// где ты был – или нет – каким ты стал? сколько раз сменилось море сушей?
для тебя – и стон, и стих, и сталь,
для тебя все это, так послушай, перестань
приходить во тьме по собственную душу,
тщиться заковать ее в хрусталь.

[indent] Если быть честным до конца, то Геллерт сильно сомневался в своей затее. Впрочем, это был интересный эксперимент, который стоило бы провести раньше ... лет на пятнадцать минимум. Но, тогда он уверенно считал, что проблем никаких не станет, а то, что оказалось позади — в прошлом и останется. Как оказалось, даже такой человек, как Геллерт Гриндельвальд не способен в полной мере освободиться. Хотя, какая свобода, если напоминание о данной когда-то клятве висит у сердца?

[indent] Написать Альбусу Дамблдору письмо оказалось легче, чем казалось. Геллерт не разбрасывается на объяснения, причины, поиски — он пишет краткое «Нужно поговорить», чуть внизу указывая адрес одной из парижских крыш и отправляет совой. Удивительно, правда? Геллерт практически ощущает привкус потерянной юности, когда подобные записки могли стать началом увлекательнейшей дискуссии, в которых они искали свои ответы — они искали самих себя и находили их в друг друге. Слишком приторно, слишком «слишком». Гриндельвальд уже давно считал, что отбросил это все из своей жизни, оставил за чертой. Оказалось, что предаваться ностальгии даже интересно. И все же великого темного волшебника раздирало любопытство.

[indent] Придет ли Альбус Дамблдор на его приглашение?

[indent] Учитывая, как он годами скрывается в своей школе, при этом успевая мешать, то сомнительно его ждать. Будет ли этому причина безразличие, нежелание или страх — или число обид, которые явно остались между ними невысказанными в силу многих обстоятельств. Фактически, они бы встретились впервые за много лет. Эта мысль будоражила. Гриндельвальд чувствует себя мальчишкой, который ждет рождественского подарка, но нужно еще немного потерпеть. Если, конечно, «подарок» соизволит почтить своим присутствием. Великий Альбус Дамблдор — единственный, кто по мнению некоторых, способен ему противостоять по-настоящему. И Геллерт был бы полным глупцом, если бы не воспринимал этот факт серьезно. Все же не ради старой-доброй ностальгии по утраченным возможностям Геллерт решил первым прервать многолетнее молчание.

[indent] Он хочет знать наверняка.
[indent] Кому-то придется делать выбор.
[indent] И ему точно также.

[indent] В назначенный час  Геллерт сидит на крыше, плечом упершись плечом о стену. Сидит так, словно пришел словить свою порцию одиночества на прекрасных улицах Парижа. Город влюбленных на деле редкостная помойка, что с маггловской стороны, что со стороны волшебников. Но, этот город ему нужен — значит, он его использует. Геллерт подумывает, что еще пару минуточек подождет и все, прикрывает глаза, отдаваясь своим мыслям, пока не слышит знакомый звук хлопка от аппарации и сердце невольно не пропускает удар.

[indent] Это ведь даже не смешно.

[indent] На мгновение кажется, что это кто-то из своих решил прервать его уединение. Геллерт не спешит поворачивать голову, но потом все же косится на узнаваемую фигуру Альбуса. Смотрит с интересом, никак не комментируя, просто спокойно взирая на британца с таким видом, словно он тут вообще лишний в этой картинной сцене. Это и правда не смешно, вообще ни разу, а посмеяться хочется.

[indent] — За что люблю британцев, так это за их пунктуальность. — отозвался он бодро, поднимаясь на ноги, привычным движением поправляя накинутое на плечи пальто. Едва хмурится, оставаясь на месте, но все равно порывая в себе желание подойти и прикоснуться. Просто, чтобы понять — это не обман и ему удалось выманить Дамблдора из его норы. — Признаюсь честно, я удивлен. Мне казалось даже, если я оставлю пепелище вместо городов, ты все равно не покажешь носа из своей школы.

[indent] Геллерт уже столько лет занимается их общим делом, что слава о нем начала ходить рано. С каждым годом все больше, все увереннее, все жестче. Гриндельвальдовых поклонников не зря называли фанатиками — каждый из обладал всеми навыками верной гончей и по указу своего лидера рвал любого. Если это было выгодно самому Геллерту. Только вот совсем скоро все изменится, а больше прятаться по углам они не будут — ни он, ни его верные подданные, ни весь магический мир, Геллерт не завидует тем, кто воспротивится или пожелает отрицать истину вместо того, чтобы бороться за право властвовать над миром и своими судьбами. И ему очень не хочется, чтобы Альбус оказался в числе этих бедолаг.

[indent] Их связывает нерушимая кровная клятва. Её свидетельство при нем, хранится годами на шее у сердца, как признак того, что Гриндельвальд не забыл  — он помнит свои клятвы и до сих пор ни словом, ни делом её не нарушал. Как говорится, при должной мотивации  .... Если бы очень хотел, то [возможно] нашел бы способ разорвать связь. Не говоря о том, что его бессилие в вопросах прямого боя совсем не означает бессилие других. Геллерт не хотел его смерти, он хотел совершенно иного  — он верил, что Дамблдор одумается, вернется к истокам, перестанет лгать самому себе. Ложь всегда удобна, но неужели этой ложью Альбус собрался жить до конца жизни? Тратить понапрасну свой гений. Геллерт этого откровенно не понимал, но у него выпала неожиданная возможность это все узнать.

[indent] — Но, на самом деле я хотел поговорить о важном. — тянуть-то особо нечего, — Не через твоих протеже, а напрямую. Скажи мне, друг мой, в свете грядущих событий, какую сторону примешь ты? Везде шныряют твои протеже, агенты ... мне становится неловко от такого навязчивого внимания. Поэтому мне хочется знать, кого я вижу перед собой — друга, врага или ты продолжишь прятаться от очевидного? — он не заигрывает с ним, спрашивает сразу, бьет прямо и не опасается этого. Геллерту нужны ответы, а пофилософствовать о смысле жизни они могут как-нибудь потом, если  такая возможность им еще выпадет.

Отредактировано Gellert Grindelwald (2018-11-19 21:09:02)

[indent] Альбус называет его по имени, а он немного хмурится, словно упиваясь звучанием этого имени именно от Дамблдора. Гриндельвальд внимательно наблюдает за каждым движением старого друга, отмечая про себя перемены в нем — они смотрятся сейчас несколько иначе, нежели замечались на колдографиях. Гриндельвальд сам себе признаваться не хочет, что ему не хватало этого человека — не хватало той поддержки, которую мог оказать ему Альбус, пойди ли он с ним до конца.

[indent] — Забыл? — в негромком вопросе прозвучало едва слышимое раздражение. — Это не я забыл о своих клятвах, о своих идеях и целях.

[indent] Гриндельвальд тогда предпочел сбежать, подозревая, что его обвинят во всех грехах. Не сказать, что [тогда еще по сути мальчишка] он не считал себя виноватым в случившейся трагедии. И здраво расценил, что Альбус более видеть его не захочет, не после этого. Неприятно было осознавать, что Альбус просто перешагнул через все это, отрекся от всего и теперь слывет не только одним из могущественных волшебников, защитник угнетенных, борец за взаимодействие с магглами — святой человек. От этого становится еще более смешно, будто Геллерт чувствует себя паршивой ошибкой в жизни давнего друга, которую тот предпочел стереть из своей жизни всеми мыслимыми способами. Впрочем, Гриндельвальд тоже не стремился к этой встрече — он пошел дальше. Просто потому что не мог отступить от своих целей.

[indent] Геллерт замечает, что Альбусу холодно. Вкидывает бровь, будто пытаясь понять, почему профессор переоценил климат Парижа весной, не взяв с собой пальто. Не заставлять же мерзнуть, в самом-то деле! Кажется, попытки согреться Альбуса, таки довели и без того нервного Геллерта. Он вскидывает руку в сторону, будто приглашая, но на деле на руке тут же появляется пальто — его. Неспешно подойдя к Альбусу, темный волшебник будто и не замечал оцепенения собеседника. При этом Гриндельвальд до сих не ответил на вопросы, толком не прокомментировав ничего. Только с видом крайней невозмутимости расправил пальто и накинул его на плечи Дамблдора. Они очень мило смотрелись в практически одинаковых пальто,но тут вопрос скорее в том, чтобы уважаемый профессор не подхватил простуду. Или в том, что Геллерту доставляет то еще удовольствие играть на нервозности Альбуса. Ему хочется заставить того раскрыть себя, показать свое истинное лицо, а не смотреть на эти натянутые неправдоподобные улыбки.

[indent] — Кто-то должен что-то делать. — негромко начал он, смотря прямо в светло-голубые глаза. Опустив взгляд замечает на руках профессора браслеты, кажется, вообще не церемонясь, берет его руку в свою, рассматривая министерские методы контроля. — Я надеюсь, мне не ждать гостей? Еще рано, Альбус. — для министерских шавок у него будет своя специальная программа. Задержав прикосновение на руке Альбуса, Геллерт все-таки отстраняется на несколько шагов. — И ты это терпишь, миришься с их глупостью. Ради чего? — в голосе прозвучало искреннее непонимание мотивов Альбуса. Неужели все то, что они могли бы получить [будь они заодно] меркнет по сравнению с местом в школе и постоянными допросами от глупцов, не видящих дальше своего носа?

[indent] — Скоро все изменится. Нет, я не собираюсь, как ты вероятнее считаешь, устраивать кровавых расправ. Уверен, моя слава идет впереди меня, особенно в ваших кругах праведных борцов за справедливость. Я собираюсь раскрыть магическому сообществу глаза на истину на тот единственный путь, который спасет нас самих. Я и сейчас хочу мира. Хочу свободы. И хочу этого для своих братьев и сестер. И в отличии от других не боюсь сражаться за это. — он резко повернулся к Альбусу, будто упрекая его, — Не можешь против меня пойти. Неужели, Альбус, если бы нас не связывала старая клятва, ты бы пришел и убил меня? — что будет, если найдется способ победить магию, однажды ими сотворенную? Впрочем, Геллерт совершенно не собирался ничего снимать.

Отредактировано Gellert Grindelwald (2018-11-20 16:14:39)

[indent] Даже приятно, что это не ловушка Министерства и им подобным — что Альбус не пошел на эту сделку в угоду своим целям. О том, что Дамблдор не доброжелательный идиот, то Геллерт знает получше многих, и [если быть честным] сомневается, что это знание не обоюдно и среди чиновников. О их связи узнают, если еще не знают наверняка. Геллерта это волнует слабо, практически нет, ведь для него нет никакой разницы, что знают о его прошлом в Министерствах — они или падут, или подчинятся.

[indent] Говорящий о ценах Дамблдор — зрелище забавное. Геллерт даже не сдерживает ухмылки, не сводя цепкого взгляда с профессора. Последний явно нервничает, это ощущается и замечается, пусть Гриндельвальд столько лет его не видел. Ему даже приятно осознавать, что перемены коснулись его не кардинально, не изменили до неузнаваемости. Он все еще узнавал того, кто был ему другом. Впрочем, позвал он британца не ради сравнительного анализа, посему нужно с этим заканчивать, пожалуй.

[indent]  — Смешнее тебя, говорящего о клятвах, только ты, говорящий о цене. Считаешь, я плачу её недостаточно?  — не сдержался он, но все же ответил на высказанную претензию.  — Я ушел, потому что не видел для себя другого выхода. Ты и твой брат легко могли обвинить меня в смерти девочки. Не спорю, моя доля вины есть в этом инциденте, но садится за это в Азкабан мне не хотелось. Но, я остался верен своим целям, когда ты предпочел спрятаться и отказаться от всего. Из того, что я замечал, то ты не долго проливал по мне слезы, Дамблдор. Судя по твоей блестящей карьере, ты очень быстро оправился от трагедии.

[indent] Геллерт хотел быть больно, ему было даже не жаль эту боль причинять Альбусу. О, сколько бы он хотел ему сказать, признаться, показать. Гриндельвальд ощущает себя заложником собственного прошлого, кровной клятвы, свидетельство которой хранится у сердца. Но, сейчас это становится в миг неважным, когда он видит подтверждение слабой догадки — видит чувство на измученном лице Альбуса, истерзанного собственными сомнениями. О, Геллерт сейчас куда лучше разбирается в людях, нежели в свои шестнадцать. Но, это все порождает мысль, что у них есть шанс, что он сможет остановить Дамблдора от непоправимого поступка. Просто потому что друзья ведь должны приходить друг другу на выручку, даже если они совершенно не друзья.

[indent] — Все может измениться, друг мой. — он вновь делает шаг навстречу, но сохраняет дистанцию, будто опасаясь, что доведет несчастного британца до крайностей. Ему это совершенно не нужно. — Все, о чем мы мечтали, чего хотели, к чему стремились — все это не было пустым звуком. И другие нас услышат, Альбус, они уже слышат. Слышат истину и правительства больше не могут в угоду своей власти заставлять всех прятаться. Их так много, тех, кто жаждет свободы. — Геллерт совершенно не обманывал. Он умел убеждать, у него было множество сторонников, некоторые из них слыли настоящими фанатиками. Многие из них последуют по пути революции до самого конца, Геллерт не сомневается. — Присоединяйся ко мне. К нам. Ты ведь мучаешься, я же вижу. Альбус, зачем ты упираешься здравому смыслу? Неужели оно того стоит? Министерство Магии хотя бы раз высказало тебе благодарность за все твои усилия, когда ты якобы незаметно подсылал ко мне своих шпионов? Хотя бы раз вознесли твои таланты? Нет, они садят тебя на цепь, и винят в том, что ты не желаешь становиться палачом. Делают это из страха, из неспособности принять очевидную истину, из желания уничтожить все, чего не понимают. Позволь мне показать тебе то, что видел я.

[indent] Геллерт говорит негромко, вкрадчиво, но просит искренне. Он бы правда мог многое показать Альбусу, если бы тот позволил. У них бы получилось переступить через застарелые обиды. Геллерт сам готов проглотить все, только бы не иметь необходимости расценивать британца в качестве врага. И если у Геллерт есть, что предложить, то он предлагает сейчас. Просто потому что уверенно считает, что бесконечно прятаться у Дамблдора не выйдет, и тогда проблема может усугубиться. Поэтому проблему лучше решить заранее, пока слышится лишь её эхо.

[indent] Удивительно, что Альбус постепенно соглашается, все еще боится уступить своим страхам, но Геллерт отчетливо понимает, что у него есть все шансы. От этой мысли сердце волнительно забилось, будто бы Гриндельвальд ощутил ворох позабытых чувств. Слабая лживая надежда на то, что между ними еще можно все исправить — ох, если бы это было и правда возможно! Геллерт хочет воспользоваться этим шансом. Это и выгодно, ведь в союзниках Альбус куда важнее, нежели в качестве врага. И все же великий темный волшебник начинает сомневаться, что в данный момент руководствуется лишь холодным расчетом, когда смотрит в растерянные глаза профессора.

[indent] — Если бы я считал тебя врагом, мы здесь не стояли. Я бы нашел способ решить проблему в твоем лице. — он говорит это просто, потому что реально и правда никогда не считал Дамблдора своим врагом. Они не могли быть врагами. — Если бы я не хотел тебя видеть рядом с собой, то этого бы всего не предлагал. Альбус, чего ты боишься?

[indent] Геллерт был уверен, что сумеет развеять все страхи друга. Обязательно попробует. Он с горечью осознает, что человек перед ним побуждает в нем столько противоречивых эмоций, что для холодной расчетливости лидера Армии Гриндельвальда это совершенно не свойственно. Вероятно потому он избегал подобных привязанностей — а может просто знал, что не сможет привязаться так больше ни к кому и никогда.

[indent] Покажи.

[indent] Триумф разливается в сознании, затапливает ярким светом. Она смешивается с злостью — он видит в каком состоянии Дамблдор. И винит не себя, а министерских чиновников, всех тех глупцов, из-за которых волк решил стать овцой. Так не должно быть и не будет. Геллерт думает о том, что наблюдающий за этим Гриммсон знает, что делать дальше, куда нести полученную «случайно» информацию. Теперь все точно будет иначе — правильно. Так, как должно быть изначально.

[indent] Геллерт смотрит в светлые глаза уверенно, но все еще будто ища там подвох. Впрочем, если это очередная игра Дамблдора, на которую Геллерт умудрился попасться, то темный маг совершенно не завидует профессору. Просто потому что даже его безграничному терпению и лояльности есть пределы. Берет волшебника за руку и мгновенно аппарирует только по ему указанному направлению.

[indent] Они оказываются в амфитеатре близ гробницы Лестрейнджей. Амфитеатр уже защищен нужными заклинаниями, а его людей здесь немного — приготовления идут полным ходом. Геллерт выходит на средину сцены, уводя за собой Альбуса. Кэрроу удивленно и одновременно настороженно смотрит на нового гостя, но получив знак, кивает и уводит за собой остальных. Геллерт разворачивается смотря на Альбуса как-то требовательно, словно ждал от него определенной реакции.

[indent] — Здесь пройдет встреча с нашими братьями и сестрами. Теми, кто захочет встать с нами в предстоящих переменах. Альбус, — он нетерпеливо взмахнул рукой, словно предвещая поток аргументов против, — У нас более нет времени. Я видел...видел войну, которую они развяжут в угоду своей гордыне и святой уверенности, что именно они здесь хозяева. Видел разрушения и жертвы, которые это даст миру и не могу этого допустить. Магглы должны знать свое место и я им его укажу. Это не значит, что я убью всех до единого ... совершенно нет. Как ты и хотел когда-то... сила лишь в мерах необходимого, не больше. Ты думаешь я монстр? Не я начал первым это противостояние, не я. Но, если мне нужно защитить то, во что я верю и будущее, которого хочу для всех нас, я не остановлюсь перед глупцами. — в голосе подступают стальные нотки, отдающие эхом в пустующем амфитеатре.

[indent] Геллерт умолкает, позволяя себе паузу, внимательно наблюдая за каждым движением и переменой на лице Альбуса. Ему не хотелось, чтобы все прошло насмарку. Зря что ли распинается? Впрочем, он чувствует, что его слова имеют эффект. Нужный эффект. Он достает из внутреннего кармана палочку и коротко взмахивает ей. Появляется тот самый артефакт в виде черепа с трубкой, позволяющий видеть не только ему, но и окружающим. Геллерт подготовился к этой встрече, если честно, пусть и не надеялся на такой успех. Иногда подготовка к всем своим действиям не бывает лишней. Гриндельвальд снимает с плеч пальто, оставаясь в пиджаке поверх рубашки и жилета. Не задумывается толком о том, что теперь отчетливо на шее виден такой знакомый им обоим кулон, хранящийся в кармане на груди. Ох, эта глупая сентиментальность. Гриндельвальд вдыхает глубоко, чувствуя, как сознание размывается и силой воли концентрируется на тех самых видениях. Они выходят вместе с дымом, показывая Альбусу не что иное, как приближение новой войны. Вспышки залпов, горы трупов, разрушения городов и прочие ужасы, по сравнению с которыми Первая Мировая была сказкой.

[indent] — Теперь ты понимаешь? Вот что будет, если мы не возьмем бразды правления в свои руки. Не примем на себя эту ответственность. — впрочем, Геллерт слишком умело скрывал за своим образом борца за свободу фанатичную жажду власти. — Я видел и другое видение ... оно до сих пор сильно, мой друг. — он оставляет череп на ступеньках, подходя к Альбусу, смотря тому прямо в глаза. Вновь оказываясь поразительно близко. — Я видел, как мы с тобой правим этим миром, как и должно. Мы стоим на перепутье истории, и если будем бояться, то утонем в ней. — он оценивающе смотрит на Альбуса, замечая тень сомнения, выбора, который в представлении самого Гриндельвальда был очевиден. Это вызывает в нем едва слышимый вздох. Он отходит, кажется, будто злясь. — Что они с тобой сделали, Альбус? Что ты с собой сделал? Неужели это жизнь быть в страхе перед своими убеждениями, желаниями, стремлениями? Зачем ты загнал себя в стойло и запер на цепи, если можешь освободиться прямо здесь и сейчас. Дай мне освободить тебя. — просит, потому что чувствует, как тому трудно. Потому что сейчас очень многое зависит от решения Альбуса. Буквально все.

[indent] Новый мир, который окажется не таким ... приторно правильным, каким хочет видеть его Альбус. Идеальный мир, где все счастливы. Геллерт про себя думает, что со временем ничего не изменилось, но по привычке не поправляет. Альбус сам все выберет и сам все поймет — пути назад нет. Гриндельвальд с удивлением смотрит, как Дамблдор опускается на колени, как противится тому, что ему показывают. Не ожидал, что на него это произведет такой эффект, но так даже лучше. Геллерт все равно говорит, просто забивает словами гвозди в крышку гроба старых глупых принципов Дамблдора, которые были рождены из страха и одиночества. Геллерт какое-то время наблюдает за всем этим, понимая, что добился нужного результата. Удивительно, как складывается судьба, но она всегда одна — а них одна одна на двоих, Гриндельвальд в этом свято уверен. Впрочем, видок стоящего на коленях перед ним Альбусом, конечно, должен произвести впечатление, если за ними кто-то наблюдает. Вдруг кому-то непонятен был приказ уйти подальше.

[indent] — Альбус...— негромко обращается он, подходя к тому, приседая рядом, обхватывая за плечи одну рукой, а второй обнимая шею. Обнимает с заботой и нежностью, прикрывая глаза, невольно наслаждаясь возникшей близостью. — Не надо слез. Мы все исправим, поверь мне. Это будет наш мир. Пойдем со мной.

[indent] Он уже знает, что Альбус выберет, чувствует это. И ему трудно скрыть торжество во взгляде, обращенному к высокому своду амфитеатра. Это будто вернуть обратно недостающий кусочек самого себя. Дамблдор, сколько бы Геллерт не отрицал возникшую связь с ним, всегда эхом присутствовал в его жизни. Всегда и везде, будто бы паршивое напоминание о прошлых прегрешениях, о ужасающей ошибке, о потере того, кем ты был готов жить без остатка. О том, что с Альбусом все было бы лучше [кто, как не он, способен претворить в идеал каждую его мысль?].

[indent] Геллерт продолжает прижимать британца к себе, успокаивая. Он ведь здесь. Геллерту бы хотелось сказать о грядущих переменах в том настоящем ключе, в котором это все и происходит. Нет, идеи все те, причины те же, только Альбусу все равно придется смириться с необходимыми жертвами. Или он сам их принесет во имя Общего Блага, или же он продолжит жить в счастливом отрицании, но Геллерт хорошо знает Дамблдора — он совсем не такой чувствительный, каким хочет казаться сам себе. Просто трудные времена наступили. Гриндельвальд отстраняется, удерживая профессора [уже бывшего] за плечи, а после помогая подняться на ноги.

[indent] — Протяни руки. — коротко сказал он, доставая палочку. Взмахнув ею следящие за магией браслеты дрогнули и буквально осыпались на пол. Вероятнее всего в Министерстве об этом узнают, если не знают уже. Геллерт, удовлетворившись результатом, предлагает Альбусу пройти к ступенькам и присесть. Так будет гораздо спокойнее. — Думаю, с этого момента у тебя начинается новая жизнь.

[indent] Геллерт выглядит довольным, пусть и не сводил внимательного взгляда с лица Альбуса. Просто потому что не разбирал, что еще может пойти не так. И дело не у застаревшей паранойе, просто у Дамблдора вечно свои условия. Геллерт был готов ко всему, если честно, считая, что Дамблдора он теперь сможет переубедить. Не говоря о том, что с показаниями Гриммсона и разрушенными браслетами, ему возвращаться толком некуда. И Геллерту совершенно не жаль за это.

[indent] — Не думал, что это на тебя так повлияет. — спокойно заметил он, присаживаясь на каменную ступень рядом. — Значит, этому внемлют и другие. Придется воевать, Альбус. Но, мы будем воевать за правое дело. — вытерпев короткую паузу, негромко полюбопытствовал. — Почему ты не пришел раньше?

Отредактировано Gellert Grindelwald (2018-11-23 02:52:23)

[indent] Я пойду с тобой.

[indent] Эти слова отдают незабытым прошлым. Геллерт отбрасывает его в сторону, потому что искреннее торжествует от мысли о том, что Альбус Дамблдор теперь с ними. От мысли, что ему не нужно убивать, не нужно придумывать хитроумных планов, не нужно просто постоянно мириться с отсутствием единственного близкого человека в своей жизни — он теперь с ним. И Геллерт сам себе дает обещание, что не отпустит — больше никогда и никуда. Теперь все будет так, как должно.

[indent] Геллерт лишь слегка улыбается на благодарность, наблюдая за реакциями друга. Нельзя недооценивать силу и умения Дамблдора, его ум, но ему не хочется искать в этом всем подвох. По большому счету они друг другу прямого вреда даже причинить не могут. Гриндельвальд думает, что все оказалось слишком хорошо, но, возможно, годы ожиданий были ему испытанием. Если кое-кому требовалось столько лет для осознания своего места, то значит так оно предначертано. Впрочем, Геллерт все равно считал, что Дамблдор зря награждал себя лишними страхами — они лишь сжигают изнутри, постепенно убивают не хуже самых изощренных отрав.

[indent] — Ты правда считаешь, что я бы тебя не принял? — вздохнул он, беззлобно усмехаясь, — Вопреки всему, что произошло в прошлом и разлуке, я все равно ждал. Надеялся, что однажды ты поймешь, увидишь, что наши идеи имеют право на жизнь больше, чем их. 

[indent] Рассказ Альбуса вызывает в Геллерте противоречивые чувства. О, если бы он знал, что Альбус вовсе хотел его видеть и вернуть, то обязательно бы откликнулся. Но, судьба распорядилась таким образом, что у них не получилось этого сделать. Отчасти шокированный потерей человека, которому так доверился, Геллерт первое время во многом пересмотрел свои взгляды, кажется, окончательно повзрослев. Он так и не захотел настолько приближать кого-то к себе, даже с самыми близкими последователями и соратниками держа дистанцию [неважно, какую]. Обжигаться больше не хотелось в той далекой юности, а с годами это стало привычкой. Были ли готов Геллерт уничтожить эту дистанцию вновь для Альбуса? Он был не уверен, есть ли она для него вообще. Если же есть ... время покажет.

[indent] — Они всегда будут считать меня угрозой, конечно, в газетах обо мне нелестно откликнутся. Пока. — он не сомневался в том, насколько пресса в принципе способна менять приоритеты. — Альбус, наше дело включает в себя многие аспекты, среди которых и те, которые могут показаться тебе не совсем ... мирными. Мне нужно знать, что ты не убежишь сразу, когда я начну убирать мусор под ногами волшебного мира, очищая его. — он берет его руку в свою, сжимает ее, отвлекая на себя, не на свои мысли. Под мусором Геллерт имел ввиду большую часть магглов, лицемерных чиновников и всех тех глупцов, которые удержать свою власть вопреки здравому смыслу.  — Нам не по шестнадцать, дорогой, мы не можем позволить себе ошибиться. Я готов поддержать тебя, Альбус, поддержать твои идеи, дать тебе все, чего бы ты не пожелал. Все, чего ты заслуживаешь. — он склоняет голову набок, внимательно смотря в глаза мужчине, — Взамен я прошу лишь доверять мне. И помнить, что ты больше не один.

[indent] Геллерт увидел это чувство, с которым Альбус смотрел на него. Поразительно, если это и правда оно, то Дамблдор пронес его буквально сквозь годы. От этого должно стать еще печальнее от мысли, что эти годы судьба их разделила — трагичный случай, который не дал им нести эту нести вместе, как равным и единым в своих стремлениях. Геллерт не собирался пока давать Альбусу многое в плане дел Армии, пока еще нет — Дамблдор должен адаптироваться, переродиться, а окружающие принять его. И Геллерт улыбается мысли о том, что вскоре он официально объявит: Альбус Дамблдор вернулся к истокам, он вернулся домой.

[indent] — Я правда рад тому, что ты со мной. — он позволил себе мягкую улыбку, а черты лица стали не такими натянуто спокойными, — Честно говоря, я рассчитывал, что ты упрешься ... или предпочтешь объявить мне войну. Я даже не надеялся, что ты придешь на встречу. Нужно было раньше тебе писать. — благодушно закончил он, и в тоне проскочила прежний азарт, словно эхо того мальчишки, которым он был двадцать пять лет назад.

[indent] Альбус делится воспоминаниями — неожиданно, молчаливо, но они говорят так много. Геллерт видит это все, прикрыв глаза, концентрируясь на деталях, чувствуя, как в горле отдается привкус горечи. Они столько упустили, столько потеряли и неизвестно — смогут ли вернуть когда-либо.  И Геллерт больше не хочет, чтобы Дамблдор вот так понапрасну тратил свои чувства, свои силы. Теперь только реальные письма, речи, идеи — теперь он будет рядом и попросту уже не отпустит. Просто потому что не сможет. Сейчас Геллерт это осознает с горечью, и с радостью, будто не в силах избавиться от засевшей в груди глупой юношеской обиды за прошлое, пусть он в нем тоже виноват. Сейчас это не так важно, куда важнее, что Альбус делает правильный выбор. Тот самый, которого от него ждет Гриндельвальд.

[indent] Он вновь улыбается, уже чуть шире и более расслаблено по мере ответов дражайшего друга. Смотрит при этом цепко, будто пытаясь уловить нечто неуловимое. Ему хочется показать ему так много, для этого не хватит нескольких видений или громкой речи. Хочется закрыться с этим человеком в кабинете и показывать карты, наработки, планы и прочее — он хотел, чтобы Альбус оценил масштабы. Такой гений, как Альбус Дамблдор, просто не может взять и не оценить этого всего, того, что делает Геллерт уже не первый год. Ради Общего Блага. Конечно, немец будет делать это все постепенно и не сразу, но мысль о том, что однажды он сможет без сомнений делиться с ним каждой своей мыслью, согревает так и не остывшее за годы сердце.

[indent] — Да, боюсь, Министерство не обрадуется твоему ... добровольному увольнению. — хмыкнул он, продолжая сжимать руку Альбуса, — Но, то что радует меня, очень часто расстраивает Министерства. — это очевидно, не правда ли? Геллерт поддается порыву, разворачивается к мужчине, властно касаясь его лица пальцами, а свободной рукой все еще продолжая сжимать его руку, — Ты все узнаешь, со временем. Помнишь, как мы хотели? Гриндельвальд и Дамблдор — два лидера революции за свободу магического мира, будущие повелители нового порядка. — кто-то скажет детские мечты, но почти все их Геллерт пронес в себе и они вырастали вместе с ним. Из планов, идей и задумок в четкие действия, порядки и тезисы, которые в итоге сформировали его движение, дали толчок всему. — Все это может стать реальностью. Я представлю тебя нашим братьям и сестрам, верным идеям Общего Блага. Все будет сделано правильно,а ты постепенно привыкнешь и все узнаешь. Иначе я на радостях засыплю тебя информацией. — его тон приобретает мягкие нотки, более расслабленные и без настороженного показательного спокойствия.

[indent] Геллерт какие-то секунды вновь молчит, убирая руки. Будто что-то обдумывая. Потом достает из внутреннего кармана до боли им знакомый кулон — не потерянный, не запертый неизвестно где, только бы глаза его не видели никогда. Все эти годы хранящийся у Гриндельвальда и обладающий не меньшей ценностью, нежели хранимая и полученная Старшая Палочка. Подвеска висит на цепочке, кажется, сполна демонстрирующая отношение к Альбусу у Геллерта. За столько лет он даже не избавился от этой клятвы, хотя мог — пусть и слишком большой ценой, но все равно этого не сделал.

[indent] — Уверен, ты не забыл. — склоняет голову набок, — И я не забывал ни минуты. — с этими словами он ловким движением вновь возвращает подвеску себе в карман, — И раз я начал хвастаться своими достижениями, уверен, газеты обмолвились об этом, но ... — он достает из внутреннего кармана пальто палочку, аккуратно и полюбовно, до сих относясь к ней, как к произведению искусства. О, кто, как не Альбус, должен сие оценить? — Это и правда она, Альбус. Старшая Палочка Певереллов. — один есть, пусть Геллерту не удалось найти остальные, но он считает, что рано или поздно сумеет объединить артефакты. На данном этапе он и без того обладает сильнейшим из Даров Смерти. Палочка, которая уже в руках Геллерта принесла множество смертей, помогала сотворить немыслимую магию. Мощь, которая сделала его только сильнее, убедив в шальной и безумной мысли правильности пути.

[indent] Геллерт показывает все это, чтобы Альбус поверил чуть больше, убедился в том, что сделанный только что выбор идеален. Игра на том, что когда-то их объединяло однажды и будет объединять теперь и навсегда. Лишнее подтверждение тому, насколько важна для немца их связь, но она была для него действительно важна. Просто Геллерт не до конца представлял, насколько Альбус реально осознает методику их борьбы и целей — в прошлом это уже сыграло с ними злую шутку. Впрочем, Гриндельвальд дает себе слово, что обязательно сделает работу над ошибками. Пока лишь возвращает палочку в карман, мягко улыбаясь Альбусу.