[nick]Zaraki Kenpachi[/nick][status]the beast[/status][icon]http://www.picshare.ru/uploads/181103/905YrrA2WK.png[/icon][sign] [/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>зараки кенпачи</a></b> <sup></sup><br>последний Кенпачи, капитан Одиннадцатого Отряда<br><center>[/lz]Гулко, часто сердце колотится. Голову коротко ведет – «не отошел еще, что ли?» - ощущениям Зараки не верит. Его такой херней не свалить с ног, повалялся немного, и вот. А по ране, затянувшейся уже, затянутой, дыханием… гладит будто бы. Ишь, прижалась.
«Дура», - повторяет он мысленно, одной рукой обнимая поверх спины. Он так Ячиру-младшую ловит, когда та ему на шею прыгает, потом ее на плечо пересаживает. А тут вот.
Старшая.
Теперь ее точно колотит, ему не кажется.
Пальцы комкают гребаный кандзи «четыре» на ее спине. Он помнил другое. Помнил крест и полосу под ним – «одиннадцать», когда разлепил залитое кровью и дождем веко, когда думал, что умирает. Зато умирал счастливым; попытался, помнится, еще пошевелиться, но голове стало слишком тяжело. Снова отключился. Когда пришел в себя, никого не было кругом. Только дождь прикасался к лицу, вот как она давеча. Ячиру Кенпачи. И он.
Безымянный оборвыш, быстро вымахавший в по-прежнему безымянного оборванца. Ищущий ее, искавший. И вот – нашедший, до такого дошедший, что она дышит ему в шею, жмется ближе. По голой груди задевает косой – черной змеей соскользнула. Зараки ее перехватывает свободной рукой. Прижимает ладонью воротник косодэ Ячиру.
Она теперь тоже горячая. Но с ним не сравнить.
«Почему, чтоб тебя?» - да никогда нахрен он не поймет, как она на такое пошла. Какого долбаного хера Он не просил ее об этом. Она бы убила и потом нашла кого-нибудь еще сильнее. Он же находи и находит. Чего ей-то не хватало?
За нее хочется разорвать. Ее саму – в первую очередь. Зараки стискивает хаори Ячиру сильнее, ткань трещит, но он ослабляет хватку в последний миг, выдыхая сквозь стиснутые зубы с хриплым, в груди клокочущим рычанием.
Ему тоже хочется выть. Потому что, не понимая, кое-что он все-таки понял. Давно уже. Разочарование сменилось – не совсем, но смешалось как-то с горьким осознанием. И он был готов презирать Ячиру а то, что она сделала.
В нем до сих пор эта боль колотится – боль-без-имени. Думал, что ушло. Что свыкся с тем, что обрел – прозвище, титул, который взял. О том, что это фальшивка, знали, пожалуй… старик, Кьёраку с Укитаке, сам Зараки, ну и Ячиру, конечно. И все равно – день за днем оно шло, и он притирался. Незаметно для себя. Порой даже неожиданно.
И вот сегодня понял, что нихрена оно не ушло и не угасло. У него по-прежнему нет имени, и все из-за нее, будь она проклята. Будь проклята.
По руке судорога проходит, Зараки вжимает Ячиру в себя железной хваткой, готов раздавить. Реяцу вздрагивает, и судорога проходит теперь уже по казармам, но ему решительно плевать. Кто сюда войдет, и войдет ли.
«Что ж ты натворила, глупая», - может, и глупая. Но чувство, что прижимает к себе клинок – к себе лезвием. Нет, она прежняя, - толкается осознание, вместе с жаром в крови. Нет, она такая же. Там, глубоко. Под всем этим туманом благостным. Его Ячиру, и Зараки тяжело выдыхает ей на ухо, щекой чувствуя ее у яремной вены, где пульс все так же бешено колотится. Она опасно близко. Еще ближе, чем когда-то была, чем когда старая зазубренная сука пронзила ее горло. А этот, изогнутый – полоснул его по лицу, ослепив, рассек его мир надвое – на до и после.
До встречи с ней и после встречи.
- Заберу, - сминая ее волосы на затылке, к их проклятому шелку – не для него, пса окраинного – прижимаясь щекой, тяжёлый подбородок кладя ей на макушку. Не для него?
Нет, только для него. Но от осознания, что оно вот – ближе некуда, но не забрать по-настоящему, не взять, Зараки самого сводит и комкает.
Потому что убить ее означает лишить себя нахрен всего. Лишить себя ее. Злого и яростного предвкушения. Упоения битвой. Той единственной, которая ему нужна, ради которой он, пес, пробивался сюда. Чтобы взять то, что когда-то принадлежало ей – единственной, кем бродяга из Зараки всегда восхищался.
«И тогда ты перестанешь страдать этой херней, Ячиру», - он понял. Немногое. Но достаточно. Пусть злость на нее по-прежнему ворочается.
Дура ты, дура и есть, - оно пробивается, проламывается – сострадание к ней, вслед за осознанием пришедшее. Он станет сильнее, а она – будет свободна.
Пальцы едва заметно поглаживают худую спину. Будто маленькую Ячиру, когда та засыпает так вот иногда, за его косодэ уцепившись.
Отредактировано Kyoraku Shunsui (2019-04-22 14:37:25)