— Кусакабе, машину. — В коротком приказе – все: и повеление, и подробная инструкция, и обещание сурово наказать за малейший отход от заведенных в Организации порядков, им же и установленных – впрочем, для подчиненных желание Кеи и закон еще со времен Средней Намимори означают одно и то же.

Хибари не церемонится с людьми, которые служат под его началом, его отношение к человеку часто во многом определяется тем, насколько тот силен или слаб в сражении с ним. Со стороны вообще кажется, что Комитет надежно защищен от карающей тяжести металлических тонфа, но на деле не было решительно никакой разницы между тем, противостоять главному хулигану школы или же вступить с ним в союз ради сохранения собственной шкуры.
Хулиганы и люди с нелегкой судьбой чуяли силу и сбивались толпами. Подсознательно тянулись к тому, кто был, может, и не так хорош в учебе (об успеваемости Кёи ходили разнообразные слухи, но ни один из них подтвержден не был), но, в отличие от них, всегда знал, куда идет и неизменно был уверен в том, что делает.
Фактически Хибари многое спускал с рук членам Комитета: позволял нарушать порядок в свое отсутствие, негласно – производить обыски и реквизировать деньги у учеников, особенно тем доставалось во время школьного фестиваля. Но и наказания в Комитете были не в пример суровее, чем в армии – а доставалось всем и каждому от Хибари лично, и кому как не правой руке, Кусакабе Тецуе, знать, насколько выкручена на максимум яркость синяков, которыми награждает провинившихся кулак его патрона.

Хибари еще некоторое время сонно щурится, наблюдая, как исчезают тени и светлеет полотно деревянной перегородки, которую поставили рядом с футоном, на котором он проводит ночи, специально для того, чтобы дать поспать подольше. Из-за привычки поздно ложиться и просыпаться рано утром, Кея частенько бывал не в духе, и многие думали, что причина кроется в активности солнечных лучей (окна поместья выходили на южную сторону), но на деле все было иначе. Дурное расположение духа настигало его и раньше, но не еще никогда не было таким разрушительным.
Это была уже третья деревянная створка за последние четыре дня.

С пробуждением к жизни Рокудо Мукуро Организацию ожидали не самые солнечные дни: вынужденный следить за расписанием его реабилитации Кея часто получал рапорты о неподобающем поведении пациента, и ему откровенно не нравилось, как тот распоряжается вновь полученной свободой. Скопившееся раздражение он изливал на тех, кто оказывался под рукой – чаще других доставалось, как всегда, Кусакабе. Рокудо развлекался вволю, практикуясь в воздании иллюзий, вежливо отказываясь от помощи и проходя реабилитацию спустя рукава, часто опаздывая, а то и вовсе пропуская восстановительные процедуры. Словно проверяя границы своих возможностей, он создавал такие имитации, что каждая следующая получалась еще крепче, реалистичнее и пугающе-сильной - не в пример тем, что Кея видел, к примеру, в последней битве с Бьякураном.
Мукуро ошибается, если думает, что такое поведение сойдет ему с рук.
Им как раз пора поговорить, Кея ведь обещал - если Рокудо победит в их маленьком противостоянии в салоне автомобиля, то сможет уйти раньше. Обозначая это условие, он и подумать не мог, что проиграл еще до того, как озвучил вслух причину, по которой хочет уничтожить мафию.
Мне надоело, - сказал тогда Кёя.

Он поднимается на ноги и идет к двери, на ходу поправляя сбившийся ворот кимоно, открывающий больше тела, чем хочется показать, открывает створку, а затем и рот, чтобы позвать Кусакабе, но потом вспоминает, что отослал его с поручением, и делает глубокий успокаивающий вдох.
Ударить бы его, да только он делом занят.

Это случается редко, после школы Кёя и вовсе почти сразу отказывается от рукопашной схватки и переходит на тонфа. Что в прошлом, что через десять лет его сила работает на репутацию. В этом времени Кёя по-прежнему занимает неофициальную первую строчку в рейтинге мафиози, владеющих боевыми искусствами, и официально считается сильнейшим хранителем Вонголы. Так себе звание, если подумать. Сомнительная это честь – не просто считаться лучшим и первоклассным бойцом ближнего боя, а быть им. Семья рассчитывает, что ты придешь к ним на помощь в критическую минуту и начинают пренебрегать своей собственной безопасностью. Бросаются в бой, переоценивая себя и недооценивая противника. Кто бы мог подумать, что они смогли одолеть Бьякурана и восстановить мир в этом времени. Все счастливы, вздыхает Кея, сбрасывая кимоно на пол и переодеваясь в костюм-двойку. Вонголе больше не нужно прятаться и скрывать от других мафиозных семей тот факт, что Савада выжил, а не был застрелен на переговорах, предшествующих полномасштабной войне.

Хранители Вонголы беспечно вновь открываются миру, напрочь позабыв о том, что за "а" всегда следует "б". Да, угроза устранена и Мельфиоре уничтожены, но...
- Машина готова, Кёя-сан, - рапортует верный Кусакабе, заглядывая в комнату.
... но Кикьё Джессо жив, и подозрительно активен.
Хибари кивает и спускается в сад, где в самом конце, скрытый за вереницей деревьев (не сакура, боже упаси), ожидает автомобиль. Он чувствует одновременно и радость от предстоящих переговоров с Мукуро, и испытывая досаду за его беспечность по отношению к собственному здоровью. Тюрьма Вендикаре славится не только суровыми условиями содержания, но и секретами своих заключенных. Деймон Спейд побывал у них десять лет назад и эту информацию Кёя узнает почти случайно, поначалу не верит, но после реакции Мукуро приходится признать - дело было.

В больнице он подходит к стойке регистрации и предъявляет удостоверение Организации, в ответ получает взгляд, преисполненный уважения - его семья долгое время оказывала материальную поддержку и помогала исследованиям, а теперь, войдя и закрепившись в Вонголе окончательно, это делает Кёя.
— Хибари Кёя. Мне нужно в шестьдесят девятую палату.

Кея прикладывает пропуск к специальному датчику на двери и створки разъезжаются, являя его взгляду абсолютно пустую палату. Кусакабе взволнованно оглядывается по сторонам, но затихает, увидев поднятую ладонь. Мукуро в палате нет или он просто прячется, избегая нежелательного внимания? Если последнее, то его силы и вправду восстановились практически полностью. Хибари проходит в палату, подходит и садится на край постели и переводит задумчивый взгляд на распахнутое окно.
Кёя специально убрал охрану и поместил Мукуро в частную клинику, а не закрытую лечебницу мафии, чтобы тот смог спокойно восстанавливаться, но на месте иллюзионисту, видимо, спокойно не сидится.
Отлично, просто блестящее начало переговоров.
— Кусакабе, жди внизу. - Тецуя кивает и уходит, закрыв за собой дверь с обратной стороны. Кёя выжидает минуту и обращает взгляд к потолку, белому и гладкому, как лакированная поверхность гроба Десятого. - Мукуро, заканчивай и выходи. Я пришел обсудить условия, на основании которых вернул тебе кольца.

Сову из коробочки трудно не заметить. Само ее появление в палате, пусть и скоротечное, служит наглядной демонстрацией способностей владельца. Силы потихоньку возвращаются к Мукуро, это хорошая новость, и счастье, что лицезреть выздоровление удается воочию. Кёя рассчитывает на сотрудничество, оба это понимают. Как и то, что за простой, на первый взгляд, просьбой, скрывается какой-то подвох - десятилетие соперничества не только закалило их души и тела в боях и противостояниях друг другу по более мелким причинам, но и научило осторожности. Семь раз отмеряй и на восьмой отрежь - это не про них с Мукуро, они никогда не разменивались на мелочи, предпочитая идти напролом. Кёе еще в юности нравилось противостоять больше людям, нежели обстоятельствам, а с Рокудо выходило так, что приходилось считаться и с его особыми условиями заключения, и, как следствие, цедить сквозь зубы, наблюдая за тем, как его фигура растворяется, исходит паром, оставляя после себя чад разочарования от неоконченной битвы и дрожащую девочку по имени Хром.
О, как он это ненавидел.
Но теперь ее нет рядом, зато есть иллюзии и невыносимая ухмылка, ехидный прищур глаз и бархатистый раскатистый голос. По-настоящему, все это по-настоящему. Трудно вот так сходу поверить, все же сила привычки творит с людьми удивительные вещи, но у него получится. Уже получается - и верить в Мукуро, и - вот дьявол же - почти доверять ему. Хибари опускается на край постели, в нарушение всех приличий, резким движением невидимого ластика стирая границы между своим личным пространством и жизненным пространством Мукуро, берет его ладонь в свою, переворачивает, большим пальцем упирается в вену на запястье.
Удивительно, как легко ноготь толщиной в несколько микрон, может её пережать.

— Почти пять дней и шестнадцать часов сорок восемь минут, если быть точным. Сиди тихо, я должен измерить твой пульс, - Кёе очень хочется прикрыть глаза, чтобы отстраниться от окружающего мира - сконцентрировавшись на собственных ощущениях, он лучше поймет, в каком состоянии тело Рокудо, а не его способности. В том, что иллюзии окрепли и со временем будут становиться только сильнее, сомнений нет и быть не могло. Но взгляд невольно приковывают его глаза - в них что-то неуловимо изменилось. Пульс в норме, и рука освобождается из плена цепких пальцев, а пациент вознаграждается за смелость коротким кивком. — Ты в норме. Насколько может быть в норме человек после десятилетия в тюрьме особо строгого режима.

Напомнить Мукуро о его заключении - обязательный пункт программы, без этого не обойдется ни один разговор наедине в ближайшие полгода. Слишком уж удобным рычагом для нападок оказался механизм, придуманный Вендиче. Кёя тоже не любит вспоминать о собственных неудачах, но он вынужден признать - ничто так не бодрит по утрам, как предвкушение новой битвы с Рокудо, ничего не хочется так сильно, как взглянуть в его невыносимо самодовольное лицо и, позволив своей фантазии буйство, снова и снова представлять, как мягкая кожа лопается под напором металла его шипастых тонфа, как лицо покрывается синяками и ссадинами, как кровоточат раны. Теперь Кёя может себе это позволить - бить всерьез, благо Мукуро восстанавливается гораздо быстрее, чем прогнозировали врачи, а значит, свежие раны будут радовать взгляд дольше... но пока нельзя. Еще не время, шепчет внутренний голос, непривычно тихий после последней встречи с иллюзиями в машине несколько дней назад.
О том, что помимо иллюзий, там было кое-что еще, Хибари не вспоминает особенно агрессивно - какого дьявола, он не двадцатилетняя девица, вздыхающая по томным красавцам, а прежде всего мужчина со своим кодексом чести. Увесистым таким, тяжелым, как булыжник.

— Ты встретишься с одним из Мельфиоре и убьешь его, - Хибари кладет ногу на ногу, держа спину неестественно прямо. Будто в корсете. Взгляд блуждает по простыне, повинуясь причуде художника, вздумавшего размножить в произвольном порядке геометрические фигуры. - Я пока не знаю, кто именно это будет. Информация еще не подтверждена. Но есть основания думать, что Бьякуран Джессо все еще жив. Жив и скрывается. С Облаком Маре мы встречаемся на следующей неделе. После и выяснится.

Странно это, думает Кёя, прикусив губу, вот так откровенничать с вчерашним врагом - нет, соперником, ведь еще совсем недавно самым страстным желанием для него было уничтожить Рокудо окончательно. Стащить с больничной койки, бросить на пол, как бешеного пса, избить до смерти. Он ведь поначалу не собирался возвращать кольца и устраивать эти игры в Алауди, о схожести с которым Хибари талдычил каждый второй, если не каждый первый. В планы входило всего лишь забрать Мукуро из тюрьмы и доставить... куда конкретно - были возможны варианты. И иногда за вариативность и нелинейность Кея ненавидел эту жизнь.
Ведь выходило так, что тщательно скроенный план по поиску и уничтожению одного из самых опасных мафиози современности под влиянием чего-то жгучего и иррационального взял и видоизменился, удивительно легко вобрав в себя новую переменную. Чужая душа воистину потемки, и похоже, что спускаясь в Ад, Хибари забыл взять с собой фонарь.

— Можешь думать об этом, как о заказе, если тебе угодно.

Отредактировано Hibari Kyoya (2018-09-10 21:17:30)

— Ты хоть понимаешь, ради чего мы здесь...
Так, спокойно, Хибари. Вдох-выдох. Не об этом сейчас. Но он должен закончить мысль.
— ... находимся. Я поместил тебя в частную клинику, где тебе обеспечили лучший уход, не ради того, чтобы ты уже завтра сюда вернулся.
Голос Хибари едва не взлетел на пару октав, с вкрадчивого ровного обратившись непозволительно высоким, только самообладание и мысль о том, почему он находится здесь, а не греет задницу, сидя на теплом футоне, и помогли не сорваться. Спокойно. Без паники. Он ведь знал, на что шел, сообщая Мукуро важную стратегическую информацию о человеке, который однажды победил его, так какой реакции ожидал? Благоговейного трепета? Шока? Чего? А, чтоб он сам знал, и это бесило. Хотя со своими чувствами к фигуре потенциального противника Кёя определился давно.
Перед фигурой поверженного и списанного всеми со счетов врага, захватившего множество миров и во всех установив мировое господство, можно испытывать полный спектр эмоций, от жгучей ненависти, которая отравляет дни и ночи, до алчного предвкушения новой встречи, с первых минут перерастающей в ожесточенную схватку. Кея же молчаливо уважал и ненавидел. Бьякуран оказался достаточно сильным, чтобы сражаться с Рокудо на равных и достаточно терпеливым, чтобы подгадать момент, когда тот окажется наиболее уязвим для атаки, нанес удар, оказавшийся таким сильным, что затрещала по швам и едва не оборвалась единственная ниточка, соединяющая Мукуро с внешним миром, и все это выглядело как случайность, а на деле едва ли таковой являлась. Пострадала Хром. Серьезно, за ее жизнь боролись всем штабом, подключив все ресурсы, какие были в наличии, и даже Хибари тогда едва успел разбудить в маленькой хрупкой девочке волю к жизни, сообщив ей имя. Одно-единственное, вызванное из ночных фантазий, сотканное из ожидания и предвкушения новой схватки. Хибари знал, кого помянуть добрым словом, и воспользовался шансом произнести вслух имя, негласно витавшее в воздухе с самого появления Тсунаеши и компании в будущем, но так никем и не высказанное. Времени было мало и нужно было действовать наверняка.
Тогда-то он и понял, каким потенциалом обладает определенный набор букв. В зависимости от обстоятельств имя пугает, заставляя ноги дрожать, а жизнь галопом проноситься перед глазами, предвкушать, возвращать к жизни с того света. Кёя смутно чувствует восторг Мукуро и отчасти разделяет это чувство, но в то же время на душе скребутся кошки, вызывая смутное беспокойство. Незнакомое, неприятное чувство, Хибари оно не нравится - поэтому он и смотрит в окно и с преувеличенным интересом изучает обстановку палаты. Ну не может он признать, что волнуется за Мукуро - это означало бы, что он беспокоится по-настоящему, как если бы тот серьезно чем-то рисковал, как если бы был способен проиграть одному и тому же человеку дважды.

— Я рад тебя видеть. — Воздух неприятно холодит кожу, но это мелочи, не стоящие внимания. Разобраться бы в своих чувствах, не разрушить бы палату по пути. Хибари, наконец, поворачивается к Рокудо лицом. Смотрит в глаза. — Но мы говорим не об этом. Мукуро, это серьезное дело. Если нам удастся свалить Бьякурана сейчас, пока он еще слаб, Мельфиоре больше никогда не поднимутся, и наши планы осуществятся гораздо быстрее, чем мы рассчитывали. Мукуро, ты слышишь меня?

Слышишь, Мукуро? Ты хотел разрушить мафию, а не гоняться за тем, кто тебя победил, чтобы доказать ему свою силу. Вдох-выдох. Спокойно. Выходить из себя на пустом месте не страшно, это давно вошло у Кеи в привычку, иначе просто не получалось накопить достаточного количества пламени для полноценного сражения, которое требовало, помимо работы ума, еще и работы тела. Сила пламени была необходима ему исключительно для того, чтобы сражения с Мукуро длились как можно дольше – Кея, конечно, полагается на коробочки, и не скрывает этого, однако Ролл и обратная игольчатая сфера не являются обязательным элементом программы. Все же именно рукопашная схватка дает ни с чем не сравнимое удовольствие собственной силы, превосходства, доминирования, наконец.
Он терпеливо выжидает подходящего момента, чтобы продолжить разговор с того места, на котором остановился, позволяя Мукуро делать с ним что вздумается. Дернулся было, спохватившись, что вообще-то так не ведут себя с теми, кто столько лет прикрывает твою задницу от бдительного ока Вендикаре и Семьи, но вовремя опомнился и мысленно ударил себя по щекам. Останется один - обязательно повторит наяву, но Мукуро не нужно этого видеть.
То-то он хохотал тогда в машине.
Кто бы мог подумать, что ты можешь быть настолько искренним, Кёя.

Хибари резко выставляет свободную руку так, будто держит тонфа и атакует, но на деле локтем упирается в кадык Мукуро, и давит, давит, вынуждая того опуститься на подушки. Нависает над ним, хмурясь, глядя прямо в глаза - в его собственных в этот момент читается плохо скрываемое раздражение пополам с желанием плюнуть на все и продлить больничные каникулы Рокудо еще на пару недель.
— Ты должен вернуться живым, слышишь?

— Закрой рот, - Огрызается Кёя, нехотя ослабляя давление на шею. — Мнение иллюзионистов спрашивают дальше по коридору. В кабинете психотерапевта. Если хочешь - можем отправиться туда хоть сейчас.
Ну вот, он попался. Чего и следовало ожидать от Мукуро — всегда цепляет из длинного монолога самое смущающее обстоятельство, раздувает и выставляет напоказ. Тычет Кёе в лицо его обеспокоенность, хотя тот сам прекрасно ее осознает и без посторонней помощи. Он не отказывает себе в чувствах, это перестало казаться необходимым еще на встрече в Вендикаре, когда при взгляде на бледное лицо Мукуро, только что освобожденного из плена темницы нижних уровней, Хибари окончательно понял: можно себя отпустить, говорить, как есть, позволить себе чуть больше откровенности.
Просто он не один. Теперь - не один. Добровольно повесил на шею хомут обязательств и заботы о другом человеке, будто мало ему было ежедневных забот об Организации, кольцах, играх с Вендиче. Прознай тюремщики, что от них прячут, грянул бы скандал такой силы, что никому не показалось бы мало - даже авторитета босса Вонголы не хватило бы, чтобы его замять. Хибари только чудом не поймали. Чудом его организаторских талантов, в основном.
Мукуро - его головная боль и ужас бессонных ночей, проведенных за штудированием документов семьи Эстранео. С этим ему тоже очень повезло, копия архивов нашлась в подвалах самой грозной мафиозной тюрьмы. Информации все равно оказалось до обидного мало, чтобы точно понять, с чем он имеет дело, но кое-какое представление о способностях оно дало. Мукуро - его крест, бич, проклятие, но Хибари уже не представляет своей жизни без ежедневных драк и подколов, чувствует себя живым только проверяя себя на прочность снова и снова.

Тогда, в палате Веникаре, на несколько кратких минут, Мукуро показался ему слабым и беззащитным подростком, каким никогда на самом деле не был. Десятилетие, проведенное наедине с самом собой, кого угодно сделает странным. Десятилетие без малейшего проблеска света и надежды. Десять лет, которые Мукуро провел в отрыве от реальности. Впрочем, осознавал ли он окружающий мир так же, как другие люди хоть когда-нибудь? Кёя сильно в этом сомневался. В юности ему казалось, что он понимает мотивы поступков Рокудо, как и то, какой он на самом деле, но десять лет спустя он опрометью бросился защищать единственную ниточку, соединяющую его врага, его злейшего соперника, с реальностью, не отдавая себе толком отчета в том, что делает. Кея просто почувствовал, как из худенького, тщедушного тела Хром Докуро стремительно исчезает жизнь, как слабеют тонкие девичьи пальцы и гаснет жизнь в таких же, как у Мукуро, сапфировых глазах, и понял, что не может позволить этому случиться. Пришел и победил - в который уже раз доказав всем, и себе в первую очередь: никто, кроме него, Мукуро не спасет. Не сумеет просто, не хватит ни сил, ни ума. Кроме него, никто не убьет Мукуро. Хибари убьет любого, кто вздумает встать на пути.

Мукуро не проиграет Бьякурану, он сам это сказал. И Кея ему верит, хотя не стоило бы. Давным-давно он решил для себя, что не будет полагаться на чувства и сохранит голову ясной, что факты для него превыше эмоций и иррациональной веры в лучшее. А теперь он смотрит в наглые смеющиеся глаза и не может скрыть улыбки - победной, торжествующей. В чем дело? Что именно изменилось? Для проформы Хибари награждает Мукуро тычком локтя в бок.
- Сядешь, когда я тебе разрешу, - он перестает улыбаться и целует Рокудо, оставляя после себя легкую припухлость и кровоточащую ранку на нижней губе. Отстраняется, утирая собственные губы рукавом пиджака, не разрывая контакт взглядов. - Теперь можешь сесть. Ты в полном порядке. Я тебя забираю. Кусакабе! - Когда тот заглядывает в палату, Хибари уже сидит на другом конце больничной койки, будто так и было. - Принеси одежду Мукуро из машины. Мы уезжаем.
Мукуро еще не знает, но Кея за время его больничного на месте тоже не сидел. Похоже, они оба были чертовски заняты всё это время. Пока один практиковал иллюзии и путешествовал в теле совы, другой корпел над чертежами мужских шмоток, исколол все пальцы иголками швейной машинки и выучил двадцать два традиционных ругательных выражения. Кея, как заправская швея, методично резал, кроил и сшивал по кускам непокорную ткань, создавая из нее нечто цельное и новое. Мерки Мукуро он хорошо знал, потому что кроил как раз по лекалам тюремных шмоток, которые непокорный арестант сбросил, едва оказавшись за стенами Вендикаре.
Черт возьми, ему просто нужно было чем-то занять руки.

- Вот, Кё-сан. Возьмите.  - Кусакабе возвращается с пакетом, но в палату не входит - Хибари сказал, если бы можно было. От внимательного взгляда не может укрыться довольный вид Мукуро, но Тецуя ничего не говорит, только интересуется, не нужно ли еще что-нибудь, получает отказ и уходит, чтобы завести машину.
- Благодарю, - бросает Хибари вслед уходящему Кусакабе и замирает. Он что, только что публично проявил чувства во отношению к своему подчиненному? Вот так номер. Интересно, что дальше - прогулки с Мукуро под ручку? С тихим вздохом Кёя забирает пакет, кладет на колени Рокудо и кивает. - Твои вещи. Одевайся и уходим отсюда. Тебе больше незачем здесь оставаться. Обсудим всё дома.

Отредактировано Hibari Kyoya (2018-10-13 16:31:02)