«Никаких следов», - докладывает джунибантай, и уточняет сразу же – «живой материи».
Только мёртвое – то, что по непонятной причине не распалось в духовные частицы, как то – кровь, остатки одежды, обломки катан. Обнаружены в песках Уэко Мундо; сетка координат на мониторе сводится в одну точку, пульсирующую, точно капля крови, надсадно сверлящую виски.
«Да-а быть не может», - на выдох с усмешкой уродцы из Двенадцатого так и обернулись на хачибантай-тайчо, синхронно  разномастной пеленой рож, удивленных и скорбных, и с затаенной опаской. Он-то только отмахивался, посмеиваясь, улыбаясь широко – дескать, нет. Быть такого не может.
Исследовательская группа, отправленная Готэй-13 для изучения аномалий потоков духовной силы в Уэко Мундо, уничтожена полностью. Погибли все шинигами, включая лейтенанта Восьмого Отряда Нанао Исе-сан, - «да вы шутите, парни, быть того не может. А ну-ка перепроверьте», - вакидзаси под рукой тонко дрожит, незаметно для постороннего глаза. Вакидзаси боится, в ужасе – но на безмолвно заданный ей вопрос Катен Кьёкоцу-тян отвечает так же безмолвно, прикрывая единственный глаз.
«Да».

«Запрещаю!» - голос Яма-джи – будто грохот падающего засова. Сумрак раннего вечера – словно сумерки Зала Совета. Это смешно – Кьёраку хочется смеяться, с сухими глазами. Старик не верит – да что за нелепость, право же.
«Смирись. Мне жаль», - они верят этому, верят отчетам, что доставлены Омницукидо, взвод которого был отправлен в Уэко Мундо и подтвердил гибель исследовательской группы. Капитану Восьмого Отряда передали шеврон – половинку шеврона с треугольными пиками стрелиций и второй частью иероглифа «восемь». Пропитанного кровью так, что тиснение на толстой коже едва возможно было разглядеть.
«Он жива!» - у Готэй-13 не было подтверждений. Нет подтверждений, дери вас меносы, какие еще нужны подтверждения? – Катен Кьёкоцу-тян лихорадило от страха, вжавшуюся в объятья Катен Кьёкоцу-старшей, но, оборачиваясь на своего хозяина, девочка кивала твердо – «да».
«Это может быть опасно для нас, Сакураносуке», - а будто он сам того не знал. Привычное самообладание, расслабленное и сосредоточенное одновременно, изменяло ему. Настолько, что вечером того же дня, когда пришел отчет от Омницукидо, за Кьёраку явились они же.
«Приказ командующего», - позади парней Сой Фонг, чьи физиономии были скрыты черными полумасками виднелась чуть сгорбленная фигура Яма-джи, подле которого маячила белая накидка Сасакибе. Свет желтых фонарей в туманной дымке мелкого дождя подрагивал, моргая от потоков колыхающейся реяцу – двух капитанов, и равного им.
«Что, Яма-джи, решил соблюсти протокол?» - и, в том числе проследить за профилактическим арестом своего не слишком послушного ученика самолично. Спрятанным в трость Рюдзин Дзяккой старик только и стукнул по залитой дождём по мостовой – хватило, чтобы все кругом полегли, как побеги риса под порывом урагана. Даже Сасакибе пригнуло слегка – а Кьёраку остался стоять, с застывшей на лице полуусмешкой.
«Я должен найти Нанао-тян», - простые слова, но старик на них шевельнул намокшей бровью, приоткрывая тяжелое веко. Не сработало – Кьёраку ощущал, как полыхает в нем собственная реяцу, не хуже, не слабее пламени сильнейшего в обществе Душ огненного занпакто.
Тени удлинялись, становилось холодно, и пахло отчаянием, словно стоячей водой – поперек запахов пышно цветущего сада за белой стеной, крытой оранжевой черепицей.
«Запрещаю!» - еще один удар, брызги воды разлетелись от серых плит – и испарились. «У нас недостаточно информации о противнике», - капли срывались с края каса, попали на пальцы, когда Кьёраку наклонил голову, с тихой ненавистью слушая Яма-джи. Слушая! – какое значение теперь имело все, что скажет старик.
Он все решил про себя и для себя, - дождь припустил сильнее, несколько фонарей погасло.
«Это обязательно делать, Яма-джи, а?» - варадзи хлюпнули по плитам.
«Подождем, пока не получим больше информации», - тихий вздох отозвался в сердце, вздох-всхлип – Катен Кьёкоцу-тян беззвучно рыдала.
«Да!» - но глаз ее сверкал уверенностью, сквозь испуг и слезы – обернулась резко, почти вырвавшись из рук обнимавшей ее оханы. Стиснула себя за плечи, точно силясь удержать что-то внутри, успокоить, унять.
«Нанао-тян жива. Мне же незачем объяснять, почему я это знаю?» - в который раз, так тебя, старик. В зале Совета Кьёраку впервые в жизни едва не сорвал голос, под то сочувственными, то равнодушными взглядами замолчавших капитанов.
И покинул его первым. Сейчас же, стоя против своего учителя, знал только одно – там, позади Яма-джи, удобный выступ для прыжка сюнпо, угол башни. Даже и напрягаться не придётся.
«Почему ты так уверен?» - нет, показалось. Голос старика слабины не давал – это походило скорее на «как смеешь ты, щенок, противоречить?!» - Кьёраку резко выдохнул, готовясь сделать шаг.
«Сюнсуй. Почему ты так уверен?» - взгляд Яма-джи надвигался на него, как каменная стена. – «Ты ничего не хочешь мне рассказать?»
«А ты, Яма-джи?» - лоб того так и дернулся крестообразным шрамом.
Разведку должен возглавлять Кьёраку – вместо этого его удержали в Обществе Душ. Какие-то данные об исследованной аномалии все же достались Готэй-13, но почтив се они были тут же переправлены в ичибантай. Там и исследовались, при помоще ребят из Двенадцатого.
«К чему такая секретность, а, Яма-джи?» - для Кьёраку не имели значения слова о том, что им нужно «больше информации».
Для Яма-джи – что Кьёраку имеет право знать.
«Не говори ему про нас!» - сильно зашумело ветром в цветущих ветвях, и запахло пионами и розами, мокрыми от дождя.
«Не скажу, охана», - старик все равно не станет слушать. Но молчание его – что-то знает? – было подозрительным. Как и напрягшаяся реяцу.
Делать нечего. Придется бежать, - вода рванулась из-под подошв, и снова зашипела, испаряясь. Выступ башни обрушился от посланного вдогонку Кьёраку заклинания, но было уже поздно.
И был он далеко.

Как скоро за ним отправят погоню, было вопросом лишь времени. Позади остался залитый дождем, и немного кровью тех, кто пытался Кьёраку остановить, Сейрейтей. Само собой, он никого не убивал – так, скулы слегка посворачивал, даже мечей не доставая. Сердце билось легко и спокойно, ровно. И дыхание ни на миг не участилось, даже когда небо позади взметнувшегося цветастого кимоно озарилось неистовым пламенем.
Годы у старика, все-таки, уже не те. Не догнал своего непутевого ученика.
По следу Кьёраку могли отправить Джуширо – тот выкашляет все легкие, но вдогонку за ним ринется. Чтобы от гнева Яма-джи оградить, само собой… или уговорить снова, попытаться убедить, что искать Нанао-тян незачем. Что она…
«Никто не знает, никто, охана», - она знала об этом, но все равно беспокоилась, сейчас – рассерженная и в смятении. Её – их – сейчас и из ножен извлекать опасно. Пока сам не успокоится.
Чему он тревожится? – ведь Нанао-тян жива, пока внутри Катен Кьёкоцу-тян колотится маленькое алмазное сердце. Но колотится оно все чаще, и младшая из духов продолжает плакать – тихо, потерянно, роняя слезы из единственного глаза на широкий рукав тяжёлого кимоно оханы.
«Жива, и смертельно напугана», - можно так было определять, пока духовный путь до Уэко Мундо ложился через Гарганту под ноги ровной неширокой лентой. Незачем больше, или стабильней – и по ней Кьёраку проносился быстрее, чем когда-либо бегал в жизни. И, когда рябящая тьма кругом все же рассеялась, отсыревшие варадзи мягко толкнулись в холодный песок.
Черное небо куполом опрокинулось над головой, неподвижная луна повисла унылым оскалом.
Уэко Мундо.
- Ну, и куда теперь? – щит из спокойствия пока не давал слабины, Кьёраку оставался хладнокровен, и даже слегка улыбался. Ведь действительно, чему тревожиться – Нанао-тян жива, это главное. И у него есть тому самое надежно подтверждение, о котором он никогда и никому не рассказывал. Не мог рассказать – слишком старая тайна его семьи, обагренная невинной кровью, кое-как спрятанная, пусть и надёжно спрятанная. Тайна, о которой молчаливо знали только двое – хорошо, на сей раз, четверо.
- Цветочек, ну-ка, подскажи мне, - Катен Кьёкоцу-тян шмыгнула носом под закрывающей ее лицо маской, и тряхнула остриженными волосами куда-то налево. К серым барханам, из которых торчали, словно многопалые каменные руки, редкие кустики.
Так уж вышло, что явился сюда даже без приборов. Какие еще определители координат, какие датчики. Все игрушки джунибантая здесь ему не пригодятся. Самый верный компас у него здесь. В сердце, - Кьёраку медленно вдохнул пропахший кварцевой пылью воздух, и шагнул вперед.
Следовало ждать незваных гостей. Пустые почувствуют душу с такой реяцу, и среди них точно попадутся достаточно тупые и жадные для того, чтобы сообразить напасть на капитана.
Да ладно, многие из них и понятия не имеют о существовании капитанов, - сколько падших душ обитает здесь, вестимо, не поддавалось никаким подсчетам. Только вот нечто, неспешно истребляющее холлоу в невероятных количествах, появилось в Уэко Мундо совсем недавно.
Пустых было уничтожено настолько много, что это вызывало колебания в общемировом балансе душ. Исследовательский отряд был разведывательным… и разведка вышла боем.
«Нет, ты жива», - Нанао-тян не напрасно лейтенант Готэй-13. Вот уж точно не потому, что родственница своему капитану. Пускай и без занпакто; за себя постоять она способна не хуже любого другого офицера ее ранга. И Катен Кьёкоцу-тян это лишь подтверждает. Все хорошо, - Кьёраку улыбнулся. Сам себе. Незваные гости ему не страшны –если только за минувшие после победы над Айзеном годы здесь не объявился новый мистер Примера Эспада.
Неизвестная аномалия, что исследовали шинигами… с этим может быть сложнее, - вакидзаси под касающимся цубо запястьем слегка вздрогнул – «там-м-м!» - и Кьёраку ускорил сюнпо.
Развороченная котловина в каменистой долине. То самое место, где… - он наклонился к песку, моргая. В сером свете мертвой луны было сложно что-то разглядеть – он утомлял безмерно. Вернее было полагаться на духовное чувство, которое очень скоро слегка вздрогнуло.
«Ну, ну, я ведь только начал. И отправили же самого шустрого, ты посмотри», - хачибантай-тайчо обернулся, поднимаясь с песка, глядя на приближающегося к нему капитана Шестого Отряда.
Кучики Бьякую.

Отредактировано Kyoraku Shunsui (2018-09-07 16:58:02)

«Это может быть опасно для нас», - повторяет охана, искаженно отзываясь на его собственную, чуть шевельнувшуюся тревогу. Когда за ним, капитаном Кьёраку, в погоню – погоню! – посылают крайне опасного… не юнца уже, но еще весьма молодого шинигами, это говорит о многом.
Главным образом, о том, что Кучики Бьякуя выполнит приказ Яма-джи в точности, что бы тот ни приказал, - усмешка трогает край рта, когда взгляд на мгновение останавливается на накрывшей рукоять занпакто ладони Бьякуи.
«Это может быть опасно», - Кьёраку чуть касается края шляпы, надвигая ее ниже, и слегка улыбается куда-то внутрь себя. Сумрачный сад клубится запахами после дождя, – Катен Кьёкоцу-тян больше не плачет, теперь она напряжена, словно маленькое, но смертельно опасное животное. А его охана – сладковатый аромат тления, умирания и цветения. Роковая тень, слишком опасная сейчас, ибо часть ее – них – скоро умрет. И потому способная отнюдь не только на капризы.
- Здесь не было боя, капитан Кучики, - он поднимает голову, коротко глядя на Бьякую. Полуулыбка с лица не сходит – застыла. Затем снова наклоняется к песку под ногами, уже почти заглаженному ветрами, и пальцем проводит по острой кромке плотно слежавшегося гребешка. Тот осыпается, открывая что-то темное.
Или камень, или кровь, - песок рассыпается под пальцами, пустой, безучастный, как показания на мониторах и датчиках джунибантая.
- Бойня – была, - шинигами почти не успели подготовиться. Кое-как пытались отбиваться, но атаковавшее их нечто оказалось сильнее. Или проворней, или и то, и другое, - песок снова течет сквозь пальцы, и становится душно.
- «Смириться»? – легкое недоумение мешается с горечью, словно с душноватым привкусом в перестоявшем саке. – Бьякуя, - голос мягко тяжелеет. – Для чего, по-твоему, я здесь?
Найти останки, хоть что-то кроме окровавленной половинки шеврона, которая сейчас жестким, заскорузлым кусочком кожи убрана за косодэ, и царапает бок? Плеснуть саке на камни Уэко Мундо, в оглушительной скорби все же осознав, что дочь его брата погибла, и… и он остался один?
Кьёраку качает головой, усмехаясь, чувствуя, как если бы раскаленным крючком зацепили по плоти, и тянули сейчас – чувствует, как ощущение того, что Нанао-тян  ж и в а, заставляет его позабыть обо всем остальном.
«Как же ты уцелела, моя милая?» - отошла от отряда перед атакой? – неподалеку что-то блестит сквозь песок, короткой искрой, и Кьёраку, не глядя на Кучики, в одно мгновение оказывается подле. Оплавленный песок блестит, словно стекло очков. А еще прежде духовное чувство говорило ему, что Пустых поблизости нет. То ли ребята из Омницукидо как следует зачистили территорию, то ли холлоу опасаются того, что явилось сюда прежде. Кьёраку рассмотрел бы оба варианта.
- А для чего здесь ты, капитан Кучики? – он оборачивается на Бьякую. – Я ожидал Укитаке. Что, Яма-джи полагает, что мы с ним споемся, и отправимся безобразничать вместе, а? как в старые добрые? – да, вряд ли в самочувствии Джуширо было дело. Кому, как не ему, понять и поверить Кьёраку? и это - еще одно лыко в строку подозрений.
- Или думает, что я отправился мстить? – о, это тоже будет. Но вначале он найдет Нанао-тян – живую, - предплечье задевает по вакидзаси, Кьёраку чуть хмурится, наклоняя голову. Младшая из его девочек немного успокоилась, но остается напряжена. Готова броситься, не играя, на того, кому вздумалось ее остановить.
Страх – великая сила. И Кьёраку чувствует, как время уходит, просыпается, сочится сквозь пальцы, словно пресловутый песок, и заставляет слабеть руки и ноги в коротко нахлынувшей волне опасения – «а вдруг я уже опоздал?» - о, пока еще нет.
Боятся все трое, но Нанао-тян, где бы сейчас ни была – в смертельном ужасе. Но – живая и верит.
В него.
- Давай я сберегу свое время, Бьякуя, - гарды дайсё чуть бряцают, под накрывшей их ладонью. Жест не угрозы, но спокойствия – «тихо, девочки, тихо. Незачем сейчас волноваться». – Возвращайся в Общество Душ, и передай Яма-джи, что мы скоро вернемся. Я и Нанао-тян соберем всю необходимую ему информацию, - это Кьёраку выделает голосом, - много, много информации, - «к сбору которой, как раз-таки, тебе было необходимо подготовиться. Чтобы лишнего не углядели, да, старик?» - короткая вспышка гнева сменяется привычным спокойствием, алмазно твердым. - И он останется доволен.
Яма-джи придётся смириться с таким решением своего ученика, и плевать, что за этим последует. В Улей Личинок не запрут. История разнеслась достаточно широко и громко, чтобы о ней смогли замолчать. Назовут содеянное изменой? – о, это зависит от того, что же именно таится в этих песках. Настолько значительное, что Яма-джи хочет, чтобы пусть самый ленивый, но и самый въедливый из его учеников угомонился.
Гибель, - «спокойно, цветочек», - гибель лейтенанта – всегда потрясение для Готэй-13. Проверку учинили бы в любом случае, окажись на месте Нанао-тян кто угодно, из чего Кьёраку делал вывод, что Яма-джи имел подозрения о том, с чем шинигами придется столкнуться. Но оформились они в нечто конкретное, запретное, лишь когда он получил доклад Омницукидо. То, что истребленный отряд возглавляла хачибантай-фукутайчо – случайность, на ее месте мог быть кто угодно другой. Хотя бы даже лейтенант Абараи.
Но без своего лейтенанта капитан Кучики не лишится части души, и, как следствие, части силы. Его занпакто не исказится самым страшным образом, и сам он не сойдет с ума. Все это для себя Кьёраку мог лишь предполагать, ибо в который раз уже понимал, что ситуация его – начиная от парных занпакто, и заканчивая спрятанным Шинкен Хаккьокен, более чем нестандартна для всего Общества Душ.
«Так много всего – и мне одному», - Кьёраку неспешно размял шею, не убирая ладони с рукоятей дайсё. Удобно она там лежит, спокойно.
- Не хотелось бы, чтоб ты меня задерживал, Бьякуя. Это плохо скажется на моей Нанао-тян, -  взгляд на молодого Кучики в упор. – Мне ведь незачем объяснять, что я знаю, что она жива? – ему не сто пятьдесят лет, дабы срываться в смертельно опасную неизвестность из одного только чувства противоречия.
Но, честно говоря, с него стало бы сорваться и тогда.

Отредактировано Kyoraku Shunsui (2018-09-07 08:49:02)

Слушать рассуждения щенка поистине смешно. И об одаренности его не помнится, их во, много таких, одаренных, выросло в последнее время в Готэе. Кьёраку редко когда позволял себе подобные сравнения, но сейчас оно как нельзя лучше подходило Бьякуе, - он поднимает на него тяжелый, всепроникающий взгляд. Балбес-балбес, парнишка, неужели всерьез не понимаешь, что это не безумие потерявшего, не просто боль от потери, или что-то в таком тривиальном духе. Это – знание, и то, что Кьёраку в подобном отказывают, что его не слышат, ему, проклятье, не верят, отчего-то уязвляет неожиданно сильно.
И незачем думать о том, что Укитаке бы поверил; вся эта история гораздо темнее, глубже и таинственней, чем может показаться на первый взгляд, да даже и на второй, и на третий.
Но если Яма-джи вознамерился похоронить его, Кьёраку Сюнсуя, племянницу здесь, то он очень просчитался.
Движение руки капитана Кучики можно расценить только одним способом. «Ну, мои прекрасные – главное, не теряйте головы», - но улыбка безмятежна, когда дайсё вырываются из ножен даже быстрее, чем можно было ожидать.
Неприятно, и в чем-то даже печально происходящее - два капитана Готэй-13 сходятся в поединке по единственной причине. Кое-кто не желает немного задуматься о чужих резонах, прислушаться не к приказу, но голосу разума. Или сердца - О, о чем речь. Это же Кучики.
И его вслух сказанное сочувствие сейчас для всегда обычно миролюбивого Кьёраку - словно шлея под хвост коню.
Кучики отличный боец, но с Кьёраку ему не справиться. Не та закалка – еще век-полтора должно миновать, прежде чем они в силе хотя бы сравняются, но недооценивать его хачибантай-тайчо и в голову не приходит.
- Это бессмысленно, Бьякуя, - вздыхает он, понимая, что бой неизбежен – ведь стоит же уже с обнаженными клинками.
Благо, знает, как сражается Кучики, но облегчения это, по сути. Не приносит.
Становится темнее, и эхо команды высвобождения банкая накрывает окружающее их пространство. Уэко Мундо готово исчезнуть под этой давящей волной смертоносной реяцу, и Кьёраку и самого слегка задевает, но внутри – все спокойно и ясно, дух его безмятежен, словно пламя свечи в безветренный день.
Пусть Кучики пытается его задержать, толково у него все равно не получится. Не тот уровень. Не та решимость.
«Сакураносуке!» - звенит тати, отчаянно, когда шелестящая прекрасная волна лепестков цветущей вишни обрушивается на него. Символично и иронично, что имена Кьёраку и этого занпакто созвучны, ему кажется. Волна не причиняет ему вреда – защищающая тело реяцу принимает на себя удар, хотя приходится одновременно бороться и с духовным давлением Кучики. Тот сдерживаться не намерен, в его движениях – сдержанная упрямая готовность того, кто пойдет до конца, выполняя так называемый долг.
«Прости-прости, капитан Кучики. Долг есть не только у тебя», - тот самый, против которого однажды выступил и ты, на холме Сокьёку. Наверняка не забыл еще.
Рывком сюнпо Кьёраку вырывается из мчащейся за ним искрящейся розовой волны, вскидывая клинки крест-накрест.
- Катен Кьёкоцу! – и широкие лезвия скимитаров отражают улыбку. – Бусёгома! – вращающийся поток ветра врезается в волну лепестков, разбивая их, развеивая.
- Угомонись, Кучики! – поистине, подобным делу не поможешь, и время, треклятое время, утекающее неумолимо!
«Ладно. Будь по-твоему, малыш Бьякуя», - ох и не хотелось ему этого, но ничего не поделаешь.
Цветастое кимоно соскальзывает на песок. Следующий залп вишневых лепестков-лезвий накрывает отскочившего в сторону Кьёраку с головой, дабы мгновением позже просветиться уничтожающей чернотой. Так гниют в стоячей мертвой воде любые цветы. Так умирает прекрасное, - в песок Уэко Мундо входят скимитары, качнув жадными алыми кистями, точно языками голодных зверей.
- Банкай, - тьма неисчислимых лезвий не сравнится с той тьмой, что сейчас источает капитан Восьмого Отряда. Холод Уэко Мундо – всепоглощающей дыры вечной ночи и вечной смерти, кажется, даже оказывает поколеблен, когда неумолимой тоской, безнадёжностью и холодом заливает все вокруг, когда мрачные тени ветвей засохшей сосны тянутся над Кьёраку Сюнсуем, самым веселым и беззаботным шинигами Готэй-13.
«Не показывай свой банкай там, где его могут увидеть. И вообще не показывай», - но тут, видишь ли, ситуация из ряда вон, старина Джуширо.
Тут время – на мгновения, которые этот самоуверенный мальчишка отнимает у моей племянницы.
Пусть ощутит себя польщенным. Немногим доводилось видеть банкай капитана Восьмого Отряда Готэй-13.
- Катен Кьёкоцу Каремацу Шинджу, - низко вибрирует песок, камни, скалы, все духовное пространство от голоса Кьёраку, из-под полей шляпы-каса которого неподвижной чернотой вспыхивает взгляд, словно лезвие скимитара.
- Увы. Я не могу заставлять свою милую Нанао-тян ждать, Бьякуя, - отчаяние, распространяемое банкаем, колеблется и усиливается, подогреваемое собственной скорбью, и печальной яростью Кьёраку. Неумолимо прекрасная госпожа смерть улыбается позади него - настало время серьезных игр, и горе тому, кто осмелится ей противоречить.
Очень мало кто видел банкай Кьёраку Сюнсуя. Выживших же после него и вовсе нет. И про себя он чуть малодушно надеется, что до конца это дело не доведет.
Ведь это так безрадостно - бой между своими.

Отредактировано Kyoraku Shunsui (2018-10-08 09:46:51)

Не думала, что однажды наступит такой момент, когда будет буквально надеяться, что за ней придут. Не понимала, предлагая добить мальчишку рёка со странной силой, насколько пугающим может быть такое ожидание. Не согласна умирать, не так и не сейчас. А вместе с тем, ведь готова к подобному. Она – лейтенант, она служит в Готей 13 и должна быть готова к тому, что на войне может умереть. Разве это неправильно?

Спасение слишком близко. Жестоко это – чувствовать, как жизнь балансирует между надеждой на спасение и смертью. Совсем как Кучики, когда старик Ямомото обещал ей отпустить друзей. Казнил бы следом за ней, имей такую возможность, но соврал не думая. И глазом не повел. Жестокий человек.

Как много общего в этих, таких близких событиях.

Нанао лихорадочно думала о том, какое кидо может предотвратить нападение, что может остановить эту мчащуюся на неё руку. Она же хороша в кидо, она сможет. Нет. Путь связывания шестидесятого уровня просто растворился, едва коснувшись руки твари. Надо все же попытаться. Нельзя отдаваться на милость смерти вот так просто, когда он так близко.

И дышать так трудно, удар ещё эхом отзывается в спине и ребрах. В такой момент все дела лейтенанта, которые Нанао считала важными кажутся ей бесполезными. В то время, как она пытается у капитана подписать очередной отчет или запрос, когда пытается выяснить что-то, простые шинигами могут вот так рисковать своими жизнями. Рана на боку треснула, стоило поднять ранее руки для выстрела, саднит теперь, правый глаз так сильно затянуло отёком, что он не видит – не открывается.

Время кажется бесконечным.

Нанао садится быстро, вытягивает руки и хочет применить хоть какое-то заклятье, не может она не сражаться! Но не успевает. Только вскрикивает негромко.

Вместо удара огромной руки она ощутила рывок и тепло. Не кровь, чужое тепло, крепкую руку за спиной и четкий, такой приятный вдруг запах саке и табака. «Успел!», -кричит в голове, мерцая дежавю. Было ведь подобное так много лет назад. Лишь Пустой, Гарганта и заброшенный храм с мертвой сосной перед ним. «Кто я Вам?!», эхом звучит из того вечера. Не было сомнений что придет и что успеет. Прижимаясь вынужденно, на вдруг дрожащих ногах, Нанао вскидывает голову, смотря сейчас единственным более-менее видящим глазом. Лицо Кьёраку чуть размыто, только его лейтенант столько раз его видела, что воображение рисует привычное расслабленное выражение.

Он здесь.

Он успел.

А дышать ещё трудно, будто здесь нет достаточного количества воздуха, будто весь выжгли. Как глубоко не дыши – не хватит. Будто боль становится сильнее, когда Нанао оказывается под защитой. Дрожит немного, цепляется, чтобы не мешаться во время боя.

Но он успел.

И капитан Кучики его пускай и задержал, но не остановил. Да будто хоть кто-то его мог бы остановить. Даже Нанао, что обязательно потом скажет, что он нарушил правила, что все равно сделал все по-своему. И что она несомненно этому рада и благодарна. Негромкий дрожащий выдох:

- Дядя, - и хватается за его хаори на груди, ужасно радуясь тому, что он пришел. Укол вины и стыда не заставляет себя ждать, но все исчезает на время, за негромким «я здесь». Сложно сказать, слышит она это или чувствует. Но да, он здесь и в ответ на это лишь кивает, чувствуя давление духовной силы дяди, что кажется таким тяжелым. Ведь своей почти не осталось.

Капитан Шестого отряда тоже оказывается здесь, надо им сказать, что знает, хотя этого мало же. Но их способности должны сработать против этого монстра – у обоих занпакто не кидо типа, пускай на счет Сенбонзакуры Нанао могла бы засомневаться.

- Техники Кидо против него бесполезны, - говорит чуть громче, совладав с собственным голосом, чтобы оба капитана услышали, а небольшим грузом за воротом косодэ находится диск с записями исследований, - оно поглощает их, поглощает реацу. Барьеры и Пути связывания – все впитывает в себя. Оно, –ты же не почувствовала тела погибших, да? – Поглощает всё.

«Все бы отдал, дабы этого не произошло», - печалью просвечивается мысль, а за хаори, за косодэ цепко и крепко держат испуганные руки, по которым он задевает ладонью, накрывая эти сведенные судорогой предплечья – дескать, тише. Все позади, моя милая.
Прости, что так задержался, - сердце вскипает темными водами Дангъо но Фучи, но назвать это чувство отчаянием невозможно. Как и гневом, или чем-то схожим – это сила, полная глубочайшей печали.
Чем бы ни было загадочное нечто, поглощающее Уэко Мундо, оно уже обречено. Жаль только, бесконечно жаль, что Нанао-тян пришлось пережить все это.
«Но ведь пережить», - он позволяет себе это – короткую слабость, закрытые глаза, выдох над белым лбом, на котором, Кьёраку успел заметить, засохшая кровь. Песок остается на губах и щеке. А в сердце теперь распахивается жадная пасть. Чем-то неуловимо и неумолимо схожая с существом впереди.
Насчет исследовательской группы не было особых приказов от Яма-джи, ровно до мгновения, пока с ними не потеряли связь. Знал ли старик о таящейся в песках твари? – возможно. Что куда более вероятно, он ее недооценил, и затем, когда трагедия все же случилась, сделал то, что сделал. Запретил расследование, до тех пор, пока не будет больше информации. И от мысли, что он мог бы подчиниться приказу, по спине проходит дрожь. Ох, кажется, у Кьёраку будет затем весьма интересная беседа со стариком. Настолько, что может полыхнуть пол-Сейрейтея, но он, вопреки обыкновению, все же позволит себе отвести душу.
Не только у Яма-джи есть секреты, - рукоять вакидзаси по-прежнему мелко вздрагивает, но эта дрожь – радостного облегчения. Тати же наливается холодной смертельной тяжестью. И тихо шуршит под ногами песок, когда Кьёраку ставит Нанао-тян на него, почти усаживает – в сюнпо метнувшись на безопасное расстояние. На расстояние, в пределах которого он сможет контролировать ситуацию, если что-то пойдет не так.
Пахнущее табаком и цветами кимоно теперь на плечах дочери той, которой когда-то принадлежало – все как в ту роковую ночь семейных секретов.
- Не волнуйся, Нанао-тян. Мы быстро, - она запрокидывает на него лицо. В ушах до сих пор звучит это обращение, которое, кажется, раньше не слышал от нее никогда. Вырвалось, да, милая племянница? – и отойти от нее невозможно. Даже на долю мгновения. Невозможно, чтобы ее коснулась еще хотя бы песчинка, - но руки разжимаются. И улыбка – неизменна.
- Все будет хорошо, обещаю тебе, - и только вздрагивает песок под ногами, когда Кьёраку возвращается к Кучики. Вдыхает пропитанный голодом и ненавистью воздух легко, будто стоя где-нибудь под солнцем Общества Душ, и слегка разминает шею.
- Что ты там говорил про зандзюцу, м-м, Бьякуя? – у воплощённого спокойствия Кьёраку – суть из стали. – Ветер цветы шевелит… - негромко, строкой безмятежного стиха, в трепет поднявшегося кругом неистового вихря. Тот треплет завязки шляпы, развевает полы хаори.
- Духи цветов… немеют, - когтистая лапища взрывает песок на месте, где только что стоял Кьёраку, и леденящая аура задевает по его ауре, словно вытягивая реяцу. О, с этим твари придется сильно постараться, так ведь, охана? – та молча поднимает гордую голову, и ветер, их окружающий, становится все неистовей.
- Буря в небе грохочет… - по рукам проносится дрожь, и последние слова команды высвобождения тонут в расколовшем черное небо ударе грома, в котором слышится жестокий женский смех, - демон небес… хохочет.
«Катен Кьёкоцу», - атака молниеносна, только кровавые кисти на концах мечей всплескиваются. Вряд ли это отвлечет внимание твари – та ориентируется не на зрение, а на духовное чувство. Что же, тогда это лишь на руку, - он улыбается. Настало время поиграть.
- Дарума-сан га коронда, - реяцу прожигает пространство вспышкой, Кьёраку привлекает внимание твари. Рев – нет, не рев, свистящий, втягивающийся в себя все и всех вой. И приходится постараться, приходится вложить чуть больше усилий, чем обычно – о, этот поединок становится даже слегка утомительным. «Почти с самого начала, да?» - но проиграть стало бы невозможным. В любом случае… пока он превосходит это нечто в скорости, шанс одолеть его есть, и весомый.
Играем.
Тьма разверзается позади твари, как если бы в черноте небес Уэко Мундо вдруг появилась прореха. Двойные клинки блещут коротко, отражая оскал луны – и вонзаются в основание черепа существа, если такой у того есть. По рукоятям проносится дрожь – охана напугана. Охана в бешенстве, потому что аура неведомого создания тянет ее, тянет все кругом себя, поглощая духовные частицы. Смеет делать это.
- Интересно, - рывок назад. Под тяжелый выдох. Реяцу на атаку было потрачено столько, сколько нужно – как казалось Кьёраку, но на самом деле, примерно на четверть больше.
Кучики не призывает шикай, и это разумно – крошечные лезвия Сенбонзакуры станет невозможно удерживать духовной силой, и неведомое нечто поглотит их. Что же… попотеть придется самому хачибантай-тайчо.
- Бьякуя, - это то, что неизбежно, - если дело будет худо – забирай Нанао-тян и уходите, - вряд ли мальчишка послушается, но ситуация быстро может стать критической. Как бы то ни было… в играх в прятки Кьёраку поднаторел гораздо лучше Нанао-тян.
Он сумеет отлично поиграть с этой тварью.

Отредактировано Kyoraku Shunsui (2018-12-24 11:24:17)

Наши жизни столь хрупкие.

В Генсее за неё люди не переживают так, как следовало бы тратят её на невесть что, дорожат всем, чем угодно, но не жизнью. В Готей жизнь имеет не такую низкую значимость, ведь за жизнь борются в Руконгае те, кто попал туда. Что же до тех, кто вынужден трудиться? Прикладывают столько сил и стараний, чтобы затем их заметили, чтобы все старания обязательно были вознаграждены.

Нанао всегда стремилась быть сильной, быть полезной, быть той, о ком не надо беспокоится и которая будет не только составлять отчеты, но и сможет помочь в бою, если потребуется. И она не была слабой на самом-то деле, не была той, кто получил свой шеврон из-за родства с капитаном, нет-нет. Исэ и правда была сильна, но не достаточно.

Нечто сейчас было готово сражаться с дядей, настолько сильное, что запросто уничтожило исследовательскую группу и просто играло с Нанао, заставляя ту скрываться. Высасывало её духовную силу понемногу, будто из какого-то редкого и сладкого плода. Неприятное сравнение, да что тут поделать. И сейчас она также чувствует, как духовная сила понемногу уходит в тьму, как внимание Нечто переходит к дяде, а тот снова желает играть по правилам Катен Кьёкоцу.

«Только будьте осторожны», - думает Исэ, не смея произнести это вслух, ведь как она смеет сомневаться в способностях двух капитанов? Как она смеет не верить в них? И все же дрожь удается довольно-таки легко и быстро унять, будто тяжелым щитом на плечах лежит кимоно, что дороже её капитану его хаори, защищает её. И Нанао не видит всего боя, зрение подводит, но она чувствует это. Где-то очень далеко они сражаются и Нечто не хочет проигрывать. Приходится приложить все усилия, дабы чувствовать, как идет сражение, но дядя слишком далеко увел чудовище, что с легкостью перебило исследовательскую группу. Дядя как всегда все делает по-своему, да только упрекать его в этом она не смеет.

Капитан Кучики тоже был некоторое время здесь, но вскоре ринулся туда же в бой к дяде, похоже ли это на него? Да откуда Нанао об этом знать? Капитан Шестого отряда известен ей только странным желанием соблюдать правила и действовать строго по ним. Почему так долго?

Почему так невыносимо долго?

Будто земля дрожит под ней, худые пальцы чувствуют мертвый песок и исходящий от него холод, а тишина лишь мерещится. Её здесь нет – где-то впереди идет бой, где-то позади ревут меносы, будто в яростном желании напасть на источник такой духовной силы, но никак не могут решиться. Ведь иначе они умрут

Нанао кажется, что прошла целая вечность, прежде чем наступило внезапное затишье. И будто бы никого не осталось. «Не может так быть», - думается ей, в попытке высмотреть хоть что-либо. А зрение по-прежнему подводит, какой толк быть Богом Смерти с плохим зрением?!

И вот ответ – её резко подхватили на руки, едва ли не закружили, сильные дядины руки, а в нос ударил такой знакомый запах саке и табака. Исэ притихла было, ухватившись за ткань косодэ на груди Кьёраку, не посмела спросить в порядке ли он, потому что и так знает ответ, но только прижавшись щекой к плечу Кьёраку, Нанао будто ребенок почувствовала себя наконец-то в безопасности. Теперь она вернется обратно в бараки родного отряда и снова будет тренироваться в кидо, будет оттачивать свои навыки в том, чтобы в следующий раз не ударить в грязь лицом.

«Я знала, что ты придешь», - оберегая коробочку для исследовательского отдела, Исэ хотела бы сказать «спасибо», но не здесь, не при капитане Кучики, который почти наверняка осуждает Кьераку за его бестактность и игнорирование правил. Почти наверняка Главнокомандующий запретил капитану идти туда, где погибла целая исследовательская группа.

Столько лет тренировок, ежедневных, изнуряющих и все равно она не справилась. Могла ли вообще справиться? Об этом не сейчас, нет-нет, не сейчас. Пока что следует просто ещё немного подождать, прежде чем безопасность примет её.

- Спасибо, - одними губами произносит Нанао, желая, чтобы её припухший глаз сейчас скрылся за чуть взлохмаченной чёлкой. Ей-Богу жалкое зрелище наверное. Но она знает, что дядя ни в чем не винит свою племянницу, не стал бы никогда. И от этого на душе ещё немного скребется когтистый Пустой. Нанао станет сильнее, обязательно станет.

Наставления капитана Кучики Кьёраку выслушивает, не скрывая улыбки – весёлой и безмятежной, щурится, дескать, о чем ты таком говоришь, Бьякуя, какое еще терпение или что-то там, о чем ты там вообще толкуешь? Понятное же дело, что нету дураков как-то раскачивать лодку, - взгляд из-под полей шляпы-каса блестит холодным прищуром. О, все, что последует за этим – его, капитана Кьёраку, дело.
И с Яма-джи у него несколько иные отношения, как малыш Бьякуя, наверное, пару раз замечал. Ведь так, да? – он опускает глаза на прижавшуюся к нему Нанао-тян, маленькую, легкую, крепко вцепившуюся в его косодэ. Она отворачивает личико, прячет ужасную ссадину и кровоподтек. И за это вот Кьёраку готов еще раз убить ту тварь, которая только что доставила им столько хлопот. Да-а, вопреки всему своему миролюбию.
- Все хорошо, Нанао-тян, - ободряюще говорит он ей, вполголоса. – Ты изумительно справилась, - и это уж точно не лесть.
Воля к жизни в его девочке – сильнее всего. Она давала ему столько поводов гордиться собой, но так, как сейчас, он не гордился ею никогда прежде.
«Ты верила в меня», - о, Кьёраку явился бы за ней в самые глубины ада, только чтобы не потерять. И пусть даже не сомневался в том, что Нанао-тян в него верит, но чувствовать тому подтверждение – вцепившиеся в косодэ пальцы, наполняют странным чувством, более чем неуместным сейчас. Ее вера передалась духу ее занпакто, а от него – к Катен Кьёкоцу-тян. Так он к ней и пришёл, так и нашел – все предельно просто. И даже на душе лучше от этой простоты.
И да, капитан Кучики. О лейтенанте Исэ капитан Кьёраку позаботится. И очень хорошо, кстати говоря, что Бьякуя уже отправился вперед.
- Ты теперь понимаешь, да, Нанао-тян? – бесконечно ласково глядя в ее здоровый глаз, тихо произносит Кьёраку. Конечно, она понимает. В их… семье хранить тайны умеют лучше всего, - он оборачивается на тьму вдалеке – огромное черное пятно, как если бы тьма небес Уэко Мундо обрушилась на серые пески сверху, и пропитала их собой.
Нет, там всего лишь отпечатки, отголоски реяцу – двух реяцу, смешавшихся. Тьмы Катен Кьёкоцу Каремацу Шинджу, и духовной силы неведомого создания, которое, как Кьёраку теперь знает, было создано искусственно.
И оно не имеет ничего общего с шинигами, более того, хуже того! – оно им враждебно.
И Яма-джи что-то знал об этом.
Неужели то, что во главе исследовательской группы была отправлена лейтенант Восьмого Отряда, тоже случайность? – Кьёраку в том уверен. старик не стал бы так явно  подставлять его, или же…
Нет, поистине, не стал бы. Разыгрывать правдоподобные спектакли с разрушениями и открытым неповиновением, передвигая персонажей, как фигурки на доске – это к одному талантливому молодому человеку, что пребывает сейчас во тьме Мукена. Здесь же это почти наверняка совпадения.
Но вырвать Яма-джи бороду Кьёраку по-прежнему хочется.
- Ты знаешь, да, - поглаживая племянницу по волосам, вздыхает Кьёраку, вдруг проколотый теплым словом-обращением. «Дядя» - так редко она его называет подобным образом. И оттого оно еще более ценно.
- Придется молчать, - серые пески остаются позади, а сухой ветер Уэко Мундо воет позади них одиноким голодным волком. Кьёраку на мгновение оборачивается, чувствуя что-то…
«Да не-ет, почудилось».
Живых тут больше нет.

- Молчите, - а в Обществе Душ – долгий оранжевый закат, отливающий алым. – Молчите обо всем, что видели и делали, - они вдвоем стоят перед Яма-джи. Доклад Нанао-тян старик выслушает позднее, а сейчас та в лазарете. Истощена так, что просто страшно, духовная сила пострадала почти критически. Но Унохана-сан знает, что делает… а заодно она почти наверняка выведает то, что знает Нанао-тян.
Пусть выведывает. Главная тайна останется сохранена. И Кьёраку отнюдь не стыдится того, что ставит тайну – их с Нанао-тян тайну, выше любых прочих.
«Семейное дело», - он с мягкой усмешкой выслушивает старика, и взгляд его выдерживает спокойной стеной. Ох и будут же потом отдельные беседы. Ох и… далековато же будет до смирения.
«Я знаю, что ты прячешь, Яма-джи. Я также знаю, что ты предвидишь что-то, чего очень стоит опасаться – и ты действительно, боишься», - и не по себе уже самому Кьёраку становится, от таких-то мыслей. Ибо если чего-то опасается Яма-джи, да настолько, то их недавняя проблема с Айзеном, похоже, скоро померкнет.
- Ну, ну, - улыбается Кьёраку, шире улыбается, - в итоге, все ведь закончилось хорошо, да? Жаль наших ребят, но Нанао-тян жива, - «а вы не верили», говорит его усмешка. – Вот счастье-то, а-а. Капитан Кучики, приходи на празднование, ты же придешь, так?
- Сюнсуй! – о, эти интонации не меняются уже почти два тысячи лет.
- Яма-джи, мы и тебя приглашаем. Разве ты откажешься? – и про какой там выговор толковал Бьякуя? Пфф, ерунда какая. За что выговаривать? – Яма-джи тут должен быть очень благодарен за то, что они оба выполнили свой долг защитников Общества Душ, и столь блистательно.
Возможно, выполнили даже авансом.
А когда двери кабинета Яма-джи закрываются за обоими капитанами, и коридор освещает долгим оранжевым светом, в котором все больше крови, Кьёраку чуть замедляет шаг. Им в разные стороны.
- Бьякуя, - он смотрит в тень полей шляпы-каса.
- Это сделали люди, - приказ молчать об увиденном не означает, что это незачем обсуждать.
Хотя, действительно, незачем.
- Доброго вечерочка-а~ - Кьёраку чуть надвигает шляпу на глаза, - и приходи ко мне в отряд, будем праздновать!
«Ведь ты теперь, можно сказать, тоже посвященный», - хотя, если Бьякуя откажется, это не вызовет удивления. Своенравный юнец.
Все правильно.

Отредактировано Kyoraku Shunsui (2019-05-07 23:02:17)