Они преследуют орков по эту сторону Великого Андуина уже второй день - обмотки, заглушавшие перестук копыт в лесах Итилиэна, давно обтрепались на равнинах Марки, следопыты под предводительством Фарамира удивлены не меньше, чем он сам: они все сильнее углубляются в земли Рохана, но пока нет ни следа рохиррим.
Сейчас, когда тьма сгущается, когда орки все чаще выползают из теней, всадники Теодена должны не спускать глаз с границ - таков договор с Гондором - но орки беспрепятственно переправились, и когда на горизонте показались столбы черного дыма, Фарамир понял: он напрасно выжидал столько времени, чтобы соединиться с рохиррим. Возможно, в словах Дэнетора о том, что Гондору предстоит в одиночку противостоять Врагу и его армии, была истина, и из-за промедления следопытов там впереди приняли жестокую смерть безвинные мужчины и женщины.
Нагнать крупную стаю удается после полудня - и почти сразу же становится понятна причина резкой остановки орков: из-за зеленых холмов навстречу стае высыпают наконец-то всадники под изумрудным роханским стягом.
Фарамир чувствует, как тиски, сжимавшие его сердце, отпускают: Рохан здесь, по-прежнему, навсегда.
Он ищет взглядом предводителя отряда, надеясь на встречу с другом - но почти сразу же мрачнеет лицом, и улыбки вянут на губах его людей: рохиррим слишком мало, куда меньше, чем орков, это даже не дозор...
Но, выставив копья и подняв мечи, они все равно рвутся навстречу врагу - семеро отважных воинов.
Следопыты готовы к выстрелу - тетива напряженно дрожит, едва слышно напевая о славе и чести, о войне, проиграть которую немыслимо. Каждая стрела должна найти цель, и Фарамир мелодично свистит, отдавая приказ.
Несколько орков падает, но часть из них тут же поднимается, а вожак, громадина на волколаке, свирепо потрясает кривой саблей, ревет...
Фарамир отбрасывает лук за плечо, вслед за ним следопыты прыгают в седла.
Младший сын Дэнетора высоко поднимает легкий меч, и солнце играет на кромке лезвия.
- Гондор! - раздается над холмами боевой клич, сливаясь с кличем рохиррим.
Семеро их, семнадцать или семьдесят - возмездие уже здесь.
Взятые в клещи гондорцами и роханцами, орки сопротивляются свирепо, будто звери, почуявшие западню, но гибнут под ударами мечей, под копытами лошадей, родившихся на этих прекрасных равнинах и холмах...
Фарамир, размахивая мечом, прокладывает себе путь к вожаку, стараясь не потерять из вида предводителя рохиррим: это не Эомер, не Теодред - за кем же тогда эта горстка солдат последовала в заведомо смертельную битву, не зная о случайном подкреплении с той стороны реки?
Или - и эта мысль заставляет Фарамира стиснуть зубы до ломоты, приподняться в седле и отсечь по локоть лапу потянувшегося к поводьям его кобылы орка, а затем прикончить того, разрубив плечо на ладонь, - это все, что осталось от подкрепления?
Его кобыла, взбудораженная терпким запахом крови, плывущим над травами и холмами, издает громкое ржание, ей отвечают - и в лошадином победном ржании тонет орочье рычание, а над битвой несется:
- Гондор! Во славу Марки!

Отредактировано Faramir (2019-04-13 07:50:33)

Солнце блестит на остриях мечей, на гранях копий, на металлических заклепках щитов и кольчугах. Конское ржание сливается с ободряющими криками солдат, тяжелые копыта взбивают пыль и траву, алая кровь расцветает на роханской земле. Орки сопротивляются отчаянно, вожак отдает гортанные приказания на искаженном вестроне. Его волколак огрызается во все стороны, когти на его задних лапах оставляют глубокие борозды на уроненном кем-то щите.
Из его мощной шкуры торчат стрелы, но раны будто бы им и не чувствуются. Изенгардский орк, крупный, здоровый, размахивает кривой саблей, рубит направо и налево.
Его атаки умелы и находят цель: он сражает одного следопыта, и тот тяжело валится под копыта лошадей товарищей, орк снова взмахивает саблей - кобыла второго следопыта ржет, запрокидывая голову, из ее горла хлещет кровь...
Орк пробивается прочь из окружения, намерен во что бы то ни стало унести ноги, и Фарамир также упорно держится за ним. Поняв, что от преследователя не отделаться, орк поворачивает, скалит желтые клыки, вытаскивает длинный нож - под его обмотками перекатываются мускулы, а волколак рычит, припадая на передние лапы.
Фарамир бросает кобылу вперед, принимает первый - разящий - удар орка на легкий щит, отвлекая, и тот трескается, теперь больше помеха, чем подмога. Орк взмахивает саблей вновь, но этот замах Фарамир парирует своим мечом, следя за ножом, однако волколак резким броском врезается в бок кобылы гондорца, вцепляется ей в бок.
Заржав, кобыла поднимается на задние ноги, опускает передние копыта на волколака и его всадника. Орк с разможженым черепом валится из седла и остается на траве бездыханным, но и сама кобыла пошатывается - раны, нанесенные клыками волколака, глубоки и болезненны. К тому же, зверь потерю всадника перенес легко, это не повлияло на его боевой дух, и он опять устремляется в атаку, держась так, чтобы кобыла частично закрывала его от меча Фарамира.
Кобыла ржет уже испуганно, когда челюсти волколака щелкают возле горла, когти оставляют глубокие кровоточащие царапины на ее морде, она вновь сбивается с шага, а волколак прыгает, заходя сбоку, опрокидывая кобылу...
Фарамир едва успевает вытащить ногу из стремени, группируется, кубарем откатывается в сторону, сразу же вскакивает на ноги. Зверь поднимает окровавленную морду от разодранного горла кобылы, следит горящим взглядом за приближением воина, глухо урчит. Его бока щетинятся стрелами, он охромел - Фарамир замечает все это разом, холодно, отстраненно, и берется за рукоять меча обеими руками: ему нужно ударить лишь раз и как можно сильнее. Как можно глубже вонзить меч в зверя, чтобы убить его.
Волколак не считает его опасным противником, однако держится настороже - матерый зверь, привыкший убивать, Вражеский слуга - однако соблазн оказывается сильнее: он все же прыгает.
Фарамир выставляет меч навстречу, упирается мягкими подошвами сапогов в землю, принимает удар  - и тяжесть обрушившейся на него туши, и смрадное дыхание волколака... Под собственным весом тот все глубже насаживается на меч, извиваясь будто червяк на крючке, лязгает зубами, но Фарамир ждал этого, и, падая под тяжестью туши на колени, откатывается в сторону, отпуская меч и смыкая пальцы на торчащей из плеча волколака стреле, а затем рывком выдергивает ее и снова вгоняет в тушу, и снова, и снова, так глубоко, как может, и древко стрелы становится скользким от крови волколака, который все катается по земле, все глубже вгоняя в брюхо меч Фарамира и пятная землю темной, почти черной кровью.
Наконец рычание сменяется визгом - тварь издыхает, и Фарамир отбрасывает стрелу, в последний раз выдернув ее из толстой шкуры волколака.
Наваливается на тушу, переворачивая набок, шарит в густой шерсти, отыскивая меч...
Разворачивается, оглядывая уцелевших - кто верхом, кто пеший, кто ранен, кто цел - и цепляется взглядом за всадницу, снявшую шлем.
Она сохраняет суровый вид - роханская принцесса Эовин, племяница короля Теодена - но Фарамир улыбается ей снизу вверх как давней знакомой.
Так вот кто вел в бой роханцев.
- Вы славно встретили их, Эовин, дочь Эомунда, принцесса Рохана. Прошу простить нас за появление на землях Теодена без предупреждения - мы выслеживали этих орков чуть ли не от самого Изенгарда и, когда они переправились через Андуин, последовали за ними... Скажи, Эовин, не нужна ли вам наша помощь? Где Эомер? Теодред? Твой дозорный отряд отважен, но мал, принцесса, и если Рохан нуждается в укреплении границ, Гондор должен узнать об этом.
Фарамир говорит то, что должен - но знает, что отец может и не обратить внимания на просьбу роханских союзников о подкреплении. Он все чаще заговаривает о том, что Гондор окружен одними лишь врагами, и позволит ли он гондорским воинам отправится на подмогу к ближайшим соседям, Фарамир не может поручиться.
И кто знает, не посылали ли роханцы Дэнетору просьбы о помощи, так и не получив ни ответа, ни подмоги - ведь не случайно же сама Эовин вела этот небольшой отряд против орков.
Лицо Фарамира мрачнеет, он дергает плечом, отдающим острой болью - падение с кобылы не прошло даром. Неужели Эомер сложил голову, раз его сестре пришлось оставить Эдорас и возглавить дозор Марки?

Отредактировано Faramir (2019-06-07 16:38:25)

И надо бы возвращаться на заставы, к оставленным там людям отряда, но медлит Фарамир, встречаясь взглядом с ясноглазой роханской царевной - и тут же находится с десяток поводов задержаться: и раны обработать требуется немедля, и лошадей обещает Эовин пригнать к утру с тайного хутора взамен павших, а уж отказаться от лошадок из роханских табунов несустветная глупость, а потому велит Фарамир своим следопытам следовать за рохиррим в лощину на ночлег и отдых, а за ними к высокому небу Марки поднимается черный масляный дым от кострищ, на которых горят туши волколаков и их всадников.
Сам Фарамир в седле одного из павших следопытов - пугливая кобыла-трехлетка прядает ушами рядом с чужаками, чуть что - норовит лягнуть в бок скакуна Эовин, и Фарамир с трудом удерживает поводья одной рукой, чувствуя, как все больше немеет плечо, на которое он грянулся, когда волколак повалил его собственную кобылу.

Устроившись в заимке, они разжигают развеселый костер - но и дозор выставляют: небезопасно сейчас в землях Рохана, и хотя объединенный отряд может дать отпор врагам, не след забывать о безопасности.
Фарамир туго стягивает плечо рукавами легкой куртки с вышитым белым древом - ибо следопыты Итилиэна воюют под знаком Гондора, как пошло еще с древности, да и мудрено ли, если младший сын наместника в капитанах? - но тяжелый плащ скидывает на траву, подсушенную солнцем: тепла костра хватает с избытком. Сутки погони дают о себе знать, он щурится на костер, лениво подбрасывает сухую траву, взметающуюся к небу алыми искрами и ароматом полыни и вереска, и следит за Эовин, чье золото волос сияет даже в закатном солнце, и не успевает отвести взгляд, когда роханка оборачивается.
Надо бы отправиться обратно, к Хеннет Аннун, до заката успели бы переправиться по обмелевшему броду, да и не враг следопытам ночь, не сбились бы с пути, но нежданная встреча не дает так просто Фарамиру распрощаться.

Сколько не виделись они с тех пор, как еще ребенком гостила Эовин вместе с братом в Минас-Тирите, думает задумчиво Фарамир, отпивая терпкое, сладкое вино, теплое и густое, будто с медом смешанное. Он будто в полусне передает флягу дальше, глядя, как спокойно Эовин рассказывает о Белых горах и огромной орочьей стае, как шевелятся ее губы. Похожа она на брата - и на короля Теодена похожа, но их открытые суровые черты в ней будто смягчены, хоть и не лишены силы окончательно, но проникнуты волевой нежностью, и Фарамир дивится тому, что ни разу прежде не замечал, какой красавицей растет сестра Эомера...
Он встряхивается, хмурится на ее слова - сохранить в тайне?
- Отвага твоя не знает границ, Эовин, но ныне слишком силен Враг на этих землях, чтобы с отрядом разведчиков ты преследовала орков так далеко от воинов Эдораса, - мягко упрекает он царевну, к которой привык относиться как к младшей сестре, и знает, что непросто ей просить его скрывать правду, как уже знает, что отказать не сможет - но все же не хочет, чтобы впредь она так безоглядно кидалась в погоню, что может обернуться ловушкой.
- Никто не узнает, если ты просишь, но пообещай мне одно, Эовин - если дорого тебе спокойствие Теодена и братьев, то будь благоразумнее, принцесса Рохана - и этим обяжешь меня десятикратно, - Фарамир находит ладонь Эовин - жесткую от поводий, сильную, но узкую: ладонь не изнеженной принцессы, но воительницы, которая всегда тянулась за братьями в их играх, и кукле предпочитала деревянный меч.

Ему бы продолжать - упрекнуть ее вновь за то, что так далеко оказалась роханкская царевна от войска, за то, что добавляет беспокойства братьям и королю Теодену - но от безыскусного ее обещания постараться быть осторожнее у Фарамира не хватает слов, а может, дело в том, как Эовин смотрит на него, будто скажи он, что не верит, и не будет ей горшего огорчения.
Невозможно упрекать, невозможно продолжать укорять под таким взглядом, и Фарамир встряхивает головой, первым признавая свое поражение - не может он всегда быть рядом, чтобы успеть защитить племянницу Теодена, его место на том берегу Андуина, в лесах Итилиэна, и не позволит отец оставить капитану следопытов свой пост, особенно сейчас, когда Боромир за многие мили от Гондора.
- Ты пообещала, - подтверждает он, пропуская на сей раз свой черед приложиться к фляге - и без того Фарамиру кажется, что сладкий ветер роханских степей туманит ему голову, каждым порывом приподнимая над по-девичьи узким плечом Эовин светлую прядь. - И не след роханской принцессе нарушать свои обещания.
Не его это дело - и могла бы Эовин упрекнуть его за этот тон, за то, что возомнил он, будто может указывать ей, командовать ею, брать какие-то обещания - и разве не ей самой решать, как поступать, пока оба брата заняты далеко от Восточной Марки, а король Теоден, по слухам, все больше отдаляется от дел Рохана - и потому рад Фарамир, что Эовин прислушалась к его словам, но больше рад он тому, что она не убирает ладонь из-под его пальцев, а отвечает на это еще смутное проявление того, чему сейчас не время и не место.
- Заботой продиктовано их желание видеть тебя за пяльцами, - с улыбкой говорит Фарамир: ему ли не помнить, чего стоило усадить Эовин за приличествующие деве занятия. - Будь в степи сейчас спокойно, то вольна была бы ты скакать одна хоть до самого Гондора - однако орочьи стаи что ни день шарят вдоль того берега Андуина в поисках брода, принцесса, и все чаще мы переправляемся следом, чтобы не дать сауроновым тварям вторгнуться в земли Рохана.
Отчего именно Гондор пришел ему на ум, когда подбирал он слова, Фарамир не знает - может, от того, что хочет он неосознанно упрекнуть Эовин за то, что последние несколько лет они почти не видались? Но упрек этот он может отнести и к себе - хотя и знает, что считал роханскую царевну невестой брата, ибо часто об этом союзе говорил Дэнетор, не обращая внимания на отказы Боромира, а потому и сам объезжал Эдорас дальней дорогой.
Однако нынче эльфийская дева встала рядом с Боромиром под Белым древом - и Фарамир больше не скрывает от самого себе, что приятна ему компания Эовин, и что теплеет у него на душе от одного только ее взгляда.
Ветер крепчает - нагретая за день степь быстро отдает дневное тепло, и Фарамир нашаривает плащ свой, сброшенный тут же, и накидывает его на плечи себе и Эовин, не замечая быстрое переглядывание нескольких роханских воинов из ближней свиты принцессы.
Невдомек сыну гондорского наместника о древних роханских традициях - много знает он о Первой Эпохе, о Веке Героев, но мало о ближайших соседях, а того меньше - о женщинах, и алые всполохи на щеках Эовин принимает за отблески костра.
- До Гондора доходили слухи, будто король Теоден был болен - рад я слышать, что он ныне во здравии. Не сменил ли он советника или по-прежнему господин Грима при нем в тронном зале Медусельда?

Отредактировано Faramir (2019-06-09 18:17:21)

Не о чем, казалось бы, тревожиться - Теоден в добром здравии, и сын его и племянник здоровы и не оставили своих постов в Белых горах и на южных границах Рохана, но Фарамиру все равно беспокойно, и тем более усиливается беспокойство, когда сидящие поодаль рохиррим недобрым словом поминают Гриму несмотря на присутствие госпожи Эовин тут же, а она и не обрывает эти речи, ни взглядом не показывает, что услышала их, дозволяя.
Не любят воины рохиррим, простые разведчики, нынешнего советника короля Теодена - и есть, видимо, на то причина.
Абстрагируясь от тянущей ломоты в плече, от пальцев Эовин под его ладонью, Фарамир трезво размышляет обо всем, что известно ему о Гриме - но крохи это, лишь какая-то интуиция да пара рваных невнятных снов, сулящих беду; сыну гордого Гондора ли руководствоваться снами и подозрениями?
Не осталось незамеченным движение Эовин при упоминании имени советника, будто хотела она стряхнуть с плеч тяжесть, ей неприятную, и это тоже подтверждает напрашивающиеся выводы: дурного советника пригрел король Теоден в своем дворце.
- Вижу, нет среди твоих людей симпатии к господину Гриме, - замечает Фарамир вполголоса, и давешний воин - тот самый, кто, кажется, не против был бы и лично гнать кобылу с привязанным к ней Гримой подальше от дворца короля - согласно кивает, а к нему присоединяется второй, третий... Да все рохиррим-разведчики уже кивают в согласии, избегая смотреть на свою принцессу.
  - Это, почитай, из-за него орочье отродье до самых жилых хуторов добралось, - изрекает вдруг другой роханец - высокий, бородатый, разменявший на вид десятков шесть лет, если не больше. - Из-за Гримы этого.
Роханец сплевывает - больше от нелюбви к советнику Теодена, будто даже самое имя Гримы оставляет во рту гнилой привкус - и метко попадает прямо в костер.
- Гнилоустом его кличут у нас, - добавляет рядом сидящий - куда моложе, но сходства с первым поразительного. Сын, наверное, отвлеченно думает Фарамир. - Ты уж прости, госпожа.
Рохиррим согласно кивают - снова, и даже следопыты Фарамира, часть из которых и этого Гримы никогда не видала, навостряют уши.
- О чем ты говоришь? - напрямую обращается Фарамир к тому, кто обвинил советника в сегодняшней рубке с орками. Роханец смотрит на гондорца прямо, но в серых светлых глазах его под кустистыми бровями непримиримая вражда, и Фарамир вдруг узнает его: это Освеард, старый добрый Освеард, капитан дворцовой стражи Медусельда, еще ребенком видевший Фарамира и научивший его по дереву резать - и вдруг здесь, посреди степей. - Освеард, ты ли это?
- Узнал-таки, господин, - удовлетворенно улыбается Освеард, но тут же улыбка снова исчезает в бороде. - Не ждал, должно быть, увидеть меня здесь - ну так я больше не вхож во дворец, а все по вине этого Гримы, но не из-за этого я держу на него хулу - мне и здесь, в седле и в поле, отрадно, да еще за принцессой присмотреть, как ее отец просил. Не потому я господину Гриме желаю несчастья всякого, а потому, что именно он нашептывает королю, мол, нужно Теодреда подальше от трона держать, а заодно и Эомера - и вместе с воинами, чтобы чего не произошло... Ну видано ли дело, месяцы в Белых горах, проверять там заставы, когда орки так и прут из-за реки...
И старый воин снова сердито сплевывает в костер, а затем принимает тут же протянутую ему флягу.
Фарамир с молчаливым вопросом смотрит на Эовин - не потому ли она здесь с этим незначительным отрядом? Знала, что больше некому будет защитить мирные хутора, пока войско по совету Гримы разделено между дальними и пока совершенно безопасными границами?

Отредактировано Faramir (2019-06-10 07:26:25)

Эовин заканчивает разговоры среди своих людей, но Фарамир и так уже услышал достаточно, и речь принцессы только подтверждают то, что не соврал Освеард ни словом в своем мрачном рассказе.
Фарамир вновь находит ладонь роханки, ласково пожимает ей пальцы, ибо вымученная улыбка Эовин и такое же вымученное объяснение не могут его ни обмануть, ни заставить забыть слова Освеарда.
От движения Эовин по его плечу и впрямь расходится боль - но подобно тому, как Эовин не скрыть от него свои тревоги, так и ему не удается спрятать эту боль от ее проницательного взгляда, или то судьба неумолимо влечет их друг к другу?
- Дойдем до реки, леди Эовин, негоже мне жаловаться близ своих людей, - так же тихо отвечает Фарамир, вставая и подхватывая одной рукой плащ.
Вполголоса следопыты переговариваются с рохиррим, и Фарамир понимает, что и воинам есть, о чем поговорить без своих капитанов. Присутствие сына Наместника-Правителя и роханской царевны иной раз и стесняет, как бы не любили их в отрядах - да и им с Эовин будет лучше побеседовать без лишних ушей, думает Фарамир, поймавший несколько внимательных взглядов на себя и принцессу от Освеарда и других.

Вдали в темной синеве неба теряются столбы черного дыма от костров, на которых сгорают орочьи туши, и Фарамир отворачивается, мельком смотрит на серебро узкого течения притока Андуина, питающего эту низину и ее травоцветье, а затем глядит на Эовин.
Здесь, на берегу, он смотрит на нее, не скрываясь.
- Гондор и Рохан союзники и в тяжелые времена, и в беспечальные, но нет для меня большей радости, чем прийти на помощь тебе, Эовин, в минуту нужды - и обижаешь ты меня, если думаешь, будто должна мне что-то взамен. Однако если не в тягость будет это тебе, то с благодарностью приму и я твою помощь.
Под легкой кожаной курткой с вышитым Белым Древом на груди у Фарамира льняная безрукавка, и в ее широком вороте уже проглядывает темный багрянец намечающейся опухоли - в азарте схватки он не обратил внимания на это, но теперь тянущая боль усиливается с каждым часом.
Фарамир наклоняется над протокой, опускает ладонь в ледяную воду и ждет, пока пальцы не начинает ломить, а затем с силой проводит по вздувшемуся плечу, разминая и охлаждая потянутые и болезненно напряженные мышцы.

Отредактировано Faramir (2019-06-17 20:34:58)

Попроси она о чем другом - и он с радостью исполнил бы просьбу, но поберечь руку...
- Постараюсь, - отвечает Фарамир, не желая ни лгать, глядя в светлые глаза роханской принцессы, ни сетовать, что просьба ее невыполнима. Уклончивый, дурной ответ - совсем не так хотел бы он говорить с Эовин, особенно здесь, под луной, посреди серебристой, будто седой степи.
Узкая, твердая ладонь лежит на его плече, унимая боль, даря надежду, что и среди протянувшихся с севера теней есть свет и всегда будет - но вот Эовин отступает, отнимает руку, однако он все еще чувствует ее прикосновение, как будто она коснулась его сердца прямо сквозь тело, и оставила там отпечаток, собственную метку.
С его ладони стекает речная вода, холодя пальцы.
Фарамир сжимает руку в кулак, садится прямо на берегу, рядом с оставленными сапогами Эовин - ей, выросшей в этих степях, все знакомо, а ему, сыну Наместника Гондора, чудно наблюдать за тем, как она, босая, сосредоточенная, разыскивает то, что может ему помочь.
Эовин не торопится, будто вся ночь их - ее босые ноги белеют под луной, когда она возвращается, приминая высокую прибрежную траву, когда она возвращается, ловко стягивая кожуру с тонкого длинного корня.
Ей не впервой заботится о раненых, вот что понимает Фарамир, следя за ее спокойными, уверенными движениями, не впервой покидать чертоги Медусельда - в отсутствие братьев не удержать ее за крепкими стенами вокруг дворца, пока хутора и потаенные выпасы для табунов в опасности. Не будет она сидеть спокойно за стенами - как не сможет пройти мимо того, кто нуждается в ее помощи.
И все же хотел бы Фарамир, чтобы не одним лишь состраданием была продиктована ее забота - и не одной лишь благодарностью.

У нее в суме немало полезного - Фарамир с интересом посматривает на ее приготовления: давно о нем не заботились с такой бесхитростной прямотой, не предупреждали, будто мальчишку, о возможном жжении.
Отважна Эовин Роханская - и молода.
Фарамир накрывает ладнью ее пальцы на своем плече, мешая перевязке.
- Мне уже лучше, принцесса, достаточно лишь тебя рядом, - прямо говорит Фарамир, зная, что лучшего момента больше не будет: утром их пути вновь разойдутся - она отправится со своим отрядом дальше вдоль реки, охраняя границы, а ему придется вернуться обратно к Хеннет Аннун, в убежище следопытов, и кто знает, когда еще их пути пересекутся.
На войне нет места слабости - но разве слабым делает его надежда на лучшее?
- Когда с моим дозором за Андуином будет покончено, я отправлюсь к твоему дяде, короля Теодену, чтобы просить твоей руки - но здесь, сейчас, Эовин, я прошу твоего позволения на это. Одного твоего слова - и ты вольна дать мне надежду, а вольна отказать, если нет в твоем сердце другого ответа.

Отредактировано Faramir (2019-08-23 20:45:10)