Большинство вещей теперь проще становится делать с закрытыми глазами. Старрк сам об том догадался, а зачем так надо делать – снова забыл. Но осколок мысли отложил бережно – пусть будет, и старался не обращаться к нему, боковым каким-то подсознанием ощущая, что, раз он есть – то есть и причина тому, что он  многое теперь делает с закрытыми глазами.
Проще полагаться на осязание, слух и обоняние. Зрение заставляет задумываться, медлить, теряться. Остальные чувства более инстинктивны. Они трогают то,  что Старрк давно знает, но постоянно теряет и забывает.
Так удобней. Запахи говорят ему о перемене погоды, о присутствии. Чувство осязания – что поблизости есть что-то или кто-то, и он еще ни разу не перепутал холодное с горячим. Как можно вообще.  Духовное чувство только помогает – оно тоже не теряется, но Старрк старается поменьше полагаться на него. Окружающий его мир имеет много духовных меток, и этого обычно достаточно. Лучше не вникать дальше, не задумываться, потому что тогда придется снова открыть глаза. И потеряться.
Со стороны кажется, что он все время спит. И это, кажется, никого особо не удивляет. Это нормально – и так спокойно. Полудрема то и дело действительно приходит, странными образами прошлого, переплетенными с духовными метками и нитями. Он видит их, но чаще не понимает, куда приладить то, что видит.
Сколько будет длиться этот туман, ответа у него также нет.
Он втягивает носом воздух, чувствуя легкую сырость из-за приоткрытого окна. Там снова потеплело, после недавнего дождя, весеннего, несмелого. Земля сохнет, деревья. Оконная рама вздрагивает, прохладней становится. Не открывая глаз по-прежнему, Старрк обходит стол, переступает через что-то, на полу лежащее – на ощупь это оказывается книгой. По тиснению на плотной обложке он может даже прочесть название, но не делает этого. Книга ложится на край стола, аккуратно.
Дверь за Старрком задвигается почти бесшумно, так же, как он ходит. Под руку подворачивается какая-то зазубрина, которой раньше не было, неглубоко уходит под кожу. Тонкая деревянная перегородка вздрагивает, он дергает головой – реяцу снова всколыхнулась. Нехорошо. В прошлый раз от такой вот вспышки во всем здании почему-то вырубилось электричество.
А причинять своей немощью неудобство другим он уже устал. Поэтому уходить в свое логово, и там дремать, пока не позовут – правильно.
Он сам себе напоминал тот самый стул, который недавно обошел. Но так действительно лучше. Если не можешь приносить пользу, так хотя бы не мешайся, - он смаргивает, ложась на футон, накрывая глаза предплечьем. В голове пульсирует медленный вой, к которому он уже привык, как к окружающему миру. Волк воет, дергается, иногда тоскливо затихает. В такие моменты Старрк может смотреть на мир.
Почти беззвучный вибросигнал из-за нескольких стен заставляет веки чуть шевельнуться. «Снова».
У него не было того, что здесь называют мобильным телефоном. Слишком часто он забывал предназначение подобных вещей, как и часов и прочего. Терять такое не хотелось. Хорошо хоть сам теперь больше не потеряется – территория вокруг их жилища вся ими пропахла. Арранкарами. Люди не замечают, шинигами не понимают. Старрк не уверен, что замечают Куатро, Секста и Октава – собачий нос у него одного, но они все здесь звери. Почти наверняка что-то чувствуют, но вряд ли так же хорошо, как он.
Тихое соприкосновение пальцев гигая с сенсором он тоже слышит. Оно в последнее время стало чуть более частым, вдруг понимает Старрк, и мысль вытягивается, словно цепочка из сыпучего песка. В тот вечер – холодный, пахнущий снегом, от Куатро пахло чужим. И очень знакомым. От Старрка самого какое-то время пахло так же, после того как он повстречался с Иноуэ Орихиме.
Тогда Куатро, помнится – помнится – спросил у Старрка, где та живет.
Обратили ли на это внимание Заэль и Гриммджоу, Старрк не помнил. Все возможно, - он слегка хмурится, расслабляясь. Улькиорра снова берется за свой, этот, как его?...
«Неважно», - сон обволакивает, спасением. Неподвижностью. Громкие звуки, возможные голоса – часть снов, в которых волк снова бежит.
Сквозняк мягко нажимает на тонкую деревянную панель двери, слегка хлопает рама. Старрк открывает глаза, сильно вдыхая, чувствуя запах.
Теплый, сладкий, подпрыгивающий, как пушистые шарики на длинном шарфе. Такой он помнит Иноуэ Орихиме, - он садится медленно, с выпрямленной спиной, словно держит не в голове эти мысли, а на голове, и старается не уронить. Запах… она приближается. Нет сомнения, - духовное чувство подтверждает это.
Направляется сюда, - дальнейшее почти инстинктивно. Зачем ей… нужно сюда?
«Я не хотел, чтобы она сталкивалась с остальными», - тихий морозный вечер в парке оседает на плечи редкими снежинками. Но что-то неизбежно.
Рано или поздно это действительно бы случилось.
Старрк уже на полпути к двери, когда раздается звонок. Негромкие девичьи возгласы из-за стены он слышал, не разобрал, правда, что именно слышит – но дверь открыл почти сразу. Трели звонка еще не угасли в ушах.
Снова по обонянию не ударяет, а приятно нажимает запахами еды, тепла, и опять чего-то сладкого. Яркая рыжеволосая макушка горит в солнечных лучах – Старрк щурится, отступая на полшага. Над неожиданной гостьей он возвышается, наверное, чуть ли не угрожающе – и отступает вглубь квартиры, кивает, хрипловато произнося:
- Проходи.

Отредактировано Coyote Starrk (2019-03-23 19:58:15)

Честно говоря, они все его бесили.
Раньше, еще когда они только сбежали из Уэко Мундо, потому что одним ебанатам захотелось подраться с другими (не то чтобы Гриммджоу их не понимал, нет, но, как бы, это был его единственный дом; пустыня ему нахрен не всралась, но эй, это было убежище всех Пустых! А как же высокие моральные принципы, про которые так надрывались вот эти все реяцнутые на голову?), раньше в Генсее было намного круче. Возможно, потому что у них не было выбора и нужно было выживать в слабом ограниченном гигае, постоянно опасаясь вездесущих шинигами, квинси (потом, конечно, до них и дела не стало), а потом приперлись Куросаки с вот этими своими, и эта овца Одершванк и...
Раньше было круче. Впечатления были яркими и насыщенными, все вокруг было новое и офигительное, Гриммджоу блистал, как звезды по этим гребаным ток-шоу, которые разжижали остатки мозга, но затягивали похлеще наркоты - Гриммджоу пробовал и знает. Херня. Наверное, в этом была причина - Гриммджоу перепробовал все, до чего мог дотянуться, еще в первый год пребывания. Человеческий мир, если не усложнять его моралью и прочей херней, которой страдал тот же Куросаки и его друзяшки, был предельно прост и понятен любому Пустому: сильный побеждает слабого. Дави остальных, и тогда тебя никто не задавит. Противник сильнее? Напади первым и сожри его.
Охуительный мир.
И поначалу, конечно, захватывал с головой, да так, что Гриммджоу редко видел своих "сожителей" - ими официально считались Заэль, нашедший свое призвание то ли в науке, то ли в модельном бизнесе, то ли хер пойми где, и Улькиорра, который не нашел ничего, кроме постоянной депрессии и еще более унылой рожи. Гриммджоу было срать. Он уходил в любое время дня, возвращался тоже, порой вообще сваливал дня на четыре, но снова объявлялся - гигаи могли быть нестабильными, их нужно было проверять, а клепалось все на быструю руку. Да и слишком бурная активность могла привлечь шинигами - война войной, а прижучить зарвавшегося арранкара они все еще могли. Гриммджоу, конечно, мог бы угрожать своей новой силой, но...
Ах да. Она была практически бесполезная. Он все еще гонялся за своим хвостом на позиции Шестого. Ну и хрен с этим.
Теперь, спустя год после войны с этими квинсями, спустя год, как Халлибел решила, что они все должны жить хотя бы в относительном мире (хо-хо, так мило с ее стороны - доверять шинигами, которые создали Айзена и прочую херню, от которой сами потом огребали), спустя вот этот сраный год их в Генсее ощутимо прибавилось.
По крайней мере, теперь у них появился Старрк с провалами в памяти, в душе и где угодно, и здорового напоминал только в темноте. Но они решили, что Генсей может пойти ему на пользу. Гнить в Уэко Гриммджоу точно не собирался. Ну, не все время. Все же, даже он уставал от человеческого мира с его вот этим всем... этим всем. Приходилось жить "на два дома", и его это абсолютно устраивало. Свое мнение Халлибел могла засунуть себе между сисек. А все шинигами - в задницу. Пока они не устраивали тут разнос и массовое пожирание душ (то есть, пока они особо не светились и вообще были инкогнито - ну, разве что Куросаки знал, потому что Гриммджоу нужно было выплескивать агрессию на этом рыжем чмошнике), никого не ебало, чем они тут занимаются. Шинигами вообще оказались достаточно практичными ребятами. Пока не наступал пиздец, они не шевелились и чихали на все со своей высокодуховной и высоконравственной колокольни.
Очень удобно, Гриммджоу тоже так делал.
Проблема была в том, что Генсей, кажется, понемногу влиял на них. В плохом, человеческом смысле. Гриммджоу мог поклясться, что слышал, как Заэль пел в душе, и видел, как Улькиорра пытался отправить смайлик. Старрк все время дрых, а если не дрых - то страдал и напоминал побитую жизнью собаку, которую хотелось то ли погладить, то ли пристрелить. Сам Гриммджоу с ужасом осознал, что все быстрее и спокойнее привыкает к гигаю, да даже вообще не чувствует разницы со своей реальной формой.
Они же, блядь, очеловечивались! С концами прям!
Но всем было похер. Заэль строил планы на будущее и, кажется, где-то отыскал своего братца (Гриммджоу видел его разок, не зря сожрал тогда, бесполезный мусор), Старрк меланхолично смотрел в окна и напоминал слепого, а еще лунатика и страдающего всеми возможными болезнями одновременно, Улькиорра пытался найти свое место в жизни, хотя оно давно было в жопе. Как и они все. Арранкары, ставшие людьми, охереть можно, даже Айзен со своим Хогьеку такого не добился.
Поэтому, конечно, они все бесили. Гриммджоу сам себя бесил. Старался выметаться из дома (он называет это домом!), шлялся по улицам, порывался обратно в Уэко, но и там была тоска смертная и пахла рыбиной.
Да, думал он, может лучше было сдохнуть тогда? Не париться ни о чем. Не страдать херней. Не...
И в этот момент наивысшей точки жалости к себе в квартире начало что-то происходить. Гриммджоу даже наушник вытащил и заинтересовано повернул голову. Кажется, у них были гости, и, эй, эта же та девчонка, что терлась с Куросаки и которую они воровали! Большие сиськи, большие глаза, доброта, которой можно всю Уэко передушить, в общем, все большое, кроме мозгов.
Припереться к ним - додуматься только. Хоть бы Куросаки взяла, что ли...
С другой стороны, это дало ему возможность наблюдать за представлением "Два самых необщительных арранкара во всем мире пытаются в общение". Не хватало попкорна, а фоткать было лень.
Зрелище было жалкое.
- Что бы вы без меня делали, идиоты? - почти заботливо протянул он, потягиваясь и выгодно играя мышцами. Рыжая его мало интересовала (во-первых, она была школьницей или что-то такое, во-вторых, драться не умела, в-третьих, возиться с ней должно было быть самым скучным занятием в мире - как раз в духе Улькиорры), но упустить случая покрасоваться он не мог. - Ты, женщина, как там тебя зовут? Химе? Давно не виделись.
Он прошел ближе, отпихнул два столба, которые по чистой случайности были одними из самых сильных пустых во всем сраном мире, и потянул девчонку за плечо на кухню. Все девчонки любили кухню, он точно знал это.
- Чай будешь? - Гриммджоу демонстративно уселся на стул и оскалился. - В любом случае, сделай. Заварка в шкафчике за тобой. И этим тоже сделай, они просто общаться не умеют нихрена. Улькиорра, брось этот несчастный пакет уже! Старрк, просыпайся и пой, принцесса, у тебя появилась подружка!

Старрк успевает посторониться, когда Куатро выходит из-за его спины к дверям. Это на уровне даже не памяти – инстинктов. Неважно, просторы ли Лас Ночес кругом, или это крохотное, как коробка, жилье. Соприкосновение духовной силы может вызвать колебания, такие, что до дрожи стен. Опасность.
А существо на пороге, хлопающее огромными глазами на них с Улькиоррой – одинаково мрачных – определённо, очень уязвимое для такой вот опасности. Старрк уже знает. Неоднократно убеждался. Воспоминания выплывают медленно, сквозь усилия – он узнает, но одновременно с этим теряет то, что узнает. Они наслаиваются – ощущения от духовной силы, которую поймал когда-то под фальшивым синим небом. Два меча – один зазубренный, покрытый темной кровью Ннойторы, второй – черный. Оба со зреющим в глубине оголодавшим воем, только на два лада.
И оба шинигами не успели. Тогда Примера оказался быстрее. Испуганный девичий вздох, толкнувшийся тогда из-под таких хрупких ребер ему в предплечье, немного похож на этот, которым Иноуэ Орихиме вздрагивает сейчас.
Еще бы. Такие каменные физиономии ее встретили. Один молчит, другой выпроваживает.
Гриммджоу выглядит повеселее, но мрачно повеселее – вернее, ощущается. Затылком. Старрк снова отступает – чуть в сторону, едва заметно, теперь уже не желая сталкиваться с переплескивающейся через край новообретенной силой Джаггерджака. И с ним самим уж тем более – ускользает от толчка в последнее мгновение. То же самое, что и с Куатро – возмущения в духовном фоне недопустимы. Могут иметь последствия, и выбитыми пробками или сгоревшей проводкой в этот раз дело не ограничится.
Тот, кто когда-то звался Примера Эспада, скрещивает руки на груди, провожая всех взглядом – цепким и глубоко, по-собачьи спокойным.
Когда в логове только арранкары, все иначе. Свои – их – токи духовной силы, привычные настолько, что из разноцветных становятся серыми. Сейчас же все иначе, в привычном духовном тоне нарушения, волнения, нечто чужое, но не опасное. Нечто, разгоняющее стабильность их не-жизни – и это заставляет Старрка, равнодушного внешне, без лишней суеты подбираться внутренне. Состояние расслабленной бдительности приходит легко и прочно.
Он слегка поводит носом, втягивая теплые запахи. Иноуэ Орихиме принесла какую-то еду – так заведено в этом мире. В гости не принять приходить с пустыми руками, вдруг подворачивается ему незаметный осколок откуда-то-знания.
Еда.
Жизнь.
Человек.
Человек в логове зверей. Нет нужды рассуждать о разумности или безрассудстве этого поступка – да Старрк сквозь свой серый туман беспамятства и не сумел бы. Ему и незачем – поступок-то уже вот, произошел. За себя Старрк может сказать вполне четко. Причинять вред Иноуэ Орихиме он не намерен – ни явно, ни невольно. И, если вспомнить – если вспомнить – то в после их первой встречи Старрк сделал все, чтобы остальные ничего не заметили. Ни чужой духовной силы, ни запаха – хотя ладно, запах немного остался.
А торты они слопали тогда, конечно же, лихо. И ничего, что они были помятые. Какая разница-то? – Старрк, правда, не ел. «Собакам вредно сладкое», - сказала тогда Иноуэ Орихиме, но дело было не в этом. Просто он сладкое не любит. Это тоже досталось не ему.
Он поводит головой – быстро, отрывисто, как встряхивается собака. И на удивленный взгляд Иноуэ Орихиме отвечает взглядом неподвижным и ровным. Дескать, что? Это же Гриммджоу. Он всегда болтает, - и Старрк еле заметно вздыхает, пожимая плечами. Держится за ощущение вздрогнувшей духовной силы, подстраивается под него, чтобы снова не провалиться. Задержать в проваливающейся памяти это чувство, соединяя то, что было – и недавно, и бесконечно раньше, в другой жизни почти другого Старрка с тем, что происходит сейчас.
Бесконечный труд, и зачастую бесполезный. Но лучше уж так, - Койот прикрывает глаза, слушая – скрипит дверца шкафчика, и по обонянию, помимо запаха из коробки с чайными пакетиками, колюче задевает запахом засохшего печенья. Кто-то его засунул поглубже, наверное, чтобы другие на нашли, и то ли позабыл, то ли что еще… если судить по приторности запаха высохшей начинки, это был Октава. Духовные частицы уже улетучились, хотя… мог и Секста. Вряд ли сам Старрк. Если только он об этом не забыл, убрав пакет по чьей-нибудь просьбе.
По столешнице стучат чашки, тихо ворчит чайник, и едва уловимо, коготком будто бы, задевает по керамике ярлычками пакетиков. Не поднимая веки, Старрк делает плавный шаг к столу, и – снова стук, стук – переставляет чашки. Ту, что Иноуэ Орихиме поставила ближе к себе, он отодвигает подальше, и ставит перед ней другую. Судя на ощупь – Улькиорры. И открывает глаза.
- Это Заэля, - короткий кивок на отставленную. И поясняет. – Не то отравишься.
В их логове только четыре кружки. Удивительно даже, что они сейчас собрались все здесь, а не разбросаны по комнатам. И даже кружка Заэля, обычно обретающаяся у него в подвале, здесь. Опасным ядовито-розовым боком.
Запоздало Старрк понимает, что Иноуэ Орихиме, скорее всего, даже не знает кто такой Заэль.
И лучше бы, конечно, чтобы так и осталось. Но…
Ему надо будет поговорить с ней. И с Заэлем, - так же плавно Старрк возвращается к стене, у которой стоял раньше, и крепко сжимает левую руку в кулак.
Не забыть.

Отредактировано Coyote Starrk (2019-06-12 01:22:48)

Девчонка не боится его, и это интересно и скучно одновременно. Так и подстрекает грымнуть на нее или рыкнуть, выйти из гигая и попробовать ее душонку, но это может вызвать неприятные последствия в виде одного шинигами, потом еще одного, а потом соберется куча, а закончится все тем, что они вызовут Куросаки, потому что они всегда так делают; но что говорить, если даже некоторые пустые страдали желанием сбиваться в группки и сам Гриммджоу однажды имел дурость к ним присоединиться. Слабаки.
Поэтому он занимает позицию "наблюдателя, который постоянно вмешивается". Девчонка вообще ведет себя весьма сносно, соглашается и начинает искать чашки, набирать воду; не то, что ее рыжий дружок: Куросаки наверняка бы уже разорался или разбил чайник, криворукий дебил. Только и может, что угрожать своей гетцугой, расслабленно думает Гриммджоу, и вот же херня, она реально работает. Это даже нечестно.
Комментарии Старрка и Улькиорры он почти что пропускает мимо ушей, только самодовольно думает, что он-то молодец и умница, успел занять стул, а эти двое опять стоят, как истуканы, и смотрят. Словно женщину впервые увидели, а может, прикидывает он, так близко и так постоянно действительно впервые. Неловкие занудные придурки. Гриммджоу коротко ржет, отмечая улучшение настроения, но вмешиваться пока смысла нет.
К тому же, перед ним все еще нет чая и какой-то выпечки, которая пахнет на всю маленькую кухню. Пахнет вкусно, но немного странно.
- Вот сразу видно, что ты бесполезный и мышь, - снисходительно говорит Гриммджоу, наблюдая за движениями Улькиорры. - Она же явно что-то принесла, принюхайся.
А еще девица пахнет хорошей такой, качественной душой, чистой одеждой и шампунем для волос. Сожрать хочется, но не то чтобы сильно.
- Или ты хочешь сразу ее споить? Хороший план, но что ты будешь делать дальше? - Гриммджоу снова ржет и бросает взгляд на Орихиме. - А ты чем вообще думала, женщина? Я пригласил тебя, - он снисходительно фыркает, разглядывая ее лицо, - а ты просто согласилась и зашла к нам. Мы - арранкары, двое из которых тебя похитили и держали взаперти, но ты все равно принесла Улькиорре свитер, а теперь делаешь чай. У тебя совсем мозгов нет, да и не было никогда, раз ты считаешь, что можешь с нами подружиться. Или что, надеешься, что Куросаки снова тебя спасет?
Он провоцирует и подначивает ее, он знает, но устоять перед этим невозможно - к тому же, она должна понимать, куда и зачем пришла. Что они - не ее немного странные соседи или души, с которыми можно поболтать. Чем бы они с Улькиоррой не занимались и какие бы грани человеческой души она ему не открывала, она не должна забывать, кто они. Никогда. Потому что однажды может найтись кто-то куда менее умный и сознательный, чем Гриммджоу, а Куросаки не успеет.
Будет жалко, если кто-то причинит рыжему такую боль и это будет не он.

Не забыть.
Чувство очередного провала заставляет резко распахнуть глаза. Что он не должен забыть? – оно уходит, оседает быстро где-то под слоями духовной силы, по которой Старрк судорожно взбирается, вспоминая, цепляясь, успокаиваясь. Духовная сила едва заметно вздрагивает, и если что-то в кухонном шкафу и дребезжит, так это от слишком громкого хлопка дверцы холодильника.
Так ведь? – он не прислушивается к голосам, к тому, что говорят. Чувство, что Иноуэ Орихиме разберется с происходящим сама, остается прочным. Старрку неоткуда объяснять, как оно взялось – это могут быть и отголоски собственной памяти, в которых разбираться сейчас – только устраивать очередное землетрясение, или же просто звериное чутье.
Потому что кроткие обладают даром укрощать, - веки едва заметно вздрагивают. Взгляд – сосредоточенный и каменно-спокойный – обшаривает кухню.
А еще, возможно, это потому что Старрк сейчас – сторожевой пёс, который безошибочно чует от кого и кого тут нужно охранять.
Даже если Куатро и Секста не намерены причинять Иноуэ Орихиме вред. Хотя звери не едят тех, с кем делятся едой – вроде как.
К ним применимы звериные понятия. «Но мы уже не совсем звери», - или ещё? Или были? – он выдыхает расслабленно, унимая снова заволновавшегося волка в голове, который от мешанины ощущений снова начинает метаться.
Защищать. Стеречь!..
«Здесь», - хладнокровно указывает Старрк сам себе, словно псу, с места не сходя. Он держит в поле зрения всю их небольшую кухню, так, чтобы, если стая сглупит, иметь оптимальную возможность для противодействия.
Они ведь не станут?
Звери не едят тех, с кем делятся едой.
Он не ощущает враждебности ни от Гриммджоу, ни от Улькиорры. Духовный фон их… одинаков, если так можно выразиться, разве что, со смутно ощутимым удивлением со стороны Куатро, и малознакомым видом раздражения от Сексты. Секста всегда раздражается и бесится, это признак его стабильности.
А Иноуэ Орихиме пускай взволнована, но спокойна. Действительно, если бы они хотели что-нибудь ей сделать – то уже сделали бы, но какой в этом смысл, если она нужна.
«Нужна», - потускневший было, ушедший в себя взгляд Старрка проясняется, крылья носа едва заметно вздрагивают – он принюхивается инстинктивно.
«Не забыть», - он не забудет, потому что Иноуэ Орихиме говорила ему о том, что способна… помочь, - что-то блестящее отскакивает ярким хрустальным отблеском небесно-голубого цвета. Старрк щурится, беря блестящее взглядом будто в прицел.
Кружка с чаем, всунутая в его руку, горячая, и он ее держит, не понимая, зачем и что – он смотрит на хрустальный блеск, и вспоминает то чувство, когда впервые ощутил исходящую от него силу.
Силу, способную менять, - в черноте тронного зала, среди белых высоких стен, где ходили звери, подчинившиеся силе. Укрощенные? – вряд ли. Приниженные? – нет.
Айзен видел гораздо дальше и намного больше.
У них у всех было слабое место, которое привело их под своды Лас Ночес. У них была сила – и поиск силы.
«Даже у нас», - Старрк думает за двоих – и это уже немного непривычно, потому что кто знает, сколько песка утекло с тех пор, как он остался один.
«Мы искали сильную стаю».
И если и оказались использованы и спущены, как это в генсее, оказывается, делается, в унитаз – так то только следствие принятого ими решения. Одного только Койот Старрк не простит шинигами Айзену, - верхняя губа чуть приподнимается, обнажая зубы.
«Лилинетт».
Духовная сила снова унимается. А булочки… булочки вкусные даже просто по запаху, хотя сладкое – не для Старрка. Но вкусные, правда. В памяти не всплывает – в память падает факт того, что в генсее, среди живых, принято благодарить за еду. Старрк забывает слова – но кивает, задержавшись глазами на лице Иноуэ Орихиме.
У нее сильный взгляд.

Отредактировано Coyote Starrk (2019-08-15 23:38:06)