Мори Огай всегда старался не напиваться. Когда его голова наподобие стакана была полна алкоголя, он испытывал тревожное чувство, будто где-то из тьмы на него смотрит серебряная рябь. Почему серебро? Он не мог себе объяснить, а другие об этом не знали. Почему рябь? Образ животного, а это было точно оно, хищное и неудержимое, никогда не проявлялся полностью, даже если Огай напивался до чертиков в глазах.
Наверное, думал он, это олицетворение его грядущего сумасшествия. Нельзя, пробыв на войне так много времени и оставив там частичку себя, не забрать войну внутрь. Она же, в свою очередь, как настоящая женщина, рано или поздно беременела – безумием, которое обещало расти в нем и прогрессировать. У бывшего босса мафии, которого он лично и убил, тоже были не все дома; возможно, такая судьба ждала и его.
Взглянув на Дазая, подчиняющегося и фальшиво податливого, Мори подумал, что процесс заточки ножа, который перережет ему глотку, немного затянулся. Осаму вырос мазохистом, и в этом не было той романтики, присущей произведениям писателей XX века. Что было красивого в том, чтобы подставляться под каждый удар? То ли дело – эти удары наносить… Они с Дазаем были будто бы на двух берегах одной реки с бешеным течением. Когда они все-таки трахались, несмотря на то, что одному нравились женщины, а другому – девочки помладше, то спускались в воду и позволяли ей унести их тела и мысли куда-то далеко.
Так Мори себе это все представлял, а потом Осаму действительно перешел к сути и, наконец, заткнулся, и он потихоньку начал отпускать уже себя. Быть постоянно начеку, с напряжением ждать удара – от этого и постареть рано можно! Сперва он расслабился и только потом начал получать от происходящего удовольствие: откинул голову назад, на мягкую спинку кресла, расставил ноги, чтобы было удобнее, и переложил руку с шею на голову, зарывшись в волосы. В случае с Дазаем фишка была не в том, как он это делал, а в том, что это вообще был он, с каждой секундой становящийся все уязвимее. Почему-то то, что заставляло Осаму поддаваться до той степени, пока он полностью не терял контроль над ситуацией и сопротивление не оказывалось бы бесполезным, жутко заводило. Как, наверное, всякий другой контроль, который Огай получал в свои руки.
Ладонь в волосах плавно перетекла назад, на затылок, схватившись за длинные прядки. Мори без страха и жалости потянул Дазая назад, натягивая изрядно отросшую шевелюру, как струны, и взял второй ладонью Осаму за челюсть. Для этого пришлось привстать, и вино сразу дало о себе знать: пьяным он себя не чувствовал, но стоять было тяжело. Наплевав на это недоразумение, он сжал пальцы крепче, толкаясь внутрь самостоятельно в быстром, беспощадном темпе. Успевал ли Дазай вздохнуть? Начинал ли он давиться? Был ли он там в сознании еще? Огая это не волновало. Ему, в кои-то веки, становилось хорошо, и чем быстрее он наталкивался на судорожные движения глотки, не успевающей за ним, тем лучше. Чтобы не кончить раньше времени – вернее, раньше того, как начнется самое веселье, - он носком туфли ударил в грудь, отпихнул от себя Осаму, как мусор, и пошел в сторону кровати, ослабляя узел галстука.
- Ко мне, - позвал он, встав рядом с кроватью. Дотуда свет фонаря уже не дотягивал, но в темноте нет-нет да мелькали с красным отливом глаза Мори, делая их немного звериными, или его – немного зверем.
Огай редко раздевал его, когда они занимались сексом. Гораздо интереснее было делать все в одежде. Он отвернулся к стоящему у стены комоду, открыл длинную шкатулку и достал из нее, наверное, главный инструмент, которому он посвятил всю свою жизнь. Наконец, на тонких губах заиграла дружелюбная, приветливая улыбка.
- Поиграем немного?
Когда Дазай появился рядом, только руку протяни, Мори схватил его за ворот и с силой кинул на кровать, сразу напрыгнув на него сверху, не потрудившись даже снять обувь. Скальпель прошел едва заметное сопротивление одежды; даже звука рваной ткани почти не было – и железо сразу принялось мелкими глотками пить кровь, как совсем недавно Огай и Осаму пили вино. Мори срезал одну из верхних пуговиц, тупой стороной скальпеля пройдясь по груди так, чтобы продавить кожу и все равно порезать – должно быть, это было очень больно.
Он уже почти забыл о своем возбуждении – вернее, о том, что собственное тело требовало ласки, внимания и прочих мерзостей, которые гарантировало присутствие Дазая в комнате. Пытать и мучить было веселее, чем просто пихаться членом в напряженную от боли дырку; по крайней мере, пока.
[nick]Mori Ougai[/nick][status]pane e vino[/status][icon]https://pp.userapi.com/c853420/v853420211/40e9f/HO_TF5yeAQk.jpg[/icon][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Мори Огай</a></b> <sup>~40</sup><br>Главный босс Портовой мафии, садист с любовью к маленьким девочкам и дурачкам.<br><center>[/lz][fan]Bungou Stray Dogs[/fan]