Многие в мире могли сказать, что они счастливы. Полностью и абсолютно, даже если с точки зрения скучной, но честной статистики это было не совсем так. Кто-то просто искренне верил в то, что большего им не нужно, а кто-то, их было не много, в самом деле наверняка был всем доволен. Сколько мутантов было в этих нескольких процентах всего населения мира? Посчитать по пальцам, а то и вовсе – не одного. Будто бы параметры счастья отличались. Принятые почти за животных, умеющих говорить, мутанты никогда не оказывались в том же положении выбора между одним приятным и другим. Нет. Выбор всегда стоял между сносным и тем, что в целом неприемлемо.

Для кого-то всё кончалось воровством, потому что жить нормально, среди обычных людей, просто не выходило. Для другого же мир ограничивался рамками постоянных пряток. От законов, от правил, от людей и себе подобных. Потому что страх – сильнее многих чувств. И он закоренился глубоко в сердца тысяч тех, кто просто родился со способностями. Никто из них не выбирал такой судьбы, но будь это проклятием или даром – оно их нашло.

Эрик сражался с этой системой с тех пор, как осознавал себя. Дрался с самой жизнью за само это право – жить. Омерзительное положение, как на него не посмотри. Необходимость выгрызать себе даже не нишу где-то в обществе, а просто право на существование. Унизительная и мерзкая, в самом деле, потребность, если хоть на минуту задумываться о том, что в его власти было просто разрушить всё. Не просто чью-то отдельную жизнь, а целый мир. Переломать его, истерев в труху. И ведь он почти это сделал. Почти уничтожил всё то, что веками создавала природа, что сотни лет делали люди, возводя свои цивилизации и эпохи. Ему тогда слишком сильно хотелось очистить мир, начав заново. Иногда новое растение может прорасти только тогда, когда ты вырвешь с корнем все старые.

Стоило быть честным: пламенные речи друга не вдохновляли его. Не в достаточной степени для того, чтобы просто попытаться примириться с людьми и начать делать вид, будто ничего вовсе не произошло. Это лицемерие было ему чуждо. У него просто не получалось притворяться, что ничего не было. Что его не пытали, как чудовище, не запирали в клетку, как зверя. Что так не поступали с сотнями, с тысячами таких, как он. Он видел войну. И как никто сознавал, что людям не нужен повод, не нужно нападение, чтобы уничтожить их. Более совершенная ветвь, находящаяся в меньшинстве, будет их бельмом на глазу.

И никакие речи о дружбе им всем не помогут.

В конце концов Леншерр и сам устал от войны. От необходимости доказывать кому-то что-либо. Дженоша была идеальным решением для тех, кто просто хотел мирной жизни. Свободы и счастья простого, которое доступно было всем. Всем, кроме тех, кто умел хоть что-то необычное, даже если это никак не вредило обществу или было слабым проявлением мутации.

Ему было всё равно. Он принимал на острове всех, кто искал утешения и кому необходима была защита. В его силах было дать безопасность, подкреплённую на законном уровне, и, если вдруг что, на уровне его силы тоже. Когда поднимались какие-то волнения, очередные, в СМИ, с намёком на пере рассмотрение его прав на остров Дженоша, Эрик не забывал напоминать… что он всегда может передумать. И тогда ему уже не понадобится Апокалипсис, чтобы сместить Землю с магнитных полей.

Надевая один из своих лучших чёрных свитеров из чёрных свитеров, он хотел просто заняться обустройством архитектуры парка дальше. Не так давно к ним на остров прибыла девушка, способная действительно дать жизнь тому, что уже жило когда-то, если она будет иметь все кости. В итоге у них был свой своеобразный зверинец. Немного более мутировавший, чем просто образцы старых, древних животных, но был. Каждый из них, прибывая на остров, привносил что-то своё. Что-то, чтобы облагородить это место, чтобы сделать его лучше.

Это должно было стать королевством, свободным от окружающего мира.

На отстройку домов и инфраструктуры у них ушло уже около… месяца? Двух? Увлечённый мелкими и крупными заботами, каждый день доделывая что-то одно и приступая к другому, Леншерр не считал дни точно. Прикидывал едва. Ему это всё было ни к чему. А работа на заводе произвела свои коррективы в понимание того, как что-то лучше всего будет делать. Даже если можешь создать всё из ничего, то оптимально будет строить это правильно. А то развалится ещё, чего доброго.

От сосредоточенного «прощупывания» почвы, из-за которого мелкие камешки под ногами чуть подрагивали в такт медленно сканирующей руке, его отвлекает резкий порыв ветра. И не будь он уже знаком с этими характерными волнениями магнитного поля, определённо бы напрягся. Вместо этого лишь открывает глаза, выдыхая тихо и переставая воздействовать на пространство вокруг, оборачиваясь в сторону характерного напряжения поля.

- В школе закончился сахар и послали самого быстрого?

Вопросительно выгнутую бровь сопровождает иронично-усталый тон, довольно тихий на фоне живой, исполненной множества звуков, природы Дженоши. Он теперь ходил без шлема, в рамках разумного, в состоянии сопротивляться при необходимости какое-то время телепатическим способностям. На острове телепатов пока не было, а Чарльзу, чтобы до него достать, потребовалась бы Церебро. Полезет только специально. И отлично, ощущение присутствия в голове ему не нравилось. Даже если он понимал, что друг ничего лишнего там не оставит, не заставит, и не возьмёт контроль. А мог бы. И это-то и угнетало.

Хотя не так, как угнетало присутствие… Питера. После той ситуации с Апокалипсисом некоторые вещи в его голове встали на свои места. А вот в голове этого парнишки, очевидно, ещё нет. Что ж, торопить Леншерр не планировал. Пусть научится говорить словами через рот, вытащив язык из того места, в которое он его засунул. Помогать ему в этом никто не будет.

- Я ещё не нашёл того, кто будет создавать нам продукты, так что излишков сахара нет, - говорит спокойно, поворачиваясь полностью, а не только плечом, - Или ты тут с какой-то ещё целью?

Эрик не рассчитывал, что парень настолько быстро после всего произошедшего решится с ним разговаривать. Сам энтузиазма тоже не испытывал. И даже то немногое, что за заинтересованность в разговоре отвечало, перерабатывается во внимание к другому происшествию. Даже находясь на земле, ещё не видя до конца вертолёты, он может их почувствовать. Их характерную рябь, движение, тяжёлые, плавные корпуса.

Какого. Дьявола.

Бросив хмурый взгляд на мальчишку, он отступает от входа в парковую зону. Не идёт через отстроенные ступеньки, спускается прямо с холма к берегу, находя баланс такой, чтобы перенести себя по воздуху к кромке воды.

- Так зачем ты пришёл, говоришь?

И в его голосе совсем не скрыть подозрения. Ну и… Эрик даже не пытается смягчиться.

Отредактировано Erik Lehnsherr (2019-07-23 20:10:13)

Возможно, что раньше он бы не поверил. Ему бы потребовалось какое-то доказательство от мальчишки, что тот вовсе не планирует какое-нибудь недоброе дело против тех, кто был на него похож. Мутанты на Дженоше и многим своим стояли поперёк горла. Из зависти или же просто из соображений идиотской преданности даже не их идеалам вопрос уже другой. Его, к слову сказать, ни капли не интересующий. Его в целом не занимали никакие идиотские решения последних умственно отсталых, кем бы они при этом не были. Хоть пять раз мутантами, распадающимися на копии или ещё что.

Эрик смотрит на Питера и с паузой, но кивает. Соглашается с тем, что у того нет никакой причины, чтобы приводить людей, тем более на вертолётах, в это место. К тому же, способность Максимова была ему хорошо уже знакома. При такой скорости едва ли вертолёты могли поспеть за ним столь скоро. Куда больше вероятность, что кто-то из людей в очередной раз проявил недовольство тем фактом, что, оказывается, у мутантов тоже есть желание жить спокойно.

Подобное поведение людей цепляло его, но уже давно – недостаточно. С него определённо хватит. Больше развивать эту тему он не был намерен, его откровенно утомила сама по себе необходимость разбираться с последствиями, которые вызывало любое сопротивление. Недовольны? Что ж. Он тоже недоволен. Всем будем выгодно, если об этом просто никто не будет вспоминать. По крайней мере, каждый останется жив.

- Если хочешь помочь, то попроси всех разойтись по безопасным местам, здесь много беззащитных.

Леншерр говорит и ведёт себя не в пример чётко и ровно, медленно, для того, кто почти тараторит ему в ответ, но ничего менять в этом не собирается, полагает, что и подоспевший подросток – тоже. Он за чужой речью поспевает, ровно, как и за логикой, что прокрадывалась между делом. А с детьми, людьми и… ладно, с кем угодно ему привычнее говорить медленно и неторопливо. Как привык.

- И я никого не убью, - он переводит взгляд обратно на вертолёты, решая, что лучшим способом поговорить будет – подобраться поближе, - Если они не дадут мне повода, - вторую часть фразы слышит уже только Эрик, едва только ощутивший, как снова прорезало пространство быстрым бегом.

Поднимаясь выше, подбираясь к вертолётам, он так и замирает. В нём бурлит недовольство, но его хорошо удаётся скрывать, хотя сила так и просится наружу, почти даёт ему возможности именно идти по линии магнитных полей, а не парить. Но магнитные поля, всё же, не имеют ровной структуры. Потому он держится так, не искривляя их, а лишь следуя.

- Этот остров официально принадлежит мне, и документы, подтверждающие это, имеются даже в копии у правительства. По какому делу вы здесь?

У него было всего лишь простое желание дать право мутантам существовать также, как людям, дать им безопасное место, в котором они смогут жить и не знать тех проблем, что знают в обычном обществе. Пристанище, всегда защищённое и лишённое предрассудков, которые могут возникать даже не только из-за внешних отличий, а лишь из-за самого факта, что что-то, где-то внутри тебя «не так».

И даже в это мирное положение вещей нужно было кому-то влезть. Засунуть свою руку в обустроенное гнездо и разворошить там всё. Эрик не позволит. Больше не позволит так поступать ни с собой, ни с теми, кто был под его защитой. Если кому-то нужно договариваться о уступках людям, то пусть идут к Чарльзу. Леншерр не будет этим заниматься, и никто его не переубедит.

- Данная земля официально всё ещё принадлежит правительству, и мы можем отобрать её, если сочтём ваши действия агрессией.

Поворачивая голову в сторону говорившего через рупор, он приподнимает едва брови, усмехается самыми уголками губ. Да что вы говорите?

- Решение по передаче мне этого острова было принято единогласно всеми, кто должен был на это согласиться. Моим условием безопасности людей была безопасность для мутантов. Что вы будете делать, если я сочту ваши действия агрессией?

Ему легко ощутить разницу металлов. Он ощущает форму, цвет, всё до самой последней мелочи. Если бы ослеп, то непременно бы смог отличать одно место от другого просто по построению магнитных полей вокруг. Было бы ясно, где у лестницы перилла, а у двери ручка. И теперь, не видя оружия, он ощущает его. Но не говорит ничего. Даёт право уйти спокойно, оставляет место для того выбора, который люди всегда делали не в свою пользу.

Кто-то из пилотов, видимо, нервничает, и вертолёт держится неровно. Леншерра это отчасти раздражает, а долгий, занудный разговор о его правах и о том, что люди просят определённых обещаний, которые он должен дать во имя спокойствия всего мира и блага… они точно не перепутали его дом с домом Ксавье?

Никаких обещаний он не даёт. И, напоследок напомнив про то, что может и правда воспринять такое поведение, как акт нападения, просит незваных гостей удалиться. Когда слышится лязг ещё не начавших стрелять автоматов, то Эрик теряет остатки терпения.

Он напрягает кисти рук, делая глубокий вдох, прикрывает глаза на мгновение, прощупывая каждый миллиметр ила под морской толщей. Ему доступен каждый уголок, даже то, что уже осталось крайне глубоко под водой, и возможно погребено не одной сотней лет. В глазах мелькает искра, когда он разводит руки, поднимая их вертикально вверх, по обе стороны от головы. Сквозь плеск и тёмную воду к нему поднимаются якорные цепи, осколки упавших когда-то самолётов и даже вертолётов, даже пушечные ядра и тонкие цепи когда-то державшие пушки для них.

- Если вы пришли ко мне с войной, то я советую вам подумать ещё раз, - всё, что ему удалось поднять со дна, остаётся в воздухе за его спиной, большей частью перекрывая любым стрелкам обзор до земли, - Я буду вести разговор только с тем, кто на это уполномочен. Если такой будет.

Очевидно, его словам внимают. И люди, хоть и с явной неохотой, убирают оружие, разворачивая вертолёты.

Опускать всё обратно на морское дно приходится одновременно с тем, чтобы самому добраться до берега, на котором, как удивительно, аж ахнуть можно, уже стоят Максимов, с его этим… взглядом. У Эрика от него внутри что-то опадало, когда парень так смотрел. Что-то отцовское, ещё немного ноющее после событий в Польше, но всё же. Он хотел положить парню руку на плечо и показать, что всё в порядке. Но вместо этого только лишь смотрит прямо, хмыкая беззвучно.

- Ты хотел чем-то помочь, говоришь? – двигаясь с места, Леншерр чуть хмурится, кивая одному из вышедших навстречу жителей Дженоши, Джону, которому он обещал помочь с крышей, - Нужно помочь в городе, а потом… - его взгляд становится темнее, жёстче, когда он бросает его в ту сторону, куда улетели вертолёты, но на Питера попадает уже мягче, - А потом выяснить, что они тут забыли на самом деле.