Голова гудела, словно праздничный колокол. Из неторопливых речей Генширо Окикибы Главнокомандующий Готэй-13 понимал ровно треть. Яркий свет разгорающегося над Обществом Душ летнего дня нестерпимо резал глаза… ладно, глаз, - со-тайчо повернул голову так, чтобы свет бил только в повязку, и зевнул, прикрывая рот рукой.
- Со-тайчо-доно… - поморгав, Кьёраку уставился на белую полосу седины, вдоль склоненной головы своего лейтенанта.
- Доклад принят, Окикиба. Бла-адарю за службу, - второй зевок вышел более долгим. Кьёраку шмыгнул носом, рукавом хаори утер заслезившийся здоровый глаз. – Свободен, спасибо тебе.
Шинигами исчез, словно ластиком стерли. Такой вот ластик Кьёраку задумчиво покрутил в пальцах, и протяжно вздохнул, подперев щеку рукой.
Такой прекрасный день… таким замечательным утром начинается...
- Тай… со-тайчо? – послышалось озабоченно сбоку. Кьёраку расслабленно пошевелился – успел уже придремать, и даже увидеть обрывок какого-то сна. «Не исправляй себя, Нанао-тян», - хотелось сказать ему, но получилось что-то невнятное. Хотя взгляд его единственного глаза оказался почти что ясным.
- О, Нанао-тян. Ты как всегда, очаровательна этим утром, - просиял со-тайчо навстречу племяннице, та приняла комплимент с дежурной, и несколько напряженной улыбкой. Что-то случилось, неужели? – Кьёраку выпрямился, откидываясь на спинку высокого стула.
Неудивительно, что Яма-джи страдал вспышками раздражения. С такими жесткими стульями любой осатанеет.
- Этого не случилось бы, - Кьёраку опустил голову, глядя на поставленный перед ним стакан крепкного зеленого чая, - если бы вы знали меру.
- Так назначение Рукии-тян же, - со-тайчо моргнул. – Грех было не порадоваться и не попраздновать, - медленно выдыхая, он пригубил чай, горьковатый, и зеленый, словно отблеск линз очков Нанао-тян.
- Со-тайчо…
- Нанао-тян, почему бы тебе не называть меня как раньше? – по лицу племянницы было ясно, что она, скорее, острижет себе волосы, чем нарушит субординацию. Только и оставалось, что печально вздохнуть.
- Какие у нас новости?
- Вы же только что получили доклад Окикибы-сана! – обескураженно воззрилась на него Нанао-тян. Кьёраку повертел ладонью в воздухе, делая еще глоток.
- Извини, извини. Ты же знаешь, что я делаюсь невнимательным, когда со мной говорят мужики. Да и что он мог сказать мне действительно важного? – угол рта поехал чуть в сторону, шире. Нанао-тян кивнула – о, все же, она прекрасно знала своего дядюшку. И капитана.
Мелочи и всякую рутину, действительно, можно оставить на лейтенантов. А вот поистине важные дела – с ними, да, почему бы и не поработать самому.
«Поработать… какое скучное слово», - Кьёраку снова поморгал, глядя на листок бумаги, испещренный меленькими иероглифами. В глазах, вернее, в глазу, стремительно зарябило. Колокол в голове радостно ударил, разламывая виски изнутри, и со-тайчо доглотал свой чай стремительно и залпом.
- «Ос… остаточная реяцу»? в этом нет сомнений, ты точно уверена? – само собой, точно. Но по тому, как дрогнули скулы Нанао-тян, и шевельнулся точеный подбородок, Кьёраку осознал ненужность своего вопроса. Да, она, увы, лучше других знала о природе этой реяцу. Она испытала ее на себе одной из первых – изменившуюся, мутировавшую, выражаясь изящным и красочным слогом уважаемых сотрудников научно-Исследовательского Бюро, но все же.
Отголоски реяцу Яхве Баха, увы, то и дело прожигали чернотой духовное пространство Общества Душ. Словно паразиты, или болезнь – чаще всего в прилегающей к ним области местность менялась, поскольку она поглощала духовные частицы. Могла поглотить и слабые души, оттого, понятное, становясь и сильнее. Уничтожать подобное было не так-то просто, но обычно, это не требовало присутствия со-тайчо.
«Вот уж, как там говорят гайдзины? – «ноблесс оближ», точно», - как будто Главнокомандующий Готэй-13 должен спрашивать, куда ему идти, и чем заниматься. Но, помня старую присказку о том, что старшие чины не бегают и не торопятся – ибо в мирное время это вызывает смех, а в военное – панику, Кьёраку выбрался из-за своего генеральского письменного стола, и поправил шляпу-каса. Неспешно.
- Ты умница у меня, Нанао-тян, - приобняв племянницу за плечи, со-тайчо рассеянно чмокнул ее в макушку. – Присмотри тут за всем, пока я прогуляюсь, - его девочка знала, чем заинтересовать.
Реяцу Яхве Баха проявилась на территории, подконтрольной Тринадцатому Отряду, - каждый раз, даже думая про себя это слово – «джусанбантай», Кьёраку ощущал, как изнутри ломает горечью ребра. «Джусанбантай – Укитаке», - больше, увы, не Укитаке.
Хотя дорога оставалась знакомой. Раны времени залечены – восстановлены стены, вновь посажены сады, вновь сияют белые стены и сверкает черепица крыш. И даже карпы плещутся в пруду Угендо.
Только где теперь маленькая девочка, что собственноручно притаскивала их сюда из поместья Кучики? Кенпачи молчит мертво, как его меч когда-то. И все молчат.
Как молчат и об Укитаке.
У Тринадцатого Отряда теперь новый капитан, но это означает только одно – прежнего капитана, того, что тысячу с лишним лет освещал собой эти стены, здесь не забудут.
Уж двое-то точно.
- Кучики Рукия-тайчо-тя-ан, - одноглазая физиономия со-тайчо появилась над подоконником рабочего кабинета джусанбантай-тайчо. – Доброго утречка.

Отредактировано Kyoraku Shunsui (2018-08-27 06:22:10)

Кьёраку втянул носом знакомый запах, осматривая кабинет через подоконник – кабинет почти не изменился после… после Укитаке. Так, пара сдвинутых или переставленных мелочей… да и запах, все же, был именно что более знаком ему, Кьёраку. И присущ, - стараясь не дышать на новоиспеченную джусанбантай-тайчо отголосками своей ррр… реяцу, он весело улыбнулся ей. Да, помнил он уход Рукии-тян накануне… на Абараи-фукутайчо. Ох и развеселым же получилось назначение, пускай и с оттенком грусти, как если бы вдруг в летний денек дождичком слегка прошло.
«Стар становлюсь и сентиментален», - вздохнул про себя со-тайчо, как делал уже добрые лет пятьсот.
- Ноги привели, Рукия-тян, - усмехнулся он в ответ на вопрос, подпирая щеку рукой, и чуть снизу глядя на капитана Кучики. Выглядела она прелестно, свободное косодэ на груди мягко приподнималось, белый цвет хаори подчеркивал смоляную черноту волос. А что небольшие тени под глубокими синими глазами, да легкая бледность личика, сейчас освещенного радушной улыбкой – это поправимо. Это, как сказал бы Кьёраку, вопрос опыта.
А оного маленькой Кучики еще придется набраться, ох как.
Она выполняла обязанности капитана все время, прошедшее после войны. И к назначению все шло, да и что уж там – лейтенант с банкаем, все как по писаному, к тому же, одобрение от прочих капитанов было готово оказаться подписанным, только скажи. Разве что, Бьякуя возражал, но и его можно было понять.
Но во всем этом, помимо прочего, было и некоторое участие Кьёраку-со-тайчо. Джусанбантаю был нужен командир, и времена в Готэй-13 редко бывали мирными и спокойными, Рукия-тян идеально подходила на место Укитаке, но…
Но.
«Укитаке не вернётся», - краешек улыбки при этой мысли, как всегда, получился каким-то потерянным, но спрятался в щетине.
- Решил проведать, как ты осваиваешься, - подмигнув ей, дескать, посторонись слегка, со-тайчо легко перемахнул через подоконник, но дальше решил не ходить. Удобный, широкий подоконник – самое оно ведь, дабы расположиться эдак полулёжа.
- Не переживай, не переживай, - пошевелил Кьёраку пальцами открытой ладони. – Это не официальный визит, - «вот Яма-джи себе такого не позволял, вернее, Ямамото-со-тайчо» - мог бы подумать остальной Готэй-13, но Кьёраку был и оставался человеком привычек. – Как самочувствие? – пусть и было все видно, но не справиться об оном – невежливо.
По опрятной дорожке, мимо административного здания, которое больше походило на уютный домик (что Кьёраку всегда и нравилось в Угендо), рысцой пронесся какой-то шинигами, но, заметив маячащее в широком оконном проёме цветастое розовое кимоно, слишком знакомой шляпой увенчанное, затормозил, и отсалютовал.
- Здра- жела-сотайч!доно! – как прогрохотал. Кьёраку чуть повел бровью от вновь разгулявшегося звона в голове, и кивнул рядовому.
- Вольно. Не принесешь ли нам с Кучики-тайчо чайку? - легкая судорога пробежала по физиономии шинигами при звуке этого имени – но затем оно просветлело. Сразу, чтобы сделаться серьезным. Как же, ведь сам Главнокомандующий в отряд припожаловал! – можно было не сомневаться, что джусанбантай сейчас выстроится по самой туго натянутой струнке. И все следы вчерашних попоек, нестираные таби, не отполированные катаны, и прочие мелочи бытия немедля же скроются.
Ну, и что чаёк появится в мгновение ока, - Кьёраку слегка потянулся, закладывая руки за голову. Со стороны перегородки донёсся шум и приглушенная просьба позволения войти. О, вот и чаёк прибыл, - поглядывая в светлой зеленью колышущуюся чашку, со-тайчо подмигнул Рукии-тян, доставая из рукава увесистую плотно закупоренную фарфоровую фляжку.
- Как лекарство-о, - и действительно, всего несколько капель саке в чашку пролилось. О делах они попозже поговорят, все же, а пока можно и чаем насладиться – он указал Кучики-тян глазами на бутылочку.
- Немножко можно. Помогает, - Кьёраку-со-тайчо был всегда готов поделиться опытом с младшими по званию. Даже таким.

Отредактировано Kyoraku Shunsui (2018-08-27 22:53:22)

Неважно, не желает ли новоиспеченная джусанбантай-тайчо показаться… несолидной, принимая предложение Главнокомандующего – безусловно, несолидное, как сочли бы и ее уважаемый старший родственник, и младшая родственница этого самого Главнокомандующего, или же просто остерегается пробовать свои неокрепшие силы в употреблении саке с чаем, или чая с саке – куда важнее то, что чай заварен отменно, и от отголосков вчерашней пьянки ее исцелит наверняка. Со-тайчо сделал глубокий глоток, прислушиваясь ко вкусу чая, слегка сдобренного саке, и буквально ощущал, как шум в голове постепенно стихает, а дышать становится легче. Сейчас бы действительно поспать еще немного, но не трое суток, как сказала Рукия-тян, а четверо.
Но вот незадача-то, служба не ждет, - блаженно улыбнувшись, и на щеках чувствуя приятное тепло, Кьёраку задрал голову к голубым небесам, свежим, высоким, по которым проплывали облака. Служба, да? – ох, как же это скучно. Он куда охотнее провел бы здесь часок-другой, попивая чаёк, и любезничая с Рукией-тян, которой его внимание, кажется, немножко льстит. И напрягает, не без этого – но здесь ничего не поделаешь. Такая натура – всегда вскинутая, всегда настороже. И колючки льда в синих глазах пускай отступают слегка, но до конца никогда не истаивают.
И она не задает вопросов – сдержанно ждет. Бессмысленно сравнивать Рукию-тян с Укитаке, которого Сюнсуй знал еще с той поры, которую именуют детством даже у шинигами. Когда его все же привели в Академию Духовных Искусств – вернее сказать, старший братец пинками загнал, и пару дней спустя он увидел на соседней скамье бледного беловолосого пацанёнка примерно тех же лет. Рядом с ним сидела девчонка, слишком хорошенькая, чтобы не подсесть к ней. Так они с Джуширо впервые и пересеклись.
Укитаке не стал бы молчать, он все схватывал на лету, - неприятная мысль, неуместная. Зачем портить себе и Рукии-тян настроение неуместными сравнениями? – но прошлое рядом. Оно смотрит из углов, оно дышит глуховатым, но чистым голосом. И кажется, что…
Да. Постоянно что-то «и кажется, что…»
- Не желаешь? Точно? – точно же, что не желает, и фляжка спряталась обратно в рукав. До поры. Короткий глоток, и шумноватый выдох. – А я, с твоего позволения, все же слегка того, выпью, Кучики-тайчо, - и подмигнул Рукии-тян здоровым глазом. «Кучики-тайчо» до сих пор во всем Обществе Душ был только один. Кучики-фукутайчо – до недавних пор тоже была, и дергались рядовые шинигами вовсе не потому, что слишком долго обращались к своему капитану «Укитаке-тайчо». Просто Кучики- тайчо – это благородная семья Кучики. Строгость, традиции… и далее по списку.
И вряд ли бы благородный брат Рукии-тян одобрил распитие ею саке по утрам, это Кьёраку-со-тайчо также понимал.
- Отличный денек, и отлично начинается, а? – небеса так и манили к себе – полежать под ними, подремать где-нибудь под деревом, в солнечной тени. Во время войны любимый клён Кьёраку в саду Угендо, к счастью, почти не пострадал – вон он, старикан, шумит листвой зазывно. – Давай не заниматься сегодня делами, а, Рукия-тян? А то я почитал утренние доклады, и мне захотелось и выпить еще, и поспать, - фляжечка с саке, все же, вновь оказалась извлечена из рукава. – Ты ведь тоже их получила, так? – со-тайчо снял шляпу, и положил ее на пол, рядом с подоконником. Солнце пригревало изуродованное ухо, и правую сторону лица, припекая черноту повязки.
- Снова нашлась реяцу Яхве, чтоб ему, ведь вытравили же эту заразу. На сей раз – на территории твоему отряду вверенной, - к донышку припасенной с собой фарфоровой пиалки пристала какая-то травинка, и Кьёраку пытался ее выудить. Затем саке с облегчением забулькало, и засветилось на солнце, слегка мерцая. – Не желаешь ли прогуляться, и посмотреть на нее? – взгляд поверх пиалки остановился на Рукии-тян.
- Не переживай, даже если решат, что это такая уж беда, что требует присутствия капитана… и моего, - он рассмеялся, делая глоток, словно ностальгии – горьковатый, и с теплом, что разливается внутри. – Мы с Укитаке все время так делали.

- Да, - эхом, глуховато, и с проблеском улыбки. – Его не хватает.
Он сказал бы – хватит чахнуть над бумагами, в самом деле, иначе станете кашлять, как я.
Он посмеялся бы над похмельным Кьёраку, дескать, Сюнсуй, ну ты как всегда –  но смеялся бы без тени насмешки. Напротив, сочувственно и светло. И попросил бы – не приказал, ни в коем разе – попросил бы кого-нибудь из рядовых принести еще чаю покрепче. И только не из той зеленой пыли, главное.
Он спросил бы легко и прямо, мол, Кучики, как ты справляешься? И та, пускай сквозь робость, подалась бы вперед – поднялась бы, точно ухватившись за не самую сильную – Кьёраку-то знает, но самую твердую в Обществе Душ руку.
Укитаке был собой, не прилагая к тому усилий. Светить, силой духа и души – такое подвластно не каждому. Сколько лет – столетий Сюнсуй наблюдал это в нем. Нескончаемо отважное. Неизмеримо сильное. И искреннее. Перед этим светом склоняли головы все, даже величайшие из величайших гордецов. Кто-то принимал доброту за глупость, или наивность, но сам о том затем… горько жалел. Не потому, что оказывался покаран – но светлел душой, осознавая свою ошибку.
Ему не нужно было пытаться достучаться до кого-то – Укитаке был светом, что пронизывал насквозь, но не ранил, не обжигал. Сколько раз случалось самому Кьёраку заплутать в душно пахнущих то цветами, то смертью темнейших уголках собственной души, и сколько раз тогда на помощь ему приходил щуплый Джуширо, слабый Джуширо, но духом гораздо более сильный?
О, он не взялся бы считать.
Взгляд падает на чернеющую эмблему сбоку барака – подснежник. Самый ранний цветок, пробивающийся сквозь снег.
«Соде но Шираюки», - как забыть имя занпакто Рукии-тян? «Знаем, встречались», - это только солнечные лучи попадают в глаза – глаз. Это лишь из-за них Кьёраку так щурится. Не потому, что чувствуется ему здесь некий символизм. Подснежник просто есть – он расцветает, едва сойдут снега, а порой, даже среди них. Он не задумывается о том, его ли время, грядут ли заморозки, или вовсе, снегопады – он светел и отважен. Как Укитаке.
Но Рукии-тян вовсе незачем пытаться быть на него похожей. Ее сила – снег и лед. И среди них еще расцветут свои подснежники. Кьёраку незачем в том сомневаться. Он терпелив – так что, хватило бы времени для того, чтобы успеть стать этому свидетелем.
Ведь какой бы ни казалась спокойной жизнь… последнее десятилетие показало наглядно, что нет ничего хуже, чем мнимый мир.
Сколько вскрылось старых гнойников и нарывов – омерзительно вспоминать. И теперь только и остается, что расхлебывать последствия оных, в полной мере. Ибо долг есть долг, - со-тайчо улыбается, допивая остатки уже успевшего остыть чая.
- Да, Рукия-тян. Стоит проверить, - и отвечает, не глядя на джусанбантай-тайчо. Им предстоит отправиться в Руконгай, в самые дальние районы – туда, где душам лучше бы уж поскорее умереть, дабы войти в новый цикл перерождения. Нет там жизни – только смерть.
- Тут, в Угендо, есть потайной ход, - вот внезапная перемена темы, иначе не сказать. – Сентаро и Кийоне-тян, они… ну, ты понимаешь. Не знают о нём, - Кьёраку спускает ноги с подоконника. Книжный шкаф – вот он, слабо пахнущий пылью и нагретым деревом. Короткий удар по третьей сверху полке, нажать на томик «Кайдо и его философия»…
- Секретный ход. Настоящий, - книжный шкаф отходит в сторону, открывая неширокий спуск – ступени, и за ними – тоннель. Реагируя на духовную силу, зажигаются бледным светом светильники-подставки на стенах.
- Они реагируют только на мою реяцу… и реяцу Укитаке. Но перенастроить их просто, - светильники выкованы в форме карпов, вставших на сгиб хвоста, и шарики света зажигаются над их ртами. – Прикоснись, и направь реяцу, Рукия-тян, - а сам со-тайчо уже всматривается в темный зев коридора. Идти тут не очень далеко – выход ведет в лесок на окраине Сейрейтея, а там уже разберутся, куда идти. Ведь главное, что не с помпой, и через все бараки, - понимая, что исчезновение капитана и Главнокомандующего одновременно вызовет куда больше толков и пересудов, Кьёраку лишь весело смеялся про себя.
Все верно. Погрустили – время и улыбнуться. Иного Укитаке бы не одобрил.

Отредактировано Kyoraku Shunsui (2018-09-30 07:40:21)

Подземному ходу под территорией джусанбантая было очень много лет. Фактически, он был выстроен почти одновременно с Угендо – ну, чуть позже, может быть. Приблизительно в то самое время, когда Кьёраку и Укитаке впервые надели белые хаори с кандзи «восемь» и «тринадцать». Ведь мало ли, для чего может понадобиться тайный проход с территории Сейрейтея двоим тогда еще вполне молодым шинигами? Справедливости ради стоило отметить, что Джуширо им пользовался даже пореже Сюнсуя, которому то и дело что-то было нужно в Руконгае и его окрестностях. Само собой, существует сюнпо, но… сколько раз, засидевшись у Укитаке, Кьёраку уходил именно этим ходом, и прямиком в ласковые объятья руконгайских красоток, которые не спрашивали, отку-уда это к ним припожаловал такой симпатичный шинигами-сан, а встречали его горячо и приветливо.
А что до Джуширо… тому чаще доводилось использовать тайный ход именно по назначению. Когда нужно было улизнуть от назойливых офицеров, к примеру, или же по каким-то срочным и тайным поручениям Яма-джи.
Старик на своих учеников весьма рассчитывал, но об этом мало кто знал доподлинно. Предполагать – предполагали, да, но как именно Кьёраку и Укитаке присматривали за Обществом Душ все эти века не только как капитаны, но и по поручению Яма-джи, не знал почти никто. И, само собой, что тайный ход из Угендо был малой частью всего этого.
И теперь Кьёраку понимал, что неплохо бы и ему самому, вернее – пора уже, будто семьей, обзаводиться собственными… агентами? Хваткими молодыми людьми, достаточно проницательными, - тут он усмехнулся, и умеющими держать язык за зубами. Общество Душ стоит и строится на тайнах… у нового Главнокомандующего теперь их тоже будет хоть отбавляй, совсем как у старого.
Рукия-тян? – он незаметно глянул через плечо на фигурку в белом хаори. Большие глаза джусанбантай-тайчо блестели в беловатых отсветах шариков реяцу, словно два куска синего стекла – настороженные, внимательные. Внимающие. Они с Рукией-тян, вроде как, неплохо ладили. И их объединяла память, вместе со скорбью по Укитаке. Попробовать сделать ставку на нее? О, вначале стоит приглядеться, конечно же. Наиболее перспективными в качестве возможных сподвижников, и, как вариант, преемников, могли стать старший братец Кучики-тайчо-младшей, да капитан Хицугайя. Вайзардам в Готэе до сих пор доверяют постольку-поскольку, Куротсучи Готэй-13 интересует только в ключе исследований. У Сой Фонг – свои обязанности, хотя… тоже стоит поразмыслить.
Еще был Кенпачи, которому вся эта свистопляска, зачастую политическая, местами – интриганская, грубо говоря, нахрен не упала. И получалось, что в итоге-то у Кьёраку-со-тайчо никого и не оставалось, в резерве, на кого он мог бы опереться. Нанао-тян связана с ним узами, что даже крепче родственных, да и капитанского хаори ей не видать. Лиза-тян… - он негромко вздохнул, рассеяно задевая рукой по ближайшему светильнику. Цвет шарика реяцу получился слегка зеленоватым, мягким, словно пояс его хакама.
Лизе-тян он не пожелал бы подобного. Слишком запутанными оставались их отношения, и по сей день.
Сквозь толстый земляной потолок, каменными плитами укрепленный, слышны какие-то крики, и на слух Кьёраку определял безошибочно, что сейчас они где-то под тренировочными площадками проходят.
Ведь с уходом Укитаке их месторасположение не изменилось.
Вскоре путь пошел слегка под уклон, а затем звуки сверху сменились еще более пестрой разноголосицей. Кьёраку обернулся на Рукию-тян, чуть замедляя шаг.
- Уже недалеко, - запахи земли и сырости задевали обоняние, подземный ход дышал холодом. – С канализацией это место не сообщается – велика вероятность напороться на ребят из йонбантая, занятых работой. Было бы неразумно отвлекать их, - и вот уже лиц коснулся поток свежего.
«Пришли», - немного щурясь после сумрака подземного хода, Кьёраку раздвинул густые заросли рододендрона, и под ногой его гулко перекатились камни. Они с Рукией-тян стояли у подножия скалистого утеса, в зеве пещеры, полностью скрытом пышными кустами. Придержав шляпу одной рукой, со-тайчо подал другую маленькой Кучики, помогая спуститься – за долгие годы, за века, скалы изрядно выветрились и обветшали.
- Узнаешь места? – бойцы джусанбантая нередко тренировались и в этом лесочке, и на скалах. Вдалеке шумел невысокий водопад. – Кстати говоря, Кайен-кун тоже знал об этом, - Кьёраку кивнул на качнувшиеся перед входом в пещеру, словно закрывшие ее, кусты. – Случайно обнаружил его, искал что-то из книг в кабинете Укитаке, и задел рычаг, - о, чего еще ожидать от неугомонного Шибы?
- Ты уже размышляла о том, кого назначить лейтенантом? – вполголоса спросил Кьёраку, когда они зашагали вдоль каменистого плато, под шумящими зелеными ветвями. Вопрос животрепещущий – Рукии-тян нужен надежный помощник, с четким званием, способный ее заменить, в случае чего. Третьи офицеры же... Строго говоря, ставить лейтенантом кого-то одного из них Кьёраку не стал бы. Они слишком долго были наравне, соперничая, а повышение одного неизменно расстроит другого.
- Я не тороплю тебя с решением, - подбодрил он Рукию-тян, - но не забывай, в других отрядах также есть достойные и подходящие шинигами. Как заинтересуешься – сообщи Нанао-тян, она с радостью поможет тебе.
«Если уже не подготовила для тебя списочек», - Кьраку улыбнулся краем рта. Нанао-тян знала, что ему глубоко небезразлична судьба как самой Рукии-тян, так и всего джусанбантая.

Ветром потянуло от реки – прохладным, сильным, и Кьёраку придержал шляпу-каса, отцепил от изуродованного ушного хряща отлетевший назад шнурок. И позволил себе слегка наклонить голову, вроде как соглашаясь со сказанным Рукией-тян – но, на самом деле, возражая. Заметит, или нет – и дело ее, и право.
«Привыкать» джусанбантаю придётся только к одному человеку. Свою «капитана Кучики» они привыкли чтить и уважать, еще когда та была на посту лейтенанта; формально, для шинигами Тринадцатого отряда изменилось не столь уж и много. Да, белый хаори на плечах недавнего лейтенанта, да, «тайчо» вместо «фукутайчо» - но это все, право же, мелочи. Кьёраку не любил лезть с советами – к чему оно, когда куда полезней, если люди доходят до всего своим умом, но с кое-чем невозможно было спорить, или же уклоняться. Тяжела  неказиста доля Главнокомандующего, как оказалось…
Впрочем, иного он и не предполагал, о чем тут говорить.
- Это проще, чем ты думаешь, Рукия-тян. На самом деле, - он подмигнул ей здоровым глазом, затем переводя взгляд на высокое небо, чуть посветлевшее – набегала небольшая дымка, - капитанов привыкли слушаться. Вот я говорю своим – сегодня меня не будет, и они только кивают, и салютуют в ответ – мол, так точно, Кьёраку-тайчо! Не извольте беспокоиться, - шутку, как он надеялся, маленькая Кучики уловила. Его, Кьёраку-тайчо, подход к руководству был довольно-таки нетривиальным. Совсем таким же, как он сам – и потому ожидать, что его методы подойдут кому-то другому, он и не думал. Но уметь отделять рис от шелухи необходимо, неважно, какое у тебя звание, и есть ли оно вообще.
Шинигами уважают свою Кучики-тайчо, и привыкли доверять ей. Побольше уверенности в себе – и дело будет в шляпе. Да и слуги в поместье ее брата за столько-то лет привыкли к ней, и, несомненно, прониклись уважением к юной леди из Руконгая, однажды принятой в семью… а теперь и занимающей один из самых высоких постов в Обществе Душ, - он кивнул Рукии-тян на ходу, и с места шагнул в сюнпо. Пришлось немного замедлиться – шла капитан Кучики быстро, но все же, с его скоростью сравняться ей было бы сложновато.
- Чувствуешь? – возможно, потому, что чаще бывал здесь, буквально, дольше, чем Рукия-тян, и прекрасно знал окрестности джусанбантая, Кьёраку ощущал изменения духовного фона здесь необычайно отчетливо. А возможно, это все снова же, потому, что прислушивается, бессознательно – не отзовется ли знакомая духовная сила, не дрогнет ли там, вдалеке? Ищет он Укитаке, ищет, безнадежно. Интересно, заметно ли со стороны? – о, вряд ли. Слишком просто прятать истинные чувства за шляпой, надвинутой на глаза, и чуть лукавой улыбкой.
Да и когда ветер быстрого сюнпо бьет в глаза, тут уже не до чужого настроения, - он сморгнул здоровым глазом, глядя на скалистую гряду, которая приближалась к ним стремительно быстро. Небо позади нее, оставаясь чистым (дымка не в счет), словно посерело. Как если бы истончилось, и за ним пролегала бесконечная пустота. Черная, как провалы глазниц мертвеца, или Ничто.
- Это мы и ищем, - темные пятна, расплескавшиеся по камням. «Словно мое «ложе стыда», - усмешка стала мрачной, под неспешный вздох. Темные пятна враждебной реяцу расползались, точно дурная болезнь. От них веяло… пустотой. Той тупой пустотой, которая присуща тем, кто создан лишь для того, чтобы поглощать. Жрать и жрать. И становиться жирнее и сильнее.
Возможно, в этих отголосках реяцу Яхве когда-то сумеет зародиться нечто разумное – с подобным Кьёраку уже сталкивался во время одного из своих незапланированных путешествий в Уэко Мундо. Тогда ему компанию составил уважаемый брат Кучики Рукии-тян, - он искоса взглянул на Кучики-младшую. Совпадение? Весьма симпатичное, на сей раз, надо заметить.
- Когда мне докладывали о нем, то описывали, как нечто поменьше, - камень толкнулся под подошвы варадзи. Кьёраку прикрыл рот рукавом, зевая, и слегка шевельнул шеей, разминая ее. – Расползлась, ишь ты, зараза, - от серых небес веяло нездешней тоской и холодом, даже не похожим на зимний.
Могильным.

Было что-то в этой расползающейся темноте, помимо очевидной мерзости, неправильное, и касающееся только Кьёраку. Он сглотнул слегка, глядя на темные пятна, превращающие саму ткань Общества Душ в ничто. Медленно поглощающая пространство, словно тварь без разума и рассудка, остаточная реяцу предводителя квинси никуда не спешила. Просто росла, жирея и увеличиваясь, незамеченная доселе ни разведотрядами, ни датчиками, которые трудолюбивые пчелки из джунибантая размещали повсюду, к вящему удовольствию своего увлеченного капитана.
Проблема также заключалась и в том, что из-за игр полупочтеннейшего Яхве Баха с измерениями, обнаружить такое вот заранее редко когда представлялось возможным. Оно вываливалось из прорех в пространстве, вызывая очень стойкое сравнение с помоями. Увы, уже набравшими силу – так просто ее не истребить и не уничтожить, но новый капитан Тринадцатого отряда здесь явно преуспеет, - Кьёраку улыбнулся, глядя на маленькую тонкую руку, легшую на рукоять Содэ но Сираюки.
«Здравствуй, одзё-тян», - невежливо оставить девушку без внимания. И приятно было вспомнить тот стылый, зябкий вечер под медленно падающим снегом, когда он повстречал маленькую Кучики, и всего-то немного с ней побеседовал. Скорбь тех далеких дней вдруг снова коснулась его, заползая под косодэ промозглым сквозняком.
Тогда они тоже оправлялись от потери, - улыбка задержалась на лице, сделалась спокойней и светлее. Погрустили тогда, и порадовались вместе, помнится. Потом уже в Угендо, у Укитаке. Даже забавно было вспоминать, как Рукия-тян смущалась поначалу, дескать, как же так, вы же капитаны, я, наверное, помешаю…
Когда это имело значение для что Укитаке, что самого Кьёраку? Бьякуя совсем задурил субординацией голову младшей сестренке, ну да что с него взять.
Он вновь перевел взгляд на темную жижу реяцу, что медленно облизывала скалы, и те словно меньше становились, и положил ладонь на рукоять катаны. Напряжение Катен Кьёкоцу обняло его, будто шелковыми рукавами – охана также чувствовала, и также ощущала некое сходство между собой и этой черной дрянью.
И была потрясена настолько, что даже не возражала и не капризничала, на-адо же, - со-тайчо смежил веки на мгновение.
Третья Сцена.
Бездна отчаяния, глубже которого нет ничего. Недвижимые холодные воды, в которые уходит тот, чья реяцу оказывается слабее. То, на что сейчас Кьёраку смотрел, убийственно походило именно на его собственную технику, - под протяжный вздох он потянул катану из ножен.
- Попроси свою красавицу станцевать, Рукия-тян, - и подмигнул джусанбантай-тайчо. – Пусть остановит своим прекрасным льдом это безобразие… а мы с моими леди уж позаботимся об остальном, - усмешка скрылась под соломенным полукругом шляпы, когда вакидзаси обратным хватом вылетел из ножен легко, словно лепесток цветка, и, легко перехваченный, блеснул хищной синевой.
Рукояти под ладонями запели, будто две струны, и лезвия с тихим звоном заскользили друг по другу.
- Ветер цветы шевелит… - полы кимоно и хаори Кьёраку затрепетали, пыль под ногами взвихрилась, как от порыва ветра.
- Духи цветов немеют.
Темная масса реяцу жадно шевельнулась, почувствовав уплотнение духовного фона, и потянулась ближе к со-тайчо, но замерла, словно напоровшись на стену невидимого ветра. От локтей по рукам побежала горячая волна, - до кончиков пальцев; рванулась затем обратно, заполняя все тело быстрым радостным жаром.
- Буря в небе грохочет… - вихри кругом затрепетали, вздымаясь, почти что срывая шляпу-каса с головы Кьёраку.
- Демон небес хохочет, - отдаленный раскат грома прозвучал не в небесах – в сознании, вместе со смехом, женским – жестоким и громким. Вспышка белого света, мышцы напряглись – и скимитары легли в ладони смертоносной тяжестью выверенного баланса.
- Катен Кьёкоцу, - низкий голос со-тайчо прозвучал завершением команды высвобождения, словно баритоном сигнального колокола. Тускнеющий день отразился на широких полумесяцах лезвий, и алые кисти на рукоятях занпакто качнулись злыми кровавыми кляксами.

Отредактировано Kyoraku Shunsui (2018-09-24 10:22:45)

Его возлюбленная охана не менялась, - Кьёраку чувствовал, как она наслаждается своей высвобожденной формой, своей смертоносной красотой. И почти отвлекся на это чувство, не глядя на Рукию-тян, что легко отшагнула в сторону, под тихий звон льдинок, которыми подернулся воздух.
«Танцуй», - с восхищением подумал он, глядя, как белая лента тянется за белым же лезвием. Да-а, Содэ-но-Сираюки называли красивейшим занпакто в Обществе Душ, но…
«Но», - скимитары качнули кистями, ревниво и удовлетворенно.
«Только ты, охана», - она смотрела капризно и презрительно, но истину знала, и спорить с ней не могла. «Только ты», - даже сейчас она не желала подчиняться как следует, всем видом своим – тем, что мог видеть, само собой, лишь Кьёраку, и всем духовным фоном показывая, дразня – «заставь меня».
«Тебе и пальчиком не придется шевельнуть, милая», - всего-то немного пошуметь ветром. Реяцу накрывала пространство, смешиваясь – плотная и тяжелая, как сильный ветер – Кьёраку, и жестковатая, колючая и тонкая – Рукии-тян. Занятным выходил контраст, и, если кто-то почувствует, то удивится немало.
И да-а, ребята из Тринадцатого будут весьма удивлены тому, что капитан и Главнокомандующий вдруг испарились из кабинета, в один миг, - снова подумалось об этом, но уже вскользь. Кьёраку чуть крепче сжал рукояти мечей, наслаждаясь их балансом – «совершенные», и приятно ощущая основаниями ладоней изгибы на концах. Прекрасный упор. В умелых руках – а именно такими они у со-тайчо и были – Катен Кьёкоцу творили истинные чудеса.
Охана только усмехалась на это проявление любви – презрительно и высокомерно, как всегда. Но ей его не обмануть, - Кьёраку шевельнул бровью, чувствуя на лице приятный освежающий холод, что рванулся от засиявшего на серых камнях белого круга. Взметнулось снежной лавиной, заискрились снежинки в воздухе, оседая невесомой алмазной пылью.
- Прекрасно, джусанбантай-тайчо, - просиял со-тайчо. Черная дрянь застыла, заключенная в столб поблескивающего на солнце льда. Пусть сквозь облака, но все же светило здесь.
Похмелье легонько отдалось в голове, при движении, когда по изящным, точно изгибы женского тела, лезвиям мечей пробежал короткий импульс.
«Поиграем?»
- Бусёгома! – коротко выдохнул Кьёраку, и со скимитаров сорвался сгусток бешено вращающейся, поднимающей ветер реяцу, и вихрем врезался в ледяной столб. С мелодичным звоном разлетелись осколки, и над серыми камнями только и осталось, что несколько выбоин. Гладких, как если бы их долго шлифовало водой.
- Еще разок? – подмигнул со-тайчо своей прелестной спутнице, легко проворачивая мечи в ладонях. – Давай, покончим с этим всем одним ударом, Рукия-тян, - он не сомневался в том, что ей хватит сил для того, чтобы заморозить и бОльшую площадь. А если какие капли ускользнут от льда, свирепый «ленивый волчок», вопреки названию, выследит их повсюду. К тому же, тут сплошь камень, незачем бояться побеспокоить, к примеру, деревья..
«Но дальше может быть еще», - острия Катен Кьёкоцу настороженно опустились, будто прислушиваясь вместе со своим хозяином.
- Кажется, это не единственная наша забота, - чуть озабоченно, но по-прежнему весело заметил со-тайчо. – Поблизости либо такая же мерзость, либо истончение пространства, - оба понимали, чем это может быть чревато. Господа холлоу вполне могли заглянуть на огонек, почувствовав души-плюс. Рядом, все-таки, Руконгай.

Жаль было бабочку – ярко-лимонные крылышки застыли в сияющей глыбе льда на полувзмахе, прямо над листиком, взбудораженным до этого «ленивым волчком». «Но увы», - по рукоятями двойных мечей проносится теплая волна, стремительная, как августовский ветер.
- Бусёгома! – бешеный вихрь снова врезается в ледяную глыбу, в сердце которой замерла чернота. Рывок сюнпо – и со-тайчо уже на противоположном конце плато. Еще разок! – «волчок» разбивает лед, и осколки разлетаются весёлыми брызгами, отражая одноглазый профиль Кьёраку.
- Ну, охана, не упрямься – совсем вполголоса, но и не особо скрываясь. Рукия-тян вполне может и услышать, но Кьёраку сейчас озабочен совершенно другой красавицей.
Катен Кьёкоцу не желает иметь дело с этой дрянью, она ей не нравится, - надменный и холодный взгляд, гордо запрокинутая голова на стройной шее, перехваченной черной лентой.
Ей не нравится то, что эта дрянь смеет быть похожей на нее хотя бы даже намеком, - стремительный взмах широким рукавом, и рукояти скимитаров на миг раскаляются, оковка обжигает ладони.
«О, давно бы так, милая», - это было прекрасно, под короткий выдох команды могучий не «волчок» - поток вращающегося ветра устремляется в ледяной столб, разнося его в мельчайшее крошево. Воздух снова пахнет морозом и свежестью, а солнце искрится на падающих из ниоткуда ледяных искрах.
Чернота исчезает без следа, но Кьёраку все равно настороже. Напоследок глянув на собственное отражение в широком лезвии тати, он чуть улыбается.
«Спасибо-о», - и затем уже его подбородок, и правая часть лица отражаются на узкой и волнистой полосе стали.
Дайсё уходят в ножны, щелкнув цубо по оковке ножен. Ветер – не призванный духовной силой, но живой, настоящий, наконец-то снова веет над плато. И все кругом словно наполняется красками, снова летает какая-то бабочка, и не одна. От промороженных камней пока еще веет холодом, но уже совсем по-другому. Холод больше не могильный, а живой, как тихо истаивающие в воду льдинки под ногами, загорающиеся каплями на слегка поблекшей траве.
Ничего, снова в рост пойдет, еще лучше становясь, - пальцы складываются в печать, и тонкие линии Бакудо ограждают пространство, словно струнами. Рукии-тян потом предстоит отправить сюда бойцов для наблюдения, но, кажется, об этом напоминать джусанбантай-тайчо незачем – не впервые с подобным сталкиваться, право же.
Им всем в Готэй-13, - чуть поморгав поврежденным глазом под повязкой, Кьёраку поправляет шляпу и щурит на солнце, которое теперь вновь светит теплее и ярче. И, поманив за собой Рукию-тян, срывается в сюнпо.
Еще одна прореха ждет их, к сожалению. Она сравнительно недалеко – для хорошего сюнпо, конечно же. Кьёраку приходится слегка замедляться, но что поделать – многое приходит с опытом и тренировками, хотя сюнпо Рукии-тян весьма недурно. Ему есть с чем сравнивать, но позволить себе слишком долго отвлекаться на оценку и сравнения он не может, ибо то, что ждет их впереди так и веет своей, особенной аурой. Ощущения от нее очень уж знакомы обоим. Рукии-тян – по приключениям в Уэко Мундо, со-тайчо же – по многочисленным приключениям в Уэко Мундо.
Вот ведь незадача – последствия, чтоб их драли меносы, не при леди будь даже подумано! – отголоски черной реяцу продолжают истончать пространство между мирами. Увы, это не новость – но когда рядом с жилыми районами Руконгая готова прорваться Гарганта, и Пустые только и ждут момента, дабы повалить, на вкуснейшую реяцу душ-плюс, то поневоле похолодеешь от таких вот новостей.
- Вот уж что я так не люблю, - под ноги толкается зеленая трава. Прогретый солнцем косогор, на вершине которого было бы так приятно полежать, понежиться, а затем уйти в тенек, и глотнуть немного саке. Бутылочка, кстати говоря, при нем, и, не чинясь, показывается из рукава.
- Глоточек, джусанбантай-тайчо? – весело подмигивает он Рукии тян, открывая пробку, и глядя на синее небо с мазками облаков прямо перед ними – колышущееся незримыми занавесями готовой прорваться Гарганты. Глоток - ах, хорошо, на похмелье-то.
- Потом пришлем сюда взвод для того, чтобы поставили барьер, - на-адо же, вовремя они сюда успели. Рев Пустых ощущается нутром – они еще  т а м, но уже близко.
Ближе, чем им можно позволить, - небеса с глухим треском, похожим на звук мокрой рвущейся ткани, разверзаются.

Отредактировано Kyoraku Shunsui (2018-09-30 15:37:08)

Звук, знакомый со-тайчо уже тысячу лет – и всякий раз, все равно, холодком по хребту проносится протест. «Неправильно», - не должно так вот нарушаться безмятежному покою небес. Чтобы их, словно тряпку какую, так вот разрывало изнутри.
Нет, скорее, сейчас это походило на нарыв, хлынувший отвратительным гноем – наконец-то вскрытый. Темной реяцу так и ударило, но, признаться, после недавно уничтоженной реяцу Яхве она была.. все же, как-то даже привычней.
Хорошо, когда противник давно знаком и известен, - у нескольких десятков холлоу, что радостно рванулись на капитанов, не было ни малейшего шанса. Бестолковые, соображать-то даже и не пытаются, что при соприкосновении с подобной духовной силой все, что им остается – это быстренько распасться частицами рейши, и растаять в бесконечно светлом воздухе Общества Душ.
Беглый взгляд на Рукию-тян, что даже занпакто не стала доставать, предпочтя справиться тем, что у нее получалось в совершенстве – о, и это Кьёраку также знал о ней
Ведь в свое время личность Кучики Рукии-тян, переведенная в джусанбантай по протекции рокубантай-тайчо, частенько становилась предметом обсуждения, в том числе, и меж ее тогдашним капитаном, - неспешный вздох, и самим Кьёраку-тогда-еще-хачибантай-тайчо. К тому же, как не расспросить старого друга о столь прелестном пополнении в его отряде? – это и вовсе был бы не Кьёраку.
Маленькая, с глазами огромными, как чайные чашки, с упрямой черной прядкой, пересекающей белой лицо – настороженный зверек, не знающий, как вести себя, и чего ожидать от новой обстановки, людей, и в целом, собственного будущего. Кьёраку довелось увидеть маленькую Кучики в один из первых дней после ее вступления в джусанбантай, и тогда он искренне порадовался за столь прелестное создание – попала ведь в надежные руки. Что Укитаке, что Кайена Сибы – и ведь не ошибся же.
А потом… потом случилось то, что случилось, - по ладони, легшей на рукоять тати, словно прежним волглым сквозняком поводит. Снова вспоминается тот вечер – случайный не долгий, в сущности, с падающим снегом, и одинокой потерянной девочкой.
… Чьё заклинание сейчас смахнуло холлоу, словно пыль с полки, - Кьёраку улыбнулся, потянув меч из ножен. Лезвие катаны взблескивает, вслед за коротким мазком черного по небесной лазури – рывком сюнпо. Еще несколько таких росчерков, взметнувшиеся полы цветастого кимоно – и оковка рукояти лязгает по ушку ножен. Кьёраку чуть поправляет каса, взяв за поля спереди – а позади него пустые распадаются в пыль, даже не успев сообразить, что же такое с ними приключилось.
Но это, увы, еще не конец истории, - через плечо он оборачивается на прореху в небесах, за которой уже мерцают смутные красные огни. их с Рукией-тян реяцу – слишком желанное лакомство для тварей, исходящих с той стороны. Короткий кивок,, обращенный к джусанбантай-тайчо – и обнажённые дайсё снова в руках Кьёраку.
Медлить нельзя. И сдерживаться не стоит, - никогда не питал Кьёраку неприязни к холлоу, но бестолковые твари, вроде этих, приводили его в несколько утомительное уныние. А унывать он категорически не любил.
- Катен Кьёкоцу! – команды высвобождения не понадобилось, призывать охану и малышку он вообще способен усилием мысли, как любой достигший банкая шинигами. Да и времени сейчас не было – земля дрогнула под ступившей на нее ногой меноса Гранде.
«Бусёгома», - отправляется точнехонько в центр белой маски, и Кьёраку командует:
- Я запечатаю Гарганту, а ты пока позаботься о тех, кто решит меня отвлечь, Рукия-тян. Лады? - и подмигивает ей здоровым глазом, встряхивает руками, посылая волну реяцу – пространство кругом вздрагивает от направленного в прореху потока.

Колоколом, похмельным и могучим отдавалось использование такого количества реяцу – снова немножко эдак заломило виски, но со-тайчо по-прежнему благодушно улыбался кривому черному оскалу Гарганты в небесах над собой. Подумаешь, немножко занемог по причине торжества, виновница которого в это время, кажется, наслаждалась происходящим. А разве может быть что-то лучше? – он весело глянул на изгибы своих занпакто, из которых блеснуло холодной зеленью – глазами духов.
Охана и малышка тоже наслаждались происходящим – хотя старшая сетовала на простоту игры. Младшая же просто радовалась, тихонько эдак про себя, что её наконец-то отпустили поиграть, - по левой руке проскочил еще один импульс, и с острия скимитара сорвался сгусток реяцу. Словно снежок, влепившийся в стену – хотя со снегом, это, конечно же, к Рукии-тян. Звон от рассыпающихся глыб льда ее очаровательной Содэ-но-Сираюки был громким, но не оглушающим, он, скорее, походил на мелодию, хаотичную и хрустальную. «Ей подходит», - это был танец не только Содэ-но-Сираюки, это был танец маленькой джусанбантай-тайчо, которая для Кьёраку навсегда останется именно маленькой, младшей. Не в обиду ей, конечно же.
Кое-какие слабости уже изрядно пожившего шинигами, такого, как со-тайчо, Рукия-тян уж должна понимать. Если узнает о том, - реяцу льется вверх, упругой волной буйного ветра, свободного, но покорного одновременно. И чудится в нем запах цветов, и слышится шелест ветвей – а уже когда сполохи бури собираются в небе высоко над головой Кьёраку, когда концентрация духовной силы достигает своего апогея, то как не вспомнить другие молнии, и другие волны?
«Эх, Укитаке-Укитаке», - шире делается улыбка, и жарче – в груди.
- Ну, мои леди, - занпакто отзываются согласным гудением, коротким  и победным. Рывок сюнпо в небеса, ближе к прорехе – теперь видно, что это не в небесах – оно снизу так выглядело, а в пространстве. В собственную реяцу, как в упругий воздушный поток.
- Демон небес… хохочет, - и со-тайчо смеется; загорелое лицо прорезает оскалом, когда сконцентрированная волна ударяет прямо перед собой, срываясь с лезвий мечей. Холлоу, что еще не достигли Рукии-тян, или же проскочили мимо, в мгновение ока оказываются смолоты в мелкую пыль, распылены – а челюсти Гарганты с недовольным, протяжным, до костей пробирающим звуком схлопываются. Свечение вокруг Кьёраку гаснет, но чувство выброса духовной энергии до сих пор с ним и в нем – о, это было поистине приятное напряжение.
«Словно любовь», - усмехается он про себя, и знает, что охана в этот миг прикрывает довольную улыбку широким рукавом.
- Отлично потрудились, Рукия-тян, - шляпа немного съехала на затылок, и Кьёраку поправляет ее, легко ступая на покрытую инеем, искрящуюся траву. Красиво – ох, до чего красиво, и, кажется, не один только со-тайчо такого мнения. Поодаль, из густых зарослей рододендрона выглядывают две чумазые детские мордашки. И ужас, и восхищение одновременно написаны на них; при приближении Кьёраку они испуганно юркают обратно в кусты, и только темно-розовые головки цветов качаются, смыкаясь за ними.
- Уф, что-то я притомился, Рукия-тян, - Катен Кьёкоцу уходят в ножны, не забыв сверкнуть напоследок на вновь ярко засиявшем солнце. – Стар никак стал? – посмеивается со-тайчо, коротко погладив рукояти мечей. – Наверное, стар, и так ужасен, что меня пугаются ребятишки. Эй, малыши, - голоса он не повышает, но кусты испуганно вздрагивают.
- Не бойтесь, выходите. Теперь здесь безопасно играть, - моргая, то ли от яркого после зарослей света, то ли от испуга, детишки выбираются из кустов. Мальчуган постарше, и цепляющаяся за него девочка, помладше – взъерошенные оборвыши, при взгляде на которых сердце сжимается.
А они смотрят с восторгом и благоговением, напуганные – и восхищенные. Как же, великие и могучие шинигами сейчас, у них на глазах, одолели целую армию чудищ, закрыли дырку в небе, таки… такие…
- Ну приветик, - эх, была у Укитаке привычка хорошая – вечно с собой в рукавах конфеты таскал. Пригодилось бы сейчас. Вряд ли Рукия-тян поступает так же, - Кьёраку присел на корточки, подмигнув детишкам.
- Целы, ребятки? – те закивали, глазея то на него, то на Рукию-тян. Наверное, она все же казалась им менее страшной, чем здоровенный небритый дядька, у которого аж два меча.

Отредактировано Kyoraku Shunsui (2018-10-06 16:25:59)

Немудреная радость обычной души-плюс – конфетки, что лежали сейчас в ладони юной джусанбантай-тайчо, снова напомнили об Укитаке. Не проворачивающейся скорбью, не болью, а так… ностальгией. Привычка все же есть привычка, да? – Кьёраку не удивился бы, что с легкой подачи своего капитана все в тринадцатом отряде ныкают по рукавам конфеты и сладости. Для чьей-нибудь такой вот радости.
Хорошо в джусанбантае. Его шинигами помнят, - Кьёраку перескочил взглядом с одной чумазой мордашки на другую, и порадовался про себя, что у этих малышей нет духовной силы. Иначе бы почувствовали себя плохо, от такой-то мощной реяцу и духовного давления, что распространяли капитан Готэй-13, и его Главнокомандующий. Не говоря уже о том, что до этого оказалось высвобождено столько духовной силы, сколько иным и не вообразить, - почему-то перед внутренним взором предстала только что зачищенная площадка с выглаженными черной реяцу камнями. Поблеклая трава, поеденная земля,  и словно выцветшее небо там, где потом разверзлась Гарганта. Немало времени еще должно пройти, чтобы эти раны затянулись.
А что насчет душевных ран? – он чуть повернул голову, чтобы видеть Рукию-тян, на личике которой застыло тяжеловато-скорбное выражение. Почти как у ребятишек – то ли ожиданием чуда, то ли страхом это самое чудо спугнуть.
Но ичибантай-тайчо, увы, не волшебник, - он улыбнулся примолкнувшим детишкам. Девочка испуганно улыбнулась в ответ, за ней и ее брат. Сходство было очевидным, все же. Или их одинаково обезличивала печать бедности, пыль на лицах, которая помечает всех обитателей последних районов Руконгая? – печальный ответ, который никогда не знавший подобной жизни потомок одного из аристократических родов Сейрейтея мог понять, а стоящая рядом с ним не урожденная Кучики – знала доподлинно.
У Укитаке как-то все иначе получалось. Он бы сообразил, что сделать и сказать, - Кьёраку весело хмыкнул про себя. Ну-у, всякое в жизни бывает.
- Как вас звать, ребятки?
- Юки, - пискнула малышка.
- Дзиро, - хрипловатым баском ответил мальчишка, и Кьёраку кивнул:
- У тебя есть еще старший брат, да? – на что паренек помотал головой.
- Больше… нету. Пустые съели, - и шмыгнул носом, но не от того, что какие-то слезы подступили, а от неловкости.
- И вы с Юки-тян одни остались, да? – Дзиро, «второй сын», как и сам Сюнсуй, кивнул, наклонив нечесаную голову. На сей раз уже со-тайчо пошарил по рукавам – и просиял, когда нащупал нечто плоское и прохладное. Дети так и просияли мордашками, когда увидели на его раскрытой ладони несколько канов. Такие деньги они вряд ли вообще в своей жизни-за-жизнью видели хоть раз.
- Держи, Дзиро-кун, - Кьёраку вложил монеты в исцарапанные, побитый кулак паренька. Похоже, тому немало приходилось драться. Да и вон, тень заживающего синяка на скуле, взгляд серьезный теперь, насупленный. Размышляющий напряженно о том, как сберечь доставшееся сокровище
- Береги Юки-тян. Она у тебя растет красавицей, - со-тайчо подмигнул девочке, которая зажмурилась и тихонько засмеялась. Кьёраку поднялся, выдохнув.
- И не играйте больше в таких опасных местах, ладно? – мир кругом, обесцвеченный силами ушедшего (благо, ушедшего) врага, постепенно наливался красками, набирал силу. Но все равно еще опасен. Особенно – для таких вот малышей, которым, Кьёраку надеялся, повезет хотя бы немного.
- Рукия-тян? – он позвал джусанбантай-тайчо. Ей… она, наверное, сделает что-нибудь правильно. Лучше, чем он.
Что-то не заменит ни опыт, ни прожитые века.

Отредактировано Kyoraku Shunsui (2018-10-23 08:34:30)

«Красиво-то как», - искрящийся снег, появившийся из едва заметного морозного тумана, настолько прозрачного, что кажется, будто он лишь подчёркивает голубизну небес. Спокойных, без прорех, без истончений – и хочется выдохнуть почти что с облегчением, да как-то не получается. Сейчас они немного помогли Обществу Душ – малая толика того, что было возможно сделать, но кто знает, что принесет завтрашний день?
«Надо же, а ведь полагал, что достаточно состарился для подобных размышлений, дабы перестать к ним возвращаться», - даром, что со-тайчо, да-да.
Кьёраку весело посмеивается про себя, и дышать ему уже легче. Сбоку видно, как ледяные искры загораются в темно-синих глазах Рукии-тян, но не холодом, а теплом, одной ей свойственным. Еще один упрямый подснежник, выросший так вот незаметно под сенью джусанбантая, на радость Укитаке – «который этого не увидит», - печальным светом загорается единственный глаз со-тайчо, под неспешный вздох. На раскрытое ладони загораются тонкими лучами несколько снежинок, но истаивают быстро, оставаясь холодными каплями, будто парой оброненных слёз.
Пустое это. Скорбь не покинет их еще долго – так просто не избыть, но Укитаке бы этого не одобрил, да? – и осчастливленным ребятишкам Кьёраку улыбается весело и добродушно – дескать, малыши, не вешайте носы. Сильные и могучие шинигами непременно присмотрят за вами, за всеми вами. За всем Обществом Душ.
«Как раньше?» - никуда не деваться от горькой истины, задаваемых собственным голосом, бесконечно усталым, но спокойно-язвительным.
Действительно, то, каким страшным эхом Обществу Душ отозвалась война с квинси, отзывалось до сих пор. Не только прорехами в пространстве, искаженными Пустыми и прочим. Но и ранами в душах, незаживающими и кровоточащими, хоть ты тресни. Как ты ни старайся их залечить. И у этого юного непокорного подснежника, Кучики Рукии-тян, точно так же раны в душе. Она одинока на своем посту, - ладонь у капитана Кьёраку теплая, следы от снежинок испаряются быстро. И он кладет ее на хрупкое острое плечико джусанбантай-тайчо, подмигивает здоровым глазом её чуть вопросительному взгляду.
- Неплохо потрудились, а, как тебе кажется? – он делает шаг вперед. По траве, слегка тронутой серебром инея. Солнце искрится на нем, таком недолговечном сейчас, зыбком, готовом превратиться в росу – что и происходит, и на каплях воды загорается уже не серебро, а радуга.
Все заканчивается, всему на смену приходит что-то иное.
Укитаке нет – но есть Рукия-тян, ушла Унохана-сан, - улыбка Кьёраку делается светлее и печальней, - но остается Исанэ-тян.
Остается память. Остаются люди, остаются такие вот дни, в один из которых двое руконгайских малышей-оборванцев  увидели нечто невероятное. Для шинигами это – повседневное, ничего не значащее, но жизнь этих ребятишек увиденное может изменить полностью.
Может быть, едва они добегут до ближайшего дома, и кто-нибудь отнимет у них подаренные добрым дядей-шинигами деньги.
Может быть, их свалит болезнь, слопает Пустой, да просто крыша ветхой лачуги обрушится однажды и погребет под собой – все может случиться. Или же доблестные шинигами, которые у них на глазах отважно сражались со страшными холлоу и закрывали прореху в небесах, опять допустят какой-нибудь невероятный промах, и мир духов вновь окажется втянут в кровопролитную войну.
Почему-то Кьёраку кажется, что в этом случае больше всех достанется именно ему. «Все правильно. Дорогу молодым», - таким вот упрямым подснежникам, как Рукия-тян. Как убежавший Дзиро и его сестренка, - «будь заботливым старшим братом, Дзиро-кун».
И, пока есть кому передать то, что получил от тех, кто ушел – в общем, можно и не тяжелеть душой, и не мрачнеть лицом.
Жизнь продолжается.
- Ничего, - усмехается со-тайчо, фалангой указательного пальца чуть вытирая под повязкой, закрывающей увечный глаз. – Что, возвращаемся? – отряды ждут. Со-тайчо – еще порция саке, ибо похмелье так просто не желает покидать его, все же. И, возможно, еще что-нибудь приятное, - на сердце становится неизменно теплее при мысли о родных бараках Восьмого отряда.
Рукию-тян же ждет какая-то непременная рутина, маленькую старательную девочку, - искрящаяся каплями растаявшего снега трава легко уходит из-под ног, под рывком сюнпо. До бараков Тринадцатого отряда они добираются быстро, - «дорога домой всегда кажется короткой».
Домой.
- Рукия-тян, скажи-ка пожалуйста, - на ходу, в сюнпо говорит он вполголоса, зная, что джусанбантай-тайчо слышит его прекрасно. Шаг, впрочем, снова пришлось немного убавить. – Ты не будешь возражать, если я иногда стану заглядывать к тебе, а? – песок дорожек меж бараков толкается под варадзи, Кьёраку поправляет шляпу, остановившись.
- Мне в последнее время совсем не с кем поговорить об Укитаке, - и грустно, и смешно немного даже думать о таком, но что есть – то есть, - Кьёраку слегка разводит руками, глядя на нее – суровую, слегка взволнованную, но вспыхивающую радостью, словно снег под лучами рассвета – румянцем.
У нее окажется потрясающее будущее, Кьёраку уверен. Сильное и прекрасное, как она сама.
И кое-что, все же… не удастся отпустить и забыть. Потому что нельзя, - кандзи «тринадцать» рядом с цветком подснежника на белой стене барака смотрит на них упрямо и твердо.
Так, как смотрел Укитаке.