Устье Изена скрылось из виду еще несколько дней назад. Оборачивайся ты назад, или нет – уже не разглядишь, да и не в такую же погоду – пасмурную и ветреную, это делать. И некогда – насущных забот хватает.
С тех пор, как леди «Каленрос» покинула воды близ устья Изена, с погодой не ладилось, словно какой-то силе претило продвижение гондорцев на север. Когг, почти месяц назад покинувший Дол Амрот, был добротно сработан, но против северных ветров скрипел почти испуганно, и снасти метались беспокойно, вырываясь из рук мореходов.
По кораблю то и дело полз тяжелый шепот. Моряки – народ суеверный, и Боромир разделял тревоги своих людей. Вместе с тем, удивляться злым ветрам незачем, как и искать в них чью-то недобрую волю – сведений о навигации в этих местах почти не осталось, даже в библиотеке Гондора, даже у дяди Имрахиля. Нечему дивиться – не знают ни ветров, ни фарватера, но не за тем ли они сюда прибыли?
- Круче к ветру! – паруса не слушались, колебались, и гнев подкатывал, словно бьющие в борт волны – да что такое с командой, в самом деле, неужто разучились? – штурвал загудел под ладонями, запели штуртросы, когда Боромир налег на него всем телом, хмуро глядя на склоняющиеся под порывами ветра леса Энедвайта. Мрачные клочковатые тучи так и мчались над ними, будто бы предвещая беду.
Старая гавань Лонд Даэр, что в устье реки Гватло – вот куда держал путь наследник Дэнетора. Отец не одобрял подобные экспедиции, считая их напрасной тратой и времени, и средств – на востоке дела куда хуже, там, дескать, тоже есть чем заняться. Но в том, что касалось морских переходов, и моря в целом, Боромира было не удержать. К тому же, всякий раз он возвращался с удачей – боги морей, видно, благоволили ему. Вот и теперь, пусть и мрачные думы одолевали, веры в свою удачу он не терял, как и в собственное морское умение.
Высокие скалистые берега Энедвайта могли бы кого и в трепет ввергнуть – высоченные, выше стен Раммас Эхор, но Боромиру было все равно. Взглядом он искал место для швартовки, хоть какое-то – смотрел и на берег, и на воду, вслушивался в то, как ветер поет в снастях, которые матросы, кажется, все-таки вспомнили, как держать.
Внезапно паруса ослабли, а затем резко заполоскали на шквальном ветру, просеянным частым крупным дождем. «Вот теперь – точно беда», - встречным порывом перехватило горло; пересиливая его, Боромир скомандовал к повороту. Леди «Каленрос» зарыскала на взбесившихся волнах. Прибой тут достигал невозможной высоты, и Боромир проклял себя за то, что не успел отвести корабль от берега вовремя. перехитрил его паскудник ветер – а сейчас уже и поздно сетовать. Спасаться надо!
- Милорд, волна! – бешено заорали с носа. Исполинская, она катилась на них, удивительно бесшумно, под грохочущим молниями черным небом, в реве перехлестывающих через корпус потоков воды.
- Всем держаться! – волна взревела, накрывая их, комкая гордый когг, сминая и разбивая его.

… Спасло то, что был без кольчуги. Иначе бы — не вынырнул бы, не выгреб, не выбрался; — ободранные до крови ладони скребла соленая галька, лица касалась соленая вода — «шшух», — раз за разом набегая. Боромир попытался пошевелиться вдохнуть — закашлялся, и застонал от боли в груди. В легких, ободранных соленой водой, от ушиба обломком весла. Как выбрался? — перед глазами все меркло, терялось в сереющей пелене равнодушного дождя. Берег? — руки заскребли по уходящему из-под них, оплывающему песку; он пополз, на локтях, стараясь не терять из вида приближающуюся полосу берега. Всей волей своей потянувшись к ней — ибо море неумолимо тянуло назад, а силы его почти иссякли. Но — двигался, продвигался вперед. В какой-то момент ухватился за обломок доски, воткнул его перед собой, подтянулся на руках — замер,  содрогаясь от озноба, выдыхая, стоя на коленях, роняя воду с волос и лица. Огляделся — и со стоном чуть было не рухнул в воду вновь.
Море играло с обломками. Море швыряло тела — белели лица, среди обрывков и полотнищ парусов. Сколько же здесь утопленников — Боромир перевел неверящий взгляд в сторону берега, смаргивая заливающую глаза воду — дождь припустил сильнее, казалось. Соленый дождь, — здесь сейчас все солоно. Опираясь на кусок доски, он попытался подняться, но песок уходил из-под ног.

Правое плечо пронзило острой болью, словно ледяным кинжалом – то ли потянул, то ли вывихнул. Боль была до серебряных искр в глазах, резкая, отрезвляющая, позволившая рвануться выше, наверх, из подступивших снова недремлющих, жадных волн. Те, могучие, утаскивали Боромира назад играючи, и все его мастерство пловца здесь было бесполезно, в неистовстве стихии. Только и подстраиваться, приноравливаться, с каждым броском волн, на звериный похожим, выбираться дальше, к темнеющей громаде берега. Не мысля уже ни о чем и ничего не помня, словно пущенным сильной рукой копьем ставши – «выжить!» - с единственной целью.
И словно вознагражден оказался за намерение, когда чьи-то крепкие руки подхватили, вздернули на ноги, поволокли прочь. Боромир перебирал ослабевшими ногами как мог, задыхаясь, точно загнанный конь, ловя ртом соленый дождь, не веря всем существом своим, что выбрался. Что выжил.
По ладони оцарапало валуном, ссадину засаднило, но сквозь холод и боль оно почти не ощущалось. Встряхнувшись, он едва не повалился с того, на что оказался усажен, поморщился, когда оглохшее ухо пробило громким голосом – слов, правда, не разобрал. И постарался отдышаться, сильно кашляя, их ободранных легких выдыхая воду.
«Все… мертвы», - медленно упало осознание, и нахлынуло, точно та волна. Боромир помнил треск ломающегося дерева, отчаянные крики снесенных морем людей – своих людей! – и попытался вскочить. Мокрая галька ушла из-под ног, голову повело – он схватился за валун, на котором, оказывается, сидел, почти падая. И не услышал снова – понял, скорее, чего от него хотят, когда рядом замаячил незнакомец, с которого и по которому лились потоки воды.
Дождь, казалось, припустил сильнее.
Цепляя мечами, которые оставались на поясе, по камням, Боромир медленно поднялся, обернулся назад – безотчетно, ища в ревущей пелене дождя хоть кого-нибудь. Не могли погибнуть все! – «но погибну сам, если спущусь туда».
Содрогнувшись еще раз в жестком кашле, он кивнул, тяжело дыша. Скользкая тропа уходила из-под ног, но упрямства Боромиру не занимать. Боль в плече не мешала, лишь раззадоривала, и он заставил руку слушаться, пока подтягивался по камням и валунам выше. Затем – обернулся вновь, стоя на берегу над бушующим морем.
- Никого… не осталось? – он посмотрел на лицо своего нежданного спасителя. Высок – даже выше рослого Боромира, черты лица не разглядеть в мрачном ливне и глазами, что саднило и пекло от морской воды, заливало дождем. Было, поистине, чудом – повстречать здесь кого-то живого, ибо места эти обезлюдели еще во время Великого Мора.
- Спасибо тебе, - рукопожатие пришлось в подставленную руку незнакомца, в миг, когда Боромир снова оступился на скользком берегу. Выпрямившись, он попытался осмотреться вновь – леса и скалы, полнейшая глушь, бешеный ливень, и ветер, который словно злорадствовал, потопив гондорский корабль.
Сколько кораблей не доводилось водить Боромиру прежде, но не терял он их так. Случалось – выносило на скалы, садились на мель, но так, чтобы всю команду, и судно полностью – никогда!
Впору поверить в сказки о недобрых силах, что здесь обитают, - «так и сказок-то, по сути нет. Сами их выдумали».
Те, кого уже нет, - он приостановился.
- Кто ты такой? – на него блеснули глаза – нездешние глаза, как показалось на миг, и Боромир обмер про себя. Острые уши, чужой облик, едва ли не чуждый. И явно недобрый, даром, что оказал Боромиру такую услугу.
Но... взгляд задержался на длинных ушах.
Все эльфы, которых Боромиру доводилось видеть прежде, ростом были, в лучшем случае, ему по плечо.

Выговор эльфа был мало похож на любой другой, ранее слышанный Боромиром в известных ему пределах Средиземья, но говорил он на всеобщем языке. «Ривенделл», - так именовали место далеко на севере, о том знал Фарамир из своих книг, он же о том поведал и старшему брату.
«Нолдо», - Боромир ощутил, как холод пучины, из которой недавно выбрался, буквально чудом – и не без помощи этого эльфа, вновь запускает свои ледяные когти ему в хребет. Показалось, что ослышался, будто бы морская вода вновь залила уши. Встряхнув головой, он не стал переспрашивать, однако за нежданным своим спасителем зашагал с настороженностью. Не потому, что опасался – даже сейчас, после борьбы с волнами и с то ли вывихнутым, то ли ушибленным правым плечом, он оставался лучшим воителем Гондора. И ему было что противопоставить эльфу, явившемуся перед ним…
«Нолдо», - свинцовым шаром так и каталось в голове короткое слово, от виска к виску. Не давало более размышлять ни о чем, и даже боль и холод отступили, казалось. Под сенью же каких-то валунов Боромиру и вовсе показалось, что тепло – сюда не долетало дождем, и только вверху тонко завывал бессильно ветер, в расщелинах. Боромир невольно поднял глаза к потолку, в миг, когда сбоку в его сторону кто-то шумно вздохнул. Он безотчетно поднял руку повадкой опытного лошадника, и конь – спокойный и крупный, чуть фыркнул, переступив копытами по мелким камням и песку. От большого животного веяло теплом, но приближаться Боромир не стал – чужой конь, уважать следовало.
Кожаная куртка держала ушибленное плечо прочно, и слезала неохотно, вымокшая. Под ней и под рубахой оказался здоровенный синяк, но, насколько Боромир мог понять – и прощупывая плечо, и осторожно им двигая, что вывиха нет. Значит, всего лишь ушиб. С этим его тело справится быстро, - следуя примеру эльфа, он точно так же вылил воду из сапог, а затем взялся за сухую ткань, на ощупь показавшуюся незнакомой. Холода опять не ощущалось – волнение выжгло его будто бы, и руки были горячими.
«Вода сейчас оказалась бы более кстати», - он взглянул на флягу, и сел у входа в пещеру, вытянув ноги. Солью в горле пекло, но потянуться к фляге отчего-то было непросто. Словно все существо Боромира сейчас обратилось в настороженность, и не имело роскоши обращать внимание на что-то еще.
«Нолдо», - в который раз уже метнулась мысль.
Он прикинул в голове известные ему очертания северных земель. Карты расстилались пред мысленным взором с готовностью, но вот все, что севернее Изена, терялось. И достоверных описаний тех земель не осталось.
- Мы шли из Гондора, - таков был ответ. – Старинный порт Лонд Даэр – вот наша цель. Четыре с половиной недели назад я покинул город князя Дол Амрота – брата моей матери, и направился кругом побережья на север.
О том, чтобы избрать более краткий путь по реке Изен, речи не могло быть. Она не везде пригодна для судоходства, да и верфей для постройки кораблей там нет. А строить верфь, везти – или вырубать леса не на своих землях, но на землях Рохана, пусть друга и союзника Гондора, стало  бы неразумно.
Проще было кружным путем, - «как видно, не совсем».
- Имя же мне – Боромир, сын Дэнетора, Наместника Гондора. Ответь же и ты, - «коли время бесед», - Эрмегиль из нолдо – откуда ты здесь? Ривенделл, насколько известно мне, лежит много северней, - и это – все, что Боромиру было известно о Ривенделле.
Он все-таки взял флягу, и, сделав глоток, невольно вздохнул – словно свежим ветром с Пеленнорских равнин повеяло, возрождая к жизни, возвращая силы, и согревая лучше любого костра.

«Сколько нас было», - Боромир знал по имени каждого, кто вышел с ним из гавани Дол Амрота. Многих – не первый год; во владения Имрахиля он нередко наведывался по морским делам, и моряки Дол Амрота почитали за честь присоединиться к экипажу будущего Наместника, и племянника их князя.
Пробегает по ладоням холодом, внезапным, отголоском свирепых волн, и протянутый хлебец, или что это ему дал эльф, крошится в сжавших его пальцах.
- Три десятка, - в нем и гордость, что всколыхнулась было, дескать, кто таков, дабы такие речи вести, и ответа с меня требовать? – унялась, пригасило, словно тем самым беспощадным дождем. И еще один глоток странного, пахнущего летом и медом напитка, не развеивает угрюмой печали, которая наваливается на Боромира, резко и тяжело, подобно серым камням, в которых он сейчас укрывается. Подобно стыду – «моя вина».
Разум говорит ему, что никакому мореходу, не обладай тот поистине сверхъестественным даром предвиденья, не дано было угадать появления волны. «Я видел знаки», - вот и пренебрегай после этого морскими суевериями. «Проклятье».
Сердце же Боромир чувствует и знает одно, простое до немилосердного – ему вверили свои жизни моряки Гондора и Дол Амрота, и теперь все они мертвы.
Никого ведь не осталось, да? – проблеск надежды слабо так вздрагивает, и он вздыхает угрюмо, взглянув на Эрмегиля.
Лицо эльфа в сумраке словно светится немного, напоминая изваяния в Королевском Дворце – схожее выражение у него, едва лишь тронутое чем-то, похожим на жизнь. Скорее всего, отголосок участия Боромиру лишь почудился.
«И сам эльф тоже почудился. Любому известно, что места эти безлюдны, и…»
Он медленно опускает голову, вдруг отвлекаясь мыслями к другому.
«Лонд Даэр – на другом берегу», - жестом, мало понятным человеку сухопутному, Боромир вдруг запускает руку себе в волосы, к затылку, затем коротко пробует пальцы на вкус. Та еще приправа к непонятному хлебцу, вестимо, но он не ошибается. Соль из его волос не дождем вымыло – это близость реки сделала воду почти пресной.
«Мы были так близки», - мрачнее становиться, казалось, уже некуда.
«Откуда волны – такие волны, близ побережья?» - любому, кто отходил от берега хотя бы на две морские мили, это известно. Течение какое-то? Смешение вод, холодных и теплых? – Боромир вновь вскидывает глаза на своего спасителя, вдруг поняв, что молчание слишком затянулось.
- Прими мои извинения, Эрмегиль из Ривенделла. Я задумался о… - он меряет взглядом статную фигуру эльфа, даром, что сидящего. Непривычно ему видеть таких – смешно сказать, но в землях, где, как известно, эльфы обитали от начала времен, Боромир до сих пор не встречал ни одного. Но в землях далеких и бесконечно чужих, видел подобных им, и прозывались людьми они схоже – эльфы. Себя же называли элвен.
- О месте, где мы находимся. Ты, видно, знаешь эти земли хорошо, - хотя бы потому, что о Ривенделле Боромир слыхал лишь из старинных преданий, а уж о существовании каких-то там могильников, прозвания которых он не запомнил, и вовсе не ведал.
- Знаешь и это побережье, - Боромир вопроса не задавал – утверждал. – Может, посоветуешь мне – какой путь до Гондора самый короткий? – хлебец легонько хрустнул на зубах. Приятный вкус. Возвращающий к жизни.
А предаваться скорби и горю Боромир станет позднее.

Незнакомым на вкус, но приятным хлебцам сушить бы горло, вдобавок к ощущениям после соленой воды, но нет – их даже запивать не требовалось, похоже. Боромир прочистил горло, и удивленно сделал глоток из фляги – отступила усталость, вымотанные борьбой с морем мышцы теперь налились покоем и силой, словно после хорошего отдыха. «Чудеса», - шевельнул бровями, но изумляться вслух не стал. Занимало иное.
- Путь вдоль побережья и дольше и труднее, Эрмегиль из Ривенделла, - вздохнул Боромир, помня берега, которые порой представали из тумана его взору – высокие и скалистые, обрывистые, непроходимые. Да и долог такой путь, поистине, не сравнить с дорогой напрямик, через Гриву Рохана.
Карты бы сюда, да все потонули. Но на память Боромир не жаловался – зря, что ли, просиживал над старыми картами и до выхода из Дол Амрота, и весь путь до этих мест.
«Этих мест…» - он повернул голову в сторону выхода из пещеры, и потянул к себе куртку, вода с которой уже малость стекла. Дождь снаружи немного поутих, но то и дело врывался под каменные своды, на порывах ветра, бросался в лицо.
- Значит, помощь не так уж и далеко, Эрмегиль? – невесело хмыкнул Боромир, поднимаясь, надевая мокрые сапоги. Морщась, натянул куртку, закрепил ремни. Ушибленное плечо, вспухшее и горячее, вначале заныло, но потом унялось – боль притихла, затаилась, под плотной кожаной тяжестью. – Коли уж ты предлагаешь мне подождать тебя, если мы найдем кого-то из моих людей. Или ты не один здесь?
Конь эльфа переступил копытами, недоверчиво заржал на движение. Боромир вдохнул глубже, выныривая под дождь, и осматриваясь. Место закрытое, моря отсюда не видно. Ему пришлось подняться на камень, который под весом его и нажимом пополз по сырому песку.
Ничего не видать. Слишком близок вечер, слишком уж налилось небо свинцом, мрачное, плачущее. Тяжело дыша, Боромир всмотрелся в седую черноту внизу, у скал, до боли в глазах.
Только себя обманывать сейчас, пытаться там что-то увидеть. И похоже, спешить ему больше некуда.
Экспедиция к Лонд Даэру благополучно провалилась, чтоб ей, - ругнувшись на адунаике, он возвратился в пещеру. Тело требовало действия, но проклятый шторм запер его здесь с… - он искоса глянул на эльфа, - с непонятно кем.
«Ладно», - нуменорский меч с шорохом зазвенел, выходя из ножен. Словно стало светлее, голубоватая сталь отражала скудный свет сгущающегося вечера. И даже, проклятье, костра не развести – дров нет, пока осматривался, Боромир не заприметил кругом дерева, или чего-то, что могло бы сойти за хворост. Но неважно, - песок, подобранный с пола пещеры, заскрипел по лезвию.
- Я предам своих тела людей погребению, и отправлюсь в Гондор через Гриву Рохана. Ты, Эрмегиль из Ривенделла, если пожелаешь, можешь отправиться со мной. В моих землях уже очень давно не видели эльфов, - он слегка улыбнулся, - а словом моим, наследника Наместника Гондора, я дам тебе право странствовать по ним свободно. И ты спас мне жизнь, - улыбался Боромир открыто, - это меньшее, что я могу сделать для тебя. При дворе моего отца ты будешь принят с должными почестями. Хотя, конечно, вначале нужно добраться до Минас-Тирита, - песок все поскрипывал по мечу. Когда руки заняты, и разговоры проще идут, да и от мрачных мыслей легче отвлечься. Нуменорскому мечу, столетия пролежавшему на дне бочага в Мертвых Топях, помнящему войну Последнего Союза, ржавчина и морская вода была не страшна, но привычка неистребима.
Ничего не сделалось бы и сильверитовому короткому мечу, который во все более сгустившейся темноте сверкнул, будто наполненный изнутри ровным светом. Боромир задел острием по камню, и послышался звон, похожий на стеклянный, на который конь Эрмегиля недовольно фыркнул, ненадолго встревожившись.

– С двумя всадниками твой конь, Эрмегиль, сможет идти разве что шагом, - добродушно усмехнулся Боромир, - а с любым конем, идущим шагом, я сравняюсь, идя пешком.
Он не преувеличивал, закаленный долгими маршами пехотинец.
– Ты весьма добр, но мне жаль такого славного коня.
К тому же, с чего бы эльфу желать сопровождать его, в сущности? - вопрос словно толкнул Боромира под локоть. Чувство создавалось, как если бы этому Эрмегилю было решительно все равно, куда направляться. Хоть в Гондор, хоть в Дол Амрот - да и о пути туда он говорил со спокойствием человека, отвыкшего спешить. «Эльфа», - поправил себя Боромир, скользнув взглядом по тому чуть внимательнее. В полумраке пещеры, за темнотой бушующей снаружи грозы лицо Эрмегиля казалось слегка светящимся.
«Эльф, да?» - он хмыкнул про себя. Знать об эльфах древности Средиземья, читать когда-то о деяниях их - славных и не слишком, но всё равно гремящих грозным и величественным громом в памяти, и всё равно видеть перед собой при слове «эльф» низкорослых элвен Тедаса… это судьба немного подшутила над Боромиром. Что же, будет время привыкнуть, видимо, - он невольно шевельнул ушибленным плечом, боль в котором стала слабее. Могучее тело справлялось, и даже такая мелочь, как движение песка по светлому тонкому клинку, помогало помятым мышцам восстанавливаться.
«Надо же», - на вопрос Эрмегиля Боромир отозвался не сразу, продолжая чистить лезвие. Затем небольшим кожаным лоскутом стряхнул с него остатки песка. Лезвие поймало отражение – спокойные глаза.
О мече необычной ковки и незнакомого металла Боромира спрашивали, и не раз. Он обычно отшучивался, дескать, наследие древности, а что выглядит новым – так в древние времена ерунды-то не делали. Истинное происхождение сильверитового меча, быстрого, острого и легкого, знал только младший брат. А остальным знать незачем, потому что Боромир еще с отрочества усвоил науку накрепко – о своих приключениях с чужаками рассказывать лишь тем, кто достоин доверия.
Эльф доверие, конечно, внушал. И интерес в его голосе звучал небольшой, но явственный, как если бы с чего-то по-настоящему древнего ветром сдуло пыль многих веков, а то и тысячелетий. Но все-таки такие истории не для его ушей. Ну, разве что самую малость.
Он развернул меч рукоятью к Эрмегилю.
- Взгляни сам, - и слегка улыбнулся, протягивая. Любопытно было, что тот скажет.
Орзаммарский мастер Легнар из касты кузнецов, в чьей лавке Боромир приобрел этот клинок, свою работу не нахваливал – с ходу определил знатока. И, видя и осанку, как таких там называли, наземника, и его доспехи с незнакомой чеканкой – деревом, немедля принес все самое лучшее. Главный меч у Боромира уже был, и он не сменял бы его ни на какой другой, даже из драконьей кости, которую-де, «вот-вот обещали завезти, и тогда-то ух!» А вот сильверитовый, прохладной зеленью отблёскивающий, сразу пришелся ему по руке.
- Говорят, этот металл выводит любые яды и отгоняет змей, - вполголоса произнес Боромир. – Его ковали очень далеко отсюда, - у основания крестовины меча можно было разглядеть клеймо. – Кузнец, продавший мне его, уверял, что его ковали для наследника престола, но что-то пошло не так. Кажется, этот наследник убил своего старшего брата, или его подставил младший, чтобы самому стать королем. Я не очень хорошо запомнил, - некому проверить истинность сказанного Боромиром. Но мужи Гондора не лгут, и он говорит правду. Мог бы еще добавить, что гравировку в виде извилистых угловатых линий, складывающихся в замысловатый узор, вытравливала лириумом дочка этого самого кузнеца, затем сбежавшая в приснопамятный Круг Магов Ферелдена… при том, что гномы не способны к магии. Но это уже вряд ли та часть истории, которая будет интересна Эрмегилю.

Боромир разве что хмыкает на такое предположение. Его главный меч столетия пролежал в Мёртвых Топях, а оказавшись извлеченным на свет, взял кровь того, кто вернул его миру. И всё равно не было в нём ни тьмы, ни зла. Такова природа меча - брать кровь, омываться кровью. Прочее же - суеверие. Меч прям - в нем нет лжи и преступления.
Преступления совершают другие.
– А ты сам, Эрмегиль, стал бы бояться чего-то подобного? - на краткое мгновение Боромиру кажется, что он разговаривает с кем-то неживым - настолько чужим, чуждым и далеким, что словно мертвым. Странное чувство - но и с эльфами он прежде дела не имел.
«Не с такими», - напоминает он себе, наблюдая за тем, как нолдо управляется с сильверитовым мечом. То, что взят тот был безошибочно, и движение вышло совершенным, Боромира не удивило - сильверитовый, в отличие от нуменорского, был на диво послушным и легким мечом. Холодноватым по духу, но покладистым, и руку, взявшую его, раскрывал настолько, насколько это было возможно.
Может быть, когда-нибудь, этот меч перейдет к сыну Боромира - «да когда такому еще случиться, а». И то верно, нескоро этому бывать. Не то что бы волновали сердце какие-то старые раны - больше десяти лет миновало уже с тех пор, все же, но связывать себя узами брака и семьи он решительно не спешил.
А меч, действительно, хорош для неосновной руки. Если правша, как Боромир - пускай оружием его учили владеть обе-ручь - то левой руке даст все, что может. Всего себя, без остатка, - улыбка невольно трогает лицо при таких мыслях, а светлая полоса тонкого металла так и мелькает в темноте. И затем поет. Хорошо поет. Спокойней становится, словно и не качаются там, внизу, на неистовых волнах тела тех, кто еще днем раньше удивлялся необычному мечу принца.
– Ты прав, обычно не хожу. Но в моем обычае устраивать тренировки своим людям, используя боевое оружие - этим я и занимался, прежде чем ветер стал совсем дурным, и мне пришлось встать к рулю, - разоружаться было некогда, но это пояснять Боромир счел излишним. Эльф дураком не смотрелся, хотя вопросы задавал странные.
Сильверитовый меч возвращается в ножны - те изнутри тоже искусно сделаны, способны затачивать режущую кромку. Боромир показывал их кузнецам, на что все в один голос говорили, что наука очень уж сложная хотя бы потому, что металл такой, вернее, сплав, нигде не встречается. Поговорили о благородном мифриле, но Боромир от этой идеи всё же отказался. Пускай сильверитовый будет единственным в своем роде, - отражение в светлом металле опять слегка улыбается.
Боромир закрыл глаза и откинулся затылком на холодную каменную стену. Он жив. Он выбрался.
Это то, с чего можно начать.
– Прежде мне не доводилось видеть таких, как ты, Эрмегиль из Ривенделла, - не открывая глаз, вполголоса произнес Боромир. - Твой народ живет скрытно, с тех самых пор, как отгорели огни Последнего Союза. В пределах Гондора мы не видели эльфов уже не одно поколение… Да и в иных известных мне землях тоже. Отчего так? - он спросил легко, и даже едва ли не дружески, взглянув на Эрмегиля внимательно.

И вновь Боромиру не кажется, что в голосе Эрмегиля проносится, проскальзывает словно бы вековая печаль. Он поднимает глаза на светлое даже в сумраке пещеры лицо, и видит короткую тень, что становится простыми словами – «нас больше нет».
«А я бы смог вот так?» - он смаргивает, сильно сдвинув брови, представляя себя на месте этого нолдо, как тот именует себя. «Нас больше нет», – это означает, что те, кто был схож с тобой лицом, цветом кожи и волос, кто говорил  с тобой на одном языке, и с кем ты смотрел на одно и то же солнце, покинули этот мир – или любой другой. Схоже случалось у Боромира – странствия приводили его в разные места, и тянущее душу чувство одиночества тогда разрасталось и крепло, но – глохло. Глохло всякий раз, когда он видел цель перед собой, и стремился к ней, единственной – вернуться домой. Все прочее меркло перед эти, и путь его был ясен и прям. Как лезвие меча.
Ему есть, куда возвращаться. Эрмегилю – нет. Боромир подумал бы на тот далекий, неведомый ему Ривенделл, но слова эльфа, вернее, то, что крылось за ними, оказались яснее.
Нет места, в которое Эрмегиль мог бы вернуться. Видимо, и за море ему тоже путь заказан? – ему не кажется, на руках эльфа, тоже светлых в темноте, виднеются полосы, словно от шрамов.
Ну, за столь долгую жизнь немудрено шрамов нажить не только на теле, но и на душе, - и Боромир слегка  склоняет голову в знак то ли почтения, то ли понимания – а может быть, и сочувствия.
- Ни один эльф не ступал на земли Гондора уже многие поколения, как я и поведал тебе прежде, - повторяет Боромир. – С подступающим с востока Врагом мой народ бьется в одиночку, - взгляд его устремляется во тьму пещеры. – На восточных рубежах Гондора война не затихает. Мы бьемся, но тень, что стелется из-за гор Эфель Дуат, постепенно иссушает наши земли. И мы отступаем на запад. Когда полвека назад пробудилась Роковая Гора, ядовитый пепел дождем обрушился на Итилиэн, и последним жителям пришлось покинуть этот край. Севернее Гондора сражаются рохиррим – истерлинги, служащие Врагу, разоряют и их владения. Тьма подступает, мы, люди, сражаемся. Но только люди. Я не видел, чтобы в этой войне сражались твои сородичи, Эрмегиль – но это не значит, что я подвергаю сомнению твои слова.
Он замолкает, медленно выдыхая. Застарелая боль – «почему мы одни?» - снова зачем-то толкается в сердце. Вера Боромира в доблесть мужей Гондора несокрушима, как и в верность союзников, но вместе с тем он знает, что вера и надежда порой – лишь средство. Чтобы усталый солдат, павший духом, взялся за меч, и вернулся в бой. Уверенность горит в нем! – но он видит тьму, что ползет с востока, и она подтачивает в нем все силы, словно ядовитый червь.
Где долгожданный Король? Где союзники? Где взять силы? - ответов нет, теряются во тьме.
- Верно, на их рубежах тоже неспокойно. Средиземье велико – и тем тяжелее понимать, сколь далеко тянутся руки Врага. Ты ведь о том, кто зовет себя властелином Мордора, верно? – снаружи громыхает молния. Пустое совпадение.