Перехватив очередной хмельной взгляд, Регис коротко поклонился, отступая назад, поближе к белоснежной стене, чтобы его ненароком не сшибли гуляющие и наслаждающиеся празднеством. Это время так походило на вечера Туссента, что оставалось лишь только дивиться тому, как миры могут быть схожи, в чем они только могут переплетаться и, через сотни звезд, через тысячи лет, вновь оказываться в той же точке, вновь находя для себя нечто... поистине однотонное, как представители одного схожего рода, но разных видов. В этом было что-то притягательное, заставляющее глубже вникнуть в процесс взаимосвязи, какова же суть того, что даже по разные стороны временной завесы, все что только может, в любом случае имеет схожие черты, вплоть до языкового барьера, так просто разрушаемого, ведь, если прислушаться, то можно распознать знакомые нотки, уже слышимые раньше.
Позади раздался громкий смех его нового друга, найденного тут же, в этом городе, таком странно близком к тому, где Регис в свое время оставил все самые приятные воспоминания о своих друзьях, своей мирской жизни и даже молодости, так сильно порицаемой теперь...

Весна всегда весна - грязная, слякотливая, с недотаявшими грязными шапками снега, растекающимися по жирному чернозему, что кое где размешен уже сапогами местных кхметов, присматривающих хорошее место для очередной пахоты или же колесами тяжелых телег и тянущих их мулов. И, конечно, копыт, копыт от лошадей, закованных в тяжелую броню, от кавалерии, что стройным маршем прошлась не так давно, черными перьями на забралах сверкая и углубляясь вглубь захваченных территорий. Война - это всегда война, покрытая копотью, потом и кровью, с запахом железа, так забивающимся в нос и дерущим горло от этого дурманящего запаха, как же хорошо, что он научился держаться.
Вампир повел шеей, хрустнули позвонки и в этой полутемной делянке, освещаемой лишь редкими огарками, оставалось лишь только радоваться, что тьма для него лишь условность и даже среди резких теней он легко может рассмотреть глубокую ровную рану, аккуратно подцепляя ее края иглой. Крестьянин на столе хоть и был без сознания - дышал рвано, сбивчиво, цепляясь за жизнь так, как умели это делать только смертные. Оставалось лишь только помочь ему, чем можно - зашить, не допустить заражения и гниения, и тогда, возможно, удар черного солдата будет лишь воспоминанием и белым пятном на смуглой рабочей коже. И, обмывая рану спиртом из торбы, он ощутил этот запах, сильнее, чем аромат крови, витавший по всей делянке, сильнее, чем запах гари рядом спаленной в назидание хаты - это был запах хищника, что таился во тьме.
- Как ты... терпишь... этот смрад? - каждое слово сопровождалось тяжким сглатыванием, тонкий голосок чуть всхлипывал, и тяжкое дыхание лишь еще более усугубляло.
- Выдержка, в основном, - спокойно произнес Регис, вытирая руки тряпицей и накрывая своего пациента белой холщой, просто для покоя и правильности, оборачиваясь к жмущейся у входа бруксе, отмечая, что девочка молоденькая совсем и слишком юная, обнажая клыки, для нее в этой тьме так же хорошо видимые, как и она сама для него. - А так же долгие годы без крови. Если долго отказывать себе в чем-то, то в скором времени всякая жажда спадет. Но ты ведь обратила ко мне не за советом, как обуздать жажду, не так ли?
Брукса тихо вздохнула, оглядываясь; глубокая ночь делала свое - уставший от событий, переживаний и труда народ повалился спать, если где-то и горел свет, то лучины чадили плоховато, а спрятавшиеся за облаками луна и звезды заставили местное село полностью утопнуть в черном мареве. Вампирша поманила Региса за собой, обратившись в черный дым и вылетев из сеней, просочившись сквозь широкие щели. Знахарь лишь только хмыкнул, вновь обратился к своему пациенту, удостоверившись, что находящийся в небытие спит с ровным сердцебиением и непрекращающимся шумом крови, текущим по артериям, подхватывая свою торбу и устремляя вслед за своим младшим родичем, отливающим лиловым дымом, больше схожим с туманом. Так было даже лучше, не надо было пачкать ноги в жирной от воды земле, оставляя следы, что вели их за погост, все выше, к холмам. Поначалу, все это казалось забавной игрой, чуть интригующей, словно маленький ребенок, решивший поиграть, она вела его все дальше от села, но чем ближе они были к горном кряжу, тем тревожней был запах. Запах магии. Старой магии.
- Вот. - Брукса указала тонким острым пальцем на черный зев входа, от которого тянуло чем-то, что этому миру не принадлежало, она сложила руки на груди и тоскливо взглянула вглубь. - Я трусиха, не пошла туда, но там так... тоскливо.
- Ты привыкнешь. - Регис вышел из тумана рядом, положил руку на хрупкое плечо, которое, казалось, можно сломать, лишь только сдавив. - Это тоска по дому, ты ее познаешь сполна. Но нельзя толком сказать, куда ведут эльфские порталы, так что, могу только похвалить тебя за рационализм, другой бы молодой на твоем месте тут же прыгнул бы вперед. - Регис вновь обнажил клыки в кривой улыбке, поддерживать он мог крайне плохо, тем более, если принять во внимание, что последние сотню лет абсолютно не общался со своим братом, если не считать парочку полностью одичавших катаканов, которых пришлось отгонять со своего пути с людьми. Юная брукса вытянула шею, пытаясь принюхаться в полуразвалившемуся входу, сам вампир не ощущал ничего, кроме маги портала и смедящего гнезда накеров, что были достаточно глупы и отчаяны, чтобы поселиться у работающего источника старой магии. Знахарь повел плечами, поправляя висящую на плече торбу, словно проверяя наличие своих вещей и тут же лукаво усмехнулся, привлекая к себе внимание. - Хочешь, схожу?

И все же не их мир, о нет, Регис и не ожидал. Но что поделать, какое-то юношеское лукавство не позволило ему так просто отказаться от этой идеи и шагнуть в чуть барахлящий, но все еще работающий портал. Кажется, связь миров, она, по сути своей, всегда будет сильна. Кто знает, возможно очередной такой работающий из рук вон плохо портал приведет к еще одному спряжению и у ведьзминов опять появится работа...
Но этот мир... этот город, так сильно напоминал Туссент, заставляя вспоминать что-то, давно уже прошедшее - ворчание седого ведьмака, юношеский задор маленькой почти дворянки, деревенское очарование лучницы и залихватские строфы, что их бард сочинял на ходу, заставляя всех дам в округе млеть. И что-то одновременно приятное и такое тоскливое бежало по венам, заставляя закрыть глаза и на секунду переместиться обратно, вновь возвращаясь в это место, полное смеха и веселья. Регис обводил взглядом их - людей - смертных, берущих от этой жизни все, пока было время, пока позволяли обстоятельства. Еще немного и все может перемениться.
Он пропустил мимо набравшегося, в перьях  и парче, заплетающегося о собственные ноги и наутро наверняка ничего не вспомнящего от излишка спирта в крови, чтобы вновь рассмотреть зал, полный чужих и чуждых лиц. И где-то среди всего этого он ощутил взгляд, направленный именно на него, Регис бы назвал этот взгляд кошачьим - хищным, если бы и сам не был хищником, то наверняка бы поежился от такого, но в данной ситуации заставляющий только интриговать; обладательница кошачьего взгляда не пахла зверем или его собратом, она вообще не пахла монстром, только лишь песком и жасмином, что было куда как интересней.
- С чего вы взяли, госпожа? - Регис поклонился, приложив руку туда, где у людей билось сердце. - Лично я считаю, что только такое веселье, поистине открытое, напоминает нам, людям, что мы все смертны и, увы, склонны к увяданию. Так почему бы не насладиться последними крохами данной нам свободы. Тот, кому дана возможность веселиться, должен ей воспользоваться, ведь никогда не знаешь, что случиться в следующий момент.
Умрешь ли, лишишься ли всего, а может просто, очередная война на почве расхождения интересов - каждым мир одинаков. Разница между этим цветущим и пряным местом и тем, из которого его подтолкнула любопытная букса была лишь в том, что одно событие там не наступило еще здесь, а может уже прошло, тут точно никогда не узнаешь.
- Обожаю околосветские беседы, из них, обычно, рождаются заговоры и будущие человеческие волнения. - Регис улыбнулся, не разжимая губ, принимая протянутую руку и делая шаг вперед. Правила местного двора тоже напоминали Туссент, тут даже пахло вином так же сильно, а может все дело было в том, что кто-то пролил то самое вино под ноги празднующим и на это не обратили внимание. Вампир сделал шаг в сторону, увлекая пахнущую жасмином внезапную собеседницу в водоворот того самого танца, что уже давно перестал быть стройным и ритмичным, он видел его, достаточно, чтобы запомнить и повторить, все легко - он ведет, за ним следуют. - Ну а вы? Неужто настолько скучно в этом обществе? Хотя нет, позвольте, было бы действительно неинтересно, вы бы не выглядели так отлично от остальных... всем. Мое чутье подсказывает, что вы что-то ищите среди всех этих лиц, но отыскать не можете. Возможно, вы решили, что будет весело со мной, но должен предупредить, моя персона может подарить разве что долгий разговор; в этом плане меня можно назвать скучным... или присытившимся, тут уж как посмотреть. Обычно такое называют старением, но я предпочитаю более щадящее - выгорание. Впрочем и то, и то ведет к забвению.

Регис вдохнул ароматы этого места - пряности, масла, вино и яды; казалось бы, стандартный набор для столь явных мест, украшенных позолотой и яркой парчой. Слишком много света, разбавленного красными всполохами, чадящих свечей, столь множественного количества, что нельзя толком сосчитать. И звуков, будь то легкие ноты музыки, проносящиеся под самым потолком, разукрашенным так же пестро, как и все остальное в этом месте, а может гул голосов, смеха, разговоров, вздохов и тихих шепотков, в которых люди скрывали свои настоящие мотивы, думая, что их не услышат. Когда-то он поистине таким наслаждался, радовался подобному, словно маленькое дитя подаркам; сейчас же ему было интересно что-то более прозаичное и жизнь обычного люда казалась ему более... яркой. Не приглушенной количеством чадящих свечей и сбивающими с ног парфюмами, настоящим и живым. Да, осознание живости куда как сильнее влияло на него.
- Неужто в моем взгляде скука? - вампир удивленно вскинул брови, в желтоватом свете антрацитовые глаза казались еще темней, а во время танца, когда краски смазываются, и подавно. - Но что поделать, сударыня, разве выбор наш не состоит из того, чтобы либо прожить жизнь долгую, но неимоверно скучную, али же прожить ее ярко, но так быстро, мы ведь с вами смертны и время наше ограничено.
Он вздохнул так горестно, словно действительно знал неизбежность смерти. Он видел ее столько раз, но никогда не ощущал, никогда бы не смог толком ощутить, если честно, даже если бы захотел, забвения разума добиться невозможно, уничтожив тело лишь только физическую форму потеряешь, а разум все так же тут - и взгляд вампира никогда не потухнет, как делает это взгляд человеческий, что он видел столь много раз. И люди здесь - все состарятся, все умрут, и только лишь прах в земле останется, такова аксиома каждого смертного, а значит, кто он такой, чтобы хоть как-то корить их за этот образ жизни, за любой из выбранных путей. У них, возможно, не будет времени исправить того, что натворили, а значит, к чему вообще сожалеть? Это у кого-то вроде Региса есть вечность в запасе, чтобы измениться, люди же увлекают постоянством своей личности и мировоззрения.
- Ну отчего же, - вампир улыбается, плотно сомкнув губы, не обнажая клыков, в очередном круге замкнутого танца, - ведь истинное свободомыслие лишь в том случае поистине важно, когда говорится на публику. Среди тихих нет великих ораторов, лишь только громкий голос, звучащий над толпой, способен сделать мысли одного мыслями сотен, а то и тысяч. Так рождается нечто поистине... нерушимое.
Он тихо склонил голову, его собеседница явно желала долгой и вязкой беседы. Можно было бы даже сказать, что ей было скучно, все, начиная от пристального внимания других и заканчивая общей обстановкой этого помещения. Но все же она здесь и в каком-то странном желании найти себе развлечение на эту ночь и, похоже, что этим развлечением на сегодня становится он сам и его мысли, блуждающие в голове и так легко изрекаемые даже в такой какофонии. Политические смуты, заговоры, кто кого отравил, а кого порезал, какие торговые пути лучше использовать, а от каких отказаться - все это слышно сквозь смех и пустые разговоры; на таких вечерах крепнет всякий союз, иногда даже против общей власти, а иногда и за.
- Вы говорите столь интересные мысли, но все же здесь, среди людей, что не вызывают в вас теплого слова, неужто вам так в радость собственное отвращение? - он с интересом рассматривает девушку, когда-то давно один зериканский купец выразился интересным словосочетанием "продолжать жевать кактус", нечто вроде продолжения определенных действий, даже не смотря на то, что они приносят только неудобства и ничего более, маниакальный садизм собственной личности, как еще можно это окрестить. Собеседница не походила на кого-то подобного, наоборот, привлекая к себе полнейшее внимание других, притягивая всем своим видом. - Или, возможно, вам всласть думать, что все эти люди здесь лишь только праздные прожигатели жизни, от которых нет даже толку, что все они низки в своих желаниях и стремлениях к гедонизму, но все же... лично я считаю, что желание жить в сласть себе не есть что-то плохое, немного эгоистичное, но все мы со своими пороками.
Он и сам таким был, упиваясь силой и кровью. Так было проще, это веселило, это заставляло дышать полной грудью, ощущать себя живым ибо в другом он не находил смысла. Это после пришло осознание, горьким уроком, вспоров брюхо и отрезав конечности; всего какая-то полусотня лет под раскидистым дубом наедине со своими мыслями и вот он уже полностью пересмотрел собственные взгляды. Потому что он мог так сделать, потому что вторая, третья да и последующие возможности были в его руках. А люди... он испытывал к ним несоизмеримую жалость из-за скоротечности их жизни, но одновременно и завидовал - их ошибки уходят с ними в могилу, а не остаются навеки в сознании.
- Боги ли? - Регис аккуратно переступает через опрокинутый бокал, даже толком его не замечая, запах все выдал за него. - Признаться должен сказать, что я не верю в богов - ни в старых, ни в новых. Но, позвольте, я не отрицаю существование высших существ, возможно, тех, что живут дольше, что обладают силой чуть большей. Но влиять на человеческие судьбы просто стремлением своего хотения, - он кратко покачал головой, - не удел сознания, способного к чувствам и оттого способного заблуждаться.
Что правильно, а что нет, решения, на грани собственной мысли или чужой. То, что для одного преступление, для другого лишь только благо, а может и нечто неизбежное. Регис вдыхает вновь запах этого места, запах раскаленного песка, коей источает его собеседница, понимая, что для кого-то и здесь присутствующие сойдут за богов. Но сами высшие силы? Существовал только случай, а на каждого всесильного бога найдется кто-то сильней. Наверное, потому в его братии и не было богов - если кто и был сильнее, то только по опыту прожитых лет, а не как по мановению великих бессвязных сил. Они уважали старших своего рода, но не поклонялись им, как кому-то всевышнему, но выказывали уважение, какое дитя выражает своим родителям, более благодарность, нежели обязанность, в которую люди облачили каждую религию, искренне считая, что так можно приручить к порядку. Хотя, возможно, в этом был резон. Не каждый человек угоден просвещаться, не каждый человек умен и проявляет зачатки истинного любопытного сознания, и, когда бьет молния, проще сказать, что это сделал бог, чем объяснять ему первопричины стихийных бедствий, ибо это будет просто... бесполезно. Проще придумать правила поведения и сказать, что так сказал вести себя бог, чем объяснять тонкости этики и серьезных сезонных катаклизмов, что должны произойти. Невежество людей породило именно то, чего они так отчаянно желали для себя.
- Прогнило ли? - вампир склонил голову. - О, я вовсе не обижаюсь и сам могу сказать одно-другое слово, что может показаться обидным. Каждое общество переживает свои взлеты и падения и Венецию можно назвать достаточно свободной. Взгляните, - он аккуратно обвел рукой зал, - все вольны говорить, что им хочется, делать, что пожелают. Цензура здесь не столь важна и больше действуют каноны, что не столь железно давят на горло творцов. В этом месте не сжигают на кострах и не убивают ради земель брат брата. И все же... - Регис тихо вздохнул. - Где-то в другой части мира происходит именно это. Человеческая ненависть к собственному брату выкашивает получше всякой болезни, вы так не считаете?
Вампир пожал плечами. Убить могли за всякое - за не того воображаемого друга, за другую расу, за другой язык и даже не за те цвета на знаменах. Ненависть - самая интересная человеческая черта. Непредсказуемая и опаляющее как пламя, которое и он сам в свое время познал, и по делу, если быть честным.
- Ну что вы. Лично я считаю наш разговор крайне занимательным и интересным. - Регис вновь растянул губы в тонкой улыбке, указывая рукой на открытый балкон. - Но считаю, что здесь слишком уж шумно, не так ли? Ну а что по поводу вина, боюсь, я предпочитаю более крепкие напитки. Увы, но алкоголь слабо действует на меня. Было время, когда я старался быть до безобразия пьяным, но такой образ жизни сложно поддерживать с моими запросами, так что, пришлось полностью отказаться. Можно сказать, что в данный момент, я абсолютный трезвенник.