Депеши на имя рыцарь-командора Мередит все идут и идут. Вольная Марка пока еще не поняла, что творится в Киркволле, не успела осознать, и призывает к ответу ту, кого считала главной все эти годы, в особенности – последние три. А ее заместитель даже сортировщика этих депеш и писем найти не может, и долг не позволяет смести их все в камин, да запалить пламя повыше.
Хватит пламени, - город все еще горит. Одержимые разрывают людей на улицах, демоны хохочут, появляясь из ниоткуда. Тут даже магии никакой не надо. Завеса тонка, как истлевшая бумага – ткни пальцем, распадётся.
- Патрули расставлены, - голос у сержанта безжизненный, выцветший. Мутными – вторые сутки на ногах – глазами рыцарь-капитан поводит в его сторону, незаметно взявшись за стол. Голову тоже ведет, вслед за взглядом, вот незадача. – Как смогли, растянули по городу. Парни мадам капитана стражи тоже помогают, но так, как могут, то бишь, - рослый, на полголовы выше Резерфорда, храмовник выглядит чуть ли не в полтора раза меньше, чем всегда. Тоже прижало, придавило прошедшими днями. Днем, - «как, уже какое-то время успело пройти».
Спаси нас всех Андрасте.
- Благодарю, сэр Патрик, - тот знает, как правильно распределить оставшиеся силы Ордена, чтобы те могли действовать с наибольшей эффективностью. Беда в том, что они несут потери, продолжают нести – и подкрепления не предвидится.
Хотя личная печать рыцаря-командора Мередит уже несколько раз ударяла по ответным депешам, которые за припиской-подписью «исполняющего обязанности» рыцаря-командора, «сэра Каллена Резерфорда». Должно сработать. Новые храмовники должны прийти.
Сэру Каллену сейчас не из кого выбирать. Мысли о том, что может заявиться какая-нибудь новая метла, которая вздумает мести по-новому, беспокоят в самую последнюю очередь. Ему нужны люди, - вдох режет легкие изнутри – воздух соленый и горький, когда он выходит в Киркволл, затянутый кровавым туманом. Дымом и мглой, пришедшей с моря.
«Хоть бы дождь пошел», - удушливым выдалось это начало осени. И страшным.
Во дворе Казематов то и дело раздается гулкий звон. Остатки бронзовых статуй стаскивают в один угол, под полуразрушенные колонны. «Какой болван распорядился?» - по верху портика уже идут глубокие трещины. Если это все обвалится, то опять кто-нибудь может пострадать. Да и вся работа окажется насмарку.
Еще одна мелочь, - боковым зрением он замечает красно-алую тьму. Хватило ли кому разума оградить статую – нет, не статую – то, во что превратилась рыцарь-командор, хоть чем-нибудь?
Киркволлу пока не нужно такое напоминание. Успеем вспомнить, - малодушно шевелится что-то под кирасой, но взгляда сэр Каллен не отводит. Заставляет себя смотреть.
«Это моя вина», - он – тот, кто видел все признаки надвигающейся катастрофы, кто мог предпринять хоть что-нибудь – сейчас-то, с оглядкой назад, Резерфорд понимает, где именно просчитался, и что мог изменить. Сейчас…
«Все мы задним умом крепки», - горький, как дым пожарищ, выдох. Не отводи глаз, рыцарь-капитан. Смотри.
Первые капли дождя осторожно постукивают по наплечникам, и духота, давящая на город, медленно уходит. «Слава тебе, Создатель», - Он не слышит этой хвалы, отчего-то подворачивается мысль.
Он покинул этот мир – бесполезно взывать.
И, глядя на изуродованный Киркволл, сэр Каллен понимает это как никогда раньше ясно.

До Нижнего Города добраться теперь непросто. Сечет мелкий дождь, и над морем, как всегда, ветер усиливается, но это еще полбеды. Многочисленные обломки кораблей заполняют бухту, будто после грандиозного морского побоища.
А всего-то демоны всему виной, и маги, - бои шли и здесь, и на кораблях. Как еще станут предъявлять храмовникам Казематов за убытки, что потерпели суда в результате объявленного Права Уничтожения, рыцарь-капитан и думать пока не может. Потом, все потом.
«Если будет оно, это «потом», - лодка причаливает в безлюдном порту. Обычно принять швартовые концы непременно было кому, но сейчас тут только ветер гоняет прибившийся к причалу мусор, уже мокрый. Запахи гнили, тухлой рыбы, соли и гари сейчас сильнее – из-за дождя. Небольшого и серого, но и такой смоет помочь с пожарами.
Из Киркволла бегут. Только и слышен скрип колес подвод и телег, перестук конских копыт. Кричат недовольно слишком тяжело груженые волы. Бронто редки, их гномы берегут для себя. Среди уходящих – гномов немного, и этому есть объяснение, ведь большинство их Киркволле работает на Хартию. А та уж не упустит своего, не преминет поживиться тем, что осталось.
«Осталось», - город догорает, и ночами сейчас светло от зарева пожарищ. Ракушечник Нижнего Города, и серый гранит Верхнего выгорают не слишком, но в городе достаточно дерева. Здесь дождь пригодится.
Жаль вот только, что с демонами не сумеет помочь.
Этот нарыв зрел в груди Киркволла слишком долго. Рассудок рыцарь-капитан понимает, что искать виноватых именно сейчас – дело пустое. Только себя подтачивать, - «а силы нужны», - но сердце его ноет ровной и оглушительной болью. И, упрямо наклонив голову, навстречу сеющему в лицо дождю, он прибавляет шагу. Позади гремят доспехи таких же, как и он. Оставшихся верными. Верящих.
Вера – их единственная опора сейчас и поддержка. Только вот сэр Каллен знает, принесли перед выходом из Казематов то, что раньше приносили рыцарю-командору Мередит. Отчет о потреблении лириума, остаток его, и примерные расчеты новых порций. Он мимолетно надеется про себя, что они точны, потому что раньше этим занимался один из усмиренных. Теперь пришлось заняться интенданту… мог ошибиться.
«Хуже не будет. Пока что», - но он знает, что это – лишь временная мера. И что за ошибочную дозу лириума сейчас его люди непременно заплатят в будущем. И пускай сейчас не думать о том, что случилось, необходимо, нужно сберечь себя, оградиться от прошлого и заняться настоящим, укрепив свою веру – самое необходимое, отделаться от мысли, что все они потом об этом горько пожалеют, сэр Каллен не может.
- Помогите, на помощь!.. храмовники!.. – они не успевают, и бегущего по заваленному горящими обломками проулку насквозь протыкает пылающая демоническая лапа. Она похожа на руку человека, - у нее, кажется, даже пальцы можно различить, и это замечается в какой-то короткий момент, прежде чем снежной метелью вскипает в крови лириум. Демон замирает, оглушенный, оторванный от Тени, слабеет – а человек падает на колени, и глазницы его черепа еще недолгое время мерцают алым светом – прогорел до углей. Рассыпается лязг доспехов, рассыпаются храмовники, и из переулка сбоку вылетает еще один патруль. Навстречу демонам и пошатывающимся телам, которые еще некогда были людьми.
«Спаси нас всех Создатель, молю Тебя», - пусть Он оставил этот мир – с молитвой легче.
- Соберите тела, и сожгите их, - устало командует рыцарь-капитан, когда последняя тварь с воем развеивается мелким пеплом, затем становясь истлевающим в ничто туманом. «Потерь нет», - устало констатирует мимоходом он сам себе, набирая в грудь больше пропитанного гарью воздуха, и заходясь затем рваным кашлем. Ножны бряцают по набедреннику, меч убран. Храмовники расходятся по небольшой площади среди домов. Придется поторапливаться – и, пускай каждый из них знает, что демоны могут вернуться в любое мгновение, хочется верить, что все закончилось. Хотя бы сейчас. Хотя бы.
Полуобгоревшее тело – женское, судя по голым ногам и задравшейся юбке, завалено остатками перекрытий. Демону плевать, во что вселяться, поэтому… - балка слишком тяжела, чтобы отвалить в одиночку, даже для сэра Каллена.
- Храмовник! – окликает он подвернувшегося рядом юнца. Темные волосы того пропылены, а на запятнанном копотью лице резко блестят голубые глаза. Резерфорд невольно моргает.
Ладно, - он кивает на балку, подпирая ту снизу плечом.
- Так ты не ушел с братом и сестрой? – «сестрой», - боль в сердце становится оглушительней, и рыцарь-капитан на миг опускает глаза. Вроде как примериваясь поднимать балку поудобней.
Правда, странно, что Карвер Хоук остался в Киркволле.

Отредактировано Cullen Rutherford (2019-01-13 14:40:58)

«Долг», - тяжелое, гулкое, словно похоронный набат, слово. Этот парень сражался против родных брата и сестры – «сестры», - повинуясь долгу, - тяжелая балка и доспех не давят на плечи так, как давит осознание. Рыцарь-капитан сражался и сам – против тех, кого клялся защищать. Долг подвел очередную черту – и под его жизнью, и под жизнями многих. Ударами его меча – в том числе.
На развалинах церкви сейчас почти никого нет, вдруг думается Резерфорду. Только теплый дождь ранней осени, оплакивающий Киркволл сеет над пепелищем и обломками, смывает копоть и кровь, с тихим шипением испаряется над дотлевающими углями. Туда боятся подойти не только из-за демонов и ослабевшей Завесы. Жители Киркволла знают о подобных вещах, пожалуй, намного больше любых других обитателей Вольной Марки, вот парадокс.
«Мы исполняли свой долг», - и вместе с тем довели Киркволл до подобного. Взрыв церкви – это полбеды, это, как ни кощунственно сейчас это осознавать, просто безумие, явившееся следствием. Но не причиной.
Корень всех зол таился в этом слове, коротком и звонком, гулком – «долг». Склоняясь над телом неизвестной женщины, которую, в числе многих, когда-то клялся защищать от зла, сэр Каллен тяжело осознает, что возвращается в прошлое. Вновь бездна разверзается под ногами, только ему уже тридцать, а не едва за двадцать, он рыцарь-капитан, а не рядовой храмовник, но ощущает он себя почти что тем же обезумевшим юнцом.
Но – нет. Держать себя он станет надежно и прочно, - под медленный выдох они вдвоем с Карвером поднимают тело женщины, и относят к остальным таким же. Храмовники стараются работать быстрее, но не получается.
Тяжело. Хотя обгоревшие тела становятся очень легкими, - смрад сгорающих тел похож на запах сгоревшего мяса. Так же пахло в коридорах Цитадели Кинлоха – сгоревшим мясом. Кровью. смертью и отчаянием.
«Но ведь мы живы», - и о н и – тоже живы. Резерфорд долго смотрит в осунувшееся, бледное даже сквозь пыль и копоть лицо Карвера, зная, что смотрит напрасно. Парень со своей сестрой-двойняшкой совсем не похожи. Даже со старшим братом у Бет было больше сходства, особенно, в глазах.
Нелепо было ожидать от мага, что он поддержит Право Уничтожения, хотя рыцарь-командор прямо предлагала это Защитнику, - сэр Каллен отворачивается от молодого храмовника почти резко.
Нелепо было предполагать, что  хоть что-то может решиться миром, пускай рыцарь-капитан продолжа надеяться на это до самого конца, и уговаривал – просил, умолял, настаивал, но Мередит оставалась непреклонна. «Это сделал маг, рыцарь-капитан, - ее рука указывала на зарево пожара, которым стало здание Церкви. – И ты станешь мне противоречить?» - светло-голубые, словно сполохи лириума, глаза прожигали его, и тогда-то Резерфорд и осознал, что пути назад нет. Для той, что вела за собой Орден для него все эти годы, все кончено, ибо она верит даже больше, чем предписывает устав. Словно огромному обвалу, погребшему под собой строгую и разумную Мередит Станнард, не хватало только этого – маленького камешка.
«Кощунствуешь вновь?» - словно взрыв церкви можно назвать вот так.
Но не дает покоя эхо собственных слов, того, что выкрикивал в безумии семь с лишним лет назад – «нужно уничтожить всех магов! Пока не поздно, пока они!..»
Горше всего сознавать то, что рыцарь-командор помогла ему выбраться из этого безумия, помогла вновь обрести и цель, и веру в Орден – но пала в ту же бездну сама.
«Дальше будет хуже, сэр Карвер», - дождь припускает сильнее, барабанит по доспехам. Низкие тучи цвета густого дыма надвигаются на Киркволл сильнее, будто бы желая скрыть его позор и горе от всего остального Тедаса.
- Хорошо, - не верится, что он это произносит. Его собратья – храмовники Казематов, знали свой долг, и блюли его неотступно. Скрепя сердце. Тех, кто не выдерживал, сэр Каллен обещал себе не выдать перед Мередит. Теперь-то и выдавать некому, но он не взыщет с них. Может быть, это поможет им – разрывающимся между тем, что должно, и тем, что можно. Не каждый способен, как оказалось, беспощадно рубить молящих о пощаде невинных. Невинных! – обжигает пригоршней дождя, прилетевшей в мигом похолодевшие скулы. Потому что они были виновны лишь в том, что родились магами.
Право Уничтожения в Цитадели Кинлоха было обоснованной мерой. Но не здесь. Нет, не в Киркволле, - темнея взглядом, рыцарь-капитан кивает Карверу – дескать, за мной.
Удача, все-таки, что сейчас уцелевшим храмовникам Казематов не до того, чтобы вспоминать, что их собрат по Ордену – родной брат того самого отступника, который возглавил восстание магов. Карвер сражался против родственников, но это…
Этого может оказаться недостаточно.
- Твой брат, - он избегает называть Хоука-старшего как по имени, так и по дарованному ему народом титула – «Защитник», - убил Андерса, - отсветы пожаров играют на мокрых от дождя доспехах. Быстро сгущаются сумерки, вместе с усилившимся дождем.
- Идем со мной. Нужно отыскать его тело, - убедиться в том, что убийца поплатился за свое злодеяние.
«Я стоял едва ли не рядом. Я видел, как Хоук всадил в Андерса нож», - но тело Андерса… где оно? Бросили к остальным погибшим? Свалили в кучу, и уже сожгли, приняв за любого другого погибшего на улицах мага?
Все может быть. Но проклятый убийца должен быть мертв, и сэру Каллену нужны доказательства этого.
- Ты знаешь Андерса лучше других, Карвер. Поможешь мне опознать его, - за почти четырнадцать лет, что миновали с того солнечного весеннего дня в Денериме, сильно изменились оба – и храмовник, и маг Цитадели Кинлоха.

Отредактировано Cullen Rutherford (2019-01-14 12:14:02)

Им освещают путь только огни пожара. Ступени переходов, которыми приодится проходить, сплошь разбиты, а на то, что чвякает под ногами, и смотреть незачем. Очередное кровавое месиво, - «очередное», - и хочется содрогнуться от собственного цинизма, но нутро понимает, что без этого сейчас никак. Что если принять в себя все это, то рассудок не выдержит.
У некоторых он не выдержал прежде, - проследив за кулаком Карвера, врезавшимся в стену, сэр Каллен отводит глаза, отрешенно уставившись в темный проулок, подспудно ожидая, что сейчас оттуда на них что-нибудь ринется – или же, пошатываясь от ран и увечий, кое-как выйдет, жалобно и сбивчиво умоляя о помощи.
А они шагнут к нему, и оно превратится в одержимого. Создатель, сколько раз за минувшие годы случалось подобное?!
Безумие точило не только Андерса и Мередит, безумием пропитан весь этот город, стоящий на костях миллиона рабов. Он дышит им, и требует крови, подобно жестокому божеству древней Империи.
И они, воюя и убивая, насыщали его – Город Цепей.
Его собственные доспехи еще не везде отчищены от чужой крови. И дождь не сумеет смыть все.
- Нужно было, - эхом отвечает сэр Каллен. Слабым проблеском непонятной – «не на что» - надежды мелькают в нем воспоминания о выкриках Хоука-старшего, что-то про «красный лириум». Тот, из которого был сделан меч рыцарь-командора – «полнейший бред. Лириум невозможно держать в руках, более того, невозможно из него что-то выковать».
Но Мередит превратилась в ту самую статую, как если бы ее собственный меч вдруг поглотил ее, - тряхнув головой, Резерфорд делает Карверу знак идти дальше.
Сейчас уже поздно о чем-либо сожалеть и сетовать, хочется сказать рыцарю-капитану, который точно так же и тем же самым обуреваем сейчас – теми же сожалениями, сомнениями и болью. Будь оно все проклято, - «если бы я убил Андерса раньше, то…»
То не стало бы одного Серого Стража, спасшего сестру Карвера. И Бетани бы умерла на Глубинных Тропах, - так ведь и считали долгое время, после того в особенности, как в город вернулась часть экспедиции. Про Хоуков и их товарищей тот гном сказал, что они погибли.
А на самом деле, вот оно как все сложилось.
И все они ошибались. Отступник Андерс и рыцарь-командор храмовников стали худшим из того, что воплощают собой понятия о маге и храмовнике. Последняя капля, искра, попавшая на взрывчатку, что-то еще?
У них нет ответов, и вряд ли предвидятся еще. Остается только идти вперед, как сейчас, навстречу всколыхнувшимся сполохам Завесы, и жадному вою призраков. За годами, проведенными в сражениях с подобными тварями, истаивает память о Цитадели Кинлоха, уверяет себя сэр Каллен, чувствуя, как холодом проносится по жилам лириум, становясь затем слепящим, оглушительным, ликующим жаром – и обрушивается на призраков, оглушая их и повреждая. Вскоре все, что остается от созданий Тени – кучки непонятной субстанции, которая незаметно то ли смешивается с грязью, то ли исчезает совсем. Мечи уходят в ножны, и рыцарь-капитан осматривается, переводя дыхание – нет ли кого живого поблизости, не задело ли?
Только дождь шелестит по развалинам. Ну, к лучшему. А до верхнего Города они добрались все-таки, очень быстро.
Здесь тела уже прибирали, вернее, пытались, ибо боязно было приближаться. Как и везде. «Завеса», - хмурится про себя Резерфорд, невольно ступая осторожнее. Хотя чего уже ему опасаться? – сердце все еще колотится, слишком часто, будто бы счастливое, отголосками вскипевшего в крови лириума. Он дарует храмовникам необходимое – веру и уверенность в том, что они делают, укрепляет пошатнувшееся. Без него они не просто не сумели бы сражаться с подобными тварями, - рыцарь-капитан переводит дух, чувствуя во рту легкий металлический привкус, склоняясь над обломками. Темно, проклятье. Им понадобятся факелы. Им понадобится вся выдержка, чтобы смотреть, не отводя глаза.
Дома Нижнего Города, которые видно сквозь проломы в стенах, смотрят на них темными провалами окон. Все разбежались. Нет дураков жить там, где Завеса напоминает решето.
И как найти здесь одно-единственное тело, которое хорошо если не стало одержимым каким-нибудь демоном, и не спустилось, к примеру, к порту под видом ходячего трупа? А что, демоны ведь весьма охочи до магов. Даже до мертвых. Резерфорду доводилось видеть… и такое.
- Я знал, что Андерс скрывается в Киркволле. И что пользуется покровительством твоего старшего брата, - именно это – то, что Хоук, сам будучи отступником и магом, оставался на свободе, будоражило рыцаря-командора Мередит. Но с тех пор, как он вернул себе поместье Амеллов, - «угомонись, сердце», - вошел в доверие к Марлоу Думару, то стал почти недоступен для Ордена и его устава.
Позднее же, после разрешения инцидента с кунари и Аришоком, до него и вовсе стало не дотянуться. И это, видимо, устраивало совесть слишком многих. И вот теперь чем это обернулось.
Он не собирается обвинять сэра Карвера в недоносительстве, в неисполнении долга, понимая, меж каких огней тому пришлось оказаться. Да и снова махать кулаками после такой-то драки… чего ради?
Кому сейчас легко, - усмехается, и усмешка горькая, как остановившийся в легких дым.
- Ты, Карвер, сейчас сам назначаешь меру своей вины. Не взвали только слишком многое, - с этого парня станется. – Твой брат видел все. И все же упустил, - «равно как и я видел всё – в Мередит – и думал, что обманываюсь».
Надо найти хотя бы какие-то обломки дерева для факелов. Вряд ли тут завалялась заранее приготовленная связка, - снова отрешенная и очень спокойная мысль.

Отредактировано Cullen Rutherford (2019-01-16 12:30:55)

Взгляд цепляется за золотые лучи солнца Андрасте, нелепо яркие сейчас на промокшей алой, чудом уцелевшей ткани, которая сейчас быстро напитывается темными каплями дождя, будто брызгами крови. Кусок гобелена, притащенный Карвером, когда-то висел в доме какого-то преданного андрастианина – тяжелая ткань, дорогая и добротная, слишком хорошая для Нижнего Города. Как только не сгорел в пожаре, - взгляд скользит дальше, к выгоревшему почти дотла дому, возле которой замерло несколько сожженных человеческих фигур. «Работа демона гнева» - скорченные, съежившиеся, поблескивающие от дождя, будто лаком покрытые.
Рыцарь-капитан отворачивается, принимая из рук Карвера и копье – древко крепкое, но черное от копоти, и тряпицу. Один удар об колено – и сухое дерево ломается ровно пополам. Скрипит ткань, разрываемая на полосы. Намотать их на обломки копья – запросто. А всегда прихваченное с собой оружейной масло в маленькой склянке, втиснутое в кожаный чехол, будет гореть не хуже смолы.
Хорошо, когда руки заняты. Узлы Резерфорд вяжет сноровисто, руки сами вспоминают былой навык. И проще думать о том, какими узлами вязал недоуздки лошадям, и как их гривы сестры заплетали в косы, и над Хоннлитом дышало холодным ветром с Морозных Гор.
«Надо написать Мие, что я в порядке», - пальцы вздрагивают, стискивая край промасленной ткани. Последнее письмо от старшей сестры было около полугода назад. Последнее – и единственное – письмо от Каллена случилось вскоре после восстания кунари. Тогда он сообщил сестре, что жив, ответил  на ее ворох взволнованных посланий несколькими скупыми неловкими строками. Стыдно, - он выдыхает, смаргивая попавшую в глаза дождевую каплю. Стыдно было после Цитадели Кинлоха. Сейчас – и того хуже.
Всего два факела. Слишком быстро закончилась работа, которая позволяла не думать. Он поднимается с обломка стены, на котором сидел, и лязг доспехов возвращает в пепелище, смрад и горький дым.
- Никто не внемлет предостережениям, пока не станет слишком поздно, - произносит он шепотом, и гудящая пелена, на долю мгновения вдруг возникшая вокруг Каллена, поглощает слова – его собственные, брошенные тогда горько и зло вслед той, на кого не мог смотреть. Солона приняла решение вступить в схватку с Ульдредом, пошла вопреки уже объявленному Праву Уничтожения. Но тогда и сейчас – сравнивать бессмысленно. Тогда Резерфорд оказался изнутри, - он прикрывает глаза, и слышит крики тех, кого лишал жизни потому, что то предписывал Орден. Молящих о пощаде, невинных – и подлежащих уничтожению.
Рыцарь-командор Грегор тогда, семь лет назад, отдал приказ уничтожить не только магов, но и храмовников. Гнев Каллена на собратьев по Ордену утих с годами, смирился – и в том немалую роль сыграла рыцарь-командор Мередит. «Благодари Создателя, что выжил», - она кривила губы, не упоминая то, что жизнь Резерфорда оказалась спасена магом. И, само собой, она не знала иных деталей, размышлять о которых сейчас отчего-то становится проще. И не потому, что с тех пор миновало семь с лишним лет.
Ад настоящего Права Уничтожения, сквозь которое пришлось ему теперь пройти, затмевает все. И словами Карвера сэр Каллен мог бы оправдать себя – дескать, он тоже человек, но его беда в том, что он действительно видел, во что превращается в своей паранойе рыцарь-командор. Но молчал, зажатый в тисках долга и страха за своих подопечных. Не только за магов, но и за собратьев по Ордену, которых жестоко наказывали за малейшую провинность. Вступался, как умел, оттягивал гнев Мередит, насколько мог, на себя, или переводил в иное русло, но, так или иначе – уберечь всех не удавалось. Дисциплина становилась ужасом, правила – диктатом. Храмовников наказывали, лишали лириумной пайки, и это приводило к известному исходу. А магов усмиряли – даже прошедших Истязания.
И все летело виверну под хвост, проклятье… а Каллен еще полагал, что сумеет сделать хоть что-нибудь, право. Это там, где не выкрутился Защитник – изворотливость Гаррета Хоука стала, все же, притчей во языцех. И не сумела справиться Владычица Церкви Эльтина, - дождевые капли шипят, попадая на пламя факела, которое бросает рваный свет на черные разлеты копоти, оставленные пожарами. Если поднять голову, то станет видно зияющую рану на теле Города Цепей, в багровых отсветах все еще тлеющих углей. Там  погибла женщина, на которую, явно или нет, но возлагал свои надежды весь Киркволл. Как видно – напрасно. Ибо бездействию нет оправдания, - он понимает, что вольно или нет, ищет виноватых – хочет найти хоть кого-то, с кем станет возможно разделить это бремя непомерно тяжелой вины, осевшее на плечи сэра Каллена подобно обрушенным сводам Церкви.
«Хоук пытался сделать хоть что-то», - а камни тем временем гремят, переворачиваясь. Ведь здесь стояли, так? Тут этот ублюдок упал, заколотый. Или не здесь? – рыцарь-капитан выпрямляет спину, переводя дыхание, которое опять рвется кашлем.
Здесь обрушилось строение, и разгребать завал придется долго. Вдвоем может и не получиться управиться со всем до темноты. Что-то блестит среди камней, и Резерфорд передает факел Карверу.
- Посвети мне, - поблескивает нечто небольшое, похожее на навершие магического посоха. Не видать в щели между камнями, - подперев их плечом, Каллен кое-как сдвигает в сторону.
Не то. Какой-то медный кувшин, покорёженный и смятый. Только в лице Резерфорд не меняется – если понадобится, н до основания тут все прокопает, но найдет тело Андерса.
«Это все город, - прикрывая веки, с отчаянием думает он. – Это город сводит с ума людей», - проще так, чем искать хоть какое-то объяснение произошедшему.

- Давай ее сюда, - негромко отвечает рыцарь-капитан Карверу, втыкая факел в щель между плит. Изуродованное, уже закоченевшее тело эльфийки, безжалостно выхваченное светом факела из темноты завала. Блестят тусклой медью рыжие волосы, и сильный запах испорченных яблок тянется за ней, по иронии забивая запах мертвого тела. Они кое-как выволакивают ее, словно слишком большую сломанную куклу, и кладут у стены, избегая смотреть друг на друга.
Когда вернутся в Казематы, придется выдать кому-то увеличенную дозу лириума, понимает сэр Каллен. Если не Карверу, то кому-то другому, - он слышал, как от тихой брани трепетало пространство, вместе с судорожным шепотом молитв и сдерживаемых рыданий. Чтобы они смогли служить и двигаться дальше, им нужно больше. Такова расплата за силу, и сон без кошмаров.
Впрочем, сэру Каллену не особо помогает и лириум, и сквозь тихо зудящую в горле тягу он понимает – увеличение дозы в нем уже ничего не соберет и не склеит.
Храмовники должны быть тверды духом и верой, но это настолько бесполезная сейчас мысль, что он не удерживает ее – пусть летит, как этот клочок пепла, растёршийся между пальцев.
Их поиски постепенно сводятся к поиску тел, к тому же, чем занимались раньше. В молчании – страшно потревожить мертвецов, понимает Резерфорд. Хотя что им теперь-то сделается? На звук вряд ли явятся демоны. Вернее, если явятся, то вне зависимости от того, если ли рядом с трупами кто-то живой. Храмовников они чувствуют издалека, и опасаются.
«Благословенны праведные, свет во тьме», - мечется в голове стих из Песни Света, пополам с усталыми размышлениями о грядущем и настоящем. О том, что тот кусок стены нужно подвинуть левее, тогда мусор под ним будет удобней разгребать, о том, что на пороге Казематов уже промелькнул гном-посыльный, с хитроватой ухмылочкой – посланец Хартии. Дескать, у вас сейчас как с лириумными поставками, а, сэры храмовники? Подсобить может чем? – и сэр Каллен понимает, что будет вынужден согласиться на такое предложение.
«Почему я?» - «потому что больше некому».
На Орден смотрят по-прежнему с надеждой многие; Право Уничтожения потрясло Киркволл, но причина его остается, как бы то ни было, главным, основным. Тягчайшее преступление совершил маг. От магов защищают храмовники. Храмовникам можно доверять, - «да кого мы, к архидемону, смогли защитить?!» - он с силой ударяет по деревянному обломку в сердцах, глухо выругавшись сквозь зубы.
Ничерта они не справились и не смогли. Но полагаться на Брана Кавина? – бессмысленно, у него, возможно, связи и есть, но он как был безвольной тряпкой, подобно прежнему Наместнику, так и остается. Он и не наместник-то, по званию. Авелин Валлен – женщина сильная и волевая, но она хороша на своем месте.
Владычиц Церкви не уцелело. Ни одной.
«И так я стал главным», - от удара кулаком прогоревшее дерево обваливается, открывая кучу еще не прогоревших углей, поднимаются плети сизого дыма. за ними… кажется, нечто, похожее на перья.
«Покрытая копотью подушка», - безучастно и со смертельной усталостью думается Каллену, когда он отваливает упавшую балку в сторону.
Тело, - сердце замирает. Судя по ширине плеч – мужчина, но изуродованное до неузнаваемости; череп размозжен, лица не узнать. уцелела часть туловища, только верхняя. Остальная в вонючем месиве кишок где-то под завалами, и чтобы проверить, те ли на трупе сапоги, что были на Андерсе, придётся ох как повозиться.
- Карвер, посмотри, - преодолевая отвращение, он поворачивает труп остатками лица вверх. Окровавленное раньше, прогоревшее почти до черепа лицо. Не понять. Волосы тоже сгорели.
Только и примет, что перья на плечах.
Каллен поднимает глаза к небу, которое плаче совсем как Песне Света – «будто не в силах остановиться».
- Кажется, он стоял здесь.

«Только Андерс», - продолжает отрешенно думать рыцарь-капитан, отгребая в сторону кучу строительного мусора, перемешанного с застывшей и начинающей смердеть кровью. «Только Андерс пожелал подобного», - он лихорадочно перебирает в уме всех своих знакомых магов – а их немеряно. В памяти мелькают лица – вихрями, потоками, цветными пятнами – напряженные, испуганные, радостные, мертвенно-спокойные – с клеймами в виде Солнца Андрасте на лбах.
Да ситуация в Киркволле была крайне напряженной, и условия, в которых существовали маги в Казематах, не напрасно считались суровыми по любым меркам. Да, были злоупотребление – и признание сего факта их никак не оправдывает. Ни сами злоупотребления, ни храмовников, - он утирает предплечьем лоб, по которому стекают дождевые капли, и лишь качает головой на сбивчивые выдохи Карвера.
- Да, не понять, зачем, - и самому неясно, речь ли об изуродованном трупе, или же о том, почему маг, который когда-то беспокоился за приютивших его шлюх, и добровольно сдавался – лишь бы их не тронули, в конце концов оказался способен на подобное. Карвер что-то знает об этом? – короткий взгляд на Хоука-младшего, чуть искоса. Не напрасно же заговорил о безумии, поразившем мага.
«Безумие», - это слово отдается зудящим звоном в костях, оно похоже на лириумную жажду. Оно соблазнительно – позволяет списать на него все что угодно. «Не раз-збирайся в причинах», - шепчет с присвистом бело-голубая змея, обвивающая шею рыцаря-капитана. «Не ищ-щи», - пускай маг оказался безумен, пусть безумна оказалась рыцарь-командор. Безумие не исцелить, так ведь? – «но я мог изолировать ее, мог спасти, мог разобраться».
Ничего он не мог, о чем тут уже метаться. Страх пропитывал Город Цепей все эти годы – перед следящими, перед грядущим, перед магами крови и надвигающейся бурей. Все это витало в воздухе, Резерфорд чувствовал это – и боялся.
За свою должность, за стремительно взлетевшую благодаря Мередит карьеру – почти стерлись под градом раскаленных осколков и осенним дождем воспоминания о том, как дергался еще совсем недавно от того, что прозывали «ферелденским выскочкой». Боялся за подопечных, зная гнев своей суровой начальницы, и что даже небольшое его заступничество может сделать только хуже, в иных случаях – ибо Мередит могла наказывать и в назидание. Да так чаще всего и делала.
Две стороны одной медали, Андерс и рыцарь-командор Мередит.
- Я тоже не могу понять, - тихо произносит он, глядя перед собой равнодушно – на то, что когда-то еще было магом. Или не магом?
- Когда-то я знал его. Еще в Ферелдене. До Мора. Он был человеком, который дважды спас жизнь посланному изловить его храмовнику. То бишь, мне, - усмешка на лице сейчас, должно быть, кажется особенно жуткой из-за того, что она светлая – в себя. Она о ясном весеннем дне в Денериме, когда один храмовник случайно заблудился в переулках, и столкнулся с местными лихими людьми. Не особо опытный, он бы там и остался, если бы не помощь беглеца, на поиски которого они тогда и отправлялись.
«А ты не сбежишь?»
От доверчивости того Каллена, на удивление, что-то осталось. А от того Андерса осталось хоть что-нибудь, не только в буквальном смысле? – взявшись, они с Карвером отодвигают злополучную балку в сторону.
Видимо, нет. Нижняя часть обнаруженного тела превращена в такое месиво, что даже у видавшего виды Резерфорда спирает дыхание – отворачивается на пару секунд, затем осторожно шевелит рукой смердящую мешанину плоти и костей.
- Посох его, говоришь? Но посох ничего не значит, - дабы как-то отвлечься от того, на что смотрит и к чему прикасается, даром, что не снимая латных перчаток, Каллен скашивает глаза на тускло мерцающий осколок кристалла в поломанном посохе. Отблеск факела трепещет на нем.
- Посох можно бросить, заметая следы, - зачем-то приходит мысль о том, что Андерс убил какого-нибудь бедолагу, спасаясь.
«Сам будучи тяжело раненым, если не при смерти?»
Вторая нога обнаруженного трупа лежит чуть поодаль. Ее вначале отдавило, а затем тяжеленный кусок стены острым краем проломил крепкую бедренную кость – та торчит белыми осколками, словно слом ветки. Сапог на ноге, насколько можно разглядеть, обычный. Явно того несчастного, что погиб здесь. «Перья на плечах», - они кажутся уже чем-то малозначительным, как если бы сэр Каллен был почти уверен в том, что Андерсу удалось скрыться.
Ублюдок ведь постоянно убегал.
«Так, спокойней», - хмурясь, он качает головой, поднимаясь от тела. Нужно будет собрать эти останки… то, что возможно, голову, ногу, и отнести к общему костру. Или же собрать костер прямо здесь. Уходя от остальных, они брали с собой горючий состав, который немногочисленные уцелевшие алхимики Круга сейчас варили как сумасшедшие. Ибо иначе сжечь трупы становится тяжким трудом, требующим слишком много топлива.
- Не могу сказать, он ли это, - это тяжело признать, и хуже всего то, что завалов – проклятая бесконечность. Они перевернут тут каждый камень, но либо найдут, либо…
- Карвер, - рыцарь-капитан смотрит на изуродованное тело. – Скажи мне. Твой брат, - взгляд поднимается, - мог сделать так, чтобы все подумали, что он убил Андерса?
«Я ведь стоял здесь, совсем рядом. Почему я ничего не увидел?!»

Отредактировано Cullen Rutherford (2019-01-19 07:41:03)

- Спокойствие, Карвер, - подобный расклад Резерфорд предвидел. Парнишка должен был полыхнуть – да кто бы тут сумел остаться спокойным? Будь сам Каллен на его месте, сумел бы спокойно заговорить об этом, и рассуждать здраво… только пройдя через то, что прошел.
«Если бы подобное обвинение прозвучало в адрес Бетани?» - он вздрагивает, и не только от того, что о чужой сестре он думает раньше, чем о собственных.
- Я лишь спрашиваю, - «ты знаешь Андерса лучше других. Ты знаешь своего брата лучше других?» - впрочем, а что Каллен может знать об этой стороне Хоуков?
В их редкие с Бетани встречи они почти не говорили об ее семье. А после восстания кунари, после их воссоединения – слово это сейчас раскалывает изнутри, сквозь кирасу будто бы, - не было времени говорить об этом.
«Я расспрашивал ее о Серых Стражах, по приказу рыцаря-командора, и об их интересе в архивах Казематов, об её отце», - таким далеким прошлым сейчас кажется все это, что хочется усмехнуться. Но шевельнуть и мускулом лица сейчас невозможно – У Резерфорда не осталось сил на ненависть, на гнев – только и может, что сожалеть. Даже в твердости своего решения довести дело до конца, выпытать у самого младшего из Хоуков, последнего Хоука все, что тот может знать.
«Чего ради?» - «его собственной совести».
Устав Ордена предписывает также поддерживать и пошатнувшихся в вере и уверенности братьев. Порой такими вот тычками.
Он снова спрашивает себя о том, что видел – отчаяние Хоука и его товарищей было неподдельным, после того, как они увидели содеянное Андерсом. И это была справедливая жертва, единственная разумная, необходимая, там и тогда.
Жаль только, что этого оказалось недостаточно для другого человека, столь же сильно жаждущего крови.
«Ниспошли же своё пламя, Создатель. Здесь больше некого спасать», - качнув головой, рыцарь-капитан задевает Карвера по наплечнику латной перчаткой – дескать, держись.
Им всем только это и остается.
Дождь усиливается, свивается в ручейки и лужицы, струится вниз по узким водостокам. Становится темнее, и факелы, несмотря на пропитавшее тряпки масло, постепенно гаснут.
«Завтра пришлем сюда еще людей, и разберем завалы полностью. И сами придем».
- Создатель, врагам моим несть числа,
Тьмы их, против меня восставших,
Но вера силы мои укрепит;
Не убоюсь я и легиона,
Пусть гибелью он мне грозит, - не та молитва, что стоит читать над усопшими, но другой у сэра Каллена нет. Она не за погибших – «им все равно», - жестко и спокойно думается ему, но за живых и выживших.
По мечу милосердия на кирасе стекают капли дождя, словно неутолимые слёзы. Грядет ночь, которая не принесет отдыха – только кошмары и мучения.
Стоны из казематского лазарета – столько храмовников еще пострадало, столько останутся калеками. И не только храмовников – раньше лекари были при церкви, но церкви больше нет, а от лекарей остались в лучшем случае, угли.
- Возвращаемся, - сухо и устало выдыхает рыцарь-капитан, запрокидывая голову навстречу дождю. Ему жаль, но помочь молодому Хоуку он больше ничем не в силах. Слова утешения и поддержки кончились, выгорели здесь, на дотлевающих обломках Киркволла.
- Ты сделал все, что должно, Карвер, - вот, пожалуй, и все.