[nick]Bertholdt Fubar[/nick][status]colossal[/status][icon]http://s8.uploads.ru/2coid.gif[/icon][sign]~[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Бертольд Фубар</a></b> ¹⁸<br>избранный Воин, Колоссальный Титан, сумевший растопить <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=2078" class="link4"><b>её </b></a> лёд<br><center>[/lz][fan]shingeki no kyojin[/fan]Ветер дует им в спину. Подгоняет.
На Парадайзе – Бертольд давно уже понял это, Бертольд, любитель рисовать воздушные потоки на самодельных картах, Бертольд Фубар, который мог предсказывать погоду и без дерганья во сне – давно понял, что из-за рельефа местности атмосферные течения складываются над островом так, что ветра чаще всего дуют с востока и северо-востока.
Ветра Парадайза дуют в сторону родины.
Пропахшие горьким дымом сейчас, - он оборачивается, и в глазах, под которыми тянутся следы от трансформации, все еще тянутся – отражается горящее небо.
Как в тот самый день над Шинганшиной. Только в тысячу раз страшнее, шире, больше – Колоссальный Титан был уже не тем мальчишкой, что когда-то убегал от призванных криком Женской Особи «чистых», и примеривался к высоченной Стене.
Тогда на него тоже смотрели люди – незнакомые, те, кого он называл демонами, кого учили называть демонами. Сегодня они были другими – он знал почти всех их по именам. Кому-то когда-то спас жизнь, с кем-то спал под одной крышей, делился едой – порой едва ли не последней, клялся, давал присягу, смеялся, и обещал, обещал…
«Обещал».
«Какие из вас демоны», - просто люди, просто война, черное и белое – наша и другая сторона.
Все становится просто. Наконец-то, - земля подрагивает под прыжками Пик, неутомимой Повозки. Места на ее спине немного, вернее, в закрепленном на ней экипаже. Бертольд чуть касается деревянных бортов, видя на них ссадины и царапины от железных обручей бочки, прикрывает глаза на мгновение, помня свистящий в отверстиях воздух, ветер, упругое сопротивление, а потом – взлёт над давно покинутым городом.
У него получилось.
Они справились.
А небо над Парадайзом пусть горит. Он отворачивается, подавшись чуть назад, вжавшись в спинку жесткого деревянного сиденья, не осмеливаясь смотреть на Энни.
Кажется, та спит.
Бертольд осторожно просовывает руку между жесткой спинкой скамьи и ее лопатками. То, что можно еще назвать одеждой – некогда белая рубашка служащей военной Полиции, пропитана кровью и грязью. Но тут даже нечего дать ей, вернее, есть – в лагере на берегу. Но туда еще нужно добраться, а пока что…
Бертольд сглатывает, набрасывая на Энни полу короткого зеленого плаща с эмблемой Разведкорпуса.
Она холодная. После регенерации их тела обычно раскаляются, у Бертольда – сильнее всех, - «Колоссальный Титан», - но не  Энни. Не сейчас и не она. Берт не думает, последствия ли это заключения в кристаллической тюрьме, или же что-то еще, что-то худшее -  просто придерживает Энни за плечи, пока она спит, положив голову ему на колени.
Ветер налетает новым порывом, несет пепел и дым. Пожар бежит следом за ними.
Гори, Парадайз.

«Я побуду с Энни», - глухое отупение, оцепенение наваливается на Бертольда. Нет сил осознать, что все закончилось – оно слишком огромное, это осознание, весомое и невозможное. Слишком много тянет за собой; Бертольд закрывает глаза и видит удивленные лица, лица, лица. Как же так, как же, неужели я умираю, неужели это вот – все? Конец?! – так и есть. Он стал их концом. Колоссальный Титан.
Его пламя.
Дни до этого стояли сухие и жаркие. Шинганшина высохла, а старое дерево прекрасно горит. И он сжег бы этот остров еще и еще, полностью, до основания.
Прежняя ярость вскипает, поднимаясь удушливо и клокочуще, но оседает, не успев взвиться как следует. Неважно. «Не-важ-но», - тикает что-то в голове. Все закончилось ведь, так? – только вот когда Энни вздрагивает полупрозрачными веками, и в глазах ее не отражается ничего, Бертольду хочется вернуться. И предать Парадайз смерти еще раз.
Руки подрагивают, когда он подхватывает Энни, не позволяя ей идти самой. Она маленькая и легкая, словно ее не так давно отрегенирированные конечности пока еще ничего не весят, пока еще фантомные.
На морском берегу вспыхивает костер. Если кто-нибудь скажет Бертольду, что ему нужно, а что не нужно делать, то он, похоже, промолчит, и не подчиниться.
Хотя единственный, кто может по-настоящему отдавать приказы, командир Зик, сейчас занят. Ему нужно поговорить с братом. Такому разговору… не бывать простым.
Бертольд отворачивается.
Мы вернемся домой. Мы. Вернемся. Домой! – ночь наползает на побережье, темной синевой, и серебряной дорожкой луны на воде.
«Мы справились», - они клялись друг другу, что справятся, что станут настоящими Воинами – и вот, оно сбылось. Наконец-то.
Осознание тянется, дымом и гарью, из-за спины.
Мы вернемся домой.
Командир Зик сказал, что судно из Марлии прибудет через день. Контратаки военных сил Парадайза можно не опасаться. Они просто не пройдут через занятую титанами территорию, - это машинально думается, пока Бертольд, стоя у костра на коленях, наливает кофе в жестяную кружку.
Кофе.
Энни, наверное, соскучилась по его вкусу, - он возвращается к ней, машинально ища глазами массивную фигуру Райнера. Он тоже живой – вон, помогает Пик, которая, после долгих месяцев, проведенных в форме титана, мало чем отличается от Энни – в смысле, едва передвигает ноги. Они почти не разговаривали – всем нужно… как-то пережить то, что случилось. Переварить, уложить, а потом уже радоваться, и, неизбежно, скорбеть.
На Парадайзе погибли и друзья. Но эти – те, что здесь, те, что с Бертольдом – важнее, неизмеримо. Ради них он будет идти дальше. Ради них он станет сжигать города и острова, ломать стены и Стены, до тех пор, пока проклятие Имир не настигнет его.
Бертольд осторожно садится на песок рядом с Леонхарт, протягивает ей кружку.
Как все… спокойно.
И он спокоен.
И молчит, не рискуя придвинуться ближе, чтобы она могла хотя бы опереться на его плечо. Старую рубашку выбросили – вон, догорает в костре. А здесь нашлось, во что одеться, - он отводит глаза, потому что помогать Энни что умыться, что переодеться, пришлось ему. Что-то из одежды Пик пригодилось.
Жар от костра будто бы дотягивается до щек. Но это просто кофе горячий.