Оказалось, что говорить о чувствах не так уж и сложно. То, что раньше было понятием метафизическим, теперь обрело краски и форму. Зависимость и привязанность сформировались во что-то цельное и сильное, а своё странное и нетипичное поведение стало объяснимо. Персиваль сказал это вслух и сразу стало легче. Ему нравилось смотреть на Ньюта (его Ньюта) такого растерянного, искреннего и чистого. Нравилось быть рядом с ним и рваться к нему. Нравилось выживать в боях, думая только о том, что они обязаны встретиться ещё раз.
Рядом с Ньютом Персиваль всегда становился собой, абсолютно свободным и независимым. Таким живым, человеком, а не машиной министерства. И мир без Ньюта Скамандера, без его тихого голоса, без солнечной улыбки и ясного взгляда был не таким.
— Ты сам сказал, что я пользуюсь твоей лояльностью, но сейчас я не знаю...
— Я глупость сказал, забудь об этом, пожалуйста, — попросил Грейвс, поморщившись.
Он наговорил слишком много всего, поддавшись эмоциям и попытавшись пойти на откровенную манипуляцию. Обычно это было ему не свойственно в отношении близких людей (только в политике), но в тот момент он правда не думал, что вёл себя, как бешеный невоспитанный тролль.
Ньют тем временем сел на скамейку, и Грейвс не торопил его, давая свыкнуться с услышанным. Ньют говорил и, кажется, снова винил себя, волновался и переживал по поводу и без. Абсолютно напрасно: определившись со своими чувствами, Персиваль был уверен, что у них нет повода для волнений. Они справятся, какой бы путь не выбрали в итоге.
— И прости меня, я тогда наговорил тебе ... я просто испугался, что ты мог умереть там. Из-за меня. Я не знаю, что тебе ответить.
— Эй, эй, ты чего?
Персиваль приблизился и опустился на колено, заглядывая в лицо Ньюта. Он протянул руку, прикасаясь к щеке магозоолога со всей возможной нежностью, погладил и мягко улыбнулся, любуясь им. В душе наконец-то наступил покой после всех тревог и волнений. Пронесло, оба они выжили и были снова рядом.
— Ты боишься, что будешь виноват? — спросил Персиваль. — Что, если я сделаю неправильный выбор, то обвиню тебя? Никогда, Ньют. Я хочу остаться с тобой, хочу попробовать жить так, узнавать мир и видеть его так, как видишь ты. Это мой выбор, и твоей вины в этом никогда не будет.
Грейвс осторожно перехватил руки Ньюта и сжал, делясь своей уверенностью. Он бы никогда не позволил себе винить его хоть в чём-то, пусть даже уже единожды сорвался и даже... даже ударил. Испугался до такой степени, что окончательно потерял голову и позволил себе непростительное. Позволил то, за что любому другому сломал бы кисть.
— Ты тоже меня прости, — произнёс Персиваль. — За все мои слова, приказы, за те глупые слова о расставании, за... за пощёчину. Мне очень стыдно. Но, Ньют, я безумно испугался, пока искал тебя. И подумал, что если нам разойтись, то станет проще. Но как станет, если... — он помялся, не зная, как сказать, и всё же продолжил: — если ты уже мне очень нужен. И не перестанешь быть нужным.
Персиваль отпустил руки Ньюта и сел рядом, смотря прямо перед собой. Мысли путались, он не знал, как сделать лучше, чтобы минимизировать их волнения и боль. И чтобы не допустить чьей-либо смерти, потому что жить зная, что Ньюта нет, было бы просто невозможно. Именно поэтому Персиваль никогда не связывал себя отношениями: он не хотел быть зависимым и слабым. А привязавшись к кому-то, приятно осознал, что его чувства — это вовсе не слабость.
— Я знаю, что ты не ребёнок. Знаю, какой ты сильный и талантливый маг. Но, повторюсь, и не такие погибали. По поводу МАКУСА: я устал от бездействия, — признался он. — В Штатах делают вид, что войны нет, но она есть. Я устал биться в закрытые стены, и мне лучше быть рядом с тобой. Уверен, что нам понравится такая жизнь. А наблюдать, как Штаты рухнут подобно Сербии, как загорятся дома и улицы, как умрут люди, но нет уж...
Грейвс резко замолчал, осознав одну простую истину: от кого-то что-то подобное он уже слышал. Геллерт Гриндевальд предрекал это, как предвидел и отчаяние аврора в сложившейся ситуации. В груди болезненно сжало. Персиваль посмотрел на Ньюта, в его ясные глаза, понимая, что тот никогда не поймёт и не простит его выбора. Не примет истины, которую осознал Грейвс. Еще недавно он и помыслить не мог о согласии с Гриндевальдом, о том, что посмеет так позорить свою фамилию и свой род, свою честь. Что рискнёт отвернуть от себя самых близких, в том числе и Ньюта, принятием позиции убийцы и тирана. Но этот самый тиран обещал ему власть. Если сместить Серафиму, договориться с Гриндевальдом, то можно будет избежать трагедии. А ещё можно выторговать жизнь Ньюта.
На глаза навернулись слёзы, которые Персиваль быстро сморгнул. Все сомнения и барьеры пали в один момент. Он ненавидел себя сейчас, ненавидел, но и иного пути уже не видел. Вот тебе и благородство, вот тебе и верность. Грейвс продался за иллюзорные слова. И Ньюту вовсе не обязательно было об этом знать. И всё же, словно заранее предрекая его непонимание, Грейвс сказал:
— Прости меня, Ньют. Прости меня, пожалуйста, за это. — Пусть думает, что Персиваль извиняется за слова о расставании и пощёчине. Пусть думает о чём угодно, но только не о союзе с Гриндевальдом, который Грейвс сейчас видел единственным решением. Грейвс запустил пальцы в мягкие рыжие волосы на макушке магозоолога и притянул его к себе, упираясь лбом в лоб, и прикрыл глаза. — Я никогда не откажусь от тебя. И ты не отрекайся от меня что бы ни случилось, ладно? Пообещай мне это. Сейчас я и правда вынужден вернуться, чтобы не допустить того, что произошло тут, но однажды, я очень этого хочу, мы уйдём вместе. И ты покажешь мне мир.
Отредактировано Percival Graves (2018-12-15 00:39:58)