о проекте персонажи и фандомы гостевая акции картотека твинков книга жертв банк деятельность форума
• boromir
связь лс
И по просторам юнирола я слышу зычное "накатим". Широкой души человек, но он следит за вами, почти так же беспрерывно, как Око Саурона. Орг. вопросы, статистика, чистки.
• tauriel
связь лс
Не знаешь, где найдешь, а где потеряешь, то ли с пирожком уйдешь, то ли с простреленным коленом. У каждого амс состава должен быть свой прекрасный эльф. Орг. вопросы, активность, пиар.

//PETER PARKER
И конечно же, это будет непросто. Питер понимает это даже до того, как мистер Старк — никак не получается разделить образ этого человека от него самого — говорит это. Иначе ведь тот справился бы сам. Вопрос, почему Железный Человек, не позвал на помощь других так и не звучит. Паркер с удивлением оглядывается, рассматривая оживающую по хлопку голограммы лабораторию. Впрочем, странно было бы предполагать, что Тони Старк, сделав свою собственную цифровую копию, не предусмотрит возможности дать ей управление своей же лабораторией. И все же это даже пугало отчасти. И странным образом словно давало надежду. Читать

NIGHT AFTER NIGHT//
Некоторые люди панически реагируют даже на мягкие угрозы своей власти и силы. Квинн не хотел думать, что его попытка заставить этих двоих думать о задаче есть проявлением страха потерять монополию на внимание ситха. Квинну не нужны глупости и ошибки. Но собственные поражения он всегда принимал слишком близко к сердцу. Капитан Квинн коротко смотрит на Навью — она продолжает улыбаться, это продолжает его раздражать, потому что он уже успел привыкнуть и полюбить эту улыбку, адресованную обычно в его сторону! — и говорит Пирсу: — Ваши разведчики уже должны были быть высланы в эти точки интереса. Мне нужен полный отчет. А также данные про караваны доставки припасов генералов, в отчете сказано что вы смогли заметить генерала Фрелика а это уже большая удача для нашего задания на такой ранней стадии. Читать

uniROLE

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » uniROLE » X-Files » Вижу свет в моей мгле


Вижу свет в моей мгле

Сообщений 31 страница 41 из 41

1

https://pa1.narvii.com/6798/a311b22b0182cb56b7d6d2f732891f5e3682f541_hq.gifhttp://avatarmaker.ru/img/11/1027/102619.gifhttps://static.wikia.nocookie.net/2315de4c-9f7c-44c1-ac6c-b7497d587ad0/scale-to-width-down/150http://avatarmaker.ru/img/9/835/83444.gif
                Kyoraku Shunsui & Bastet
Сколько лет прошло? Много, настолько много, что начинаешь теряться в череде событий. Она появляется внезапно, даже случайно. Уже успела свалиться на голову другой шинигами, и также успешно успела сбежать, толком не восстановившись. Снова бежит, и снова не знает куда, израненная, судорожно сжимая в руках дайсё.

+1

31

Тут ничего не изменилось с последнего моего визита. А он был крайне давно, аж, в четвертом веке до нашей эры. Я не разворачивала пространство, пользуясь самим помещением лишь удаленно, не желая при этом вступать на мраморные плиты, которые так много напоминали о моем прошлом. Таком, болезненном и далёком, что сердце в груди болезненно замирало. Наверное, мне просто требовалось время, чтобы собраться с силами и мыслями, дабы не впасть в состояние апатии и безразличия, плавно переходящего в первозданный гнев. Ведь уходила я из Египта, одним мановением руки сворачивая храм. Его пространство стремительно исчезало за моей спиной, оставляя после себя смертоносные лабиринты пирамиды. Если кто-то из жрецов и выжил в том нападении на храм кошек, то в пирамиде шансов уже не оставалось. Эта часть коридоров никому не была известна, и путь сей имел множество смертельных ловушек, ибо вел к самой гробнице фараона. Но... Это все было давно, сейчас не стоит этому уделять свое внимание. Как-нибудь в другой раз, когда для этого будет повод или настроение, спокойное и безмятежное, не омраченное резким эмоциональным перепадом, который иногда, но случается.
   Не смотря на то, как давно меня здесь не было, я была рада почувствовать нечто свое и родное. И сил ушло немного, ощущалась лишь лёгкая, но приятная усталость, и сердце немного встревожено колотилось в груди, скорее всего, от лёгкой ностальгии. Столько всего в этом храме было пережито, что и за один день не расскажешь, но, видимо, письмена на стенах говорят быстрее и больше. Я глубоко вздохнула, не смея посещать последнюю комнату, где раньше была заводь, переходящая в Нил. К этой встрече я не готова. К тому виду, который она примет. Не готова, увидеть пустоту и отсутствие привычного ландшафта. Может, найду когда-нибудь домик на берегу озера и разверну там свой храм… Но, это лишь мечты, возможно, несбыточные и неясные. Поэтому, я вернулась к горячему бассейну, с интересом наблюдая за мужской фигурой, присутствие которой само по себе казалось чудом. Давно здесь Никого не было.
- Жрецы храма решили, что, человеку, которому удалось пройти опасные лабиринты пирамиды, будет не лишним узнать, в чьи покои он случайно или намерено забрел. Как по мне, подобное предостережение-историю вряд ли кто-то стал бы читать, но они с такой любовью рисовали всё это и вырезали, что остановить их я была не в силе, - и серьезно и с лёгкой усмешкой. Рассказали всё, даже не пытаясь приукрасить или скрыть что-либо, но, смотрится красиво, и ладно. Краски не побледнели, не выцвели, не потрескались, здесь нет расстроенных моим отсутствием ветров, нет разрушающего песка и пыли, как и тех, кто стал бы долотом уничтожать искусную работу. Я уверена, вторжение римлян сказалось не только на главном храме, кошках и статуях. Скорее всего, рука ненавистного мне племени, прошлась по всем фронтонам, гробницам и письменам. Я слышала, что и библиотека в Александрии была сожжена, а там много всего хранилось, очень много.  Тем ужаснее и печальнее была утрата, столько трудов там хранилось!
   И тем необычнее вновь увидеть работу мастеров, аккуратную и красивую, и человека, который проводит по ней ладонью, изучая. А я улыбаюсь, задумчиво и без опаски. Второй случай на моей памяти, когда кого-то заинтересовали эти узоры. Но тогда, это был вторженец, ищущий зелёное сияние, едва не попавший на съедение крокодилам Сета. И он не знал, кто перед ним столь внезапно появился, с любопытством разглядывая странные приспособления. Сейчас же немного другая ситуация. Хотя, попади Кьёраку в то время в мой храм, наверное, я также затейливо и любопытно осматривала его, невесомо касаясь кончиками пальцев его плеч, мечей, шляпы и кимоно. Смеясь, передвигаясь по-кошачьи, дразня своим присутствием, мимолетно целуя. Как нимфа или дриада, лёгкая и неуловимая, лукаво увлекающая за собой.
А куда увлекающая, зависело бы от него самого. Ибо злые умыслом и жестокие, заканчивали свой век на жертвенном алтаре, остальных же ожидала более приятная участь, совместимая с долгими годами жизни. Беседа, приятная обоим, а может, и что-то другое. При упоминании в мыслях об этом, Сехмет недовольно зарычала, тогда-то она была более спокойна именно по этой причине. Кровью ее успокаивали, не позволяя выбраться наружу, а теперь содержат голодную, так как жажду крови её я не желаю утолять. Нет повода и смысла лить кровь понапрасну, лишь ради второй своей ипостаси. Миновали те далёкие дни.
   Всё меняется, как перетерпела изменения и я, подавшись в бесконечное путешествие. Смотря назад, далеко назад, я понимаю, что стала иной и совершенно отличаюсь от себя прошлой. Хорошо это или плохо, тяжело сказать, ибо данные изменения, в первую очередь, отражаются на мировоззрении и в выборе, который мне приходиться делать, чуть ли, не каждый день. Быть человечной или же, игнорировать многое, слишком многое, чтобы оставаться бесстрастной и приближенной максимально к изначальной версии себя самой в случаях, когда требуется вершить чужие судьбы. "Хорошая загадка",- губы трогает задумчивая улыбка, которая приобретает вид радости безмерной, когда на плечах чувствуются теплые мужские ладони.
   Лёгкий выдох, чтобы прогнать любые рассуждения с воспоминаниями и поворот головы чуть в бок, чтобы, прикрыв глаза, прислушаться. К ощущениям, к чувствам, что горячей волной проносятся по телу, заставляя сердце ускорить свой ритм. В надёжных и сильных руках чувствую себя слабой и невесомой и это бесценно. Губы снова трогает улыбка, - мне только в радость.
В радость найти в себе силы и открыть скрытое пространство, появиться здесь не одной, показать то, что было спрятано много веков назад, и поделиться этим с кем-то, кому действительно доверяю, и услышать пару слов, от которых по всему телу бегут мурашки. И, в некотором смысле, Сюнсуй является здесь первым, за долгое время, посетителем. Отважным даже, и бесстрашным. И это многим лучше, чем в одиночестве обходить собственные покои, с тоской осматривая каждый закоулок своего былого величия. Былого, потому что никогда больше здесь не зашелестят орды мягких лапок кошек, не послышится шорох жреческих сандалий и не раздастся смех Сагет и прочих прислужниц. Все это прошло, но осталось более ценное - я и этот храм. Напоминание самой себе, что я ещё есть и не стоит забывать, кем я являюсь. Не смотря ни на что.
   А улыбка становится игривой, и в глазах пляшут озорные огоньки, способные привлечь взгляд своим сиянием. Лёгкие белоснежные одежды падают на пол, а я и не удивляюсь, как быстро мой спутник успел разобраться в их конструкции, так как нет в них ничего сложного. Кимоно по сложнее, будет, но, разве, это имеет сейчас значение, когда и без всего становится жарко? Этот огонь, огонь страсти, быстро поглощает нас обоих и ему не хочется совершенно сопротивляться, да и не нужно. Эти горячие и требовательные поцелуи, до которых иногда так хочется дотянуться, встав на цыпочки. Сильные и надёжные объятия, в коих теряешься и растворяешься без остатка, в ответ, обнимая, нежно и ласково. А после шаг назад и горячая водная гладь принимает к себе не менее опаляющими объятиями. Лёгкая рябь волной проходится по ванне, я улыбаюсь, задорно смеюсь, снимая с плеча мужчины пару лепестков алого лотоса, что совсем недавно распустился и тут же рассыпался во множество собственных составляющих. А после наши взгляды встречаются и уже больше ничего не нужно. Пробегает коварная искра, притягивает друг к другу магнитом, и мир уступает сладостному томлению, страсти и чувственности. Реальность на какое-то время перестает существовать, не желая нарушать столь яркое единение двоих, и правильно делает. Мысли сумбурным потоком исчезают на границе создания, оставляя право решать сердцу, интуиции и желаниям, которые тут же берут верх над всеми прочими факторами.  И ароматы трав, цветов и лотоса, лишь щекочут обоняние, создавая завесу, которая еще больше распаляет, делает жадными до поцелуев, прикосновений и объятий. Чтобы потом, когда ураган страсти утихнет, ласково убаюкать и расслабить, оставаясь на коже тонким ароматным букетом.
   Уже чуть позже, затаившись немного, оставляю поцелуй на плече Сюнсуя и улыбаюсь, ласково его приобнимая, положив тонкое запястье на его грудь. Чем-то напоминает обстановка горячие источники, и при этом, разительно отличается. Что самое забавное, кровать находится в нескольких метрах по ту сторону ванной-бассейна. Стоило лишь сделать несколько шагов в другую сторону, и упали бы не в горячую воду, а на мягкую перину. Но, это не имеет никого значения. Главное, что тепло.
- Если желаешь, я могу принести вина, - мне кажется, что прохладный терпкий напиток будет сейчас к месту. Были у меня запасы, до которых я не дотрагивалась в связи с определенными моментами и обстоятельствами в своей долгой жизни, наполненной преследованиями и опасностями. Посему, вино, которому года лишь придавали непревзойденный вкус, оставалось нетронутым. Хотя, в былое время, сей бар продержался бы недолго. Далеко недолго. Сюнсуй уже пробовал этот благородный напиток и мог бы помнить его вкус, но, прошло уже несколько столетий и это воспоминание может быть немного обманчивым. Выдержка стала больше.  К сожалению, в Египте, должное отдавали лишь вину и пиву, второе, по вполне логичным причинам, я предложить не могу. В отличие от вина, время делает из пива, не очень приятный напиток, мягко говоря.
Приподняв голову, нежно провожу ладонью по лицу мужчины и оставляю на его губах чувственный поцелуй, чтобы затем немного отстраниться и улыбнуться, ожидая ответ на заданный вопрос. Как ни как, получается, я принимаю у себя гостя. Правила гостеприимства никто не отменял. Единственный недостаток, увы, но, ничего кроме вина я предложить не смогу. В Египте всё необходимое приносили жрецы, в настоящее же время, я обычно приемы пищи доверяла ресторанам, кафе и собственной готовке в уютной квартирке. Последнее было особенно в радость, но без должного интереса. Одно дело готовить для себя и совсем другое, для кого-то.
- Как вариант, могу предложить еще сделать массаж, - задумавшись немного, улыбнулась. Да, после горячей ванны размять мышцы не будет лишним. И предложение это исходит от чистого сердца.

+1

32

Капли воды поблескивают на бронзовых плечах, словно алмазы, и Кьёраку собирает их губами, переводя дыхание, медленно и блаженно выдыхая Бастет-тян куда-то за ушко, убирает ее влажные волосы с шеи, целует еще. Прикасается, дыша медленно, неглубоко, словно опасаясь спугнуть – но на самом деле отпечатывая в себе и эти мгновения.
Если мог бы, если бы умел – растворился бы в пространстве, что сейчас их окружает, так хорошо ему. Негой обволакивает, окутывает, и Кьёраку знает точно, что все это останется с ним. И чувственные объятья, и жаркая страсть, и синева неба к треугольнике проема, и золото песков.
Прихотлива судьба, что свела их, однако, - он смотрит в бархатные карие глаза Бастет-тян, накрывает точеные, чуть тяжеловатые скулы ладонью так бережно, как если бы касался крыла бабочки.
Он и это запомнит.
Глухо постукивает сердце, зачем-то немного невпопад. Ему бы наслаждаться тем, что имеет, расслабиться – к тому же, если все к тому располагает, но там, где на груди чуть пульсирует шрам в виде креста, зачем-то поселилась тихая печаль.
Не меркнут ни краски, ни тени места, что окружает их, словно мягче делаются огоньки на полу – радуйся, путник, тебя приняла в своем храме богиня! – но Кьёраку смотрит на нее, зачем-то понимая, что прикасается к запретному. И что не должен идти дальше.
Не может.
Разве что, совсем чуть-чуть, - понимание спускается, вслед за спокойной улыбкой, и печаль из взгляда изглаживается.
- С удовольствием, Бастет-тян, - дабы смягчить и успокоить любое сердце, поистине, нет ничего лучше вина. А принять его из этих рук, в особенности, памятуя о том поистине божественном, чем Бастет-тян его уже потчевала, м-м… Нет, Кьёраку не просто не откажется – он хотел бы.
Потому что зачем-то в душу его темным сумраком ползет, непокорной тенью, мысль о том, что заканчивается слишком много хорошего. А он в силах только хранить память об этом, потому что… уходят все. И он уйдет, тоже – или она уйдет.
Он не уверен, что это то, о чем сейчас, после горячих ласк и жарких объятий, в принципе стоит думать. Но мысли упрямы – «все уходит, все заканчивается».
А человек – или шинигами – остается центром собственного мира. Один.
«И неужели я в самом деле намереваюсь так вот хандрить в этом прекрасном обществе?» - ну, недурная попытка встряхнуться. Женщины не любят печальных мужчин – опыт жизни с оханой тому самое лучшее подтверждение. «Жизни», да, вот так. Иначе ведь и не скажешь, - он видит в полумраке зала темные полосы мечей, поблёскивающие лаком ножны, искры на оковке.
Та – «те» - что никогда его не покинут.
Когда они покидают бассейн, на плечи Бастет-тян опускается розовое цветастое кимоно, и пятна воды, упавшей с ее волос, делают цветы на шелке лишь ярче. И ярче, кажется, вспыхивают ее изумительные глаза.
Отжав волосы, Кьёраку привычно собирает их сзади на затылке в хвост, просохнут и так. Пояс хакама завязывается с тихим шелковым шелестом, и удобная кушетка чуть вздрагивает под весом – прилечь на нее,  глядя на то, как темно-красное, будто кровь, вино, в кубки  льется, оказывается и приятно, и желанно. Взгляд скользит по профилю Бастет-тян, по улыбчивым светлым губам, которые сейчас, зацелованные, стали ярче и будто бы еще горячее.
Хотя куда уж больше, - он глубоко вздыхает, блаженно, думая вдруг о том, что все-таки был неправ в своей хандре.
- Ты часто приходишь сюда, Бастет-тян? – одна, или с кем-то. Если задуматься, то они совсем немного знают друг друга – прямо сказать, всего ничего. Столетия меж встречами не в счет – они ничего не знают друг о друге.
Зато прекрасно друг друга уже успели познать, - вино мягко горчит, ласковым теплом. Кьёраку смотрит единственным глазом на Бастет-тян, и машинально касается рукой шрама на сросшемся веке, ловит вытекшую из-под нее каплю. Случайность, после бассейна осталось, наверное.
- Расскажи мне об этом месте.

+1

33

Есть в этих прикосновениях и нежность, и немного печали. Так, практически невесомо, нарочито медленно, касаются, когда пытаются запомнить, прислушаться к ощущениям. И я тихо выдыхаю, прикрывая глаза на мгновение, чтобы тоже запечатлеть. Мимолетность времени, которое вскоре может побежать далеко вперед, что и не нагонишь. И живи потом воспоминаниями, ибо другого, не останется.
   Под касание ладони до щеки, открываю глаза и смотрю на Кьёраку, безгранично доверчиво и открыто, что, можно и прочесть, если окунуться в темный омут, отдаться ему без остатка. Мои тонкие пальцы ложатся на мужскую руку, прижимают плотнее к скуле, тоже, чтобы запомнить. А после, я сдержано улыбаюсь, согласно кивая головой. Молчаливо, потому что чувствую что-то и боюсь нарушить чужой поток мыслей, который печалью коснулся серебристого взгляда. И, задерживая прикосновение больше, чем нужно, я пытаюсь оставить отпечаток тепла и тихого понимания, которые, на мой взгляд, должны присутствовать в жизни любого человека. Улыбнувшись чуть шире, всё же, отпускаю чужую руку и выскальзываю из горячей ванны. Но, неспешно и не страшась холода, потому что в помещении тепло.
    Веки немного опущены в спокойном смирении, и взгляд черными озерами становится, в котором полыхает незаметным огоньком пламя. И отсвет лампад и осветительного огня превращает глаза в ночное небо, когда я смотрю вверх, аккуратно ловя ткань кимоно, которую заботливо положили на мои плечи. Благодарно улыбнувшись, склонила голову чуть в бок.
- Я сейчас вернусь, ты проходи дальше, - жестом указав на широкую кровать, скрытую за легкими тканями, исчезаю ненадолго в холодном помещении, где хранится вино, чтобы вскоре вновь объявиться возле мужчины и аккуратно присесть на край мягкой постели. Возле ложа есть небольшая тумбочка, на ней и остается бутыль с вином, когда алое содержимое оказывается в двух золотых кубках. Посуда еще со временем Древнего Египта. Даже странным кажется всё это. Один бокал я протягиваю Сюнсую, сама же, пригубив пару глотков вина, отставляю свой кубок в сторону.
- Нет, - отрицательно покачав головой, извлекаю из тумбочки ореховое масло, и наношу его на руку мужчины, бережно разминая плечо, предплечье и спускаясь чуть ниже, - я не возвращалась сюда с того самого момента, как покинула свой дом. Раньше я жила здесь.
   Раньше, когда-то раньше, когда всё было легко, просто и ничто не омрачало мое существование, кроме скуки и желания сделать что-то большее. Когда я была другой, и вспоминать об этом, всё равно, что окунуться в холодный омут воспоминаний, что сумбуром разбегаются в моей голове. Задумчиво улыбнувшись, мимолетно смотрю на Кьёраку и согласно киваю головой. Да, безусловно, вопросов возникает, наверное, много.
- Раньше, кошки в Египте охраняли вход в Подземное Царство и провожали души после смерти. Это было одной из моих обязанностей. Раньше, - вздохнув тяжело, я стала массировать руку мужчины чуть ниже локтя, - однажды, один из фараонов, приказал построить пирамиду, и одним из его желаний было, чтобы в пирамиде появился мой храм. Он хотел, чтобы кошки охраняли его гробницу посмертно, и тем самым показывали людям, что даже после смерти, Боги не оставляют людей. Этот правитель благотворил кошек и часто навещал центральный храм в городе. Поэтому, после смерти, я проводила его к Проводнику Душ и перенесла свои покои из обители Богов в пирамиду фараона. В этот храм можно было попасть, только, зная безопасный путь, в обход всех смертельных ловушек, которыми была усеяна вся пирамида, но, что самое главное, как только это помещение стало частью пирамиды, пропал и вход в гробницу. Я заняла одну четверть пространства, в которой терялись все проходы в покои умершего царя. Вскоре, я показала  своим жрецам путь в эти покои, и они передавали эти знания из уст в уста. Привлекали иногда жриц, чтобы те приносили сюда фрукты, и яства, и также, проводили иногда ритуалы, дабы утихомирить мою вторую ипостась. Конкретно в этой комнате бывали только жрицы. Исключением были первые несколько месяцев, когда стены украшали письменами и узорами, мои подопечные не хотели, чтобы кто-то случайно побеспокоил меня.
   Сделав небольшую паузу, я отпила немного вина из кубка и после вернулась к своему занятию, разминая аккуратно запястье, ладонь и пальцы Сюнсуя.
- В этом храме существует система комнат, есть оружейная, гардеробная, холодная комната, библиотека, это помещение с ванной-бассейном, и выход к заводи. Раньше там подступали к мраморным ступеням воды Нила, и присутствовал вид на пустыню. Если пройти мимо кушетки, стола и стульев, что находились перед заводью, можно выйти к проходу в главный зал с колоннами и возвышением. Там, я обычно, ожидала посетителей или тренировалась, и на тех стенах более подробная история Египта расписана. Туда же и вели лабиринты пирамиды. Нарушителей, как правило, наказывали, но, иногда я избавляла их от гнева жрецов. Некоторые из них не желали зла и были интересными собеседниками, но были и те, кто хотел разорить гробницу или мой храм, или же, просто имел плохие намерения. Подобных было большинство. Я ушла из Египта, когда пришли римляне и стали уничтожать кошек, любое упоминание обо мне, жрецов и, когда убили мою приемную дочь. Мне помешали другие Боги защитить ее. Свернув пространство, я забрала с собой храм. У каждого Бога моего пантеона есть возможность перемещать с собой свои покои. Не возвращалась я сюда, по одной простой причине – боялась встретиться со своим прошлым, и не хотела, чтобы меня обнаружили те, кто ищет встречи со мной.
   Закончив с правой рукой мужчины, я перешла на другую сторону кровати, прихватив с собой кубок, и принялась массировать вторую руку своего гостя, дождавшись, когда Кьёраку перехватит бокал.
- Что ты хочешь еще узнать? – даже странно как-то, рассказывать кому-то так много. И еще поразительнее тот факт, что я могу сделать это легко и непринужденно, будто не о себе повествую, - я вижу, у тебя есть ко мне вопросы. Спрашивай.
   Я еще могу рассказать многое, и даже не знаю, кому это больше нужно. Мне или ему, кто эти вопросы может задать. Мы виделись трижды, и два раза из двух я исчезала бесследно, не попрощавшись, и оставив после себя крупицы бессвязной информации. А сейчас, интересно как, и храм показала и могу поведать больше, чем несколько фактов. Плюс вино немного расслабляет и способствует открытому диалогу, но сама я, спрашивать что-либо не спешу. Не знаю, о чем спросить. Всё кажется, и так понятным. В отличие от меня Сюнсуй рассказал больше и понятнее.

+1

34

Все скрылось под пылью времен, тяжестью ушедшего времени – но оно звучит в глубоком голосе Бастет-тян, печальном и плавном, словно негромкая музыка. Вздрагивают в нем потери и боль, вспыхивают времена радости, звучат слова и имена – полузнакомые Кьёраку, когда-то, в бесчисленных вариантах миров услышанные. Он видит и стайки кошек – изящных, величавых, ленивых или игривых, видит, следуя за рассказом Бастет-тян, жрецов и прислужниц, разлив нестерпимо синей реки среди зеленых берегов, в ослепительном золоте песков. Видит людей, как ищущих защиты, так и алчущих богатств, видит и ее саму – прекрасную повелительницу, богиню, облеченную даром как наказывать, так и миловать, воспетую в гимнах, ту, что сейчас улыбается ему – ласково, и немного печально. Тяжело вспоминать такое – он кивает, вздрагивая веком здорового глаза, сочувствуя.
Ее слова входят под кожу вслед за прикосновениями пальцев, которыми они разминает прогретые мышцы рук – очень приятно, и немного даже возбуждает. Но – потом. Все потом, хотя они и лежат очень удобно, и вино приятно горячит изнутри. Но… позднее. Любовные утехи от них никуда не уйдут, так ведь? – сделав еще глоток, Кьёраку долго молчит на вопрос Бастет-тян, скользя взглядом здорового глаза по изгибам тела под шелком. На руке – по-прежнему ее пальцы, продавливают, нажимают, но делают это так нежно, словно кошечка лапками прикасается. От сравнения невольно хочется улыбнуться, что Кьёраку и делает, чуть качая головой, и легонько касаясь ее подбородка.
- То есть, это пространство подчинено тебе, но в него все равно могут проникнуть чужие, без… твоего ведома? – с подбородка прикосновением он спускается на гибкую шею, поглаживая ее, как делал бы это кошке. В неплотно запахнутом кимоно играют соблазнительные тени, и он невольно опускает туда взгляд раз-другой.
Видимо, подобные Бастет-тян, иные боги, все-таки могут.
- Я понимаю, что совсем ничего не знаю о вашей природе, Бастет-тян, - на ее шее мягко вздрагивает пульс. Так и тянет прильнуть поцелуем, снова на вкус попробовать эту кожу, жасмином пахнущую. – Может быть, это мне и ни к чему – опасно приоткрывать двери, ведущие в чужие миры, в чужое мироздание... Пускай я и известный нарушитель всего такого, - он смеется, слегка потягиваясь, удобней откидываясь на подушки.
- Кто знает, как это может сказаться на всем… на всем прочем. В моей войне не столь давно, - да, в «его», Кьёраку, войне, в которой без помощи извне шинигами – даже с Нулевым Отрядом – потеряли бы не только Общество Душ, но и, неизбежно, ряд других миров, - едва не случилась катастрофа, когда был уничтожен тот, кто является основой нашего мира. Ключом к мирозданию, к потокам душ, ко… всему. Король Душ. Представь себе вырванный у мира хребет, на котором держалось все – и это будет очень, очень слабое сравнение.
- Неизвестно, что случилось бы с миром живых, но я знаю, что отголоски нашей катастрофы докатились и до него. Сотрясло и третий мир, тот, где обитают Пустые, сотрясло все – но нам повезло.
Негромкий вздох застывает в легких. Кьёраку поднимает глаза к потолку.
«Камикаке удалось, да, Укитаке?»
- Мой друг сумел стать заменой Королю Душ. Само собой, после этого я его потерял, - друг, который больше, чем брат. Жертва, которая стоит любого одиночества, любых бессонных тоскливых ночей. Любой пустоты в сердце.
Укитаке знал, на что идет, и Кьёраку должен был принять эту его жертву. Иначе погибли бы все. «А сам я бы сумел так?» - конечно же, сумел бы. Только вначале долго бы каялся, что довел ситуацию до такого – безвыходного.
И не убежать, не уйти в тени, не скрыться под шляпой-каса – теперь со-тайчо. Теперь – на виду.
- Я знал, что это было неизбежным, и что иначе – никак. Тогда наш мир устоял. С тех пор я… хоть я и здесь, в ином измерении, постоянно думаю о том, что равновесие миров не должно быть нарушено. Это очень, очень скучные мысли. Быть Главнокомандующим – жуткая тоска. Но больше некому, - он весело посмеивается, отпивая еще вина, из теней мягко переходя к свету.

+1

35

Прошлое всегда покрыто веянием лёгкой ностальгии. Порой болезненной, порой радостной, как или когда мы вспоминаем что-то, приоткрывая завесу своей персональной истории. Но грустить не стоит, когда прошло столько лет, что и нескольких человеческих жизней будет мало. Главное, что это было.
- Только, когда оно полностью раскрыто и, в какой-то степени, становится частью здания, - согласный кивок головы и спокойная улыбка, - сейчас проход в помещение только один - через тот коридор, в который мы вошли. Порталом извне сюда тоже не попасть. Раньше входов было три или четыре. При вызове храма, я могу видоизменять пространство. Но, когда он скрыт, даже я не могу попасть внутрь него.
   Я не думаю, что постояльцам или персоналу понравилось бы, что в их здании появился египетский храм, поэтому, по вполне разумным причинам, я раскрыла только один проход, оставив все прочие запечатанными. Нет открывающихся просторов там, где был выход к Нилу, нет прохода и в главный зал, как и потайная дверь заперта. Но, это все не отменяет одного - отсюда, можно раскрыть портал, что само по себе является зацепкой для спасения в ситуациях чрезвычайных. Все же, физически никто не запрещает войти сюда обычным способом. Это то, чему я препятствовать не в силах. Хотя, наверное, я могу запечатать и ту единственную дверь, что есть. Построить крепость, без окон и дверей. Но, нужно ли это? Не думаю. Мне хватило затворничества и в другой форме. А еще, я помню сны, в которых меня живьем замуровали со скарабеями и запечатали, одну, в темноте. Но, скорее всего, это были лишь кошмары, навеянные страхом погони и воспоминания о былых днях.
   Я улыбаюсь, из-под опущенных ресниц бросая взгляд на Кьёраку, немного вздрогнув.  Улыбка моя и хитрая немного, и таинственная, и игривая, и понимающая. А его прикосновения приятные, и от них хочется замурчать, как кошка, позабыв о том, что я в человеческом образе и веду спокойный диалог.
- Природа, - я ухмыльнулась, мягко оставляя руку мужчины, чтобы сесть в полу - оборот удобнее и внимательно проследить за его взглядом, когда он откинулся на подушки. Мне захотелось провести кончиками пальцев по груди Сюнсуя, погладить ласково ладонью по щеке, прогоняя витиеватые его мысли, что, собственно говоря, я и сделала.
- Всё находится в балансе, во всех мирах. Когда что-то появляется, обязательно что-то исчезает. Прыгая между разными Вселенными, я пришла к интересному выводу – наши миры подобны сотам меда или же многоквартирным домам, которые соприкасаются незримо, но ощутимо. А может, и как лабиринт, в котором много помещений и в них легко запутаться, - я задумалась, но, при этом наклонилась вперед, оставляя поцелуй в уголке чужих губ.
- Но, что всегда остается неизменным, так это зависимость мира живых, Верхнего мира от царства мертвых, Нижнего мира. Без существования второго сломается всё, потому что, нарушиться сам круговорот перерождений. Так везде, - я пожимаю плечами, и выпрямляюсь, нанося немного масла на плечи своего гостя, растирая несколько капель вдоль фактурной ключицы.
- Мы можем черпать свою Силу по-разному, но сам смысл, он вряд ли измениться. Поверь, в моем мире, тебя удивило бы, разве что, отсутствие Пустых. Но, не стоит думать, что там всё спокойно. У нас полно разных демонов, сущностей, духов, не упокоенных душ, которые не менее опасны. И с ними тоже приходится бороться, - массируя аккуратно плечи, я опускаю взор, улыбаясь собственным мыслям.
- Раньше этим занимались Боги. У каждой страны был свой пантеон Богов, отвечающих за разные сферы жизни людей, выполняющих свои задачи на доверенной территории. Каждый мир создавался по-своему, держался на своих трех китах. Но, в последнее время, подобные, мне, встречаются редко. За последние несколько столетий, что тут говорить, начиная со своего ухода, я не встречала других Богов, кроме одного, - я зависла, мягко отстранившись, чтобы сделать глоток вина, - кто таких, как я убивает.
   Да уж, я и тогда, на приеме, задумалась над нашим диалогом. И, правда, геноцид пантеонов, подтвердил бы мою догадку об отсутствии Богов. Люди тоже приложили ко всему руку, приняв одноликого бога за всех прочих, но есть ли результат? Раньше мы могли вмешаться и показать человеку ошибочность или правильность его выводов, теперь же, кто этим занимается?
- Но, став заменой Короля Душ, он остался в живых? – глупый вопрос, наверное, но, если остался. То, потеря, в привычном ее понимании, не изменяет того факта, что тот друг остался жив, пускай, теперь находится далеко и исполняет свою роль в этом мире.
- Большая ответственность, рождает соответствующие мысли, - грустно протягиваю я, но, после, все-таки улыбаюсь. Не стоит много говорить о грустном, или плохом. Странным как-то вышел диалог.
- Тебе нужен человек, временно исполняющий обязанности, - в моем голосе слышится смешливость, но и сама идея имеет право на существование. Некоторые боги, вон, даровали свои силы простым смертным, чтобы они временно исполняли обязанности богов. Такое себе явление, для человека, не подготовленного…ну, а если, назначить и обучить под себя зама? Анубис, к примеру, иногда посещает мир смертных и отдыхает. Осирис даже ему дает отпуск, и себе позволяет покинуть порой Подземный мир.
- Но, этим, не стоит злоупотреблять, уважаемый со-тайчо, Ваши заместители должны знать, что Вы есть, - теперь мои губы трогает широкая улыбка, а в глазах мелькают озорные огоньки. Я на мгновение отхожу, чтобы вновь оказаться с другой стороны постели и аккуратно долить еще вина в кубок Сюнсуя, придерживая свободной рукой рукав кимоно. После, я сделала еще пару глотков напитка из своего бокала и вновь отставила его в сторону, чтобы затем коснуться ноготками чужой ладони.
- Я очень рада нашей встрече, Сюнсуй. Очень.

+1

36

- Увы, - одними лишь губами, на которых улыбка – неизменная, выдыхает Кьёраку, - его больше нет.
«Камикаке удалось», - и из сердца рвется долгая, глубокая, сосущая боль, будто бы приступом. Укитаке действительно не стало – есть только белый камень с именем, возле которого со-тайчо может сидеть часами, вспоминая и размышляя. Скучая – «проклятье».
А от Уноханы ему не осталось даже могильного камня. Она ушла, развеялась, словно и не было. Как когда-то забыли ее кровавое имя – оно постепенно истаяло из памяти даже столь долго живущих шинигами, забывают постепенно и сейчас. Что с ней случилось? – знает только упрямая горькая складка возле губ Исанэ-тян, знает иногда куда-то в пустоту устремленный взгляд последнего Кенпачи.
Вряд ли титул теперь перейдет к кому-то другому – шинигами сильнее Зараки просто не существует. Но все может измениться. Ведь сам он изменился тоже.
Они не говорят о том, что случилось – почти. Приказы не оспариваются. Да и винить за лучшую битву в его жизни Зараки, наверное, Кьёраку не станет, а сам Кьёраку… хотел бы разобраться в том, что теперь чувствует, да только больше запутывается.
Никакая дружба, ничто не сумело бы удержать Унохану на прежнем посту, не заставило бы служить ему, новому Главнокомандующему. И Главнокомандующий ею пожертвовал – двинул фигуры на доске. Заимел своего собственного зверя, сильнейшего – Кенпачи. Теперь по праву – Кенпачи.
Только это не умаляет горечи потерь, ни на мгновение.
- Рад и я, Бастет-тян, - но за потерями приходят новые встречи. Мир всегда меняется, и когда-то наброшенное на плечи этой женщины – этой богини – кимоно, вот это самое, как сейчас, было просто легким игривым жестом, ни к чему не обязывающим. Это кимоно перебывало на плечах такого количества женщин, что Кьёраку да-авным давно со счета сбился. И вот теперь оно снова укрывает интригующими тенями эту женщину, с которой их сводит прихотливая судьба. Кьёраку не задумывается, зачем – госпоже судьбе не задают таких вопросов, равно как и госпоже смерти.
Их принимают – смиренно, и благодаря. И за это стоит выпить, определенно.
- Спасибо тебе, - «за все», - изящное предплечье, пахнущее ароматным маслом, чуть скользит под пальцами, что его накрывают. Ладони щекотно – Кьёраку берет руку Бастет тян в свою, припадая к ней поцелуем.
И, право – она слаще любого вина.
- В своих отлучках в мир живых я встречал немало удивительного, но с уверенностью могу сказать, что подобных тебе не встречал никогда, Бастет-тян. Если у всего многообразия миров есть общие драгоценности, то ты – одна из них, - притянуть ее к себе, оставить на сладко пахнущем бархатистом виске поцелуй.
- И поистине… - это откровенность, это то, о чем обычно думают, но вслух не произносят. Особенно такие, как Кьёраку, за мягкой улыбкой привыкшие прятать все – и радость, и печаль.
- Встречи в иных мирах сильно помогают задуматься о собственном. Меня всегда называли ленивым, но способным учеником, - он задумчиво усмехается, вспоминая нависающую усатую фигуру Яма-джи, и палку того. – Из всего, как говорится, надо извлекать уроки, - только вот урока о том, как же не заставлять беспокоиться свою милую племянницу, Кьёраку-со-тайчо, увы, так и не изучил.
Нанао-тян неизбежно обеспокоена его столь долгой отлучкой, но покинуть пост не посмеет. И так было и будет всегда.
- Хотя мои лейтенанты, полагаю, уже устали хоть как-то надеяться повлиять на меня. И, скорее всего, сейчас меня уже ищут… но в это пространство, - он чуть щурится, - джигоку-чо не могут прилететь. Ай-яй. И духовной силы моей теперь не ощущается… мы можем с этим что-нибудь сделать, Бастет-тян? моя племянница, она же мой лейтенант-советник – девушка очаровательная, но в гневе неистова, - он посмеивается, но взгляд здорового глаза остается серьезным. Не гнев Нанао-тян страшит Кьёраку, а то, ка кона затем расстроится. Старик Окикиба… он все понимает, он должен все понимать, но Нанао-тян – слабое место Кьёраку. Самое дорогое, что у него есть – что у него осталось.

+1

37

- Прости, - искреннее и тихо, практически шепотом, потому что, боль утраты всегда страшнее всего и мелькает во взгляде тяжелым грузом воспоминаний. Не хотела я бередить старые раны и как-то давить на них, зарождая поток мыслей, возвращающий к тому, чего не стало. И, даже одно единственное слово никак не сможет изгладить, сей момент, так как он давно стал частью истории. Только если, больше никогда не напоминать, не пытаться, по крайней мере.
   Взаимная радость же от встречи, напротив, проходится внутри легким приятным ветерком, вызывает не менее приятную улыбку на губах, равно, как и слова благодарности. Я не хочу говорить снова, что и благодарить-то не за что, просто оставлю всё, как есть. И улыбка моя скажет больше, чем простые слова, которые могут лишь испортить некоторые мгновения. Он знает, что и я благодарна, и… так много всего, важного и нужного, а правильнее всего проявляется через взгляды, улыбки и действия.
- Спасибо, - коснувшись мягко ладонями груди мужчины, когда он притянул меня к себе и оставил поцелуй на виске, прошептала тихо и снова улыбнулась, на этот раз задумчиво. Мне говорили разные вещи, но уникальной и драгоценностью назвали впервые. Как-то непривычно это и поэтому возникает ощущение, что стоит, немного затихнуть, положив голову на мужское плечо и прислушаться к успокаивающему биению сердца. И, правда, как кошка.
«Жаль только, что любая драгоценность рано или поздно теряется, становясь лишь частью прошедшей истории». Не очень веселая мысль, но вполне правдивая, даже камень, выпавший из царской короны, заменяют на новый. Не оставляя надежды найти пропажу, ибо нет ничего прекрасней и правдивей ее. Любая замена всего лишь замена, так как не с ней изначально была задумана корона.
- Леность бывает разной, - положив голову на свои вытянутые пальцы, смотрю на Кьёраку и после слегка приподнимаюсь, чтобы правой рукой провести по его щеке и оставить на его губах нежный поцелуй.
   И правда, чрезмерная активность, часто, но не всегда, упускает из виду нечто важное и существенное, когда как без спешки, с чувством и с расстановкой, можно подметить, то самое, что и будет являться ключом к происходящему. В этом случае леность является преимуществом, но никак не недостатком, за который стоит ругать. Но, у всех свои методы и способы обучения, как и усвоения информации и в это лезть, тоже не стоит.
- Племянница, - протянув это слово, я улыбнулась и согласно кивнула, - вполне.
   Всё оставляет свой след, и ко всему можно найти свой подход, как и отыскать лазейки в том пространстве, что и, в настоящем времени, не является частью этого мира.  Действительно, найти Сюнсуя в этом помещении будет не просто, только, если не проявить тот след, который и приведет сюда весточку от его племянницы. А племянница, это уже родное существо, с которой, определенно, но связывают некоторые чувства.
- Подумай о ней, - мягко попросила я, приподнимаясь немного, чтобы призвать одну из своих способностей. Все же, часто мне приходиться находить и соединять любящие сердца, даже, если они находятся на расстоянии. Невидимые нити привязанности, которые тянуться на многие километры, и становятся тем связующим, что дарит чувство умиротворения, осознания чужого присутствия или же чужой любви. Глаза окрашиваются в яркий изумруд с кошачьими зрачками, пространство становится цветным и эфемерным из-за энергии, что наполняет всё, а после, я фокусируюсь на более важном – на самом Сюнсуе, чтобы увидеть разноцветные нити, которые связывают его с другими людьми. Именно в этот момент и важна мысль о той самой племяннице, чтобы можно было заприметить одну единственную нить, что будет гореть ярче прочих.
   До нее я и касаюсь, мягко взяв в свою правую ладонь, пальцами левой же, прикоснулась до виска мужчины, чтобы затем сделать выбранную нить ярче при помощи собственных сил. Послание, которые достигнет адресата по ту сторону нити, сделает присутствие Кьёраку явным для той, что важнее для него всех прочих. Вместе с этим, и в пространстве появляется тонкий золотистый след, больше похожий на туман после костра. По нему и можно отыскать духовный след Сюнсуя, который находится в египетском храме, скрытом от других глаз. Теперь и племянница немного будет спокойна, что со-тайчо жив и здоров, и джигоку-чо настигнут своего адресата.
- Теперь она будет знать, где ты. Как обычно, - тонкая улыбка трогает мои губы, и я отстраняюсь, легко вдыхая кислород полной грудью, возвращая себе естественный цвет глаз. Она будет знать, чувствовать, что он жив и где находится, и как отыскать, если вдруг срочно нужно.
   Энергия тонкая и яркая, на которую можно воздействовать, но не слишком сильно, чтобы не переусердствовать. Все же, чувства – между ними тонкая грань, и не стоит нарушать привычный ход вещей. Тем более, обрывать столь важные нити. Как и мойры, обрывающие нити людских и божественных жизней, я могу обрывать нити привязанностей. Но этого, я никогда не делала, считая, что этим должны заниматься сами люди. Это их право – решать, стоит, быть чувствам или нет. И когда появляется необходимость разбить сердце, такое хрупкое и легкое, - но, всё развеется, когда ты выйдешь отсюда.

Отредактировано Bastet (2019-05-02 11:33:09)

+1

38

Не в привычках и обычаях Кьёраку отказывать, когда его просит женщина, к тому же, столь прекрасная, и по которой его сердце бьется так невпопад, но – но. Когда золотистая линия рассекает пространство, он мысленно устремляется вслед за ней, и с глубокой и тянущей печалью в груди понимает, что не может – ни согласиться, ни принять.
- Прости, Бастет-тян, - пускай и сам ведь попросил о помощи, и то, что сейчас идет на попятный, может запросто обидеть богиню, но пальцы все-таки смыкаются, когда в самый последний момент Кьёраку разрывает связь, стиснув зубы.
Проще считать, что это все невозможно. Вероятно, Нанао-тян хватит даже слабого импульса, который сейчас просочился, и он искренне надеется, что она не уловит тревоги, что в последнее мгновение охватила ее непутевого дядюшку.
Между ними есть еще одна связь, гораздо более глубокая, чем что-либо подобное, - он какое-то время смотрит в золотистый полумрак теней перед собой, внутренне прислушиваясь, затем прикрывая здоровый глаз. Дыхание становится глубже.
Нет, не ошибся. Нанао-тян обеспокоена.
Но верит в него. Как всегда, - если бы улыбками можно было измерить печаль, то улыбка Кьёраку была бы самой-самой долгой.
Неловок получается, что предполагал одно, а вышло другое, но отголоски импульса мягко оборванной золотистой нити истлевают в пальцах. Слишком опасно. Слишком близко к краю миров, и от того, что именно его в том вина, у Кьёраку легкий холодок пробегает по спине.
«Я предупреждала тебя», - о, этот звон в сознании. И испуганное молчание рядом.
«Простите меня», - нет, он ни в коем случае не покажет, какую боль причинила ему эта золотая нить. Не успел понять, в чем будет заключаться это, и, слушаясь просьбы, подумал о Нанао-тян, совсем позабыв о том, что мечом без лезвия лежит между ними уже столько лет.
Божественную волю Шинкен Хаккьёкен принял в себя, и, сообразно своему предназначению, перенаправил… само собой, в того, кто сейчас к нему прикасался, явно или нет, вольно или же невольно.
Как прежде капризничала охана, так теперь меч Нанао-тян, спрятанный в малышке, противится какому-либо вмешательству такого вот рода. Не будь Кьёраку и Нанао-тян связаны еще и так – ничего бы не случилось.
«Но ведь ничего и не случилось, правда», - он улыбается сам себе, а затем приобнимает Бастет-тян за плечи, удобно откидываясь назад. И только сердце бьется чуть чаще, под затухающий отголосок боли.
- Прости… я должен был тебе объяснить, - теперь боль скапливается в виске. Личное в который раз сыграло против него, по злой иронии. – Мне очень не хотелось доставлять тебе неудобства, Бастет-тян, - виском, отмеченным шрамом, Кьёраку прижимается к ее волосам, и сильно выдыхает.
- Все дело в… во мне и Нанао-тян. Это… сложно объяснить, ибо это – понятия моего мира, но, думаю, ты поймешь, - пальцы переплетаются, и пульс успокаивается. Лежать так, чувствуя, как затухает боль, и как ветер слегка прикасается к обнаженной коже – лучшее, право.
- Не только кровное родство связывает нас, - долгая и темная история, полная тайн, слёз и потерь. И нерастраченной любви, и пустого одиночества.
- Я долгое время хранил завещанный ей её матерью духовный меч. Храню и сейчас. Это… особенный меч. Он сродни божественному оружию. Его сила – принимать в себя божественную энергию, и отражать ее. И вот сейчас… сошлись три условия. Нанао-тян, божественная сила, и я. Шинкен Хаккьёкен принял в тебя свою силу, и рассеял ее - ему не обязательно быть извлеченным, в таком случае, ибо направлялось все... к Нанао-тян. Прости… мне стоило сказать тебе, - Шинкен Хаккьёкен, хранящийся в руках неподвижно молчащей малышки, сейчас будто бы светится переливчатым белым сиянием. Он незрим – для чего угодно, кроме внутреннего взора Сюнсуя.
- Личные связи… делают нас уязвимей, как говорится, - вздыхает он еле слышно, искренне, бесконечно сожалея о том, что произошло. Не таким должно быть уединение с женщиной, ох, не таким, и Кьёраку, поистине, стыдно. Похоже, звание Главнокомандующего также сказалось и на его обаянии и чуткости.

Отредактировано Kyoraku Shunsui (2019-05-04 02:52:37)

+1

39

Всё это было глупой идеей, считать, что можешь помочь, когда тебя попросили. Так просто решить, что можешь сделать благо, незаметно и невесомо, но благо, способное найти позитивный отклик в чужой судьбе.  Потому, что раньше подобные шаги не приносили дурного, и потому, что так делала всегда. Еще глупее не заметить, как кто-то так просто обрывает нить, пускай, и, стиснув зубы, и не смотря на боль. Разрывает так, будто это древко смертельной стрелы или ветка молодого дерева, только-только распустившего свои тонкие ветви. Впервые на моих глазах, впервые так резко и быстро. Я растерялась, не успела среагировать и даже не смогла как-то отогнать от себя это состояние оцепенения, которое еще несколько секунд сковывало меня тисками. Не позволяло предпринять, обратные собственным, действия. Весь этот процесс, он подобен трансу, не желая ошибиться, пытаешься сделать всё аккуратно и невесомо и тут такое. Кончики пальцев дрогнули, по ним прошелся холод, пришлось отстранить руку. Как от холодной поверхности, запоздало, испуганно и в шоковом состоянии. Это опасно, это неумолимо, это жестоко, это страшно.
   Сердце быстро бьется в груди, а перед взором всё еще висит изображение того, как была разорвана нить привязанности. Их так много, нитей судеб, нитей жизни, нитей разных, отвечающих каждая за свое. Подобно ткацкому станку, они создают единое полотно и, если выдернуть одну нить…
   В сознании промелькнула мысль – хорошо, что не нить жизни. Неважно, какой, но нити жизни, которая позволяет жить в том состоянии, в котором сейчас живет этот мужчина. Остальное, оно не пропадет, должна одна нить заменить другую. А если ошибка, то, как исправить. Страшась дышать, едва заметно выдыхаю, когда Сюнсуй начинает говорить. Значит, обошлось. На этот раз уже более глубоко вдыхаю воздух в легкие и закрываю глаза. Головой отрицательно покачав, ничего не говорю. Потому что, это я виновата, только я одна и никто больше. Не спросила, не сказала, не предупредила.
   А потом, объятия, теплые, и я охотно в них утопаю, приобнимая в ответ ладонями, что удобно ложатся на чужую грудь и задевают немного фактурные плечи. Снова выдохнув, надеюсь, что, хотя бы, согреть и тем самым забрать что-то плохое, смогу. Но, уже и боюсь что-то сделать иное. Жалкой себя чувствую, очень.
- Не всегда, порой, они делают сильнее, - шепотом проговорила я, всё еще лежа с закрытыми глазами. Уже ни в чем, не уверена. Времена меняются, эпохи, вдруг, изменилось и отношение людей к дорогим их сердцу близким? Вдруг, извратили само понимание той самой близости, любви, привязанности? Вдруг… вдруг все поменялось, а я застряла где-то там, в межвременье, заблудилась и теперь не могу нагнать упущенное? Просто, не успеваю. 
   Сердце успокоилось немного и стало унисон биться с чужим сердцем, и все равно. Не могу успокоить свои мысли. Эти картинки из прошлого, эти сложности чужого мира и иных миров. Хорошо, что не нить жизни, не нить судьбы, а только нить привязанности. Маленькая нить, невесомая, но болезненная. Кончики пальцев вновь дрогнули.
- Прости, - потершись щекой о грудь Кьёраку, снова выдохнула, и открыла глаза, крепче его обнимая. Только сейчас дошло, что, вроде бы, обошлось и отпустило. Спало напряжение в запястьях рук, стали более гибкими и нежными касания пальцев. Голова немного закружилась и от того было приятнее сейчас лежать на ком-то, а не стоять или сидеть где-нибудь в гордом одиночестве. Так спокойнее и легче, отчего-то.  Все прошло, а может… нет. Это безумное вмешательство завершилось, и хорошо, что без громких и ужасных последствий. Еще один вдох. Объятия делаются более слабыми, не стоит душить кого-то своими руками, даже, если хочешь одарить теплом, любовью и лаской. Не стоит проявлять чрезмерную обеспокоенность, не стоит, так сильно обнимать кого-то. Могут понять неверно.
   А оправдываться…говорить о своих лучших побуждениях сейчас – все это кажется оскорблением, которое так легко нанести другому человеку. Всего лишь словом, потому что, и без глупых изречений всё, как на лицо. А молчание, оно будет лучшим объяснением. Мне так кажется.
- Хотела бы я, чтобы помимо песков пустыни, были бы мне подвластны и пески времени, - приподнявшись немного, оставляю в уголке губ Сюнсуя поцелуй и грустно улыбаюсь. Провожу нежно ладонью по его щеке, пробегаюсь кончиками пальцев по линии роста волос, всматриваясь в мужские черты лица, - но, они, как и Фортуна, не любят, когда кто-то пытается ими управлять. Время – и враг, и друг, которого пытаешься прогнать неистово, а отпускаешь с неохотой.
   И к чему всё это говорю? Оставив еще один нежный поцелуй, но на губах, загадочно улыбаюсь. Прямо, как тогда, в горах. С легким сожалением, но на этот раз, из-за того, что упустила время, когда оно так требовалось. По собственной глупости или наитию, уже не важно. Затем еще один поцелуй, в другой уголок губ и улыбка становится веселее, радостнее. Мужчины не любят, когда женщина рядом с ними грустит или предается печалям, все проходит. Всегда что-то кончается, всегда что-то начинается. Это неотвратимая и верная истина.
- И хочется, всё же, чтобы его было немного больше, - приподнявшись после, широко улыбнулась, попутно разминая грудную клетку и пресс мужчины, - я обещала тебе размять спину, перевернись, пожалуйста.
   Что ж, потом, можно будет одеться и покинуть стены храма, вновь сворачивая его на неопределенное количество дней, лет, а может, и столетий. Я понимаю, что время пришло. Чувствую интуитивно.

+1

40

Бьется под губами жилка – совсем легко, словно бабочка крыльями трепещет, когда Кьёраку осторожно касается виска Бастет-тян. Все хорошо. Все обошлось, все прошло – и научило чему-то обоих. Она словно бы сторонится теперь его, объятья делаются более робкими, но он прижимает ее к себе крепче, словно в противовес, и горячими губами ведет теперь по сладко пахнущей коже за ушком.
Ничего. Ни-че-го, - ему ничего не нужно объяснять. Все понятно и так, и теперь пальцы рук переплетаются, и духовная сила точно так же переплетается. Ласковые тени легким темным шелком обнимают Бастет-тян, забирая, вбирая в себя тронувшую ее прекрасные глаза печаль.
«Не грусти», - едва слышным шепотом, перебирая ее мягкие волосы. Решительно незачем.
- Я привык наслаждаться тем, что имею, Бастет-тян, - сладковато-душистый привкус вина остается во рту после глотка еще долго. – Тем, что называется здесь и сейчас, - все так. Незачем стремиться к чему-то, и уж действительно, никакой нет пользы в сожалениях о том, что было, или чего не вернуть. Кьёраку это понимает разумом, сердце бы еще научилось как следует – потому что тоска об утраченном действительно, тихими тенями следует за ним всю жизнь. Но все-таки… все-таки он рад жить тем, что есть, что имеет, день ото дня. Саке, красивые женщины, смена времен года – малые радости, или же, напротив, большие – для того, кто знает им цену, и умеет наслаждаться.
И… ведь он все-таки жив, - в конечном итоге, у нас остаемся мы сами. И этого достаточно, - он поднимает взгляд здорового глаза на точеный профиль Бастет-тян, невольно отмечая ее сходство с одним из изображений на настенных барельефах – но это неважно.
- Например, сейчас я нежусь в объятьях прекраснейшей из небожительниц, - поцелуй на пахнущей жасмином и ароматными травами – от воды и масел, внутренней стороне запястья остается долгий.
- Она одаряет меня своим временем, своим вниманием, своим светом, - решительно не хочется переворачиваться. Хочется уронить Бастет-тян на себя, и смотреть в эти глаза, смотреть, смотреть… почти что тонуть в них.
И не помнить о своем безобразии, да-а.
- Ты божественно прекрасна, и столь же божественно добра, Бастет-тян, - и нет, слово это не звучит чем-то излишним. Скорее, оно игриво подчеркивает искренность сказанного богом смерти – для богини жизни.
Пускай и миры их, и положение, и силы решительно разнятся.
- И время, что ты подарила мне… драгоценно. Как драгоценна и ты, - черный бриллиант в золотой оправе песков, кошка-чаровница, своенравная и обольстительная. И вместе с тем такая нужная, с этими бархатными, почти невесомыми прикосновениями.
- Я сохраню все, - веско и весомо звучит это короткое слово, и в подтверждение его Кьёраку кладёт ладонь Бастет-тян себе на грудь, туда, где вздрагивает крестообразный рубец. Там – ключ от бездны.
Там – все.
Жизнь переменчива, и по части сюрпризов та еще шутница-баловница. Не стоит загадывать далеко наперед, и вновь – незачем оглядываться назад чересчур уж скорбно. Все было – и все будет. И поцелуи, и объятья, как сейчас, жаркие и жадные, пускай даже прощальные – но все еще может измениться.
Все еще будет.

+1

41

Удивительно всё же, когда не хочется, чтобы обнимали, никакие крепкие объятия не удержат взбунтовавшуюся кошку. Когтями цепляясь, в спине выгибаясь, кусаясь, она вырвется и убежит прочь. И вспоминай, как звали. А что сейчас? В ответ на робкие прикосновения, меня обнимают крепче, и я выдыхаю тихонько, чувствую, как глаза сами собой невольно закрываются. Даже, если бы обняли ещё сильнее, все равно, не отстранилась бы. Как оказалось, эти крепкие объятия просто необходимы сейчас. И ощущения, которые возникают, когда наши пальцы переплетаются, больше похожи на стаю ярких светлячков, что пронеслись мимо, создавая своим полетом странные завихрения, вызывающие дрожь по телу. Незаметную, но щекотную.
Да и касание чужой руки до волос. Я улыбнулась уголками губ. Как шелестение легких крылышек бабочек, успокаивает, умиротворяет. А может, и ещё что-то есть, но я не стала думать о первопричинах, поднимая взор карих глаз чуть выше, чтобы встретиться взглядом с Сюнсуем. Улыбаюсь, таинственно и согласно киваю головой, подластившись под его ладонь.
   Здесь и сейчас, действительно, в этих словах присутствует истина. Непоколебимая, опасная, всепоглощающая, незыблемая. Одно мгновение стоит тысячи других, если проведено с чувством, с осознанием его красоты и мимолетности. Но, одно из многих, которые были или же будут. Все же, сложно быть божеством. Твоё время растягивается до немыслимых границ, когда как смертным отведен меньший срок, чтобы осознать в полной мере правду "здесь и сейчас". Кто знает, может, поэтому многие боги решили принять смертную оболочку в вооружение?
   А мое здесь и сейчас, какое оно? Хаотичное, раздробленное, разное, и все равно. Раз на раз не приходится, то бегу сломя голову, то не имею возможности выдохнуть свободно и прислушаться к ветру, а в иные моменты меня пугает тишина, или же, влекут сторонние звуки.
   Кошкой, прижав острые ушки к затылку, крадусь в сторону неизвестного. А бывает и так, что хочется мурчать, нежиться в надёжных объятиях, прямо, как сейчас. Жаль, таких моментов в моей жизни не так много, как может показаться на первый взгляд. И их, именно их, я храню в памяти, потому что, даже в жизни богов есть то, что может положительно сыграть роль в спорной ситуации. Поможет очнуться выкарабкаться, спастись. Сожаление? Нет. Лёгкая печаль? Возможно. Но будущее, оно всегда раскрывает свои горизонты, и ты не знаешь, что тебя ждёт впереди.
   Да, определенно, подобные периоды тишины и тихой радости в компании обаятельного мужчины стоит сохранить, как нечто ценное и важное. Оставить след на скрижали памяти и блаженно улыбнуться, когда очередное воспоминание решит внезапно всплыть в лёгкой дымке мыслей. Я улыбаюсь, внимательно слушая Кьераку, смотря на него проникновенно, доверительно. Ласково дотронувшись кончиками пальцев до непослушной пряди каштановых волос, когда на моем запястье оставили поцелуй, улыбнулась шире. Намотав прядку на тонкий палец, после выпустила ее, чтобы спрятать аккуратно сбоку. Просто, оставила прядь в стороне, не заправляя ее за ухо. Игриво немного, радостно, продолжая улыбаться. Странное такое состояние, когда прислушиваешься к словам, а отклик идёт где-то глубоко внутри и тяжело все это высказать в устной форме. Только взгляд горит, этот темный омут, скрывающий все тайны мироздания и меня саму, а улыбка... Она может рассказать о многом.
   Однако на последних словах, я склонила голову чуть в бок, не совсем понимая, что хотели мне сказать. Я опустила взор на свою ладонь, оказавшуюся там, куда мне не стоило прикасаться. Так мне казалось на первый взгляд. И при данном прикосновении мои кончики пальцев вздрогнули мягко, после чего и сама ладонь опустилась послушно на мужскую грудь. Я закрыла глаза на секунду и согласно кивнула, задумавшись на мгновение. Словам Сюнсуя хочется верить, и я верю. Он неоднократно оправдывал мое доверие, и я даже мысли не допускала, что могу сомневаться в его словах или действиях. И, если он говорит, что сохранит, значит, так оно и есть. Его жест, он значит очень много, и это осознание появляется в моем взгляде ярким пламенем, строгой решительностью, непоколебимой верой. Момент серьезности, столь необходимой для обратной связи. В подтверждение этому, я нежно провожу ладонью по крестообразному шраму, как лапкой кошка.
Согреваю теплом своей руки. Чтобы потом иначе взглянуть на мужчину и понять, как хочется к нему прижаться поближе и утонуть в его объятиях без остатка, поддаваясь чувственной страсти, что вновь огнем заструилась по венам. Жадно, неистово, отвечая каждой клеточкой тела на прикосновения, поцелуи, взгляды. Яркое здесь и сейчас, похожее на мотылька, нашедшего свое опаляющее пламя.
   И время уже не кажется врагом, когда, все-таки, но приходиться одеться. Облачиться в очаровательное чёрное платье, идеально дополненное тонкой нитью жемчуга на шее, и туфлями-лодочками на небольшом каблуке, и покинуть храм, который исчезает за спиной по нескольким движениям моих рук. Исчезает на неизвестное количество времени.
- Если вдруг... Я оставлю на первом этаже здесь весточку,- мне разрешили остаться в этом мире, но, произойти может все, что угодно, а я не хочу вновь исчезать бесследно. Не в этот раз. Но, мы ещё увидимся... Скорее всего. Я верю в это тоже.

0


Вы здесь » uniROLE » X-Files » Вижу свет в моей мгле


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно