Владыка Элронд сказал после Совета, что отряд Хранителей отправится, когда придут донесения от разведчиков. Осень шла к концу, близилась зима, и Боромир уже не находил себе места. Что-то подсказывало ему, что многое эти мудрые решили заранее, и что они знали о том, как и где можно уничтожить Кольцо. И что вообще с этим Кольцом нужно делать, - он сморгнул, видя перед собой искристый золотой отблеск на ободке. Проклятье Исилдура. Великая сила. Которую, - он открыл глаза и медленно уставился на белую стену шумящего водопада, надлежит принести в жертву ради блага этого мира.
- «Ожидание длилось, а проводы были недолги»*, - глухим, замогильным голосом произнес Боромир в шепот ривенделлских садов. Опадали последние листья, холодом журчали водопады; Средиземье засыпало, готовясь к зиме. В Ривенделл – Имладрис – Последний Домашний Приют, и как его только еще не называли, угрюмая осень с уродливо голыми ветвями не то что бы не совалась, но отчего-то не резала глаз так печально, как оно обычно случалось.
Запустив ладони за ремень, Боромир тяжело и свирепо вздохнул. Толку ждать! Все проволочки и задержки перед походом раздражали его, похоже, сильнее, чем прочих. И как не раздражаться, если на Юге пылает и бьется, как живое сердце, его страна? Этот вот, зовущий себя Странником, Арагорн-Элессар, не слишком-то радеет за свой народ. Предначертанный ему, его ожидающий, - Боромир горько скривился. Нет, нет, надеяться Гондору остается только на себя. Однажды сломанный меч может вновь сломаться. Древние короли далеко не всегда соответствуют что пророчествам о себе, что потешным стишкам, которые сочиняют такие же потешные хоббиты.
По беломраморным ступеням прошелестели жухлые, засохшие листья. Ветер стонал в высоких скалах, окружавших Ривенделл. Ожидание длилось.
- Будьте вы прокляты, - спускаясь беломраморными ступенями, под шорохи скользящих по ветру листьев, искренне желал Боромир всем задержкам и препятствиям что на грядущем непростом пути, что перед ним. Сам себе напоминал боевого коня, застоявшегося в конюшне, позабытого, без прогона да прогулки. Груз долгих месяцев пути уже сошел с него; могучее тело, подстегиваемое жаждой действия, рвалось в бой.
Он спустился под стрельчатую арку в высокий переход, один из десятков в Доме Элронда, похожих друг на друга – как казалось Боромиру. Одинаково неяркие, сумеречные, то такие, в которых видно все, будто ясным днем, удивительно четко. Стены ли так светились? – Боромир приложил ладонь к прохладному гладкому камню, на ощупь больше похожему на поверхность свежего дубового листка. Стены не светились. На миг перед глазами стало темно, будто свет эльфийского дома померк. Хмурясь, Боромир отступил, и, про себя уже вновь прокляв все, чем недоволен, размашисто пошел прочь, совершенно не представляя себе, куда направляется. В конце перехода оказалась узкая винтовая лестница, по которой навстречу человеку поднимался эльф. Боромир посторонился, на что эльф, несущий в руках поднос с какими-то фруктами, серебряным кувшином и кубками, мелодично что-то сказал, чуть наклонив остроухую голову. Знающий по-эльфийски всего пару фраз Боромир ответил кивком, возможно, чуть более быстрым, чем того требовала учтивость. И пошел вниз по лестнице, которая вскоре вывела его в еще один переход – но поменьше и потемнее, хотя все равно – сумеречно-светлый. Дальний его конец играл теплыми отсветам, похоже, что пламени, и Боромир невольно ускорил шаг.
Ну, ничего удивительного его взору не предстало – эльфы, даром, что полунебесные создания, но тоже и едят, и пьют. Он стоял на пороге чего-то вроде кладовой, только не представлял себе никогда, что с кладовой могут уживаться большой яркий камин, и выходящий к неизменным водопадам балкон. Здесь было прохладней, чем в остальном дворце, и, приглядевшись к темной, одинаково округло отблескивающей стене, понял, где оказался. Винный погреб, хоть и не погреб, - Боромир подошел к краю балкона, задрал голову вверх, в жемчужно-серое, затянутое тучами небо.
- Адан, могу ли я помочь вам? – журчание ручейка донеслось из-за спины, и, обернувшись, Боромир ощутил, как раздражение, стискивающее грудь, чуть ослабло. В небесно-голубых одеждах, будто лоскут того самого, что за тучами укрылось, неба, перед ним стояла хрупкая эльфийка; волосы, волной струящиеся по спине, были живым пламенем, или воплощенным багрянцем осенних кленов, а глаза сияли, будто два родничка. От такой красоты было впору дар речи потерять, что с Боромиром на мгновение и произошло. Эльфийка светло улыбалась ему, но в глазах-родничках стоял вежливый вопрос.
- Прошу прощения, миледи, - гондорец прижал к вышитому на груди Белому Древу сомкнутые в кулак пальцы, и наклонил голову, на сей раз со всей подобающей неторопливостью. – Похоже, я немного заплутал в ваших прекрасных чертогах. Но вид мне нравится, - отчасти, это относилось и к дубовым полукружьям у темной стены. За три (четыре) недели своего пребывания в Имладрисе он заметил, что хмельное здесь подают и потребляют охотно, только вот было ли оно на самом деле хмельным? Казалось, что пьешь чистую воду, а кровь от нее разгоралась, начинала стучать в жилах быстрее. – Не скажете ли мне, где я оказался? – он заметил в руках девы такой же поднос, что и у давешнего эльфа, только пустой.
- Здесь мы храним припасы и вино, адан, - любезно отозвалась эльфийка, поворачиваясь к полкам, и складывая на поднос крупные, блестящие в свете камина яблоки. Боромир смотрел на ее голубую накидку, и прикидывал, что бы могло оказаться под ней. Затем шагнул к яблокам, и мягко, но решительно взял у эльфийки поднос.
- Простите мне мое невежество, миледи, но я не видел здесь ни полей, ни виноградников. Видимо, просто не успел, да? – эльфийка не рассердилась на его жест, только улыбнулась, взглянув гондорцу в лицо одновременно таким детски чистым и бесконечно мудрым взглядом, что того до нутра пробрало стыдом за недавние мысли. А она продолжала складывать яблоки, которые с глуховатым звоном ложились на поднос.
- Вероятно, не успели, адан, ведь вы прибыли в Дом Владыки совсем недавно, - они передвинулись к большим плетеным корзинам, источающим аромат сладкий и сильный, будто солнечные лучи ударили прямо в лицо. Зеленый виноград переливался в тонких пальцах эльфийки тяжелыми гроздьями драгоценного полупрозрачного нефрита. – У нас есть и поля, и сады, и виноградники, но они скрыты от глаз чужеземцев. Мы возделываем землю, как это делают малые народы, - лицо Боромира чуть дернулось, - только немного иначе, - как, по-видимому, объяснять эльфийка не собиралась. С подносом в руках Боромир прошел за ней к бочкам, и заинтересованно втянул воздух носом, когда в пустой серебряный кувшин сложнейшей чеканки ударила темно-красная струя.
- Такого букета не встретишь и в винных погребах моего отца, - с уважением заметил Боромир. Эльфийка рассмеялась – точно хрустальные бусины рассыпала.
- Эльдар не нуждаются в дурмане, даруемом вином, но любят его вкус, и то, как славно спорится под него беседа, - Боромир уже только было собрался предложить побеседовать, но эльфийка, улыбнувшись напоследок, невесомо взяла из его рук весьма увесистый поднос, и направилась к выходу из кладовой. – Если желаете, можете отведать, адан.
- Постойте, миледи! – осененный внезапной мыслью, окликнул ее Боромир. – Варят ли эльфы эль?
- Эль? – прелестное личико осветилось короткой задумчивостью. – Да, мы готовим этот напиток из солода и трав. Для тех, кто предпочитает его вину. Если желаете, здесь есть и он, - головка на точёной шее повернулась в сторону, противоположную винной стене – там, так же горизонтально сложенные, были еще бочки.
- Безмерно благодарен вам, миледи, - он поклонился эльфийке, краем глаза видя на изящном столике ряд больших кружек, явно предназначенных для эля. Как же он раньше-то их не заметил? – голубая накидка истаяла в сумерках коридора, а Боромир только было положил руку на рычаг, выпускающий эль, как вдруг услыхал шум – кто-то двигался к кладовой, и это точно был не эльф. Слишком шумен.
Гондорец выпрямился, поставил кружку на подставку рядом. Ему совсем не улыбалось делить свое одиночество и эль, даже пусть и эльфийский, с кем бы то ни было. Недовольство и раздражение никуда не делись, и сейчас всколыхнулись вновь. Гневаться же без причины, выплескивать раздражение – недостойно воина, но Боромир знал, что увы, не безгрешен.
*Владимир Высоцкий - Дорожный дневник, ч.I
Отредактировано Boromir (2017-07-18 05:14:30)