Средиземье, ноябрь 3019 года. Умбар.
Южное вино горчит, сквозь приторную сладость – но льется и пьется легко. Горячий ветер треплет белый полог шатра, врывается – темный, сухой, несмотря на ночь. Чужие созвездия равнодушно сияют над головой – высыпались, вытаращились. Ночь угрюма и бесконечно, дышать нечем, и вино застывает в горле, будто густой мед.
Но делать нечего – и Боромир пьет. Лагерь цепенеет в усталости; лорд Гондора слышит, как негромко перекликаются часовые, как всхрапывают привязанные снаружи кони, как негромко и несмело – устало, доносится до него чье-то пение. Сменяется затем звуком флейты – всхлипом флейты, и сухо тянет душу, хуже, чем изнуряющая жара, сильнее, чем проклятое южное вино. Хватит размышлять о том, что отдал бы сейчас за глоток воды с Белых Гор… хватит травить себя, и бередить душу. Южные пределы не пощадят слабых духом, а сейчас Боромир, сын Дэнетора, лорд Гондора, был близок к тому, чтобы духом все-таки пасть. Не для солдат своих, не для долга – нет уж, это вбито в него, взращено в нем, кому бы ни служил теперь – но глубоко внутри себя. Оттого и рубился в строю он теперь куда яростнее, и все чаще лекари хмурились, зашивая на нем раны, каковых он мог и не получать. Все злее, жестче становился взгляд его, а рука – разила безжалостней, и раскаленные желтые пески Умбара становились багряными.
Враг пал, с Единым Кольцом покончено! – золотое время настало для Средиземья. А Гондор и вовсе ликует – ведь вернулся Король, как и было предсказано в древних легендах… в стишках невысокликов, в чьих-то пророческих снах, - вино льется расплавленной сосновой смолой, и Боромир уже не замечает, что и как пьет – он мысленно унесся из прокаленного южным зноем шатра в далекие стены своего Города под сенью холодных гор… нет, уже не своего. Нет больше белого флага Наместников над шпилем Башни Эктелиона – черное знамя Королей теперь реет над своей вотчиной.
И это правильно, ведь ради чего все случилось? Ради чего сражались и погибали мужи Гондора, тысячелетия храня пустой трон? Лишь ради возвращения Государя Наместники больше тысячи лет пребывали в неусыпном бдении, заботясь о Гондоре, храня его…
И вот теперь их страже пришел конец, как и говорил Боромир когда-то своему отцу. Король вернулся, сменилась Эпоха. «Мир вновь сдвинулся», - а Боромир, лорд Гондора, уже не принц ни разу, теперь здесь, на юге. На прокаленных и окровавленных, проклятых песках Умбара. Не по приказу короля – по собственному желанию. Нужда в отвоевании южных передов, некогда принадлежавших Гондору, наступила сама собой. Возможно, не такой уж остро необходимой она была именно сейчас, ведь всего год прошел, как закончилась Война Кольца, но оставаться на родине Боромиру становилось все тяжелее. «Не твое», - кровь его, впитавшаяся в землю Гондора, больше не давала ему прав на него. Но есть клятвы и обязательства, что превыше любых привязанностей. И Боромир, сын Дэнетора, знает их.
Полог шатра захлопал, впуская струю прохладного воздуха – повеяло морем. Издалека – до берега почти что лига. Соленый, свежий бриз коснулся разгоряченного лица. Боромир поднялся с походного стула, поболтал флягой с вином – оставалось на дне. И пусть ее, - из меха с водой полил себе на руки, выйдя из шатра. Утер вспотевший лоб и лицо. Мучила жажда.
Лагерь теперь почти безмолвствовал. До рассвета, жаркого и кровавого, оставалось всего несколько часов. Боромир знал, что никакой отдых, никакой сон, даже хмельной и тяжелый, не даст ему истинного отдохновения. И утром он станет мрачно покачиваться в седле, отмалчиваясь, неподвижно глядя перед собой, оживляясь лишь когда ощутит в ладони рукоять меча. Понимал он, что тем самым подтачивает дух своих людей, но знал, что справится. Соберется. Нужно просто что-то, чтобы оттолкнуться, - соленый бриз снова наполнил легкие, взметнул отросшие волосы.
Нужно совсем немного, - он вернулся в шатер, и стал медленно облачаться в доспехи. Сна ему нынче точно не видать. Так почему бы не провести время с пользой? – какая польза могла бы получиться от тренировки в полной боевой выкладке в час волчьей зари, он не знал. И даже не соображал, - руки сами крепили ремни, заученными движениями подгоняли сталь. Даже пьяным будучи в десять раз, чем сейчас, Боромир ничего не перепутает. Никогда. Ни за что, - он тряхнул головой, фокусируя взгляд на темнеющем на столе мехе с водой. Неплохо, не помешает еще, - потянулся глотнуть, но рука соскользнула. Подвернулся под нее маленький кожаный мешочек с затянутой шнурком горловиной. Смутно знакомый – да точно же. Потертый, засаленный мешочек из темной кожи, которая стала жесткой от времени, как березовая кора. Шнурок потянулся, на стол просыпался, поблескивая, то, что Боромиру захотелось назвать сейчас хламом. Даже кольцо матери. Даже золоченую бляху умбарского военачальника, сорванную с окровавленной кольчуги того в незапамятные времена. Серебряный лебедь Дол Амрота на синем эмалевом фоне – память о первой путешествии на родину Матери. Как давно это было. с кем-то другим, - сухо прошелестел высохший клочок пергамента. Звякнуло серебряное колечко.
Да, эту память он тоже хранил. Не ради возвращения чего-то – не верил, что такое может случиться, но ради самой памяти. Светлыми были те дни. Солнечными. И ушли навсегда, - пальцы сами развернули пергамент. Чернила расплылись с годами, кое-где выцвели, но заветные слова, сейчас кажущиеся нелепыми, оставались. Кажется, их почти выдавили кончиком пера.
Мрачно усмехаясь, Боромир взял в правую руку серебряное колечко. Огонек фонаря зажегся крохотной радугой на ее боку.
- От сердца к сердцу, - и тьма рванула его, закрутила и скрыла собой.
Холодный воздух полоснул по легким, будто клинком, но клинком благословенным, после раскаленного воздуха юга. Боромир покачнулся, озираясь, ловя его ртом – от неожиданности, от головокружения, и, что уж там, от вина.
Он стоял в лесу, меж темных стволов которого тянулся сырой туман, мигом осевший на доспехах изморосью. Тот же час волчьей зари, - Боромир определял его безошибочно, как собака чует приближение чужого. И место, точно незнакомое, - а каким ему еще быть, если портал сработал. Настроенный десятилетия назад, тем не менее, ждал своего часа, - с сильно бьющимся сердцем он осмотрелся вновь. Колечко серьги должно было перенести его… к той женщине. Но в этом лесу он явно один.
Хотя…
Ухо уловило негромкий треск слева. Боромир медленно потянул меч из ножен, глядя на то, как из тьмы на него надвигаются красные огоньки.
- На-адо же, - хриплый, взлаивающий голос.
- Маггл? Здесь? – второй голос. Знакомое слово, - на память Боромир никогда не жаловался. Просто частенько не запоминал то, что не считал интересным.
- Странный он какой-то, - огоньки блеснули. Третий оскалил слишком длинные зубы, выходя из полосы тумана. Двигался он со звериной стремительностью, но Боромир смотрел почти что сквозь него. Движения он чувствовал. Улавливал, - ощущения обострялись до предела, пульс в руке, сжимающей меч, клокотал, как бешеный.
- Позаботимся о нем? – его окружали.
- Позабавимся!.. – окончание переросло в вой. Боромир еще успел увидеть, как небритая физиономия невероятным образом преображается, покрываясь шерстью, как вытягивается, становясь волчьей… но это уже было неважно. Верный круглый щит взлетел, отражая бросок твари, свистнул меч. Отрубленная когтистая рука покатилась по земле, а вслед за ней – голова.
- Да чтоб тебя!.. – выкрикнул второй, и добавил что-то незнакомое – Боромир инстинктивно пригнулся, и ствол облетевшего ясеня за его спиной разворотило, будто пущенным из баллисты снарядом.
«Врешь, не возьмешь!» - он скалился, будто его враг, только опасней – он не позабавиться шел, но убить; меч рассекал бездоспешные тела, словно подтаявшее масло. К троице, кажется, еще прибавились? – в лесу завыло, красные огоньки стали появляться чаще. Беззвучно смеясь, Боромир ждал. Всем существом своим ждал, под колотящийся в крови боевой раж. Какая разница, где он? – если его враги погибают легко, значит, он на своем месте.
Еще несколько ублюдков кинулось на него – теперь, наученные горьким опытом зарубленных сородичей, держались чуть поодаль. Всего их, с уже убитыми, было шестеро. Трое рассредоточились, четвертый – Боромир ощущал – заходил со спины. Его-то бросок он и принял ударом латной перчатки, раскрошив ублюдку челюсть. Распластанное мечом почти пополам тело рухнуло наземь. Под ногами бурлила чужая кровь, и это было правильно.
Это было хорошо.
Отредактировано Boromir (2017-08-22 23:34:57)
