Звякает, осыпаясь, наледь со снастей – матросы не зевают. Взрезает темные волны крутогрудый «Айгхол» - могучего дерева постройки корабль, светлотелой северной сосны. Непривычны такие обводы мужам Гондора – иначе строят на верфях Дол Амрота и в Доках Харлонда, но ни у кого язык не повернется назвать постройку скверной или же неудобной. Ибо тот, кто мастер над кораблями, тот, кто едва ли не от пробуждения мира явился в Средиземье из-за Моря, возводил его – Кэрдан Корабел из Серебристой Гавани, и вручил его мужам Гондора, вассалам короля Элессара, - рука накрывает певучее дерево, холодное, обласканное северными ветрами, но будто бы с теплым пульсом внутри.
- Навались! – «Айгхол», «острый лёд», взлетает на увенчанный седой пеной гребень волны, легко, словно упавший с дерева лист. Падают солёные, точно кровь, брызги с вантов, скрипит дерево, поет такелаж, будто натянутые струны. И тиски вокруг сердца чуть слабее становятся, от одной такой мелочи, казалось бы – славно сработанный корабль, добрый и верный товарищ, который убережет от опасностей моря, если ты сам станешь беречь его, капитан.
Нет ведь его вины в том, что угрюмая тоска лежит на сердце генерал-капитана Гондора, так? – а корабль мчится на север, в закатную тишь, оставляя раскаленное солнце по левому борту.
Тысячелетия назад, во времена, когда звезды были юными, а солнце – и того моложе, этими морскими путями шли Высокорожденные с Запада. Шли гневно, отправлялись за местью. Море не помнит их – пускай у воды, говорят, память и есть.
Это море не помнит таких кораблей – а тысячелетия стали и строить иначе, не помнит выговора – резкого и певучего, не знает таких знамен – черных, пересеченных серебряным  Древом, которое венчают семь звёзд. Кажется, это море вовсе не помнит людей, - флот короля Элессара, государя Воссоединенного Королевства Арнора и Гондора, мчится на северо-восток. До залива Форхель ему, если верить картам древности, еще мили и мили пути, и еще больше миль отделяет мужей Гондора от их родины. Увидят ли они ее вновь? – «увидим», ибо без возвращения домой их поход нельзя считать завершенным.
А ведь дома ждут – под сенью звонких синих небес, под ласковым южным солнцем. Средь белокаменных залов Минас-Тирита, на прибрежных холмах Дол Амрота, увитых зеленой виноградной лозой, сок которой – жидкий солнечный свет, сейчас в кубке поигрывает, вспыхивая искрами в свете корабельных фонарей. Идет вечер – долгий даже здесь, на севере, но холодный, как дыхание самых могучих ледников.
«Недалеко до них», - изредка им, невзирая на лето, попадались плавучие ледяные глыбы. Многие корабельщики дивились прежде не виденному, но наука, полученная в Серебристых Гаванях остерегала от приближения. Взять лоцмана на юге не удалось – даром, что эльфы Гаваней в союзе с королем Элессаром, предпочитают все-таки они держаться особняком. Не стал генерал-капитан Гондора говорить, что тем самым подвергаются риску жизни их же, эльфов, союзников – знал, что не достучится.
Единственное сердце эльфийского народа, в коем он был уверен доподлинно, ожидает его под сенью дворцов Дол Амрота. Еще одна причина – главная причина для возвращения из похода, который не сулит ни славы, ни богатств – лишь знания.
Сушей к заливу Форхель не подобраться – непроходимые леса и горы встанут на пути исследователей. Путь займет едва ли не годы – кругом берегов окажется быстрее, пускай и опасней. Но куда без опасностей в этом мире? – вино в кубке не горчит, отдает сладость, и на душе становится теплее о мыслей о доме.
Тауриэль дождется. А Боромир вернется – вот и все, проще некуда все складывается, - огни раскаленного заката загораются на холодном, морозящем губы серебре, когда Боромир допивает остатки вина. Тепло юга разливается по жилам, и в тот же миг с «вороньего гнезда» доносится до него резкий возглас:
- Вижу парус!
И тотчас же «Айгхол» приходит в движение. Откуда парус? Нет здесь кораблей, на многие морские мили пути кругом ни единой живой души. Сигналы передаются на прочие суда – а их всего три в небольшой флотилии, флаги взметаются выше. Скрипят снасти – свирепо и недобро, когда корабли берут поворот, направляясь навстречу неведомому кораблю.
Кто таковы? – солнце опускается в раскаленные воды, озаряя паруса. Не разобрать с такого расстояния, сколько идет кораблей, но…
- А не слыхал я, чтобы на западе было хоть что-нибудь, - Брего как всегда, здесь. Состарившийся, но не ослабевший; соломенные волосы обильно побиты сединой, словно инеем. Долговязый и тощий, словно просмоленный корабельный канат, он вглядывается в паруса, наполненные закатным солнцем, будто бы кровью.
Про запад не отвечает Боромир ничего, лишь велит приготовиться. Мужи Гондора – в броне и при мечах, готовы встретить неведомое судно, носовую фигуру которого уже становится возможным различить. Оскаленная волчья пасть – и такие же волки на парусах. С низкой осадкой, большой корабль с прямыми парусами, и одним косым. И гребцы.
«Не эльфийской постройки», - тут и рассуждать не о чем, опытный глаз различит подобное. Встав на носу «Айгхола», в тяжелом плаще, подбитым волчьим мехом, Боромир останавливается, как вождь и предводитель – и видит, как на носу неведомого корабля замирает небольшая фигурка, тем же движением. Тем же жестом.
И звук Рога Гондора разносится над закатным морем, то ли приветствуя – а то ли предостерегая неведомых гостей.