В Древнем Египте смерть считалась главным событием в жизни. Вся жизнь была подготовкой к загробному царству. За фараоном отправлялись жены, слуги, животные и все его богатство, потому что на том свете они были куда нужнее. Смерть была не концом путешествия, а лишь началом. На смерть не шли, но её не боялись. это была одна из остановок. В конце концов после смерти тебя встретят Осирис и Анубис, которые будут судить тебя за твои дела, взвешивать твоё сердце против пера - и если твоё сердце тяжелее, то ты отправлялся в пасть чудовища, где оно будет тебя терзать до скончания времён.

Дазаю снова не спалось. Он перестал нормально спать где-то неделю назад, с тех самых пор его мучали кошмары. И в этот раз во сне чудовище пожирало его, снова и снова, не отпуская и не давая вырваться из своей крокодильей пасти. Но когда он открыл глаза, никакого чудовища не было и в помине. Только освещенная тусклым светом из-за жалюзи комната. Он поднял вверх руку - бинты на запястьях опять развязались во время сна, и на коже виднелись небольшие белесые полосы. Он поморщился - Дазай не любил лишний раз напоминать себе об этих шрамах. Он бы рад был забыть о них полностью, но они не проходили. Они были выскоблены на его коже, и скорее всего, из-за глубины, останутся там навсегда. Он обернул бинты несколько раз вокруг рук, проверил повязку на шее. Это уже давно стало своеобразным ритуалом - он напоминал самому себе, что они тут, на месте. Как и то, что они под собой скрывали.
Раньше он проверял повязку вокруг головы и на глазу, но теперь перебинтовывать голову заново не имело смыла - все уже увидели его здоровый глаз. Фальшивые раны были отличным способом ввести противника в заблуждение. Спрятать пистолет в гипсе, намеренно создать видимость слепой зоны и тихо подсматривать через небольшую прорезь в бинтах за происходящим. Дазаю нравились трюки. Ему нравилось дурачить своих противников, ему нравилось быть на шаг впереди, ему нравилось смотреть на полные непонимания, а затем и злобы лица. Это было... Весело? Чаще всего на фальшивые ранения велся Чуя - в конце концов это его гравитация разбрасывала предметы, что ломали кости и оставляли ссадины. Дазаю нравилось, что Чуя, которого многие считали настолько сильным, что тот мог разнести всю Портовую Мафию, может испытывать чувство вины за свою силу. Можно было прикрыться красивыми словами, мол, у силы должна быть цена, но Дазаю было плевать. Дазаю нравилось, что он может заставить кого-то другого испытывать чувства, нужные самому Дазаю.
Дазаю нравилось оставлять свой след в мыслях других людей. Нравилось их предугадывать. Нравилось их злить. Нравилось, что от одной реплики тот же Чуя может запустить своей гравитацией целый грузовик куда подальше. Да и Чуя был тем, кто легче всего вёлся на провокации. Смотреть за этим было одно удовольствие.

Во всяком случае раньше.

Дождь шумел за окном, как будто с того самого дня в баре он и не прекращался. Постоянный дождь. Редкие дни были солнечными, но сейчас Дазаю в последнюю очередь хотелось смотреть на солнце. Свинцовое небо и нескончаемый дождь. капли на холодном стекле, тусклый свет. Больше ничего не нужно было. Дазай пропускал всё остальное мимо себя. Боль, что засела в нем с того дня перестала быть такой сильной. Нет она превратилась в белый шум на фоне его жизни, как будто кто-тио вывернул переключатель в старом телевизоре.

Помехи. Сплошные помехи.

Иногда шум становился тише и он мог слышать чужие голоса. Мори что-то говорил о том, как Одасаку отдал свою жизнь, чтобы Йокогама и Мафия могли жить. Как Портовая Мафия наконец то превращается в реальную силу, с которой придется считаться даже японскому правительству благодаря разрешению. Они пили за Одасаку, они поднимали стаканы с виски за Одасаку. Когда это было, неделю назад?

Дазай не хотел слышать ни слова из этих речей, и белый шум становился громче. Последний раз он был таким громким три года назад, когда Мори забрал его из больницы. Но... Нет, не так, а затихал ли он с тех пор? Дазай не мог отделить себя от этой нескончаемой непередаваемой боли внутри, он даже не мог сказать, в чем именно эта боль, настолько он свыкся с ней.
Шум всё усиливался, помехи и шум дождя, и крик, и всё это внутри. Он закрыл глаза. Он постарался утопить эту боль внутри себя.

Будь на стороне добра.

Да, он помнит.

Он собирается медленно, подчиненный как-его-там-саки принёс конверт от Мори, который обещал новое задание. Конверт был чёрным, с золотой гравировкой, Дазай просмотрел его без интереса.
Сегодня кто-то умрёт.
Ему было всё равно, каждое его движение было на автомате. Он очнулся лишь один раз - когда взял из ящика стола пистолет и вставил в него обойму. Кончиками пальцев он ощутил рифленую рукоять. Пистолет был тяжелым, пропахшим порохом, железом и кровью.
Иногда ему казалось, что всё в его жизни пропиталось этим запахом. Запахом чужой крови. Неважно, друзей или врагов, кровь была чья угодно, но не его собственной, как бы он ни хотел этого.

Он встал перед зеркалом, так и не зажигая свет. В полумраке комнаты он сливался с белесыми стенами. Выдавался костюм, черное пальто, копна темных волос, но самого Дазая как будто не было. Он поднял пистолет и приставил к виску, как будто наблюдая, как он смотрится в качестве самоубийцы. Насколько ему пойдёт такая смерть - вышибить себе мозги прямо здесь, в небольшой квартирке в Йокогаме. Главный самоубийца Портовой Мафии наконец-то покончил с собой, вот это новости.
Дазай улыбнулся, почти что весело, и убрал пистолет обратно в карман пальто.

Это больно.

Он лучше других знал, что человеческий организм невыносимо живуч. Он будет до самого конца сражаться за свою жизнь. Пуля в голову не гарантирует мгновенную смерть. Даже пуля в сердце не гарантировала мгновенную смерть. А страдать Дазай не хотел. Ему этого и в жизни хватало, смерть должна была стать успокоением, а не страданием. Особенно сейчас.
Он постарался надеть всю ту же маску, что была на нём всегда, пока ехал в машине до места, указанного в письме от Мори. Работа для них с Чуей и небольшого отряда. После инцидента с Мимиком несколько враждебных мафии группировок решили объединиться и нанести удар по как им казалось отвлёкшейся организации. Они должны были встретиться в бывших военных складах на окраинах Йокогамы и заключить соглашение. Дабл Блэк должны были обезглавить группировку до того, как они заключат соглашение и наглядно показать, почему с Портовой Мафией шутки плохи. Устроить демонстрацию в их стиле.
В любой другой ситуации Дазай предпочел бы поступить хитрее. Настроить эти группировки против друг друга и добить победителя. Но ему было не до схем и планов, не после Мимика. И слухи о том, что Осаму Дазай из Портовой Мафии уже не тот тоже наверняка начали ползти после того, как он почти неделю бездействовал, позволяя всё делать за себя Акутагаве и подчинённым.
Возможно, этим выступлением Мори хотел проверить Дазая, да и остальным показать, что значит руководитель Портовой Мафии.

Дазаю было плевать. Он сидел с открытой дверью машины, согнувшись и поставив ноги на землю, и считал время до прибытия Чуи. Дождь продолжал лить, и он чувствовал, как намокают его волосы. Они были в точке сбора, слепом пятне для часовых, что охраняли Встречу, небольшой пустырь, который не просматривается из-за других складов. Легко атаковать внезапно, легко укрыться.

Он считал капли дождя, барабанящие по крыше.

Он закрывал глаза и видел кровь. 
И свою руку, что тянулась вперёд, но не могла поймать плечо уходящего вперёд навстречу смерти человека.

В Древнем Египте смерть была самым важным событием в жизни человека. Не было ничего важнее смерти. Но Дазай не умирал. Уже три года он жил на грани после встречи со смертью, он чувствовал дуло пистолета у своей головы неисчислимое количество раз, он просил, он хотел умереть, но не умирал.

Сейчас он опять чувствовал так остро, как никогда. Это желание смерти.

Так насколько же проклятым должен быть тот человек, что не может умереть?..

Отредактировано Dazai Osamu (2019-05-03 04:56:43)