Ей здесь не место.
Королева готейских эскулапов смотрится в Мукене столь же уместно, как хвойное дерево посреди пустыни. Чистилище для преступников. Самых опасных. Самых жестоких. И самых заблуждавшихся - потому здесь сам Азаширо. Девятнадцать тысяч лет в бесконечной тьме заключения - он сам вернулся их отбывать. И, пожалуй, не надеялся увидеть в момент освобождения хоть одно знакомое лицо - в том числе, и её. Сам Готей может закончить своё существование за столь долгий срок.
Но Унохана Рецу здесь. Очень рано. И очень... странно.
Азаширо будто видит её сестру-близнеца. Несомненно, у этой шинигами внешность Уноханы. Но взгляд, походка, движения, выражение лица - Азаширо ни разу не видел её такой. Тогда, сотни лет назад, он бился над загадкой того, что скрывается за мёртвой фарфоровой маской. Единичные случаи, в которых он подмечал некие изменения в поведении, так ничего и не дали. Даже вездесущее око Урозакуро не помогло, хотя в какой-то момент Соя стал намеренно провоцировать Унохану на те самые жесты и взгляды, специально не глядя на неё напрямую, тайно пользуясь зрением Урозакуро.
Что ж, сейчас она несомненно куда более жива. Как минимум, она выглядит как человек, впервые свободно вздохнувший за много лет удушья. Но первое, что мелькает в мыслях Азаширо - он не уверен, что хочет видеть то, что несомненно вскоре увидит.
- Урозакуро, - мысленное обращение к занпакто. - Иди в Сейрейтей. Узнай... что-нибудь. Что-нибудь касаемо Уноханы. Быстрее.
Его мечу хватило ума не иронизировать по поводу сказанного. Девушка в кожаной маске качает головой и растворяется в воздухе, а капли реяцу Юго впервые за два года достигают города шинигами. Вернувшись в Мукен, Азаширо рассеял некоторое количество влияния занпакто на окружающее пространство и верхние уровни тюрем, вплоть до границы с бараками Первого отряда. Но затем остановился. В конечном счёте, он решил повременить с тем, чтобы по новой опутывать Сейрейтей. Возможно, позже. Но пока он устремил своё восприятие вовнутрь. Несмотря на несколько веков, проведённые под наркотиком сверхвозможностей, Сое предстояла ещё долгая работа над собой.
Но это придётся отложить. Слишком уж плохое предчувствие.
Рецу, очевидно, кого-то ждёт. И наконец дожидается. Но появившаяся фигура давит тенью давнего поражения, и Азаширо едва рефлекторно не вскакивает, готовый к поединку.
Его преемник, Зараки Кенпачи. Киганджо Кенпачи был слабаком. По-настоящему титул сильнейшего Зараки унаследовал у него, Азаширо.
Почему именно он? Что вообще может связывать мирную целительницу и дьявола битвы? Одну из основателей Готея и бродягу, нашедшего место капитана уже тогда, когда Унохана стала живой легендой?
Но Унохана говорит. И Соя чувствует, как у него холодеет нутро. Сейчас он предпочёл бы вновь стать сталью и камнем, имеющим предназначение инструмента, но не живые человеческие слабости. К моменту, как время разговоров кончается и начинается поединок, Азаширо поднимается с земли. Но не движется дальше.
Кенпачи! Первая Кенпачи! Основательница звания, заложившая породу Одиннадцатого отряда!
Она, Унохана! Унохана Ячиру!
Азаширо делает шаг вперёд. С помощью Юго он может моментально оказаться посреди поединка. Но медлит.
Ещё один шаг.
Нет. Он не имеет права вмешиваться в эту битву. Не нужно долго думать, чтобы понять, что свело их здесь. Этой бой за титул. Имя "Кенпачи" может носить лишь один. И Азаширо очень сильно сомневается, что когда-то Унохана отдала его в поединке. А значит, она всегда была непобеждённой Кенпачи.
Азаширо же этого имени лишился. Сколь бы не были велики его возможности, их ценность - ничто для этого сражения. Потому он лишь смотрит.
Смотрит и ужасается.
В первые минуты Азаширо не сомневался в победителе. Зараки дьявольски силён, да. В конце концов, Азаширо ему уже проигрывал. Но выйти один на один с кем-то из соратников Ямамото? С тем, кто на равных сражался бок о бок с сильнейшим шинигами всех времён? Глупость. И Унохана действительно легко и непринуждённо рубит, кромсает и разрезает противника.
А затем так же легко и невозмутимо его исцеляет. Словно так и должно быть.
И тогда Соя начинает паниковать. Если это игра, то Унохана совершает ошибку. Азаширо в своё время пытался победить Зараки малыми усилиями - и из-за этого потерял шанс победить его вообще. Но то, что делает Унохана, вообще за гранью добра и зла. Полнейший абсурд! Бред! Безумие! Азаширо помнит способность Зараки подстраиваться под силу противника. Если Унохана продолжит с ним забавляться, то обязательно проиграет! И в отличие от Азаширо, она не сможет раствориться в воздухе и покинуть поле боя.
Она умрёт.
Азаширо едва держится от выкрика в сторону Рецу, чтобы та прекращала этот идиотизм. Рецу... нет, всё-таки Ячиру. Не важно! Но тут он понимает. Читает язык боя, как бывший Кенпачи. Она делает то же, что сделал Соя. Она начала поединок с намерением проиграть. Отдать титул. Азаширо в своё время понял, что более не может им владеть. Многое произошло, многое в нём изменилось за короткий срок. И тогда он направился прямиком к Зараки, зная, что шансов у него уже нет. Соя не знает мотивацию Уноханы... но она несомненно пришла сюда умереть.
Азаширо парализованно наблюдает за боем. Сложно сказать, что он испытывает к Унохане. Всё слишком... неопределённо. Но внезапное открытие её истинной личины не отвратило. Напротив, заставило сопереживать в разы больше. И теперь... теперь он всё равно стоит и смотрит. В его вмешательстве будет больше вреда, чем пользы. Если бы кто-то попытался остановить Азаширо в его стремлении проиграть Зараки, он увидел бы в этом оскорбление. А уж Ячиру...
- Урозакуро, - также безмолвно произносит Азаширо. - В Двенадцатый отряд, быстро.
- "Тут, между прочим, война. Квинси, Ванденрейх, это вот всё..."
- Это не важно. Мне нужно влияние на территорию Двенадцатого отряда.
Хотя в мысли всё равно прокрадывается вопрос, на кой дьявол двум шинигами нужно убивать друг друга, когда на пороге враг. Но это подождёт. Мысли о квинси ушли так же быстро, как появились.
К окончанию поединка Азаширо чувствует себя необыкновенно старым и уставшим, хотя он лишь наблюдал со стороны. Каждый удар, полученный Уноханой, заставлял нервные окончания сжиматься в болезненном приступе. От каждой атаки Зараки, имеющей шансы стать победной, едва не срывало собой же установленные оковы, однако Азаширо не вмешался в бой. Но эта пытка наконец закончилась.
Урозакуро опутала сетями Юго лаборатории Двенадцатого. Миг - Азаширо исчезает из Мукена, словно нет в нём бесчисленного числа защитных печатей и барьеров. В новом месте он хватает с полки три шприца с Ходжику-зай, и тут же возвращается в бессолнечную тюрьму.
Зараки, кажется, сам не рад победе. Но очень быстро его внимание переключается на что-то другое. Азаширо не имеет ни малейшего желания разбираться, какие голоса живут в голове последнего Кенпачи. Он спешно направляет Сейтай Юго в Унохану, объединяя с Урозакуро и собой. Случись им сразиться, это было бы провальным решением. Попытайся Азаширо ослабить реяцу в теле Ячиру - его бы разорвало. Но сейчас она едва ли не мертва. Сейчас это необычайно легко.
Далее всё проносится смазанно и туманно. Азаширо вновь покидает Мукен, ещё раз нарушая своё же обещание себе. Он сам и Унохана, слившись с воздухом, моментально переносятся к ближайшему Сенкаймону, и двое бывших Кенпачи спешно перемещаются в Генсей. Сейчас там явно безопаснее, чем в охваченном войной Обществе Душ.
Ей здесь не место.
Азаширо останавливается в ближайшей пустой квартире. Где бы ни были хозяева, им лучше не появляться как можно дольше, чтобы им не поплохело от присутствия столь могущественных духовных сил. Азаширо располагает Ячиру на кровати, с болью наблюдая, как израненное тело Первой материализуется из воздуха. Тут же в руке появляется Ходжику-зай. Хвала богам, конструкция у него простая. Соя вкалывает содержимое шприца в бедро Уноханы. Помедлив несколько секунд, использует ещё одну дозу. Сейчас... сейчас надо просто подождать, пока она придёт в себя.

Первые несколько минут тянутся мучительно долго. Словно Азаширо вновь вступил в эффект дурманящей смеси капитана Куроцучи. Но нет, на сей раз обман восприятия Азаширо навлёк на себя сам. Против своей воли, разумеется. Он предпочёл бы закрыть глаза и открыть через пару мгновений, с тем, чтобы увидеть исцелённую Унохану. И речь не только об израненной плоти. Кажется, впереди куда бóльшие проблемы, для которых не найдётся решения среди изобретений Двенадцатого отряда.
Азаширо сидит подле кровати с закрытыми глазами. Но влияние Урозакуро привычно разрастается всё дальше, и Соя всё равно видит Ячиру. Вслед за треснувшей маской сломалась и её обладательница. Но это временно. Когда-то он потерял сестру, и следом - даже минимальную возможность испытывать что-то человеческое. Теперь он вновь обрёл утерянные крупицы личности. Сестру он уже не вернёт. Но и не позволит кому-либо ещё, хоть сколь близкому, погибнуть раньше него.
Сразу же вспоминается Дон Канонджи. Смертный с обликом шута и сердцем бесстрашного героя. Что ж, этот странный малый справился куда лучше. Он как раз защитил Року Парамию от Азаширо. Сам же Соя лишь похитил у Зараки почти мёртвую Унохану.
Возможно, всё-таки стоило вмешаться. Но сделанного не воротишь. А сомнения - цена за возвращение живого мышления с человеческими слабостями.
Дыхание Ячиру становится различимым, и Азаширо открывает глаза. Всё в порядке. Всё будет в порядке. Критическое состояние миновало. По крайней мере, уже точно можно говорить, что она будет жить.
Скулы сводит болью от напряжения, когда к его лицу тянется рука Ячиру. Она называет Азаширо именем своего убийцы, отчего разум пронзает вспышка гнева. Не на Унохану. На него. Азаширо не держал зла на Зараки, когда пришло время отдать ему титул. Даже был благодарен, в какой-то степени. Но сейчас тяжёлый взгляд пронизывает Унохану, видя в каждой из её ран отражение дьявола с иззубренным мечом. Вора, незаслуженно получившего самое громкое имя в Обществе Душ от истинного владельца. Именно, что незаслуженно!
Хотя, бессмысленно отрицать: на Унохану он зол тоже. Из-за безумного решения умереть. Что бы она себе не придумала... Она не права. Не может быть права. Её потеря невосполнима для...
Азаширо медленно моргает. Кажется, мысли опять затрагивают тему, о которой помышлять не следует. Во всяком случае, обрушивать злость на Ячиру он не намерен. Не та ситуация.
Унохана наконец узнаёт его. Интересно, отправляясь в Мукен, она вспоминала о том, кто там есть среди прочих? Помнила ли она вообще о нём? И если да - то что именно она хранила в воспоминаниях?
Тишина вновь нарушена, вновь голосом Ячиру. Замешательство более, чем оправдано. Проблема в том, что Азаширо сам не знает, что сказать. "Соя"... Последний раз он слышал это обращение в далёком детстве. Долгое время он и вовсе обходился именем "Кенпачи" вместо полученного при рождении. Азаширо тихо выдыхает, едва удерживая шквал эмоций под железным контролем. Всё-таки, века железной дисциплины дают о себе знать. Их хватает, чтобы не ринуться на побеждённую, но выжившую Кенпачи с объятиями и потребовать, чтобы она никогда более не отказывалась от жизни.
- Зараки... - уголки губ дёргаются вниз при повторном упоминании треклятого преемника их обоих. - Вероятно, делает то, чего ждут от Кенпачи. Сражается, - Соя кладёт ладонь поверх её руки, пытаясь сохранить самообладание под неизмеримой тяжестью печали в её глазах. - Как я мог видеть, исход поединка вверг его в отчаяние... если ты спрашиваешь про это, - чуть помедлив, добавляет он.
Едва ли это важно. По той простой причине, что Зараки забудет про это отчаяние при встрече со следующим же противником. Но Ячиру, кажется, интересовало именно это. Судя по их диалогу перед битвой, их связывало нечто большее, чем простая борьба за имя.
- Держись, - очень тихо произносит Азаширо. - Скоро тебе станет лучше.
Самоконтроля хватает, чтобы в голос не пробилась дрожь, но жёлто-зелёные глаза не в силах скрыть всю нахлынувшую болезненную усталость и тревогу. Кажется, он более не сможет быть столь же закрытым для неё, как раньше. Всё честно: он тоже знает про неё куда больше, чем большинство.

Он честно пытается разглядеть в глазах Уноханы хоть что-то, не вызывающее тревогу. Но видит лишь растерянность. Видит и то, что она отвергает случившееся. Не признаёт правильным. Напряжённость от этого взвинчивается ещё и ещё. Азаширо не может предугадать наверняка, как Ячиру поступит. Но может предположить. И предположение выходит пугающим.
Масочную вежливость Азаширо отбрасывает сразу же. Здесь нет ни "Азаширо-сана", ни "Уноханы-доно", ни ещё чего-то подобного. Возможно, это пятнает его благородное происхождение, но Соя прекратил дворянскую жизнь ещё в детстве и с того момента перестал отождествлять себя с высшим светом. У них будет достаточно времени, чтобы поиграть в вежливые реверансы на чайных церемониях, междустрочия между строк и смыслы внутри смыслов. Потом. После того, как она окончательно исцелится.
Хотя, она ведь даже не знает про изменения в Азаширо. Вероятно, она и не ждёт, что её попытаются остановить. Стал бы он раньше? Он прежний, с мышлением рокочущего бесстрастием механизма?
Что вообще случилось бы, узнай он об Ячиру ещё тогда? Возможно, бросил бы ей вызов и погиб. Возможно... возможно, он сумел бы измениться уже тогда. И всё могло пойти совершенно другими путями. Но история не терпит сослагательного наклонения. Скорее всего, всё произошло именно так, как должно. Жизнь и не обязана выстилаться шёлком перед всяким, кому этого хочется. Они оба носили титул сильнейшего, а значит, обязаны справляться с любыми возникающими препятствиями.
Азаширо безмолвно провожает Унохану взглядом. Пока не ясно, что говорить. Она уже выглядит совсем оправившейся, Азаширо же растерян сам. Никто не предоставил времени на сочинение громоподобной речи, что приведёт Ячиру в уравновешенное состояние. Он бесстрастно смотрит, как Первая снимает униформу. Сколько тысяч лет назад она впервые назвалась шинигами? Сколь долго она смеялась над тем, что одежда варваров и бандитов по всему Руконгаю стала официальной формой солдат Готея? Насколько непостижимой и сверхчеловеческой должна быть жизненная ситуация, после которой Унохана Кенпачи надела этот хаори с числом "четыре"?
И сколько бесконечностей эта чарующая красота цветка в объятиях смерти скрывалась сначала за личиной демона меча, а затем - за маской смиренного милосердия величайшего лекаря?
Азаширо завороженно наблюдает за выверенными движениями тонких рук. Сила красоты и красота силы. Унохана действительно выглядит пришедшей в себя и знающей, что делать, но это - фанатичная уверенность смертника. Это не то, ради чего Азаширо вытянул её за пределы досягаемости вестника гибели с безымянным мечом.
- Рецу...
Урозакуро возникает из ниоткуда начинает быстро что-то шептать владельцу на ухо, но Азаширо жестом её останавливает. Она предельно глупо переоценивает себя, если всерьёз полагает, что сможет как-то повлиять на Миназуки.
Азаширо вскакивает с коленей, стоит только острию клинка опасно приблизиться к бледной коже Первой.
- Ячиру!!!
Соя создаёт дьявол знает сколько клинков из воздуха, направляя их в плоскость лезвия Миназуки, с тем, чтобы оттолкнуть в сторону. С искажённым болезненным гневом лицом он бросается вперёд, хватая клинок голой рукой. Вторую руку он кладёт Ячиру на плечо и с силой встрахивает, встречаясь с её глазами взглядом, полным злости, растерянности и... мольбы.
- Если Кенпачи должен быть только один, - медленно цедит Азаширо, уже не пытаясь унять дрожь в голосе, - то ты должна прямо сейчас вернуться в Сейрейтей и стереть его существование из реальности, - злости во взгляде уже куда больше, чем остального. - Ты бросила ему это имя как кость собаке. Выкинула его. Выкинула, чтобы он подобрал и обрадовался тому, какой он значимый и сильный.
Соя медленно моргает. Глаза прищурены в попытке разглядеть хотя бы намёк на то, что Ячиру его слушает. Из пальцев левой руки медленно сочится кровь - интересно, Миназуки доволен тем, что за один день побывал в ранах двух Кенпачи? Соя с силой сжимает плечо Ячиру. Он отказывается принимать столь упорное желание умереть во имя варвара из Зараки.
- Почему? - тихо, почти шёпотом.

- "Мой генерал, а если наш враг о семи головах?
Семь сверкающих корон над звёздными башнями?"
И ты шепчешь: "Госпожа моя, я помогу победить тебе страх.
Нашу армию мы вылепим ещё более страшною!"

Едва ли хоть кто-то из когда-либо живущих видел Первую Кенпачи такой. Вряд ли хоть кто-то мог подумать, что она может быть... уязвимой. Беззащитной. Не слабой, но... хрупкой. Многие ценные вещи на редкость хрупки. Потому и скрываются за толщами стали и камня, чтобы никто не сумел их коснуться. Не повредить, не сломать. Уязвимости есть даже у бессмертных демонов.
Что уж говорить, и сам Азаширо не смог отречься в своё время от главной слабости - воспоминаний о сестре. Но не будь той слабости, сейчас или он сам был бы мёртв, или все три мира сотрясла необычайная катастрофа от его триумфа. Азаширо никогда бы не признал этого ранее, гнал бы подобные мысли подальше от взора... но, очевидно, иногда слабость - это хорошо.
Руки мягко прижимают Первую к груди. Азаширо по-прежнему зло нахмурен, но за внешним гневом скрывается лишь глубокая боль, что Ячиру с ним разделила. Если подумать, не потому ли он сам ушёл в Мукен во второй раз? Грандиозные планы оказались фатальной ошибкой, а больше у Азаширо ничего не имелось. Его присутствие за пределами тюрьмы стало бы лишним и ненужным. А сам себя он убедил в необходимости самосозерцания, потому как - видят боги! - это звучит куда более возвышенно и величественно, чем "во мне нет необходимости".
Всё оказалось так просто. Да, это чудовищно несправедливо, это болезненно и разочаровывающе - но от этого не менее просто. Ячиру не нашла себе дальнейшего пути. Все дороги завершены. И спутники тоже остались в прошлом. Никого и ничего.
Однако как раз потому, что проблема именно в этом, Азаширо постепенно успокаивается. Он видит, из-за чего всё сложилось именно так. Узреть корень проблемы - наполовину найти её решение. Ячиру попросту слишком долго шла теми тропами, что сейчас подошли к концу. Она не верит, что можно начать новый путь. Слишком сильна привязанность к тому, что закончилось.
Но ведь за этим здесь и он?
Влияние Урозакуро перерезает часть ткани на его хаори и переносится к порезанным пальцам, обматывая их на манер повязки. Не стоит пачкать одежду и кожу Ячиру ещё и своей кровью. Азаширо аккуратно берёт Ячиру на руки и поднимается.
- Куда угодно. Туда, куда ты захочешь, - голосу постепенно возвращается самообладание, дрожь спадает.
Соя относит Первую на кровать - пусть хоть на этот раз она с неё не соскакивает - Юго же поднимает снятую ранее одежду и ровно укладывает на пол возле ног Азаширо.
- Мне очень жаль, что Ямамото-сотайчо погиб. Едва ли он когда-нибудь научился бы гибкости, но он всегда был гарантом надёжности для Готэя.
Нельзя было не упомянуть старого генерала. Всё же Унохане он являлся ещё и близким другом со старых-старых времён. Азаширо невольно понимает, что Генрюсай не отправил бы Ячиру на смерть. Но вечно не правит никто. Уязвимости есть даже у бессмертных демонов.
Азаширо не решается коснуться рукой её лица, потому снимает слёзы с кожи и ресниц Ячиру вездесущим Юго. Интересно, чувствует ли она его прикосновение таким образом? Всё-таки, это не просто поток безымянной стихии, а его реяцу.
- У тебя есть...
"Я" - вот что чуть не сорвалось с губ. Нет. Слишком рано для таких громких слов. Вдобавок, вполне может статься, что после этой ночи они уже никогда не увидятся. Азаширо не решается предугадать, каким будет финальное слово Ячиру.
- У тебя есть твоя жизнь и твоя свобода. Я думаю... ты слишком долгое время посвящала и то, и другое чему-то другому. Потому и растеряна сейчас, когда они вернулись к тебе.
Азаширо вытягивает руку в сторону. Миназуки поднимается в воздух вместе с ножнами, и плывёт в сторону Сои. За его спиной мигом материализуется Урозакуро и начинает, хихикая, что-то бормотать про "он очень забавно ворчит" и "в следующий раз он такого не позволит". Вернувшийся в ножны тачи Азаширо кладёт подле Уноханы, следом садится на кровать сам.
- Если ты не нужна Готею, то разве стоит беспокоиться о том, нужен ли он тебе? Если с ним тебя больше ничего не связывает, то пора попросту начинать новый путь, - Азаширо проводит пальцем по вороту дзюбана, выдёргивая с помощью Юго крупицы засохшей крови и оставляя ткани чистейшую белизну. - Ты - Унохана Ячиру. Беглая шинигами, - Соя на миг слабо улыбается. - И в твоём распоряжении весь мир.
Азаширо медленно выдыхает. Всё почти наладилось, он уверен. Ячиру не видит выхода всего лишь потому, что жизнь зашорила ей другие варианты, а бывшее окружение не заинтересовано в том, чтобы она видела что-либо ещё. Значит, эту миссию возьмёт на себя он сам.
- Я... могу помочь.
Азаширо отводит взгляд чуть в сторону. Он всё ещё не уверен, не слишком ли много на себя берёт. Несомненно, Азаширо обязан её спасти. Здесь он мог пренебречь мнением Ячиру на этот счёт. Но что потом? Что она скажет, что решит?
По крайней мере, неопределённость не будет мучить долго. Ещё до рассвета станет ясно, кто каким путём пойдёт дальше.

Что ж, это тоже ожидаемо - за один вечер Ячиру не переубедить. Нужна куда более долгая работа над тем, чтобы поменять её отношение к собственной жизни. Однако по новой она за рукоять Миназуки не берётся - уже хорошо. Значит, есть все шансы, что эта работа всё же будет приведена в действие.
Пожалуй, положение Азаширо как преступника только ухудшается. Речь не только о том, что он покинул тюрьму. Унохана должна быть мертва по приказу Готея, значит, Азаширо в очередной раз идёт против его воли. Беспокоит ли это Сою? Нет. Ему не в первой находить мотивацию соратников-шинигами неверной, а их самих - заблуждающимися. И в этот раз, как и в предыдущие, он не намерен считать Готей-13 врагом. Просто наступил, наконец, момент, когда их пути окончательно расходятся. Ничего критического в этом нет, Готей простоит и без Азаширо, и без Уноханы. Время новой эпохи. Да и свой Кенпачи у них есть, зачем им пережитки прошлого? Замена Унохане как медику, судя по всему, есть. Азаширо вовсе никогда не являлся нужным элементом организации шинигами.
- Значит, самое время вспомнить, - Соя неопределённо дёрнул плечами. - Раньше в этом не было нужды. Теперь это насущная необходимость.
Он чувствует исцеляющее касание Ячиру, бесстрастно наблюдает за движениями её руки, что в равной степени забрала и спасла бесчисленное число жизней. Первая… Первая и единственная.
Унохана и раньше занимала особое место в жизни Сои. Теперь же, узнав её как основательницу имени “Кенпачи”, Азаширо тянется к ней сильнее прежнего. Он не обладает более этим именем, нет никакого смысла видеть в ней конкурента. Зато ощущается необъяснимое родство, незримая связь, разрастающаяся с каждой минутой. Единение, сравнимое с влиянием Урозакуро. Потому слова о непринятии её истинной личины вызывают колючее недоумение. Как это возможно? Именно к началу битвы в Мукене она стала прекрасной, как никогда раньше!
Его меч, к слову, вновь исчез из вида, предварительно похлопав Азаширо по плечу. Сам, мол, накрутил тут интимную обстановку, вот и разбирайся теперь с ней.
Ячиру молчит. Соя внимательно вслушивается в тишину, пропускающую сквозь себя минуту за минутой. Ещё одна крайне хрупкая вещь. Нет в мире ничего проще, чем прервать тишину, сколь бы долго она не держалась. Но сам Азаширо позволяет ей мягко окутывать комнату, потому как она ценна, как и многое из хрупкого.
Краем глаза видно движение. Ячиру готова говорить. Славно, диалог продолжается. Значит, она сама хочет найти решение. Очень хорошо.
Сомнения - тоже поиск, потому слова Ячиру оседают в разуме мягко и безболезненно. Упоминание Зараки вынуждает хмуро свести брови, но и это ерунда. Азаширо прекрасно осведомлён о традициях Кенпачи, на своём опыте знает, как они ведут дела. Ничего неожиданного. Равно как и ничего пугающего. Азаширо вступит с ним в бой ещё раз, если потребуется. Глупо бояться смерти, когда точно знаешь, что это ещё не конец.
Соя отвечает на прикосновение, повернувшись к Ячиру. Медленно, осторожно. Словно она исчезнет, если движение выйдет слишком резким. И в воздухе повисает вопрос, резко сбивающий с Азаширо мраморное спокойствие во внешнем виде. Он открывает рот, но тут же закрывает. Есть, что сказать. Но он боится собственных мыслей. И того, что сказанного Унохана не примет. Да и не излишество ли это для него самого? Имеет ли он вовсе право сближаться настолько хоть с кем-то?
Глаза напряжённо закрываются, Азаширо чуть опускает голову. Возвращение к человеческому по-прежнему приносит сложности. Что ж… так, похоже, будет всегда.
- Я думаю, - медленно начинает Азаширо, - ответ принесёт тебе лишь смятение, - он вновь поднимает взгляд на Ячиру. - По крайней мере, он приносит смятение мне. Потому что раньше я никогда никого не любил.
Как глупо: за вопросами вселенской важности Соя всегда видел варианты собственных действий, здесь же обескуражен собственными порывами. В простой ситуации, которую в жизни переживает каждый человек. Вероятно, он УЖЕ сказал лишнее. Но механизм уже запущен, и шестерёнки задвигались.
- Даже во время моего первого заточения в Мукене, до того, как мой разум исцелился, я всегда вспоминал о тебе. Я хочу тебе помочь. И помогать в дальнейшем. Я хочу чтобы ты жила - именно жила, а не существовала, подавленная мыслями о своей ненужности. Я смотрю на тебя и вижу прекраснейшую из женщин из несметного их числа, что когда-либо видел в Сейрейтее, Руконгае и Генсее. Когда ты хотела умереть, я был готов погибнуть сам, если бы это спасло тебя. Каждый раз, когда ты говоришь о том, что больше никому не нужна, я мысленно кричу - "ты нужна мне". Мне кажется, что если ты исчезнешь, то отражение реальности, которое воспринимаю я, померкнет навсегда, - Азаширо тяжело вздыхает, после тянет руку к лицу Ячиру и касается пальцами её нижней губы. - Кажется, именно это и называют любовью.
Азаширо ощущает некоторую усталость, будто это была не медленная тихая речь, а многочасовой монолог перед толпой. Но вместе с тем и лёгкость. Самое трудное выполнено. Больше не нужно сдерживать сказанное за и так потрескавшейся скорлупой самообладания. Тревога, нервозность - но, по крайней мере, сейчас на него обрушится правда. Возможно, она окажется болезненной. Возможно, и ему придётся искать другой путь. Но разве есть в мире нечто более человеческое, чем надежда?
В конечном счёте, сил удерживать какие угодно маски больше нет. Ячиру увидит в его глазах подтверждение тому, что в сказанном он не лукавил.