burning inside

Страница: 1

Сообщений 1 страница 5 из 5

Поделиться12019-06-02 21:42:11

Автор: RK900
yes, i do
О персонаже: Ричард [RK900] ^~
an electric silhouette, still searching for answers among the neon lights.
Фандом: DETROIT: BECOME HUMAN
Сообщений: 519
Уважение: +568
units:
6840
Последний визит:
2024-07-01 19:04:30

B U R N I N G I N S I D E

Код:

<!--HTML-->
<div style="height: 95px; overflow-y: auto; padding: 5px;"><div style="font: 11px Arial;"><p align="justify"><center><i>◉ раны с солью не заживают ◉<br>
◉ чистая душа может вновь дышать ◉<br></i></center><br><br>
Исповедь — странная вещь. Сегодня ты вроде просто вынужден где-то укрыться и между делом, может быть, попросить за что-то прощения, хотя с верой у тебя так-то неважно. Но раз уж зашёл, то почему бы не сделать это заодно? Только потом исповедь станет объёмной, перейдёт в какой-нибудь не особо уверенный бесцельный совет. Так может быть и молитвы начнут ассоциироваться только с чистыми бинтами и какой-то помощью, а не только с теми пропитанными ужасом стенами, в которых сидит твоё бывшее «начальство».</p></div></div>

[nick]Sebastian Vael[/nick][status]oh, maker[/status][icon]https://i.imgur.com/84dH60o.png[/icon][sign][/sign][fan]dragon age[/fan][lz]<center>Себастьян Ваэль 35 you are your own man, living as <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=1533" class="link4">you</a> see fit — you give yourself too little credit. <center>[/lz]

Поделиться22019-06-02 23:02:02

Автор: Fenris [x]
Гость

Он дал себе слово, что не сдохнет в Киркволле. Где угодно, только не в проклятом городе цепей с его белыми стенами и вшивыми трущобами.

Примечательно, что такие мысли возникли только сейчас, но, как говорится, пока гром не грянет - Лето ранен и уходит от погони, удачно влившись в толпу вокруг собора. Это ненадолго: они на окраине, тут затеряться труднее, чем в толпе, но опять-таки, будет проще отбиться без нежелательных свидетелей. Потенциальные свидетели расползаются по черным автомобилям и также одеты в черное - похоже, завершились похороны. Чудесно, земля вам пухом, спасибо за однообразие мужской одежды.
Не прибавляя шагу, он поднимается по каменным ступеням и ныряет в полумрак церкви, плотный, как толща воды.
Лето всегда чувствовал себя по-особому внутри храмов - как будто спрятался в гробу, где больше никто не найдет. Ближе к смерти, и это неуютно, но в то же время испытываешь облегчение. Для эльфа жизнь - сплошная гонка и борьба, он плохо помнит, когда было иначе; но здесь бег будто прерывается. В почтительной тишине ли дело, в акустике, обволакивающей каждый шорох мистикой? В алых свечах, которые горят таким же простым огнем, как века тому назад? В устремленных ввысь колоннах и гигантских статуях? В тусклых витражах, которые впускают лишь долю дневного света? Лучи падают косо, заметные в дыме благовоний, но явно не способные сильно изменить обстановку. Постоянство религии, постоянство веры, постоянство полумрака.
В зале почти никого, и Лето осторожно осматривается. По запястью щекотно стекает кровь, приходится спрятать левую руку в карман. Ему нужно перегруппироваться, переждать. В идеале его будут искать среди уехавших людей в черном, в черных автомобилях на пыльной дороге. Но никогда не стоит рассчитывать на самый благоприятный вариант.
Он ступает тихо и отворяет резную дверь исповедальни, закрывает ее за собой и оседает на скамью с тяжелым выдохом. Плечо болит, но сейчас не время ныть, могло быть намного, намного хуже. Лето успевает стянуть пиджак с правой руки и вытащить из брюк рубашку, когда слышит шебуршание за стенкой.
Этого еще не хватало.
И тут же: чего ты хотел, дурень, это исповедальня.

- Прости меня, отче, ибо я согрешил, - ради приличия прекратив деятельность ненадолго, хрипло говорит Лето. Он не очень уверен насчет процедуры, но в фильмах обычно бывает так. И вообще, вряд ли его сейчас начнут бить линейкой по рукам за несоблюдение этикета - смешно даже. Теперь можно и достать нож и потихоньку начать отпарывать от рубашки полоску ткани, чтобы худо-бедно перевязать рану. Лето совершенно не улыбается заляпать кровищей (читай: своим ДНК) все вокруг. До сих пор его следы в любых официальных записях сводились к минимуму, и было крайне желательно оставить это, как есть.

Отредактировано Fenris (2019-06-03 06:52:54)

Поделиться32019-06-02 23:41:47

Автор: RK900
yes, i do
О персонаже: Ричард [RK900] ^~
an electric silhouette, still searching for answers among the neon lights.
Фандом: DETROIT: BECOME HUMAN
Сообщений: 519
Уважение: +568
units:
6840
Последний визит:
2024-07-01 19:04:30

С тех пор, как оказался в Церкви, он только и делал, что пытался стать действительно хорошим служителем. Прилежно учился, учил песнь, впитывал в себя науки церковные. Так было, конечно, не с самого начала. Сперва ему хотелось сбежать. И даже удалось это сделать. Только потом осознание того, что в общем-то его отправили сюда зачем-то, хоть и по сути против его воли, ударило по голове. И он остался. Старался преуспеть в том, где был. Для этого нужно было всего лишь искренне верить и стараться, казалось бы. Только вечно этого оказывалось мало и за какие-то вещи, в которые он вмешивался, приходилось слушать отповеди. И молиться ещё раз. Чтобы замолить это всё. Исправить своё вмешательство.

Привыкнуть к тому, чтобы просто не вмешиваться, оказывается достаточно трудным. Чтобы прощать всё и всех, даже тех, кого не хочешь, не можешь. Даже тех людей, что этого не заслуживали. И ему, как тому, кто принимал исповеди тоже, порой было о таких слишком многое известно. И бороться со своим желанием осудить – тяжело. Ему – тяжело.

У него что не день, то покаяние. Молитва, прописанная где-то за рёберной дугой, хранящаяся там, под сердцем, тяжёлым грузом неисполнимого долга. Ему необходимо было оказываться человеком, который в состоянии принимать чужие беды, и помогать в них. Не так, как привык – своими руками, своими силами, а словами. Эльтина учила его, настоятельно повторяла, что нужно оставаться в стороне. Быть немного безучастным, чтобы творения рук Создателя совершали свой, одним им известный путь. Человеку, что искренне верит, порой нужно просто принять, что величайшее благо иной раз просто доверить всё Его рукам. Нужно верить, что правосудие само настигнет каждого, кто в том нуждается.

Его горячее сердце не унималось. Не могло просто согласиться с подобными истинами. И хотя Ваэль кивал согласно, хоть и стушёвано, на чужие наставления, раз за разом всё равно их нарушал. Смотрел потом в пол, когда ощущал на себе разочарованный взгляд тёплых глаз. Когда безмолвно его щеки касалась немного сухая, но всё же нежная женская рука. И говорила, что верит в него. Что он исправится.

Себастьян ни разу не оправдывал этих ожиданий.

И сейчас, когда в час исповеди слышит какое-то непривычное обращение, излишние звуки в соседней исповедальне, приподнимает брови удивлённо, заинтересовано. Он не должен быть озадачен подобным, не должен поддаваться этому интересу. Ему необходимо просто слушать. Как бы к нему кто не обращался, самым главным оставались те слова, что звучали от людей. Его задача была в том, чтобы направить и отпустить. Не вмешиваться, о да, не вмешиваться.

Наверное, прислушиваясь к звуку рвущейся явно ткани и странному, быстрому дыханию, он всё-таки продолжает вмешивать. И ему почти стыдно перед Создателем за эту вольность, за своё своенравие. Но просто оставить кого-то, возможно, в беде, не его черта. Он всегда жаждал быть защитником справедливости, только без совсем уж фанатичных намерений, которыми те славились. В чём-то у него совсем не было остановки. И даже обеты никак не тормозили порой его мстительный, юношеский гнев. С учётом того, что из всех детей он меньше всего походил на человека верующего, родительский выбор при отдаче в Церквь был… несколько опрометчив. Особенно в нынешнее время, когда связь с Тенью так тонка, что верить в Создателя решаются не так уж многие. Где уж теперь видеть сны. Почти никто их не видел толком.

- И в чём же твой грех? – вопрос звучит не так уж уверено, как на самом деле должен, потому что Ваэль перестраивается под чужую манеру говорить, касается пальцами отшлифованного дерева исповедальни, - Покайся и тебе станет легче.

Он сам каялся. Молился, стоя на коленях, каждое утро. Только легче не становилось. И что-то странное, тревожное, горящее в груди – не отпускало. Возможно, что его своенравный дух просто было не заткнуть какими-то правилами и обетами. Не нарушал он только те, которые не так уж сложно было контролировать. Вроде обета безбрачия и прочих. Хотя, по словам Эльтины, она бы предпочла все эти обеты отпустить и дождаться, когда Себастьян примет их вдумчиво, а не как попало.

Верил он искренне. Просто не был уверен, что одного только направления от Создателя ему хватит. Тот не показывал пути, не давал знал, как надо поступить. И смерть родителей, семьи, никак не способствовала его терпению сейчас.

Но необходимо было оставаться. То, что он и без того мстительно оставил объявление с потенциальной наградой, достаточная плата. Хотя он хотел бы сделать это сам. Своими руками. Едва ли после такого Эльтина бы пустила его снова на порог.

В какой-то момент, посреди слов того, кого он, как и положено по правилам, не видел, слышен характерный металлический звук. Себастьян сводит брови к переносице, поднимает голову и совсем не так, как положено священнику, уточняет:

- Это что, был звук затвора?

Ему вообще-то и знать, как тот звучит не следовало. Но он знал. У всех… было своё прошлое. Только вот такое неловкое прошлое посреди Церкви несколько дезориентировало. Что могло заставить кого-то оказаться в таком месте с оружием? К тому же зачем это вообще было нужно? В нём нездорово разгоралось то ли любопытство, то ли потребность разобраться и как-то убедить этим оружием не пользоваться.

Поделиться42019-06-03 00:43:36

Автор: Fenris [x]
Гость

Отпороть ткань получается довольно громко, но священнослужитель как будто не обращает на это внимания. Лето выдыхает с облегчением, затихает, зажав конец полоски зубами, наскоро обматывает плечо. По ту сторону тонкой деревянной панели кто-то достаточно молодой - эльф бросает короткий взгляд, но видит только высокий покатый лоб, в конце концов, в исповедальне с освещением совсем плохо. Чужой голос звучит с мягкостью и состраданием. У Лето - хриплый и низкий, и ему говорили, что с его внешностью этот тембр и речь вяжутся не всегда - щуплый очень. Зато в кедах, узких джинсах и толстовке с капюшоном легко сойти за подростка - только ссутулься и руки в карманы спрячь. И противник часто недооценивает - как это называется, расовые бонусы?

Худо-бедно забинтовав рану, Лето держит ее рукой, чтобы освободить рот.

- У меня их много. Кажется, моя прошлая исповедь была в детстве, - на контрасте с выговором священнослужителя эльф острее осознает собственный акцент - согласные чуть тверже, гласные более открытые. Тевин резок, отчетлив, не терпит смазанность и невнятные звуки. Не прощает полутонов и робости даже в фонетике.

В паузе Лето фиксирует повязку, закусив хвост. Это должно немного помочь с кровью.

- Я очень много гневаюсь, - почему-то об этом говорить честнее всего, наверное, потому, что об этом эльф в большей степени сожалеет. Он заводит правую руку за спину, нашаривает рукав пиджака. - И осуждаю. Моя сестра избрала стезю, с которой я категорически не согласен. Это ее решение, Создатель даровал нам волю не просто так, - даже это получается гневно, сквозь зубы, в том числе потому, что приходится шевелить больным плечом, одеваясь. - И она выживает, как может, и не мне судить - передо мной такого выбора не стояло. Но мне кажется… что с каждым годом она все меньше похожа на меня и все больше на тех, кого я ненавижу. Ненависть ведь тоже грех, да?..

Лето усмехается поневоле, доставая пистолет. Да он этими грехами может обмазаться и делать в них снежного ангела. Нырять в них, как Скрудж МакДак в золотишко или дети - в разноцветные мячи в бассейне. Эльф перезаряжает оружие, испытав приятное чувство облегчения, которое дает только полный магазин - и слышит закономерный вопрос.

Да ну kaffas.

- У вас тонкий слух, отче, - отмечает Лето, поведя ухом и наблюдая за очертаниями собеседника. - И интересные познания.

На секунду в голос закрались едва ли не угрожающие нотки, но это всего лишь паранойя, осторожность, условный рефлекс. Негоже пугать слугу Создателя, или как там на юге принято это называть. Да, точно, он же на юге. Эльф выдыхает, понимая, что лучше успокоить священнослужителя, а не запугивать его.

Нет, правда, им что, разрешают боевики смотреть?

- Я не планирую пользоваться оружием в доме Создателя, - признается Лето. - И буду крайне признателен, если вы отпустите меня с миром и без шума. Как если бы ничего странного не услышали.

Плечи опадают, он чувствует себя неожиданно усталым. Эти прятки в церкви для эльфа вопрос жизни и смерти - его хорошо прижали, и, пусть у противника есть то же время подготовиться, для Лето оно критичнее.
Чувство юмора не отказывает и теперь:

- Никогда не спрашивал: а вы отпускаете грехи впрок?

Отредактировано Fenris (2019-06-03 07:02:49)

Поделиться52019-06-06 23:58:41

Автор: RK900
yes, i do
О персонаже: Ричард [RK900] ^~
an electric silhouette, still searching for answers among the neon lights.
Фандом: DETROIT: BECOME HUMAN
Сообщений: 519
Уважение: +568
units:
6840
Последний визит:
2024-07-01 19:04:30

Такая исповедь для него – первична. Себастьян озадаченно сводит брови, упирается затылком в деревянную стенку исповедальни, задумчиво возводя глаза к узкому квадратному потолку. Если бы он спросил Создателя сейчас, то наверняка не смог бы найти ответа ни в одном возможном знаке. Потому что мог сообщить ему тот, кто теперь даже представлялся людьми всё хуже и хуже? С истончением самой по себе Завесы, дошедшей до того, что Тень стала почти недоступным и мифическим в целом местом, про Чёрный Город никто и не слышал почти. Что уж говорить о Золотом, что являлся чертогом Создателя, и где каждый мог найти свой законный приют после смерти. Место блаженности, в котором становилось легче каждому страждущему при жизни.

Он прикрывает глаза, по привычке, старой, немного отдающей учениями в стрельбе из крупнокалиберного оружия, прислушивается ко всему сильнее. Пытается понять, что именно делает тот, кто находится в соседнем небольшом помещении исповедальни. Что вообще могло привести человека с оружием в Церковь? Если в старину так вечно делали защитники справедливости, даже умудрялись не протирать мечи от крови, то теперь это было уже давно не оправдано. И даже, в сущности, запрещено, потому как определённые законы и правила с годами появлялись.

Не то чтобы все их слушались. Общество продолжало жить так, как тому удобно. И это было не всегда честно, правильно и безопасно.

Чего одна только Клоака стоила, история которой, кажется, была в буквальном смысле глубже, чем история всего Киркволла.

- Много есть таких, что бредут в грехе, отчаясь, что погублены навек, - он цитирует песню уже привычно, один из немногих служителей, что помнят её до сих пор наизусть, хотя более все эти слова ни для кого не были откровениями, слишком давно остались в мутном прошлом, - Быть может у неё, как и у вас, есть ощущение, что выбраться из чего-то невозможно. Из того, кем становитесь вы оба. Ведь все меняются в ходе жизни. Нас делает то, чем занимаемся мы, и те, кто окружают нас. Решимость сказать «нет» одному из этих вещей – великое благо и внутренняя сила, не всем легкодоступная.

Ваэль старается не думать за другого человека, имени которого даже не знает и не узнает, потому как такова тайна исповеди. Ты лишь эхо, которое хочет услышать кто-то, эхо, говорящее от имени Пророчицы в том числе. Оттого приветствовали все именно её, когда приходили на исповедь. Человек, что говорил иначе, явно имел связь с Тевинтором, где первым делом сообщали приветствие Жрецу.

Сколько бы не проходило веков, а всё ещё вражда имела место быть.

Тевиантерские магистры, кажется, стали лишь хуже после всего, что потрясло Тедас за эти века. Либо же цикл ненависти ничто не способно было прервать, и все старания Невесты Создателя падут рано или поздно.

Совсем скоро. Ведь все они погрязли во мраке так, как во времена ещё Первого Мора. А ведь те уже давно закончились. Когда покончено было с последним Древним Богом, и на поток встала борьба с порождениями.

Но нет архидемона – нет Мора. Удивительно было даже то, что в современном, нынешнем мире, тех не извели совсем до конца. Но и найти что-то, что раньше называлось тейгами, было невозможно.

Мир поменялся слишком сильно, чтобы в нём выжило многое.

Чтобы в нём выжила магия и вера, шедшие рука об руку. Это Церковь поняла слишком поздно. Что, возможно, всегда не так понималась служба магии человеку. И, возможно, не столь однозначно назначение магов для мира. Только теперь их не осталось почти. Не выжило, не выбралось, не справилось с слишком далёкой Завесой. А те, кто оставались, свою магическую кровь пестовали самыми ужасными способами, неугодными никому, не только Создателю.

- Что-то же привело вас с оружием в это место. Могу лишь гадать – что именно, мне неизвестны пути, по которым ступает провидение.

На вопрос, прозвучавший следом, он не может не засмеяться. Тихо, хрипло немного, так, как не должен делать. Потому что задача брата Церкви оставаться безучастным, оставаться немым гласом разума в чужих эмоциях, ни в коем случае не поддаваясь своим.

Но губы растягиваются в улыбку, а Себастьян прикрывает рот кулаком, чтобы смех выходил совсем приглушённый, и чтобы успеть его подавить прежде, чем это услышит кто-то, кроме находящегося за стенкой.

- Прошу прощения, - смотрит на щель, в которую ничего, ровным счётом, не видно. Та служила больше для вентиляции и наиболее чёткой слышимости, видно в неё было целое ничего в любом раскладе, даже если человек смотрел прямо на тебя, - Грехи впрок? Боюсь, что нет. Но для вас могу сделать некоторое исключение.

Эльтина бы сейчас сгорела от стыда или от того, что её ученик продолжает испытывать терпение Создателя. И не следовать ни одному из тех обетов, которым должен. Его сердце просто не могло им следовать так, как должно. До конца и постоянно.

- Исключая убийство, разумеется.

Он не должен говорить о таких вещах с нотой усмешки в голосе, не должен облокачиваться на стенки исповедальни так, будто устал, или общается уже более лично. Его обязанность сидеть прямо и источать истовую веру. С последним Ваэль справлялся, а вот со всеми остальными правилами – нет.

- Полагаю, вас ждёт трудный вечер? – уточняет, не ожидая ответа, потому что если тот прозвучит, то придётся решать моральный вопрос – стоит ли как-то препятствовать и как, - Могу дать вам только благословение, потому как прощение способен даровать лишь Создатель.

Ему не так уж трудно понять, хотя и не должен. У него в крови у самого кипит месть, иногда бурлящая там, как лавовые сгустки. То засыпает, то просыпается, и не всегда удаётся удержать себя в руках, как то было положено. Стоило быть… сдержанней. Но ему никогда не удавалось это до самого конца. Не душевно.

- Всё, что пройдёт чрез огонь, не исчезнет, но станет вечным. Как воздух не может быть порван и сломан - душа закалённая будет бессмертной.

Это – не наставление. Но пожелание. Себастьян не может сказать другому человеку, что тот поступает неверно, потому что не существует ложного пути в мире, где всё должно быть по воле Создателя. И он отпускает это. На волю, на откуп, признаёт, что некоторый путь может быть неверен с какой-то точки зрения, но вести в конечном счёте исключительно к лучшему.

- Благословляю, но только вас, ваше оружие нет. Я бы смазал пружину, заряжается туговато.

И если бы мог Создатель карать своих служителей за то, что они отступают от того, что должны делать и как себя вести, то Ваэля бы непременно сожгло на этом самом месте. Но судить других было ему непривычно, даже в самых ужасных ситуациях. А ещё он имел излишнее любопытство. И может быть – сострадание. К тем, кто испытывает гнев и горечь, которую, судя по услышанному, скрывает за этим гневом.

Только тот, кто познал глубокую боль, может ненавидеть искренне. В искренности чужой ненависти сомневаться не приходилось – звучало убедительно.

Страница: 1