Ручка в ее пальцах дергается вниз, пока она заполняет анкету и задает вопросы - глупые и бессмысленные, как и все вокруг; у нее на ногтях прозрачный лак, который тускло блестит в свете ярких ламп; волосы невзрачного темного цвета почти спрятаны под невзрачной белой шапочкой, а глаза за безвкусными очками смотрят со странной смесью заботы, страха и отвращения. Именно так смотрит на него каждая сиделка и врач, заглядывающие к нему в палату каждый день - или ночь, он не считает. Скучная, отрешенно думает он, ты такая скучная.
Тебя и убить не за что. Зачем ты вообще живешь?
Он отворачивается к окну, но не выдерживает - снова смотрит на ее пальцы. Аккуратные, они сжимают ручку чуть сильнее под его взглядом. Она пытается выглядеть строгой и чуткой одновременно. Она относится к нему, как к опасному психу. Он улыбается и склоняет голову к плечу, смиренно складывает руки на колени, вздыхает и чуть опускает ресницы.
- Извините, я отвлекся на погоду за окном, - говорит он голосом, полным раскаяния. Ветер согласно бьется о решетку и завывает. - Конечно, я готов сотрудничать.
Она вздергивает брови, словно не ожидает этого услышать - он начинает злиться.
- Вы не на допросе, вы помните это? - спрашивает она. Как будто он мог бы забыть такую мелочь. Допрос - это холод стула через рубашку, испуганные и ненавидящие взгляды за стеклом, которые он не может увидеть, глупое лицо этого второго с ничего не значащей кличкой. Этот второй прятался от него, говорил, что ненавидит, но боялся. Боялся того, что произошло с тем первым.
Это не допрос, нет. Всего лишь четыре стены, окно, дверь, скучные сиделки и доктора, бессмысленные вопросы.
- Конечно, - отвечает он и снова повторяет: - Извините. Так какие вопросы будут сегодня?
Играть в милого мальчика, сына полицейского, умного и сообразительного, так легко и знакомо, что он наслаждается этим. Почти как раньше. Эту роль он называет "Лучший ученик Японии", и она сидит на нем, как влитая. Только иногда трескается, когда он снова цепляет взглядом чуть побелевшие пальцы, сжимающие врачебный планшет. Заставить руки лежать спокойно - словно удерживать на весу бетонную плиту.
- Все хорошо, - она успокаивает его или себя? Неважно. - Итак, давайте начнем с самого простого, вас зовут...
Он издает смешок, и она замирает на полуслове, вскидывает голову.
- Вы хотите знать мое имя?
- Да, - говорит она, - это обычная процеду...
- А потом? Запишете его? - кажется, он перестает контролировать свой голос, потому что ее пальцы становятся белее. Ручка нервно дергается.
- Это обычная процедура, вам не нужно беспокоиться, повер...
Он оказывается рядом в одно мгновение - это так легко, броситься вперед, выхватить ручку и планшет, теперь он - доктор, а она - пациентка, теперь они тоже могут сыграть. А еще лучше - в судью и виновную. В Бога и обычную смертную.
Скучная, за что же тебя убить?
- Вы новенькая, да? - говорит он, улыбаясь, но теперь она не расслабляется, а вскрикивает и отступает назад, хотя он просто нависает над ней - он выше всех девушек, что помнил и помнит. - Не кричите. Не надо. Я не сделаю вам больно. Просто мы начнем с самого простого, как вас зовут?
Она упирается спиной в стену и шарит рукой по стене, словно ищет выключатель или дверную ручку. Ее глаза за безвкусными очками теперь широко раскрыты, но рот немой, словно она не может закричать. Так боится?
- Всего лишь ваше имя. Я его запишу.
Она находит ручку и дергает. Закрыто. Он прижимает планшет к груди, а потом читает: имя пациента, дата рождения, состояние...
- Имя. Скажи мне имя.
Неужели тебя не за что убить?
- Пожалуйста, не надо. Успокойтесь. Я...
- Ты новенькая, - скучающе повторяет он. Ручка, нагретая ее пальцами, кажется такой приятной на ощупь. Отдает позабытой тяжестью. Как было когда-то, в самом начале, когда еще не было ни первого, ни второго, глупых прячущихся мальчиков. У него, бывало, появлялась крохотная мозоль на среднем пальце оттого, как много и часто он писал. Всю ночь. Придумывал способы. Вглядывался в лица. Прикидывал - быть или не быть.
Как редко выпадало быть.
- Ну же, не бойся. Спроси, как я это узнал.
Жаль, не выйдет как с той, чье имя он так долго выпытывал. Которая оказалась достаточно умна, чтобы сказать свое ненастоящее имя, но так легко повелась на сказку о молодом, умном и сообразительном.
- К-как вы узнали?
- Тебе не рассказали, что здесь есть особые... - он сжимает пальцы: - пациенты. Совсем забыли предупредить, что бывают особые условия. Не приносить ручку и бумагу. Не спрашивать имя. Никогда не спрашивать имя.
Я убью тебя за то, что ты скучная.
- Раньше я бы обязательно узнал твое, но сейчас, знаешь, у меня нет желания. Ты этого не заслуживаешь.
Он отбрасывает планшет в сторону и перехватывает ручку так, чтобы всадить острием в ее шею - с бешено бьющейся жилкой, мокрую от ужаса, чуть розоватую от напряжения. Он ненавидит пачкать руки, но такое убийство немного скрасит его не очень разнообразные будни. При помощи ручки - давнее, чуть болезненное воспоминание, когда у него было все.
Он замахивается как раз тогда, когда дверь вышибают чем-то тяжелым и в комнату врываются сразу трое - двое бросаются к нему, оттаскивая за руки, а третья ощупывает лицо скучной. Он даже не вырывается толком, только пинает пару раз, для справедливости, по чужим ногам и дергается на пробу. Крепко.
Она смотрит не просто испуганно - с настоящим ужасом. Он улыбается и склоняет голову к плечу.
- Ты хотела знать мое имя? Я Бог. Бог этого мира. Я его создал. Ты живешь в нем благодаря мне. Я Бог! Бог!
Ягами Лайт заходится диким громким смехом, не утихающим, даже когда в шею коротким уколом впивается шприц.

Дни в больнице ужасно скучные - по крайней мере, он думает, что это больница, ему ничего толком не объясняют и стараются лишний раз не говорить. При нем убирают ручки и бумаги - смешно, но он еще ни разу не видел здесь хоть чего-то, отдаленно похожего на тетрадь. Одни лишь листы.
Если бы ему достать хоть клочок той самой...
Утром - подъем, завтрак и обход. Имя не спрашивают. Скучную сиделку он больше не видит. После - полтора часа в комнате, где он читает те книги, что ему выдают по личной просьбе и под строгий учет, затем обед и свободное время до вечера, если не запланировано никаких процедур. Он не "тяжелый случай", он - какой-то длинный непонятный диагноз в личном деле, но никто его не контролирует. Вечером - ужин и чтение, пока не выключается свет.
В свободное время им - ему и остальным "не тяжелым" - разрешается контактировать между собой в общем зале и в саду, конечно же, под неусыпным присмотром. Ему скучно. Здесь нет никого, способного заинтересовать, увлечь или сказать что-то осмысленное больше чем на пару предложений.
Как-то один врач сказал ему - после этого, кстати, он тоже его больше не видел, - что он должен быть благодарен за то, что его посадили сюда, а не бросили гнить в тюрьме. Он ответил тогда, что Бога нельзя сдержать, а лишь ограничить; Бог не человек, а идея.
Конечно, он соврал - как всегда. Он хотел вырваться отсюда и показать всем, что значит Божий гнев.
Если бы только он нашел еще одну...
Иногда в саду он видит одного из таких же, как другие - себя он причислять к ним не собирается. У этого длинные светлые волосы, словно выбеленные чем-то, цвет глаз у него странный - настолько светлый карий, что на свету кажется желтым. Пару раз они пересекаются взглядом, и каждый раз это зарождает внутри странное томление. Словно что-то лежит прямо перед его носом, а он никак не может это ухватить пальцами. Как было с тем первым, как было со вторым.
Он ходит кругами достаточно долго, чтобы понять, что изо дня в день ничего не меняется. Он сокращает дистанцию. Подсаживается к этому на лавочку, игнорируя внимательный взгляд суровой надзирательницы - ах, просто сиделки, она ведь хочет только добра, - улыбается, глядя просто вперед.
- Я как-то видел тебя с книгой, - говорит он, все так же не поворачивая головы. - Я тоже люблю читать, но здесь мало классики, - улыбка становится грустной. - Они не считают их способными понять, а я вынужден теряться среди них. Приходится перечитывать Шекспира. Мне нравится "Гамлет". А тебе?
[nick]Yagami Light[/nick][status]ki(lle)ra[/status][icon]http://s3.uploads.ru/lqor2.gif[/icon][sign] [/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Ягами Лайт</a></b> ^23~<br>Падший Бог<br><center>[/lz][fan]Death Note[/fan]

Голос у его нового знакомого мягкий и вкрадчивый - почти как у него самого, ему хочется улыбаться и наклониться ближе, чтобы рассмотреть больше. Проникнуть внутрь, за желтые (почти хищные - это интересно, это завораживающе) глаза, разобрать по полочкам, разделить по кусочкам, взвесить - виноват или нет?
Каждый в чем-то виноват. Каждого можно судить. Только он может быть судьей, но ведь глупые овцы никогда не понимают, что пастух ударами розг не наказывает их, а защищает; те, кто не слушаются, погибают в волчьих пастях, но их и не жалко. Для волков же у пастуха есть ружье.
Если бы ему только найти еще одну...
- "Буря", - он улыбается, пряча легкое разочарование. Не видеть высокое в "Гамлете" - значит, невнимательно и поверхностно читать, а такие люди не вызывали в нем ничего, кроме презрительного смешка, еще в старшей школе - давно, очень давно это было, а ощущение осталось. - Ты любитель счастливых концов, да? В этом нет ничего плохого, не подумай, - он прячет снисходительный взгляд - с новыми знакомыми нужно быть осторожным, прощупывать их медленно, задевать, но не ранить. - Просто она кажется такой... ненастоящей. Не стоящей гения Шекспира, если ты понимаешь, что я имею в виду. Она так оторвана от реального мира, что за этим почти теряется суть... Впрочем, мы тоже, в каком-то смысле, находимся в оке бури, правда?
Ох, эта милая привычка "Лучшего ученика Японии" - старательный, умный мальчик, который всегда спрашивает, а понравилось ли вам, ото-сан? А вам, ока-сан? Ох, нии-чан, эту задачу ты можешь решить и сама, ты же у нас умненькая.
Я так молод, но отцу нужна помощь, поэтому меня уже взяли в группу следователей... Я понимаю, вы не можете мне доверять...
Пальцы ломает судорогой, и он замечает это вовремя - глупые сиделки и врачи называют это "приступом", он - предчувствием и волнением, - чтобы успокоиться и поменять роль на "невинно осужденного". Хотя, думает он чуть хаотично, здесь больше подошла бы "осужденный за свои убеждения". Безусловно, правые и достойные.
Ему так интересно, что же таится за желтыми глазами, за губами, за крепким рядом зубов, за языком, что там внутри?
Имя. Ему нужно имя.
Пальцы снова ломает, он вынужденно и незаметно щипает себя - боль отрезвляет.
- "Фауст" Гете кажется весьма претенциозным, - рассуждает он дальше, как ни в чем ни бывало, и часть его поет от наслаждения, потому что он так давно ни с кем не говорил - не считать же глупые ответы на глупые вопросы глупых врачей настоящими "разговорами", - что это почти физическое наслаждение. Он чувствует, как слаженно, но немного хаотично работает его мозг, как скрипит стержень ручки по бумаге, как шелестят страницы одной огромной книги-энциклопедии, собранной в его голове. "Гамлет", Буря", "Фауст", "Доктор Джекилл и мистер Хайд", "Шерлок Холмс", "Мое имя Эл..."
Это не книга и не имя. Выскочка, думающий, что он лучше него. Шерлок Холмс для Мориарти, но в их истории детектив умер, а злодей - хотя это так глупо, считать себя злодеем, - остался жив. Немного скован, но не повержен.
- Там так явно читается тема дьявола и роковой сделки, обмен души на что-то желанное и запретное...
В нем самом это тоже отзывается: шевелится и клубится, внутренняя сила, которую так боятся все эти жалкие мелочные овцы, не понимая, что это ради их блага. Им нужна твердая рука и справедливый судья, а они борются за мнимую свободу. Но ее нет - она лишь иллюзия. Только боги по-настоящему свободны. Ягами Лайт свободен и будет жить вечно.
Лишь бы найти еще...
Краем глаза он видит, как недовольно шевелится сиделка, наблюдающая за ними. Раздражает. Жаль, они больше не носят на бейджах свои имена, как же жаль, он бы записал, он бы их всех записал, осудил, потому что каждый из них виновен. Хотя бы потому, что держат его взаперти. Они решили, что могут его судить - жалкие, ничтожные твари, не имеющие никаких прав и...
- Я предлагаю тебе сделку, - говорит "невинно осужденный". - Здесь нельзя быть откровенным, нет таких, с которым хотелось бы. Но с тобой... Тебе просто хочется довериться, знаешь? - он легко смеется. - Моя сделка: искренность за искренность. Расскажи мне, почему "Фауст" так тебя задевает. Поделись своей историей.
Скажи свое имя.
Имя.
Скажи.
- А я расскажу свою. Знаю, может, это слишком поспешно, но... "Когда ты что-нибудь готов свершить, свершай, пока на то согласна воля", - цитирует он по памяти, улыбается. - Я хочу тебе довериться. Здесь нечасто встретишь достойного собеседника.
И тогда я залезу тебе под кожу. Узнаю твое имя и решу, достоин ты или нет. Быть или не быть.
[nick]Yagami Light[/nick][status]ki(lle)ra[/status][icon]http://s3.uploads.ru/lqor2.gif[/icon][sign] [/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Ягами Лайт</a></b> ^23~<br>Падший Бог<br><center>[/lz][fan]Death Note[/fan]

Слова о Гамлете задевают его больше, чем хотелось бы, и пальцы снова сводит от неуемного, неутолимого никем и ничем в этой проклятом богами месте, желания обхватить, сжать, надавить, чтобы кончик так плавно и мягко скользнул по листу, выводя знакомые символы-имена. Они говорят, это зависимость и болезнь; они говорят, что он сошел с ума и, что же, они могут говорить что угодно, глупые овцы, разбредшиеся по округе в ожидании волков.
Гамлет заслуживает только жалости?
Он заслуживает только... жалости?
После всего, что он сделал для них, влекущих бессмысленную жалкую жизнь, предпочитающих бороться в болоте незнания, чем пытаться выбраться из трясины рутины, зла и жестокости, окружающих их каждый день. Он так старался помочь им. Протянуть руку помощи, избавить мир от недоносков, не заслуживающих жизни. Разве кто-то о них скорбел? Разве кто-то запомнил их имена, которые он так тщательно выводил в своей...
Что же это было? Блокнот? Дневник? Что же, что же, ему никак не вспомнить; он знает, что должен найти еще, чтобы снова.
Его возвышали над остальными. Им восхищались. Ему поклонялись. Его действия одобряли даже те, кто до этого лишь проживал день за днем не видя ничего вокруг, словно зашоренная лошадь. Они одобряли его, считали своим Богом, потому что желая того же, сами были неспособны.
Ягами Лайт был Богом.
И этот выскочка говорит ему о... жалости? О том, что его невозможно принимать всерьез?!
Успокоиться. Взять себя в руки. Они неправы. Никто из них не прав, он не псих, он не болен, это лишь глупые маленькие последствия, с которыми он справится. Это ничто по сравнению с тем, что ждет его - их всех - впереди, как только он обретет свою силу. Как только найдет... Найдет...
Куда же записать имя?
Он отводит взгляд, делая вид, что очень заинтересован садом, хотя смотреть не на что. Те, кто здесь надолго, давно не интересуются ничем, кроме пускания слюней и других различных жидкостей на кровать под собой; они неспособны ни ходить, ни мыслить, лишь дышат, словно растения. Бесполезные, бессмысленные жизни, мусор, который никто не забудет, потому что для забывания нужно, для начала, это помнить.
Если так подумать, шелестят шестеренки в мозгу с таким знакомым звуком, будто страницы переворачиваются, и высохшие чернила утяжеляют каждый лист, и шорох исписанных отличается от чистых и девственных; если так подумать, то это идеальное убийство. Идеальная казнь. Верно, они так боятся его, что запихнули в эту больницу, считая, что о нем забудут. Смогут забыть.
То, что он делал для них.
То, что он делал для всего мира.
Наивные идиоты! Жалкие ничтожества! Думать, что можно так легко и просто избавиться от него, забыть!
Невозможно!
Голос знакомого - все тот же мягкий, вкрадчивый, - заползает в уши, остается внутри головы, но он, захваченный эмоциями, не может вникнуть в смысл. Легкая улыбка блуждает на чужих губах, тонких и почти что обескровленных; если не смотреть на глаза, на секунду кажется, что перед ним Тот.
Но морок тут же пропадает, а вместе с ним снова появляется ясность ума. Провокация, четкая и выверенная, понимает он, пряча взгляд за ресницами. Так быстро и ловко вывести его из себя, просто сказав пару фраз о Гамлете, четко просчитав болезненное место - или же просто ткнув наобум? Не имеет значения, когда укол достиг своей цели, и он так легко прокололся. Повелся на эмоции, как какой-то глупый мальчишка.
Пусть говорит о Гамлете, что хочет, он был бы полным дураком, если бы ассоциировал себя с ним полностью. В конце концов, Гамлет умер, став жертвой собственных эмоций, собственных амбиций и выборов. Он же все еще жив. Он не заслонил себе мир розовыми очками, которые в один момент треснули, разрушив осколками все, во что он верил. Он знал эту систему изнутри. Видел, что она гниет.
Он был всего лишь рукой, которая убирала гной, но животное, безумное от боли, не понимает, что ему хотят помочь, и бьется в агонии. Он готов им это простить. Только один раз.
Сосредоточиться. Фауст. Что он знает о Фаусте? Что говорит это о его собеседнике? Изменение мира? Да, очень, очень знакомо, но... Фауст.
Смешно.
- Так вы тоже, - он улыбается, широко и искренне, как ребенок, разгадавший загадку, - были слепы и думали, что совершаете благо? Прикрывались этим? Собственной неосведомленностью? Высшими целями? Даже видя жуткие последствия своих исполненных желаний, не задумывались, а так ли верны ваши поступки? - он смеется, запрокидывая голову, но от собственного смеха почему-то прошибает холодным потом. Он должен быть чистым и высоким, но вместо этого он странный и чужой; низкий и хриплый от этих лекарств, какими его пичкают, в надежде... в надежде на что? Что он вылечится? Умрет здесь? Сгниет заживо?
Никогда.
- И Гамлет, и Фауст потворствовали своим желаниям, но Гамлет знал, на что идет. Знал, что убийство - это убийство, и его мораль была ориентиром, заменяя общее ложное представление о том, как нужно жить. Все вокруг него считали, что спокойное барахтанье во лжи среди убийц собственных братьев это нормально, но не он. Фауст же заключил сделку от скуки, пресытившись тем, что взял от жизни сам. Считая себя выше остальных, он решил, что имеет право заключать сделку, а потом откупился тем, что делал это "во благо". Так кто опаснее - тот, кто знает, сто совершает и зачем, или тот, кто прикрывается высокими благими целями, совершая ровно противоположное?
[nick]Yagami Light[/nick][status]ki(lle)ra[/status][icon]http://s3.uploads.ru/lqor2.gif[/icon][sign] [/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Ягами Лайт</a></b> ^23~<br>Падший Бог<br><center>[/lz][fan]Death Note[/fan]