[indent]  [indent] Все и правда закончилось, Альбус?

Геллерт вдыхает влажный воздух, машинально поправляя едва дрожащими руками жесткую ткань пальто — его переполняют эмоции при взгляде на мраморную могилу единственного, кто был его сильнее, и кто был ему дорог. Геллерт не представляет, что Альбус проиграл своему бывшему ученику, но судя по слухам — он слишком доверял ему. Доверие к людям никогда не приводит ни к чему хорошему. Но, сейчас в Геллерте говорит лишь застаревшая обида и смесь гнева. Он гневался на Альбуса за то, что тот посмел умереть. Глупая злость, ребяческая и совсем не пристало так себя вести могущественному волшебнику. И пусть могущество Геллерта давно осталось на страницах истории,  он все еще является Геллертом Гриндельвальдом — уже не самым опасным в мире, но все же до сих темным волшебником. Тьму эту не выдворить, не выжечь, а Геллерт все еще не видит ничего зазорного в том, чтобы почитать всю многогранность магического искусства.

Стены Нурменгарда больше не могут держать его, а последнюю защиту снес идиот Реддл. Геллерт ждал его прихода, и все равно хотел спасти могилу старого друга от посягательств нового темного лорда. После всего к нему даже никто не пришел —  наверное решил, что Волдеморт просто убил его. Наверное, к лучшему, что ли. Геллерт теперь свободен, но все равно возвращается к могиле единственного человека, который знал и мог ждать его. Наверное. Интересно, Альбус вспоминал о нем?

Геллерт выдыхает, чувствуя, как тело сковывает болезненное напряжение. Кажется, многие десятилетия в камере дают о себе знать. Геллерт не знал, что ему делать наверняка, как и не знал, куда ему иди дальше. Конечно, у него остались еще кое-какие связи, убежища и запасы — не для прошлых целей, а просто ради того, чтобы обеспечить себе остатки существования. В нем уже нет прежних целей —  отголоски смертей павших преследовали его годами —  Геллерт хочет забыться. Желательно там, где тепло — хотелось бы прогреть старые кости.

Чье-то приближение он ощущает буквально всем телом —  он слишком отвык от чьего-то присутствия, чтобы не ощущать его. Гости в Нурменгарде обычно или проверяли замки и защиту, или приносили крохи новостей с запасами. В нем поддерживали жизнь —  он должен был жить сам себе в наказание. И вопреки всему это сработало —  у Геллерта было 60 лет, чтобы подумать о своих поступках.

Геллерт не ждет появление Аберфорта, но безошибочно узнает его. Смотрит гетерохромными глазами широко, а потом медленно выдыхает. Еще одно знакомое лицо, пусть Геллерт и не испытывает помимо мнимого облегчения ничего —  Аберфорт словно живое напоминание, что Альбус мертв, и что эта могила не снится ему.

—  Давно не виделись. —  его голос давно стал хриплым, поддавшись течению времени, старости и отсутствию собеседников. В стенах тюрьмы можно было поговорить только с собой, особенно последние годы. Наверное, они думали, что делают поблажку, убирая живую охрану, но взамен лишь окончательно оставили его наедине с ставшими ненавистными стенами собственной тюрьмы. Это сводило с ума —  если можно стать еще более безумным, нежели был до этого. —  Иронично, что встретились мы только на его могиле, не правда ли? —  его насмешка суха, скрывает лишнюю боль. Геллерт пришел сюда не за Бузинной Палочкой, которую мальчишка Поттер вложил в мертвые руки обратно. Сам не знает, зачем —  чтобы попрощаться. Они так тогда нормально и не попрощались после судебного дела. Наверное, оба считали, что времени у них предостаточно —  как видно, для прощания им не хватило 60 лет.

Геллерт вновь разворачивается к могиле, упираясь больным взглядом в мраморную гробницу. Он не знает, что ему сказать Аберфорту. Спустя столько лет и спустя годы такого тяжелого осознания Гриндельвальд понимал, что все могло быть иначе. Сначала он думал о том, что все было бы иначе, если бы Альбус не был малодушным дураком, предавшим их идеи —  весь мир мог бы стать их. Потом же он думал, что не будь он сам дураком —  он бы сделать так многое, не умываясь в крови людей. Геллерт не жалел, но раскаивался —  только вот его личное покаяние уже никому не было нужно. Разве что Альбусу, который уже ничего ему не скажет ни в осуждение, ни в поддержку. Никогда.

— Как  так получилось? —  почему Альбус дал себя убить? Аберфорт должен же знать наверняка, они же вроде как братья. Вроде —  благодаря стараниям Геллерта братьями они перестали быть в полной мере очень давно. Интересно, его падение смогло их сплотить или нет? Геллерт удерживается от этого вопроса. Гриндельвальд прекрасно знает, что у младшего Дамблдора не может вызывать ничего, кроме ненависти. Времена упоением чувством собственного превосходства давно прошли, Геллерт.

Вместо ответа на первый вопрос Геллерт неопределенно хмыкает — из Нурменгарда нельзя уйти по доброй воле. Даже его хозяину, как бы не иронично это ни звучало. Дамблдор запер его в собственном замке, в собственной тюрьме — уже за это можно дополнительно ненавидеть Альбуса и весь его чертов род, всех его учеников, и даже дражайшую школу, шпили которой виднеются вдалеке, до глубины души. И все равно не мог, а ведь сильно хотел. Время все-таки расставило все по своим местам.

— Палочка мне  уже не подчинится, идиот. — её владельцем был, кажется, тот мальчишка, Поттер. В противном случае эта палочка была бесполезна, ведь все равно ее мощь  не подчинится не_хозяину. Видимо, Волдеморт этого не понял с первого раза. Как можно было упустить этот принципиально важный момент? Явно не обошлось без манипуляций человека, который сейчас лежит в гробнице перед ним. Геллерт отвечает Аберфорту в таком тоне, словно им до сих пор по шестнадцать. И главные их достижения и ошибки еще только впереди. — У меня никого нет, кроме него. И идти мне некуда. В жизни бы не подумал, что Альбус умрет раньше меня. — тот всегда казался слишком осторожным, чтобы где-то подставить свою жизнь и совершить лишнее телодвижение.

— Авроры не интересовались мной уже давно, уверен, они считают, что я сконал, да и новости, что ко мне в гости приходил Волдеморт, тоже им поступили. Парень так спешил, что забыл меня убить. — кажется, в его голосе прозвучало некое сожаление. —Жалкий дурак. Он хотел узнать, где палочка. Только вот и без моих ответов все понял. Видимо, вспомнил учебники по истории. — не смешно, но догадаться было не так уже и сложно. Но, Геллерт не желал, чтобы могила Альбуса была осквернена этим идиотом. Хорошо, что её привели в порядок. В отличии от Аберфорта, Гриндельвальд впервые за многое время с удовольствием поболтает. Столько лет прошло без хоть каких-то собеседников, что даже Аберфорт сойдет. Кажется, даже тюрьма не в силах заставить Геллерта быть лучшего мнения о том, кого он всегда ставил вторым после старшего Дамблдора. Только вот Альбус мертв, а Аберфорт жив и здоров. Гриндевальд едва удерживается от едкого замечания, за которое рискует все-таки схлопотать заклинанием. Лучше поберечь остатки здоровья.

— Расскажи. — в его голосе, до того спокойном с нотками иронии мелькнула неприкрытая просьба. От кого он еще сможет узнать все то, чего Альбус ему не потрудился объяснить? — Или он тебя не посвятил в то, почему один из величайших магов века вдруг проиграл какому-то перебежчику-зельевару? — Геллерт не отрицал того, что этот Снейп и ли как его именовали в газетах, мог быть талантливым, но не настолько же. Дамблдора боялись, как огня, два величайших темных мага, и один из них — истощенный и побежденный — сейчас хватается за любую информацию о том, что пропустил за свое заключение. Даже дар говорил не многое. Геллерт знал некоторые вещи, некоторые события предсказывал пустым стенам тюрьмы. Когда-то его пророчества будоражили мир, а сейчас и самому осточертели, что не хотелось их видеть более никогда. От жизни легко устать, если сидишь десятилетиями в камере, сходя с ума от собственных поступков, от краха своих надежд, от невозможности реализовать свой потенциал. В этом Альбус был бесспорно прав и Геллерт его поддерживал — есть вещи, гораздо хуже смерти.