Вежливость всегда была признаком хорошего тона. Если даже братья ему действительно наскучили - они могли, увы, она не понаслышке знала, - Люциус никогда не признается. Воспитание не позволит.
Его комплименту Имера усмехается, пряча лукавый взгляд под прикрытыми глазами, и отвечает задорно почти, если не весело:
- Я знаю, - но тепло и приятно, безусловно, становится, слыша его слова. И странно, ведь ни один комплимент многочисленных гостей не грел сердце так, как слова Люциуса. Она ловит его взгляд, украдкой почти, так, чтобы лишнего не подумал - ведь то неприлично, даме оказывать особые знаки внимания гостю, выделять его более других. "Будто мы не наедине", - снова усмешка, себе под нос, неприметная для него. Вот он, миг, которого, по правде говоря, ждала более других этих вечером. Возможность поговорить, побыть вместе с ним.
Это желание, эта тяга уже не кажется постыдной или достойной осуждения. Она есть, и Имера не видит смысла в отрицании очевидного. Люциус нравится ей, чем дальше, тем все сильнее, и даже во время празднования, когда переходила от гостя к гостю, едва сдерживалась от того, чтобы искать его взглядом, украдкой обмениваться улыбками. Хотелось, отчанно сильно хотелось взять его за руку, коснуться ладони, кожа которой - она знает, - всегда теплая и чуть грубоватая - издержки бытия игроком в квиддич. Хотелось, чтобы галереи переходов длились бесконечно долго, лишь бы подольше поговорить. Или помолчать. Ведь, как говорят, хорошо отыскать того, с кем интересно общаться, но еще лучше знать того, с кем можно молчать.
Однако, все возвращается к делам куда более насущным, когда Люциус с небольшой заминкой отвечает на ее вопрос. Разумеется, она есть в этом списке, иначе он не появился бы в ее собственном - подобные вещи всегда обсуждались главами семейств заранее, - и Эйвери не удивлена сему факту. Ее волнует другое, и Люциус, словно прочитав мысли Имеры, говорит ровно то, что она желала слышать.
"Когда мы... когда?" - он уверен в своих словах так, будто давно все для себя решил. Будто для него не было сомнений в том, кому оказать честь быть названной его нареченной, его невестой. Так разве у нее были сомнения? Отнюдь, среди всех имен, перечисленных на светлом пергаменте, теперь покоющемся на постели в ее комнате, лишь два привлекли ее достаточно сильно, но только одно заставило сердце трепетать.
- Я узнала, - произносит уверенно, со своей привычной полуулыбкой, дескать, обычное дело, подумаешь, оно должно изменить всю ее жизнь. - Не глупи, разумеется ты в нем есть. Наши отцы с самого нашего детства в шутку пророчили нам брак, хоть я и не светла волосами, - о том, каковы критерии отбора в семействе Малфоев слышал каждый из чистокровных. Тем удивительнее было то, как лорду Эйвери все же удалось уговорить лорда Малфоя даже рассмотреть ее кандидатуру - шутки шутками, а к подбору невест все всегда относились более чем серьезно. Ведь это не только политический союз двух семейств, но и создание новой семьи, рождение наследников, для чего необходима была некоторая совместимость и в магическом плане. "Все совсем не так просто", - когда-то говорила ей мать, и тогда, в юные годы, Имере то казалось странностью, даже избытком устаревших традиций - и это ей, дочери славного древнего семейства.
Сейчас наставало время отнестись ко всему серьезнее.
Потому, хоть под мягкой хваткой пальцев Люциуса кожа приятно пылала, а сердце от его слов готово было, казалось, буквально вырваться из груди, Имера смотрела на Люциуса строго и прямо, предвосхищая серьезность грядущего. Она должна была понимать как ей быть. Понимать, не отступится ли она сама перед тем, что живет внутри нее. И действительно ли не отступится он.
О том же, что он мог говорить не о ней, Имера и не думала.
- Я не стану покорной женой, - решившись, торжественно тихо произнесла она, полуобернувшись к юноше и положив ладонь поверх его - как тогда, в темной гостиной Слизерина, - и не стану тихоней, которую можно запереть в доме, оставить за витриной, выставляя напоказ лишь по выходным и в праздники. Я не стану той, кто останется в тени. Однако, - непроницаемая маска на лице треснула, едва губ коснулась улыбка, а взгляд потеплел, обращенный к Люциусу, - я тоже знаю кого выберу. И не отступлюсь, но хочу, чтобы этот человек знал, что ему грозит.
Как близко они сидели, отрешенные от остального мира, погруженные в свой собственный, где были и тревоги, и радости, и нежность, и жестокость! Так близко, что Имера, словно завороженная, неосознанно опустила взгляд на его губы, невероятно манящие в этот миг, а следом сразу же отвернулась, устыдившись мелькнувшему на миг желанию. "Нельзя", - строгим запретом прозвучало в голове, полыхнув огорчением. Почти поддалась, Мерлин, ведь нельзя! Недостойно такое поведение молодой леди!
К счастью, музыка, слышная и в зимнем саду, сменилась на более медленную, мелодичную, отчасти грустную, и Эйвери поспешила отдалиться от Люциуса, улыбаясь - и надеясь, что на ее лице не видно неудобства, которое по собственной вине испытывала.
- Музыка другая, - отрешенно прозвучало, отчего стало еще более неловко, - а я обещала тебе танец. 
[nick]Imera Avery[/nick][status]ambitchious[/status][icon]https://i.imgur.com/AhPrNlF.gif[/icon][sign]Sweet as sugar,
hard as ice,
hurt me once & I’ll kill you twice
ав от eos[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>имера эйвери</a></b> ¹⁶⁺<br>староста факультета, высокомерная стерва и та самая невыносимая леди, не дающая покоя <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=293" class="link4"><b>белобрысому засранцу</b></a><br><center>[/lz][fan]harry potter[/fan]

Отредактировано Tauriel (2019-04-15 11:47:08)

- Окажу, - будто не замечая торжественности момента, она в который раз не сдержала смешка, едва их ладони соприкоснулись. А потом, они сами оказались близко - слишком, чересчур близко, так, что разделяли их, казалось, лишь тонкие ткани, последней преградой служащие. Имера не отводила взгляда от Люциуса, отдаваясь музыке и его движениям, и в эти волшебные мгновения ей не было решительно никакого дела до других гостей, до родителей, до всего мира, каким бы большим он ни казался.
Здесь, в зимнем саду, где сладко пахнет лилиями и орхидеями, существовали лишь они двое - и более никто им не был нужен.
Он оказался храбрее ее - почти коснулся своими губами ее губ, почти сорвал с них первый поцелуй - первый и единственный для нее, - но вместе с храбростью Люциус оказался и сильнее. Прикосновение к ее лбу застыло пламенеющей печатью, скрепившей их обещания друг другу. Да, может, это нельзя назвать любовью, подобной тому, как ту описывали в книгах, но ей это не было нужно. Им обоим не было нужно такое, хотя отчаянно хотелось, чтобы в мечтаниях о небольшом уютном домике на берегу моря они поселились вдвоем, вдали от всех, вдали от грядущей войны и страхов, и смертей, и коварства.
- Мои мечты не исполнятся без тебя, - они остановились, и Имера, обняв его, положила голову на крепкое плечо Люциуса, выдыхая слова ему к шею. Нет, ей не казалось, все это странным или наивным. Впервые в жизни она почувствовала, что ее будущее стало светлее, и дышать стало легче, свободнее. Она не будет одна. Они будут вместе бороться за свое - их общее, - счастье, и вместе же преодолеют любые преграды. Так суждено.
- Я не покину тебя, - еще одним обещанием, клятвой звучит, и объятия становятся крепче.
И так хорошо, что не верится, будто может быть иначе...

...но может. Светлые мечтания, в плену которых Имера проводит следующие дни до истечения срока, в который ей следует принять решение о женитьбе, рушатся, падают на нее осколками витражного стекла, проникая глубоко, раня без всякой жалости и пощады в самое сердце. Тепло, что горит внутри, гаснет, сменяять диким холодом, ледяным пламенем, которого попробуй коснуться - мигом обратишься в промерзший пепел.
За три дня до наступления нового года, когда мать и младший брат отправились в гости к родичам, отец, проводивший много времени вне поместья и почти не видевший членов семьи со времени празднования ее Дня рождения, - призывает дочь в свой кабинет, где объявляет, что планы на ее брак изменились. Что после долгих раздумий и обсуждений с другими лордами, он принял решение и получил согласие выдать дочь замуж за одного из сыновей его близких соратников.
- За Адриана Треверса, - твердо произнес лорд Эйвери и, видя зачатки возмущения во взгляде Имеры, припечатал:
- Это решение не подлежит обсуждению. Так надо. А ты выполнишь свой долг перед нашим родом, как подобает воспитанной леди. Все ясно?
- Зачем ты дал возможность выбора, чтобы теперь отнять ее? - разъяренно спросила она, тоном схожим с его - характером они, все-таки, почти не отличались. - Я выбрала, отец. Я хочу выйти замуж за Малфоя! Мне не нужен этот Треверс, когда Люциус куда более подходящая для меня партия! Отмени эту договоренность, у тебя есть на это право, и пошли письмо лорду Малфою. Ты ведь с моих ранних лет желал нашего брака. Так вот, я согласна!
Она пыталась говорить так, словно руководствуется не чувствами, а здравым смыслом и честолюбием, но, судя по ответному взгляду, у нее едва ли получалось - Леннард долго всматривался в ее лицо, удивленно и хмуро одновременно, пытаясь понять. Ведь прежде она едва ли не ненавидела единственного сына его друга Абраксаса, так откуда такое рвение сейчас? И понимание, осветившее глаза цвета грозовых небес, тем более глубоким недовольством и, кажется, скорбью легло на покрытое морщинами лицо. Он подошел к ней, положил ладонь на плечо, крепо сжав его - до боли, до едва сдерживаемого стона, однако она стояла прямо, смотрела на отца, не отводя взгляда, и тот произнес, тихо и холодно:
- Договор скреплен клятвами, Имера. Я не могу разорвать вашу помолвку. Смирись.
- Он скреплен твоими клятвами, а не моими, - прошипела она, неожиданно разъярившись, и сбросила его руку со своего плеча, кривясь от ярости. - Ты дал мне право выбора! И ты уже нарушил свое слово! Или что, дочь тебе менее важна, чем эти твои...
- Не смей поднимать на меня голос, - отец выпрямился, сверкнув гневом в глазах. Все сочувствие, если какое у него и было, как испарилось, и тень за его спиной словно стала больше и темнее - верный признак угрозы, ей, на этот раз, будто и не страшной. - Ты сделаешь то, что должна, и скажи спасибо, что я выбрал кого-то тебе по статусу, а не старика или полукровку.
- Еще бы ты выбрал полукровку - как бы на тебя, благородного и мудрого лорда Эйвери, тогда посмотрел твой обожаемый Темный Лорд. Как же, осквернить свою семью дурной кровью! Да даже если и старика выбрал, я была бы более рада - может, у него хоть хватило бы силы воли выполнять свои обещания, а не трусливо прогибаться под любого другого, только почуяв возможность увеличить богатство! - алая вспышка сверкнула быстрее, чем Имера успела достать свою палочку - всепоглощающая боль обуяла ее, обхватила в раскаленные тиски, прожигающие кожу тонкими лезвиями незримых ножей. Если она кричала, слышать этого не могла - казалось, голова буквально взорвется, и как бы она ни пыталась извернуться, скрутиться, спрятаться, боль не уходила, проникая все глубже и глубже. И все, чего хотелось - лишиться сознания или умереть, только бы не чувствовать ничего, только бы это страдание прекратилось, только бы все закончилось. "Пожалуйста, хватит, умоляю!" - какая гордость, какое фамильное упрямство! Просто прекратите эти мучения!
Все закончилось резко, так неожиданно, что Имера, еще чувствуя отголоски, продолжала кричать. Она словно была оглушена, и только несколько долгих мгновений спустя, обретя малую долю самоконтроля, смогла услышать низкий ледяной голос отца, пробравший ее до самых костей ледяной ненавистью. Это не был первый раз, когда он применял к ней Круциатус, но подготовиться к тому, зная, какую боль предстоит испытать, все равно невозможно. Тем более невозможно смириться с тем, что это делает собственный отец.
- Ты забыла свое место, Имера. Надеюсь, это помогло тебе вспомнить. Ваш брак состоится. И твои истерики ничего не изменят. Возвращайся в свою комнату и подумай над тем, кому, что и как ты можешь говорить.

До конца каникул она никому не писала писем, практически не покидала своих покоев и старалась не пересекаться с отцом, ненависть к которому ширилась все сильнее. Мать, узнав о случившемся, узнав о причине столь бурной реакции самой Имеры, которая со слезами на глазах тихо рассказала той о своем влечении к Люциусу, лишь печально покачала головой и повторила когда-то сказанное:
- Увы, нам не дано любить и не дано выходить замуж за тех, кого любим. Это удел других, удел тех, перед кем не стоит долг. Твой отец прав - смирись.
Но смиряться отчаянно не хотелось. Не тогда, когда она только почувствовала дуновение счастья, когда увидела просвет на своем темном пути. Бессилие угнетало ее, гневило ее так, как ничто и никто никогда не вызывало ярости. На полном серьезе Имера задумывалась о том, чтобы убежать, как когда-то в шутку предположил Люциус - уговорить его самого умчаться прочь, подальше от Британии. Чтобы жить так, как им самим хотелось. Только знала она, что не случится такого. Тот самый проклятый долг был важнее ее чувств. И все же, внутри жила надежда на то, что спроси она у Люциуса, предложи ему побег, он бы согласился.
Но она не спросит его. Не попросит. Не станет унижаться и не будет мучать его.
Вообще, лучше бы никогда более не видеть его, не чувствовать, как в сердце впиваются тысячи игл, когда он улыбнется ей или коснется, будто бы нечаянно.
"Ты познал любовь, а тебе приходится предавать её, потому что так надо", - так он сказал ей, и насколько же жестока судьба, обратившая эти слова в реальность.
Наверное, потому на пути в Хогвартс она заняла купе подальше от обычно занимаемых слизеринцами и ехала в одиночестве, уткнувшись в книгу. Наверное, потому на пиру не смотрела на Малфоя, боясь и его, и себя саму. Наверное, потому поспешила уйти первой, лишь бы не встретиться с ним или Родольфусом, и не говорить с ними.
Наверное, потому в глубокой ночи, мучаясь от бессонницы, вышла в гостиную, завернулась в плед и села прямо на пол перед камином, бездумно вглядываясь в танцующие языки пламени. А когда услышала слишком хорошо знакомые тихие шаги за спиной, даже не обернулась - только опустила голову на колени и зажмурилась, крепче обхватив ноги.
Надеясь, что ее не заметят.
[nick]Imera Avery[/nick][status]ambitchious[/status][icon]https://i.imgur.com/AhPrNlF.gif[/icon][sign]Sweet as sugar,
hard as ice,
hurt me once & I’ll kill you twice
ав от eos[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>имера эйвери</a></b> ¹⁷<br>староста факультета, высокомерная стерва и та самая невыносимая леди, не дающая покоя <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=293" class="link4"><b>белобрысому засранцу</b></a><br><center>[/lz][fan]harry potter[/fan]

Отредактировано Tauriel (2019-04-16 16:12:53)

- Мы проиграли, еще не начав войну, - голос ее глух после многочасового молчания - ни с подругой, ни с другими слезиринцами она не разговаривала. Молчала с самого момента прощания с матерью, упиваясь своими переживаниями, изваливаясь в страданиях, будто в грязи, которую и отмывать-то нет желания, ведь все равно появится новая. Он сел рядом, и она, не раздумывая ни минуты, обхватила его руку и положила голову на плечо, выдыхая чуть легче. Самую малость, будто один из добела раскаленных ножей вытащили, наконец, из ее сердца - только осталась еще тысяча, которой не суждено исчезнуть.
А оно, сердце это, все равно громче бьется подле него, ровнее, словно одно только присутствие Люциуса делает Имеру сильнее. Словно вот оно, все то, что ей необходимо дабы суметь преодолеть эту боль - его близость, его любовь. И ее любовь. Ведь да, бесконечно много раз да - она любит его, и, кажется, не сможет жить без него. Без его белозубой завораживающей улыбки, без будоражащих взглядов с легкой хитринкой и бесконечным теплом, без мягких прикосновений сильных рук. Без всего него, которого, казалось, заполучила себе.
Но сможет жить. Иначе нельзя, так?
Ведь смирилась, несмотря ни на что. Поняла уже, что не убежит, что не позволит себе подставлять Люциуса перед его семьей и навеки быть занесенной в родовые книги как отлученная от семьи только потому, что полюбила.
И все же, разве лучше им будет в бегах, одним?
"Вместе", - теплая мысль, согревающая ее, всю из холодных нитей сотканную, созданную словно изо льда, который ничему не растопить - ни огню камина, ни взгляду, который Люциус все же обращает на нее.
Или удается ему? - что-то, кажется, скатывается от затуманенных подступившими слезами глаз по щекам и вниз, на зачарованную ткань пледа. Неужели она плачет? Разве стоит это ее слез? "Моя загубленная любовь, наше счастье, казавшееся столь близким - по этому стоит лить слезы куда более горькие", - она поднимает голову, отстраненно думая, что ему не доводилось видеть ее столь слабой, никчемной и, несомненно, вызывающей лишь презрение. Да уж, такая жена ему вряд ли нужна была бы.
"А я и не такая", - горечь обращается внутрь, мешается с остатками пламени тихой уже ярости, перемалывается в гнев - на себя. На то, что даже слыша его слова, не желает решиться на побег или сделать хоть что-нибудь. Точно так, как тогда, в кабинете отца, после мучительного проклятия кое-как поднялась, окатив лорда Эйвери презрительным взглядом, но ничего не сказала - побрела в свою комнату, трусливо поджав хвост.
"И я называла себя храброй? Отважной?!" - Имера почти шипит, стискивает зубы, подняв голову к потолку, будто готова взвыть на невидимую полную луну. "Не говори мне всего этого, умоляю тебя, заклинаю тебя, прекрати!" - но слова так и застывают в мыслях, не смея просочиться в речь. Проклятье, да какое говорить, когда все силы уходят на одно - лишь бы не лить слезы по себе и ему, по их несчастью.
- А если я соглашусь? - на опуская головы, не открывая глаз, шепотом произносит она, ибо не может громче. - Если я скажу тебе, давай убежим, ты пойдешь? Ты уйдешь? Ты оставишь свою семью, своих родителей и свой род и уйдешь в туман неизвестности ради нашей любви? - и это тоже признание, ведь она говорит - "нашей".
Говорит и знает, что они связаны по рукам и ногам обязательствами перед своими семьями. Никуда не уйдут, никуда не убегут. Они - не Андромеда и Тед Тонкс, и долг чистокровных вбивался в них с малых лет, вытеснив все прочее.
И осознание того, что все - конец, нет выхода, разбились иллюзии и последние надежды, - разрывает тонкую грань самоконтроля - последнее, что у нее оставалось, последнее, что держало ее в руках. Имера резко поворачивается к Люциусу, внимательно - отчаянно, обреченно, страстно, - смотрит на него сверкающими от слез глазами, а затем целует. Не просто касается губ в почти невинном жесте, а целует - сильно, глубоко, и хотя малость неумело еще, быстро понимает что к чему - в конце концов, она всегда все схватывала на лету. И прижимается к нему крепко, так близко, как только может, откинув ненужный плед от себя. Пальцы зарываются в его безупречно мягкие волосы, хватаются за них, и, чувствуя его ладони на своей спине, она быстро садится иначе уже - ему на колени, прижимаясь своей грудью к его, чувствуя его дыхание и биение сердца, слыша их сквозь бешеную дробь в ушах.
- Я люблю тебя, - произносит жарким волнующим шепотом, склонившись к его уху. Больно, безумно больно, но вместе с этой болью и сладость, и счастье, щедро припорошенное горечью - ведь они непременно расстанутся, и достанутся другим, но сейчас, в этот час, эти оставшиеся полгода, они вместе, рядом, еще пока принадлежат друг другу.
- Я всегда буду только твоей, - обещает она, напоминая самой себе змея, того самого, чей символ они гордо носят который год обучения в Хогвартсе. Целует юношу в шею, кусает то мягко, то сильнее, нисколько не заботясь о том, увидят ли их - в это время все всегда спят. Желание накрывает ее с головой, тоже отчаянное, но больше все-таки страстное, жаркое, как раскаленные прутья, скрепившие их с Люциусом воедино несмотря на волю других людей.
- Я хочу быть только твоей, - она чувствует - он тоже разгорячен, он тоже жаждет ее, и ей впервые не хочется, чтобы их аристократическое самообладание одержало над ними верх. Нет, потому что...
- Я хочу тебя, всего, сейчас - всегда, только себе, - и каждое слово - поцелуй, каждое движение его рук - дрожь желания, расходящаяся по всему телу.
Потому что она хочет отдать ему самое себя - то, что принадлежит ему по праву, данному ею самой.
"Только лучше бы не здесь, а в ванной для старост", - осторожная мысль все-таки отрезвляет достаточно, чтобы остановиться, ладонями обхватить его лицо и посмотреть ему в глаза с улыбкой, какая всегда одному ему только будет предназначена.
"А чего хочешь ты?"
[nick]Imera Avery[/nick][status]ambitchious[/status][icon]https://i.imgur.com/AhPrNlF.gif[/icon][sign]Sweet as sugar,
hard as ice,
hurt me once & I’ll kill you twice
ав от eos[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>имера эйвери</a></b> ¹⁶⁺<br>староста факультета, высокомерная стерва и та самая невыносимая леди, не дающая покоя <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=293" class="link4"><b>белобрысому засранцу</b></a><br><center>[/lz][fan]harry potter[/fan]

А он хочет того же - поцелуи становятся еще горячее, пусть кажется - куда сильнее? куда ближе? И время, необходимое, дабы от гостиной Слизерина по ночным коридорам добраться до ванной комнаты старост, пролетает невозможно быстро. Еще более невозможно только то, что там происходит, внутри, в мгновение, когда, наконец, дают волю себе и своей безграничной страсти.
Имера обещает себе никогда не забывать эту ночь. Она клянется всегда помнить широкие ладони, накрывающие ее грудь, и жесткие требовательные поцелуи, которыми Люциус ловит вырывающиеся у нее стоны, и его взгляд, под которым она чувствует себя не просто любимой женщиной - богиней, на его зов ответившей. В миг, когда она навеки становится е г о, несколько слезинок все же срываются, несдержанные, и то, какова нежность его и участие, переполняют сердце любовью еще более сильной, а ведь то как поцелуями - куда сильнее?
И проходят мгновения страсти, оставляя после себя бесконечную щемящую нежность, вытесняющую всякую печаль и страдания, и Имера смотрит на любимого, нависшего над ней, и тянется к его губам за еще одним поцелуем. Ибо ей сколько не коснись его - все будет мало, все недостаточно, чтобы вдоволь насладиться, накопить воспоминаний, которыми станет утешать себя за бокалом вина в очередной одинокий вечер. Один из многих, что ждут ее в качестве леди Треверс.
Может быть, когда-нибудь она сможет хотя бы подружиться со своим супругом. Может даже станет его уважать. Но любить - никогда. Ее сердце всегда будет принадлежать одному человеку, лучшему из всех, ей известных. Самому сильному, отважному и умному. Самому красивому. Прекрасному.
Любимому.
Бесконечно любимому ею и только ей принадлежащему.

Для посторонних почти ничего не меняется. Люциус и Имера все еще проводят много времени вместе, изредка обмениваются язвительными замечаниями и, в целом, ведут себя по-прежнему, потому никому неизвестен их секрет. Их тайна, которую делят на четверых - все же, от Рудольфуса и Эвинн, их лучших друзей, едва ли что-либо скроешь. А эти двое, тем временем, сходятся, и их роман - бурный и стремительный, - гремит на весь Слизерин еще и тем, что лорды Лестрейндж и Флинт согласились на их брак. Странным образом типичный бабник Рудольфус оказался покорен добродушной болтуньей, в один счет покорившей его, хотя раньше особых навыков в коварном соблазнении не показывала. Кажется, искренне восторгались ими буквально все - любовь одного к другой была видна каждому, кто видел эту красивую пару вместе.
Эйвери, хотя радовалась за них и всячески выказывала свою поддержку, не могла не завидовать, представляя на месте счастливых и с нетерпением ожидающих брака друзей себя и Люциуса. И каждый раз становилось больно, до дрожи, отзывающейся поступающим к сердцу холодом.
Тогда ее спасало лишь то, что вскоре она снова останется с Малфоем наедине. Порой они сбегали в ту самую ванную комнату старейшин, иногда просто рядом сидели в гостиной, а когда оставались одни, он, бывало, клал голову ей на колени, а она читала ему отрывки из любимых "Зачарованных встреч". Перед экзаменами они допоздна оставались в библиотеке, сидя так близко, что нечаянно касались рук друг друга, и оба неизменно смущались тому, словно не было между ними чего-то куда более серьезного, нежели простые неловкие прикосновения.
Время пролетало слишком быстро. Прошла зима, затем вступила в свои права весна. Имера приходила на каждую игру по квиддичу - Слизерин снова выиграл школьный Кубок, и хорошо, чтопосле финальной игры, в раздевалку команды, где они остались вдвоем, не зашел никто посторонний. Но и весна медленно, но неуклонно передавала бразды правления погодой жаркому лету, а это значило, что близились экзамены.
И расставание.
Чем больше времени она проводила рядом с Люциусом, тем меньше Имере хотелось расставаться с ним. Понимая, что, быть может, так сильно и отчаянно цепляться за него не стоило, она не могла отказаться от него. Не смела. За полгода она свыклась с тем, что он всегда рядом с ней. Она жила их встречами, их переглядываниями, их касаниями, и только боги знают сколько сил ей понадобилось, чтобы подружиться с Нарциссой Блэк, будущей супругой Люциуса. Пожалуй, Имера до конца сама не понимала зачем ей это надо, ведь сердце отчаянно противилось этому общению, а чувства поддалкивали устроить девушке какой-нибудь несчастный случай - может быть тогда все удалось бы. Может, после этого она смогла бы занять место светловолосой волшебницы с безобидными светлыми глазами.
Только не могла она так. Ведь Блэк ни в чем не виновата. Точно так же, как не виноват и Треверс.
С ним пришлось сложнее. В большинстве своем она старалась игнорировать его настойчивые ухаживания, претившие ей. Нет, он был неплохим человеком с хорошей родословной и задатками сильного мага. Но он не был ей ровней. Что бы там отец не заявлял, Треверс не мог стать ей достойным мужем хотя бы даже потому, что он не был Люциусом, и Имера в какой-то момент перестала бояться этого брака.
Хотя бы потому, что она была уверена - Адриану не быть главой их семьи. Она не позволит. Если же он посмеет ей сопротивляться, его ждет очень сложный брак.
Эта уверенность помогала ей. Любовь Люциуса помогала ей. И она сама всеми силами старалась помочь Малфою.
Только получалось наоборот.
В какой момент их встречи из легких и полных страсти и нежности превратились в тяжкие минуты отчаянной жажды друг друга у нее не выходило вспомнить. Просто в какой-то момент поняла, что сильнее держится за него, глубже впивается ногтями в его кожу и сильнее целует, а стоны не сдержать никаким поцелуям - те отражаются от стен и витражей с печальной русалкой, льющей слезы по чему-то своему - или по ним, глупым и несчастным юнцам.
Экзаменационное время - самое сложное. Времени на близость не остается, Имера либо урывками, по паре часов, спит прямо в одежде, либо корпит над книгами и записями, срывая редкие тайные поцелуи, пока никто не видит. Точнее, она думает, что никто не видит - когда приходит гневное письмо от отца с требованием прекратить позорить имя Эйвери своими отношениями с почти помолвленным с другой девушкой однокурсником, Имера устраивает взбучку младшему брату. Оказывается, что тот подглядел за ними в гостиной и проговорился отцу, опасаясь гнева сестры. Но ей все равно, и о содержании послания Люциусу она даже не говорит, а лорд Эйвери вряд ли проговорится своему другу. Отцу она отвечает дерзко и своевольно, обещая закончить эти отношения ровно тогда, когда Хогвартс-экспресс подъедет к Кингс Кросс и вернет ее обратно в Лондон.
Она знает что ждет ее дома - новые пытки Круциатусом, - но ни о чем не жалеет.

В день перед выпускной церемонией они снова на том месте, где все для них изменилось - у Черного озера, на скамейке под раскидистыми дубами. На это раз вместе и без всяких книг, а тьмы нет - только яркое солнце и бескрайнее чистое небо. Летний день прекрасен. Дует теплый ветерок, шумят беспокойные воды, а где-то поодаль младшекурсники затеяли игры и их возня едва доносится до берега. Имера лежит головой на коленях Люциуса, неотрывно смотрит на него, легко улыбаясь мягким прикосновениям к своим волосам - отчего-то ему очень нравятся проводить по ним, цепляться или бездумно накручивать локоны на пальцы. Это приятно, и, чуть приподнявшись, она целует его чуть левее подбородка, в напряженную челюсть.
- Знаешь, как бы то ни было, я рада, что тогда пришла сюда, - говорит она тихо и самую малость печально, но больше с любовью и нежностью. Горечи им еще хватит. Сейчас же хочется тепла и близости - их пальцы переплетаются, сцепляются так же крепко, как их чувства держатся за сердца.
И больше всего на свете хочется, чтобы это мгновение никогда не кончалось.
[nick]Imera Avery[/nick][status]ambitchious[/status][icon]https://i.imgur.com/AhPrNlF.gif[/icon][sign]Sweet as sugar,
hard as ice,
hurt me once & I’ll kill you twice
ав от eos[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>имера эйвери</a></b> ¹⁶⁺<br>староста факультета, высокомерная стерва и та самая невыносимая леди, не дающая покоя <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=293" class="link4"><b>белобрысому засранцу</b></a><br><center>[/lz][fan]harry potter[/fan]

Первое время ей постоянно кажется, будто чего-то не хватает. Будто она забыла что-то очень важное в древних коридорах Хогвартса, куда теперь уже не вернется - экзамены сданы, учеба закончилась и настало время идти вперед. Потому Имера сваливает все на привычку и грусть по школе. Все-таки, со всеми своими прлюсами и минусами, Хогвартс дал ей многое. Знания, безусловно, но и связи и дружбу со многими другими - выбравшись из Хогвартс-экспресса, Имера крепко обнимает Эвинн и Рудольфуса, и подходит к необычайно напряженному Малфою, чтобы с ним попрощаться. Школьные враги врагами, они преодолели этот период детской вражды. Так правильно, ведь перед ними целая жизнь борьбы за то, что они считали правильным. За права чистокровных магов, за их прежнюю власть и влияние, за жизнь без глупых ограничений, поставленных недостойным грязнокровками.
- Удачи тебе, Малфой, - она ухмыляется, как привыкла, чуть кривовато и зная, что в глазах снова пляшут бесы. Как те, что науськивали вечно спорить с ним и соревноваться во всем, до чего могла дотянуться.
Только сердце как-то странно бьется - урывками, то быстро, то замирая, - едва их руки соприкасаются и Люциус наклоняется, чтобы запечатлеть легкий церемонный поцелуй на ее ладони. Так, как полагается аристократу. Почему-то кажется, будто этого прикосновения мало. Будто должно быть что-то еще более приятное, то, чего подспудно ждет, глянув на миг на его губы. Имера легко вздрагивает, а переводит взгляд на его шею, скрытую высоким воротником строгого дорогого костюма, и видит на приоткрывшемся ей участке кожи следы чьих-то укусов и губ. "Надо же, Малфой, а ты не так строг, как хочешь казаться", - неосмотрительно с его стороны оставлять такое. Ей-богу, еще подумают, что закрутил со своей юной невестой раньше времени, а то и с кем-то другим - будет скандал!
Но когда видит родителей, Имера отвлекается и прощается с ним, и не замечает странного взгляда Люциуса, которым тот бросает вслед ей - ее ждет новая жизнь, совсем другая, а они наверняка не раз еще встретятся.

Летние месяцы тянутся невообразимо долго. Имера много тренируется, очень часто - с отцом, основательно взявшимся за ее боевые навыки. Они почти не выходят из тренировочного зала, порой уходят в отдаленные углы огромного сада и там сражаются с такой яростью и ожесточением, что кажется, будто друг друга хотят убить. На деле Эйвери знает к чему он ее готовит - незадолго до свадьбы, запланированной на январь, ее представят Темному Лорду и, если тот сочтет ее достойной, она получит Черную метку.
В конце июля приходят результаты ЖАБА - все сдано на Превосходно, - в честь Имеры устраивается семейный пир, куда приглашают исключительно родственников и ее будущего мужа. Треверс галантен и предупредителен, но его откровенные взгляды и любые намеки на прикосновения чужды ей, и никому, кроме нее, неизвестно, каких сил требует не отшатнуться, подавая жениху руку.
Он частенько бывает в их поместье, иногда она со своими родителями посещает Треверс-хаус, и вскоре напряжение отпускает. Они много разговаривают, находят общие интересы, высказывают похожие мнения и мечтают о том же. Ее раздражает только одно - его чувство собственничества, словно она уже принадлежит ему и должна слушать беспрекословно. В какой-то момент они с Адрианом, будучи наедине, сильно спорят, ссорятся, срываясь на крики, и устраивают дуэль, едва добравшись до подходящего для этого места. Говорят, после этого домовики еще несколько дней пытаются навести порядок в разрушенном помещении, но ей все равно - она побеждает его, показывает ему, что не ровна, а превосходит жениха, и он смотрит на нее уже иначе. Как на божество, которое осчастливило простого смертного своим драгоценным вниманием. Этот взгляд ей нравится уже больше, греет ее самолюбие и распаляет тьму, и, указав Адриану на его место, она сменяет гнев на милость, позволив чуть больше вольности, чем полагалось. И не замечает, как их игра увлекает и ее. Только совсем не так, как она предполагала.
[indent] но ее не покидает чувство, будто ей куда сильнее нравилась другая игра, с другим человеком
Страсть между ними вспыхивает стремительно, ярко, сжигая их обоих до тла. И после этого дождаться января оказывается безумно сложно.
Но он настает, а вместе с ним приходит и день свадьбы.

Торжество проводят в поместье семьи жениха, что лорда Эйвери и его супругу устраивает - бракосочетание всегда затратное предприятие, а они отдали достаточно приданого за свою дочь. Приглашены все чистокровные семейства, вся аристократия, как взрослые, так и дети. Имере приятно видеть среди гостей Рудольфуса и Эвинн, чья свадьба состоится через полтора месяца, и всех своих родственников и друзей, но удивление все же проявляется на обычно непроницаемом лице, когда видит и светлые волосы Малфоев - те прибыли втроем, хотя Имера слышала, что последнее время леди Малфой стала себя неважно чувствовать.
Пока еще Эйвери искоса поглядывает на Люциуса из своего укромного уголка, самой себе говоря, что то простой интерес. Они не виделись полгода, за которые юноша сильно изменился - осунулся будто, еще немного вырос, хотя и без того был высок, и похолодел. Да, присущая многим чистокровным ледяная надменность коснулась и его, беспощадно проникнув в каждое его движение, даже в простой поворот головы. А еще, он начал отращивать волосы. Наверное, чтобы походить на отца?
Впрочем дело Малфоя это только его дело. Самой Имере предстоит стать женой, и она не может не радоваться тому, как близко сошлась с Адрианом. Их чувства подобны лесному пожару, от которого она, пока что, не успела утомиться - напротив, желает насытиться вдоволь, и как просто представить себе что их ждет, когда они, наконец, станут зваться лорд и леди Треверс.
Ждет многое - у обоих на предплечье левой руки извивается Черная метка, а борьба вот-вот приобретет куда более серьезный характер. Лорд Волдеморт тоже присутствует сейчас здесь, чего Имера почти не ожидала - не думала, что ему будет интересна чья-то свадьба, даже если заключают брак дети его ближайших сподвижников, сами только ставшие Пожирателями Смерти. Но он здесь, и Имера - пока еще Эйвери, - пожалуй, даже благодарна ему. Ведь внимание Лорда - показатель его благоволения, даже благословления, а за это среди Пожирателей всегда ведется негласная борьба.

Музыка сменяется, гости садятся на свои места и отец, зашедший в комнату, говорит:
- Пора.

Имера знает насколько красива. Прямое легкое платье светлого кремового цвета безупречно утонченное, темные волосы собраны на затылке в сложную прическу без единой драгоценности. На ней вообще нет украшений, кроме помолвочного кольца, однако ей те и не нужны. Она идет горделиво, прямо, уверенно - так, как по своим землям шествуют правители, и знает, что все взгляды сейчас на ней. Сама же смотрит вперед, туда, где перед алтарем стоит Адриан. Его темные глаза проникают ей в душу, такую же темную, но сегодня полную радости и предвкушения.
Да, ей повезло не полюбить своего мужа, а вызвать в нем страсть, отозвавшуюся в себе самой схожим пламенем. И это, как оставалось надеяться, скрепит их куда сильнее любой возможной любви.
Потому что Имера не хочет любить. Ведь любовь - это слабость, а делать себя уязвимой - непростительная глупость.

[indent] а еще, ей кажется, что когда-то она уже любила, так сильно, что сердце порой заходится приступами боли, а в смутных снах появляются светлые волосы и мягкие пальцы, проводящие по ее волосам.
[indent] ей кажется, что она когда-то кого-то любила, и больше никогда не сможет полюбить никого другого.
[indent] вот только понять бы, кто тот человек?

Но по утрам, просыпаясь, она забывает о снах и отрывках странных видений, и возвращается к настоящему.

Все снова идет по кругу - обойти гостей, с каждым перемолвиться словечком, кому-то оказать большее внимание, другому уделить лишь малую толику времени. Адриан остается рядом со своими дальними родственниками, и Имера направляется к друзьям, Эвинн и Рудольфусу, в последний момент замечая и Люциуса подле них. Приветствие выходит теплым, поздравления, кажется, искренние, после чего будущие лорд и леди Лестрейндж оставляют Эйвери-теперь-уже-Треверс и Малфоя одних. Молодой невесте отчего-то несколько неловко, что разжигает недовольство собой - она отпивает шампанское, оглядывает большой зал, в середине которого танцуют аристократы, и, продолжая смотреть на них, спрашивает:
- Как твои успехи? Я слышала, Темный Лорд оказал тебе честь, - она кивает на свое предплечье, где, под длинным рукавом платья, скрыта Черная метка.
[nick]Imera Travers[/nick][status]oblivious[/status][icon]https://i.imgur.com/BsdPtp7.png[/icon][sign]
[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>имера Треверс</a></b> ¹⁸<br>леди Треверс, высокомерная и амбициозная волшебница, потерявшая часть своей <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=293" class="link4"><b>памяти</b></a><br><center>[/lz][fan]harry potter[/fan]

Отредактировано Tauriel (2019-04-17 15:29:32)

Люциус холоден и отстранен, отвечает словно неохотно, отчего Имера хмурится, мельком покосившись на собеседника - должно быть, ей не следовало его трогать, даже если к этому обязывает этикет при приеме гостей. И странно это, ведь еще миг назад, когда рядом находились Рудольфус и Эвинн, все было в порядке. Она видела, он разговаривал с ними вполне нормально, не то, что с ней. Тень обиды почти ложится на сердце, но в последний момент Имера одергивает себя, предостерегая от поспешных выводов. В конце концов, у Малфоя сейчас немало забот, в том числе, о здоровье матери - ее собственная мать порой общается с леди Алисией, и потом многое сообщает дочери. В том числе, об ухудшившемся состоянии обычно полной сил женщины, чьей выдержкой и характером Имера всегда восхищалась.
Пожалуй, все жены членов ближнего круга Лорда обладали необычайной стойкостью. Вот они, эталоны того самого слова "долг", набившего у нее оскомину, - те, благодаря порой незримому присутствию и влиянию которых удавалось претворять в жизнь великие планы Волдеморта.
Но Имера не желала быть такой. Она не хотела оставаться в тени - не позволяла ни гордость, ни амбиции, сейчас ведущие ее. Брак с Треверсом открыл ей еще больше дверей, и возможностей стать кем-то поистине значимым увеличились. Отец уже говорил о том, что желает передать ей часть своих дел. В том числе, связанных с заграницей - во Франции у них еще оставались родственники, земли и предприятия, приносящие стабильный доход.
Впрочем, сначала ей следовало свыкнуться с замужней жизнью и войти в круг дел рода Треверс, а там снова взаимодействовать с отцом, видеть которого, откровенно говоря, она не хотела.
Накануне свадьбы они вновь повздорили, притом крупно, так, что матери пришлось вмешаться, лишь бы они не поубивали друг друга. Имера была как никогда близка к этому - лорд Эйвери посмел оскорблять ее, вспомнил о какой-то ее авантюре с Малфоем и стращал за строптивость, неблагодарность и отсутствие всякого таланта к чему-либо, на что его дочь не стала сдерживаться и высказала немало о его жестокости и слабости, и никчемности, ведь даже сам Темный Лорд выказывал все меньше благоволения одному из своих старейших соратников, все чаще обращаясь к ней, его нынешней наследнице в их деле. Это начинало беспокоить старика, он чувствовал, как его время уходит, и скоро он станет бесполезен для Волдеморта. Когда же этот день наступит, Имера убьет отца без всяких сожалений, освободив и мать, и брата от угнетения.
- Благодарю, - погрузившись в размышления, она не сразу замечает, что молчит вот уже несколько минут. "Мерлин, как это неприлично!" - отмирая, новоявленная леди Треверс поворачивается к Люциусу, глядя на него внимательно. Ведь начала с того, что он ведет себя несколько странно. Не так, как должен. "А как должен?" - ведь ни она, ни Адриан ему не близкие друзья, более того, они сколько лет враждовали, а Треверс Малфою едва ли нравится - даже сейчас он смотрит на ее мужа как на врага. "Почему?" - насколько ей известно, они особенно нигде не пересекались и презрения друг другу не выказывали. Так в чем дело?
Впрочем, не дело это, лезть в чужую душу. Она ему не друг и не поверенная, чтобы пытаться разузнать секреты.
- Уверена, ваша свадьба с Нарциссой Блэк будет более пышной, - отвернувшись от него, Имера вновь смотрит в зал, зорко следя едва ли не за каждым магом, присутствующим здесь. Адриан все еще рядом с родственниками, отец тихо переговаривается о чем-то с лордом Ноттом и леди Флинт, а мать в сторонке, сидит на диванчике рядом с леди Малфой и, кажется, обеспокоена чем-то. Имера ловит на себе ее взгляд, но не успевает разглядеть что в нем, как та уже снова поворачивается к Алисии.
- Хотя, Рудольфуса и Эвинн вряд ли кому-нибудь удастся затмить, судя по всем их приготовлениям, - усмешка в адрес друзей полна искренней за них радости. Семейство Лестрейнджей подготовило такой праздник, который, по словам самого нетерпеливого жениха, никто еще никто не видел. Что странно, Эвинн еще даже не успела никому ничего растрепать - единственное, что Имера знала абсолютно точно, был облик невесты во время торжественной части вечера. Остальное же оставалось покрыто завесой тайны.
- Скажи, - неожиданно переходя от одной мысли к другой, задумчиво произносит Эйв... Треверс, едва слышно на фоне музыки и нескончаемых разговоров, - тебе никогда не казалось, будто ты что-то потерял в своей жизни? Что-то очень ценное, но не знаешь что. Будто... - она умолкает, приходит в себя, косясь на Люциуса извиняющимся взглядом, - извини, забудь. Это... вырвалось, пожалуй. Совсем некстати. Прошу простить меня, я вынуждена покинуть тебя. Надеюсь, ты не уйдешь не попрощавшись, - у нее хватает выдержки за усмешкой скрыть растерянность и огорчение от своих собственных слов и протянуть ему руку для церемонного поцелуя. Когда же он склоняется, несколько светлых прядей мелькают прямо перед ее глазами, мигом вызвав в памяти сны, в которых, кажется, видела такие же.
- Тебе идут длинные волосы, - вырывается неожиданно, но Имера исчезает среди гостей быстрее, чем разум успевает заставить ее задуматься над сказанным. А потом она и не хочет думать об этом, увлекаемая в центр зала своим мужем - они танцуют еще долго, не только с ним, но и с другими гостями, даже со своим отцом. И только двое в этот вечер не составляют ей компанию - Темный Лорд и Люциус Малфой.
И весь вечер перед ее глазами его светлые волосы, которые, она почему-то знает, очень мягки на ощупь.
[nick]Imera Travers[/nick][status]oblivious[/status][icon]https://i.imgur.com/BsdPtp7.png[/icon][sign]
[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>имера треверс</a></b> ¹⁸<br> чистокровная леди, высокомерная и амбициозная волшебница, потерявшая часть своей <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=293" class="link4"><b>жизни</b></a><br><center>[/lz][fan]harry potter[/fan]

Отредактировано Tauriel (2019-04-18 16:26:30)

Они успевают попрощаться перед окончанием праздничного вечера. Имера долго еще помнит его взгляд и прикоснование его губ к ее руке, и от этого недоуменное недовольство закрадывается в душу, оставаясь еще очень надолго. Оно отравляет ее жизнь подозрительностью, обостренным вниманием к редким беспокойным взглядам матери, после общения с леди Алисией смотревшей на дочь как-то особенно сочувственно, к тому, как Адриану претит разговаривать о Малфое и его семье - от самой этой фамилии мужа кривит, - и как настойчиво Рудольфус и Эвинн, с которыми она часто видится в конце зимы и начале весны, ненавязчиво подводят любой разговор к Люциусу, изредка вглядываясь ей в глаза, будто желая в них что-то увидеть. И каждый раз разочарованно переглядываются, не подозревая, что она все замечает и все сильнее раздражается непонятной тайне, известной, кажется, всем, кроме нее.
Сны становятся ярче вместе с тем, как начинается ее замужняя жизнь. Счастливая, в некотором роде. Весь январь новобрачные проводят во Франции, в небольшом поместье недалеко от Лазурного берега - относительно скромное существование не омрачается даже близостью магглов, к тому же, Имере удается заняться делами семьи Эйвери. Встречи с относительно родственниками, проверка предприятий и заключение новых договоров, необходимых не только семье, но и Лорду - в Европе они находят немало сочувствующих делу Волдеморта, пускай относятся они настороженно - здесь еще жива память о делать Гриндевальда, и проявления откровенно радикальных идей господства чистокровных пресекаются самими же чистокровными. Никому не хочется новой войны, и Имере только с огромным трудом удается аккуратно, используя обаяние и красноречие, подвести аристократию к мысли о необходимости перемен.
В Британию они возвращаются с хорошим настроением, хорошими же вестями и свидетельствами о заключенных союзах. Темный Лорд остается доволен ею, и она видит в его необычных глазах близящееся дозволение на удар.
Ей всего лишь нужно доказать, что она во всех смыслах достойна заменить своего отца как часть даже не просто Пожирателей Смерти, а ближнего круга повелителя.

Но проклятые сны не дают ей покоя, изматывают, и какие зелья она не принимай, как не вытягивай воспоминания в попытке пересмотреть их в омуте памяти, ей не удается ничего понять. Видения не то прошлого, не то будущего - кто знает, ведь в роду матери были и прорицательницы, - терзают ее так сильно, что страстными ночами в их с мужем покоях она почти чувствует, как на его месте кто-то другой. Тот, светловолосый, с мягкими кудрями. Она почти чувствует чужой запах - родной почему-то запах, хотя и не знает его, не знает откуда он и зачем появился, и зачем мучает.
Частная консультация у личного колдомедика ничего не раскрывает. Имера не беременна, не больна и не при смерти, и эти сны-видения медик называет лишь реакцией на перемены в жизни. Он говорит, что во сне могут смешаться самые разные вещи и необязательно, что это нечто реальное, как былое, так и грядущее.
Что до общей мнительности, это он также списывает на повышенную нервозность и перевозбуждение - слишком многое произошло в крайне короткий срок, и неудивительно, что разум немного не справляется с нагрузкой.
Ей прописывают лечебные настои, снотворное и отпускают с наказом появляться у медика почаще - мало ли когда может открыться, что она ждет наследника.
С этим Имера спешить не собирается. Для начала, ей необходимо укрепить свою власть и обрести влияние. В высших кругах достаточно быстро становится известно о пока еще молчаливом противостоянии почтенного лорда Эйвери и не менее уважаемой молодой леди Треверс. За два месяца Имера добивается не столь многого как хотела, однако она понимает как никогда четко - в данном деле она не может действовать с наскока, резко ударяя по его позициям. Она действует иначе. Добивается расположения Темного Лорда, устраивает небольшие приемы с влиятельными женами аристократов, заключает торговые договора от имени Эйвери, но на деле привязывая это к себе. Прокладывает себе путь в Министерство Магии, пока еще строго враждебное Лорду, но имеющее свои слабости. Сама главная из них - министр магии, неспособная справиться с ситуацией. По Лондону ходят слухи, что долго она не прослужит, и самое главное для их дела - вовремя поставить на нужное место своего человека, и не столь важно кто это будет - один из своих или простая марионетка.
Все останавливается в день, когда высшее общество сотрясает весть о преждевременной гибели леди Малфой. После их с Люциусом холодного разговора на свадьбе, они не виделись - только обменивались деловой перепиской. В начале марта они с Адрианом получили приглашение на свадьбу Малфоя и Нарциссы Блэк. Предательская непонятная ей боль кольнула в сердце, снова зля одним своим существованием, причину которому Имера не могла найти. Но если и была злость, вся она исчезла, растворилась в рубиновой сладости дорогого вина, а после загнала остатки ее глубоко в душу, так далеко, как только могла - он не заслуживал ее злость, не заслуживал холода и отчужденности только потому, что рядом с ним ощущала себя странно.
На похоронах она почти не отводит глаз от него. Смотрит с неизменным сочувствием, с болью в сердце, обливающимся кровью - ей безумно жаль видеть Люциуса таким опустошенных, таким несчастным, и даже его отец, кажется, скорбит, пусть пытается держать лицо перед всеми. Ее еще успевает удивить присутствие Темного Лорда, но потом становится даже не до повелителя. Как только Имера оказывается рядом с Люциусом и слышит его безжизненный голос, она плюет на все приличия и предосторожности - молча отводит его в сторону, где никто их не увидит, и обнимает его, крепко и сильно, прижимает его голову к своему плечу и гладит, пользуясь их совсем небольшой разницей в росте. Пускай отстранится, пускай разъярится на нее за непозволительную вольной, ей все равно - ему плохо и это отражается в ней куда сильнее, чем могла себе представить.
- Мне жаль, - Имера искренне сочувствует ему и в своем сочувствии не замечает, как касается губами его холодного лба в поцелуе - и снова ей кажется, будто не раз прикасалась к нему так, будто не только ко лбу, но и к губам, и знает каковы они на вкус, как мягки и жестоки одновременно, как настойчивы и неумолимы.
"Да когда же это прекратится?!" - безмолвная мольба - все, что Имера себе позволяет в это мгновение собственной слабости. Но росток подозрения прорастает внутри, и позже, много позже, она еще подумает отчего так многое связано для нее с Люциусом.
Потому как сейчас, проводя пальцами по его волосам, она точно знает - это их видела в своих снах, их касалась.
- Имера, нам пора, - дрожащий от негодования голос Адриана нарушает их уединение. Супруг смотрит на нее неодобрительно, но понимающе - как бы то ни было, Люциус нуждался в поддержке, а она почти именовалась его другом и давно знакома была с почившей леди Малфой.
Потому Имера, отпустив своего бывшего извечного соперника, проводит ладонью по его идеально гладко выбритому лицу, целует его в щеку и шепчет, едва слышно:
- Если тебе понадобится помощь, только скажи. Ты не один, Люциус.
Вот только оставляет она его, все же, именно что одного.

Свадьба Рудольфуса и Эвинн подходит к концу, и на ней всех охватывает какое-то ожесточенное отчаянное веселье, даже яростное - танцы безумнее, алкоголь разлетается быстрее, чем планировалось, а разговоры сводятся к одному. Война началась, более ожесточенная и кровавая, чем ожидали в Министерстве. Нападения по магглов и грязнокровок участились, Черная метка стала символом страха и ужаса, и сторонники Волдеморта готовятся к новому витку борьбы. Они знают, теперь у Дамблдора и Министерства развязаны руки, а значит, стоит ждать и нападений авроров, и атак других сочувствующих светлых.
Потому праздненство становится будто бы последним глотком виски перед тем, как войти в пещеру с драконом.
Имера на свадьбе одна - Адриан отправлен Темным Лордом на север, в Скандинавию и Советский Союз, для поиска союзников. Леди Треверс этому немало удивлена, ведь не расчитывала остаться одна, как не думала и о том, что Лорд всеръез доверит столь важное дело импульсивному и не в меру привередливому Треверсу, но, судя по тому, как смотрел на нее повелитель, он как раз ждал оплошности Адриана. Но зачем? Какие игры ведет сам Лорд?
Впрочем, с каждым новым бокалом огневиски становилось все менее интересно и волнительно - Имере отчаянно хотелось насладиться краткосрочным отсутствием мужа и искренне порадоваться за друзей.
Ожидания оказались полностью оправданными. Такой свадьбы она никогда не видела и вряд ли еще увидит, разве что Малфои решать обойти Лестрейнджей в пышности события. Здесь были и анимаги, и индийские акробаты-огнеглотатели, и индейские шаманы со своей особенной природной магией, создающей невероятные по своей силе иллюзии. И это лишь малая толика развлечений, так что Имера не удивится, если окажется, что хранилище золота почтенного семейства несколько опустело.
Когда не находилась рядом с друзьями, прохаживалась между разными группами аристократов с неизменной улыбкой и участием. Ее родителей здесь тоже не было - они сослались на занятость, но Имера прекрасно знала, что отец не так давно повздорил с отцом Рудольфуса, что давало ей самой прекрасную возможность заполучить Лестрейнджа-старшего себе в союзники или, по крайней мере, в те, кто не станут мешать.
Люциус, вопреки ее опасениям, тоже появился во всей своей ледяной блистательной красоте. Последние несколько ночей перед свадьбой он снова снился Имере, и в этих снах невинными поцелуями и прикосновениями они не ограничивались. Кажется, они были в какой-то ванной или рядом с бассейном, но важно здесь не это. Важно то, чем они занимались.
Сны возбудили ее до предела, а под рукой даже не было мужа, чтобы удовлетворить потребности, поэтому на празднике она появилась раздраженной, скрывая это за непроницаемо вежливым выражением лица, но, тем не менее, не избавившись от самого чувства. Ответы на причину подобных снов она так и не могла найти. Они были, эти видения, и слова колдомедика, дескать, все скоро пройдет, никак не взались с тем, что ничто не заканчивалось, сколько бы успокоительных настоев она не пила перед сном. И она отчетливо понимала - это не были просто какие-то видения. Ни один сон не мог быть настолько подробным, настолько ощутимым и, в то же время, отчасти мутным. Это были либо воспоминания, либо она сходила с ума, и, черт подери, ей надоело все это.
С того самого мгновения, как она вышла из Хогвартс-экспресса и увидела страдающий взгляд Малфоя, с ней стало что-то не так. А значит, что-то произошло.
Либо с ней что-то сделали. И сделал это либо ее отец... либо Малфой.
Наверное, потому, увидев Люциуса одиноко сидящим в одной из галерей, Имера решилась подойти к нему, улыбаясь несколько томно, но не так, чтобы это вышло за пределы приличий. Пока что. Малфой был столь же пьян, как и она, и, видимо, только что отпил еще немного огневиски из стакана - он облизал губы будто нарочито медленно, отчего Имера чуть не вздорнула, мгновенно вспомнив что он делал этими губами и языком в ее снах.
"Твою..." - ругательство даже в мыслях не успело закончиться, как она встала рядом с ним, невольно поправив небесно-голубое платье так, что оголилась нога до самого бедра - соблазнительный разрез, точно рассчитанный для конкретного человека, - и протянула свой бокал с явным намерением произнести тост.
- За лорда и леди Лестрейндж!
Жар алкоголя снова потек по венам, разрушая последние преграды перед тем, что она намеревалась сделать.
- Люциус, - Имера села рядом с ним и поняла, что ее руки дрожат, а слова не идут, как должны бы. Проклятье, да она ничего в своей жизни не боялась, а тут не могла и слова произнести! "Соберись же, давай", - но что, если он назовет ее сумасшедшей и более никогда не пожелает заговорить? Или, если он действительно ответит на ее вопросы? Что тогда?
"Нет, я должна, ради себя и своего здравомыслия", - Имера глубоко вдохнула, медленно выдохнула и все-таки произнесла:
- Я вижу тебя в своих снах. Я вижу тебя в видениях того, его не помню или чего не происходило, но знаю почему-то, что это было. В моих снах мы... близки. Очень близки. Настолько, что я точно знаю какие шрамы на твоем теле, где у тебя родинки. Но я ничего этого не помню. Или оно не существовало. Но я чувствую, что схожу с ума. Я продолжаю видеть тебя, чувствовать твои ладони на моем теле, когда на самом деле это руки моего мужа. Скажи мне... - она поднимает голову и смотрит на него прямо и с бесконечной болью, потому как ей надоела эта своя слабость. Она не должна думать о нем, она не должна проводить целые ночи без сна, лишь бы не видеть его, чужого жениха, и не целовать его там, в темноте ночи, слыша отзвуки легких волн. Имера всего лишь хочет обрести себя обратно, вырваться из цепей этого безумия, но не знает как это сделать. По правде говоря, она даже не знает что хочет от Малфоя.
- Скажи, что мне делать? Я разрываюсь в этом безумии, я так не могу. Я вижу взгляды моей матери, Рудольфуса, Эвинн, твои, и мне все время кажется, будто вы что-то скрываете от меня, и я так больше не могу. Скажи мне, я безумна?
[nick]Imera Travers[/nick][status]oblivious[/status][icon]https://i.imgur.com/BsdPtp7.png[/icon][sign]
[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>имера треверс</a></b> ¹⁸<br>чистокровная леди, высокомерная и амбициозная волшебница, потерявшая часть своей <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=293" class="link4"><b>жизни</b></a><br><center>[/lz][fan]harry potter[/fan]

Отредактировано Tauriel (2019-04-18 16:26:53)

Она смотрит на него внимательно, пронзительно, словно пытается увидеть саму его душу, сокрытую от нее темным туманом. Она смотрит и не понимает, не верит ему, не хочет верить. С ним что-то не так, он недоговаривает, скрывает от нее что-то, не иначе! Как уличить его в этом, если все, что она описала - лишь сны? Или он все-таки прав и ничего не было? И все то, что безжалостно терзало ее, только плод разыгравшегося воображения? Все это - отголоски ее потаенных желаний либо ее собственное безумие, потому как с каждым его словом она удостоверяется лишь в том, что да, она безумна. Что начисто спятила, живя в каком-то своем собственном мирке, никому неизвестном, сокрытом, закрытом, ведь внешне по ней и не скажешь, что что-то гложет ее, разрывает сердце на части. А оно обливается кровью, застывает, а потом бьется словно крылышки снитча, миг спустя снова останавливаясь - и Треверс, бывшая Эйвери, повзволяет себе ладонью коснуться лица Люциуса, наклониться к нему, так близко, что видна каждая его ресница и тончайшие капилляры глаз.
Так близко, что пожелай она - и узнает, так ли сладки эти влекущие губы, как видела в своих снах.
Она смотрит на него обреченно, потому что не понимает что с ней происходит и почему он говорит, будто она не безумна. Почему его глаза притягивают ее, почему они так печальны, словно сам себя убеждает в своих же словах?
Она смотрит на него и каким-то седьмым чувством осознает, что он лжет ей. Потому что она не любит своего мужа. Потому что она не счастлива с ним и никогда не будет счастлива, и никогда не сделает его счастливым - Имера знает это, чувствует слишком хорошо, видя в Адриане зачатки того, что не намеревается терпеть в будущем. На одной только страсти семью не построишь, и хотя пока она держит его на коротком поводке достаточно крепко, вскоре они отдалятся и из супругов превратятся в сожителей. Дальше же гадать не надо было. Он заведет себе любовницу, конечно же тайную, чтобы не опорочить честь своей жены и не вызвать ее праведный гнев, а сама Имера с головой уйдет в служение Темному Лорду и дела двух родов - Эйвери и Треверсов. Она забудет о себе, как о женщине, станет хладнокровной и беспощадной главой семьи, одной из лучших соратников Волдеморта. Но найдет ли в том счастье? Едва ли.
- Зачем ты говоришь это? - голос ее тих и слаб, хотя внутри бушует беспощадная ледяная буря, отголоски которой видны в ее взгляде. "Зачем ты врешь?" - и знать бы что же ее гневит больше - то, что сны оказываются лишь снами, или то, что она не верит, будто это всего лишь сны.
Но легче, наверное, так. Легче принять его слова, поверить им, поверить в сказанное Люциусом, вглядываясь в серебро его глаз и видя там мольбу. "Поверь, забудь", - заклинают они, умоляют ее.
Забудь о его губах на твоей шее, о его руках на твоих ягодицах, о его языке там, где приличной даме не следует думать. Забудь о его шепоте в твоих мыслях, забудь о его ласках и прикосновениях... "Боги, я взаправду безумна", - ведь не сможет нормальный человек в здравом уме и памяти подобное выдумать до самых мелких деталей.
Но во сне возможно все, что угодно, а значит, это и правда всего лишь сны. Безумные, невероятные, но сны.
И Имера, бесконечно уставшая от всего этого, все-таки верит и забывает, силой заставляя себя отмести все подозрения, все тревоги и беспокойства. Отмести чувства, возникающие при одной только мысли о Малфое. Она закрывается от Люциуса резко, стремительно, так, что у самой на миг выбивает дух - становится сложно дышать.
Она захлопывает тяжелые чугунные врата своего сердца, чтобы, наконец, прийти в себя и отринуть все, что мешало ей идти вперед. Все эмоции и чувства, до которых только способна дотянуться, которые способна убрать из своей жизни до поры до времени. А вместе с этим, буквально чувствует, как лед толстой коркой покрывает все то, что раньше пылало ярким нестерпимо горячим пламенем. Как то затухает, сменяется морозными туманами и пронзительными холодами.
Имера больше не хочет чувствовать вообще ничего. Так легче. Так гораздо проще. Не беспокоиться, не жалеть, не любить, не печалиться, не злиться. Быть ледяным изваянием, существующим подле других людей.
По крайней мере, так легче сейчас.
На холодном безразличном лице появляется улыбка - столь же холодная, - когда Имера отнимает руку от его лица, выпрямляется, встает со скамьи и поправляет платье, коря себя за недопустимую вольность не только в общении с Малфоем, но и во внешнем виде. Какая из нее леди сейчас, - пронимает недовольством и досадой, но все же сильнее ровное спокойствие, которое после излишней эмоциональности кажется неестественным. Чуждым. Но спасительным.
- Благодарю тебя, Люциус, - голос ее донельзя церемонен и сух. Пропала надрывность и чувственность - им не место здесь и сейчас в ее речах. - Ты очень помог мне.
И звучит это так безлико, что она сама себе глубоко внутри, там, куда насильно спрятала все, что делало ей больно, удивляется - с ним, да вот так?
- Прошу извинить меня за эту сцену. Мне искренне жаль, что тебе пришлось услышать это и надеюсь, что подобная фривольность не повлияет на отношения между нашими семьями.
Действительно, это было бы крайне неудачно для них.
- Пожалуй, я потратила достаточно твоего времени. Более я тебя не потревожу, - "с таким - никогда".
Имера уходит, не протягивая руки, не прощаясь, не оглядываясь. Ей есть о чем подумать и что принять в себе до конца. Ей есть с чем смириться и есть от чего, наконец, освободиться, оставляя здесь, в полутемной галерее поместья Лестрейнджей.
И от кого.

На свадьбе Малфоя и Нарциссы Блэк она не появляется, заранее упросив Лорда отправить ее далеко на восток - на сей раз молодоженов от имени семьи Треверс поздравляет Адриан.
В день бракосочетания Имера смотрит на прекрасный средиземноморский закат и усиленно старается не думать о Люциусе. Но предательское сердце не пойми с чего упрямо и яростно бьется в своей ледяной скорлупе.
Только пробить ее не под силу уже никому.

А в августе семья Треверс объявляет о том, что леди Имера ждет ребенка.
[nick]Imera Travers[/nick][status]oblivious[/status][icon]https://i.imgur.com/BsdPtp7.png[/icon][sign]
[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>имера треверс</a></b> ¹⁸<br>чистокровная леди, высокомерная и амбициозная волшебница, потерявшая часть своей <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=293" class="link4"><b>жизни</b></a><br><center>[/lz][fan]harry potter[/fan]

Отредактировано Tauriel (2019-04-18 17:44:10)

Имера на восьмом месяце беременности и окружена такой заботой и любовью всех и вся, что хочется выть от раздражения и бессилия. Магия бурлит, порой сбоит и не повинуется ей так, как хотелось бы - колдомедики все как один заявляют, что это признак здорового сильного малыша и правильно протекающей беременности. Ей категорически запрещено волноваться, много ходить и всячески перенапрягаться.
Адриан практически все время рядом - Лорд больше не посылает его в долгие путешествия, но иногда дает задания, по причине которых супруг отсутствует два-три дня, и за это проявление своего рода понимания Имера готова беспрестанно благодарить повелителя. Потому как муж действует ей на нервы своим обострившимся собственничеством и чрезмерной навязчивой заботливостью. Да, это она все еще глава их семьи - это известно, кажется, всем, - но из-за ребенка она уязвима как никогда.
Нет, не "из-за". Ожидание малыша приносит ей огромный дискомфорт, однако понимание того, что внутри нее растет ее дитя - ее часть, кровь от ее крови, - перевешивает все плохое. Имера часами подбирает цвет стен в детской комнате, готовит книги, которые будет читать малышу, чем бы тот ни был - мальчиком или девочкой. Ей почему-то кажется, что родится дочь, и имя ей выбирает сидя в зимнем саду одним теплым осенним вечером. "Луция", - и ей глубоко безразлично непонимание в глазах Адриана, когда оглашает ему решение. Он, разумеется, пытается мягко переменить ее мнение, да только за полгода совместной жизни он свыкся с тем, что супругу не так-то просто разубедить в чем-либо.
Легче согласиться, приобнять и дальше продолжать заниматься своими делами, пока та проверяет корреспонденцию или отвечает на письма.
И все кажется достаточно спокойным и относительно мирным. Успевают утихнуть разговоры о свадебном торжестве Малфоев - она, разумеется, преувеличенно холодно реагирует на рассказы мужа об увиденном, и спешно убеждает себя, что ей все равно, а потом, с вестью о ребенке, понимает, что так оно и есть. С Люциусом ее связывает только учеба в Хогвартсе, дружба их родителей и партнерские отношения, а также служба Темному Лорду - более ничего.
Сны отступают, исчезают, повляясь настолько редко и тускло, что она не обращает на них большего внимания, чем на остальные. Постепенно Имера приходит к осознанию того, что Малфой был прав. Это только сны, никак иначе. Ведь, действительно, что она придумала себе? Что между ними могло что-то быть, а потом она об этом внезапно забыла? Тут скорее поверишь в игры собственного больного сознания, чем в этот бред. И когда леди Треверс приходит, наконец, к этой мысли окончательно и бесповоротно, груз с души падает, ей становится гораздо легче. Она освобождается от пут, которыми сама себя связала, и чувствует себя почти счастливой.

Но никакое счастье, даже мнимое, не длится долго.
Имера не слышит увещеваний мужа и его просьб остаться дома - срывается с места, трансгрессируя в больницу Св.Мунго, едва слышит о произошедшем, и даже постыдной слабости, вызванной беременностью, не позволяет остановить от решительного шествия по коридорам больницы. Адриан едва поспевает за ней, пытается еще уговорить возвратиться в поместе, но его она даже не слушает.
Видя же Лестрейнджа и Малфоя, застывает, не в силах сдвинуться с места.
Рудольфус замечает ее первым. Его безумный взгляд останавливается на ее застывшем лице, и маг сам замирает, удерживаемый Малфоем у стены.
- Адриан, оставь нас.
- Имера, я...
- Уйди! - голос с тихого почти шепота срывается на почти крик, полный строгости и непримиримости, и Треверс, яростно выдохнув, уходит обратно к приемному отделению. Когда последние шаги затихают, Имера говорит:
- Отпусти его, Люциус, - не дожидаясь, пока тот выполнит сказанное, она подходит ближе к Лестрейнджу, сгорбившемуся, посеревшему от яростной тоски и неверия. И тогда осознание произошедшего накатывает девятой волной бушующего шторма и на нее, и, несмотря на всю выдержку, она чувствует, как слезы льются по бледным щекам.
Имера ничего не говорит - обнимает друга крепко, гладит ладонью по его напряженной спине и растрепанным волосам, только смотрит на Люциуса, почти не моргая. Вспоминается день похорон его матери - такой недавний, а вместе с тем, словно в другой жизни произошедший. Как его обняла тогда, как пыталась утешить и сказала то, во что даже после всего произошедшего не переставала верить.
То же говорит и сейчас, чувствуя, как от боли все внутри скручивается хуже, чем от Круциатуса - она любила Эвинн, свою давнюю подругу, единственную, почти сестру. Теперь же ее нет. Ее убили. А ее муж остался жить с вечной раной на сердце. Такой, которая не закрывается даже с годами.
- Ты не один, Рудольфус, - пускай сейчас ему кажется обратное, - ты не один. Мы с тобой, слышишь?
А затем, тише и темнее, почти чувствуя на своем лице серебряную маску, добавляет:
- Мы найдем тех, кто это сделал, и отомстим за Эвинн, - пускай погибла не только она, но и Абраксас Малфой, и другие маги, ей все равно, даже если следовало бы принести соболезнования Люциусу. Правда, зная его, этой смерти он точно не огорчится. "Теперь ты свободен", - тогда как ей самой еще только предстоит освободиться.
Боль неожиданно нарастает, охватывает ее, и, даже обхваченная руками Лестрейнджа, Имера чувствует, как ее ведет куда-то в сторону. Перед глазами все перемешивается в какой-то странный затуманенный калейдоскоп, боль ударяет в голову, ноги слабеют.
Она не успевает даже ничего толком подумать, как хорошо знакомая подруга-тьма накрывает разум.

У нее сын, и преждевременные роды спустя десять дней после гибели Эвинн выматывают Имеру настолько, что она почти неспособна радоваться его рождению. После обморока ее оставили в больнице под бдительным надзором, не дав даже отправиться на похороны леди Лестрейндж. Как она ни возмущайся, медики оставались непреклонны, и Имера злится на себя и нерожденное дитя за несвоевременную слабость. В то же время, она боится за его здоровье, так что, несмотря на протесты, выполняет все указания неукоснительно.
Впервые взяв малыша на руки, она не может не улыбаться, когда видит на лице младенца свои собственные глаза, внимательно и серьезно глядящие на нее, мол, ну, здравствуй, мама, давай знакомиться теперь как следует.
- Аврелиус Эвиан, - она дает ему имя раньше, чем Адриан успевает сказать хоть слово. Впрочем, новоиспеченный отец настолько счастлив, что не обращает на это внимание. А все, о чем успевает еще перед долгожданным сном подумать Имера, это то, что Аврелиус Эйвери звучало бы куда красивее.

Покинуть больницу им позволяют через день - малыш в полном порядке, хотя родился чуть раньше срока, а в Имере столько восстанавливающих и тонизирующих зелий, что она хоть сразу готова отправляться на поле боя. Поздравления и подарки от друзей и знакомых они с Адрианом договариваются просмотреть чуть позже - их много и это потребует немало времени.
Первые проблемы начинаются, едва они переступают порог поместья и пытаются решить кого именовать крестными своего первенца. Первоначально они собирались сделать ими Лестрейнджей, но теперь... придется менять решение.
К ее огромному удивлению, Адриан сам предлагает Малфоев. Имера достаточно дружна и с Люциусом, и с Нарциссой, которой лорд Треверс вообще приходится кузеном по матери. Так что выбор, как ему кажется, очевиден. Но Имера отчего-то противится этому. Она сама не знает отчего, и не может объяснить причину подобного неприятия, но когда Адриан впервые решает проявить свою волю и отсылает в Малфой-мэнор сову с предложением, леди Треверс по женскому обычаю перестает с ним разговаривать и всячески игнорирует до самого появления гостей в их поместье. Благо, ей есть чем заняться - Аврелиус очень спокоен и тих, пока не нуждается во внимании сверх того, что ему оказывает она и эльф-нянька, поэтому у Имеры есть время и на другие дела.
В том числе, на попытки узнать кто стоит за столь наглым убийством полудюжины представителей аристократии. Первоначальные сведения указывают на действия не то кого-то из последователей Дамблдора, не то на руку Министерства, однако вскоре вторая версия оказывается отклонена - их шпионы наверняка успели бы что-то узнать заранее. Остается только Дамблдор и его Орден Феникса, в котором собрались очень разные личности, способные и на такую откровенную провокацию, призванную вынудить Пожирателей действовать. Значит, это мог быть кто-то из членов Ордена. Это сужает круг поиска хотя бы немного, что уже легче.
И Имера начинает копать.

- Это были МакКинноны, - когда Малфои прибывают в их поместье на небольшой ужин, почти семейный, Имера отводит Люциуса в сторону, пока Адриан показывает Нарциссе сына. - Судя по всему, по приказу Дамблдора, хотя я бы не удивилась, если они попытались действовать сами, - на приеме присутствовали Пожиратели, убившие кого-то из родственников Марлин МакКиннон, вот она и решила отомстить через третьи руки. Тем более, что место, где проходил прием, видимо, было ей заранее известно. И это уже необходимо сообщить повелителю - в их рядах есть шпионы.
- Мы должны отомстить, - за смерть Эвинн ответит вся семья этой предательницы крови. Уж Имера об этом точно позаботится.
[nick]Imera Travers[/nick][status]oblivious[/status][icon]https://i.imgur.com/BsdPtp7.png[/icon][sign]
[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>имера треверс</a></b> ¹⁸<br>чистокровная леди, высокомерная и амбициозная волшебница, потерявшая часть своей <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=293" class="link4"><b>жизни</b></a><br><center>[/lz][fan]harry potter[/fan]

Отредактировано Tauriel (2019-04-18 23:20:51)

- Мы займемся этим, - твердо поправляет она, не пряча горящую в глазах ярость. Эвинн была дорога и ей, а МакКиннонов достаточно, чтобы каждый утолил жажду мести. Расплата будет жестокой и кровавой, она станет показательной для всех тех, кто считает себя в силах выступить против них. Имера проследит за тем, чтобы вести дошли до всех причастных, до каждого члена Ордена Феникса и каждого аврора, жаждущего поймать одного из Пожирателей.
Неожиданная смена темы если и удивляет Имеру, она этого не показывает. Легкая улыбка, нежная, что поразительно конрастирует с давешней кровожадностью на лице, зарождается во взгляде и на губах. Малыш Аврелиус пока похож на нее, и оставалось надеяться, что так будет и впредь. От Адриана ему, кажется, досталась только фамилия, зато все остальное от нее, его матери. Это радовало, грело ее самолюбие, словно одно только отличие внешности ограждало сына от схожести с отцом. Глядишь, по характеру тоже пойдет в нее. Тогда-то ей точно нечего будет беспокоиться за будущее семьи.
Однако Малфой не ограничивается очевидным, добавляя нечто, на ее взгляд, совершенно лишнее. Может, услышь она это тогда, на свадьбе Лестрейнджей, и все сложилось бы в ее жизни иначе, а у сына был бы другой отец... "Что за бред? Нет, никаких других отцов, ничего бы не было. Тем более, что ничего и не случилось", - но отрицать, что волнение предательски закрадывается в сердце, она не смеет. Поворачивает голову к мужчине, смотрит на него неприлично долго, внимательно, пытаясь разглядеть на его лице что-нибудь, что укажет на... что?
"Будь ты проклят, Малфой", - очередная смута в душей ей ничуть не нужна. Но она уже зарождается, будто не закрывалась, будто не позабыла о неисполнимом, не отпустила невероятное.
- Должно быть, ты встречал не так много глаз, - усмехаясь по-особому, по-своему - кривовато и чуть насмешливо, - Имера продолжает смотреть на Люциуса, одновременно пытаясь справиться с самой собой. Ей хочется... да не знает она чего хочется. Снова из глубины души поднимается выше потревоженый ил - черт подери, почему рядом с Малфоем все всегда так сложно?!
- Люциус, - она отворачивается от него, смотрит на мило воркующих над ее сыном Адриана и Нарциссу, - заходи в гости почаще.
Тогда, год назад, когда они ехали из Хогвартса в Лондон, она думала, что грядут тяжелые времена. Что многое изменится и наряду с хорошим будет случаться и плохое. Этот год оказался переполнен и тем, и другим. Может быть, слишком много перемен для них. Может, это только начало. Но как никогда четко она понимала одно - ей нужен тот, на кого она сможет положиться. Да, она сильна и в ее руках немало власти, а перед ней открыты многие двери. Однако, Имера не всегда сможет действовать в одиночу, а полагаться на мужа не может хотя бы потому, что ему так и не научилась доверять. Он больше говорит, чем делает, и для него действия напоказ всегда важнее реальности.
Малфой нужен ей. Как друг, как соратник. Как близкий человек, понимающий ее порой даже просто по взгляду. Прочь все лишнее, прочь то, что остается между ними неразрешенным темным облаком разногласий, обид и замалчиваемых желаний.
Она предлагала ему не просто дружбу, а союз - и надеялась, что ей не ответят отказом.
Потому как Люциус ей действительно был нужен.
И иногда казалось, что он ей необходим куда сильнее, чем она представляла.

Темный Лорд дает добро, после чего дело двигается весьма быстро и стремительно - МакКиннонов они атакуют втроем, скрытые масками Пожирателей. Большая часть семьи, собравшейся в рождественский вечер на праздничный ужин, умирает относительно быстро. Те же, кто непосредственно относились к гибели Эвинн - четверо человек, трое из которых был людьми Дамблдора от и до, - еще достаточно долго остаются в живых.
Темницы Малфой-мэнора поглощают все крики, но Имера еще долго будет их вспоминать с безумной жестокой улыбкой.
Жаль только, что горечь потери эти смерти нисколько не уменьшили.

Наступает февраль 1972-го. У отца День рождения, ему 48 лет, и семейное праздненство собирает в поместе Эйвери небольшую группу людей - только самых близких. Сын остается дома под присмотром эльфов, после полуночи к нему возвращается Адриан и ее мать, гости расходятся, а Имера решает на ночь остаться у отца. Брат в школе, он на втором курсе и успешно третирует гриффиндорцев, прослыв настоящим хулиганом, так что леди Треверс может представить какие наказания его ожидают по возвращении. Впрочем, в случае с братом она только за определенные меры воспитания. Главное, чтобы не как с ней.
С этого и завязывается их с отцом спор. Они остаются одни в его кабинете, за стаканом огневиски поначалу обсуждают насущные семейные дела, а затем лорду Эйвери не нравится как дочь ему отвечает и он решает по-старинке попытаться напомнить ей о хороших манерах.
Обвинения и оскорбления летят одни за другими, сдерживаться никто не намеревается. Их столкновение выходит из-под какого-либо контроля ровно в тот момент, когда он говорит, что жалеет о том, что дочери не было на том приеме, котором погиб Абраксас и Эвинн, и раскрывает свое участие в случившемся.
- Это сделал я. МакКинноны стали отличными пешками, - он улыбается, пытаясь задеть ее атакующими заклинаниями, но неизменно натыкаясь на непробиваемый щит, - я хотел избавиться только от Малфоя, а остальные это лишь побочный эффект. Разумеется, было бы неплохо, если бы не только ты, но и твой обожаемый Люциус последовали за Абраксасом, но что поделаешь. От тебя я избавлюсь сегодня.
- Вы же были друзьями!
- Мы? После того, что вы устроили два года назад? Из-за вашего проклятого романа я лишился возможности отдать тебя подороже и лишился поддержки Малфоя! - Леннард презрительно кривится, в его глазах отсвечивает красная вспышка ее заклинания, которое он отбивает с легкостью - но она и не старается, изумленная больше, чем злая на него. - Если бы не эта ваша великая любовь, ты бы вышла за Лестрейнджа, а наш род получил бы доступ к их хранилищам золота. Но нет, ты должна была все испортить!
- О чем ты? Какая любовь?
- А, так это правда? - их схватка приостанавливается, едва лорд Эйвери сгибается пополам от смеха, пока Имера смотрит на него, застыв на месте. Что он имеет в виду? Какой к черту еще роман? Какая любовь? Что правда?
- Ха, я и не думал, что у Люциуса хватило силенок действительно это сделать. Думал, Алисия соврала, а вы притворяетесь. Что же, так даже лучше, - отсмеявшись, он распрямляется, смотрит на нее высокомерно и насмешливо, как на нечто недостойное и жалкое, а в глазах сверкает торжество.
- Он стер тебе память. Вы крутили роман на протяжении полугода, думая, что никто ничего не узнает. Твой брат увидел вас и написал мне. Естественно, шансов у вас никаких не было - я и Абраксас еще до нового года знали о вас. Тогда я отдал тебя за Треверса, а Люциусу навязали эту Блэк. А потом Малфой решил проявить милосердие и стер тебе память, видимо, из жалости к тебе.
- Я тебе не верю, - но ведь сразу поверила, разве нет? Ведь сразу вспомнила события весны прошлого года, свадьбу и его взгляды. Свои сны, слова Люциуса, то, как отстраненно он пытался держаться с ней.
"Он стер мне память", - а она думала, что сходит с ума. И соврал ей! Соврал, глядя в глаза, а она поверила! Как он мог?!
Боль выбила дух из нее настолько резко, что Имера не реагирует больше на отцовские движения - зря. Его Круциатус выворачивает ее наизнанку, тянет жилы, вгоняет раскаленные иглы под ногти и в каждый свободный участок кожи. Имера падает, ударяется плечом о чудом оставший целым крепкий стол, но этого не чувствует - ее охватывает безумие; агония длится невозможно долго.
[indent] ...я знаю, кого выберу из списка своего отца… и я не отступлюсь...
Сердце не может выдержать такое, разум отказывается воспринимать окружающий мир, и она кричит - громко, раздирая ногтями собственное горло, скребясь пальцами по груди, только бы вырвать себе самой сердце и умереть, избавляясь от страдания. Ей кажется, она горит заживо, лежит в лаве, медленно превращаясь в обугленный труп...
Пытка обрывается на миг. Она словно сквозь толщу воды слышит вопрос:
- Ну что, вспомнила? Нет? Так вспоминай! - и снова ее разрывает от боли, ломает каждую кость под многотонным весом, раскраивает череп и режет мозг затупленным ржавым ножом.
[indent] ...любить я тебя тоже не должен...
Она кричит, каким-то самым дальним уголком разума зная, что ей никто не придет на помощь, никто не спасет и не прекратит это.
[indent] ...я всегда буду только твоей...
Кажется, она не сможет вытерпеть еще дольше. Ее жилы вытягивают, прижигают раскаленным добела клинком и им же снова режут, пронзают, бьют, истязают, словно бесчувственную бессильную куклу.
[indent] ...никогда не перестану любить тебя, девочка моя...
Не остается ничего, что не болело бы, не страдало бы в ней. Каждая придуманная человечеством пытка - все разом используются на ней, а она все кричит и кричит, и никак не сдастся, то ли из упрямства, то ли из того, что живуча - и как же хочется умереть, наконец, только бы прекратилось это все! "Пожалуйста, я больше не могу, я не могу! Сжалься! Умоляю!" - все в голове, от каждой такой мысли сильнее страдающей.
[indent] ...обливиэйт...

Отец останавливается, с победой смотрит на нее, а все, что она может - сжаться в комок прямо на полу жалкой тенью самой себя, не веря тому, что боль прекратилась, ожидая новой волны страдания, новых истязаний. Телу больно, разуму больно, но больнее всего - душе, потому как она вспоминает. Все - долгие вечера перед камином в гостиной Слизерина, жаркие ночи в ванной старост, крепкие объятия и разговоры, полные любви. Она вспоминает все без остатка, и какая-то часть ее хочет лучше еще сотню раз пережить Круциатус, чем вспомнить утерянное.
Чем понять что на самом деле потеряла.
От прикосновения чужой ладони к своей голове Имера вздрагивает всем телом, отшатывается и пытается вырваться из крепкой хватки на волосах - все тщетно. Отец улыбается ей презрительно, заставляет ее поднять голову и посмотреть на него, пока она дрожит от конвульсий и спазмов, скручивающих организм.
- Вот твое место, Имера. У моих ног. Ты слаба и никчемна, а еще пыталась превзойти меня, занять мое место подле Лорда, - он отпускает ее, чуть не плюя на пол рядом с ней, и отходит, поворачивается к ней спиной, явно намереваясь произнести какую-то речь.
Это становится его роковой ошибкой - посчитать, будто победил.
Ярость и боль всецело владеют ею, и пускай слабость еще сильна, Имера больше не станет ждать - она быстро дотягивается до своей палочки, наставляет ее на спину отца и произносит, не разумывая ни секунды:
- Авада Кедавра! - зеленая вспышка на мгновение освещает темный полуразрушенный кабинет. Раздается громкий звук падающего тела, чему Имера, несмотря ни на что, улыбается. "Наконец-то", - мысль, будто пьяная, появляется, ненадолго задерживается и исчезает среди расплывающихся отрывков покидающего ее сознания.
Последнее, что помнит Имера прежде, чем отключиться здесь же, на полу, истекая кровью, это домовик, которому она приказывает любой ценой привести на помощь единственного пришедшего на ум человека.
Не мать, не мужа.
Малфоя.
[nick]Imera Travers[/nick][status]oblivious[/status][icon]https://i.imgur.com/BsdPtp7.png[/icon][sign]
[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>имера треверс</a></b> ¹⁸<br>чистокровная леди, высокомерная и амбициозная волшебница, потерявшая часть своей <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=293" class="link4"><b>жизни</b></a><br><center>[/lz][fan]harry potter[/fan]

Отредактировано Tauriel (2019-04-19 02:52:23)

Она вспоминает. Сны вновь ярки и полны картинок того, что, она теперь знает, не назовешь безумными видениями. Нет, всё правда. Всё было, действительно, и распахнув глаза Имера несколько долгих мгновений смотрит на полог кровати, видя отнюдь не ее - перед ее глазами прошлое, сладкое и одновременно столь горькое, что слабовольно хочется возвратить спасительно забвение обратно.
Только бы не помнить.
Но она вспоминает, и во взгляде, которым обводит комнату в попытке осознать где находится, появляется невиданная доселе мука - он здесь, рядом с ней. Дремлет, положив голову на грудь. Невозможно родной, близкий, свой - и столь же невероятно далеки. Чужой.
О, она злится. Ярость взивается внутри несдержанным слабой рукой заклинателя Адским пламенем, пожирая все, до чего способна дотянуться. Всё переворачивается с ног на голову, но, вместе с тем, становится настолько кристалльно чистым и ясны, что Имера готова рассмеяться - истерически, громко, измываясь над своей собственной душой и сердцем, не говоря о разуме, видимо, отсутствующем. Ведь все доказательства были перед ней. Она могла понять, должна была понять почему он стал так резко отстранен и холоден при виде школьной подруги, почему Рудольфус порой заглядывал в ее глаза с надеждой, мигом тающей последними весенними снегами под жарким солнцем. Почему Эвинн первое время постоянно злилась на Люциуса, сменив гнев на милость только после свадьбы своей подруги.
Ее сны не были плодом больного разума, хотя, в какой-то мере именно таковыми они и были - видимо, заклинание сработало не совсем верно, и это было бы поводом высмеять навыки Люциуса, да только разве тогда, в купе Хогвартс-экспресса, он мог подумать, что так случится?
А думал ли он вообще о чем-то, кроме себя?
И гнев распаляет пламя внутри, подстегивает поднять, дать Малфою пощечину, схватиться за палочку, но Имера так слаба, что может лишь моргнуть, глядя на мужчину. "Он пришел ко мне на помощь", - это не было оправданием содеянному. Он лишил ее памяти, лишил ее части жизни - самой лучшей части, - и думал, что так станет кому-нибудь из них легче. Что так легче станет ему самому, что бы там он ей не мог сказать потом о ее собственном благе, о ее счастье. Потому что она ему не верит.
"Мерлин, он стер мне память!" - гнев бурлит внутри, требует выхода, требует возмездия и справедливости, и Малфою стоит быть бесконечно благодарным ее слабости - все, что она может, прожигать его, спящего, взглядом.
Как он мог так с ней поступить? По какому праву он решил, что может такое сделать? Да как вообще до такого можно додуматься!
От возмущения и обиды перехватывает дыхания, а безмолвные рыдания, неминуемо застывшие в больном горле, почти вырываются наружу - Имера пока сильнее, она сдерживается, борясь с подступающей заново дурнотой.
"Это всего лишь сны", - сказал он тогда, когда она сходила с ума, ночами видя отрывки воспоминаний. "Забудь", - сказал он тогда, глядя ей в глаза и продолжая лгать.
"Ты предал меня", - слезы все же срываются, молчаливые и нескончаемые. Имера не может даже всхлипнуть - сейчас не хочет, чтобы Малфой просыпался. Она не хочет, чтобы видел ее такой не потому, что понимает на какие страдания это обречет его самого, но потому, что не желает быть еще слабее перед ним. Достаточно она уже открылась ему, достаточно себе позволила. Она позволила себе полюбить этого человека, обещала ему быть рядом с ним и слышала подобные же обещания в ответ. Она клялась не покидать его, клялась самой себе ничего не забывать, но он решил все за нее. Не оставил ей выбора.
"Потому что хотел как лучше", - прохладная спокойная мысль сродни холодной материнской руке на лбу - успокаивает, унимает хоть малость. Имера считает себя умным человеком и начинает думать, неимоверным усилием воли отстраняясь от эмоций, гася пламя в душе, где тому почти удалось испелелить ее. Сжечь до тла, не оставляя ничего.
Да, Люциус предал ее, предал их любовь и отныне навсегда предал ее доверие - о том, почему тогда позвала на помощь именно его, думать сейчас не хотела. Так или иначе, он предал ее, посчитав, будто так станет легче. Решил сыграть в проклятого рыцаря, избавляя свою даму от страданий, но не избавляясь от них самому. Словно она бы не справилась, не смогла - и это, Имера понимает, злит ее больше всего.
То, что он посчитал ее слабой. Она уверена, в его действиях было определенной доли благородство, не говоря уже о благих намерениях.
Но он все решил и сделал сам. Сам стер ей память, сам страдал в одиночестве, сам пытался отгородиться от нее за стеной холода и отрешенности, сам уверил ее в том, что ей только кажется всё, что это лишь сны и ничего больше.
Сам приходил ей на помощь, сам поддерживал ее, сам сидел сейчас перед ней, ожидая ее пробуждения и не подозревая, что она все вспомнила.
Потому что он сам стер ей память и не хотел, чтобы она страдала.
Дикая тоска и боль скручивают ее не хуже пыточного проклятия, и снова нечем дышать, а внутри такая тяжесть, что кажется, будто она продавливает кровать. Имера хотела бы возненавидеть Люциуса, хотела бы проклясть его и заставить почувствовать хоть толику ее страданий, но как никогда ясно понимает - он уже все это пережил, пока она, незнающая, строила новую жизнь со своим мужем и сыном. Каково было ему видеть ее показное мнимое счастье, многими принятое за чистую монету? Каково было ему понимать, что не может коснуться ее как прежде, не может поцеловать, не может сделать вообще ничего, бессильный не менее ее, замершей сейчас, упивающейся своими собственными страданиями.
Она узнает каково. Потому как теперь это же предстояло пройти и ей, вдвойне сильнее, вдвойне больнее. Потому что у него было время привыкнуть. У него было полтора года, чтобы со всем этим справиться, а у нее в запасе не более двух дней, ведь по их истечении придется возвращаться обратно домой, к семье. Быть главой семьи, вести дела Треверсов и Эйвери, особенно последних, теперь, когда отец мертв.
"Боги", - Имера резко выдыхает. Ей ничуть не жаль отца, однако матери и брату придется как-то объяснить смерть лорда Эйвери. Придется это объяснять и повелителю, и остается надеяться, что он поймет ее.
Для начала же, ей необходимо понять саму себя и решить как быть.
"Но ведь выбора у меня нет, так?" - от горя хочется выть в надежде, что то иссякнет, уйдет, развеется в воздухе. Увы, так не бывает. Но, черт подери, ей больно. Она дрожит, плачет все еще беззвучно, сжимает кулаки и впивается ногтями в кожу ладони, не чувствуя этой боли, ведь она настолько никчемна, слаба по сравнению с сердечной.
"За что?" - хочется спросить Малфоя, не скрывая чувств, не закрываясь от него, напротив - показывая, чтобы он знал что сделал и понимал к чему это привело.
"Я все знаю", - стоило бы ему сказать, лишь увидеть и в нем самом боль, чтобы заставить его страдать так же, как она сейчас страдает, и плевать на пережитое им.
"Нет", - говорит она себе, повторяет одно и то же слово бесконечное количество раз, часто-часто, отчего оно сливается в одну бессвязную мысль, суть которой вызовет еще больше боли.
Нет, она ничего не скажет. Он считал, что она не справится - она докажет ему обратно. Докажет себе. Он не узнает о том, что она все вспомнила. Он не разделит с ней эту ношу - пускай остается в благостном неведении, пускай думает, будто все наладилось. Потому что она не может причинить ему подобную боль. Не может заставлять его страдать, как бы не хотелось обратного. У него своя жизнь, у нее - своя, и им не суждено снова сойтись, как не суждено снова полюбить столь же сильно, как любили друг друга.
Она справится. Это останется с ней навсегда, до конца ее дней, потому как иначе нельзя.
Ему нужно вернуться к своей жене без сожалений, мук и угрызений совести.
Ей нужно вернуться к сыну и до конца своих отгонять настойчивые мысли о том, что у Аврелиуса мог быть другой отец.
Она должна молчать. Это ее долг. Все в ее жизни неизменно скатывается именно к этому, к тому самому долгу, и она его исполнит.

Вскоре у Имеры находятся, наконец, силы, чтобы встать. Она садится на краю кровати, смотрит на свои руки - под ногтями подсохли следы крови, а на ладонях кровоточащие отметины, но это ее не заботит. Ей нужно выйти их этой комнаты, выдохнуть, обрести хотя бы подобие спокойствия, только проклятые ноги не держат ее - едва ступив на пол, Имера с руганью, недостойной леди, падает, но почти сразу пытается подняться, придерживаясь за угол крепкого прикроватного столика.
И совершенно не удивляется, чувствуя ладони - прикосновения которых теперь помнит, - помогающие ей. Разумеется, он проснулся.
- Спасибо, - но она не усаживается обратно. Упрямо стоит, смотрит на Люциуса, зная, что в ее взгляде он не увидит и следа ее переживаний - либо сочтет их последствиями произошедшего этой ночью.
- Прости, что... так. Мне нужна была помощь и я не помню, почему назвала твое имя... Извини. Спасибо, - речь все же труднее контролировать, а голос глух и скорее похож на хрип - видимо, кричала она вчера действительно громко. Одно только воспоминание о пытке заставляет содрогнуться.
- Я убила его, Люц. Наконец-то убила. Теперь мы оба свободны, - может, оно больше похоже на речь безумца, Имере все равно.
"К черту всё!" - ей все еще больно, очень больно, и, прижимаясь к Малфою, неожиданно крепко обнимая его, она понимает насколько малодушно надеется, что все это только сон. Очередное безумное видение из тех, что посещали ее прошлой весной. Что она очнется и окажется где-нибудь в гостиной Слизерина, за ночь до экзаменов, а рядом, положив голову на руки, будет тихо сопеть Люциус.
Только не случится этого. И слезы, что срываются и падают на рубашку мужчины, которого она бесконечно сильно любила - все еще любит, - льются по тому времени, не даруя никакого облегчения.
А Малфой... пусть думает, что она плачет по отцу и по себе.
Правду ему она все равно не скажет.
[nick]Imera Travers[/nick][status]oblivious[/status][icon]https://i.imgur.com/BsdPtp7.png[/icon][sign]
[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>имера треверс</a></b> ¹⁸<br>чистокровная леди, высокомерная и амбициозная волшебница, потерявшая часть своей <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=293" class="link4"><b>жизни</b></a><br><center>[/lz][fan]harry potter[/fan]

Горе разъедает ей душу, глухая боль бьется в бешено молотящем сердце так, словно вот-вот разорвет его, исстрадавшееся, на мелкие кусочки. Может, тогда ей станет легче? Может, если не будет сердца, не будет никаких чувств, ни хороших, ни плохих, ей не придется страдать, раз за разом теряя части самой себя?
И она плачет, уткнувшись головой в его грудь. Стискивает обеими руками рубашку Люциуса, поливает ее слезами - горькими, отчаянными, будто те способны помочь.
Как больно! Почему так? Почему объятия Люциуса не облегчают ее страданий? Разве не должно присутствие тех, кого любишь, помогать пережить любые трудности? Или потому стократ тяжелее, что боль эта, напротив, нарастает, разгорается сильнее там, где он проводит по ее спине ладонями, где касается губами? И слова его, едва слышные ей, лишь увеличивают груз утраты - горечь потери того, что казалось ей самым важным на свете.
"Как ты мог?" - нет, все еще винит его, все еще желает ударить, уязвить, заставить страдать вместе с ней, сейчас, здесь, чтобы и его душа так же разрывалась на части, а предательские слезы проклятой слабости не иссякали.
Но все равно не может. Не станет. Пускай он думает, что она плачет по отцу, по себе, по всем тем, кто ушел раньше своего времени или задержался на этом свете. Пускай считает, что она позволяет ему быть рядом только как другу, как доверенному человеку - крестному ее сына, ее маленького мальчика, ее наиценнейшей драгоценности. Пускай обнимает ее, пускай утешает - может, со временем ей станет легче.
"Ты не бросишь меня?" - сам того не зная, он ранит ее еще глубже. Когда же называет точно так, как прежде... она готова сдаться, почти отрицает свои собственные клятвы и обещания. Она готова сказать ему - ты лишился своего права так называть меня в тот миг, когда наставил свою палочку и произнес заклятие забвения. Ты лишился этого права, этой возможности тогда, когда отвернулся от меня, оставил одну и сам остался один, закрывшись в своем горе и предав наши клятвы.
Тогда, когда решил мою судьбу за меня. Точно так, как это сделал мой отец, - вот что она хочет сказать ему, но молчит. Стискивает зубы, еще крепче хватается за его рубашку - та трещит по швам от силы ее хватки. И плачет, все еще, сильнее.
- Прости... - эхом выдыхает она одно-единственное слово, его слово, не сама извиняется, и кажется ей, будто это извинение скорее похоже на изощренное издевательство. Он ведь... что он делает? Зачем сильнее мучает ее? Зачем терзает, пускай не зная даже о том? Зачем себя самого терзает, помня все слишком хорошо?
"Зачем?" - как хочется ей спросить, нестерпимо, назойливо, до дрожи, снова сотрясающей все тело. А как безумно хочется поцеловать его, снова, коснуться губами его губ, ощутить их вкус, и, как раньше, оставить следы на шее, подобно змее, помечающей свою жертву. Как хочется ощутить его ладони не так, не поверх одежды - под ней, на талии, на спине, на груди. Ощутить его пальцы, сжимающиеся на ее бедрах, и сблизиться с ним так, что станут делить одно дыхание на двоих - жаркое, страстное, сбивающееся от любого резкого движения.
"Я сойду с ума", - как теперь ей предстать перед мужем, исполнить свой супружеский долг? Как ей посмотреть ему в глаза, если станет сравнивать их с серой - цвета расплавленного серебра, - бездной, когда-то целиком принадлежавшей ей? Как говорить с Нарциссой, если все, что может - завидовать ей, получившей себе все то, что Имера могла желать?
Как ей удержаться от того, чтобы прямо сейчас, здесь, не поцеловать Люциуса, не вкусить запретного, запрещенного ей, отнятого у них двоих?
Она его любит. Проклятье, как же она его любит!
Вот только любит ли еще он ее? Или и это обещание нарушил?
А ответ находит сама, сразу же - ведь он здесь, прибыл по первому ее зову.
- Люциус, - она поднимает голову, на мгновение задумываясь как выглядит - заплаканная, с исполосанной многочисленными царапинами шеей, бледная и непричесанная. Не леди. Не наследница славного семейства. Безумно несчастная женщина, по сути своей еще девушка, на долю которой пришлось слишком много испытаний.
- Люциус, - это слово, это имя для нее подобно заклятию - или проклятию? - и она произносит его с благоговением, с благодарностью, с яростью, с ненавистью, с бесконечной обидой и столь же бесконечной любовью. Он ничего не узнает, никогда не узнает, она не скажет, но сейчас, здесь, все равно хочет взять свое. Потому что...
- Ты нужен мне, - и это признание тяжелее и значимее всех любовных слов, всех клятв. Люциус нужен ей, хотя она не верит ему, но доверяет ему, и черт знает кто сумеет понять как так может быть.
- Ты так нужен мне, - как благородная древняя кровь, что течет в ней. Как магия, что струится в ее венах. Как воздух, пропахший лекарственными настоями.
Как его объятия, как его губы, как его голос - самый красивый и чувственный.
Он нужен ей, и Имера не задается вопросом нужна ли ему, когда не выдерживает этой пытки - целует его, отчаянно, сильно, почти так же, как целовала тогда, в их первую ночь вместе. Может, он помнит ее, а может и нет. Может, он оттолкнет ее, назовет, все же, безумной и уйдет, более не возвращаясь.
Но Имера целует и понимает, что вкус его губ не изменился.
И память об этих губах она никогда никому не позволит забрать.
[nick]Imera Travers[/nick][status]oblivious[/status][icon]https://i.imgur.com/BsdPtp7.png[/icon][sign]
[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>имера треверс</a></b> ¹⁹<br>чистокровная леди, высокомерная и амбициозная волшебница, потерявшая часть своей <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=293" class="link4"><b>жизни</b></a><br><center>[/lz][fan]harry potter[/fan]

Отредактировано Tauriel (2019-04-19 23:09:28)

Он отвечает ей - отвечает на ее глупый безумный поцелуй, по вине которого может разрушиться вся та жизнь, которую они с таким упорством и страданиями строили эти два с половиной года. И все тормоза, все цепи, оковы, держащие их вдали друг от друга, осыпаются пеплом под ноги. Ей плевать, пусть хоть их супруги вдвоем войдут в эти покои, хоть сам Темный Лорд решить почтить их визитом - она не желает останавливаться. Даже когда перед заплаканными глазами еще изредка темнеет, а тело отзывается на любое резкое движение отголосками фантомной боли и спазмами, скручивающими особо яростно, - Имера не останавливается.
Особенно, когда слышит эти его слова, то, как он называл ее в мгновения близости. "Моя девочка", - повторяется в мыслях, а вслух Имера стонет, негромко, хрипло - горло все еще болит, - выгибаясь, едва губы Люциуса оказываются на ее груди, а оттуда прокладывают свой путь поцелуями все ниже и ниже. Нет, никто и никогда не сравнится с ним, как никто и никогда не познает ее так, как он. Какой там Адриан - мысли о муже в голову лезут в последнюю очередь, сразу оказываясь где-то так далеко, что она не обращает внимание на слабо кольнувшее чувство вины перед ним.
Плевать. Треверс подождет. Весь мир подождет, и когда этим самым миром, сосредоточением всего сущего, всего важнейшего, становятся его губы там, где приличной женщине стыдно представить, что они могут быть, Имера долго и протяжно выдыхает:
- Лю-юциус, - руки то касаются его головы, некрепко сгребая волосы, то сжимают простыню, то оказываются на подушках - она не находит себе места, но не по вине тревоги, а из-за болезненно-сладкого удовольствия, смешанного с облегчением и отчанным желанием. Жаждой обладания тем, кого до безумия - в буквальном смысле, - любила. Без кого не могла жить, от кого не смела отказаться что лишенная воспоминаний, что снова обретшая их.
Страсть поглощает их с головой. Она сгущается в воздухе, накрывает их, распаляет, подстегивает не сдерживаться, не останавливаться, не стесняться - им и нечего стесняться, не перед кем робеть. В эти мгновения Имера напрочь забывает о том, что не должна помнить его так хорошо. Что вообще не должна помнить его тело, то, что ему приятно и каков он в постели, не говоря о множестве других "не должна", однако ей все еще наплевать на причины и последствия этой близости. Она хочет его себе хотя бы здесь, хотя бы сейчас, не заботясь более ни о чем.
Имера повинуется его широким ладоням и требовательным поцелуям, плавится в его руках - не от ярости, от удовольствия и уместного-неуместного счастья, - и перед глазами меркнет окружающий мир, тело выгибается, дрожит, а особенно громкий стон перекрывает все прочие звуки, мигом пойманный зацелованными губами Малфоя. Она смотрит ему в глаза, когда оба достигают передела своей немалой выдержки и льнут друг к другу особенно крепко и жарко. И в этом взгляде все то, что запретила себе говорить.
И ярче всего там пылает любовь.

Когда Имера, наконец, приходит в себя, начинает осознавать где находится и что проиходит, она лежит около Малфоя. Голова ее покоится на его груди, пальцы водят по коже, привычно обходя небольшие шрамы и приостанавливаясь в своем хаотичном движении, когда находят новые. Те, что он получил за время их разлуки.
Тупая боль в сердце отступает под натиском столь ярких сильных чувств. Ей как никогда хорошо и отчаянно не хочется, чтобы сладкая нега рассеялась, оставляя горечь и тяжесть после себя. Потому Имера молчит, наслаждается своей усталостью, но, одновременно, чувствуя, что не насытилась им до конца. Что никогда и не сможет.
А Люциус неожиданно заговаривает, и Имера не находит в себе сил солгать ему, даже для его блага. Наверное, он был прав, отнимая у нее воспоминания. Она слаба, она не может выполнить свое собственное обещание и эгоистично желает разделить с ним весть о заново обретенной целостности, понимая лучше кого бы то ни было, что эта весть ни к чему хорошему не приведет. Но она слаба и мягка, и жалка, - прав был отец.
- Я знаю, - вот и весь ее ответ, короткий, вмещающий в себе все. Всю боль, все счастье, все надежды и огорчения, разочарования и радости. Всю любовь, ради которой она готова пройти через что угодно.
И именно в этот миг на душе становится как-то странно спокойно, словно выпила успокаивающее зелье. Вот оно. Вот вся суть их любви - ради нее, ради этого чувства, которому не было места, которое не должно было появиться, вытерпеть все страдания и снова вернуться в объятия друг друга. Мужья, жены, дети, судьбы миров и войны других людей - ничто не имело значение там, где снова разгоралось прежнее чувство. Потому что оно было частью их, неотъемлимой, как от нее не убегай, как не скрывайся.
Как не пытайся избавиться и спастись. Или спасти.
Потому как от любви никогда никому спасения не было.
- Я помню, - тихо, ему в губы выдыхая и тут же накрывая их своими, а ладонями проводя по его плечам и груди. И следующий поцелуй, как прежде, в шею, под мочкой правого уха, в очаровательную родинку, которую как прежде игриво обводит кончиком языка. И ниже стремится, все целуя и целуя, всецело, беспамятно отдаваясь моменту - зная, что такое не повторится, даже если им суждено будет разделить постель вновь. Каждое же касание - это невысказанные слова прощения, утешения, извинения. Это язык любви, доступный любому, будь он хоть слепцом, хоть глупцом, а ей сейчас кажется, что они оба и одни, и вторые.
- Я все помню, - ее объятия горячи, увлекающие его снова в ту же страсть, на сей раз уже с иным оттенком. И Люциус, как бы силен и предан своей семье ни был, не сможет от нее отказаться.
Она этого не позволит. По крайней мере, сейчас.

Ближе к полудню все же приходится заставить себя подняться с постели и начать медленно одеваться, обостренно чувствуя каждую больную клеточку тела.
Разговаривать не хочется. Между ними снова царит молчание, такое же понимающие и многозначное, как прежде, но дело не в этом. Имера просто не готова к очередным угрызения совести и уговорам забыть обо всем произошедшем, что даже в мыслях звучит с издевкой.
Проще молчать, одеваться, а сделав первый шаг в сторону двери, пошатнуться и схватить я за край столика, ругая себя за слабость.
- Я должна сообщить о смерти отца, - несказанное "и ответить за это" повисает между ними. Так и используя угол столика как опору, Имера полуоборачивается к Люциусу. - Отец ещё... там? - должно быть, тело так и лежит в кабинете. Ведь вряд ли Малфой этим озаботился.
В конце концов, он вообще не был обязан приходить.
Но она очень рада тому, что он все же здесь.
[nick]Imera Travers[/nick][status]oblivious[/status][icon]https://i.imgur.com/BsdPtp7.png[/icon][sign]
[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>имера треверс</a></b> ¹⁹<br>чистокровная леди, высокомерная и амбициозная волшебница, потерявшая часть своей <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=293" class="link4"><b>жизни</b></a><br><center>[/lz][fan]harry potter[/fan]

Отредактировано Tauriel (2019-04-20 02:35:29)

Корсет безнадежно испорчен, что им, магам, не представляет сложности исправить. Гораздо сложнее выдержать прикосновения Люциуса, его горячее тихое дыхание на своей шее. "Ну же, поцелуй, прикоснись!" - дрожью снова пробивает, едва чувствует его пальцы, умело обращающиеся со шнуровкой. Он мягкок и быстр, но не это будоражит ее. Казалось бы, постель еще хранит их тепло, а по телу помимо отголосков боли разносится и напряжение неистового удовлетворения - так чего ей еще желать сейчас? От чего вздрагивать и резче втягивать воздух носом? И все же, такая вот близость, возможность стоять не согласно строгому этикету и приличиям, а просто перед ним, рядом с ним, чувствуя почти выветрившийся запах дорогого мужского парфюма.
Так почти можно убедить себя, что находишься в безопасности. Что все хорошо, что испытания пройдены и новые не появятся им на смену. Так можно представить себя встречающей каждое утро. С ним. С любимым. Все еще и навсегда любимым.
К счастью, насущные дела перевешивают и эти тяжкие мысли, которые позже шквалом обрушатся на нее. И, хотя Имера не отходит от Люциуса, она понимает - справится и с этим. Они вместе справятся, как то должно было быть с самого начала.
- Мой отец заслуживает любой самой страшной смерти, - напряжение сменяется злостью, вспыхивающей ярче огней заклинаний, - мне все равно какое заключение я получу. Хоть отравление, хоть сердечный приступ, - первое можно было бы обратить себе на пользу, тогда как второе, увы, для мага менее вероятно - все же, они не магглы, и отличаются крепким здоровьем. Обычно, - бледное лицо Алисии Малфой и ее похороны мгновенно всплывают в воспоминаниях.
"А ведь она знала, так?" - ее сочувствующие взгляды, неизменная учтивость с долей печали теперь вставали на свои места. По сути своей, вся картина прошлых лет обретала целостность - до самой маленькой детали. Кто еще знал? Кому еще известно о связи Имеры и Люциуса? И не будет ли это представлять им опасность теперь, когда они...
"Когда мы что? Снова вместе? А разве это так?" - саму себя осадить необычайно просто, когда мысли уходят не в ту сторону, которую следовало бы. Сегодняшняя ночь была сродни глотку свежего воздуха, щепоти счастья, замутненого болью и бесконечными раздумиями. Имера знала себя, теперь - знала всецело, - и понимала насколько сложно станет отказаться от Малфоя. От единственной ее слабости, назвать которую постыдной она не посмеет и не позволит никому другому. И столь же хорошо понимала, что отказаться не сможет.
Не теперь, когда снова его обрела.
- Лорд узнает обо всем, разумеется, - в этом не могло быть никаких сомнений, и странно даже, что Люциус об этом упоминает. Она прекрасно помнит кому служит и кому служил ее отец. Она знает, что последует наказание, возможно, жестокое - Волдеморт не отличался мягкостью, когда дело касалось ошибок. Однако убийство отца она не считает ошибкой. Не считает преступлением. Законы магии, особенно, родовой магии - магии крови, - жестоки и беспощадны, и, вполне вероятно, она, Имера, была бы наказана магией за совершенное злодеяние. Только это было ничем иным, как спасением. Самозащитой, не более.
О, не стоит сомневаться, она хотела бы победить его в полноценном сражении, вызвать на дуэль, ценой проигрыша которой стала бы жизнь. Она хотела бы втоптать его в грязь, заставить страдать и захлебываться рыданиями, потому что знала - она может это сделать. Но теперь, увы, этому не бывать. Лорд Эйвери мертв, и да здравствует лорд Эйвери - брату придется основательно взяться за ум, и они с матерью ему в этом помогут. Его воспитание Имера займется сама, а пока он учится в Хогварсте, возьмется за дела семьи, чтобы помочь матери.
"Я свободна", - снова мелькает в мыслях, сколь бы ложной не была эта мысль. Да, свободна от отца, но не от других обязательств, наложенных на себя добровольно или принудительно. И даже ее любовь к Малфою ограничивает эту свободу, ведь это, как было сказано, ее самая главная слабость, цепь, что приковывает Имеру к лорду славного древнего рода крепче, чем к собственному мужу.
И они оба признают эту слабость, только укрепляют эту цепь - та становится тяжелее, непробиваемой почти, едва только до Имеры доходит о чем говорит Люциус. Она поднимает голову, смотрит на него внимательно, пронзительно и печально, едва веря в то, что слышит. А еще, радостно и с надеждой.
Сердце снова разрывается, на сей раз, от любви, темной, тягучей и жаркой, словно лава, стекающая по склонам вулкана. Ее можно приостановить и охладить, но даже застывшая, она станет еще крепче. Так и их чувства, пронесенные сквозь года.
- Это не ошибка, - должно быть, глупо слова повторять его слова, подобно эху, однако она не сдерживается. Имера трется щекой о его ладонь, словно кошка ластится, прикрыв глаза и слабо улыбаясь, - ничто из этого не ошибка, - кроме того, что он стер ей память, и об этом им, должно быть, придется еще поговорить - позже. Не сейчас.
Открыв глаза, она тянется к его губам, смотрит на него, обеими ладонями обхватив его лицо, и целует - нежно и сильно, и руки опускаются на его плечи, оплетают его шею в крепком объятии. Она больше не будет плакать. Больше не будет страдать так, как страдала прежде. Иначе, возможно, но не так же.
- Я люблю тебя, Люциус, - в губы ему шепчет, снова целует, не в силах сейчас отпустить. - Я с тобой. Я всегда буду с тобой.
Где бы ни была, с кем бы ни находилась, она - его, как обещала когда-то. Ее сердце принадлежит ему, оно в его руках и навсегда останется там, что бы ни случилось.
- Люблю тебя, - это говорит уже через стиснутые зубы, чувствуя жжение на левом запястье. Лорд призывает ее, и не ответить на этот зов она не смеет - через силу отстраняется, убеждается, что это зов касается только ее - Люциуса не призывают, а значит, о его присутствии здесь, в поместье Эйвери, неизвестно. Либо, напротив, слишком хорошо известо, и с ним поговорят позже.
Но Имера надеется, что его не тронут. В конце концов, он совершенно непричастен к гибели лорда Леннарда.
- Повелитель зовет меня, - она произносит уже спокойно, наполняясь уверенностью и решимостью. Нет, Волдеморт не узнает о ее слабости, не увидит ее унижения и присмыкания, как некоторые делали в его присутствии. В конце концов, она - леди, достойная дочь своего отца, как бы странно то теперь ни звучало. Палочка отправляется на свое место после взмаха, заправляющего кровать. Имера глубоко вдыхает и медленно выдыхает, и когда открывает глаза, в них не мягкая чувственная Эйвери, а Пожиратель Смерти Имера Треверс, жесткая и сильная, какой она и является.
- Спасибо тебе, Люциус. За все спасибо, - большего она не говорит, но знает - в ее взгляде он давным давно все прочитал. Увидел все ответы, потому, улыбаясь ему на прощание, она склоняет голову - и в следующий миг трансгрессирует прямо из поместья.
И надеется, что Малфой все понял правильно.
"Я тоже готова, мой милый. Еще хоть сотню раз - или больше".
[nick]Imera Travers[/nick][status]oblivious[/status][icon]https://i.imgur.com/BsdPtp7.png[/icon][sign]
[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>имера треверс</a></b> ¹⁹<br>чистокровная леди, высокомерная и амбициозная волшебница, потерявшая часть своей <a href="https://unirole.rusff.me/profile.php?id=293" class="link4"><b>жизни</b></a><br><center>[/lz][fan]harry potter[/fan]

Отредактировано Tauriel (2019-04-21 21:57:23)