Ведьма не спит. Ведьма считает минуты, складывая их в часы, в дни, в недели. Чем-то ведь нужно занять себя, иначе соблазн соскользнуть в пучину безумия, откуда ей уже не захочется выбраться, окажется непреодолимым. Инстинкты не желают сдаваться, живой организм с наследственной памятью тысячелетий яростной борьбы за выживание отказывается смиряться и капитулировать. Разум отчаянно цепляется за рассыпавшуюся в прах реальность, в попытке отыскать в творившемся (творимом?) хаосе, хотя какую-то константу. И таковая находится. Есть в её жизни тот, кто из неё никогда не уйдет. Пьетро. В соседнем боксе, таком же прозрачном, таком же прочном. Брат спит, а она сторожит его сон, отгоняя кошмары. Так проходит почти всё их время, в попытке защитить друг друга, от боли, от страданий, от всего остального мира. И от их «спасителя», конечно. Ванда ожгла взглядом того, кто обещал им с братом месть, силу, весь чертов мир. Лицо барона, решившего в столь поздний час проверить своих лучших учеников, кажется гипсовым слепком, по которому невозможно понять рад он или огорчен тем, что близнецы, вопреки всему, выдерживают устраиваемые им проверки на прочность. Нагрузки были нечеловеческими, но и они с Пьетро людьми не были. Штрукер этого не знал, как и они не знали о его настроении, пока его недовольство не выплескивалось наружу. Его гнев подопытные видели куда чаще, чем милость. И Ванда начинала догадываться почему. Случайно догадалась, когда в очередной раз провалилась в Зазеркалье, в попытке спрятаться в воспоминаниях прошлого. Запутанные лабиринты привели к двери в беззаботные деньки, когда приемные родители еще были живы, а война еще не пришла на порог её дома. Девочка, что всегда была в компании старшего брата, постепенно проникалась сочувствием к тем, у кого не было такого же друга, как у неё. Она видела, как вели себя дети, с которыми никто не хотел играть. Оставшись в одиночестве, они, бросая вызов всем и вся, пытались занять себя настольными играми, в которые, как известно лучше играть хотя бы вдвоем. Одолевая воображаемого противника, они по сути пытались победить сами себя. И не осознавали, что вели очередную партию в шахматы в тупик, просто потому, что не понимали, как можно быть проигравшим и победителем одновременно. Разве такое возможно? Для любого ребенка мир делится на черное и белое. Ты либо в выигрыше, либо в проигрыше. В детских играх все и правда вот так просто. Но в тех, что предпочитает барон, запутывались и куда более искушенные игроки, знавшие, что одновременно примерить на себя роли поверженного и увенчанного лавром — более чем возможно. Так бывает, когда имеешь дело с чудесами. Они способны вознести на вершину, а могут низвергнуть в бездну. Мужчина пытается пробить дорогу диковинным силам, родом из того же мира, что и лазурный камень внутри скипетра. Он пытается привести их на Землю, где подобные силы когда-то считались божественными. Он пытается уподобиться богу. А еще он пытается свести партию к ничьей. Потому что в глубине души он в ужасе, ибо живет в то время, когда люди перестали поклоняться чудесам. те дни минули безвозвратно и больше никогда не возвратятся. Чудеса теперь случаются каждый день. И никто не останавливается, чтобы взглянуть на еще одно. Незачем. Ведь завтра будет уже другое, еще удивительнее, зрелищнее, красочнее, а главное — разрушительнее. Как гнев богов.
Максимофф отворачивается и принимается перекатывать крошечные алые заряды между пальцами, словно фокусник упражняется с монеткой перед своим коронным номером. Кисть и запястье левой руки туго спелёнато бинтами, чтобы датчик, вгрызавшийся в её вену никуда не делся и покорно передавал всё, что зафиксирует. Ведьма уже научилась играть с ним и подтасовывать часть данных. Никто не должен знать, насколько быстро она обретает контроль над своими способностями и получает доступ к новым, еще неисследованным и, как ей казалось, врожденным. Отчего-то эту карминовые искры, высекаемые гневом, даются ей проще всего. И барон об этом не знает. Ванда ухмыляется.
«Скоро», ― обещает она. Скорее, чем может предположить отправившийся восвояси садист. Пьетро безмятежно улыбается. Может, он услышал её, а может ему просто снится приятный сон. И то, и другое, скорее. Невидимая нить между близнецами по-прежнему прочна и поддерживает их, дает силы.
Ванда шипит, словно кошка, когда закрепленный внутривенно датчик впрыскивает в вену седативное. Веки тут же наливаются свинцом, а глаза закрываются. Ей кажется, будто заснула она лишь на мгновение, но это не так. её успели переодеть в нелепый костюм – явно тренировочный, почти полностью черный. По горловине – россыпь крохотных лампочек, скорее всего датчики. Такие же на бедрах и голенях, а еще в районе солнечного сплетения и на коротких, как у футболок, рукавах. Максимофф оглядывается. Местность незнакомая. Не то полигон, не то еще что-то.
«Тренировки», ― предполагает она. Снова. Это кажется вероятным. Штрукер наверняка за этим заходил, хотел взглянуть на неё перед началом очередного эксперимента. Неудивительно, он ведь никогда не бывает уверен, застанет ли своих подопечных живыми.
― Они смотрят? ― спрашивает она у мужчины, возникшего за её спиной, словно из воздуха. Холодок вдоль позвоночника игнорировать сложно, чужой взгляд словно иголками колет. Обычно, если наблюдают, значит хотят демонстрации всего, что подопытные могут предложить. Значит, живыми (или хотя бы в здравом рассудке), один из них не уйдет. Но что если они не_смотрят?

Никаких иллюзий. Все рассыпались прахом, все выжжены алым ядом, теперь струящимся по венам. Каждый раз перемалывалась и перекраивалась самая суть, но с тем лишь, чтобы днями и ночами Ванда сшивала себя заново алыми нитями, становясь сильнее, чем прежде. Гидра славилась умением залезать в головы своих подопечных и каленым железом выжигать правила, что даже захочешь – не забудешь. Но близнецы Максимофф учились крутить фон Штрукером ничуть не хуже, чем они – ими. Ведь там, где правила нельзя нарушать, их наверняка можно обойти.
Она не оборачивается, услышав ответ. Приземлённая натура требует четкости и ясности получаемой информации, так гораздо легче. Пока Алая не может взаимодействовать со всеми потоками прошлого, настоящего, будущего и их вариациями, пока работает исключительно как приемник. Считывает, анализирует, черпает полезные сведения по управлению своими способностями для себя и брата, но и только. Ведьма пока не подозревает, что уже способна влиять на временные линии и реальность, изменять их, выкручивать, как заблагорассудится. Пока она просто ребенок, получивший забавную игрушку и не до конца понимающий, насколько та сложна. Девушка прикрывает глаза. Она уже знает, что вот-вот случится. И её особый дар здесь совершенно не при чем.
Отчетливое «Да» отдается знакомыми вибрациями, камень брошен, круги уже расползаются по водной глади. Обернулась недостаточно быстро, чтобы заметить исчезновение мужчины, тот растворился, словно его и не было, будто бы призрак. Но зато успела увидеть, как в неё летит, нет, не пуля, что-то более легкое, но вместе с тем более медленное. Сказала бы, что странно, да вот только слово это, и все синонимы его, давно уже не используются, позабыты, словно реликты, и покрыты толстым слоем пыли. Давно уже всё перевёрнуто с ног на голову, эра чудес основы мироздания подорвала. Пока что только фигурально, но то ли еще будет. Обычное стало противоестественным и скоро вовсе исчезнет, а вчера казавшееся невозможным теперь случается с завидной регулярностью.
Капсула, пущенная в её сторону, попадает в ловушку сотканной из чистой энергии карминовой сферы, прервавшей стремительный полет. Внутри явно что-то жидкое. Янтарный окрас «пули» мгновенно отождествляется с тем же ядом, которым её усыпили. Что будет, если она даст ему снова ужалить себя? Где проснется после? И проснется ли вообще? Никакого желания выяснять это, успела осознать, что снисхождения и вторые шансы у Гидры не в почете. Хорошо усваивается тот урок, что с первого раза понят да усвоен, в этом барон и его прихлебатели убеждены и ничто не способно разбить эту уверенность.
Усиливает давление на капсулу, стеклянная оболочка осыпается крошкой, снотворное впитывается в слой почвы, под которым наверняка глухой металл. Что же они задумали? Такими боеприпасами Алую не одолеть. Она уже достаточно освоилась и не подпустит ни один, остановит – в лучшем случае. Стены вокруг себя возводила виртуозно, еще с детства. Внутри – только она и Пьетро, весь остальной мир – снаружи. Нет и не было ему места в её крепости. Да и зачем он ей нужен? Брат был и остается её миром. Так будет всегда. В этом она столь же уверена, сколь фон Штрукер в своих аксиомах.
―Что ты сделал? ― спрашивает Максимофф, тяжелым взглядом осматривая неверный пейзаж. Он может измениться, это она тоже чувствовала. ― Не убил того, кого тебе приказали? Или не смог сохранить жизнь тому, кому нужно было? ― иначе пускать солдата в расход не имело смысла. Неповиновение было тягчайшим из грехов, которые отпускали посмертно. Ей обычно оставляли на растерзание тех, кого списывали со счетов. Нынешний случай? Или же со счетов списали как раз её с братом? Ничего нельзя знать наверняка. Ничего нельзя исключать. Вот только та невидимая нить, связывавшая близнецов воедино, цела. Это Ванда знала наверняка. Одна душа, поделенная на два тела, одна половина конечно знает, что творится со второй. Пьетро сейчас в безопасности. Пьетро все еще спит. Пьетро все еще жив. И так должно оставаться.
Полыхнул в глазах огонь, жерла вулканов проснулись и готовы извергнуть потоки магмы, погубив все живое на своем пути. Она должна стараться ради брата, ради них обоих. Больше никого не осталось, и теперь они вдвоем против всего мира. Мысль, что его могут отнять у неё, разжигает в груди ярость. Выбора у неё по сути нет. Приоритеты определены четко. Алые ленты обвивают запястья. Купол, с которого подобно краске, осыпается камуфляжный слой, медленно, но верно начинает прогибаться внутрь. Сжать пространство до минимума – на это у неё сил хватит. А потом голыми руками прикончить солдата или любыми другими подручными средствами, если силы истощатся или станут сбоить.
«Надеюсь, им это понравится».
Пусть себе смотрят. Это будет очень познавательно.

Ванда твердо уверена – невозможно научиться чему бы то ни было по учебникам, даже существуй они по столь специфическим дисциплинам, которые она постигает под присмотром и не без помощи фон Штрукера. Ванда привыкла действовать по наитию, несмотря на то, что блуждать приходится в темноте, по-детски выставив перед собой руки, настороженно ощупывая любой предмет, возникающий на пути, подмечая каждый раздававшийся зловещий шорох... Ванда не боится ни шишек, ни ссадин, к ним готова, к последствиям – тоже. Вот только каждый раз, когда она, как сейчас, открывается дремавшим в ней силам полностью, в душе девушки начинают тлеть сомнения…
«Слишком просто. Быть может стоило усложнить ей задачу?» Черная защитная маска падает на мостовую, обнажая лицо мужчины. «Не стоит списывать Солдата со счетов, он способен и за себя постоять, и изрядно удивить». Правая рука, не бионическая, сжимает горло белокурой женщины, выдавливая из неё последние остатки ускользающей жизни. «У девочки хороший потенциал, но не слишком ли опасна? Сможем ли контролировать?» Незнакомец выводит кого-то из тренировочного корпуса, он, кажется, не возражает, что его используют в качестве живого щита. «Это успех, барон, определённо успех». Кресло для пыток ли, для экспериментов ли (для того и другого ли), куда в очередной раз сваливают бесчувственное тело. «На чьей стороне она будет, тот может спать спокойно». Толпа людей, глазеющая по сторонам и призрак из прошлого, увидевший то, чего увидеть уже не надеялся. «Мы даже половины пути не прошли. Это только начало. Она будет способна на гораздо большее». Снежная пелена, ласково и безжалостно принимающая в свои холодные объятия… «Чем сейчас?» …И тщедушный круглолицый человечек в круглых же очках, отнявший возможность умереть, упокоившись с миром. «Я предупреждал, что намерен достичь совершенства».
Разум полнится отголосками чужих мыслей, обрывками прошлого и сценариями потенциального да весьма_вероятного. В этом потоке Ведьма чувствует себя, словно божество, подпитываемое верой своих адептов. Смотри, мир, берегись, мир, а главное внимай, и слушай очень внимательно. Её волю, кою предстоит исполнить, её требования, которым отныне нужно соответствовать, её желание и мечты, которые однажды воплотятся в реальность. Ибо теперь возможно всё. Грядет время перемен. Восходит звезда Эры Чудес. И звезда эта цвета ярости, цвета крови – алая. 
Первые минуты истекают, пожарище все еще полыхает с прежней силой, вот только теперь грозится и её тоже пожрать. Возможные исходы будущего, чужие мысли, желания и страхи начинают подавлять её, подводя к опасной черте, заходить за которую Максимофф не хотела. Инстинктивно. Реальность вокруг не воспринимается, ведь если позволить еще и слышать надрывный скрежет металла, если позволить еще и видеть, как сминаются, словно жестяные банки из-под газировки, машины, перекрытия и плиты, она точно свихнется. Та самая соломинка, способная переломить хребет верблюду. Та самая капля, что переполнила чашу. Её выбор – как всегда меж двух зол, и она в очередной раз выбирает меньшую. Карминовый отблеск уводит за собой путеводной нитью, показывая ближайшее будущее. В пределах тридцати-сорока секунд, но большего ей и не нужно. Она увидела выстрел. Она узнала, откуда его ждать. И решение приняла быстро. По наитию…
«Пуля» устремляется к своей цели, но её предсказуемо не достигает. Жидкая сердцевина стараниями Ведьмы выплескивается на «землю», тут же испаряясь, и только потом снаряду позволено воткнуться в её сонную артерию. Алые сгустки, алые ленты, алые искры гаснут. Хрупкая оболочка тряпичной куклой рухнула на пол. Девушке даже играть не приходится, демонстрация и правда измотана её. Чтобы прийти в себя нужно как минимум отлежаться пару минут, как максимум оказаться рядом с Пьетро, чтобы возвращение в мир простых смертных выносимее стало. От раза к разу она восстанавливается всё быстрее, потому-то тлевшие угольки сомнений удавалось загасить с легкостью. Они исчезают окончательно, стоит Вселенной медленно и милосердно снова начать вращаться и приводить себя в должный порядок. Звуки, запахи, тактильные ощущения, всё возвращается. А значит она справится. Со всем. Нужно только подпустить поближе незнакомца.

Глубинная суть человека не меняется. Несмотря ни на что, ядро остается нетронутым, как остается неизменным атом – частица химического элемента, что является носителем свойств вещества. Людям пусть и дана возможность мимикрировать под влиянием общества и(ли) обстоятельств казаться чем-то иным, но то лишь маски, что с легкостью можно менять, демонстрируя окружающим желаемое. Они все играют роли, все перевоплощаются, все обманывают себя, но это не меняет сути. Пусть Ванда и вела за собой заковианцев, вдохновляя их на подвиги, но глубоко внутри девушка оставалась ведомой. Война просто внесла свои коррективы, Максимофф обросла броней, нашла в себе силы лицедействовать и претворяться тем, кем было нужно. Быстро приспосабливаешься, когда среди альтернатив – потеря единственного оставшегося дома, общего для них всех, гибель под завалами или арест, пытки, а после и казнь. Ресурсы находятся и всё получается, выходит настолько хорошо, что в чудеса начинаешь верить. Ей, впрочем, было много проще прочих, ведь с ней был Пьетро. Брат и сестра были смыслом жизней друг друга, облегчали боль и выживали несмотря ни на что. Словом, пусть Ведьма искренне уверена, будто произошедшее изменило её, на самом деле это не так. Алой, как и прежде, необходима цель, нужен командир и исходящий от него четкий приказ. Тогда можно не сомневаться – своей исполнительностью поразит. Пока за главного барон, пока он ведет её и несмотря на то, как извилист тернист и сложен путь, тем ценнее всё, что она получает. Чем выше риск, тем больше награда, этому её учили. Фон Штрукер никогда не нарушал этой заповеди. Поэтому она и пошла за ним – будь он трижды садист и ублюдок, но садист и ублюдок, никогда не приукрашивавший действительность, никогда не лгавший и всегда державший слово. Он говорил, что придется убивать. Он говорил, что нужно будет ломать непокорных. Он говорил, что она может не пережить эксперименты. Ванда, впрочем, уже тогда не сомневалась, что сможет пройти через уготованное. Ради обретения той силы, с помощью которой удастся отомстить Старку, она готова была спуститься в самое пекло и, если понадобится, выйти оттуда с рогами дьявола.
Потолок продолжает рушиться, но Максимофф не двигается с места. На кончиках пальцев танцуют карминовые искры, сила словно бы предупреждает бездушный металл – обойди, упади в другом месте, так будет лучше. Вот только он не слушает, приземляясь туда, куда ему указывают законы физики. Так что дальнейшее предсказать несложно. Приближающийся топот армейских сапог она слышит, и мужчина явно спешит – то ли чтобы удостовериться в том, что она действительно без сознания, то ли чтобы успеть выстрелить еще раз капсулой со снотворным, то ли просто хочет убраться подальше от рушившихся декораций. Ей нет дела, главное успеть провернуть задуманное.
«Еще ближе».
И еще ближе. Чуть сбившееся чужое дыхание, торс, загородивший собой свет от искусственного солнца и инстинктивное понимание – кто-то еще оказался рядом. И он беззащитен. Перед ней уж точно. С пальцев соскальзывает алая лента, направляемая в правый висок. В глазах Солдата зажигается карминовый огонь, скрывший истинный цвет радужки лишь на несколько мгновений. Она знает, что прочитает в их глубине, когда им вернется их обычный цвет. Ящик Пандоры уже открыт. Мужчина падает в густую и вязкую темноту своих страхов, словно в бездонный колодец. Ванда парит над ним, словно ангел, зорко наблюдая за чужой агонией…