчённый окорок, и сейчас она облизывалась, пробегая мимо той самой коптильни.
Вкусно пахло мясом, дымом, вкусно пахнет и сейчас, но ей нужен другой запах. Она всего раз в жизни, или два, кажется, чувствовала его близко. Но сейчас искала точно, поводя черным носом. Люди не придали значения ее появлению подумав, что псы просто нашли свою, да и не до своры им было. Свои заботы, свои! – над замком развевались знамена с изображениями мабари.
Сука знала, что ей нужно туда.

Холодно в Ферелдене весенними ночами, чтоб им. Или это Мак-Тир состарился, не иначе, - ругаясь сквозь зубы, он бинтовал кое-как зашитый бок остатками бинтов. Их, сколько в реке не полощи, уже все равно особо не отстирать от крови и гноя. Бок вспух нехорошо, Логэйна лихорадило. Рана оказалась столь плоха, что не выручала даже скверна, - по спине опять пронеслось ознобом, но он чувствовал, что голова будто бы в огне. Отлежаться бы сейчас немного, ночь хотя бы, но скорее всего, к утру ему станет хуже. Или же, его найдут преследователи.
Как-то больше не хотелось драться со своими, - горькая усмешка застывает на лице, а на бок опять ложатся вымоченные в пока еще горячей воде припарки. Холодит слегка толченым эльфийским корнем – должен вытянуть заразу, но, похоже, яд на коротких клинках тех ублюдков оказался больно уж редким. Ладно… ему не привыкать, в конце концов.
Как и надеяться на скверну, - с припаркой справился сноровисто, несмотря на темноту, и что приходилось руками шевелить строго на ощупь. Крохотный костерок в ложбинке пришлось загасить. Бездымный. Старая браконьерская наука.
Ночь дышит весной, тихими шорохами. Усталость и лихорадка наваливаются, и погано, что рядом нет Адаллы. Мабари бы присмотрела, пока он отлеживался, и вступилась бы, случись чего. Но ему не из чего выбирать. А если существует Создатель, то он Логэйну послал самую большую из возможных удач.
Днем он подслушал разговор проходящих большаком крестьян, о том, что-де, замок тэйрна Кусланда почтила визитом королевская чета. «Чета!» - даже сейчас Логэйн скривился, о том вспоминая. Неуклюжий мэриков бастард подле его дочери до сих пор воспринимается чучело чучелом. Хотя Анора не жаловалась.
Она не стала бы жаловаться, - плотный поддоспешник прижимает повязку к боку. Укрепленную сильверитом кольчугу опоясывает перевязь – вот, уже вроде и не качает. Вроде и не лихорадит почти, - забросив щит за спину, Логэйн осторожно высунулся из небольшого лога, где укрывался, раздвинул куманику, выглядывая на тракт. Тот слегка светился будто бы, под звездами и тонким серпиком месяца.
Светлая ночь, все-таки. Соваться в деревню ему опасно, сейчас там ищут все, и прочесывают. Безопасней – в лесу, - Адалла проведет. В ее ошейнике, в потайном кармашке, таком, какие Анора знает, наспех нацарапанная записка.
Они не виделись почти три года, - прикрыв глаза, Логэйн прислонился к высокому камню, прижал подбородок к плечу. «Тихо», - самому себе.
Чтобы не пытаться подпевать той поганой мути, что звучит в голове.

Несколько раз Мак-Тира едва не сморило – сном и усталостью, и подспудным желанием тела избавиться от звучащего в голове дерьма. Словно это могло помочь хоть чему-то. Во сне, увы, Зов слышался едва ли не явственней, чем наяву, но тело, своим каким-то внутренним знанием, упорно клонилось в сон. может, так оно и лучше, да вишь ты – несподручно сейчас.
Он прислушивался к ночным шорохам, закрыв глаза. Где-то вон, высокая трава шелестит под осторожными шагами. Мак-Тир не шелохнется, хотя, право, будь не один, в смысле, будь с ним кто-то еще, кроме Адаллы – уже схватился бы за лук. Слишком хороший запас мяса сейчас продвигается к реке на водопой – молодой олень. Почему не взрослый? Те идут тише, а если слышно, то по-другому.
Гулко и утробно кричит сова, лесная мелочь шуршит во мхах и прошлогодней листве, спасаясь от нее. Запахи становятся все острее, и журчит вода… журчит песней.
Мак-Тир открывает глаза, хриплым шепотом выругавшись в лесную тьму. Гасит дрожь, опять проносящуюся по телу, и на сей раз благодарен боли в боку. Отрезвляет, - под медленный выдох поворачивает голову в сторону дороги.
Глаза привыкли к темноте уже давно, и смутно мелькающий серди деревьев силуэт он видит с замирающим сердцем. «Проклятье», - Адалла прибавляет шагу, с громким хрустом кустов пробираясь к нему, обеспокоенно и радостно взвизгивает – дескать, как ты тут, как? – но суку получается потрепать за ушами лишь мимолетно. Обдает качнувшимся навстречу теплом, запахом дорогих духов, и взволнованным голосом, которого не слышал уже несколько лет. Вот же проклятье, даже встать не смог-не успел! – дочь он прижимает к себе крепко, коря себя за то, что не нашел иного способа, чтобы с ней встретиться. Что ей пришлось тут по буеракам и лесам идти к нему, - мысль вызывает усмешку. Ну да, конечно же. Его Анора, - лицо ее в лучах молодой луны светится, глаза блестят, словно те самые звезды. «Ты же моя девочка», - и гордостью, и любовью сердце сжимается, неумело и отвычно. Сильно выдохнув он придерживает ее руку, потянувшуюся с зельем, качнув головой, кивком призывая замолчать.
Девочка и сама все поймет, - Логэйн прислушивается, но для того у них есть самый надежный и чуткий страж. Адалла тихо тявкает, толкнув его мордой в бедро – мол, не делай глупостей, у вас не так много времени, а я присмотрю, постерегу, и все такое – и в подтверждение словно тихо подает голос снова.
- Здравствуй, Анора, - выдыхает Мак-Тир, чуть усмехаясь про себя. – Ничего… - на ее безмолвный вопрос. – Прости, что так вот получается, - на ноги он поднимается без посторонней помощи, только с неизбежным звоном кольчуги. Дочь и сама при доспехе, двигается легко – он это и в темноте заметит.
- Кто-нибудь видел, как ты уходила? – скорее всего, никто, кроме самой верной челяди. На имя Коутриен он невольно чуть щурится, про себя с облегчением выдыхая. Верная соратница не подведет. По-прежнему злой и чуткой сукой мабари при его дочери – и это хотя бы немного обеляет Логэйна в собственных глазах.
- Рана пустяковая, ну, - на самом деле так. Но зелье не повредит. Привкус у того кисловатый, терпкий, немного яблоками отдающий. После такого сразу бодрее себя чувствуешь. Даже несмотря на ночь и усталость, - он болезненно хмурится, отгоняя вдруг подкатившую волну звука, таинственного напева в голове. Таинственного – потому что вслушиваться опасно.
Уведет.
- В замке мне показываться опасно. И в любом другом месте, - не так хотелось ему встретиться и поговорить с дочерью. – Стражи ищут меня, - без обиняков, сознавая прекрасно, что взваливает на Анору еще и такой груз, как укрывательство… кого? Дезертира?
В общем, нет, но явись Логэйн в Башню Бдения – подставит под удар всех ее обитателей. Обратись к дочери напрямую, открыто, попросив убежища – станет еще хуже, заставит ее отвлекаться еще и на такое дерьмо, как разборки с орденом. А Ферелдену это сейчас не просто ни к чему, это попросту крайне для него опасно. Незачем преувеличивать, они не оправились от Мора окончательно.  А с тем дерьмом в небесах…
- У меня нет другой возможности поговорить с тобой, Анора. И вряд ли будет, - Логэйну всегда погано давались семейные встречи, чего уж там. В последний раз он заглядывал в Денерим после небольшой заварушки с порталами в лесу Бресилиан, и доклад о случившемся там, о странном эльфе, он знает – лежит у Аноры в секретных архивах, до сих пор.
- Кажется, я раскопал какой-то очень лежалый труп, пахнущий скверной, - намек на секреты Стражей. – Поэтому меня разыскивают. Скажи, не появлялись ли они в окрестностях в последнее время? – если Мак-Тир опередил преследователей хотя бы на пол-дня, то у него еще есть возможность переночевать в тепле, дав себе возможность восстановиться.
Или же, если Анора сообразит для него что-то еще, удастся пустить Стражей по ложному следу. Это также может сработаться, - он касается щеки дочери ладонью. Край рта незаметно вздрагивает в темноте, когда он снова заключает ее в объятья, ничего уже особо не слушая. Потом. Все потом. Адалла постережет, а пара мгновений у них есть.

Королева Ферелдена в сопровождении незнакомого этим местам солдата… в сопровождении солдата в доспехе Стража – это вызовет самые тяжелые подозрения. На укрывающий сине-серебряные полосы на кольчуге плащ Логэйн не надеялся. И с его стороны было неразумным все еще оставаться в броне Стража, да вишь ты, какое дело – не подвернулось до сих пор ни единой оказии, чтобы сменить. А отнимать чью-нибудь жизнь, чтобы взять доспехи – так он не разбойник же какой. Купить другую броню – оставить след.
«Слабовато, видать, тебе на хвост упали, раз думаешь такую чушь», - проворчал он про себя, выдыхая, забрасывая за спину щит, и надеясь про себя, что удастся скрыть подкативший приступ головокружения. Пением снова повлекло, чтоб ему – но сейчас оно словно потише стало. Не иначе, это Логэйн сам себе внушил, но он и такому был рад.
Адалла весело вертелась рядом, тихо взвизгнула пару раз – дескать, я молодец, я справилась? – Логэйн потрепал ее по ушам, и обрубок хвоста мабари так и затрясся. «Справилась, умница», -  сука порскнула вперед, проверить дорогу, которой пришли, и подала голос уже с большака, знакомым Логэйну поскуливанием. Так он Адаллу выучил сигналы подавать, когда нужно было соблюдать осторожность.
За Анорой никто не следил, успокоил себя Мак-Тир. Адалла бы почуяла.
Не позволил дочери помочь себе, пока выбирались к дороге. Боль в ране не так уж  и сильна, тяжесть доспеха держит бок плотно. И зашагало он рядом с ней быстро и широко, как когда-то бывало – к огням, что впереди мерцали сквозь темноту. «Село близ замка», - отсюда, с пригорка, его было различить получше, чем из перелеска. «Туда, что ли?» - но Анора вела его уверенно. Значит, он ей доверится, - а в груди, пополам с болью в ране, сильно колотилась другая боль – радостная.
Не верилось, что встретились.

- Нет, Анора, погоди пока, - чешуйчатые пластины снятой брони чуть позвякивали, когда Мак-Тир, опустившись на лавку, поставил ее рядом. Обоняния коснулся запах еды, но он вымотался сейчас так, что о еде едва ли мог думать, – придерживая рукой бок, там, где поддоспешник был выпачкан засохшей уже, темной кровью, он поднялся, и шагнул за деревянную ширму, где уже было все приготовлено для мытья. Разило от Логэйна, после стольких дней пути, небось ни разу не фиалками. Да и скорее управится сам, - покосившись на чистую одежду, которую принесла Анора, вздохнул с облегчением. Кажется, он действительно в безопасности, хотя бы на время.
«Долго задержаться не получится», - он прочистил горло, выдыхая, стягивая с себя поддоспешник, прижимая ладонь к повязке. Регенерация Стражей должна помочь справиться с этим дерьмом, но сам он все-таки, слишком измотан. Значит, нужно распределить остатки сил толково, - смывая с себя застарелый пот и засохшую грязь – с бока, Логэйн подал голос из-за ширмы:
- Отдыхать стану потом, Анора, - так вот разговаривать с дочерью, конечно, дело паршивое. Они не виделись столько, и сейчас любым мгновением пренебрегать – кощунство. Поэтому стоило поторопиться, что Логэйн и сделал, и какой там бок еще болел, у кого? – прижав к ране чистую тряпицу, он вышел из-за ширмы, берясь за скатку бинтов и заранее припасенную склянку с бальзамом.
- Вначале поговорим, - выдохнул, пропитывая еще одну тряпицу бальзамом, и к ране прикладывая. Та уже схватилась по краям, но сейчас от воды немного намокла. Выглядела не так плохо, как чувствовалась, и Мак-Тир мрачно поблагодарил про себя скверну. И замер рукой – на какое-то мгновение, потерявшись в пространстве.
«Хорошо еще, что сижу», - хладнокровно подумалось, когда его отпустило, и бинт широкими полосами засновал кругом тела – жилистого и крепкого, несмотря на годы.
- Ничего, - кивнул он Аноре, опуская рубаху, оттирая руки от жирного и пахучего бальзама. После мытья и перевязки сразу стало полегче, даже в голове прояснилось. Он сел к столу, кивком приглашая дочь присоединиться. Вряд ли она, конечно, станет сейчас есть, небось переволновалась вся, - «ладно тебе, девочка. Вот он я, живой, а что потрепанный – так это пустяки».
Старым бродячим псам положено.
«И убери эту жалость из взгляда», - они живы, вот что сейчас имеет значение. Отблески свечей заиграли на светлых волосах дочери живым золотом, Логэйн улыбнулся. Годы на ней не сказались – юна и красива, как всегда, всегда такой для него останется. Голубые глаза чуть потемнели вот только, и под ними легкие тени залегли. Ну так доля у нее непростая, королевская – увы.
«Но выглядит здоровой», - мимолетно прижав ладонь к виску, он потянулся другой рукой к кружке с элем. Горло промочить сейчас хотелось в первую очередь.
- Как Алистер? – это был странный вопрос. Обычно зятем Логэйн если интересовался, то в иной манере, ироничной непременно. Не то что бы часто приходилось это делать, или, тем паче, часто хотелось делать. – И что слышно о Стражах Башни Бдения? – их всех созвали в Западный Предел. Если кто и оставался в Амарантайне, то только для виду.
И там не было магов.
- Ты слышала что-нибудь о Солоне? – девчонка пропала достаточно давно. Мак-Тир уже и не надеялся, в общем, на добрые вести о ней.
ладно, больше уже тянуть незачем.
– Я не до конца разобрался в том, что происходит, Анора… но что-то неладное творится со всеми Стражами. Орлея и Ферелдена, - он смотрит на нее в упор, тяжело, где-то глубоко внутри коря себя за то, приходится говорить об этом, спрашивать и говорить о Стражах, ввязывая ее в это дерьмо многовековой давности, с магистрами и Корифеем… вместо того, чтобы справиться о ее здоровье, и поговорить о стране, которую он оставил ей.
- Кажется, мы все стали слышать Зов, - тайны – суть существования Стражей, все правильно. И помрут они, на своих тайнах сидючи так вот – запросто.

Дочь словно недовольна, хотя может быть, оно Логэйну только кажется, пока смотрит на ее лицо, теряющееся в смутных тенях. Свеча одна, от очага света немного, но голубые глаза Аноры кажутся двумя осколками лириума, горящими, застывшими. Он опускает голову, слушая ее, коротко жмурясь, чувствуя во рту горечь. И непроходимую усталость.
«Значит, в Ферелдене тоже», - надежда в Мак-Тире еще теплилась, что дрянь коснулась его только потому что он находился в Орлее. Это наводило на определённые соображения, само собой, но о них – позднее. Сейчас – насущное. Катастрофа в Башне Бдения – как еще это называть, он не знал.
И не потому что Серые Стражи должны бороться с Мором, а не идти, словно крысы на звук волшебной дудочки, на Зов. А потому что… а, да что там! – он коротко и резко стискивает кулаки, встряхивая головой.
«Значит, тоже», - гнев медленно вскипает, широкой горячей волной. «Ферелден», - плевать, что там до сих пор о нем думают на родине. Плевать, что думает о нем тот же Натаниэль, сынок Рендона, с которым они если и ладили, то условно, да вообще на все плевать. Серые Стражи Ферелдена были теми, кого Логэйн Мак-Тир негласно – и для себя, что характерно, незаметно, взял под свою защиту.
И его решительно не волнует их мнение на сей счет.
- Вряд ли я успею их перехватить, - хрипловатый шепот вплетается в звучный голос дочери. Стражи Башни Бдения, двигающиеся на запад, почти наверняка повстречают его преследователей. И неизвестно, чье слово окажется весомей – вернее, в самом скверном из возможных исходов для себя Логэйн не сомневался.
- Анора, - тяжело поднимаются глаза на дочь. Прожигают. Нет, его время еще не просто не пришло – не прошло.
- Ты знаешь, что нужно сделать, - Серые Стражи не подчиняются королям и правителям, как известно. Но… есть некоторая тонкость. Придется – необходимо! – приплести зятя. Использовать его прошлое, и его настоящее, нынешнее влияние, посредством влияния самой Аноры на него. – Поговоришь потом с Алистером. Возможно, мне вернее было бы поговорить с ним самому, - неохотно признает Логэйн, - но, боюсь, времени у меня нет совсем.
Так что да – ночь здесь, под Хайевером, и снова в дорогу. В бега, - Адалла подходит, кладёт умную морду ему на колено, смотрит, слегка склонив ее набок – дескать, ну что ты, человек?
«Да вот так как-то», - сука прижимает мягкие обрубки ушей, когда Логэйн треплет по ним, другой рукой накрывая ладони дочери, ее пальцы, переплетенные до этого тем же жестом, что его.
- Помнишь восстание кунари в Марке? В Киркволле? – начинать приходится издалека. – Приблизительно в то время в Вейсхаупте заинтересовались кое-какими древними событиями, меня отправили расследовать это дело. Мы как раз угодили в самый центр восстания, - он делает Аноре знак, дескать, потерпи, дочь, история долгая, - в котором появился новый защитник Киркволла. Гаррет Хоук – думаю, имя ты точно слышала. В Киркволле мы искали сведения об его отце – тот был магом в Казематах, Круге Киркволла. Всплыли сведения о том, что он когда-то участвовал в тайной операции Стражей в горах Виммарк, и, надо полагать, кое-что за это получил.
Свободу? Деньги? Еще одну причину бояться за свою жизнь? – Логэйн сочувствовал Малькольму Хоуку, но у него сейчас дела куда поважнее чьей-то малость подпорченной жизни. На свою смотреть не хочется.
- В Виммаркских горах находилась древняя тюрьма, в которой магией был запечатан один из первых магистров. Тех самых, - да, дочь, порождения тьмы, Златой Града, первые магистры Империи Тевинтер, вошедшие в Тень – это больше не сказки преподобной матери. Это ужасающая реальность. – Защитник Киркволла снял печать с тюрьмы, и убил эту тварь. К тому времени она уже стала пробуждаться, и некоторые из ордена Серых решили, что это можно использовать. Ошибка, и благо, что это безумие не поддержали тогда. Не суть, - глоток вина, чтобы уставшее горло смочить, - все думали, что Корифей, таково прозвище этого магистра, был уничтожен. Но я занялся этим более плотно. Как ты знаешь… - а вот это уже сложнее объяснять, - архидемона может убить только Серый Страж. Иначе он возродится в другом порождении тьмы, примет прежнюю форму, и Мор продолжится. Так первый Мор едва не поглотил этот мир.
А еще Логэйн был одним из двоих Серых Стражей, сражавшихся с архидемоном. И вот, ничего же – живой, сидит тут перед дочерью, которая когда-то верила, что провожает отца на смерть.
- Меня заинтересовал этот вопрос. Что, если магистр способен возродиться в другом порождении тьмы? – не совсем наитие. Плод долгих исследований, косых взглядов со стороны, и мягких увещеваний, дескать, не стоит заниматься этим вопросом, Старший Страж Мак-Тир.
Кларель уже тогда знала о чем-то. А они все бездарно проморгали.
- Это понравилось не всем. Я в бегах с зимы, - усмешка мрачноватая, и за ней – дни и ночи где придется, под нарастающее нежное пение в голове. Под все углубляющие кошмарные видения.
- Я решил удостовериться в происходящем сам, и наведался кое-куда, - завывающие ветра Западного Предела снова воют в ушах, и словно бы песок опять скрипит на зубах.
- Это не понравилось Стражам еще больше. Я открыл, что природа Зова кроется в чем-то необъяснимом. В чем-то, исходящем от этой возродившейся твари – Корифея.
Вот что я нашел, Анора. Небольшой штрих из скверны, перечеркивающий все, мать его, сущее. Все эти гражданские войны, Бреши и прочее.
Древность возродилась, и оскалила зубы.

«Все так», - он кивает дочери, проводя по стонущим вискам, обильно уже тронутым сединой, ладонями, обхватывает себя за затылок, словно пытаясь приглушить даже сейчас звучащую в голове страшную песню. Она – как вздрагивающее пламя свечи, неизбежно остается отпечатками, цветными пятнами даже за закрытыми веками. Только те отпечатки быстро исчезают, это же… даже бесполезно стараться.
И зачем-то ко всему этому примешивается нелепая на седьмом десятке лет мысль – «а я-то еще надеялся, что это случится попозже». Ну да, конечно. Ему, Логэйну Мак-Тиру, только так и думать. После всех случаев, когда счастливо, или нет, избегал смерти.
Кстати, об этом…
Мак-Тир хмурится, понимая, что еще кое о чем Анора должна знать. Не только потому что она его дочь, но и… а, да именно поэтому. О, так сказать, некоторых подробностях личной жизни своего отца, будь оно все проклято, и, главное, причинах оного.
В этом корень всех зол и кроется, о котором Логэйн долгое время размышлял. И, по долгому и не совсем здравому размышлению, все же понял, что вряд ли сумеет настроить себя против ребенка, которого никогда в жизни не видел. Проклятье, он даже не знает, сын или дочь у него родились. Но почему-то уверен, что сын.
Но это все пока побоку. Отложим, так сказать, семейные откровения на более удобный момент – не сейчас, когда по лицу дочери залегают тени такого вот ужаса. Отражением его собственных черт – хотя какое там, Анора похожа на Селию, но выражение черт, рисунок гримас – все-таки его, Логэйна.
Руки Аноры холодны, как лёд, у Логэйна не намного теплее, но он берет их, стиснутые добела, в свои ладони. Маленькая королева, которая выросла, и которой он больше ничего и дать-то не может, кроме новой головной боли и тягот. Только вот если и просвечивается попытка попросить за это прощения, то мимолетно. И тонет где-то в глубине взгляда.
Королевам не нужны извинения.
- Серые Стражи – сила, с которой сложно не считаться, - он говорит сейчас не как сам будучи членом этого треклятого ордена, но о том, в чем действительно уверен. Скверна дает многое – скорость и силу в бою, выносливость, регенерацию, иные способности и возможности. Любой Серый Страж, даже одиночка – грозный противник. А их войско, даже пусть небольшое – маленькая армия, способная сражаться против армий больших. Тому прямое подтверждение – Пик Солдата, и действия его Стража-Командора.
Хотя там солдаты короля Арланда изначально были не в самом выгодном положении, ибо вели осаду, но все-таки – горстка, не более полусотни – против нескольких тысяч.
- И да, если они – мы – оказываемся на стороне этой древней тевинтерской твари, то да, дело швах.
Вековечный ужас, страх, кошмар Тедаса – новый Мор. С последним разделались, ха, быстро – проклятье, об этом и вспоминать тошно. Но если таков замысле… чей? Корифея? Кларель?
- Не знаю, насколько здесь замешан  Первый Страж, - действительно, Андерфелс очень далеко. Это всегда давало ферелденским, в частности, Серым Стражам, кое-какие преимущества. Сейчас это непонятно, чем оборачивается, но Мак-Тиру искренне казалось, что толку от этого никакого не будет. Возможно, только хуже все станет – «да наверняка почти».
- Если под влиянием этой дряни, - он слегка похрустывает шеей, словно разгоняя шепчущее пение в голове, - окажется и Первым, то Серым Стражам точно придет конец. И ордену. И… - усмешка мрачна, - этому миру хватит дерьма, - только вот чувство у него было, что он пальцем пытается затыкать это бьющее дерьмо, тогда как поток широченный, будто с плотины в Крествуде.
- Палки в колеса мне по большей части вставляли орлейские, - и нет, старой желчи совсем не проскальзывает в голосе. Вообще ни капли. – Так что, если это можно назвать облегчением – не думаю, что Вейсхаупт в курсе. Кларель… не из тех, кто станет перекладывать свои проблемы на чужие плечи. Она будет стараться погубить этот гребаный мир сама, - вот и вырвалось, вот и просочилось – отчаяние.
Один хрен, винить в случившемся только Кларель – не выход. Как правило, тот, кто громче всех виноват, еще и жертвой в итоге оказывается. Собственной ли глупости, впрочем, или чужих интриг – наплевать. Жалости к таким вот жертвам Мак-Тир не испытывал. Отвык давно.
- Помочь... Тем, что задержишь идущих по моему следу Стражей, Анора, - взгляд Логэйна – воплощенная усталость, железная, несокрушимая. Как и его решимость. Это не возвращение долга ордену, это – его собственный выбор.
Хоть что-то еще хорошее оставить после себя, кроме этой вот девочки, - улыбка получается слабой, тенью себя. Да и отвык он улыбаться, накрепко будто бы забыл, как это делается.
- Но да хватит обо мне, - неловким было молчание, неловкими же выходят слова и сейчас. – Как ты? Расскажи, - не только как живешь сама, понятное дело. Они в этом отношении одинаковы, отец и дочь. Спроси о личном - скажут, что все нормально, все в порядке, и заведут речь о делах куда более насущных. И надо как-то вставить сюда известие о том, что у нее, видите ли, есть братишка с душой древнего бога внутри. Как-то… неожиданно это будет. И не станет ли мальчик причиной новых невзгод? – или их заложником.
«О чем вообще, интересно, думает его мать?»

«В порядке», - уж отцу-то девочка могла не врать. Видит Логэйн и тени под ее глазами, и складку между тонких бровей, и это особый разворот головы, который замечал за собой когда-то, когда ловил свое отражение сбоку, в чем-нибудь. Напряжение, вкупе с нервозностью, тревожно звенящей. Вот-вот прорвется, потому что темнота подступает со всех сторон, а помощи ждать неоткуда.
Так было в последние годы.
«Ну, эти годы для нее точно последними не станут», - и вряд ли это слепая наивность, или нежелание принимать очевидное. Это упрямство, которым Логэйн Мак-Тир славится, и вера в собственное дитя. На седьмом десятке лет он может позволить себе и такую слабость.
Да что уж там. В Анору он верил всегда. И верит. И будет верить.
- Я видел, что стало с Баннорном, - он кивает, мрачнея вмиг. Как в насмешку, Логэйна будто бы возвращало в былые дни, в те времена, когда вдоль Имперского Тракта торчали колья с насаженными на них телами. Сейчас же тела просто валялись – промороженные до костей, или же этими обугленными костями торчащие. Или разлагающиеся, раздувшиеся на солнце. Мухи садились на них, и не улетали, когда кто-то приближался. А лужи на дороге слишком часто были не от дождя.
Еще одна гражданская война. Логэйн очень хорошо представлял себе бессилие баннов. Против отменно обученных бойцов – храмовников – редко кто мог выставить достаточно приличные силы. К тому же, он сам видел красный лириум. «Красные храмовники» - так их теперь называли, ставших впятеро сильнее. Что до Логэйна, то он эту красную дрянь полагал чем-то похожим на скверну. Только та пожирала тела принявших ее в пятьдесят раз быстрее.
Впрочем, и без красного лириума храмовники оставались грозной силой. И тут уж не поймешь, кто хуже – они, или маг-отступник, которому только раз рукой махнуть, и все, деревня огнем занялась.
И это тоже падало на плечи его дочери, - он поднимает глаза на Анору, видя в ней и эти размышления. Жалеть ее здесь? – немного, по-отцовски. Сочувствовать. Потому что сам знает, каково это, когда из рук не просто все валится, а сыплется и ускользает, когда замолкают целые владения, потому что все, что там осталось – мертвецы, с тел которых не поднимаются жирные черные мухи.
- И про Редклифф слышал. Только без таких подробностей, - Логэйну все время кажется, что они что-то упускают. Какое-то из звеньев цепи проседает – беда только в том, что этих клятых звеньев слишком много.
- Но вроде как, там все разрешилось, разве нет? – он смотрит внимательно, потому что, в силу определенных обстоятельств, сведений о случившемся во владениях Эам… ладно, уже Тегана, не имеет. – Инквизиция там себя показала, насколько мне известно. Они искали союза с этими магами.
«А затем на их Убежище напал Корифей. И все завертелось, мать его», - нечеловеческая усталость вдруг наваливается на Мак-Тира. Что может тут человек, щепка в бешено океанском водовороте? Только надеяться, что какая-нибудь кривая да выведет.
- Фиона возглавила повстанцев. Я бы на твоем месте особо не удивлялся. Теперь они с Инквизицией, - напряжение в глазах дочери от внимания Мак-Тира не ускользает, но он слегка качает головой – дескать, нет.
- Эта карта давно разыграна и сброшена в отбой, Анора, - добавляет он вполголоса. – В череде случившегося это все – только совпадение. Так мне видится. После хаоса в Орлее мало кто по-настоящему возглавить восставших магов. Получилась она. Вряд ли здесь есть… связь, - под тяжелый вздох, и глоток вина.
- Скажи мне вот что, - испытующим взглядом он скользит по лицу Аноры. «Королева-дочь, проклятье», - с гордостью, мимолетно любуясь. – Помнишь, десять лет назад… во время Мора еще, - редко когда они даже в разговорах возвращались к этому времени – тому, до черных крыльев над Денеримом.
- Мне бы об этом больше знать, конечно, но я уже не имел возможности. В компании Амелл ошивалась одна ведьма. Из хасиндов. Ты ее видела наверняка. Она исчезла после того, как покончили с архидемоном, - он говорит, глядя уже в столешницу. И делает еще несколько глотков вина.
- Я знаю, что она переходила орлейскую границу на перевале в Морозных Горах. Важно другое – не появлялась ли она в Ферелдене? Может, видел ли ее кто? – а вот теперь это действительно важно.
- С ней мог быть ребенок.

Отредактировано Loghain Mac Tir (2019-04-07 22:30:40)

«Селина», - по лицу проходит темная судорога, глаза вспыхивают, и стакан под пальцами скрипит, почти что смятый.
«Что ж ты натворила, сучья ведьма?!» - Логэйн выдыхает, сильно, пытаясь справиться с собой. Значит, Орлей – казалось бы, не будь дураком, ты знаешь, что она пересекала границу в том направлении сразу после Мора, но мало ли куда ее могло понести?
А вот куда, оказалось. К врагу.
Потому что они до сих пор враги, и  никакие льстивые увещевания с западной стороны не убедят Логэйна – Серого Стража, которому надлежит хранить нейтралитет, по идее, что они все еще враги с Орлеем. Лев может сколько угодно корчить из себя смирненькую кошечку, но Мак-Тир, служивший там, на той стороне, в своего гребаном ордене, знает – чуть только ослабни Анора с Алистером, Селина не упустит своего. И даже сейчас, когда ее страну и без того лихорадит.
А теперь в ее руках находится такое… - он стискивает себя за лоб, выдыхая снова. Сердце даже нехорошо колет – прожитыми годами, наверное, и застарелой ненавистью, черной, словно скверна.
- Плохо, - одними губами выдыхает он, и непослушной рукой подносит стакан ко рту, пьет, вкуса не чувствуя.
- Если эта Морриган теперь при дворе Селины, то это плохо, - он быстро вспоминает все, что было раньше, что миновало за эти десять лет. То, что ничего не случилось – ни стычек на границе, ни чего-то еще, пока еще ничего не означает.
Возможно, носителю души древнего бога просто нужно подрасти, да, Морриган? Кое-как Мак-Тир узнал историю матери ведьмы. И то, что та должна была вселиться в тело девчонки – помимо того, что это магия чудовищной мерзости, он услышал там также кое-что еще и для себя.
И пускай он не знает этого мальчишку совсем. И тот его не знает – но он никогда не перестанет быть его сыном. Даже со спящим чудовищем внутри.
- Во-первых, ведьма весьма искусна в своих… - слово «ритуалы» так и просится на язык, но Логэйн себя одергивает, - черномагических штучках. Во-вторых… ее ребенок – это не просто ребенок.
Видно, как напряжена Анора. Вот уж впрямь, неожиданность – наверняка он никогда еще на ее памяти так не выглядел. Даже во время Мора, когда все рушилось, его заботами и стараниями.
- Малефикар подобной силы на стороне Орлея – уже само по себе опасно. Селина держит ее при себе, она пользуется ее защитой – здесь все понятно. Но, надеюсь, она молчит о мальчишке.
И на самом деле, с чего Логэйн взял, что это мальчик? Но пусть все-таки будет парнишка. Пусть.
- Ты знаешь, Анора, как погибает архидемон? – он поднимает глаза на дочь, и видит в этих двух голубых озерцах не только свое отражение. Видит багряное зарево небес, видит черные крылья, слышит страшный рев, от которого скверна в крови вскипает и мечется.
- Убить его может только Серый Страж. Иначе он возродится в любом порождении тьмы. И все по новой. Скверна в нашей, - да, теперь в нашей, - крови, позволяет этого избежать. И, конечно, Серый Страж, который убивает архидемона, погибает. Но я здесь, перед тобой, да и Амелл тоже осталась жива, - вывод напрашивается пока малопонятный. И чем дальше, тем хуже.
- Опущу подробности. Эта Морриган – мать моего сына. Твоего брата. Того, в кого перешла душа древнего бога, очистившись от скверны архидемона, - и он сейчас в Орлее, при императорском дворе.
Проклятье.

«То, что ты слышала», - Логэйн мрачно смотрит перед собой, и золотые огоньки свечей – словно ведьминские глаза. Он почти десять лет от себя гнал эту память, иногда задумываясь – все-таки да, но уж явно не о женщине, с которой тогда переспал. А о том, что эта ночь принесла затем.
«Давай уже скорее покончим со всем этим», - так потом он сказал Амелл, стоя перед горящим Денеримом, ни на мгновение не веря в то, что этот гребаный ритуал сработает. И по большей части, ощущал себя героем какого-то слишком скверного фарса, мысли доходили даже до такого, что  вот, решили высмеять две девки старика.
Ан нет.
Солона тогда и сама казалась ошарашенной, даром, что быстро справилась с собой, когда пришла к нему с этим предложением. Дескать, вот что тут придумала Морриган, Логэйн. Ты только сильно не удивляйся, потому что делать с тобой, после твоих преступлений, и впрямь можно все, что заблагорассудится.
Давай, причиндалы у тебя есть, заделай ей, что она хочет, - ну а о другом уже и думать даже смешно. Амелл действительно не погибла, нанеся последний удар архидемону. Логэйн Мак-Тир – выжил, снова, и получается, проведя ночку с девчонкой, что годилась ему в дочери, сохранил Солоне жизнь. Проклятье, даже думать о таком смешно и горько.
И о последствиях – теперь.
- Нет, - мрачно глядя в помертвевшее лицо дочери, отвечает Логэйн. – Не видел. Ведьма предупредила меня, чтобы я их не искал. И хорошо скрывалась – слушать ее я, само собой, не собирался.
Он кивает. Искал действительно хорошо, насколько позволяли возможности Серого Стража. Единственный раз, когда удалось доподлинно напасть на след ведьмы, выпал не ему, а Амелл. Солона не слишком о том распространялась, но в итоге неохотно поведала о зеркале,  котором Морриган сгинула. То ли погибла, то ли исчезла.
И Логэйну тогда захотелось сдохнуть. С одним таким вот зеркалом ему довелось столкнуться. Оскверненным, проклятым, в старинных руинах, куда занесло на пару с эльфом-чужаком. «Еще и такие новости», - меланхолично думается, но да архидемон с тем Йорветом. Дело прошлое.  Сейчас у него заботы посерьезней. И даже не о зеркале, которое, оказывается, не единственно.
След Морриган остыл. Всплыл теперь вот где.
- Я мог бы сказать о многом Анора, но все это будут лишь предположения. К архидемону ложные надежды. Нужны факты, - твёрдо произносит Логэйн, наплевав на тянущую боль за грудиной. Стар он для такого вот веселья становится – но да ничего. Он еще поборется.
- Не так уж и хорошо я знаю эту девку, - со вздохом продолжает он, - но если что и понял о ней, пока путешествовали одним отрядом, так это то, что действует она всегда только в собственных интересах. И ей обычно не составляет труда заставить плясать кого-либо под свою дудку. Я не говорю о том, что она заставила Амелл… в свое время схлестнуться со своей матерью. Можешь представить себе, о чем речь, если помнить, что ее мать зовут Флемет.
И когда в далекие – проклятье, до чего далекие времена Селия рассказывала маленькой Аноре сказки о ведьме по имени Флемет, Логэйн невольно прислушивался.
Потому что тоже видел ее.
- Я тоже встречал ее. Флемет, Ведьму из Диких Земель, - «и это она сказала Мэрику, что однажды я предам его». – Очень давно. Ладно, речь не о том. На всякий случай… вернее, обязательно, следует прояснить положение Морриган при дворе Селины. Ведьма способна задурить голову любому, даже ей. Что она не станет подставлять под угрозу, так это себя. И своего ребенка, - «хотя бы потому, что в нем – ценнейшее сокровище. Ради которого эта тварь рисковала своей головой на протяжении всего Пятого Мора».
Не потому, что это ее сын, конечно же. Откуда бы в девке, которая натравила соратницу на собственную мать, взяться каким-то родительским чувствам.
Хотя… меняются все.

Лицо Аноры выхватывает резкой, как кромка лезвия, тенью, голубые глаза светлеют от ярости – «сколько еще на тебя свалится, да, девочка?» Увы, - Логэйн качает головой, коротким глотком прикладываясь к вину, и совсем не чувствуя его вкуса. Рот и без того сводит кислотой и горечью, а сердце стучит чаще, чем он мог бы ожидать.
Старость? Усталость? Или, - безотчетный взгляд в сторону запертых ставень, - он ждет, несмотря на уверения Аноры, опасности? «Особенно сейчас», - хмыкается мрачно, и досада на себя наползает быстро. Будто бы Логэйн такими мыслями хотел отгородиться от очевидного, отчетливо читающегося на лице Аноры, и вырвавшееся желчным и усталым – «хорошо хоть не сын Алистера».
Это удивляет, но не слишком. Анора тоже рассматривает отцовского отпрыска как угрозу своему трону, но да архидемон… ладно, не в мальчишке дело. Зачат он был уже после того, как его отец утратил, официально, все связи с правящей семьей. «Семьей», - застарелая горечь поднимается в душе, и тянет жестким солоноватым дымом пожарищ.
Тогда – отдав свою дочь в жены недорослю-полуэльфу, серому Стражу к тому же! – которому выпало сомнительное счастье оказаться Тейрином, Логэйн попрощался с Анорой искренне. Пусть уверял ее, что все будет хорошо, и что с Мором будет покончено, а он не пропадет.
Но миновала лишь самая малость времени, и он оказался в Редклиффе, как раз к вестям о нападении на Денерим. Тогда Анора была там же, но поговорить как следует не удалось. Да и смотреть было тошно – на Алистера. И стыдно – ей в глаза.
- Селине действительно не до того, - будто бы не замечая вопроса – усталого, упрекающего, Логэйн хладнокровно продолжает. – И, как я уже и говорил раньше – Морриган не станет подвергать своего сына опасности, - не «моего», и не «нашего». Это не для Аноры – это потому что сам еще не привык. И привыкать, кажется, не придется.
Потому что, уж насколько Мак-Тир мог судить – и подозревать, ребенку незачем знать о своем происхождении. Потому что главное для Морриган – его безопасность. Еще бы, мать её ведьму, архидемоническое сокровище ведь!
Если Селина способна обеспечить мальчишке безопасность… или его матери? В любом случае, достаточно одного взгляда на Анору, на собственную дочь, чтобы понять, кто и как отнесется к известию о том, что в каком-то ребенке находится душа древнего бога. Или сущность архидемона – только без Скверны, ха.
Виски опять заламывает болью, и Мак-Тир тянет руку на затылок, унимая тихий неосязаемый зуд, невнятное пение. Кажется, что зудит под черепом, и хочется либо подпеть ему - невнятно и жутко, еще более жутко потому, что поет Логэйн Мак-Тир отвратительно.
- Не думаю, что ты нуждаешься в предостережениях, Анора, но искать нужно тонко. Морриган – хитрая змея. Она вильнет хвостом и спрячется, а твои люди останутся ни с чем. Да и это Орлей, - застарелая ненависть сейчас похожа на толстенную корку давно запекшейся крови. За годы, проведённые в этой проклятой Создателем стране, Мак-Тир не стал любить ее больше ни на йоту. Разве что самую малость свыкся с необходимостью смотреть в рожи, закрытые масками, по сути, ничем от них не отличающиеся.
Лживая страна. Лживые ублюдки, предатели, и глупцы, - он резко жмурится, понимая внезапно, что думает о собратьях по Ордену.
«А теперь еще и мой проклятущий зятёк слышит Зов», - и зудение в затылке будто бы громче становится, насмешливей – «что-о, что-о ты будешь делать, Логэйн Мак-Тир?» - он поднимает глаза, глядя сквозь Анору – утомленную и рассерженную, и снова берет ее руку. Та холодная, как если бы тяжелые вести, принесенные отцом, вытянули из нее все живое тепло, оставив ту, кем она должно быть сейчас – Королеву. Выточенную изо льда, непримиримую и непререкаемую.
Королева без наследника. А всему виной опять скверна.
- То, что я говорил о Корифее, Анора – я опасаюсь, что это может иметь отношение к мальчишке. И что он может стать еще одной фигурой на доске, - беспокойство о пареньке, о сыне, будь все это проклято, тоже никуда не уходит. – Поэтому я хочу разобраться с этой историей, связанной с Зовом, как можно скорее. Я связался с Защитником Киркволла. У него есть приятель в Инквизиции. И, с учетом всех обстоятельств, Инквизиция сейчас, после всего того дерьма на Конклаве и прочего,- единственная сила, у которой развязаны руки действовать. Если они подсобят мне со Стражами, то одной угрозой этому миру станет меньше, - вот так вот просто – «мне».
«Амелл, чтоб тебя… да где же ты?»

[nick]Loghain Mac Tir[/nick][fan]Dragon Age[/fan][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Логэйн Мак-Тир</a></b> ⁶²<br>герой реки Дейн, генерал, предатель, Серый Страж<br><center>[/lz]«Левая Рука», - Логэйн понимающе хмурится. Маленькая девчонка Лелиана из лопочущей невнятную восторженную бессмыслицу о Создателе и видениях, наконец-то выросла, сбросила маску и стала собой – тем, кем ее Мак-Тир видел еще раньше. Орлесианским бардом, в полном смысле этого слова, разве что под эгидой своей драгоценной Церкви.
Он не мог умалять заслуг Джустинии, конечно же, и не мог не признать за ныне покойной Верховной Жрицей определенной дальновидности. Но вдвойне было приятно сознавать, что оказался прав, когда, не стесняясь, резал девчонке правду-матку в лицо. Казалось бы, велика заслуга – поставить на место девку в два с половиной раза моложе его самого, но в некоторых вещах жизнь давать послабления не намерена. Малышка Лелиана должна была это усвоить, а ее мнения на этот счет, вообще-то, не спрашивали. Как и чьего-либо вообще.
А касательно Логэйна Мак-Тира жизнь, похоже, вообще забыла, что такое послабление.
- В будущем, Анора… надеюсь, оно у нас будет, - Логэйн выпускает руку дочери, тянет пальцы на затылок, стискивая зубы.
«Что-о, что-о ты будешь делать, а-а, а-а, Логэйн Мак-Тир?» - напевает насмешливо вся его жизнь.
Идти до конца, - упрямо и мрачно он смотрит на дочь, качает головой – дескать, все в порядке.
- Надеюсь, у меня сладится эта затея с Инквизицией, - хрипловато выдыхает Мак-Тир. – Пока все радужно. К тому же, раз там Лелиана… надеюсь, герб Серых Стражей для нее все еще что-нибудь значит. Но на это я не стал бы полагаться, право, - наваливается такая гребаная усталость от всего этого, что нет сил даже скривиться. Он только хмыкает, дескать, Орлей, орлейская жизнь, орлейское… все. И если когда-то Лелиана была готова отдать жизнь за дело Серых Стражей, то теперь Мак-Тир обманываться не мог. У всех со временем приоритеты меняются. Вот на него даже просто посмотри – радеет за орден, который глубоко презирает. Не идеалы и заветы, ладно, тут есть польза – но то, во что это все превратилось.
«Никакого гребаного благородства и высоких целей. Страх за собственную шкуру, и даже не попытка следовать тому, в чем клялись».
- Все как всегда, - немного печально хмыкает Логэйн. – Ты обо всем узнаешь первая, - это не меняется уже десятилетие. И, пока он жив и способен соображать здраво, вопреки всему – Зову там, страху, или чему еще, неприметные донесения будут ложиться на стол королевы Ферелдена.
У Логэйна Мак-Тира всегда было туговато с власть имущими и выше его стоящими – извини, Вейсхаупт. О, Первый Страж, да у вас, кажется, сейчас есть делишки поважнее.
«И между прочим, пока еще на творящееся на юге никто не обратил внимание. Орден Серых, как же. Братья и сестры, тьфу ты».
«Что-о, что-о ты будешь делать?» - а пение не смолкает.
«Что-нибудь», - перед глазами все еще стоит эта тень улыбки на лице Аноры – обращенной словно не ему, а куда-то сквозь. Девочка, навсегда вынужденная держать лицо, девочка, которая только так вот, только сейчас может побыть девочкой. Его маленькой девочкой, дочерью, - Логэйн крепко обнимает Анору. Ладонь – жесткая, смуглая от постоянного загара, ложится на ее косы, и он совсем, совсем не удивлен едва заметным серебристым проблескам в ее волосах.
«Никого из нас ни жизнь не щадит, ни время», - с угрюмой горечью думается Логэйну, а на ум лезет непрошеное, но понятное сейчас.
Как эта самая девочка висла у него на шее, шепелявя беззубым ртом с требованиями – папа, ты береф меня ф Денелим, береф! Я фказала! – а он даже смеялся, и отвечал, что на следующий год, вот обязательно, но вначале нужно подрасти…
Селия тогда, помнится, еще заметила, что даже не знала, что он умеет смеяться. Логэйн только скривился и отмахнулся, дескать, все ты знала, убери колючки.
А теперь вот Селии больше нет, а у этой девочки – весь Денерим, весь Ферелден. Радость только осталась где-то там. В детстве.
Он коротко касается губами белого виска, вздыхая. В раненом боку тянет болью, несильной, уже ставшей привычной. К утру все затянется.
Все бы раны так зарастали.
- Не знаю, есть ли у нас шансы. Но десять лет назад их тоже не было, Анора, - выпустив дочь из объятий, но не убирая рук с ее локтей, негромко произносит Логэйн. – Но мы стоим здесь, - и пускай от этих слов веет горьким ведьмовским варевом, пусть. Итог оказывается важнее, как всегда. Промашки, отступления, роковые решения – Логэйну не привыкать платить по счетам. Главное, чтобы ей, дочери, пришлось поменьше отдуваться за него.
Как-никак, у нее своих хлопот хватает.
- Молись за нас. А я… ну, ты знаешь, - стану мечом и щитом.
Как всегда.