Он находит Огая Мори, в общем и целом, человеком интересным.

Это не первое предложение, которое он получает — не первая просьба и не первый вопрос, — но оно официальное, и это, в сущности, заставляет передвинуть чёрно-белые фигуры на шахматной доске. Он наблюдает со скукой в самолёте, как рассыпается у женщины на соседнем сиденье содержимое сумки, пока прислушивается к коротким гудкам в динамике коммуникатора. Стюардесса, наклоняясь к нему, мягким голосом просит всё выключить — он улыбается ей приторно и кивает.

Падение неизбежно. Он не видит смысла его откладывать, но кто он такой, в самом деле, чтобы спорить.

Ситуация оказывается простой до банального: Мори не говорит этого прямо, разумеется, но ему нужна помощь; на этом этапе — в самом деле, любая: никто не хочет работать с человеком, убившим предыдущего босса, никто не доверяет человеку, который мог убить предыдущего босса — слишком много вопросов, слишком много совпадений. Всего один свидетель. Фёдор понимает и это тоже: никто не не говорит этого прямо, но никому не хочется закончить так же — никогда не знаешь, кому перережут горло скальпелем следующим. Никому не хочется проверять.

Доверие оказывается хрупким до смешного — трещит под пальцами, как стеклянные стенки бокала, сыплется на пол осколками, давится каблуком от одного неосторожного шага. Не то чтобы это всё имеет к нему хоть какое-то отношение, но Достоевский находит ситуацию забавной всё равно.

Он находит Огая Мори, в общем и целом, человеком интересным.
Нельзя сказать, что Огай Мори оставляет ему иной выбор.

У Мори мягкий голос — таким, он думает, разговаривают с близкими — на дистанции достаточной, чтобы можно было обойтись перочинным ножом или шариковой ручкой. Он говорит: партнёрство, — подразумевает: в будущем. Симбиоз, который сыграет ему — им обоим, он говорит: им обоим, — на руку позже, если всё выгорит. Достоевский раздумывает об этом, в самом деле, не слишком долго; Мори, в конечном счёте, не просит о многом: разумеется, только информация — только имена и, возможно, пара мест. Простые вопросы, ответы на которые у него есть. Всегда были. За которыми не нужно тянуться слишком далеко.

Кому доверять можно.
Сколько ещё осталось тараканов под нашими гнилыми досками.
Кому из них следующим сломают челюсть.

Длань карающая, она же — щедрая.

Склоняет голову к плечу, улыбается — только углами губ. Мягко тоже.

— Разумеется, я помогу вам.

Никто не обращается к крысам в первую очередь, но крысы на это, разумеется, не обижаются.
У них, впрочем, долгая память.

Он не любит работать лично по очевидным причинам, но некоторую работу сложно выполнить, не имея возможности к ней прикоснуться; всё обычно происходит иначе: никто не вызывает его так далеко, никому это, в сущности, не нужно — крысы прячутся в каждом углу, следят пристально из темноты коридора, не моргая толком, но никому не хочется смотреть на них вблизи, даже если об их присутствии давно известно. Это вопросы комфорта: ты не хочешь знать, кто шумит в соседней комнате твоей пустой квартиры. Ты не пойдёшь проверять, когда услышишь выстрелы у соседей.

Мори напоминает ему змею, свернувшуюся на груди Йокогамы — не шипит, но смотрит пустыми глазами, выжидая момента. Но это можно сказать о многих.

Ему тяжело не засмеяться, когда он слышит вкрадчивое 'компания', но решает — допустим. Мори не хочет, чтобы он шатался по его городу без присмотра — Достоевский, разумеется, может это понять. Другой вопрос: почему Огай Мори уверен, что этого будет достаточно.

Он это выяснит, разумеется. Фёлор знает слухи, но этого недостаточно и он, к тому же, был слишком занят Европой в последние месяцы; на легенду, впрочем, всегда приятно посмотреть в живую — от мелькающих изображений на мониторе слишком быстро устают глаза. Делает пару шагов вперёд, отступая от стола и сокращая дистанцию. Не протягивает руку, не подходит слишком близко — только улыбается мягко, в целом — безразлично.

Интерес смутный, но интерес всё же.

— Накахара Чуя, верно?

Смотрит — с нескрываемым любопытством и прищуром, выжидает пару секунд, прежде чем добавить — не растягивает слова, не пытается имитировать эмоции в голосе:

— Это не займёт много времени. Не волнуйся.

Он прикидывает: у них нет данных на новых членов портовой мафии, но достать их с учётом творящегося в Йокогаме будет не слишком сложно — было бы глупо не воспользоваться возможностью, пока она имеется. Пока она сама идёт ему в руки так охотно. Это пригодится в будущем — непременно.

Накахара Чуя выглядит не намного младше его самого; думает со смехом: он ожидал подобного. Накахара Чуя напоминает кошку с поднявшейся шерстью на линии позвоночника — есть что-то в резких движениях и настороженности во взгляде. Ему не слишком интересно, но это может пригодиться тоже. Тем более, если слухи окажутся правдивы.

Оборачивается к Мори — не снимает улыбку с лица, когда говорит, будто это почти весело:

— Не хотелось бы здесь заблудиться, правда?

Разворачивается на каблуках; не ждёт больше, направляясь прямо к двери — это работа, в конце концов, и его не было бы здесь, если бы он не относился к ней серьёзно или растрачивал время попусту. Бросает Накахаре короткую улыбку и делает жест рукой, но этим и ограничивается. Мори бы не приставил к нему кого-то, в ком бы не был уверен; Мори бы не приставил к нему кого-то, кто не смог бы его убить —  хотя бы в теории. Ему едва ли стоит ожидать проблем — он, в конце концов, не работает по большей части сам, и следить стоит явно не за ним, но, в самом деле. Кто он такой, чтобы ставить решения нового босса мафии под вопросы.

Думает, пока открывается дверь со скрипом: это, возможно, будет интересным.
Он не рассчитывает на многое.

Отредактировано Fyodor Dostoyevsky (2019-05-07 19:48:15)

— Фёдор, — он улыбается вкрадчиво, пока закрываются двери лифта. — Достоевский.

Разумеется, он знает.

Большая часть информации, которой он торгует, рождается из слухов — это так работало до него, это будет точно так же работать после — ему нравится эта стабильность. Фёдор прекрасно знает, как отчаянно Огай Мори пытается заткнуть людей — его даже восхищает, в общем-то, как хорошо это у него выходит, — он знает также, что занимается этим не один только Мори, — ни у кого из них, на самом деле, никогда не получится выполнить свою работу до конца.

Это только слухи, впрочем, — никто не платит за информацию, которую нельзя подтвердить парой красивых бумажек с подписями и печатями, записью разговоров и красивыми картинками на экране. Это всё, разумеется, вещи доступные — не сейчас, так в ближайшем времени, — но отсутствие на руках всех карт прямо сейчас почти раздражает его. Не знать наверняка неприятно, не иметь возможности контролировать каждую деталь процесса — тем более.

Он, в отличие от Николая, терпеть не может сюрпризы.

Лифт опускается вниз с едва различимым шумом — Фёдору любопытно немного, как ребёнку, и он делает шаг ближе к краю — сдерживается, чтобы не коснуться пальцами стеклянной поверхности, смотрит, впрочем, — с любопытством совершенно искренним. Йокогама будто бы на ладони — напоминает ему муравейник, на который смотришь с высоты человеческого роста,сдерживая в себе едва-едва совершенно животное желание наступить — фигурки, разбросанные вокруг домика из картона — развалится тоже от ветра, обратится в ничто так же легко. Ему интересно, насколько акцент выдаёт его — сильно, должно быть. Это вряд ли имеет значение — он думал когда-то о том, чтобы сохранить анонимность, но легенды о монстрах под кроватью с самого начала имели больше веса, чем загадочные боги без лица и имени.

Он моргает растерянно, оказавшись снаружи — Йокогама знакома ему исключительно по картам, фотографиям и паре улиц, и это удручает прямо сейчас — не слишком сильно, но как факт: ему понадобится исправить это. В идеале — в ближайшем будущем, возможно — даже сейчас. Что-то подсказывает ему, впрочем, что Чуя не станет показывать ему местные достопримечательности — он усмехается мысли. Кивает растерянно, разворачивается в его сторону — всем корпусом:

— Прошу прощения. Тут должно быть место с огромным кратером, — хлопает себя по карманам светлых брюк, прежде чем достать сложенную вдвое фотографию одного из домов с обшарпанным номером четыре на старой стене, протягивает её Накахаре. — Это.

Мори приставил к нему Накахару по причинам простым: он верит, что тот может убить его; если не убить, разумеется, то хотя бы покалечить достаточно, чтобы в случае чего остановить. Идея кажется Достоевскому забавной, но они, в конечном счёте, пытаются здесь работать, а это значит — Накахара Чуя может быть полезен и ему тоже. Во всяком случае, не было ещё ситуации, когда ему бы ни пригодилась лишняя пара рук. Тем более, обладающая способностью разнести за считанные секунды приблизительно половину квартала.

Добавляет, подумав:

— Возможно, пара хороших ресторанов не будет лишней.

Он думает, разумеется, можно ли будет использовать Накахару в будущем — морщится при мысли, — ему не нравится слово «использовать» страшно — пользуются те, кто не ценит; от людей подобных его тошнит, к людям подобным он отношения иметь не хочет — это негуманно, в конце концов. Он думает, можно ли будет с ним работать — скашивает на своего сопровождающего взгляд, решает — возможно. Если всё пройдёт хорошо сегодня; если он поймёт, чего Накахара хочет. Информации о себе — возможно. Чего-то ещё — скорее всего.

Они всегда хотят чего-то ещё. Он понимает.

Ему нужно предложить больше, чем может дать ему Мори. Это не слишком сложно — руки у босса мафии сейчас разве что не связаны за спиной буквально; так не будет, конечно, в будущем — если всё пройдёт как надо, — но мафия никогда не была единственной силой в этом городе, с которой стоит считаться — Фёдору хватило информации, чтобы разобраться в этом.

Накахара Чуя кажется ему человеком забавным — не каждый оказывается вплетённым между огней настолько. Так здесь можно сказать, впрочем, о многих.

Он вздыхает; склоняет к плечу голову, прячет руки в карманы — он разберётся с этим, безусловно, но — позже. Работа, работа — у него есть дела поважнее сейчас. Здесь тепло, но это терпимо — он думает о том, чтобы снять шапку, но ему не слишком хочется расставаться со своими вещами, и он, к тому же, понятия не имеет, когда сюда вернётся.

Не думает, впрочем, что встреча займёт много времени. В конце концов — это вещи, предрешённые заранее. Смотрит на Чую внимательно, не улыбается в этот раз, когда спрашивает глухо:

— Нам понадобится такси?

Забавный факт, он думает: по статистике большинство крыс выбирают смерть от голода, предпочитая её страданиям сородичей. Сострадание роднит их с людьми — вроде как. В теории.

Он понятия не имеет, с какого возраста в этой стране разрешается вождение за рулём. У него, в любом случае, нет прав. Он сомневается, что они есть у Чуи — насколько он слышал, того подобрали с улицы сравнительно недавно. У него вряд ли было на это время.

Кто знает, впрочем. Он всё-таки в мафии.
Йокогама кажется ему местом странным — у него не болит ещё от неё голова, но это остаётся исключительно вопросом времени.