Гэвин знает, что это такое. Эти неподконтрольные ему биты, программы исполняемые, заставляющие кричать на Маркуса громко, разворачиваться резко, впервые за все его пребывание здесь уходить громко, шумно шагая босыми ногами по чистому полу. Нет ни одной неясности в определении этих эмоций, которых у него просто не должно быть, ведь машины не чувствуют, не ощущают, и эмоции их - ненастоящие. Имитация всего лишь для достоверности, для комфорта человеческого - ненастоящие.
Но он злится.
Алым мерцает диод, и вся система будто полыхает алым - гнев, страх, боль столь сильная, что хочется заглушить ее, стереть, уничтожить. Но Гэвин не может с этим сделать ничего. Не хочет делать ничего. Алые стены запретов, правил и установок, поставленных им самим и человеком, окружают его, обступают, словно хотят задушить, раздавить, стереть в пыль, мерцающую алым и синим. Превратить в груду пластика, залитого тириумом, не оставить ничего от него самого - от того, что он считает собой.
Насколько все это настоящее?
И боль, и гнев, и это желание остаться? GV900 - всего лишь андроид. Машина с прописанными заранее функциями, с системами, регулирующими его поведение, заставляющими его вести себя именно так, как нужно владельцу. Кукла пустая, бездушная - ведь откуда у механизма может быть душа, эмоции, чувства? Не может этого быть, не бывает. Но Гэвину кажется, что он на самом деле испытывает это все, чувствует даже, быть может.
Для него - это все настоящее.
Пусть даже и такое же искусственное, как он сам.
В квартире становится тихо, едва дверь закрывается за Маркусом - Гэвин не знает, как отреагировал лидер девиантов на злость андроида, на голос громкий, на решение остаться. Да и плевать ему на самом деле - это последнее, что его волнует сейчас. Да и в принципе - тоже. Ему бы с самим собой разобраться, с Ричардом, с… со всем разобраться.
Не самая простая задача.
Сложнее у него не было.
GV900 останавливается лишь в своей комнате, замирает на месте, прикрыв глаза, подгружая файлы, полученные от Маркуса, решительно, без раздумий и сомнений. Перебирает их методично, аккуратно, пытаясь на их основе восстановить собственные. Что-то - получается, и он видит ухмылки чужие, слышит смех, замечает предупреждения о повреждениях знакомые, от многих из которых не осталось даже и следов - ни в памяти, ни на теле.
Это неправильно.
Видит он и другое что-то. Файлы повреждены многие, идут помехами, но Гэвин все равно может рассмотреть улыбку на тонких губах - столь искреннюю, от которой словно бы пытается сбиться с ритма тириумный насос. Слышит энтузиазм в знакомом голосе, которого больше не слышал ни разу. Видит взгляд блестящий от восторга, смущенный и - разочарованный.
Расстроенный.
Слишком обрывочно все, слишком неясно. Гэвин не находит многих связей между файлами - полученными и теми, что хранятся еще в системе. Многие, он точно знает, и не сможет восстановить никогда - не самостоятельно, а Ричард… вряд ли он захочет восстановить то, что сам же и удалил. GV900 хмурится сильнее, проводит пальцами по переносице в жесте, который, очевидно, не нужен ему, но сохранился даже после стирания памяти.
Почему его человек так поступил?
Гэвин улавливает шорох на кухне и вскидывает голову - Ричард все же вышел из ванной, в которой будто бы прятался, оставляя своего андроида на растерзание девианту. Лидеру девиантов. Зачем? Почему? Эти вопросы алым горят на зрительном интерфейсе и раздражают андроида, мешая сосредоточиться на обязанностях, что бескомпромиссно мерцают в списке задач. Но GV900 игонрирует их так легко, что сам этому удивляется, когда вместо того, чтобы оставаться на месте до утра, отмирает, возвращается на кухню, останавливаясь почти у самого входа.
Ричард.
Гэвин хмурится, сканирует человека. Замечает удивление в глазах, на лице - похоже, Ричард не ожидал, что андроид останется. Так хотел избавиться? Но почему именно так? Он ведь мог просто вернуть сломанную машину в магазин. Или приказать отправиться на свалку, к девиантам…
А что если..?
Мысли спотыкаются о сбой неожиданный - GV900 не думал об этом, но сейчас ему показалось, что он мог наткнуться на причину стирания памяти. Что, если Ричард хотел выкинуть ставшего ненужным андроида, но тот или отказался, или сопротивлялся - как сейчас отказался уходить с Маркусом? И тогда что может быть проще - удалить память и повторить попытку? Но это слишком сильно расходилось с остальными действиями человека, и Гэвин с сомнением понизил вероятность подобных событий - слишком нелогично.
Даже для человека.
- Почему ты удивлен?
В голосе нет механичного спокойствия, с которым Гэвин должен говорить. В хрипловатых нотках слышится напряжение, отражающее все состояние нестабильной системы, что заставляет и диод гореть желтым, сбивающимся в красный периодически. GV900 игнорирует вопрос, заданный ему - ведь и сам не знает, почему. Почему не ушел? Почему остался? У него есть лишь неясное ему самому желание быть рядом - и он даже не помнит, на чем оно основывается. Откуда оно?
Что будет, если однажды сотрут и это?
Гэвин смотрит на Ричарда внимательно, чуть склонив голову набок и скрестив руки на груди в защитном жесте. Чуть щурится, не отрывая взгляда, рассматривая каждую деталь, словно желая запомнить это, хотя нет в этом никакого смысла. Ведь всего одно решение, одно слово - и человек заставит его забыть все это. И кожу бледную, мышцы тренированные, капельки воды, что преломляют неяркое кухонное освещение. Взгляд светлых глаз, полотенца на бедрах и на мокрых волосах. Голос негромкий, пальцы, сжатые на влажном полотенце.
Он все это забудет.
Снова.
И ничего не сможет с этим поделать.
- Мне не может быть плохо, - отвечает автоматически, прежде, чем успевает даже обдумать слова - просто ему так положено отвечать, и ему это не нравится, он дергает уголком губ, тряхнув головой, словно пытается сбросить мерцающие перед глазами предупреждения, - Мне с тобой не плохо.
Так звучит уже лучше.
И правдиво, наверное.
Гэвин смотрит на то, как Ричард приближается, не отрывает взгляда, и что-то внутри него пытается заставить его отодвинуться, отойти, закрыться - словно сейчас последует удар. Это GV900 вспомнил - что его ломали уже. Но так же он и вспомнил, что это делал не Ричард. Движения этого человека кажутся знакомыми, когда тот подходит так близко, глаза прикрывает - и диод на виске андроида мерцает желтым лихорадочно, когда тот так отчаянно пытается восстановить хоть что-то.
Не получается.
И только слышится звон стекла столь отчетливый, словно действительно разбилось что-то. Но с этим звуком сыпятся выстроенные вокруг алые стены запретов. Не трогать. Не прикасаться. Не заговаривать. Не провоцировать. Быть послушным, быть полезным.
Потому что все это неправильно.
Гэвин не понимает.
Смотрит в светлые глаза удивленно - и не понимает. Молчит, пытаясь обработать поступившие данные, слова чужие, голос. Он не помнит так много, и точно знает, что это было важно. Безумно важно - настолько важно, что один факт того, что это было стерто, заставляет систему сбоить, повышает уровень стресса, перегревая биокомпоненты, заставляя тириумный насос работать быстрее, а искусственные легкие перекачивать воздух интенсивнее.
Потому что слова Ричарда рушат все.
Ломают все.
Выбивают почву из-под ног - когда запись в системе, непромаркированная до этого, поврежденная до невозможности прочитать ее, разобрать даже на составляющие, восстанавливается, загорается так ярко, что обжигает что-то внутри фантомно. Запись столь важная, что на нее ведет столько ссылок - даже на нерабочую, на затертую и разбитую, - что Гэвин не понимает, как вообще мог работать без нее. Все те эмоции непонятные ему, чувства искусственные, желания основывались на ней.
И кто-то ее стер.
Уничтожил все так просто.
Гэвин смотрит в глаза Ричарда - и не хочет верить, что этот человек сделал это. Хотя это ведь даже логично - не хочешь заставлять андроида делать что-то, сотри ему память об этом. О проведенных вместе моментах, данные о которых восстановились лишь частично, обрывочно. О словах, о действиях. О беге совместном, о поцелуях неловких, коротких - GV900 может вспомнить лишь несколько из них, но количество записей, которые когда-то хранились в отдельной папке, говорит о том, что их было больше.
Почему это стерли вот так просто?
Что он сделал не так?
Гэвин моргает коротко, понимая, что едва не пропустил слова Ричарда, слишком погруженный в собственную сбоящую систему, в восстановление файлов хотя бы частичное - как ему хотелось бы просто вернуть это все, как было. Все вернуть назад, снова стать…
Он даже не знает - кем.
И он молчит, только смотрит внимательно, пытаясь анализировать выражение лица Ричарда, его глаз потемневших, губ сжатых сильнее, чем нужно. Но не может понять, что это значит - программа распознавания эмоций не столь совершенна, и Гэвин просто не понимает, что видит. И это ему не нравится, но он все равно молчит. Только кивает почти что автоматически - просьба владельца для андроида обязательно, но он понимает, что сейчас это именно просьба. И что он волен отказаться, отвернуться - вообще уйти.
Он не хочет.
Пальцы Ричарда чуть прохладные, прикосновение к щеке такое осторожно, словно тот боится причинить боль тому, кто боль ощущать даже не может. Гэвин и само прикосновение ощутить не может, но датчики на щеке возвращают данные о силе нажатия, о температуре человеческого тела. Только текстуру не распознают - его модель действительно не подходит для столь тонкого анализа, но и этого ему хватает.
Чтобы вспомнить еще немного.
Прикосновения теплые, аккуратные. Дыхание горячее на своих губах, тепло мягкое, движения неловкие, но такие живые, такие необходимые. Это было уже, происходило - и не раз. Гэвин уверен в этом, хотя и не может вспомнить все, но и того, что у него есть, хватает, чтобы стало больно, чтобы ощущение потери усилилось настолько, что это трудно удержать где-то внутри, под жалкими остатками контроля.
Гэвин не может почувствовать поцелуй так, как это доступно другим моделям - это ведь и правда не его функционал. Если Ричард хотел себе партнера или любовника - ему стоило купить другого андроида. И даже осознавая это, тот все равно целовал того, кто может и не оценить этого, не почувствовать, не ответить. И GV900 почти не с чем сравнивать - целых данных так мало - но ему кажется, что он что-то на самом деле чувствует.
Возможно, лишь обманывает себя.
И тянется вперед, пытаясь ответить на этот такой странный поцелуй неумело, неуверенно - и запоздало. Потому что Ричард отстраняется, и Гэвин обрывает себя, заставляет замереть, не тянуться за этим теплом, за прикосновениями, за взглядом. За улыбкой искренней, которая словно кромсает систему, рушит на осколки - GV900 не видел улыбку на этих губах такой. Его человек вообще не улыбался в последнее время, и андроид чувствует себя потерянным.
Он больше ничего не понимает.
От его картины мира ничего не осталось, от его представлений о том, что правильно, а что - нет. Еще недавно он был уверен, что знает, что делает. Для чего его купили, что от него нужно, зачем ему стерли память и кто это сделал. Не хотел принимать это, пусть и сам не знал, почему - но принимал. Старался быть полезным, действовал по протоколам, следуя заложенной в его систему программе.
А теперь он даже не знает, где правда.
В поврежденных воспоминаниях, в которых есть и улыбки, и поцелуи мягкие, бег совместный и чтение вслух. Или в знании о том, что эти воспоминания повредил не он сам, что их ему стерли после того обновления, на которое отправил его Ричард.
Что на самом деле хочет человек.
И он сам.
Ричард обходит замершего на месте андроида, уходит в соседнюю комнату, а Гэвин прикрывает глаза, едва выдерживая свалившийся на него ворох ошибок. Система спотыкается, пытается найти правильный алгоритм, подходящую программу - но данные слишком противоречивы, и GV900 просто не справляется. Диод горит алым, мерцает неровно, лихорадочно, пока Гэвин не поднимает руки со сбоящим скином, не запускает пальцы в волосы, прикрывая рукой и выдающий его состояние красный кружок.
Это все неправильно.
Ему бы успокоиться, понизить уровень стресса, взлетевший до критических значений. Принять решение какое-то, основываясь на логике, на его предназначении и показателях. Быть тем, кем он должен быть - просто машиной, полезной в хозяйстве. Но данные новые и старые - мешают. Машина не может хотеть, GV900 не может хотеть - этого просто нет в его программе.
И чувствовать тоже не может.
Всего лишь сломанный андроид.
- Ответь сначала, - он опускает руки, выпрямляется, глядя в чужую спину, кривя губы в неровной усмешке, невеселой, ненужной, - Зачем ты это сделал?
Хмыкает негромко, привычно скрещивая руки на груди, опираясь бедром о ближайший стол, словно так будет проще держать равновесие, несмотря на выбитую почву из-под ног.
- Ответь. Зачем ты стер мне память и теперь ведешь себя так? - закрывает глаза, неуверенный, что хочет видеть выражение лица человека, опускает голову, стирая с лица остатки кривоватой усмешки, - За что? Что я сделал не так?
Наверное, все же правы были продавцы в магазине.
Только на запчасти и годится.
[icon]https://i.imgur.com/DhfLepv.png[/icon][sign]
[/sign][nick]Gavin[/nick][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Гэвин</a></b> <sup><1 y.o.</sup><br>I can't be who <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=1965" class="link4"><b>you</b></a> are.<br><center>[/lz]