о проекте персонажи и фандомы гостевая акции картотека твинков книга жертв банк деятельность форума
• boromir
связь лс
И по просторам юнирола я слышу зычное "накатим". Широкой души человек, но он следит за вами, почти так же беспрерывно, как Око Саурона. Орг. вопросы, статистика, чистки.
• tauriel
связь лс
Не знаешь, где найдешь, а где потеряешь, то ли с пирожком уйдешь, то ли с простреленным коленом. У каждого амс состава должен быть свой прекрасный эльф. Орг. вопросы, активность, пиар.

//PETER PARKER
И конечно же, это будет непросто. Питер понимает это даже до того, как мистер Старк — никак не получается разделить образ этого человека от него самого — говорит это. Иначе ведь тот справился бы сам. Вопрос, почему Железный Человек, не позвал на помощь других так и не звучит. Паркер с удивлением оглядывается, рассматривая оживающую по хлопку голограммы лабораторию. Впрочем, странно было бы предполагать, что Тони Старк, сделав свою собственную цифровую копию, не предусмотрит возможности дать ей управление своей же лабораторией. И все же это даже пугало отчасти. И странным образом словно давало надежду. Читать

NIGHT AFTER NIGHT//
Некоторые люди панически реагируют даже на мягкие угрозы своей власти и силы. Квинн не хотел думать, что его попытка заставить этих двоих думать о задаче есть проявлением страха потерять монополию на внимание ситха. Квинну не нужны глупости и ошибки. Но собственные поражения он всегда принимал слишком близко к сердцу. Капитан Квинн коротко смотрит на Навью — она продолжает улыбаться, это продолжает его раздражать, потому что он уже успел привыкнуть и полюбить эту улыбку, адресованную обычно в его сторону! — и говорит Пирсу: — Ваши разведчики уже должны были быть высланы в эти точки интереса. Мне нужен полный отчет. А также данные про караваны доставки припасов генералов, в отчете сказано что вы смогли заметить генерала Фрелика а это уже большая удача для нашего задания на такой ранней стадии. Читать

uniROLE

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » uniROLE » uniVERSION » Добро пожаловать домой


Добро пожаловать домой

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

http://sd.uploads.ru/LyrKw.png

Byakuran Gesso & Kikyo & Daisy

• • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • •
// Katekyo Hitman Reborn! //

Настоящее время Считается, что спасение утопающих - дело рук самих утопающих. Бьякуран и Кикьё категорически с этим не согласны. Поэтому они идут спасать Дейзи от ужасов ада, в котором он оказался.
• • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • •

+3

2

- Кем, говорите, вы ему приходитесь? - уточнил главврач - лысоватый мужчина с узким, неприятным лицом. Цепкий взгляд скользнул по лицам гостей, не нашел, к чему придраться, и вернулся к бумагам.
- Двоюродным братом, - не моргнув глазом соврал Кикье. Подался вперед, заслоняя собой Бьякурана, к которому упрямо продолжал обращаться их собеседник, и сам нашел нужную страницу в раскрытой папке на столе.
- Вот тут все написано. Мой клиент совершеннолетний, учится, имеет достаточно средств к существованию, и после смерти родителей Курта право опеки переходит к нему, как единственному живому родственнику. А поскольку он постоянно проживает в Италии, ему придется забрать ребенка из вашего учреждения. Как видите, все по закону. Но если у вас все еще остались вопросы, я вас внимательно слушаю, доктор Лоуренс.
Всего на мгновение, пока слегка ошарашенный взгляд Говарда Лоуренса блуждал по строчкам тщательно подготовленных документов, Кикье позволил себе обменяться взглядами с боссом.
- Мы не получали известия о смерти мистера и миссис Бейкер.
Кикье снова подтянулся через стол и выдернул из помеченного красным стикером кармашка свидетельство о смерти.
- Вы его получили. Полчаса назад.
Он опустил руки на подлокотники кресла с удовлетворением отмечая, что пальцы не дрожат. Удивительно, потому что нервничал он невероятно, несмотря на все бесчисленные репетиции, которые у них были, несмотря на то, что на подделку документов, лежащих сейчас на столе главврача этого гадюшника, ушла куча времени и не меньшая куча денег. Фальшивые ID. Фальшивые свидетельства о смерти. Фальшивые документы, подтверждающие право на адвокатскую практику в пяти странах мира.
Справедливости ради, он действительно изучил все возможные прецеденты, связанные с передачей опеки над несовершеннолетними гражданами США, и совершенно точно знал, что у института, в который они обратились, были все возможности затянуть это дело: передать в суд, запутать и заставлять ждать, а в конце концов, и оставить свой материал для экспериментов при себе. Они с Бьякураном поставили только на то, что опыты, проводимые тут над Куртом Бейкером, на самом деле, не были легальными даже наполовину, а значит, в интересах местной верхушки было поскорее дать им то, что они хотят, и отправить восвояси.
Именно такая картину рисовали воспоминания Бьякурана из которых они и узнали настоящее имя и место, а за неимением другого источника информации приходилось верить этому. Они и верили. Тем более что искали Дейзи все время, с тех пор как встретились, и как только и место и имя, поспешили сюда, в Нью-Йорк. Время было дорого. Это знал даже Кикье, хотя в прошлый раз появился в семье едва ли не последним. Дейзи нуждался в спасении больше всех остальных.
- Но мальчик нуждается в особом уходе, - врач будто прочитал его мысли и снова говорил с Бьякураном, хотя Кикье несколько раз настойчиво попросил его обращаться к нему.
- Ему обеспечат уход, - ответил он вместо босса, но видел, как тот улыбнулся, и понял, что победа будет на их стороне. У Бьякурана был какой-то врожденный талант к таким вот улыбкам - милым, сладеньким, доброжелательным. Даже удивительно, что от одного взгляда на них хотелось бежать без остановки через три границы.
Если бы их поймали на настолько наглом мошенничестве да еще в чужой стране, будущее семьи Мельфиоре было бы определено на много-много лет вперед. Стабильное и безопасное будущее под чутким присмотром бдительной охраны. Которого они не могли допустить, потому что иначе Курт Бейкер навсегда останется здесь, в ожидании человека, который придет и спасет его, как обещают внезапно нахлынувшие воспоминания. Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем он окончательно отпустит надежду? Кикье не собирался выяснять.
- А теперь мы бы хотели видеть мальчика. У нас не очень много времени, мой клиент будет признателен, если все формальности уладят как можно скорее.
Конечно, у них был план "Б". Все еще оставался, даже после того, как он отмел предложенную Бьякураном "гениальную" идею внедрения в психиатрическую лечебницу под видом пациента - Кикье что-то такое предчувствовал и пресек сразу как только босс открыл рот, чтобы озвучить мысль: сдавать Бьякурана в заведение вроде этого он не стал бы даже под страхом смерти. Повезло, что у него был наготове альтернативный вариант с заграничными родственниками, достаточно авантюрный, чтобы Джессо оценил его по достоинству.
План "Б" был куда проще и примитивнее и включал в себя пистолет, пронесенный в больницу в забитой документами папке для бумаг и захват заложников, но Кикье предпочел бы, чтобы до него не дошло. В таких условиях, даже с измененной внешностью и новыми документами им будет сложно выбраться из страны.
- Так что скажете? Мы увидим Курта? - настойчиво повторил он, копируя уверенную манеру гарвардских адвокатов из телешоу.
Главврач вздохнул, еще раз посмотрел на Бьякурана и захлопнул лежащую перед ним папку, протягивая ее обратно Кикье.
- Конечно. Я скажу, чтобы вас проводили.

Отредактировано Kikyo (2018-10-27 18:01:11)

+4

3

Накрахмаленный воротничок белой рубашки чуть топорщился, верхняя пуговица белой рубашки была расстегнута, придавая образу небрежности и выставляя на всеобщее обозрение тонкую шею. Беззащитная, птичья, она казалась бледной и резко контрастировала с краснотой на щеках и кончиках ушей. Бьякуран был взволнован. Ему еще никогда не приходилось обманывать столько людей разом. От предвкушения победы азарт распалялся в груди ещё сильнее, рисуя воображению многообещающие картины будущего, которое ещё вчера казались несбыточной мечтой.

Бьякуран молчал всю дорогу до Нью-Йорка, но его мягкая улыбка и чуть прищуренные глаза говорили даже больше, чем могли бы любые слова. Описать то, что он чувствовал, узнав, что Дейзи в опасности и его нужно срочно спасать, не в силах ни одна словарная статья. От стадии отрицания ("не может этого быть, просто не может!") до принятия ("мы должны сделать хоть что-то, не важно, что, времени ждать у нас нет") прошла минута или две. За это время Джессо успел умять суточную норму сладостей и устроить сцену: то и дело бросался к Кикьё, хватая его за отвороты куртки, притягивая к себе, заглядывал в глаза и бесконечно спрашивал, что ему делать. Эти мгновения собственной слабости неожиданно расцветили спокойную, даже размеренную жизнь, которую они вели вдвоем с Кикьё после того, как Бьякуран вошёл в права наследования.
Светлые стены приёмного кабинета напоминали дом в Италии. Место, казавшееся птичьей клеткой, откуда он однажды ушёл - но лишь затем, чтобы через несколько месяцев туда вернуться.

Ничто так не кружит голову сильнее, чем власть и деньги, а если они попадают в руки подростка - становится совсем интересно. В шестнадцать лет дети часто мнят себя бунтарями - это распространенное явление и норма поведения для общества, в котором принята свобода слова и поступков, и первыми под удар всегда попадают родители. Одни легко мирятся с непокорным нравом своих отпрысков, спустя рукава следят за их поведением и снисходительно замечают в ответ на упреки в невнимательности: "они же всего лишь дети", ни в чем не ограничивают и в душе надеются, что те, перебесившись, успокоятся. Другие перекрывают кислород, заставляя детей рано повзрослеть. 
Бьякуран принадлежал к числу детей, выросших в атмосфере вседозволенности и ленивой неги. И прямо сейчас спасал человека, которому повезло гораздо меньше. Слух услаждал уверенный мягкий голос Кикьё. Он сильно волновался, это было видно, но его собеседник этого не замечал, постоянно отвлекаясь то на изучение документов, то на Бьякурана, который вальяжно развалился в гостевом кресле, забравшись на него с ногами - ну
вылитый избалованный мальчик из богатой семьи, только-только вошедший в силу и уверенный, что держит в руках весь мир. До победы оставалось совсем немного.

Ещё вчера имя Бьякурана Джессо не стоило и лиры, было покрыто пылью неизвестности, а его самого закрывали, оттесняя в тень, фигуры более влиятельных членов семьи. Это раздражало. После побега он, впрочем, решил не менять фамилию, в знак того, что признает законы, по которым жил все эти годы - и в назидание тем, кто в будущем выступит против. В том, что такие люди найдутся, сомнений не было - Бьякуран, хоть и был юн, но уже понимал, что отказ в привилегиях, провозглашенных предыдущим доном и отмененных при нём, спровоцирует недовольство, возможно, даже открытые выступления. Демократия - не его стиль управления, гораздо проще править, устрашая, и показательные казни могли бы здорово помочь умерить пыл, но только это уже было. В будущем Бьякуран недрогнувшей рукой отправит тысячи и тысячи людей на смерть, держа в одной руке пакет со сладостями, а другой просматривая служебные отчёты. Его карандаш не вычеркнет из списка ни одной фамилии и ни единой не впишет, но все будут знать, кому они обязаны своей судьбой быть убитыми или употребленными во благо лучшего будущего семьи Мельфиоре, трудясь на неблагодарной работе. 

Бьякуран улыбается доктору Лоуренсу, подтверждая справедливость слов Кикьё. Он обеспечит Дейзи лучший уход. Уж явно лучше того, чем его пичкают здесь.
Вообще спасать чью-то жизнь, рискуя своим благополучием и благополучием близких, делать максимум ставку, было не в его стиле, но сейчас речь шла о Дейзи. Бьякурана наизнанку выворачивало, когда он вспоминал страшные картины его недавнего прошлого. Он - шпион в стане врагов, готовых в любой момент сомкнуть кольцо. Он сильный и смелый. Бьякуран обожает играть в игры, но ни одна из них ещё не была настолько интересной.
- Я хочу пойти первым, - он резко встает со своего места, тянет низ жилетки, разглаживая складки на ткани. Вовремя спохватывается, уважительно склоняет голову набок. - Если вы не возражаете, разумеется. Мой адвокат всё верно говорит, я хочу забрать своего милого младшего брата как можно скорее. Он столько пережил, бедняжка! В Италии его уже ждёт пароход и много-много солнца. Вы любите солнечные ванны, доктор Лоуренс?

Комната, в которой держат Дейзи, больше походит на камеру смертников. Всё в ней кажется мёртвым и бесцветным, даже бутоны роз на воротничке бьякурановской рубашки кажутся пожухлыми и вялыми. Джессо просит Кикьё подождать снаружи и заходит в помещение, осторожно озираясь по сторонам. Воображение рисовало обшарпанные стены, но глаза видели на их месте чистые и ровные. Вместо пола в грязных разводах постелен ковер с коротким ворсом, цепи на руках и ногах отсутствовали, а кровать была не жесткая, а самая обычная, Бьякуран на такой сам спал еще вчера. Нужно поменять ее, как вернется.
Маленькая фигура привлекает к себе его внимание. Джессо делает шаг навстречу, разведя руки в приветственном жесте. Он бледен и боится, что память еще не вернулась к Дейзи. Но рискует - если не сейчас, то когда?
- Курт? Это я, Бьякуран. Ты меня узнаешь?

+4

4

Курт начинал сомневаться, что он не сумасшедший и в самом деле. Он знал – с самого начала – что он, конечно, не сумасшедший. Просто не умеет держать себя в руках, и не умеет не расстраивать маму и папу, и не умеет быть как все, и не умеет быстро выздоравливать, и вообще ничего не умеет – но не сумасшедший.
А теперь начал сомневаться.
Из-за снов.

Сны были такие настоящие! Он видел очень-очень хорошо, и верил всему, и особенно верил прекрасному-прекрасному королю со снежными волосами и старшему принцу, у которого волосы были почти как у него самого, и другому с красными, и голубоволосой занозе, и высокому говорящему балахону, и все цвета были яркими, а Курт не был бесполезным.
В это сложно было поверить, но он – не был – бесполезным. Он был воином. Он умел летать и делать пыщ-пыщ. У него был носорог! И он был нужен.
Он был нужен! Он был нужен! Он был нужен! И это не было сном! Это было обязательной правдой, которая непременно сбудется, надо только очень хорошо ждать!
«Это не сон!» – вопил Курт, пока его сдерживали, чтобы сделать укол. Он очень боялся этих уколов, потому что проваливался после них в ватную душную пустоту и ничего не помнил, и мог пропустить тот момент, когда его придут наконец забирать в сказочное королевство. И поэтому он так старался сделать всё, чтобы уколов не было.
Он ждал у окна, проводил там целые дни. Послушно ходил на все процедуры, пил все таблетки, завтракал, обедал, ужинал, даже ел на полдник сухие груши, на вкус напоминающие песок, и всё остальное время смотрел в окно. Неделю, и две, и три, и месяц, и больше, а потом сны стали тусклее и перестали ему сниться.
За ним так никто и не пришёл.

Он, может быть, действительно был сумасшедшим, раз верил в носорогов и в то, что будет летать, и в то, что когда-нибудь будет кому-то нужен.

– Зачем ждать, – любил повторять Патрик, с которым они виделись каждый день на обеде. – И так хорошо.
Патрик был тощим и старше Курта, наверное, на целых десять лет, а то и на двадцать, и Курт каждый день удивлялся, как это Патрик ещё не умер.
– Тут хорошо, – говорил Патрик. – Чисто. И спокойно.
А потом с разбегу ударялся головой в стену или кидал в окно табурет, но на окне была решётка, поэтому оно никогда не разбивалось, а Патрику делали укол и уводили, чтобы на следующий день привести снова.
Но в одном Патрик был прав: было и правда чисто. Невыносимо, чудовищно чисто.
Поначалу Курт пытался рисовать на стенах своей комнаты (он старался называть её комнатой, а не палатой, чтобы она казалось уютнее, но почему-то это не работало). Но все его художества закрашивали, а однажды в качестве наказания забрали у него Бубу. Кроме Бубу, у Курта не было в этом мире больше никого, поэтому с ним случилась ужасная истерика. Он не помнил из неё ничего, знал только, что потом половина персонала ходила с синяками, царапинами и чем-то похожим на ожоги, а Бубу у него не отбирали больше никогда: только грозились. Но этого было достаточно. Курт больше не рисовал на стенах. Он только мечтал, чтобы там сами собой появились обои, или рисунки, или хоть трещины, или самое маленькое пятнышко. С пятнышком было бы не так одиноко.

В тот день Курт играл в самую интересную игру, которую придумал за последнюю неделю: он считал. Не просто так, а зверей, всех, кого мог вспомнить: один носорог (он всегда начинал с носорога), два жирафа, три собаки, четыре слона, а когда звери заканчивались, он считал обратно. На тридцати семи динозаврах в комнату вошла медсестра.
– Курт, – сказала она. Курт вздрогнул и потерял счёт драконам. – Приведи комнату в порядок, к тебе гости.
Гости! Комната сразу стала огромной, а воздух – маленьким.
– Кто? – попытался спросить Курт, но рот только округлился, как у рыбы. Медсестра вопрос поняла.
– Твой двоюродный брат.
Курт нервно почесался. У него был двоюродный брат, но видеть его Курт не хотел: толстый Эрни вечно щипался, некрасиво гоготал, и пахло от него табаком, и зачем он решил вдруг сейчас заявиться в больницу, где даже папы с мамами никого не навещали, Курт не понимал. Тем более не понимал, что ещё можно было привести в порядок в комнате, где и так ничего не было, и даже постель уже была заправлена – но послушно кивнул и заправил её ещё лучше.
И медсестра вышла, и Курт замер, выпрямившись, у постели.
А потом дверь открылась.

Наверное, Курт правда сошёл с ума, потому что, какими бы яркими и цветными ни были его сны, всё равно они не были так прекрасны, как эта секунда, когда открывается дверь, и Курт смотрит, оцепеневший, и слышит имя – Бьякуран, откуда только берутся такие красивые имена, у него никогда не будет такого красивого имени – и видит распахнутые руки, и дальше совсем себя не контролирует, он, наверное, правда отвратительный и его надо лечить и никуда не выпускать, потому что он бежит, и бросается в эти объятия, и начинает неприлично и некрасиво рыдать, и повторяет сквозь слёзы:
– Где ты был раньше! Где же ты был, я тебя так ждал!

+4

5

Дейзи узнал Бьякурана-сама, это стало ясно, как только открылась дверь. Кикье такого не ждал, но не удивился: они хоть и старались все делать быстро, все равно затянули поиски - все-таки другая страна. Плюс изготовление документов, плюс билеты, плюс разработка плана.
Нет, вовсе не было странным, что он их узнал, в конце концов, они оба тоже давно вспомнили его. Но сколько бы раз Кикье ни повторял это себе, все равно не мог оторвать глаз от знакомого по снам и смутным видениям, детского зареванного лица.
Растрепанные волосы немного короче, чем он помнил. Темные круги вокруг огромных глаз, грязный воротничок больничной пижамы, потрепанный, замусоленный кролик под мышкой - Кикье помнил имя: Бубу.
Дейзи его не видел. Он вообще ничего не видел вокруг Бьякурана.

Из троих Кикье очнулся первым - там же, где и стоял, в дверях. Двое провожатых в белых халатах все еще топтались рядом: то ли глазели, то ли думали, что контролируют ситуацию. Кикье захлопнул дверь перед самым их - и собственным - носом.
- Полагаю, вопрос правомерности притязаний моего клиента решен, - холодно заявил он.
Увиденное придало ему сил. Одно дело просто знать, что где-то есть Дейзи - маленький мальчик, на котором плохие люди ставят свои опыты, одно дело помнить, что с ним в результате стало. Это было ужасно и этого хватило чтобы собраться, взять себя в руки и начать действовать, но для того, чтобы понять, что без Дейзи они не уйдут, нужно было увидеть его в этом проклятом месте - маленького, но уже уставшего от жизни, брошенного всеми. Нужно было видеть, как он поворачивается на скрип двери, и бесконечная тоска на его лице сменяется недоверием, когда он видит его, того самого человека из снов. Как вслед за сомнением во взгляд прокрадывается надежда, отчаянная и безумная, клокочет в горле всхлипами и наконец-то вырывается наружу слезами абсолютного счастья. Нужно было видеть, как его тощие руки судорожно обвивают шею спасителя, чтобы понять, что этот ребенок должен идти с ними прямо сейчас.
Пальцы больше не дрожали. Дыхание выровнялось. Кикье смотрел ясно, без малейшего намека даже на вежливую улыбку, и знал, что если им откажут, он без всяких колебаний достанет пистолет и прикончит каждого, кто встанет у него на пути.
- С вашего позволения, я бы занялся оформлением документов. Мы взяли на себя смелость все подготовить, от вас требуется только подписи: ваша и вашего юриста. Где мы сможем покончить с формальностями?
Должно быть, перемена в его поведении не ускользнула от внимания местного персонала. По крайней мере, перечить ему больше никто не пытался. Они вернулись в кабинет директора, и юрист, уже ожидавший их там, просмотрел бумаги и заверил, что все в порядке.
Теперь, когда его самого отпустило, Кикье видел, что и Лоуренс и остальные заметно нервничают. Они прилагали немало усилий, чтобы сохранить лицо. Примерно столько же, сколько и он, пока не понял, что путь у него один - вперед.
- Есть только одна проблема... - начал больничный адвокат даже как будто робко. Кикье провернул в пальцах ручку и поднял на него внимательный взгляд. - Выписка и снятие ребенка с учета займут не меньше недели. Это обязательная процедура...
- Правда? - он склонил голову набок. - Это так необходимо? Лично я и без бумаг вижу, что мальчик остро нуждается в заботе и внимании близких, и чем скорее ему это внимание и заботу обеспечат, тем лучше.
Губы адвоката дрогнули. Кикье резким движением опустил ручку на стол.
- Впрочем, если процедура обязательная и документы никак нельзя оформить задним числом, мы подождем... сколько вы сказали? Неделю? Отлично. Мы тем временем ознакомимся с условиями содержания детей в вашей клинике. Как думаете, за неделю мы успеем убедиться, что Курт получил каждое яблоко и каждую смену постельного белья, причитающуюся ему по закону? Хотя, конечно, бОльших нарушений мы не найдем, ваша великая страна бдительно следит за соблюдением прав несовершеннолетних.
Формальности были улажены за полчаса. Оставалось только пригласить самого Бьякурана, поставить подписи в нужных местах. Отрывать его от Дейзи сейчас не хотелось, но и лишний раз заставлять администрацию больницы нервничать тоже было ни к чему. Чуть передавить - и они вынут голову из песка и все-таки решатся дать отпор.

Когда Кикье снова подошел к дверям палаты, за ними было тихо. Он стукнул два раза и потянул дверь на себя.
- Можно?
Они были там все еще вдвоем, но обращался он только к Дейзи. В конце концов, это была его комната и его дверь. А еще это была его жизнь, и отныне ему предстояло решать, кого и когда в нее пускать.

Отредактировано Kikyo (2018-12-05 17:46:03)

+2

6

Когда в глазах предательски защипало, Бьякуран вдохнул поглубже и крепко-крепко прижал к себе Дейзи. Курт, шепчет подсознание, пока он в этих стенах и под присмотром врачей, он не тот смелый и отчаянный мальчик, которого ты знаешь в будущем. Пока он не готов жертвовать собой, не научился еще слышать и улавливать подтексты твоей речи, но за этот взгляд и полный отчаянной, ничем не выразимой тоски по дому можно простить все. Бьякуран не помнит, чтобы плакал до встречи с Кикьё и уж тем более - после, будущее тоже безоблачно и сверкает, переливаясь всеми оттенками радуги Тринсетте, но сейчас, в эту самую минуту он даже не будет против, если расплачется.
Он - Бьякуран, он создан таким. Нелогичным, эгоистичным до мозга костей, но преданным тому, во что верит.
В Курта-Дейзи, Рино-Кикьё, Закуро, Блюбелл и Торикабуто - о, в них он верит до потери пульса, до последнего своего вздоха будет верить. Он искупит грехи будущего себя прямо здесь и сейчас, покается перед теми, перед кем нагрешил, и больше ничего не будет делать сгоряча. По крайней мере до завтра, когда очнется в спальне фамильного особняка - или куда их занесет судьба пока решается вопрос с наследством Джессо. А там посмотрим.
- Дейзи, мой милый мальчик, как же я по тебе скучал! - Хочется сказать так много и так сразу, мысли толпятся, перебивают друг друга, и сосредоточиться на одной никак не выходит. Бьякуран пытается улыбнуться, тянет уголки губ, а потом запоздало понимает, что все это время только и делал, что счастливо скалился. Идиот. Маслом писаный. - Дейзи, черт побери, прости, Курт, я... я...
Забавно учиться говорить сейчас, получив второй шанс, и еще смешнее бояться его потерять. Страх - фикция, его не существует в картине идеального мира, который Бьякуран планирует построить после того как соберет заново старую гвардию. Но, черт возьми, именно этот страх и дает Джессо почувствовать себя живым по-настоящему. Услышать стук сердца, своего и совсем еще маленького, но уже такого храброго и сильного. Курт - удивительный мальчик, он на многое способен, если в него поверить, обогреть и приласкать. Он - Солнце Маре и ни в одной из триллионов вселенных, созданных и разрушенных Бьякураном, никогда не перестанет им быть.
Колени болят от долгого пребывания на полу, но это сейчас не важно. Джессо распирает от благодарности, его переполняет счастье, которым хочется поделиться с каждым, кто сейчас находится в этой комнате. Но по-настоящему этого заслуживают двое. Курт, столько перенесший ради встречи с Бьякураном, и ради этого готовый на все, и...
Глаза Кикьё - два изумрудных луга с травой по пояс. Бьякуран оборачивается к дверям, по-прежнему прижимая к груди голову Дейзи, и встречается с ним взглядами. Он безумно, просто до битья головой о стену этой самой камеры, благодарен за то, что тот сделал. Без Кикьё эта встреча не состоялась бы. Нет, конечно нет, шепчет все тот же внутренний голос, что показал ему когда-то и первую встречу с Кикье в будущем, и падение мира мафии, и что только не, все немного иначе - Бьякуран нашел бы Курта рано или поздно. Знания позволяют, да и способность обмениваться информацией из параллельных миров никуда не делась. Но едва ли у него получилось бы вызволить Дейзи из заключения гостеприимных белых стен так аккуратно и безболезненно для всех, как это сделал Кикьё.
Холодный тон, которым он обратилчя к доктору, и сухость взгляда отрезвляют, помогают Бьякурану взять себя в руки и понять, что они все делают правильно. Дейзи не знает текст своей роли, но ему и не надо притворяться кем-то другим.
- Ты проделал невероятную работу, ты столько сделал, я... без тебя я не смог бы. Спасибо.
Скрип подошв о пол, лязг ключей в двери, короткий стук - и вот, они с Дейзи одни. Без Кикьё помещение кажется крошечным, лишенным света подвалом. Неуютное место, Бьякурану не нравится здесь. Страшно представить, какой ужас Дейзи испытывал день за днем, открывая глаза и видя эти белые стены, идеальный порядок, слыша каждый шорох снаружи. Боже, нет. О таком лучше не думать.
- Мы заберем тебя домой, подлатаем Бубу и вернем твое кольцо. Где оно я знаю. До него нужно только добраться. Это быстро, ты даже и глазом моргнуть не успеешь! - Бьякуран отстраняется, щурясь, приглядывается к Дейзи. Вроде тот не плакал, почему тогда щекам Джессо так мокро? - Ай да Кикьё, а? Это он придумал легенду с двоюродным братом. Я хотел найти тебя раньше и встретиться по-другому, но мой план включал в себя неприятные медицинские процедуры и вообще не показался Кикье надежным, так что пришлось чуть задержаться. Ты не злишься? Пожалуйста, скажи, что не злишься!
Не отвечай, говорит быстрый взгляд, которым Бьякуран успевает обменяться с Дейзи, сделаешь это потом, когда мы уйдём отсюда.
- Это Кикьё. Откроешь? - Джессо утирает мокрые щеки рукавом пиджака.

+2

7

Всё происходило слишком быстро.
Наверное, оно совсем не быстро было на самом деле, наверное, у нормальных людей всё так и происходит всегда, но ведь Курт-то нормальным не был, иначе мама и папа продолжали бы его любить и ни за что не бросили бы. Курт был больным, и вокруг него было много тишины и медицины и белых стен, и происходили в них только уколы и Патрик, а теперь! Вдруг! Прекрасный король, которого звали Бья-ку-ра-ном (имя таяло на языке, как карамелька, и от этого становилось немного грустно, потому что карамелек Курт не видел с тех пор, как мама с папой окончательно его разлюбили), и зелёный принц по имени Кикьё, в них было слишком много цвета и голоса и движений, и Курту вдруг стало страшно и неловко быть рядом с ними: блёклому и пугливому и уродливому, со шрамами на всём лице.
«Дейзи», говорил Бьякуран, Дейзи-Дейзи, это было немного музыкой, немного цветком и немного девчоночьим именем, Курт смотрел на него, примеряя (Дейзи?), и ему хотелось снова зарыться лицом в одежду Бьякурана, спрятаться, чтобы тихонечко пережить там всё это многоцветие, а потом выбраться на поверхность и сказать что-нибудь мудрое и смелое, чтобы они ни в коем случае не пожалели, что решили прийти за ним и взять его с собой, чтобы они знали, что он достоин, что он тоже может летать и стрелять пламенем, что он не виноват, что шрамы, он исправится, и он совсем не собирается вечно вот так реветь.
Дейзи-Дейзи, говорил Бьякуран, и про кольцо и про легенду, и про процедуры, и про не злишься, и Курт моргнул, растерянный, было произнесено слишком много, чтобы он разобрался, на что отвечать, и он сказал:
– Ты только не думай, пожалуйста, что я всё время плачу, я вообще-то никогда не... я только иногда... случается, но я не... я не плакса какой-нибудь, я просто... ты слишком...
«Разноцветный», хотел сказать Курт, но ведь Бьякуран не был разноцветным, он был просто белым, и всё же Курту казалось, что в нём соединяются тысячи цветов, искрятся на изгибах улыбки и глубоко в глазах, и он был таким невозможно красивым, они оба были очень красивыми, не то что Курт. Может быть, если бы Курт умел быть красивым, его бы не бросили? Но если бы его не бросили, если бы он остался с папой и мамой, тогда он не смог бы отправиться в сказочное королевство?
Это было так сложно, что у него начинала болеть голова, в самых висках, сжимала, пугая. И тогда он услышал стук в дверь – Кикьё, сказал Бьякуран (зелёный принц, перевёл Курт), и поднялся, открыл дверь, впуская Кикьё, и снова закрыл, и сказал, очень серьёзно, чтобы Кикьё тоже поверил, что он может быть мудрым и смелым и не плакать:
– Проходи, пожалуйста, – и добавил: – Кикьё. Здесь чисто.
И потерялся окончательно.
Он хотел рассказать им, какие они красивые и как долго он их ждал, и что здесь никогда ничего не происходит (и как именно здесь никогда ничего не происходит), и задать им тысячу вопросов, но никак не мог выбрать из них один, и смог спросить только самое простое:
– А когда мы отсюда уйдём? Здесь плохо. Правда-правда, мне здесь было очень плохо. Но я не жалуюсь, честное слово! Я просто хотел бы уйти. И взять с собой Бубу.
Он приподнял кролика, которого за всё это время так и не отпустил. И шёпотом пояснил, глядя почему-то именно на Кикьё:
– Он мой друг.

+3

8

- Здравствуй, Бубу, я Кикье, - он склонил голову в вежливом полупоклоне, а не протянул руку: память едва вернулась, а японские манеры, которые ему еще предстояло усвоить, уже давали о себе знать. Розовый заяц смотрел на него разными, вышитыми неровными стежками глазами, его ушастая голова свесилась набок. Кикье помнил этого зайца так же хорошо, как и его хозяина - нет, его друга. - Спасибо, что заботишься о Курте.
Он ступил внутрь только получив приглашение. Медленно прошелся вдоль стен, бросил взгляд на кровать, застеленную без единой складки. Что же, в одном Дейзи был прав на все сто процентов: тут было чисто. Ни кружки с недопитым, подернувшимся уже пленкой какао, ни детских раскрасок и полного стакана цветных карандашей рядом - порядок и стерильность, как в операционной. Вот где он провел несколько лет. Вот откуда забрал его Бьякуран из того, другого будущего. Он знал, что встретит, но не смог подготовиться. К некоторым вещам подготовиться просто нельзя.
В горле встал сухой ком, ладони сами собой сжались в кулаки и он спрятал их за спину, чтобы внимательный и чуткий взгляд Курта не определил в этом агрессию - хотя как раз агрессии в нем сейчас было через край. Кикье никогда не был раздражительным, но если бы в палату в этот момент вошел кто-то из персонала, он своротил бы тому набок челюсть и не поморщился.
Вдох - выдох. Спокойно. Ты можешь держать себя в руках. Кикье кашлянул и, бросив быстрый взгляд на босса, вынул из нагрудного кармана и протянул тому платок, который и носил на какой-то такой случай. Бьякуран-сама, сколько он его помнил, не опускался до таких мелочей, как забота о носовых платках.
Самому плакать не хотелось. Хотелось разнести тут все - да было нечего, хотелось взять всех тех людей, что он здесь встречал, всех этих уродов в чистых медицинских халатах - и посадить в эту самую комнату хотя бы на месяц. А лучше на год. Или навсегда. Едва ли это "всегда" продлится дольше года. Они сами не протянут долго в качестве участников своих же экспериментов.
Впрочем, мечтать об этом можно было и после, оборвал он себя, и не только мечтать. Сейчас у их семьи еще недостаточно возможностей, чтобы действовать, но он будет помнить об этом месте и завтра, и через неделю. Он не забудет ни этих холеных, заносчивых лиц, ни ряда надежно запертых дверей в коридоре, за каждой из которых - ребенок, которого так же, как и Курта Бейкера до недавнего времени, некому защитить.
Придет время, и он вернется, решил Кикье. А потом наклонился к Дейзи и его зайцу:
- Мы уходим прямо сейчас, Курт. В твоем новом доме для тебя уже приготовили комнату, только в ней пока совсем ничего нет. Мы подумали, ты захочешь все выбрать сам, - он оглянулся на босса не потому что сомневался, что тот его поддержит, а потому что знал, что Дейзи обрадуется подтверждению. - Что скажешь? Вы с Бубу согласитесь этим заняться?

+1

9

Конечно же, Дейзи его не послушал. Милый, милый мальчик, когда же ты поймешь, что не обязан оправдываться?
Бьякуран просит Дейзи ответить потом, но совсем забывает о том, кто он и когда. "Когда", пожалуй, волнует его меньше всего остального. Дейзи ещё не та машина для убийств, готовая исполнить любой - даже самый самоубийственный - приказ босса, и пожертвовать собой, если потребуется. Тот, кто сейчас стоит перед Бьякураном, и плачет - совсем другой Дейзи. Это маленький напуганный ребёнок, он перенёс столько испытаний, сколько Джессо и (в этой реальности и паре миллиардов других) и не снилось. На хрупкие плечи мальчика ежесекундно давит мир, стены больницы угнетают и подавляют его прекрасное и невинное "я", и каждая проведённая здесь секунда делает ему только хуже.
Дейзи - другой. Младше, чище. Он не убийца. Джессо стоило бы помнить об этом, но сейчас его больше всего волнует, как поскорее убраться отсюда. В этом им поможет Кикьё, Джессо не сомневается в его способностях: он сделает всё, чтобы освободить Дейзи из плена этих белых стен, Бьякурану остается только крепче прижать к себе хранителя Солнца и его верного неизменного спутника.
- Бубу - чудесное имя, - говорит Бьякуран, ласково улыбаясь. - всё хорошо, мой милый Дейзи. Тебе не нужно ни о чём волноваться. Твои чувства для меня важнее всего. Если слезы - это то, что ты хочешь, то плачь, плачь для меня, моё солнце. И ни о чем не волнуйся.
Он гладит непослушные волосы Дейзи, пропуская через пальцы каждую прядь, и мысленно удивляется тому, насколько они жёсткие. В этой временной линии десять лет спустя он тщательно следит за внешним видом хранителей и за их здоровьем, потому что искренне привязался к ним как к семье, которой у него по крови никогда не было.
К Закуро, чей взрывной нрав ежедневно напоминает Бьякурану о том, как же шатко их положение, и который придаёт ему сил продолжать борьбу и наводить порядок в постоянно изменяющемся мире.
К Блюбелл, маленькой и невинной.
К Госту - и как не любить несчастного себя из параллельной вселенной?
К Кикьё, надёжнейшему из всех, чьи организаторские способности остаются непревзойдёнными даже десять лет спустя.
Он улыбается и кивает, соглашаясь. Конечно, Кикьё, всё будет так, как мы и планировали - и комнатой Дейзи заёмется сам, когда появятся силы. А пока им нужно просто довезти его до дома. Грудь изнутри согревает приливом тепла, словно Бьякуран выпил чашку горячего какао с расплавленным маршмеллоу. Всё идёт по плану. Он обожал это.
- Ну, раз мы со всем покончили... идёмте отсюда? Машина уже ждёт. - Бьякуран отстраняется, позволяя Дейзи идти самому, и приглашающим жестом указывает на выход, искоса взглянув на Кикьё. - Идёмте?

В машине Бьякуран садится на заднее сидение, уговорив Дейзи сесть рядом, и всю дорогу расспрашивает с живым интересом: о том, в какой цвет он выкрасит стены в своей новой комнате, что хочет на ужин, и помнит ли что-нибудь из своего будущего. Периодически протягивает ладонь и чешет Бубу под подбородком, заливисто смеётся и в целом ведёт себя как старший брат, забравший младшего из детского лагеря и успевший соскучиться за несколько недель разлуки.
Кикьё удостаивается особого внимания в рассказах Джессо, которыми тот разбавляет бесконечный поток вопросов: Дейзи узнает, например, историю их школьного знакомства. Ту самую первую встречу за школой, а потом в школе, неверие, недопонимание и, наконец, прозрение.
- И он, представляешь, даже меня не узнал! - Бьякуран заливисто смеётся, ероша непослушные кудри Дейзи. - Бог его знает, чем бы всё кончилось, но в последний момент он вспомнил. Да, Кикьё?

+1

10

Куда смотреть?
Курт терялся, у него никогда ещё не было такого, чтобы с ним разговаривало целых два человека. Чтобы кому-то было до него дело, и кто-то –
Они уже сидели в машине (в настоящей машине, блестящей, на заднем сидении, хотя Курт очень хотел бы сидеть впереди и видеть руль и смотреть на дорогу, и может быть, даже сделать бип-бип, но это было бы, конечно, слишком много, и он очень радовался уже тому, что сидел сзади, вместе с Бубу и Бья-ку-ра-ном), они уже сидели в машине, и машина стремительно летела по дороге, оставляя позади больницу (как это возможно?), а Курт всё никак не мог осознать.
Что Кикьё поздоровался с Бубу, серьёзно, по-настоящему, с поклоном, не издеваясь.
Что Бьякуран гладил его по волосам и назвал солнцем.
Что настоящая комната, пустая, что ему делать с пустой комнатой, это ведь очень страшно – наполнять её самому, а что если он наполнит её неправильно, а что если он всё сделает плохо и нехорошо? – От волнения дрожали пальцы.
Что они вышли из больницы, чтобы больше не возвращаться туда, а больница осталась, и решётки на окнах, и Патрик и все медсёстры, и белые стены. А Курт – не остался, хотя казалось, что какой-то кусочек его так и валяется по-прежнему, забытый, где-то между кроватью и стеной, и будет валяться там всегда, и каждую ночь напоминать о себе: я здесь, я всё ещё здесь, но Курт не мог – не думал – не мог думать.
Лучше про комнату. Или не лучше.
– Я не знаю, – сказал он жалобно. – Это очень большая отсвет... освет... ответственность.
Ну вот, теперь они подумают, что ты совсем глупый дурак и не умеешь говорить слова. Курт прижал Бубу крепче и втянулся в сиденье, пытаясь исчезнуть в нём, раствориться, затеряться между спинками.
И всё это время Бьякуран говорил, говорил так, словно говорить – это самая естественная вещь на земле, и так, словно говорить с Куртом – это тоже самая естественная вещь на земле. Про стены, про ужин, про – будущее. Курт беспокойно вертел головой, всё никак не умея придумать, как бы сделать так, чтобы ответы получались хорошими, красивыми, чтобы они были из слов, может быть, даже и предложений, и чтобы Бьякуран и Кикьё сказали: как здорово ты умеешь говорить, Курт – Дейзи, – как ты здорово умеешь говорить, наверное, ты совсем не поломанный и не больной. Но не получалось, никак не получалось, он говорил только – «да» и «нет», и «может быть», и «не знаю», много-много «не знаю».
Не знаю, в какой цвет (а в какой можно?).
Не знаю, какую еду (разве она не вся одинаковая?).
Не знаю, нравится ли мне ванна с пузырьками (разве такая в самом деле бывает?).
Совсем не уверен, отчего смеётся Бьякуран: ему весело? Или это просто Курт смешной и глупый? Или Бьякуран счастлив? Неужели люди правда бывают счастливы? Отчего это?
Но ведь Бьякуран – он же и не человек.
Курт помнил – из снов про сказочное королевство. Но как это можно было рассказать? Он совсем не знал, как рассказать, он сказал только: носорог.
– И я был как ящерица, – добавил Курт, – и я умел летать и делать пыщ-пыщ, а я научусь летать и делать пыщ-пыщ? Теперь?
И Бьякуран рассказывал про Кикьё, про встречу, быстро-быстро и много-много всего, и Курт терялся – ему давно уже никто ничего не рассказывал, а особенно – много-много и быстро-быстро, и он очень старался запомнить и понять и, может быть, сказать в ответ что-то умное, что-нибудь такое, как потом пишут в книжках, чтобы одна красивая фраза и все сразу видели, что Курт понимает, и он подёргал Бубу за уши и сказал:
– Но ведь главное, что узнал?
И подумал, что лучше бы он ехал в багажнике или на крыше, и никто бы тогда не знал, что он не умеет как в книжках.
А машина мчалась и мчалась вперёд, вместе с ним и Бьякураном и Кикьё и Бубу, а кусочек Курта оставался лежать на полу между кроватью и стеной, а ещё один – между другой кроватью и совсем другой стеной, и Курт повертелся на сидении и сказал:
– А мои папа с мамой, мы не возьмём их? Они не едут с нами? Они в самом деле меня совсем разлюбили?

0


Вы здесь » uniROLE » uniVERSION » Добро пожаловать домой


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно