Ее зовут Сасагава Мицуру, но все называют ее Микки, Микки Маус, девушка-мышка с большими черными глазами, лающим смехом и совсем неженской хваткой. Прозвище ей совершенно не подходит, рисованный весельчак, которому больше сотни лет, сильно отличается от ее привычки смотреть исподлобья, бормотать проклятья на японском и выбивать десять из десяти в самодельном тире. Она похожа на Они: короткие черные волосы, не достающие до шеи, уголь глаз и вечно красные губы, гибкое худое тело и гладкая кожа живота, куда она кладет его ладонь сама, с силой сжимая и не давая освободиться.
Она смотрит на него почти вровень, хотя он сидит на бетонном обломке, а она стоит перед ним, задрав футболку почти до груди.
Темная бездонная глубина, в которых беснуется пламя - то ли ее собственное, то ли отблески костра.
- Идти за тобой? - спрашивает он со смешком, но без привычной шутливости. Кожа под пальцами мягкая и горячая, но под ней чувствуются твердые мышцы, жесткость и сталь - как и вся она. 
- Можем прямо здесь, - говорит она, и голос у нее тоже низкий, совсем нетипичный, и эти чуть хриплые нотки заставляют вздрогнуть, а волоски на шее встать дыбом. Она хочет, и это желание, словно яд, проникает в его кожу, отравляет, сбивает с толку, сознание мутнеет, а реальность размывается, резко смещая фокус. Он замечает, какие тонкие и хрупкие у нее ключицы в вырезе футболки, как она неосознанно облизывает губы, как бьется под его ладонью пульс - словно сердце в руках держишь, быстро и часто, гулко и сильно. Он не смеет сдвинуть руку выше, хотя что-то внутри подталкивает к этому, срывает один за одним предохранители.
- Не думаю, что другие оценят, - теперь ухмыльнуться выходит легко и естественно. Он цепляется за остатки самообладания. Он не животное, в конце концов, но в ней этой энергии через край, и этому сложно противиться. Он уже бывал в таких ситуациях, не раз и не два, хотя и не так часто, как кто-то из его окружения думает: он для них баловень судьбы, любимчик удачи, мессия с моральными принципами, легким нравом и лидерскими качествами, свой в доску, и еще множество эпитетов, половина из которых сильно приукрашивают действительность. Когами знает себе цену, но считать его бабником и сердцеедом, по меньшей мере, беспричинно, по большей мере - ошибочно. Флирт и секс - разные вещи, и если первое это стиль общения, то второе лишь способ сбросить напряжение. Но и в этом помогают тренировки - до изнеможения, до состояния, когда тебе хочется сдохнуть и мышцы больше слушаются, когда не хватает сил закурить, а в голове исчезают абсолютно все мысли. Блаженное забытие.
Жаль, что сейчас это уже не помогает. От мыслей избавиться можно, но от Него...
- Мне нет дела до других, командир, - кажется, ей надоедает ситуация и игра в перебрасывание словами. Она решительно тянет его за ладонь за собой. - Они просто позавидуют, и хрен с ними.
Когами тоже не железный, как думают некоторые, ему тоже надоедает играть в неприступную башню. Он позволяет себя увлечь.
- Хрен с ними, Микки.
Она смотрит через плечо требовательно и зло, и это только делает воздух вокруг гуще и слаще. Совсем дурманяще. 
- Тупое прозвище, которое я прощу только тебе.
Шинье хочется добавить "и только сегодня?", но это неправильный вопрос, на который есть очевидный ответ.
Завтра может и не быть. Конечно, только сегодня. Отношения в разгаре войны всегда приправлены страхом, адреналином и желанием взять от последних крох жизни абсолютно все.
- О, - тянет Шинья, понемногу возвращая контроль над ситуацией и перехватывая ее руку крепче, сам вырываясь вперед. Он тоже хочет жить, он тоже умеет, и никакие старые воспоминания не изменяет настоящего мига. - О, Микки, боюсь, ты простишь мне не только это.
Она смеется, и этот звук кажется ему чистым и звонким, как никогда.

Все рушится, стоит переступить импровизированный порог его хижины. 
В месте, где он запирается от остальных, скрывается, словно раненное животное в норе, чтобы зализать свои раны, воспоминания лезут изо всех щелей. Они нападают - не по одному, сразу все, меняют все и одним махом, беспощадно и неотвратимо.
Короткие жесткие волосы Микки на затылке топорщатся, почти как когда-то у Аканэ - серьезной и решительной, глядящей на него снизу вверх с еще чем-то наивным и в то же время чертовски мудрым во взгляде. От этого прошибает током - или от ногтей Микки, что впиваются в плечи, когда он подхватывает ее и удерживает над полом. Он может закрыть ее всем свои телом, такая она маленькая, и в то же время сил в ней хватит на двоих таких, как он...
Он не понимает, про кого так думает - про нее или про другую, в темноте все мешается, а свет сюда не проникает, Когами не любит видеть, но сейчас это играет с ним странную злую шутку.
Она - кто-то, он не уверен уже, что находится здесь именно с Микки, может, она все-таки Они или кицунэ, древний дух, меняющий обличья, - кусает его за шею, низко смеется, когда он почти срывает с нее футболку, и этот смех отдается в ушах знакомым и болезненным, давно мертвым и отмщенным.
Нельзя было приводить ее сюда, но он думал, что все получится. Нет, он вообще не думал, а теперь...
Думать о Сасаяме бессмысленно, хуже, что градус в комнате это совсем не понижает, и он нависает над ней - ним - ними - он не знает, в темноте не видно ничего, только прикосновения, только жар чужого тела и хриплый шепот, который тоже почти не разобрать, знакомая японская речь, которой он так давно не слышал, не так уж и много здесь беженцев из их с Мицуру страны, а сколько осталось там, сколько всего он оставил там...
Он нависает над ней и целует, чувствуя, как ноги крепко обхватывают его талию, тянут вниз, дальше, глубже в эту пропасть, за которой только одно беспамятство и сожаление о прошлом.
А потом она открывает глаза и они горят желтым огнем, и Шинья отшатывается так резко, что валится с кровати на пол. Скребет пальцами по полу, шумно дышит, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце, пытаясь привести мысли в сознание, а кошмар наяву - отступить. Потому что это...
Это было ошибкой.
- Что случилось? - недовольно и напряженно спрашивает Микки и, наверное, ей неловко, но он не может отделаться от ужаса, который сковывает внутренности. Странно, это же просто... просто всего лишь...
Ее голос неуловимо меняется, а глаза снова горят в темноте, волосы светятся, словно отлитые из серебра, и это невыносимо. Видеть его... постоянно. Где угодно.
Это просто слишком.
Полуголый Макишима Шого протягивает ему ладонь, и это худшее, на что было способно его воображение. Он точно сходит с ума.