Он должен был сделать это раньше. Гораздо раньше, пока мог, пока у них была их идиллия, тогда казавшаяся той еще пустыней. Это теперь он понимает. Там, в Нью-Йорке, у них было все, пусть работать приходилось абы-где, пусть жили на чердаке, пусть было холодно и голодно и-
Какая разница, у них же все было. И каким он был идиотом, что не замечал.
Воистину, все познается в сравнении, думал он, шагая вслед за Капитаном Америкой (Капитаном! Он теперь выше Барнса на полголовы, на плече тащил - такое вообще бывает?). Вот тебе солнечный свет, оружие под рукой, вот тебе лес, который пахнет лесом, вот тебе возможность спать, свернувшись в клубок.
Вот Стив.
О Господи.

Он должен был сделать это прошлой зимой, в любой из дней, когда Стив мерз под двумя одеялами, и из груди у него вырывался свист с хрипами, будто у него там не легкие, а наждачка. Пока дрожал от озноба и Джеймс действительно боялся, что эта болезнь его точно доканает - каждый приступ кашля звучал страшно, но, черт возьми, потом дыхание сопляка выровнялось и смягчилось. Гора с плеч. Баки ерошил мятые волосы Роджерса и радовался, как ребенок.
Нет, конечно, тогда он не мог выразить это чувство, слишком это было светло и просто. Барнсу, во всяком случае - жизнь не была легкой, но всеж-таки его все устраивало так, как есть. Все было на своих местах. Он думал, что уходит на войну, за подвигом и славой, а к его возвращению дом останется неизменным, за исключением мелочей.
Баки смотрит на Стива - простите, на Капитана Америку - и не находит слов.
Нехарактерно для вечного шутника, и он вспоминает об этом вовремя, чтобы что-то брякнуть, чтобы не обращали внимания на его тишину. Но что с сержанта взять, все парни дерганые после плена, и он не первый с мрачным призраком в глазах.
Они никогда не говорят вслух о том, что там было, об этом и не надо говорить. Синяки на руках Баки ноют, потому что кололи его чаще, чем успевало заживать, он все еще не выспался и не отъелся, бледен, с заострившимися скулами и кадыком. Он шутит, что девушки любят мрачную загадку.
А сам не сводит глаз с самого светлого человека в мире.

...Раньше, когда угодно раньше, может быть, даже на базе Золы, пока Стив тащил его на плече и едва ли мог ответить, еще пока Барнса захлестнуло коктейлем из неверия, счастья, паники, благодарности и растерянности - столько эмоций, ему хватило бы импульсивности, если б он не был так потрясен. И он думал об этом после - непростительно много, и всю дорогу: сейчас - не сейчас? Когда будет время? Когда нет посторонних глаз, когда некуда спешить?..
Намек на возможность рассеивался мгновенно, и Баки, падая в тлен ожидания, успевал усомниться, что стоит.
Какая глупость, Джеймс Барнс - и мечется, желая и боясь заговорить о чувствах. Хоть раз в жизни до сих пор ему что-то мешало?
Хоть раз в жизни он боялся сказать что-то Стиву?..

Правда в том, что не было никакого “раньше”: это чувство было немым прежде, не дозревало до ясности понимания, не могло быть выражено прямым действием. Для самого Баки было как обухом по голове, и когда он осознал, что на самом-то деле ему нельзя больше ждать, когда это стало похоже на пар, нагнетавший давление изнутри - все вокруг играло против него. Не было ни намека на уединение, ни пяти минут тишины - некуда было даже дернуться. И он ждал, смотрел на Стива со стороны и мучился удивлением: как так вышло? Когда все так перевернулось, когда успело так их раскидать?

Когда успело стать таким пугающе высоким, обостренным и прекрасным?

Когда возможность появляется, Баки по-прежнему медлит. В Лондоне их квартируют в одном из отелей, уцелевших после Блица - на самом деле, удивительно, кругом разруха, а это здание чудом уберегло. Джеймс успевает пошутить, что сохранились даже настенные светильники и ковры.
Ему везет - у них со Стивом комната одна на двоих, небывалая роскошь, интересно, удастся ли заснуть на мягкой кровати, господи, может, тут матрац даже лучше, чем в бруклинской хате, кстати, а что с ней стало, ты вернул ключи хозяйке? Просил подождать нас? Хотя, наверное, у нее и так не шибко много постояльцев, может придержать наш грачевник - все в таком духе.
Баки нервничает, и оттого говорит слишком много. Они с парнями прикупили по пути джина, Джеймс приложился, хотя эту можжевеловую дрянь не любит, то ли дело виски, только не дымный скотч, а ирландский, да послаще, больше напоминает бурбон, но не им капризничать, верно? Ошибкой было хлестать крепкое на голодный желудок, но Барнса не так уж ведет. Все, что алкоголь дает ему - один удар вожжой под одно место, легкое ускорение в направлении, которое он уже намертво выбрал. Да что там, это не выбор даже.
Это происходит запросто - Роджерс что-то говорит, отвернувшись, Баки не слушает, кладет руку на плечо, говорит очень умное “Ага” на полуфразе, и, едва Стив оборачивается - целует его.

Получается само собой, но неожиданно - серьезно, нежно, недолго и почти целомудренно. Не прием совсем, не неотразимый удар, и Барнс испытывает легкую растерянность от самого себя. Он вообще-то умеет целоваться иначе, чтобы у девушки голова кругом - по крайней мере, реагировали они соответствующе, и не раз, или, может, это обстоятельства и настроение и бог знает что - но сейчас кажется, будто Джеймс лишь мнил себя мастером и не знает ничего. Он никогда, ни с одной не сомневался в успехе. Красивое завоевание, он умел очаровать и обаять, он умел…
Конечно, со Стивом не так. Со Стивом можно драться только честно и напрямик. Но Джеймс никогда не целовал кого-либо так, словно сам в этот момент подставлялся под удар. Ни перед кем это не было… просто жестом. Раскрыться, выложить часть себя на виду, даже не предложить - сложить перед ним. Не к ногам и не на суд, но держать в ладонях: возьмет или нет? Примет ли хотя бы? И что с ним, с Баки, будет делать теперь?
Это страшно, но, коснувшись губами губ, он не дрогнул. Его мучил вопрос, наверное, с тех самых пор, как они вышли на базу союзников, как Джеймс точно убедился, что это не сон и не бред - так вот, этот поцелуй был апофеозом того странного ощущения ускользающей реальности, утраченной безопасности - и даже не о безопасности Стива речь, хотя теперь он прорвался на передовую и будет головой рисковать, он же так этого хотел, но он еще и суперсолдат и, наверное, теперь будет проще, чем когда его могло прибить любым сквозняком, вот только - господи - что вообще происходит?
Джеймс бредил им. Все эти месяцы, на стальной койке, под грубыми ремнями, все эти дни и ночи, которые он не отличал друг от друга, сбегая от боли, он прятался в воспоминаниях - дом, Стив, холод, тепло, дурацкая шутка, от которой сопляк морщил нос, зайцами на поезде, хоть-доги, на которые были потрачены последние гроши, взгляд Стива исподлобья, набросок Стива на набережной от шестого июля, острые плечи, в тысячный раз разбитые костяшки, Стив, Стив, Стив.
Баки нуждался в нем. В этой пшеничной копне и нахмуренных бровях из воспоминаний - в том, чтобы квартирка в Бруклине была нашпигована миллиардами деталей, миллиардами секунд, прожитых, осязаемых, с цветом и запахом, господи, это был его якорь, его безопасное место - там, дом, Стив, человек, который точно не просочился бы на войну, слава богу, Баки не спорил, но его медкарта успокаивала, это было что-то надежное, прочное, там, за океаном, далеко-далеко, много часовых поясов, и говорят там по-английски без пафосных акцентов, и нет там немцев ни в каком виде, только карикатуры на постерах, вот и все. Там нет ни чокнутого нацистского процессора в круглых очочках, ни инъекций, от которых внутри все будто огнем горит и орешь, сдирая горло, ничего этого нет, там Стив.
А теперь Стив здесь. И прятаться некуда. Он прекрасен, силен, это видно за версту, и им восхищается каждый. И Стив это заслужил - почет, признание, славу, любовь всего мира. И Капитан Америка всему миру принадлежит. Капитан Америка ему что-то должен за этот дар современной медицины, и Капитан Америка точно не постоит за ценой. Его же так и тянет на подвиги, никакой запрет не удержал.
Этого Капитана увидят все - не вживую, так на постере. О, Баки не сомневается, такое проглядишь.
Но ведь и правда, интересно, есть ли у него обратная дорога в квартирку в Бруклине? Будет ли это его безопасным местом теперь, когда никто больше не ждет?
К сожалению, Баки знает ответ.

...так вот, этот поцелуй не был светлым - то есть, был, потому что все-таки это Стив, но - недостаточно светлым для него. И наверное, если бы Баки сделал это раньше, у него бы получилось и нежно, и лелеюще, и “я всегда буду рядом”, и “ты лучшее, что со мной случилось” - он бы сумел это сказать, но вот сейчас было слишком много другого. И что его лелеять, Роджерс теперь сам мощь, и что особенного в твоем чувстве, Джеймс, если любая женщина в этом городе с радостью упадет к нему в объятия.
И все-таки оно было раньше. Это было до сыворотки, и тогда оно было куда как менее отчаянным, чем теперь. Барнс не лжет себе, он предчувствует гонку (она будет неизбежно, с таким-то призом), он уже понимает, как мог бы выглядеть его шаг, это рвение заявить.
Но - нет, его влечет не блеск свеженького золота и не красота Аполлона, хотя, спору нет, она ослепляет. Баки нуждается в том, что было у него все это время, но - вот беда - вполне могло быть утрачено, пока он там орал в плену, а Роджерс прорывался на подвиг.
И Джеймс рискует непониманием и отторжением, лишь бы выразить свое чувство. Лишь бы проверить их связь на прочность с той стороны.
“Ты нужен мне.”
“Без тебя я бы сошел с ума.”
“Вот он я. Что ты будешь делать?”

Да не было там никакого “раньше”. Баки не нуждался в этом поцелуе, пока все, блядь, было хорошо.[icon]http://sg.uploads.ru/gycmS.gif[/icon]

Отредактировано James Barnes (2019-07-24 01:27:09)

Когда сожжены мосты,
Моря переходят вброд.
Но знал ли об этом ты,
Ступая на тонкий лед?О господи, он ответил....Из раны сочится мёд.
Баки аж задохнулся - его как обожгло, потому что он, конечно, не был начисто уверен в реакции Стива, и, хоть тот и был рассудителен, хоть и любил Барнса очевидно - но как друга и брата. Этот шаг по-своему был чертовски глупым, резким, но Джеймс Бьюкенен Барнс тот еще любитель рисковать. Потому что им не доводилось говорить всерьез об однополой любви, данностью всегда были девушки сейчас, благоверная с белым заборчиком - в перспективе. Потому что между собой были близки, как лучшие друзья, непосредственно, невинно, никогда не подразумевая иного даже в заветном “Я с тобой до конца” - это звучит, как брачная клятва, но дружба до гроба случается куда чаще и крепче любви.

И вот оно. Губы Стива шевельнулись в поцелуе, а руки - нет. Он не отталкивает Баки и не отстраняется сам, и это как момент в прыжке, когда ты зависаешь в воздухе и кажется, что летишь. Тебе предстоит упасть в песок, взметнув вихрь, потом подниматься и отряхиваться, узнавать свой результат, но секунда волшебная. Джеймс знает, что за поцелуем последует что-то - разговор, объяснение, его приземление, и это неизбежно. Но сейчас Баки не дышит, пытаясь продлить мгновение.
Отрывается от губ неохотно, опустив голову и выдохнув тихое: “Воу”.

...А еще может быть, что Стив смутится, стушуется, пожалеет о том, что ответил. Или вежливо и мягко Барнса пошлет, потому что, конечно, это не то, о чем Роджерс мечтал, когда записывался на программу. Баки как-то не принцесса с половиной царства впридачу, даже не хорошенькая девушка, да даже по своим меркам не в лучшей форме.
Зачем, спрашивается, полез?
Потому что не простил бы себе иное. И жалел бы о несделанной попытке всю жизнь. Потому что “если бы” - самые горькие слова, которые можно повторять себе, вспоминая о прошлом.
Барнс перечеркнул свое самое заветное “если бы” углем и кровью в этом поцелуе. Открылся, сделал шаг. И даже после ответа ему немного страшно, что вот сейчас Стив опомнится и пойдет на попятный - он может и имеет право…

Баки бросает взгляд исподлобья и видит пятна румянца на скулах (более чем ожидаемо) и застенчивую, но определенно счастливую улыбку. Она пронзает Барнсу сердце, и он чувствует, как сам расплывается. Потому что нельзя не радоваться вместе с Роджерсом, когда он так улыбается - слишком искренний.
Потому что, кажется, Баки умудрился ничего не разрушить, и все в порядке.

- ...окей, значит... с девочками из кордебалета ты не тренировался, - несмотря на то, что Джеймс улыбается, шутка звучит натянуто, потому что ему самому не смешно и попытки болтать пустое не к месту рядом с простой серьезностью этого поцелуя и того, как Стив его принял, и заметно, что мыслями Баки далек от своих слов, и глаза бегают, дыхание неровное, и он сглатывает, вскидывает взгляд на Роджерса - и вот тут уже не фальшивит, глаза прозрачные и отчаянно выразительные.

“Помоги мне.”
“Это точно наяву?”
“Правда?”

- Я хотел сделать это с первой секунды, как ты вытащил меня оттуда. Ну… с первой секунды, как поверил, что это не мои галюны, - невесело усмехнулся и снова перетек во что-то теплое, покачав головой: - А ты чему улыбаешься?
[icon]http://sg.uploads.ru/gycmS.gif[/icon]

Отредактировано James Barnes (2019-07-24 23:29:10)

Баки следит. Смотрит за движениями рук Стива, когда он бросает футболку, как ненужную мысль, за его лицом, в котором внутренним светом блуждает улыбка, опущенными ресницами. Они у Роджерса всегда были пушистые и темнее челки. Брови тоже.
Стив не закрывается - это главное, и это большое облегчение для Барнса. Он усмехается уголком рта, но взглядом не отпускает, потому что все еще находится в подвешенном состоянии.

- А, - отзывается, чтобы что-то сказать. Понимающе, может, ободряюще. Ну да, лучший друг - и вдруг нападает с такими... новостями. Поползновениями? Ну да, «это же ты». Они мнутся, как школьники, но, пожалуй, у подростков было бы куда больше паники и драмы. 

А потом Баки все-таки запинается, потому что не то чтобы его удивляет... они со Стивом были в курсе жизней друг друга все эти годы, он бы знал о любой девушке. И, допустим, Роджерсу было не до отношений с тех пор, как он изменился, но - серьезно, ни одна красотка ни в одном турне не сгребла за грудки, сама не покусилась? Неужто Стив их избегал?
И цепляет больше всего то, что Роджерс страшный романтик, серьезный, честный идеалист, из тех, кто запоминает первый поцелуй, дату первого свидания и выбирает самое красивое место и самый правильный момент для предложения руки и сердца. И он, вот этот парень, ответил ему сейчас на поцелуй и никак не перестанет улыбаться. И взгляда не отводит в этой своей прямолинейной, открытой манере.
[icon]http://sg.uploads.ru/gycmS.gif[/icon]
Иисусе.

Баки набирает в грудь воздуха, приподнимает брови, выдает еще одну усмешку.

- Выходит, я посягнул на достояние нации, - а голос все-таки хрипнет: - Могу попытаться вернуть.

Отредактировано James Barnes (2019-07-25 23:39:22)

У них так много неопределенности. В Стиве - смятения чувств, непривычных, хотя он явно спокоен в глубине души; в Баки - надрыва и страха, что Роджерс разберется и определится не в его пользу, когда сможет решить, и вот у него за душой тот еще провал. И вот они смотрят друг на друга и дышат неровно, глаза блестят, колотятся сердца. Так глупо, что оба как олени, и ни один не делает шаг навстречу, так глупо, что Джеймс как будто ждет разрешения, пытается острить, надеясь обернуть все в шутку, чтобы легче было говорить об этом - а Стив все такой же упрямый, непроизвольно неподатливый, и - нет, он не шутит.

- Да, ну, - Барнс пожимает плечами, ему несложно, - я буду такой один.

Потому что образ уже прилип - с мясом не отдерешь, да Баки и первым заорал свое “Ура Капитану Америке!”, когда они пришли в лагерь. Да и ему самому то и дело бьет в глаза эта новая ипостась, потому что это поверхность, это то, что видно сразу всем и каждому. Каково это - столкнуться с такой резкой переменой отношения к тебе? Стив ее как будто не замечает, разве что стал чуть добрее. Интересно, забудет ли он, как о нем судили, пока его можно было одним толчком сбить с ног? Вряд ли. Наверняка останется таким же пробивным, разве что чуть менее остервенелым будет. Потому что что-то теперь будет даваться ему легче.

Люди, например.

Но сейчас Баки видит это - ответ на свой неозвученный вопрос, он читает его в глазах Стива, и это волнительно, это кажется невероятным, Роджерс ведь стал собой на двести, триста процентов, наконец внешность соответствует духу, он широк и прекрасен, как летнее небо, он здоров и силен, но Джеймс искал его-прежнего, прощупывал эту их связь. И сейчас Стив и впрямь как никогда похож на себя, в открытом взгляде видно - совсем не изменился, потому что друг с другом они могут быть чертовски слабыми и уязвимыми, и в эту секунду они именно такие. Это бьет так ярко, что и Баки чудится, что он сам все тот же, каким был до войны.

Он тянется и кладет ладонь Стиву на шею, большим пальцем гладит под челюстью (она кажется квадратной, как строительный блок), опускает взгляд на приоткрытые губы. Шутки в сторону, Роджерс не готов разговаривать, но если Баки хоть что-то смыслит в сигналах тела и поцелуях, то ему пора перестать мяться и трястись, как грешнику у церкви.

И он целует Стива снова. Дольше и медленнее, чем в первый раз, и уже не вопросительно, но осторожно, будто давая понять, что все в порядке, давая прочувствовать момент. Поцелуи - это сладко, и дурацкая, большая потеря, что у Роджерса их не было так долго. Баки был еще подростком, когда распробовал, у него их было не счесть, но он забывает об этом сейчас, и даже этот поцелуй, спустя всего минуту - словно первый в жизни.
А еще так заметнее, что Стив выше Джеймса - это непривычно вообще, но целоваться с кем-то, слегка запрокидывая голову - странно особенно. Баки не может не улыбнуться мимоходом этой смешливой мысли, и она приносит облегчение.

[icon]http://sg.uploads.ru/gycmS.gif[/icon]

Отредактировано James Barnes (2019-07-26 01:01:09)

Стив отмирает, находит, куда деть руки - и слава богу, в объятиях эту неловкость переносить куда проще. Баки, чувствуя пульс ладонью, кладет вторую ему на грудь и на секунду пугается - так часто и сильно колотится сердце. Только теперь это не страшно - оно выдержит, а дыхание Роджерса, пусть и шумное, звучит мягко, без рваного присвиста. Все это Джеймсу чертовски лестно, не меньше, чем обволакивающий взгляд и улыбка, которая уже не сходит с лица Стива. Она говорит: ты был дебил, что-то себе надумал, не живи в темном углу, сила и слава не изменят того, что внутри - это сопляк изменил то, что снаружи. Человек сам выбирает свою судьбу. Если ты хотел этого - вот твоя награда. Будет, как раньше. Будет даже лучше.

Баки, конечно, понимает, что в одну реку нельзя войти дважды, и все будет совершенно не так, как прежде - на войне, с капитаном-звездой, да еще и добавив к дружбе что-то настолько иное. Но... он больше не чувствует между ними тени, какого-то разрыва, который возник за этот год. Может быть, показалось. И груз воспоминаний о месяцах во вражеских застенках не испаряется, конечно, но кажется куда сноснее. Главное ведь - они справятся, да? Не поодиночке. А как было всегда.

Дурень Стив не находит новых слов, и Джеймс смешливо морщит нос. Ладно, над красноречием еще можно будет поработать.

- И я намерен украсть куда больше, - Барнс мигом наглеет и поделать с этим ничего не может. Но дразнится только наполовину, улыбка тает и голос падает ниже и тише: - Если ты позволишь.

Он в очередной раз окидывает взглядом все лицо Стива, не выдерживает, запускает пальцы в волосы, ерошит, убирает пряди со лба и дает волю простой реакции, которую сдерживал и выдавал вполсилы, пробуксовывая в своих тревогах эти пару дней:

- Господи, но как ты вымахал! Серьезно, мне придется разгонять фанаток толпами...

Но в голосе Баки звучит только веселье и огромное, нечеловеческое облегчение. Он замирает, гладит виски Стива большими пальцами, заглядывает в глаза. Наклоняет его голову к себе и прижимается горяченным лбом ко лбу Роджерса, который ничуть не холоднее.

Ладно. Окей. С этим уже можно жить.[icon]http://sg.uploads.ru/gycmS.gif[/icon]

Джеймс заинтригованно поводит бровями:

- Можем перейти к переговорам, вдруг тебе удастся меня чем-то соблазнить, - смешно, конечно, говорить это с таким взглядом, как у Баки - ну “вдруг”, ха-ха, и шутка дурацкая, но остановиться он уже не может. Да и какая разница, им же легче, да и Стив подхватил эту игру. Пусть им.

Скромность Роджерса теперь тягается с его упрямством, и Барнс фыркает:

-  Исключительно хищные. Не бойся, я буду тебя защищать.

Хотя, вероятнее всего, в ситуациях с реальной необходимостью в защите будет с точностью до наоборот, но Джеймс не планирует становиться обузой для друга. Впрочем, они подумают об этом на передовой, когда  вернутся туда. В том, что Стива понесет в самое пекло, Баки не сомневается - как же, дорвался, всегда об этом мечтал. В том, что пойдет за ним почти без ворчания - тоже, потому что себя знает, потому что его видит, потому что уже его выбрал. Поцелуй - всего лишь констатация, даже не обещание.

Он даже не удивляется тому, как хорошо Роджерс улавливает его состояние - хоть пытается харахориться, Джеймс расшатан, и не очень ловко скрывает это. Так, присыпать шуткой или флиртом. Притворяться по-человечески сил уже нет, да и… Стив умудрялся докапываться до истины с упорством ищейки, даже когда Баки хитрил со всех сил и держал хвост пистолетом. Стив его чувствует - нельзя быть лучшими друзьями с младых ногтей и обойтись без этого, если, конечно, ты не полено.

А Роджерс, как бы ни бревнился первую минуту после поцелуя, не таков.

Баки издает какой-то солидарный звук, не поднимая взгляда, просто успокаиваясь в этой близости и в объятиях, и снова чувствует, как взволнованно колотится сердце Стива в широкой груди. В голову приходит вопрос: хотел ли он этого? Думал ли о Барнсе вообще в таком ключе? Улыбается же теперь счастливо донельзя. Он не был похож на страдающего от неразделенной любви там, в Нью-Йорке. Не всегда был в восторге от девушек Баки, но не то чтобы ревновал.
Довольно странная мысль, но Джеймс отмахивается от нее, вздохнув поглубже.

- Ага. Прорвемся, - соглашается он твердо. А как же иначе?

Это ж Стив, черт подери.[icon]http://sg.uploads.ru/gycmS.gif[/icon]

Отредактировано James Barnes (2019-07-26 23:27:40)

Эти объятия застают Баки врасплох своей решительностью. У сопляка теперь руки такие, что схватить и сгрести Джеймса не проблема, Роджерс небось может молодого бычка на плечах тягать, не то что исхудавшего друга. Надо привыкать, что это уже не кисти художника с птичьими запястьями. Капитан.

Господи, ведь у него ж были мечты, талант, как он их теперь-то воплощать будет?..

Барнс крепко хлопает Стива по лопаткам - не шибко романтично выходит, зато честно. Такое - да, я в порядке и буду, да, я стою на своих двоих. Роджерс горячий и сердце его явно успокаивается, и Джеймс задерживается в объятиях, сжав пальцы между лопаток. Он уже поверил, что это не сон, но ловит каждое подтверждение, от шершавости ткани кителя до запаха порошка, исходящего от подушки.

- Ну не знаю, как ты, а я устал, как собака, - признается Баки, вздохнув. - Парни хотят большую попойку завтра вечером, и тебе нельзя пропускать - она вообще-то в твою честь.

А еще завтра вставать ни свет ни заря, а еще общаться с руководством - это в основном на плечах Стива, но если ему придется представлять этот свой научный департамент и рассказывать всю историю про освобождение пленных - мероприятие затянется. Может, еще будет время прогуляться. Лично Баки никогда не был в Лондоне - судя по всему, погодка как в анекдотах, но сейчас любой жилой город кажется землей обетованной. Хотя бы потому, что здесь есть мирные люди и какая-то повседневность - по пути ее успели увидеть только мельком, но, да, иногда забываешь, что она вообще-то существует.

То, насколько эта часть их диалога обыденна, одновременно  успокаивающе и сюрреалистично. Но на фоне войны любые вопросы, кроме жизни и смерти, несут оттенок абсурда.

Джеймс прикидывает, что лучше побреется утром. Смотрит на свои скромные пожитки так, словно теряется, что с ними делать, смотрит на Стива - и ощущение абсурдности отступает, и все перестает быть важным, даже перспектива возвращения на передовую. Отблеск от лампы на растрепанной челке, тень от ресниц на щеке, Барнс, перестань таращиться.

Барнс перестает.

У них был долгий день.[icon]http://sg.uploads.ru/gycmS.gif[/icon]

Уйдя чистить зубы, Барнс не закрывает дверь по старой привычке - Стив и в самом деле продолжил разговор. Дома, в Бруклине, они часто переговаривались вот так, если Баки приходил домой поздно после работы и пора было готовиться ко сну, но было еще, о чем поболтать.
Было почти всегда.
Джеймс возится с английскими кранами (fuck) и бросает взгляд в зеркало. Несвежие волосы, топорщится челка, глаза живые, блестят, тени у переносицы никуда не делись, губы яркие, и на фоне общей бледности вместе с пятнами румянца на скулах смотрятся дико. В майке видно, что ключицы проступают заметно, как лет в семнадцать, ну и синяки на руках, вообще в его облике есть что-то лихорадочное. Баки зачерпывает воду в ладони и с удовольствием умывает лицо, зажмурясь, растирает его.

- Дернье из французского сопротивления, Фэлсворт англичанин, Дуган, Джонс и Морита - наши, из сто седьмого, - он перечисляет тех, с кем Стив больше общался за время пути. Из четырех сотен освобожденных Роджерс, конечно, запомнил не всех, но для Баки они свои. Разумеется, отличились при уходе с базы, собрали оружие, угнали танк… Джеймс, начав было чистить зубы, издает звук и достает щетку, чтобы высунуться в дверной проем с категоричным:

- Никто не такой безбашенный, как ты.

“Даже я,” - думает Баки. Если бы он умел так рисовать, мечтал об архитектуре и был непризывной, ни за что бы не выбросил свой талант и не поперся на передовую. Целее был бы, наверное.
Или это просто то, чего он хотел от Роджерса?..
Джеймс смотрит на дно раковины, затихнув с щеткой за щекой - и почти остервенело возобновляет чистку.
...Теперь уже неважно.

- М? - не отвлекаясь, Баки бросает взгляд на Стива, показывая, что слушает его. Ответ тут и правда очевиден, и Джеймс пожимает плечом, плюется пастой: - Конечно.

А с другой стороны, может, Роджерс и прав, а Баки и правда псих ему под стать. В остальных парнях он бы не был так уверен - у них, наверное, здравого смысла побольше, да и мотивации заняться чем-то еще. А для Барнса свалить без Стива куда-либо, пока он тут геройствовать будет - совершенно не вариант. Но это они уже поняли. Договорились.
Он бы, впрочем, не отказался от каникул хотя бы с недельку - ну так, ради разнообразия, после плена-то себя грех не побаловать.

Джеймс полощет рот, отмывает щетку, стирает ладонью остатки пасты и умывает еще разок лицо. Подумать только, он в обычной цивильной ванной с цветным кафелем, вытирает лицо махровым, прямо-таки пушистым полотенцем, а спать будет в кровати на ножках, с пружинным матрасом, на постельном белье. Самому от себя смешно, сказать по правде - от своего удивления и дикости. Все это вопрос привычки, без проблем, но все же.[icon]http://sg.uploads.ru/gycmS.gif[/icon]

Отредактировано James Barnes (2019-07-28 02:34:19)