о проекте персонажи и фандомы гостевая акции картотека твинков книга жертв банк деятельность форума
• boromir
связь лс
И по просторам юнирола я слышу зычное "накатим". Широкой души человек, но он следит за вами, почти так же беспрерывно, как Око Саурона. Орг. вопросы, статистика, чистки.
• tauriel
связь лс
Не знаешь, где найдешь, а где потеряешь, то ли с пирожком уйдешь, то ли с простреленным коленом. У каждого амс состава должен быть свой прекрасный эльф. Орг. вопросы, активность, пиар.

//PETER PARKER
И конечно же, это будет непросто. Питер понимает это даже до того, как мистер Старк — никак не получается разделить образ этого человека от него самого — говорит это. Иначе ведь тот справился бы сам. Вопрос, почему Железный Человек, не позвал на помощь других так и не звучит. Паркер с удивлением оглядывается, рассматривая оживающую по хлопку голограммы лабораторию. Впрочем, странно было бы предполагать, что Тони Старк, сделав свою собственную цифровую копию, не предусмотрит возможности дать ей управление своей же лабораторией. И все же это даже пугало отчасти. И странным образом словно давало надежду. Читать

NIGHT AFTER NIGHT//
Некоторые люди панически реагируют даже на мягкие угрозы своей власти и силы. Квинн не хотел думать, что его попытка заставить этих двоих думать о задаче есть проявлением страха потерять монополию на внимание ситха. Квинну не нужны глупости и ошибки. Но собственные поражения он всегда принимал слишком близко к сердцу. Капитан Квинн коротко смотрит на Навью — она продолжает улыбаться, это продолжает его раздражать, потому что он уже успел привыкнуть и полюбить эту улыбку, адресованную обычно в его сторону! — и говорит Пирсу: — Ваши разведчики уже должны были быть высланы в эти точки интереса. Мне нужен полный отчет. А также данные про караваны доставки припасов генералов, в отчете сказано что вы смогли заметить генерала Фрелика а это уже большая удача для нашего задания на такой ранней стадии. Читать

uniROLE

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » uniROLE » uniALTER » Abandon all hope


Abandon all hope

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

Abandon all hope

The dreams are gone, the night has come, the darkness is our new kingdom...

http://sd.uploads.ru/t/1gbMG.gif http://sh.uploads.ru/t/5f2vh.gif

Грин-Бэй, Висконсин
ноябрь 2009 г.

Rowena MacLeod, Crowley

[indent] Говорят, что ночь темней всего перед рассветом — но порой, когда кажется, что твоя жизнь уже погрузилась в непроглядный мрак, судьба наносит новый удар, отнимая всё, что тебе дорого. Всё становится бессмысленным. Надежды нет. И нет сил бороться.
[indent] Разочарованная неудачей в поисках талантливых учениц Ровена снова возвращается в дом сына — но теперь его едва можно узнать. Опустевшие комнаты погружены во мрак, а сам Кроули замкнулся в своём одиночестве. Он почти сломлен — но, возможно, встреча с матерью вновь заставит его вспомнить о том, что ему дорого?
[indent] Воистину, пути Господни неисповедимы.

+1

2

Говорят, что к неудачам следует относиться философски, оправдывая подобное тем и, пожалуй, исключительно тем, что не всякое отсутствие успеха является плохим признаком. Кто знает, может, это даже к лучшему и это сама судьба оберегает человека от ошибок в дальнейшем? Допустим, так и есть, однако как можно в таком случае относиться к категории полных неудачников? Счастливчиками от природы, обречёнными на жизнь с разрушенными надеждами? Ну уж нет, по крайней мере Ровена себя таковой не считала и никогда не собиралась, хотя череда провалов, связанных с попытками расквитаться с Великим Ковеном, начинала ей порядком надоедать. Мешал он ей жить или нет – сказать сложно, поскольку прятаться в заброшенных захолустьях, не показываясь никому на глаза, ведьме всё же не приходилось (если не считать нескольких вынужденных отъездов), зато на собственных силах это сказалось только так. До сих пор сложно смириться с причиной, по которой они наложили на неё дурацкое заклятие – всего-то тяга к экспериментам, желание постичь новое! Они были слишком недалёкими даже для того времени, неспособные смотреть в будущее и развивать собственный потенциал. Маклауд многое могла бы показать, только вот вместо этого пришлось в спешке бежать из города, опасаясь лишиться жизни.
На протяжении множества столетий она думала над планом мести, представляя лица заклятых подруг, даже пыталась найти себе учениц, но… Случаю было угодно сводить женщину то с одной ведьмой из проклятого ковена, то с другой, а встречи эти заканчивались одинаково – сбором вещей и путешествием в любой город любым из доступных способов.  Разделаться с ними при помощи магии? Возможно, но в виду ограниченных способностей это является несколько…затруднительным. Все заклинания, на которые она сейчас способна, против той же Оливетты будут не более, чем простыми фокусами. Трюками, которые ей даже ничего не сделают. Разве это не унизительно? Разве это предел её возможностей? Разумеется, нет, но как в таком случае заставить её снять это проклятье (иначе не назовёшь)?
Ответ на вопрос нашёлся, можно сказать, совершенно случайно, во время распития очередной чашки чая в доме сына. Дело в том, что в момент наслаждения прекрасным вкусом напитка, Ровена припомнила, что одним из многочисленных табу, наложенных на неё, был запрет на создание собственного Ковена. Так получилось, что именно это являлось вещью, которую она не нарушала. Может, следует начать именно с неё? Запретный плод сладок, как говорится, а за временным неимением собственных сил в полном объёме приходится привлекать кого-то со стороны, и будет весьма неплохо, если эти самые «кто-то» будут разделять интересы Маклауд. Проблема была лишь одна: ведьм, которых женщина могла считать достойными, было крайне мало, и, выбирая из двух зол, в данный момент они предпочтут не её. Был ещё вариант обратиться к давним знакомым, но, опять же, им нужен весомый стимул – какой-нибудь особый гримуар, к примеру, или ещё что-нибудь. Что в таком случае ей делать?
А если…
Идея найти себе учениц,  которых можно обучить и превратить в союзниц, казалась ей идеальной, поскольку во-первых, это было отличной возможностью создать себе Ковен, состоящий из тех, кто ей обязан, а значит никто никуда уже не денется. Во-вторых, это давало возможность убить сразу двух зайцев, расположиться на обоих стульях, из двух «нельзя» сделать одно «можно» – речевой оборот не столь важен. Ведь, помимо запрета на создание был ещё один, кажется, связанный с ученицами. Их ведь тоже нельзя? Значит, теперь уже можно, перспективных ведьм, чей потенциал некому раскрыть, наверняка должно найтись немало, не правда ли? По крайней мере, Ровена очень на это рассчитывала в тот самый момент, когда покинула уютный и безопасный дом Фергюса, отправившись на поиски юных дарований, на которых она будет совершенствовать свой талант педагога.
Чёрт, неужели всё так плохо?! – Мысленно сокрушалась женщина, возвращаясь в свою так называемую «отправную точку» с пустыми руками и полным отсутствием талантливых и многообещающих ведьм за спиной. Как не пыталась она искать и выявлять – результат был отрицательным, а те кандидатки, которые подавали надежду, с треском ломали её при первом же задании. Неужели время талантов прошло? Что-то в дальнем уголке сознания твердило «нет», списывая всё на особенности двадцать первого века. Слишком много самоуверенности и заносчивости, слишком мало доказательств всего этого на практике, а громкими речами Оливетту и Великий Ковен не победишь. Должен быть другой способ, не связанный с ведьмами, но гарантирующий успех, но какой? Не пойдёт же она в самом деле заключать сделку с демоном? Этого ещё не хватало!.
Мне и без этих выходок хватает неприятностей. – Да и в целом подобное является тем ещё унижением для всякой уважающей себя ведьмы, только если… Стоп. Разве её дорогой сын, получивший в детстве столько мотивирующих пророчеств и называющий себя королём Ада, не поможет матери разобраться с её проблемой? Что ему Великий Ковен? Пустяк, да и разве не должны дети являться опорой и поддержкой своих родителей?
Разумеется, да, особенно когда по странному стечению обстоятельств остановка Ровены совпала с городом, в котором, как к детской песенке, находился дом, который Фергюс если не построил, то по крайней мере определил как место своего жительства.
Сложно сказать, что ожидала увидеть Маклауд в тот момент, когда открывала дверь. Толпу демонов? Ту выскочку, которую он окрестил здесь хозяйкой? Впрочем, это уже не так важно, поскольку встретила её лишь пустота.
– Фергюс, мы же взрослые люди, неужели тебе захотелось сыграть в прятки? – Тихо пробубнила ведьма, исследуя комнаты до тех самых пор, пока не обнаружила своё ненаглядное чадо, совершенно не соответствующего своему званию. – Здравствуй, Фергюс! Не думала, что по возвращению сюда обнаружу тебя в таком… – с минуту глядела на мужчину, пытаясь подобрать наиболее деликатную формулировку. – Состоянии. Ты совершенно запустил себя, милый, так нельзя. Скажи, костюм хотя бы новый, или не снимаешь его уже неделю? Если второе, то немедленно переоденься, выглядишь как оборванец, а не король, заодно подумаешь над объяснениями. Я же займусь чаем.

+1

3

[indent] Если бы ещё три месяца тому назад кто-нибудь сказал Кроули, что он может дойти до состояния, среди смертных обыкновенно называвшегося «депрессией» – он бы, пожалуй, только посмеялся над таким заявлением. Да, конечно, порой он чувствовал и грусть, и тоску, и подавленность – что уж там, чувствовал куда чаще, чем можно представить, – порой злился на самого себя, едва ли не ненавидел… Но то, что происходило с ним теперь, было во стократ хуже и страшнее.
[indent] Поначалу он пребывал в каком-то пограничном состоянии между непреодолимым желанием убивать и полнейшей апатией. Именно тогда он вышвырнул из своего дома всех черноглазых: отчасти потому, что ему нужно было возложить на кого-то хотя бы часть собственной вины, отчасти – потому, что он устал жить в атмосфере, сочащейся ненавистью, пропитанной предательством. Нескольких он даже убил – словно выпущенная на волю ярость могла принести облегчение, – и тогда остальные разбежались сами. Ему было всё равно: теперь, когда Люцифер снова оказался на свободе, он не верил никому. Черноглазым – уж точно. Они снова отвернутся от него, снова предадут, снова всадят нож в спину.
[indent] Красноглазые, впрочем, остались – пока что. Они раздражали меньше, хотя и пытались поначалу донимать его своими мелочными проблемами: кто-то увёл у кого-то «клиента», кто-то подделал отчёт, кто-то тайком прибрал к рукам грешную душу… Раньше такое нарушение остававшегося непреложным многие века порядка разозлило бы, возмутило Кроули – но теперь ему было всё равно. Всё казалось ему бессмысленным – и эта нелепая мышиная возня с глупыми интригами ничтожных тварей, и бесконечные сделки, и нарушение правил. Ад теперь снова будет принадлежать Люциферу – так к чему пытаться удержать его на границе хаоса? Пусть разваливается ко всем чертям – ему всё равно.
[indent] Приступы апатии становились с каждым днём всё сильнее: ему не хотелось никого видеть, не хотелось разговаривать, не хотелось шевелиться. Он почти никого не принимал, почти самоустранился от всех тех дел, в которых прежде считал необходимым принимать столь активное участие. Он почти не сомневался, что, если всё так пойдёт и дальше, вскоре он останется один в этом большом особняке на берегу озера. Возможно, так будет лучше.
[indent] Он ещё держался, пока рядом была Наоми. Порой он злился, когда она твердила ему обо всём, что «он должен», порой хотел яростно возразить, когда она раз за разом толкала его на баррикады, убеждая, что он должен продолжать бороться. Она не позволяла ему сдаться, даже когда стало известно, что Люцифер вырвался на свободу. Она говорила, что, каким бы безнадёжным всё ни казалось, нужно идти вперёд – потому что чёрная пропасть окружает их со всех сторон, и другого пути попросту нет. И он слушал её. Верил ей. Он знал, что она, вопреки всем доводам рассудка, желает ему добра – и это придавало ему сил. Он знал, что она не оставит его, не бросит, не предаст.
[indent] А потом её забрали ангелы, и всё закончилось. Он остался один.
[indent] Теперь ему казалось, что те восемь месяцев, когда рядом с ним была Камилла, были всего лишь счастливым сном – счастливым сном, закончившимся на исходе лета. Потерять её было всё равно, что потерять часть себя. Возможно, лучшую часть. Самую сильную – ту, что не давала сдаваться, даже когда вокруг был лишь непроглядный мрак.
[indent] Это было тяжело. Невыносимо тяжело. Она была для него не только любовницей, но и другом – поддержкой и опорой даже в самые тёмные времена. Он верил ей – а она его оставила. Но винил он в этом только самого себя.
[indent] Он не знал, чем заполнить свои дни, каждый из которых, казалось, тянулся вечность, и это убивало его ещё больше. Он привык каждую свободную минуту проводить со своей подругой, и теперь он просто не знал, чем себя занять – словно он и не жил вовсе те три сотни лет, что предшествовали их знакомству. Он просто часами сидел в кресле у разожжённого камина, пил виски бутылка за бутылкой и смотрел сквозь огромное окно на так похожую на чёрное зеркало неподвижную гладь озера. Большой особняк был погружён в тишину, в полумрак вечного траура. Пол, стены и мебель покрывались пылью: приходившая на день из города горничная убирала только кухню и несколько комнат. Кроули хорошо платил ей – а она не задавала вопросов, хотя стоявший на берегу озера особняк пользовался в Грин-Бэй репутацией места странного и, пожалуй, даже «нехорошего».
[indent] Он уже смирился со своим одиночеством – принял его, как принимают участь, которой невозможно избежать, – и меньше всего он ожидал, что это одиночество нарушит его мать. Она ушла два месяца назад – в то время, когда его жизнь казалась ему почти счастливой. Она не застала краха всех его надежд – краха, который так порадовал бы её. Она ничего не знала – а он не находил в себе ни желания, ни сил говорить об этом.
[indent] – Здравствуй, матушка, – меланхолично-механическим тоном старой пластинки поприветствовал её красноглазый. Душившее его уже которую неделю безразличное равнодушие по-прежнему оставалось достаточно сильным для того, чтобы не дать прорваться ни радости, ни злости, ни разочарованию. – Неделю назад был новый… кажется. – Кроули пожал плечами, даже не пытаясь припомнить, так ли это на самом деле. Его мать говорила так, что можно было поверить, будто бы его «состояние» и в самом деле её заботит, но в действительности… В действительности, ей наверняка просто что-то было нужно – нужно от него. Иначе зачем ей возвращаться? Соскучилась? – В самый раз для короля без королевства. – Из груди его вырвался скрипучий смешок. – Да и кому какое дело? Здесь же никого нет. – Он обвёл выразительным жестом пустую гостиную. Кроме него, в доме и в самом деле была только пара адских гончих, непонятно от кого охранявших потайное хранилище.
[indent] И почему она снова говорит с ним так, как будто бы ему всё ещё восемь лет? «Иди переоденься», «подумай над объяснениями», «так нельзя»… Но, чёрт возьми, до чего же хочется поверить в это её «милый», снова почувствовать себя ребёнком, все проблемы которого может решить его заботливая, любящая мама! Впрочем, «снова» – это, увы, не его случай. Он никогда подобного не чувствовал – и едва ли почувствует.
[indent] – Ладно, – всё так же равнодушно бросил он, исчезая из кресла. В конце концов, сейчас ему больше всего хотелось, чтобы его не трогали, оставили в покое – а ради этого можно и сделать то, что потребовала матушка, не давая ей лишнего повода для воспитательной беседы. Пускай лучше прямо скажет, что ей от него нужно – и тогда он сможет вернуться в свой замкнутый мирок из виски, камина и чёрного озера за окном. А пока – пусть будет чай. Чай – это даже… приятно.
[indent] – И что именно я должен объяснить? – устало поинтересовался Кроули, возвращаясь на привычное место. Теперь костюм был уж точно новый – вот только на помятом виде самого красноглазого это ничуть не сказалось. Уютно потрескивавший в камине огонь навевал сонливость, но языки пламени, отражавшиеся в золотом ободке надетого на безымянный палец кольца, всё продолжали напоминать о потере и рухнувших мечтах.

+1

4

Неделю назад был новый, да ещё и кажется… Да что с ним происходит? – Не без раздражения подумала рыжая, глядя на своего сына и пытаясь найти хотя бы какое-то объяснение его нынешнему поведению. Помнится, в день её ухода он не был таким, что изменилось? Он затеял крупную авантюру и прогорел? Он прогорел, даже не успев ничего начать? Его постигло что-то, похожее на кризис среднего возраста и теперь Фергюс, тот самый Фергюс, который прячется от своего прошлого под именем Кроули и называет себя королём Ада, проведёт остаток своей вечности в кресле? Право, неужели ради такого конца следовало продавать душу и прожить три сотни лет?
Маклауд понятия не имела относительно того, как долго её сын находится в подобном состоянии, однако позволять ему и дальше в нём оставаться она не собиралась, и дело тут отнюдь не в материнской любви, просто он ей нужен. Именно таким, каким был в день их первой встречи. Нынешнее безразличное существо с трудом тянет на звание её сына – на такого взглянешь и снова вспомнишь все причитания по поводу гибели в сточной канаве. Если ничего не изменится и ему на самом деле так надоело влачить своё существование, она лично отведёт его к первому попавшемуся обрыву, напоит виски и подтолкнёт в нужном направлении, но перед этим Фергюс, как всякий порядочный ребёнок, исполнит свой сыновний долг и поможет мамочке.
И без того ведь догадывается, зачем я здесь, – мысленно заключила ведьма, продолжая сверлить взглядом своё дитя. Пусть он сейчас до ужаса скучный, но явно не полный идиот и пусть без особой охоты, но понимает, что Ровена вряд ли появилась на пороге его дома с обыкновенным визитом безо всякого рода умыслов. Разумеется, это она оценила, однако затрагивать тему своего путешествия и просьбу о помощи пока не рискнула – смысл разглагольствовать, когда это не возымеет должного эффекта? Правильно, нет в этом никакого смысла, поэтому демону повезёт (или же нет) ещё пару минут наблюдать за спектаклем: "Я и моя любящая мать".
– Раз ты настолько себя запустил, что не можешь вспомнить, когда в последний раз переодевался, моя просьба на этот счёт становится ещё более настойчивой. – Не без улыбки повторила Маклауд, пропустив мимо реплику демона на счёт короля без королевства, ведь, в конце концов, им нужно будет о чём-нибудь поговорить за чашкой чая?  – Здесь есть я, Фергюс, а это уже ставит под сомнение все твои отговорки, включающие в себя слово «никого».
К тому же, её неожиданный визит может служить своего рода доказательством того, как важно следить за собой и вовремя приводить в порядок свой же внешний вид. Одно дело, когда посетителем оказалась Ровена – пусть и бросившая его много лет назад в работном доме, но всё же мать, которую мало чем можно удивить, и совсем другое, когда визит наносят собственные подчинённые – кто не рискнёт почувствовать свободу при виде такого апатичного короля? Кто не захочет устроить бунт против такого короля?
Странно, как эти и другие вопросы до сих пор не поселились в голове Фергюса. – Размышляла Маклауд, открывая кухонные шкафы в поисках чая. – Что у него вообще там творится? Не понимаю. Но у меня полно свободного времени и почти целая упаковка чая для того, чтобы всё узнать и вернуть своего сына в прежнее состояние, поскольку вот таким королём Ада никого не напугаешь. А в благодарность попрошу сущий пустяк – оказать мне помощь в решении личных проблем. – Заключила ведьма после того, как оставила чай настаиваться и сосредоточилась уже на водружении на стол чашек. Будучи довольной собственным планом, всё же женщина не могла не испытать лёгкого… недоумения. Видимо, так всегда бывает в случаях, когда мать долгое время не занимается воспитанием собственного ребёнка, а потом начинает обращать на него внимание и пытается понять, откуда в нём те черты характера, которых у неё самой нет и в помине. Например? Это его показное безразличие. Когда у рыжей отняли магию, она не тратила годы на распитие спиртного в уютном домике, уныло называя себя ведьмой без магии. Будь он лишён своего трона – вряд ли дожил бы до их сегодняшней встречи, так какого чёрта сейчас происходит?
– Ты вовремя. – Коротко ответила, будучи слишком занятой сначала разливанием чая в чашки, а затем необходимостью расположиться в кресле напротив, дабы лучше видеть своего собеседника, – и выглядишь гораздо лучше. – Правда, единственной переменой в облике мужчины можно считать разве что смену костюма, но, в конце концов, он же не маленький ребёнок, которому всё нужно объяснять, а самой Ровене было вполне достаточно видеть сына в новой и чистой одежде. – Хотя всё ещё есть над чем работать. Не забудь только про чай, иначе остынет, что же касается объяснений, то… Тебе не кажется, что вся окружающая тебя обстановка выглядит как минимум странно? Куда делись твои люди? Только не говори,  что ты их убил. Почему ты так себя запустил? Ещё несколько лет жизни в таком стиле и перестанешь чем-либо отличаться от своего невесть когда почившего деда. Я уже молчу о том, как ты себя назвал. Король без королевства? С чего ты это взял? Обычно, новый монарх приходит к власти после смерти старого, а ты, как я вижу, живее всех живых. Неужели обзавёлся конкурентом? Если да, советую вспомнить о том, кто ты, и как можно скорее, иначе сказанная непонятно к чему фраза окажется реальностью. – Закончив поток вопросов, потянулась к чашке, дабы отдать должное приготовленному напитку. – Ну же, Фергюс, хватит дуться, пора бы начать вести диалог. Кто ещё выслушает тебя, кроме родной матери?
И работника стакана и бутылки из первого попавшегося бара. – Мысленно добавила ведьма, решив обойтись без дополнительных примеров, да и они в данном случае вряд ли так уж необходимы. Главное, чтобы её сын нашёл в себе желание что-то отвечать, это как минимум будет в его интересах – чем быстрее они всё решат и придут к оптимальному результату, тем быстрее он получит возможность не видеть её ещё некоторое время.

+1

5

[indent] Многие – о, едва ли не все, кто хотя бы слышал о нём! – считали Кроули самоуверенным и самовлюблённым, но горькая ирония жизни состояла в том, что при этом ему отчаянно не хватало веры в себя, когда он оказывался на краю. Он ещё мог хитрить, мог принимать горделивые позы, но за насмешливой маской прятались бесконечные сомнения. В глубине души он всё ещё был тем маленьким мальчиком, что долгими и тоскливыми зимними ночами пытается отыскать в себе тот самый роковой изъян, из-за которого его не любила даже родная мать. Он не мог не думать о том, что на самом-то деле он, наверное, недостаточно силён. Недостаточно проницателен. Может, и вовсе недостоин. Не мог не думать, что он никогда не сможет получить то, чего ему так хочется. О чём он мечтает.
[indent] Сейчас, когда он чувствовал себя таким слабым, поверженным, сломленным, показная забота матери действовала на него, как действовала бы на свежую рану пролитая на неё серная кислота. Обжигала, разъедала, вгрызалась в плоть. Улыбка – словно наждачная бумага по обманчиво затянувшейся тонкой коже. Ему так хотелось позволить себе обмануться, поверить в её искренность – хотя бы на мгновение! – но какая-то неправильность, таившаяся, казалось, в каждом слове, слетавшем с её губ, не давала этого сделать. Собственное имя – о, это ненавистное имя, от которого он отказался ещё в своей земной жизни! – царапало слух, будило глухое раздражение в груди. Его обманчивый покой был потревожен – и он был к этому совершенно не готов. Говорить, слушать, вести диалог… Так обыденно – и немыслимо.
[indent] Наверное, он даже почувствовал бы самую настоящую злость – ту, что появляется, когда ты понимаешь, что тебя обманули, хотя ты ничем этого не заслужил, – но он слишком устал. О, разумеется, лишь морально – но что толку от возможности свернуть горы собственным руками, если это кажется совершенно бессмысленным? Усталость давила, пригибала к земле, словно на плечи ему взвалили его собственную надгробную плиту. Тяжесть. Невыносимая тяжесть.
[indent] – Работать? Это над чем же? Полагаешь, мне нужно сесть на диету? Или купить абонемент в фитнес-клуб? – То, что должно было бы стать саркастичной насмешкой, прозвучало всё с тем же равнодушным безразличием. Наверное, можно было даже подумать, что он и вовсе говорит это всерьёз – как будто бы и вправду мать и сын просто встретились после не такой уж долгой разлуки и теперь болтают о жизни за чашкой чая… Что ж, чай и в самом деле был. Жаль только, что на этом совпадения и заканчивались.
[indent] «Окружающая обстановка выглядит странно»? Кроули с искренним удивлением на лице огляделся по сторонам. Что же это такого в ней странного? Нет никого – это правда. Наверное, он просто слишком быстро к этому привык. Удивительно даже – но факт.
[indent] – Некоторых – убил, – коротко ответил он, равнодушно пожав плечами. – Остальных – просто вышвырнул. Красноглазые приходят, когда я позову, а черноглазые… – Кроули сделал неопределённый жест рукой, словно досадливо смахивая с подлокотника кресла невидимый мусор. Если подумать, его отношение к демонскому племени это передавало удивительно точно. – Не пойму только, почему это тебя так волнует. Если мне не изменяет память, ты их ненавидишь.
[indent] О, вот это он как раз прекрасно понимал: его собственная ненависть к тем, кого он должен был бы называть «сородичами», росла с каждым днём на протяжении всего последнего года и уже приблизилась к той отметке, когда желание уничтожить каждого, кто встречался на его пути, плохо поддавалось контролю. Впрочем, справедливости ради, Кроули не слишком-то и пытался сдерживать себя: только не теперь, когда он в каждом демоне видел своего врага. Или ты, или тебя.
[indent] – Не переживай, мама, «ещё несколько лет» я не проживу, – с горечью в голосе и в вымученной улыбке прибавил он и сделал, наконец, глоток чая. Привычное действие, прежде расслаблявшее его едва ли не лучше, чем виски, теперь казалось таким же бессмысленным, как и всё остальное. – Хотелось бы, конечно, дотянуть до Рождества, но… – Кроули снова пожал плечами, как будто бы говорил вовсе не о собственной вероятной кончине. – Жаль, что самому мне дедом уже не стать.
[indent] Странно теперь даже вспоминать о том, что он хотел привести своего сына… сюда. Вот в этот мир, разваливающийся на куски. Мир, в котором все – все! – его ненавидят. Нет, иногда и правда лучше просто умереть.
[indent] – Так ведь я и есть король без королевства, разве нет? Впрочем, в сущности, я и королём-то не был. – Чашка звякнула о блюдце. Треснула в камине ветка. Кроули взглянул на языки пламени. – Я просто называл себя так, но в Аду меня лишь терпели – да и то не все. Малая часть. А теперь Люцифер вернулся, и Ад пойдёт за ним, как пошёл в прошлый раз. Так что можешь считать, что я уже мёртв.
[indent] Если и была в нём ещё какая-то вера, когда он узнал о возвращении Дьявола, то пришедшее следом за ним одиночество выпило её до последней капли. Что-то ещё восставало против этого безверия, когда он пытался помочь другим – но в то, что он может помочь самому себе, Кроули уже не верил.
[indent] Наверное, всё могло бы быть иначе, если бы рядом с ним был кто-то, кто верил бы в него – но Камилла ушла, а Наоми забрали. Не осталось никого. Ничего. Действительно, кто же его выслушает, кроме родной матери? Жаль только, что уж в ней-то точно никогда не было веры в него. Когда-то он пытался построить своё королевство на надежде доказать ей, что она ошибалась – а теперь всё пошло прахом. Теперь он просто смирился.
[indent] – Говоришь, я должен вспомнить, кто я? – Он поставил чашку на край стола и, сцепив руки в замок, пристально взглянул на мать. – А кто я? Брошенный сын? Никчёмный отец? Бездарный портной? Самозванный король? Демон, ненавидящий демонов? Неудачливый спаситель мира? Знаешь, я всё чаще думаю, что я просто ошибка. Я был ошибкой в твоей жизни. И я всегда был… неправильным. Может, я просто не должен был существовать?

+1

6

– Я имела в виду стрижку, – ту неотъемлемую часть хорошего внешнего вида, которой, судя по всему, не занимались ещё дольше, чем костюмом. Но и твои варианты подойдут. – Произнесла, совершенно не думая о том, как сын на это отреагирует. Из них двоих он первый заикнулся о фитнес-клубе, самой Ровене не было особого дела до того, стремится ли мужчина к какому-то совершенству или ни в чём себе не отказывает – его выбор, в любом случае. К тому же, занимаемое им положение можно назвать достаточно весомым для того, чтобы принимать себя в любом облике и ни на что не обращать внимание. К элементарной опрятности это, разумеется, не относится, поскольку весить можно хоть две сотни килограмм, однако костюм должен быть новым (или по крайней мере чистым), волосы – аккуратно подстрижены, подбородок – гладко выбрит (или нет, тут уж кому идёт, а кому нет).
Впрочем, ладно. С этим худо-бедно ещё можно было разобраться, а вот с его поведением дело обстояло куда сложнее. Что за удивление? Его всё действительно устраивает? Или… Стоп. Раз отсутствие в доме верных (и не очень) прихвостней является для него привычным, можно задаться вполне логичным вопросом относительно того, как долго Фергюс пребывает в гордом одиночестве. Неужели прошло так много времени?
Понять бы ещё, на что следует надавить, дабы мой «дорогой сын» начал говорить. – Размышляла ведьма в попытке спрятать нетерпение за глотком чая. Который, следует заметить справедливости ради, получился довольно неплохим.
– Они были неплохими тренировочными куклами. При всей моей ненависти сложно не обращать внимание на столь податливую почву для практики. Даже если это мелкие фокусы. – К тому же, долгая жизнь научила Маклауд многим вещам, одной из которых является умение приспосабливаться к окружающей обстановке. Разумеется, она терпеть не может демонов, к ним в принципе вряд ли кто-то относится положительно (кроме них самих), однако бросать на них презрительный взгляд всякий раз является довольно утомительным занятием. Да и толку отводит, когда взору предстаёт одна и та же картина? Вот она и нашла способ обернуть малоприятное соседство себе на пользу, отыгрываясь с помощью магии. Как там говорится, приятное с полезным? Да, пожалуй, это можно назвать именно так.
Кажется, впервые за всё время их разговора равнодушный тон её сына стал разбавлен горечью. Неужели то самое слабое место?
Нет, слишком просто. – Мысленный вывод, куда более приемлемый для Ровены, чем истина, согласно которой всё таится в простоте. К тому же, перемена данного рода её совершенно не радовала, поскольку если безразличие можно объяснить фактом того, что невозмутимость, как правило, имеет свойство раздражать собеседника лучше любых оскорблений, то настрой пессимиста больше похож на... Как бы точнее сказать... Усталость от жизни, вот. Правда, сие есть бред ещё больший, поскольку как это может надоесть? Особенно тогда, когда и без того известно, какая дорога уготована нечисти. Явно не Рай с его милыми ангелочками, в руках которых будут далеко не арфы, а слова явно не будут песнями.
При таком положении вещей лучше не просто прожить "несколько лет", Фергюс. Нужно сделать всё, но протянуть как можно дольше этого срока.
– Это ещё почему? – Удивившись, задала вопрос, решив пока не терять эту нить беседы. – Неужели после Рождества для тебя не существует других праздников? – Что забавно в свете двадцать первого века, в котором достаточно открыть календарь и в каждом дне встретить какое-то событие, которое определённый круг людей может со спокойной душой отметить в первом попавшемся баре. – К сожалению, не каждый создан для традиционной семьи с детьми, внуками, правнуками и прочим. Такова жизнь, Фергюс, нет смысла печалиться о вещах, которые нельзя изменить.
Слушая многозначительные речи сына, Маклауд сейчас впору радоваться тому, что вот, вот она, причина, которую она так хотела узнать, да только не получилось, поскольку дело оказалось куда более сложным и ей, если хочет добиться желаемой поддержки, придётся хорошенько потрудиться. Стать тем образцом матери, на который нынче принято равняться. Пытаться встряхнуть своё отчаявшееся чадо, вселить в него веру в лучшее и собственные силы, доказывать, заставлять бороться, произносить высокопарные мотивирующие речи... Всё это, безусловно, прекрасно, за одним крохотным, но весомым исключением – Ровена не такая. Она никогда не была матерью, которая поддерживает, скорее наоборот, толкнёт и не поможет подняться, чтобы он сделал это сам. Она никогда не станет рисовать картины светлого будущего, нет, злополучные предсказания о смерти в канаве или где похуже, по её скромному мнению, гораздо эффективнее. Ровена Маклауд из тех матерей, которые не постесняются демонстрировать своим детям презрение, рассчитывая на то, что из чувства злобы они (дети) будут стремиться к лучшему. Жаль, что Фергюс Маклауд не из таких сыновей. Очень жаль, но ничего не поделать, детей не выбирают.
Родителей, кстати, тоже. – Усмехнулась собственной мысли, после чего вернулась к роли внимательного слушателя, выжидая момент, когда настанет её черёд говорить.
– Нет, – тут же коротко ответила, – и, позволь спросить, какая разница, был ты королём или нет? Терпели тебя или нет? Ты был главным? Был. Тебя слушались? Да. Так в чём проблема? К тому же, практика показывает, что Люцифер, каким бы могущественным он не являлся, в роли предводителя довольно... нестабилен. Скажи, как много потребуется времени для того, чтобы он снова оказался заперт и бросил свою паству? – Или как они там себя называют. – Кто-то, а может и все, может остаться с тобой, но тогда, когда ты проявишь себя должным образом. Никому не нужен лидер, которого может упрятать куда подальше парочка смертных, но и лидер-меланхолик тоже не станет пользоваться особой популярностью. Нельзя просто сидеть, жалеть себя и говорить, что тебя можно считать мёртвым, Фергюс. Это глупо.
Едва ли существуют на свете вещи хуже. – Мысленно заключила Ровена, допивая чай, дабы поскорее поставить на стол пустую чашку, иначе уготована несчастному изделию участь быть разбитым. Не исключено, что о чью-то дурную голову. – Что, что я ещё должна сделать? Плакаты нарисовать? Или группу поддержки сюда привести?
– Я же сказала, что жалеть себя – глупо, сын. – Процедила сквозь зубы, вцепившись руками в подлокотники кресла. – Но заниматься подобным уничижением – хуже всего. Знаешь, почему? Потому что все мы – ошибки в чьих-то жизнях, и это далеко не повод сводить на "нет" собственное существование. К тому же, я тебя так никогда не называла, а вот остальное... Объясни, Фергюс, какая разница? Какая, чёрт возьми, разница, в чём заключались твои великие неудачи? Думать нужно о настоящем, а не о том, каким ты был портным, отцом, и так далее. Ненавидишь ты демонов или нет, герой ты или нет. Можно спасти всех, но ты всё равно останешься в кругу плохих ребят, и если так, будь любезен занять среди них настолько высокую нишу, насколько тебе позволяют собственные способности. – Глубокий вдох в порыве успокоиться и сдержаться от желания запустить в мужчину какое-нибудь заклинание. – Право, если бы я пускалась в подобные размышления после каждой своей неудачи и каждого ковена, который не считал меня достаточно способной, то вряд ли смогла бы дожить до этого момента.

Отредактировано Rowena MacLeod (2019-08-19 12:39:39)

+1

7

[indent] Чем заняться тому, кто ещё недавно называл себя «королём Ада», а теперь ожидает очередного конца света, который неизбежно повлечёт за собой возвращение Дьявола из Клетки? О, разумеется, сходить в парикмахерскую и приобрести золотую карту лучшего фитнес-клуба! Кроули только нервно передёрнул плечами и язвительно усмехнулся в ответ на замечание матери. Может, ей всё это кажется бесконечно далёким – равно как и прошлый Апокалипсис, – а сам Люцифер представляется этаким Серым Волком из старой сказки про Красную Шапочку – вот только для него всё было реальным, и тогда, и сейчас. И угроза смерти, чьё дыхание то и дело касалось его спины, была слишком ощутимой, чтобы он ещё мог придавать значение всем этим бессмысленным условностям мира живых. Если уж на то пошло, он вообще ни в чём больше не видел смысла, и ему было совершенно всё равно, кто и что подумает о том, как выглядит даже не принадлежавшее ему, на самом-то деле, тело. Он и так сделал себе труд сменить костюм – пусть только ради того, чтобы избежать назойливых упрёков нежданно вернувшейся матери.
[indent] – Что ж, здесь тренироваться больше не на ком, – коротко и безрадостно усмехнулся он, подливая себе горячего чаю. Была в этом какая-то сомнительная прелесть – как в пире во время чумы. Где-то там, в темноте, уже начинает рушиться мир – а здесь тепло, светло и тихо, и можно даже заставить себя поверить, будто этой женщине напротив и правда не всё равно, отчего ему так плохо и больно теперь. Впрочем, ей действительно было не всё равно – он это чувствовал и видел. Вот только совсем не по той причине, по какой хотелось бы ему самому.
[indent] – После Рождества, скорее всего, не будет существовать меня, – почти равнодушно бросил Кроули, глядя в глаза ночи, припавшей к оконному стеклу. Он знал, что там, по ту сторону смерти, его ждёт только чернота, вечное небытие, тьма над бездною. Он пытался как-то расспросить Наоми о том, что будет потом с такими, как они – не людьми и не чудовищами, – но она всегда отвечала уклончиво, словно даже ей, такой мудрой и сильной, было страшно думать об этом. Ему тоже… не хотелось. Не хотелось думать, не хотелось верить. Он всеми силами стремился выжить – потому что видел перед собой цель, и это придавало его существованию смысл. Теперь не было ни цели, ни смысла. Теперь он был почти готов смириться с тем, что это конец.
[indent] А скоро не станет и этого «почти».
[indent] – Хочешь знать правду? – негромко спросил Кроули, поставив чашку на стол. Он откинулся на спинку кресла и взглянул на мать, чуть склонив голову набок. Конец ведь и в самом деле близок – глупо пытаться это отрицать, – так какой же тогда смысл молчать? Может, он действительно должен сказать – просто потому, что это его последний шанс? – Да, я хотел быть главным. Я хотел быть королём. Я верил, что тогда я смогу сделать Ад таким, каким всегда хотел его видеть. Мне никогда не давали даже попытаться хоть что-то изменить в этом закоснелом болоте – даже когда я был правой рукой Лилит. Я думал, что теперь я смогу, но… Знаешь, проблема в том, что демоны – это демоны. Черноглазые – простые солдаты, которых «воспитали» в слепом благоговении перед величием Люцифера. Злобные, кровожадные твари, которые умеют только рушить и убивать. Красноглазые – простые торговцы, которым дорога только стабильность и возможность беспрепятственно жить в мире людей. Если это есть – им всё равно, кто король. Они не встанут ни под чьи знамёна просто потому, что они не воины. Есть исключения – но их слишком мало. Я думал, что смогу окружить себя сподвижниками, которые, как и я, хотят перемен – но получил только орду злобных животных, от которых куда меньше проку, чем от моих гончих. Я держал их в страхе – да, но это не то, чего я хотел. Они любят Люцифера, понимаешь? По-своему, извращённо, в той степени, на которую способно большинство этих тварей. Но – любят. Неважно, сколько раз его будут возвращать в Клетку – это уже стало частью их сущности. И своим лидером они пожелают видеть только того, кто будет стремиться вернуть Дьяволу свободу – как это было с Азазелем и Лилит.
[indent] Кроули замолчал на мгновение, глядя на языки пламени в камине. Ему было тяжело смириться с крахом всех своих надежд, которые он питал так долго – гораздо тяжелее, чем могло бы показаться со стороны. К тому же, в самой основе этих надежд лежало совсем не то, о чём подумал бы любой, кроме тех немногих, кто действительно знал его, и кого больше не было рядом. Никогда не будет.
[indent] – Можешь не верить мне, если не хочешь, но я стремился не только к власти. Возможно, даже не столько. Я хотел что-то создать – своё королевство, которое станет частью этого мира и будет удерживать его в равновесии, чтобы всё это, – он неопределённо махнул рукой в сторону припавшей к окну темноты, – не сгорело в огне и не сгинуло в чёрной пропасти. Жаль, если и это кажется тебе глупым.
[indent] Кроули видел, с какой силой сжимала подлокотники ни в чём не повинного кресла его мать, и слышал каждый её вздох. Он без труда читал в её глазах злость и разочарование – и удивлялся тому, что это оставляло его практически равнодушным. Раньше это очень ранило его, а теперь, выходит, он просто смирился. И с этим – тоже.
[indent] – О, да, ты называла меня совсем иначе, – не удержался от горького смешка красноглазый. – Но этого было и не нужно, мне не трудно было догадаться и самому. Как ещё называют нежеланных детей? А разница… Что ж, можно закрывать глаза на прошлое, делая вид, что ничего не было, или что ничего не имеет больше значения – но тогда слишком велик риск снова и снова повторять собственные ошибки. Или… как там говорят смертные? «Наступать на те же грабли», точно. – Кроули усмехнулся и снова потянулся за чашкой. – Ну вот, к примеру, я занял эту самую «нишу», которую, как ты считаешь, я должен был занять – и что? Оказалось, что я снова не могу получить то, чего хочу – просто потому, что это невозможно. Что же мне делать? Довольствоваться тем, что есть? Бороться за то, что больше не имеет для меня смысла? Быть среди тех, кто желает мне лишь смерти? – Кроули поставил чашку на подлокотник, сцепил руки в замок и взглянул на мать очень долгим и очень пристальным взглядом, в котором было много сожаления и разочарования. – Я устал жить в ненависти, мама, – просто, искренне и горько проронил он. – Знаю, ты тоже меня ненавидишь. Теперь, наверное, ещё и презираешь. Ты, конечно, разочарована тем, что я оказался ещё более слабым, чем ты думала, и ты не сможешь использовать меня в своих целях. Я всё это понимаю, правда. Но ты тоже постарайся понять, что мы разные. Я рад, что у тебя есть силы бороться, – он едва заметно улыбнулся одними уголками губ. – Но у меня – нет. Поэтому просто скажи, чего ты от меня хочешь, и я дам тебе это, если смогу.
[indent] Пока он ещё может хоть что-то дать.

+1

8

Не на ком тренироваться? Как это? А ты? – С трудом сдерживается от соблазна произнести это вслух и тем самым нарваться на совершенно непредсказуемую реакцию. Правда, глупо отрицать, что мир магии и заклинаний достаточно велик и разнообразен, дабы подобрать из известных самой ведьме вариантов парочку наименее обидных и, при возможности, испытать их. Кто знает, вдруг от навязанного колдовством веселья ему и правда стало лучше? Или нет. Тут скорее подошло бы творение, возвращающее мозги на место и побуждающее их думать в правильном направлении, и то нет стопроцентной гарантии, что оно сработает на её сыне – слишком уж сильно он погрузился во всю эту удручающую мерзость. Возможно, будь сейчас обстановка получше, она и не стала бы отказывать себе в этом, скорее всего, одностороннем удовольствии и подбросила Фергюсу один из ведьмовских мешочков (так, любопытства ради), однако, увы, приходится быть мало-мальски тактичной и не пополнять очередным камнем огород собственного сына. В конце концов, он и так сейчас напоминает скорее тень отца Гамлета, чем короля, а возвращать унылых созданий к жизни – занятие весьма утомительное. Против воли приходится думать о том, что говоришь, и у Ровены это даже получается. Как часто – вопрос совершенно другой.
– Здесь может и не на ком, зато стоит выйти на улицу и встретишь с десяток потенциальных подопытных. – К которым всегда можно вернуться в случае, если она придумает очередное заклинание и сию минуту пожелает испытать его на ком-то. Не всегда же она располагала обилием демонов, да и на простых смертных экспериментировать куда проще – как ни крути, а причинить ей какой-либо вред они вряд ли способны, при всём желании.
– Это ещё почему? Не рановато собрался на тот свет, Фергюс? – Сформулировала бы грубее, но чёртова тактичность пока ещё не позволяет. Причём не в свете великого и надоедливого "это же мой сын", а в виду необходимости, даже нет, нужды в нём. Не в правилах Ровены унижаться перед кем-то, но раз в сто лет приходится и через это переступать, дабы желаемое получить и разобраться с вечной своей проблемой. Её беда, что век юных талантов прошёл, уступив место жалким подражателям, но её величайшая удача видеть его... таким. Возможно, звучит противоречиво, однако не лишено истины. Прежний Фергюс мог если не выставить ведьму, то предельно ясно и просто объяснить ей собственную незаинтересованность в помощи матери. Нынешний, пусть и раздражает безмерно необходимостью быть аккуратной, может оказать содействие, если она поможет ему с... Депрессией? Кризисом среднего возраста? Не важно. В любом случае, он не может, а обязан проникнуться искренней благодарностью по отношению к Ровене, которая время драгоценное тратит и пытается воззвать к тому, кто стал королём и теперь не только отмахивается от своего достижения, но и похож на приговорённого к казни.
Что, ноша оказалась такой тяжёлой, сын?
Посмотрим. Только бы решить вопрос сегодня, иначе впору считать, что куда легче и проще опуститься до жалких подражательниц и обучить их всему необходимому, чем направить мысли её чада в нужное русло. Впрочем нет, с первым плохая идея – слабые и бесперспективные в один миг будут повержены её заклятыми подругами, Маклауд и сделать ничего не успеет.
Значит, буду верна своему плану до победного конца. Итак, что ты там говорил про правду?
– Разумеется, – кивает спокойно, глядя на своего собеседника, приготовившись внимательно слушать, не пытаясь даже предугадать, что именно он сейчас ей расскажет. Поначалу в словах его было мало удивительного: хотел, хотел, верил – практически типичная история большинства. Каждый человек на свете совершает те или иные поступки прежде всего из-за желания. Знаете, такой себе непреодолимой тяги к переменам, которая порой оказывается сильнее любой из существующих мотиваций. Собственно, Ровена и сама избирала это как основной мотив для своих действий или решений, поэтому не ей судить. Да и есть ли за что? Как ни крути, а её сын к чему-то стремился и это, по большому счёту, не так уж и плохо. По крайней мере, эту часть его истории ведьма понимала, поскольку в своё время ей тоже не давали. Потому, что это против правил. Потому, что это привлекает внимание смертных. Потому... Да без разницы, ибо было таких вот "потому что" ещё минимум десяток.
Скромную вставку на счёт того, какими бывают демоны, ведьма слушала уже с меньшим вниманием, считая основной мыслью вопрос их лояльности, а не то, кто из них солдат, а кто – торговец, однако если сравнивать это с последующими разглагольствованиями на тему любви и преданности, то лучше ещё раз послушать, чем один демон отличается от другого. Любовь… Извращённая. Побуждающая следовать за тем, кто клятвенно обещает вернуть к свободе твоего идола. Разве…
– Это проблема? – Срывается вслух вопрос, который она не планировала задавать лично, но раз так, то… – Неужели дьявол настолько неуязвим? Мне кажется, если хорошо поискать, управу можно найти на кого угодно, даже на этого твоего Люцифера. В таком случае возвращать и хранить преданность будет некому. Что же до желания создать что-то… Знаешь, я не могу назвать его глупым. Вся наша жизнь пуста без чёткой цели, а твоя вовсе не так плоха, как кажется. Осуждать желание построить своё не стану, но остальное мне совсем не нравится.
Святые небеса, он опять взялся за своё. – Мысленно сокрушается Ровена, принимающая очередной поток унылых суждений. Нежеланные дети, серьёзно? Неужели сейчас нужно говорить именно об этом? Можно хотя бы один серьёзный разговор провести без воспоминаний трёхсотлетней давности? Вечный камень, который сидевший напротив демон может до скончания веков бросать собственной матери, сокрушаясь о вещах, которых и сам не понимает.
– Предлагаешь сыграть в игру по подбору синонимов? Уверен, что выбрал подходящее слово? – Не сдержавшись, обращается к сыну, ощущая острую необходимость подняться и заменить чай чем-нибудь другим. Покрепче, чтобы сил хватило вытерпеть до конца. – Опять же, почему невозможно? Ты сам это придумал, или подсказал кто? К тому же, ты не особо похож на того, кто чем-либо довольствуется, поэтому я придерживаюсь варианта с борьбой, поскольку нахожу весьма сомнительными причины, по которым желаемое потеряло для тебя всякий смысл. Ну желают они тебе смерти, и что? В конце концов, другого от дьявольских отродий глупо ожидать… Без обид. – Тут же поправила себя, понимая, что сказала лишнего. – Ты вспоминал только что какую-то фразу из лексикона смертных, есть ещё какая-то, где от любви до ненависти один шаг, вроде бы. Уверена, что этот принцип работает и в обратную сторону. Избавься от того, кого они любят – проблема будет решена. Будут тоже тебя любить, в своей манере. Я могу понять твою усталость, но ты сам ничего не делаешь для того, чтобы исправить ситуацию. Я, может, и разочарована, но не думаю, что мы такие уж разные. В конце концов, ты мой сын и должен был перенять хоть что-нибудь от меня. Да и что ты можешь мне дать в таком состоянии? Посмотри в зеркало, взгляни на всё это и повтори любую свою фразу мне и подумай: «Я вообще могу что-то?». Думаю, ответ будет отрицательным.
А мне их и так достаточно.
– Если откровенные разговоры и беседы не способствуют твоему оживлению, можем воззвать к методу более классическому. Мне не очень нравится, но попробуем.
Отчаяние, оно такое. – Мысленно заключает ведьма Маклауд, опираясь локтями о стол и опуская подбородок на сложенные в замок руки. – Надеюсь, об этом никто не узнает.
– Как на счёт сделки, Фергюс?

Отредактировано Rowena MacLeod (2019-08-27 17:33:40)

+1

9

[indent] – Мне нравится этот город. Здесь… тихо, – медленно проговорил Кроули, аккуратно опуская чашку на блюдце. – И я был бы очень тебе благодарен, если бы ты воздержалась от вовлечения местных жителей в свои… эксперименты.
[indent] Он проговорил это очень спокойно, но во взгляде его сверкнула на мгновение та твёрдость, с которой он прежде шёл к выбранной им самим цели. Сейчас от неё мало что осталось, и хватало этого лишь для того, чтобы продолжать из последних сил цепляться за то, что было ему хоть немного дорого. Этот дом на берегу озера, укрытый среди хмурых осенних деревьев. Этот город, в котором его никто не трогал. Ему это очень важно было сейчас – чтобы никто не трогал. И меньше всего ему хотелось, чтобы его мать погрузила это место в кровавый ад – а в том, что именно так и закончится любой её эксперимент, Кроули даже не сомневался. Нет, уж лучше он закажет для неё такси до столицы штата – а там пускай творит всё, что хочет. Разрушение, хаос, ад.
[indent] Миру и так конец.
[indent] – На том свете я уже был, мама, – ровным тоном прибавил он, откидываясь на спинку кресла. – Я всё ещё… там. – Потому что нельзя выйти из пламени Ада, не забрав часть его с собой. И избавиться от этого пламени тоже нельзя, и оно вечно будет гореть внутри, и будет мучить, мучить, мучить, не давая ни на мгновение забыть о том, что он такое на самом деле. Он знал, что его мать тоже помнит об этом. Помнит, кто – что – перед нею, и от этого ненавидит только сильнее. – Теперь для меня есть только небытие. Я просто… перестану существовать.
[indent] Не если. Когда.
[indent] – Да, мама, это проблема, – устало и чуть раздражённо вздохнул Кроули. Потёр висок и рассеянно взглянул сквозь огромное окно гостиной в черноту, скрывшую озеро и сад. – И Люцифер – не «мой». – Дерево жалобно скрипнуло, когда он слишком сильно стиснул подлокотники кресла. – Он может весь мир превратить в выжженную пустыню, и это, чёрт возьми, касается каждого!
[indent] Люстра чуть качнулась из стороны в сторону. Звякнули хрустальные подвески. Кроули замолчал и откинулся на спинку кресла.
[indent] – Я был единственным, кто отговаривал Лилит от этого безумия – выпустить его на свободу, – помедлив, негромко проговорил он. – Однажды я был очень близок к тому, чтобы убедить её остановиться – но вмешались Винчестеры, и всё пошло прахом. Да, они хотели, как лучше – а в результате освободили эту… тварь. Лилит отдала ради этого жизнь – а жертвенность, как ты понимаешь, демонам обычно не свойственна. Нравится тебе это или нет, – Кроули пристально взглянул на мать, – но это падший архангел, за которым идут все демоны Ада, и с котором в прошлый раз не смогло совладать Небесное воинство, жаждавшее лишь стравить их с Михаилом. Так что против него – только смертные люди. Может, некоторые из… чудовищ. И я теперь – просто один из них. Можешь меня поздравить с тем, что я официально встал на сторону людей! – с горечью прибавил Кроули и отсалютовал матери чашкой чая.
[indent] Да, всё так: жребий брошен, Рубикон перейдён. Наверное, всё было так ещё тогда, год назад, когда Люцифер впервые вырвался из Клетки и начал свой кровавый путь по этому миру. В то время он ещё обманывал себя мечтами о троне Ада, который он займёт, повергнув противника. Теперь – нет. Он всё ещё считался королём – но не был им даже в своих собственных глазах. Возможно, хуже всего было то, что, думая об этом, он не чувствовал ничего. Вообще ничего. Ему просто было всё равно.
[indent] – Я знаю, что это невозможно, – с нажимом возразил Кроули. – Ты просто не понимаешь, чего я на самом деле хотел. А если бы я и попытался объяснить – только посмеялась бы, потому что ты всегда смеёшься над такими вещами. И… ну что ты, не стоит извинений: я прекрасно помню, что я тоже дьявольское отродье. Только вот не такое, как все – и в этом вся проблема. Был бы я таким же – возглавил бы сейчас какой-нибудь полк черноглазых тварей, восторженно заглядывающих в рот своему господину. И – нет, мне не нужна их любовь, будь они прокляты! Они понятия не имеют, что это такое!
[indent] Кроули резко поднялся с кресла, отошёл к камину, оперся одной рукой о полку, молча глядя в огонь. Он почти злился на мать, которая снова вторглась в его жизнь, разбередила незаживающие раны, заставила говорить о том, о чём ему не хотелось говорить ни с кем и никогда. Он не хотел никому показывать свою слабость. Ей – тем более. И не хотел объяснять ей, что он правда знает, что такое любовь, и что ему нужна именно такая, какую он знает, а всякая другая лишена для него смысла, и всё лишено смысла, потому что никто и никогда не станет любить его так, как этого хотелось ему.
[indent] – Если я и перенял от тебя что-то, то, полагаю, это все те черты, от которых ты мечтала избавиться ещё тогда, три с половиной сотни лет назад. Знаешь, мне иногда кажется, что ты ненавидишь меня именно поэтому. Потому что смотришь на меня – и видишь ту Ровену, которая казалась тебе неправильной. Я тоже неправильный, я знаю.
[indent] Кроули выпрямился, чуть оттолкнувшись рукой от полки, повернулся к матери, взглянул на неё устало сверху вниз. Ему до сих пор было странно видеть её так близко – и понимать, что ей в тягость каждое мгновение, которое она проводит рядом с ним. Понимать, что любое напоминание о прошлом вызывает у неё лишь глухое раздражение. Понимать, что ему самому это до сих пор причиняет боль.
[indent] – Я не хочу ничего делать. И… ты права, не могу. – Он чуть помедлил и снова опустился на край кресла. – Я только не понимаю, почему ты, видя это, всё ещё разговариваешь со мной. Если я не могу тебе ничего дать, я ведь бесполезен, правильно? А значит, не стою времени и внимания. – Он тоже чуть наклонился вперёд, рассеянно прислушиваясь к треску огня в камине, который один только и нарушал сгустившуюся тишину. Сейчас так легко было поверить, будто мир за пределами этого дома не существует.
[indent] Уже не существует.
[indent] – Знаешь, я думал, что уже не смогу упасть ниже в собственных глазах, – помолчав, с горечью усмехнулся Кроули. – Сделка с родной матерью… Это такой изысканный способ напомнить мне, что торговля – всё, на что я гожусь? Впрочем… и правда, попробуем. – Он понизил голос до чуть насмешливого заговорщического шёпота. – Вдруг в твоих ведьминских запасах есть архангельский клинок или волшебное заклинание, способное отправить Люцифера в небытие?

0


Вы здесь » uniROLE » uniALTER » Abandon all hope


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно