Собственный кабинет еще никогда не казался рыцарю-командору Резерфорду таким тесным и чужим. Строго говоря, он и своим-то никогда ему не был – в Круге, в том, что от него осталось, до сих пор то и дело оговаривались – «кабинет Мередит».
Вспомнилось, как всего-то пару часов назад шел мимо замершей посреди двора Казематов вечной страшной памяти о событиях почти двухлетней давности. Как заливало ее дождем, как полосовало по красным кристаллам, смывая с них грязь и пыль, как светились они застывшей кровью. И страшнее был неистово разверстый рот, черной дырой запрокинутый к небесам, словно до сих пор беззвучно кричащий.
Оправдываться, что доверял Мередит, для сэра Каллена давным-давно потеряло всякий смысл. Как и попытки доказать самому себе, что, дескать, «я ничего не мог сделать». Даром, что правда – он не находил в себе мужества выступить против нее, ибо не просто доверял, но верил в своего рыцаря-командора. В ту, что когда-то укрепила его сомнения, возвратила веру в Орден, почти дотла сгоревшую в пламени Твердыни Кинлоха. Показавшую ему истинную суть магов – нет, не ту, к которой он пришел сам, еще в Ферелдене. Рыцарь-командор умело обуздала его ненависть, и гнев, перековала их в рвение и преданность – и тем самым спасла от безумия, в которое он все глубже погружался день за днем. И пусть звали затем выскочкой, да и болтали всякое – то не имело значения.
Сэр Каллен ведал истину, и более не сомневался. Он обрел веру благодаря рыцарю-командору Мередит, цель, и желание жить.
Рыцарь-командор помогла ему выжить. А вот он ей – нет, - глядя на заливающий ромбы оконной решетки бесконечный дождь, сэр Каллен пытался представить себе, каким бы был город, пребывай прежняя владелица этого кабинета здесь, на своем месте. И не мог – слишком много посторонних фигур на этой шахматной доске, слишком много причин и переменных. Силу Мередит не оспорить, как и разум – который изменил е в итоге. Но решение о Праве Уничтожения возможно ли было признать безумным?
«Таков наш долг», - свечи над камином почти догорели, и дернулись от невидимого сквознячка, заставив колыхнуться тени. Долг не изменился за почти десять лет, - сэр Каллен оперся ладонью о толстое дерево письменного стола, медленно выдыхая, склоняя голову, словно в молитве.
Рыцарь-командор Грегор  т о г д а  также выполнял свой долг. И осознание этого вовсе не лишило Орден в глазах Каллена того величественного ореола света, за которым когда-то позвало его, ребенком еще, взволнованное сердце. Он верил, до последнего – но последнее настигло его в Виммарских горах какую-то неделю назад.
«Храмовники нам здесь не нужны».
«Благословенны хранители мира, защитники справедливости», - сколько раз на ум приходили эти строки, сейчас звучащие горькой, усталой насмешкой. Какой мир хранят они теперь, какую справедливость защищают? – он задавал себе этот вопрос еще два года назад, стоя на политых кровью камнях Казематов, в окружении обломков бронзовых статуй – и взмахом меча запрещающий братьям преследовать тех, кого те были обязаны преследовать. Когда смотрел в кричащую черноту, и более не находил ответов. Не видел.
Немногое изменилось, но кое-что сгладилось. Задумываться о мире и справедливости не было времени, пока Киркволл поднимался из пепла. И вот теперь…
Он ожидает Искателей Истины – рыцарь-командор Ордена храмовников, высший чин, неспособный заставить даже себя повернуть голову в сторону потертой деревянной шкатулки, в которой лежит, клубком свернувшись, бело-голубая змея. Посматривает хищным глазом, косит – выжидает, когда он сорвется, когда Город Цепей вновь скует его долгом – «рыцарь-командор», так ведь?
Страх этот куда больше любого другого – ведь сэр Каллен вернул себе рассудок и память, воззвав к оставшейся у него силе лириума. После долгого пребывания без него, после плавания в обрывках воспоминаний и блуждания впотьмах. И более всего теперь боялся вернуться к этому, не зная, чего ждать. Ведь снова придется…
И так и прожгло насквозь, прежним – «дай, дай, дай, дай!» - требовательно, огнем сводя изнутри, стискивая за горло. Дерево под пальцами затрещало, когда Каллена повело вперед; полетели на пол бумаги и донесения, которых в избытке накопилось здесь за время его отсутствия. Со звоном разлетелась стеклянная чернильница, расплескав черную кровь – он не видел, не понимал, разве что, лишь краем сознания. Все существо его заполнило ослепительной болью, и разрывающей рассудок жаждой.
«Чего тебе стоит?» - шепнуло что-то на ухо ласково. Змеиным шипением, - он сглотнул, пытаясь шевельнуть рукой. Та двинулась в обратную сторону – не к себе, как хотел, а от себя… пальцы затряслись, локоть вывернулся, сочленения доспеха неловко шевельнулись, с металлическим скрежетом, резанувшим слух. И не иначе ужас помог сэру Каллену перехватить взбунтовавшуюся руку другой, отчего-то послушавшейся.
Мокрый от пота, словно только что из-под проливного дождя за окном, он рухнул в кресло, еле дыша. Ноги не держали – и подняться навстречу вошедшей в кабинет Кассандре Пентагаст из Искателей Истины рыцарь-командор Каллен попросту не смог.

«Кто станет сторожить сторожей?» - та, что распахнула сейчас дверь кабинета рыцаря-командора, обвела стены всечитающим взглядом, и уперлась им в сэра Каллена, точно серой сталью. Как если бы клинок наставила, - он сглотнул, чувствуя, как от неожиданности приступ лириумной лихорадки отступает, а в руки возвращаются силы.
«Еще бы не кружилась голова», - и не мучила жажда. И ноги держали. «Многовато хочу», - мягко усмехнулось что-то внутри, и рыцарь-командор все же сумел подняться.
- Леди Кассандра Пентагаст, - пауза, без кивка. Опасно – поведет еще. – Нет, благодарю. Все в порядке, - какие еще лекари. Сэра Каллена исцеляет, на сей раз, стыд за собственную слабость, увиденную кем-то. И мгновенно осевшая на плечи настороженность – нет, скорее, она вырвалась из-под спуда.
Два года миновало с тех пор, как киркволльская церковь взлетела на воздух, а улицы его переполнились кровью. Ушли преступники, ушли отступники, оставив город разоренным, на грани гибели. На самой грани зимы, - под доспехами повело будто бы ледяным ветром – будто памятью о тех днях, когда почти весь Киркволл думал, что до весны не доживет никто. Замерзали на улицах, умирали от голода. Остатки храмовников, вместе с городской стражей, и эльфами эльфинажа трудились сообща, день за днем – только бы выжить.
Сам же сэр Каллен тогда отменно научился составлять прошения так, чтобы они звучали и с достоинством, и убедительно. Киркволл просил милостыню, ибо торговля в ту зиму встала, ремесленники поубегали, справедливо сочтя Город Цепей проклятым.
Таковым он и был – но, в условиях чрезвычайных, сэр Каллен и шел на чрезвычайные меры. Он позволил оставшимся магам свободно передвигаться по окрестностям города, сказав так – «вы под защитой, а не под надзором».
Недавнее Право Уничтожения не прибавило у обитателей Марки и окрестностей доверия к магам, так что не раз и не два храмовники Киркволла – те, кто не перевелся и не покинул город, находили погибших беглецов, растерзанных местными. Выжженные деревни, посевы, фермы – маги и сами не церемонились. Храмовники сэра Каллена пытались успеть, где могли, но везде их, вестимо, не хватало.
Затем, когда явилась зима, все несколько унялось. И в полуразрушенные Казематы стали возвращаться бывшие беглецы – все лучше там, за стенами, да с миской горячей похлебки. Чем в мире, где ты свободен – но тебя преследуют. Каждого из обнаруженных магов по приказу рыцаря-командора проводили через ритуал проверки на одержимость. Одержимых – не обнаружили. А вот маги крови среди них почти наверняка были – за одну сэр Каллен сам мог доподлинно ручаться.
Но сейчас она скрывалась в окрестностях Киркволла, предупрежденная Авелин. Еще одна спутница Гаррета Хоука, долйика Мерриль. Хагрен эльфинажа, секрет которой рыцарю-командору пришлось хранить, скрепя сердце. Как теперь приходилось хранить другой секрет, - под латными наручами слегка скрипнуло выцветшим алым шелком.
Да было ли укрывательство магов крови самым серьезным его преступлением? Подтасовки фактов, запугивание торговцев, кое-какие махинации с Обществом – об этом не кричали на каждом углу, да и хранилось все в тайне, но Искатели Истины у себя в Ордене тоже не на ворон охотились.
Да и титул стоявшей перед рыцарем-командором женщины – «Правая Рука Верховной Жрицы» - говорил сам за себя. Славная история воительницы из славного рода в свое время была у многих на слуху, у людей Церкви – так особенно.
И, что за клятый парадокс! – из-за нее, в том числе, сэра Каллена сейчас изнутри ломает сухой солоноватой жаждой, нытьем на одной ноте – «дай, дай, дай, дай!» Но, если все причины и следствия связывать вместе, то всякого можно додуматься. Незачем – не с фатализмом сэра Каллена.
Авелин рассказала ему, что Искатели здесь не для того, чтобы карать рыцаря-командора за превышение полномочий. Их интересует беглец, в свое время отпущенный сэром Калленом… недоброй памяти Хоук, старший брат Бетани, «Бет» - той, что спасла его на Глубинных Тропах под Виммаркскими горами. И раньше, - платок под латным наручем снова шевельнулся, льнущим теплом.
- Прошу, миледи, - кивок на стул подле камина, почти прогоревшего. Час, или два назад он сам его растапливал. В Казематах, понятное дело, не до слуг.
- Я ожидал нашей встречи, и смею предположить, что знаю, с какой целью в Киркволл явились Искатели Истины. Да благословит нас всех Создатель, - взгляд у леди Искательницы, все же, пронизывающий. В груди так что-то и шевельнулось – ну вот, всеблагая Пророчица, наконец-то. Открытый бой, буде ему суждено случиться.
Сэр Каллен Резерфорд будет готов ответить за свои прегрешения. Но не бездействуя.
- Упреждая ваш интерес, скажу – я ничего не знаю о местонахождении Гаррета Хоука.

Резерфорд вежливо наклонил голову, пряча несколько возражающую усмешку. Ему не повезло вначале, когда Искательница застала его в миг слабости; отголосок лихорадки заставил его ударить сплеча, не позволил выстроить стратегию. А все выстроенное прежде благополучно загородил собой. Иными словами, начало вышло неудачным.
Призрачную надежду могло дать то, что леди Кассандра, по всему видно, также предпочитала рубить сплеча.
- Да, это так. Я оказался под началом рыцаря-командора Мередит около десяти лет назад. Был переведён из Цитадели Кинлоха в Казематы во время Мора, - за каждым словом его, сухо падающим – своя история. Леди Искательница знала всю биографию сэра Каллена, чего сомневаться. «Кто станет сторожить сторожей, а?» - назойливо так и играло в мозгу, и Резерфорд поднял взгляд на ту, что должна была сторожить его, храмовника. Невзирая на его чин – хоть рядового, хоть нынешнего рыцаря-командора.
- И был удостоен звания рыцаря-капитана довольно-таки скоро, по всем меркам. Даже по собственным, - хмыкнул он вполголоса. – Рыцарь-командор Мередит смотрела на мир под  непростым углом, миледи Пентагаст, - «о мертвых – либо хорошо, либо ничего, так?»
Либо правду.
- Я знал ее как человека исключительно твердой воли и взглядов. Непростой угол зрения, - это он изящный оборот завернул, н-да. Не иначе, у Брана нахватался, - также позволял ей видеть в людях сокрытое. И я говорю не о себе, - отблеск колыхнувшейся на случайно пробравшемся в кабинет сквозняке шевельнулся, попадая в глаза, и Каллен невольно сощурился, на мгновение.
- Но не вы одна задаетесь вопросом – «как рыцарь-командор могла позволить разгуливать по городу магу-отступнику, занимать ему высокое положение, и прочая, прочая». И у меня нет достаточно внятного ответа на этот вопрос, - прищур блеснул, сменяясь взглядом прямым и открытым.
- Есть ряд предположений, которые, с вашего позволения, я могу изложить, - если леди Пентагаст из Ордена Искателей Истины нужна картина того мира, того Киркволла, то рыцарь-командор Резерфорд обязан ей ее представить. С чего только начать бы? – он вздохнул, прислушиваясь к отдаленному шуму дождя в водосточной трубе. Осенний ливень над Городом Цепей не стихал – первый предвестник затяжного сезона дождей и штормов. Грядет новая зима, за которой… неизвестно что конкретно для рыцаря-командора Резерфорда.
- Хоук был отпрыском семейства Амелл, - пауза, слегка отозвавшаяся в сердце. – Разорившегося, но некогда весьма знатного и влиятельного. Для магов знатность не имеет значения, как мы знаем, но его мать, и младший брат магами не были, и имели право наследовать то немногое, что им досталось. Я добавил бы еще, что это могло быть связано также и с Героиней Ферелдена, но это не так.
Что было в Ферелдене, остается в Ферелдене.
- Он отличался редким талантом «устраивать дела». Поначалу, во время, и после Мора, он не слишком отличался от любого другого отступника или беженца, каковые в те времена наводнили Киркволл. Многие рапорты о его деятельности я составлял лично, но при попытках взять его, и доставить в Казематы, как должно – он неизменно ускользал, - не имело значения, на сей раз, что у Хоука были друзья в городской страже, и в эльфинаже, и вообще во всем нижнем Городе. Тамошние были только рады спрятать что отступника, что его семейство.
- Та злополучная экспедиция, в которой и был найден идол из красного лириума, его прославила. Незаметно он обзавелся влиятельными друзьями, - Каллен положил перед собой на стол, поверх донесений, переплетенные в замок пальцы. – Рыцарь-командор же выжидала – как я могу судить, - при всей своей близости к Мередит, сэр Каллен никогда не мог сказать наверняка, о чем думает его начальница. Знал только, что она поступает так лишь потому, что видит дальше. И не сомневался в том, что она поступает правильно.
Сомневаться в Мередит вообще было… непросто. И даже в том, что она позволяла отступнику разгуливать по Киркволлу, виделся некий тонкий, неуловимый расчет, на поверку оказавшийся… чем? Роковой ошибкой?
Устрой они облаву на Хоука в свое время, выволочи Андерса из его канализации, а Мерриль, из эльфинажа, и рассуй по камерам в Казематах, Киркволлу не пришлось бы проходить через все это.
«А ты бы смог?» - сквозняк полыхнул над почти прогоревшим камином, взметая короткие язычки пламени. Золотистые, как глаза Бет – она будто бы взглянула на Каллена, печально и строго.
Смог бы он запереть ее брата?
Он и Андерса в свое время не убил лишь потому, что чувствовал себя обязанным ему за спасение жизни Бетани.
«Значит ли это, что в гибели Эльтины виноват также и я?» - вряд ли на размышления об этом сейчас было время.
- Вначале Хоук был незаметен. Затем, на фоне волнений с кунари – он был единственным, с кем тогдашний Аришок соглашался иметь дело – стал удобен. А с присвоением титула Защитника его стало и вовсе невозможно запереть, леди Кассандра. Я сражался во время восстания. Если бы не поединок Хоука с Аришоком, Город Цепей оказался бы стерт с лица Тедаса уже тогда. Или назывался бы как-нибудь иначе, на кунлате, пока маркграфы и принцы Марки собирались бы отбивать его у кунари. Вероятно, пару лет спустя собрался бы новый Священный Поход… предполагать можно много чего, прошу прощения, - он не знал, было ли известно Кассандре о том, что именно одна из сестер Церкви оказалась той, кто развязал войну с кунари.
И – Эльтина. Когда-то благородный баланс меж двумя противоборствующими силами, меж долгом храмовников, и правами магов. Затем же – бесполезный балласт, ибо, при всем уважении рыцаря-командора к почившей владычице Церкви, та предпочитала стоять в стороне и выжидать, уповая на волю Создателя.
Но бездействие порой – худшее из прегрешений.

Отредактировано Cullen Rutherford (2018-09-02 13:30:32)

Выводы, что делала леди Пентагаст, были стремительными, но не совсем скоропалительным. И, если даже в чем-то рыцаря-командора Резерфорда унижающими, то главное, что не уничтожающими, - он слегка поднял брови, и край рта, меченый шрамом, спрятался в тени улыбки.
«Рубить сплеча, да?» - грудину изнутри саднило сухой болью, но он смотрел на Искательницу, на сей раз, без беспокойства. Не следовало расслабляться, но когти тревоги, вонзившиеся было в позвоночник, сейчас разжались. Отчасти потому, что терять сэру Каллену оставалось все меньше и меньше, - он откинулся на спинку стула, глядя в строгое лицо своей посетительницы, по-своему привлекательное. Огоньки свечей отражались в глазах – суровых и темных, пронзительных. Но голос ее, при всей жесткости, не звучал враждебно.
Придется ли оправдываться перед ней, или же, кого-то оправдывать? – У Каллена были ответы, сводящиеся к одному, в целом – «спросите покойницу».
Слишком многое из сказанного леди Пентагаст касалось его лично, заставляло обращаться к чему-то из прошлого. Того, что не хотелось бы показывать никому, о котором и самому вспоминать-то не хотелось. И к откровенности в Искательнице не располагало ничто. Заставляло становиться откровенным – многое, - Резерфорд неспешно выдохнул, коротко глянув на собственные руки, по-прежнему лежащие поверх документов, на пальцы, сплетенные в замок.
Не дрожат.
- Вы так полагаете? – ферелденский акцент в голосе Резерфорда зазвучал мягко. Не иначе, из-за спокойной улыбки, которая вышла из тени при последних заданных леди Пентагаст вопросах.
Действительно, неужели он не задавал вопросов? – рапорты о Хоуке, о семействе Хоук оказались на столе рыцаря-командора Мередит тотчас же, как Каллен собрал необходимую информацию.
«Была Бетани», - тяжело напомнил он себе, моргнув, видя над тлеющими углями камина ее склоненный профиль. Темные волосы, закрывающие лицо, тень крыла чеканного грифона на тонком плече.
Тогда храмовники опоздали. Хоуки отбыли в экспедицию, из которой, как известно, Бетани Хоук в Киркволл не вернулась.
А Резерфорд мог бы сейчас найти свои старые рапорты, и показать их Искательнице. Только нужды в том не видел.
Она либо поверит ему, либо останется при своем, - в дотлевающих углях он видел теперь пламя, охватившее Киркволл в день восстания кунари. Бедро ныть и вовсе не переставало, но это от сырости, от дождя, под который недавно попали. Да после ночевок в горах.
Все пройдет.
- Гаррет Хоук не бросал вызов Аришоку кунари. Это Аришок вызвал его на поединок, согласно обычаям своего народа. Единственного человека, с которым до тех пор соглашался говорить. В тот раз, когда с кунари попытались побеседовать люди Марлоу Думара, они оказались похищены, а затем убиты, - взгляд Резерфорда потяжелел. – Защитники же города исполняли свой долг. И до, и после, следуя приказам рыцаря-командора. На тот момент ей пришлось взять на себя руководство боевыми действиями в городе, ибо Марлоу Думар, - «полководцем оказался примерно таким же, как политиком», - … был уже мертв.
- Но позвольте задать встречный вопрос, леди Пентагаст, - для допроса, коим, по-видимому, эта беседа все же являлась, рыцарь-командор Резерфорд держался спокойно. Больше ничего не обрывалось внутри, разве что вздрагивало. Хуже ему уже точно не будет, а неожиданная смена Искательницей темы разговора навела на кое-какие соображения.
- Отчего вас так интересует – а я вижу, что интересует, именно мое участие в тех событиях? Свет на личность Гаррета Хоука я пролил вам, насколько смог. Что же до рыцаря-командора Мередит Станнард, - он говорил плавно и неторопливо, но перебить вряд ли представлялось возможным – словно шла долгая стальная полоса, - то она видела, что я желаю служить. Полагаю, этого ей оказалось достаточно, - единственный выживший в запертой Цитадели Кинлоха храмовник. Чья личность сейчас внезапно оказалась вопросом обсуждения.
- Моё несогласие с политикой рыцаря-командора ею мало учитывалось, леди Пентагаст. Но я доверял ей, потому что уважал, - дикого парнишки из Цитадели Кинлоха, который едва добрался до Киркволла, которого считали ненадежным и не стоящим доверия, давно уже нет. Но Каллен не забыл его – потерянного и раздавленного, в единый миг потерявшего все, во что верил, и ради чего боролся.
Мередит Станнард вернула эту веру Каллену Резерфорду, - улыбка снова сделалась закругленной, а затем истаяла.
Он не верил, что Искательница поймет, что Киркволл даже в лучшие свои времена ни разу не был похож на место, где можно было существовать спокойно. Древнее наследие Тевинтерской Империи дышало над ним, проклятым, окровавленным, отравляя, казалось, сам воздух. Кунари на улицах, слабовольный правитель, обезумевшая от страха знать. Храмовники, которые сатанеют от ярости и бессилия – ведь, невзирая ни на что, отступников и малефикаров на улицах становится все больше. Кажется, что никто уже не контролирует ничего – и тут появляется этакий молодец, из грязи в князи пробившийся. Который оказывал услуги Наместнику и прежде, и тот увидел в нем единственную надежду в попытке урегулировать конфликт с кунари. И да, покровительство Марлоу Думара, во многом, спасало Хоука от преследования храмовниками.
Напрямую заявить о своей претензии на власть Мередит не позволяла честь. Да она бы и не стала – Хоук был тем послаблением, тем допущением, которое она позволила Думару. Чтобы тот мог хоть как-то сохранить лицо.
Но ему не удалось сохранить и головы, о каком лице вообще могла идти речь.
- Хоук был не просто удобен. Хоук был нужен Марлоу Думару, - тихо произнес Резерфорд. – Потому его и не трогали. Поэтому мнение несогласных не имело значения, - «мы все доверяли рыцарю-командору».
Блёклое оправдание. Но Каллену достаточно.

Отредактировано Cullen Rutherford (2018-09-13 15:13:07)

ты веришь, что с мокрого серого неба
увидят, придут, и протянут ладони,
оценят, что мог бы убить, но не сделал,
и что ты сумел, но кто видел – не понял.

Извинения? Про себя сэр Каллен пожал плечами, ни в коем разе не оспаривая права Искательницы на ее собственное мнение. Он не ждал от нее понимания того, что происходило в Киркволле в тот день, и ему предшествующие, и сказал о выполнении защитниками Города Цепей своего долга не для того, чтобы поставить леди Пентагаст на место, но поставил перед фактом. «Мы делали то, что должно. И чужое мнение здесь не имеет значения», - они ведали истину. И мертвые, и выжившие, и с отметинами на телах и душах, оставшихся с того самого дня.
Шраму от кунарийского дротика было бы сейчас впору заныть, но вел он себя, на удивление, крайне спокойно.
«Мы выполняли свой долг», - и продолжали его выполнять. На говорящую, одновременно и прямо и косвенно, о самом рыцаре-командоре Резерфорде леди Пентагаст Каллен смотрел неподвижно, чувствуя, как высокие темные стены Казематов обступают его. Слыша, как ветер завывает в развалинах – так все и не восстановили. Чувствуя, как море бьется о черные скалы Киркволла, как если бы сам стал им, Городом Цепей.
Не напрасно так прозывается Киркволл. Не зря тяжкие цепи тянут и тянут вниз, сковывая любые крылья, - золотой киркволльский орел едва перестал быть мокрой курицей, едва стал оправляться, но слова леди Пентагаст выводили его к безжалостной правде – «лучше не стало».
Относительная изолированность Киркволла в последние два года в чем-то пошла ему на пользу. Да, его сторонились, из него бежали – но верные сердцем, сильные духом, а также те, кому бежать было некуда, оставались. И так вот, тихо и незаметно, поднимались. Резерфорд с соратниками так и держали Киркволл, до поры. Как держат под холщовыми полотнами строящееся здание.
И, пока они укрывались от чужих взоров, слишком въедливых и подозрительных – вот как у этой женщины, например, мир не стоял на месте. И напрасно было уповать на волю Создателя, или же на то, что какая-нибудь из кривых да вывезет, или что все устаканится само собой, - Резерфорд сморгнул, медленно выдыхая. Пальцы чуть стиснулись – сердце отозвалось горячей болью, короткой, но не обессиливающей.
Воспламеняющей.
Так мог бы вскинуть голову мабари, заслышавший пение охотничьего рожка.
Но размышлял он не о себе. «Храмовники нам здесь не нужны», - это вот ударяло наотмашь. Голоса селян в горной деревеньке, которые, да, оказались столь добры, что помогли храмовнику и… магессе, не забесплатно, не просто так… «Добры», как же.
Не дали умереть от голода и холода, за одно это стоило их благодарить, конечно. А то, что их пренебрежение просочилось даже сквозь привычную броню веры в собственное дело, это, конечно же, уже оставалось только личными переживаниями сэра Каллена. Делу это не должно мешать. Ему не восемнадцать лет, чтобы наивно верить в том, что быть храмовником означает помогать людям, и сохранять мир от зла.
Иногда и люди не хотят подобного, и мир оказывается гораздо сильнее тебя, храмовник, - такими вот пустыми размышлениями себя утешать, все равно, что лить воду в дырявое ведро. С этим надо что-то делать, - охотничий рожок снова зазвучал в ушах, но рыцарь-командор удержал себя от того, чтобы немедленно вскинуться.
«Надо осмотреться».
Задавать вопросы «почему я», дескать, сейчас стало бы отвратительным кокетством. О своих заслугах – о том что сделал для Киркволла в последние годы, он не распространялся, справедливо считая, что лучше всего за него все скажут именно поступки. Те, кто способен видеть – да узрят, - взгляд его скользнул по черной кирасе леди Пентагаст. Око. Око Искателей Истины.
Впору увидеть здесь судьбоносный намек, и длань Создателя, незримо направляющую всех слуг Его.
«Что же это, Ты не оставил меня?» - он улыбнулся куда-то внутрь себя, прикрывая веки. И вопрос леди Пентагаст прозвучал ударом вонзившегося в деревянную столешницу лезвия ножа – хлестко и подытоживающе.
Видимо, не оставил. Но прежнюю религиозную пылкость нынешний сэр Каллен как-то подрастерял, и потому поблагодарил Создателя тихо, все так же улыбаясь куда-то внутрь себя.
Вот и ответ на все его прежние терзания.
И так соблазнительно потянуться к нему, схватить, уверовать – он поднял глаза на леди Пентагаст, чуть потемневшие.
Не то что бы считал себя достойным внимания мира, которому поклялся служить. Не то что бы ждал благодарности. Не то что бы верил в Церковь – как никто другой, сэр Каллен знал видел ее изнанку. Ее безобразие. Хватало для разочарований, раз за разом, и с лихвой.
Но…
«Неужели еще не все потеряно?» - «погоди, погоди» - осадил он сам себя. Пусть то, о чем говорит Искательница, вершится волей Верховной Жрицы, никто не сумеет дать гарантию, что это дело, грубо говоря, выгорит. «Что за организация?» - шевельнулось любопытство, мигом прикрытое тяжелой рукой.
«Терпение».
Не говоря ничего, рыцарь-командор поднялся, с опаской ожидая, что тело вновь подведет его. Даже тень мысли о лириуме обожгла ужасом, заставляя замереть. «Ты же видишь, что это знак? Шанс?!» - не имело значения, что он видит. В горле что-то пересохло, а все треклятое лириумное сверло, - кашлянув несколько раз, Резерфорд обошел и уже засыхающую чернильную лужу, и сидящую леди Пентагаст. Не ее же просить подбавить дров, хотя с нее сталось бы и нарубить их здесь же, из его рыцарь-командорского стола, - пламя охотно взметнулось над холодными, но хорошо просохшими за время отсутствия сэра Каллена дровами. Он обернулся на Искательницу от камина.
- Могу я услышать подробности? – по его прикидкам, вряд ли Верховная Жрица стала бы приказывать своей Правой Руке просто хватать, без разъяснений. Это не старшие чины Ордена, о твердолобость которых ему доводилось порой расшибать лоб собственный. Это должно быть тоньше.
Стукнула деревянная рама какой-то картины. Каллен никогда не запоминал, что там изображено, да и было ему, признаться, все равно. Но за ней скрывался небольшой потайной шкафчик. Холодный сейчас, - он понюхал воду в кувшине. Не испортилась, благодаря холоду и глине кувшина. А вину уж и точно ничего не сделается.
Происходящее все меньше и меньше напоминало допрос. По иронии, допрашиваемому, - рука не дрогнула, пока он наливал вино по стакана, и разбавлял водой. Ему, признаться, сейчас хотелось не напиться, но просто пить. И вину бы быть не почти ледяным, но теплым, но уж что есть.
Задев какой-то документ, стакан пододвинулся в сторону леди Пентагаст.
- Пожалуйста, - приглашением и промочить горло, и говорить.

Отредактировано Cullen Rutherford (2018-09-15 06:06:55)

От взметнувшегося в камине пламени по стенам скакнули тени и отблески, озаряя и оплывшие в канделябрах свечи, и многочисленные свитки и стопки листов по полкам. Наводить порядок здесь было особо некому – просить о помощи усмиренных рыцарь-командор не мог, так что справлялся сам, как умел. Порой наведение порядка в этих клятых бумагах занимало больше времени, чем непосредственная с ними работа, но он не жаловался.
В последний раз кабинет покидал спешно, но до наведения порядка было, как всегда. И  немудрено, что в его отсутствие тут никто ничего не трогал. Разве что все новыми и новыми документами, что продолжали поступать, заваливали стол, - Каллен чуть подвинул еще одну стопку, с ладонь примерно толщиной, и медленно вздохнул, глядя на то, как золотистые искры пляшут кругами по поверхности содержимого стакана. Разбавленное вино сводило рот вяжущей кислотой, но ничего другого он сейчас предложить леди Пентагаст не мог. За «чем-то другим» пришлось кабинет бы покинуть, и Резерфорд стыдился признать самому себе, что опасается того, что если он сделает шаг за порог, даже по пустяковому поводу, то все, что услышал сейчас, окажется странной галлюцинацией. И никакой леди Пентагаст в его кабинете больше не будет.
А сам он очнется где-нибудь в карцере Казематов, куда заперли, печально смирившись с тем, что рыцарь-командор сошел с ума на почве лириумной хвори. «Ну, хоть очнусь», - брови слегка заметно дрогнули, в тени улыбки. Каллен слушал, глядя на чуть подрагивающее вино в стакане, наблюдая за беспорядочной пляской отблесков.
Резкий голос с неварранским акцентом отражался от стен – не тонул в бумагах, не запутывался в свитках и донесениях. Эхом отлетал от кованых решеток, от висящего щита с гербом Киркволла, от бронзового изваяния Пророчицы, в чьей длани Негасимый Светоч, казалось, сделался чуть ярче. Эхо звенело, металлом о металл – Кален опустил глаза, чувствуя, как слова Кассандры Пентагаст ударяются о его кирасу с изображением меча милосердия.
О, конечно же, он слышал об Инквизиции Тедаса. Был крайне прилежным послушником, и историю Церкви и Ордена знал назубок. Хотя преподобные братья и сестры в денеримской церкви неодобрительно отзывались об Инквизиции, что-де, отчаянные времена – отчаянные и меры, и хорошо, что она канула в небытие, кое-как придав миру форму, в которой он, за некоторыми неизбежными изменениями, пребывал до сих пор. И нельзя сказать, что юный Резерфорд в то время с ними не соглашался – привык слушать тех, кто старше, умнее, опытнее. Они не будут говорить просто так, верно? – а теперь он сам на их месте. Взрослый, умный, опытный.
И с сердцем, бьющимся бешено, как у того юнца из денеримской церкви.
Инквизиция древности исправляла мир.
И теперь мир снова нуждался в исправлении.
«Неужели», - горькой иронии в этой мысли было примерно поровну с несмелой, но отчаянно сильной надеждой.
«Неужели для нас еще не все потеряно?!»
«Неужели Верховная Жрица наконец-то увидела, что мир катится в пропасть все дальше и дальше, и еще немного – и его будет оттуда уже не достать?» - риторическими вопросами, в свое время, послушников Церкви обучали тренировать свое мышление. И в проповедях помогало – риторический вопрос подчеркивает, как говорится, значимость мысли, не требуя ответа.
Мир уже два года не требует ответа – он требует действий. Киркволл – одна из первых язв болезни, поразившей Тедас, тому прямое подтверждение…
«Ой ли?» - предпосылки к этому тревожно звенели и раньше, Каллен видел и слышал. Тот же Киркволл, который почти десять лет был не просто язвой - набухающим нарывом, однажды страшно прорвавшимся.
Но привычка повиноваться, верить, доверять тем, кто старше, мудрее, и опытней, играла по-своему.
«Привычка», - до чего же дурацки это звучит. Когда во тьме видишь источник света, то тебе сразу кажется что он – единственный. А как известно, чем гуще тьма, тем ярче свет. И он может ослепить.
И сейчас, когда факел источника света почти что прогорел, тем, кто за ним слепо следовал, чудится – как Резерфорду – что жизнь их кончена. Они… ошибались?
Нет, это неподходящий момент для подобных размышлений. Коли уж Церковью зажигается новый светоч, который…
«Также, ошибка?» - он внимательно посмотрел в лицо сидящей напротив женщины. Жёсткое, с почти гневно выгнутыми дугами бровей. От природы такие – скуластое, волевое, озарённое огнем изнутри.
Леди Пентагаст верила.
Не будет ли для рыцаря-командора Резерфорда ошибкой поверить ей?
А что, так-то, остается рыцарю-командору Резерфорду? Неизбежно, снова придется принимать лириум, дабы оставаться храмовником. И к чему это приведет, ведает только жестокий Создатель, чьи пути неисповедимы.
Вполне возможно, что при таком раскладе сэр Каллен действительно окажется в карцере Казематов. Только вот в себя вряд ли придет, - сухой кашель снова свел легкие изнутри. Каллен выпустил стакан, отворачиваясь от Искательницы, зажимая рот рукой – этот приступ не подавить. Тело мигом обдало огнем лихорадки, на лбу опять выступила испарина.
«Кого же вы ходите пригласить в свою Инквизицию, миледи… сами ведь видите», - похоже, к лихорадочному жару примешивался и жар стыда. Показывать свою слабость при женщине – о, как некстати-то, а!
И рука, отнявшаяся наконец ото рта, тыльной стороной прошедшаяся по вспотевшему лбу, вздрагивала.
Молчать уже не было смысла, леди Пентагаст все видела сама.
- Есть… - пришлось глотнуть разбавленной кислятины. Голос не слушался, севший, словно лириумная игла в горле изъязвила то изнутри. – Есть препятствие. Я… не уверен, что смогу справиться с теми обязанностями, что вы предполагаете возложить на меня, - неглубокий, опасливый вдох. Не потревожить.
- Лириумная хворь, - хрипло и тихо произнес Резерфорд. – Во время возвращения из Маркхэма я остался без запасов, и пережил приступ. С тех пор я не… не возобновлял прием, - еще глоток, - но также и не могу знать, что будет дальше.
- Я не могу так подвести чужое и столь высокое доверие. Но я понял, что вы хотели мне сказать, - все так же, вполголоса, но твердо заключил сэр Каллен, блеснув на леди Пентагаст глазами.
Лириумная хворь, и не возобновившийся прием лириума ставят его в крайне шаткое положение.
Оставаться в Ордене теперь – никак. Помогать Инквизиции – пока еще слишком рано говорить о ней в принципе, но в целом, это потребует сил и возможностей которые сэр Каллен, увы, не может гарантировать.
«Пока что», - но ведь должны быть средства. Лириумная хворь – все же, не приговор, - сердце билось часто и отчаянно, зачем-то ощущая надежду.

Отредактировано Cullen Rutherford (2018-09-16 10:40:34)

Рыцарь-командор Резерфорд и без того знал, что ждет его впереди. Ведь видел, не раз – устремленные внутрь себя полубезумные взгляды тех, кого звал братьями. Трясущиеся руки, кашель, кашель, будто в чахоточных трущобах. И помутившиеся, пытающиеся вспомнить глаза.
Лириум поглощал, растворял в себе личности тех, кто давал клятву служить создателю, чаще всего, будто в насмешку, оставляя единственное, выжигая, вытравливая в остатках сознания и рассудка одно лишь слово.
Долг.
Все, что оставалось у тех, над чем лириум все же брал верх. И, если вера оставалась крепка, то порой короткое слово становилось рычагом, благодаря которому храмовник еще сохранял остатки достоинства. Долг, честь, верность… нет, насчет веры Резерфорд не прав.
Редко во что можно верить, когда рассудок и тело скручивают напополам и боль, и безумие.
Он сдвинул брови, будто хмурясь, но на самом деле сгоняя севшую чуть выше переносицы муху. Незримую, и отчего-то с острым жалом – быстро шевельнул ладонью пред лицом, отгоняя. Ощущение присутствия чего-то маленького и мерзкого исчезло, но жало – холодное и острое, ввинчивающееся в череп – осталось.
Первая ласточка, будь она проклята, - он не выдержал – сжал себя за лоб, чувствуя пробегающие по ладони волны дрожи, и коротко выдохнул.
Голос Кассандры Пентагаст падал, словно молоток по заклепкам кандалов.
- «Без присмотра», да? – горьковатый смешок на мгновение вернул пересохшему рту его обычное состояние. Затем пришлось глотнуть еще разбавленной кислятины, с сожалением отметив, что осталось-то всего ничего. Создатель милосердный, да Резерфорд сейчас, казалось, мог целый бурдюк выпить, не поморщившись.
Облизнув потрескавшиеся губы, он выдохнул, сквозь короткий шорох кашля.
- Понимаю, - словно и не о нем, не о его собственных страданиях сейчас зашла речь. Храмовники действительно могут стать новой движущей силой Инквизиции – на их стороне, ни на что невзирая, авторитет пресловутых «хранителей мира, защитников справедливости». Если простым людям показать и доказать, что храмовники снова на их стороне, что тьма отступает, как это бывало, благодаря Ордену, то вернется многое. Главным образом, та самая вера в Орден.
Но храмовничий разброд и шатание будет необходимо пресечь. Искатели Истины не останутся не у дел, а лириумный поводок… также никуда не денется, - пальцы шевельнулись было коснуться горла, но Резерфорд удержался.
За свои способности храмовники платят зависимостью. Об это вроде как знают все, но говорить напрямую? – стыдно, недостойно, отвратительно. Храмовников поддерживает их преданность делу Ордена и сам Создатель. Так записано, как говорится в скрижалях. Получи пайку и чеши отсюда, храмовник.
Память опалило снежной метелью, той последней вспышки лириума – рыцарь-командор резко зажмурился, под короткий спазм во всем теле – даже дыхание замерло от того, как его свело болью. И, открыв глаза, проговорил с трудом:
- Я не могу, - и, если прежде собственная слабость казалось постыдной, то сейчас слова шли легко. Терять ему больше нечего, - «разве нечего?»
Способности храмовника. Сила, которой можно гордиться; боевые навыки и струящийся по венам «дар Создателя». Без которого постоянно окружающая храмовников тьма подступит ближе. беспощадно, шепотом кошмаров и ненужной памяти, страшной памяти.
«Мне ли привыкать?» - бессмысленно размышлять о том, что будет, пытаясь подготовиться к такому. Рассудок Каллена не осилит то, что с ним случилось, дважды.
«А как я выкарабкался тогда?» - после Твердыни Кинлоха у него была молодость, лириум, и цель. И служба.
Частично это ему предлагали сейчас и здесь.
- Я не смогу начать принимать лириум снова, - вполголоса и тщательно, каждое слово словно слегка отчеканивая, произнес Резерфорд. – Я знаю как приходит лириумная хворь. Постепенно, - он уставился в серые, словно скалы гор Виммарк, глаза Искательницы. – У меня не было никаких ее признаков, кроме тех, каковые бывают после десяти с небольшим лет употребления, - легкая жажда, нервозность временами. Все это запросто можно списать на переутомление, и никто не замечает, как почва под ногами становится все более и более топкой.
- Без лириума я уже третью неделю. Приступ же случился внезапно. По пути в Киркволл я, - он слегка кашлянул, поскреб вдруг ставшую горячей скулу, - проснулся после одной из ночевок, и оказалось, что почти ничего не помню. Со слов… тех, - «той», - что стали свидетелями этому, я говорил бессвязно, и только о том, что мне надо вернуться в Киркволл. Что я храмовник и у меня есть долг, - сейчас, со стороны, это звучало почти что забавной историей. Резерфорд даже улыбнулся. – Сам я почти ничего не помню об этом. Затем же какая-то ясность рассудка ко мне все же вернулась, но я даже не мог вспомнить собственного имени. А когда мне его назвали, забывал. Не забывал зато про долг, - снова короткий смешок, и кашель.
- Не знаю, сколько времени это продолжалось, но в пути пришлось вступить в бой. И… знаете, как это бывает, - шрам над губой чуть изогнулся, вверх, - когда к чему-то взываешь инстинктивно? Проще говоря, я использовал остатки лириума в собственной крови, и… пришел в себя, - пальцы Каллен снова переплел, кладя руки перед собой. Чтобы не затряслись снова, ненароком.
- За время службы в Ордене мне довелось повидать немало храмовников, которых одолевала лириумная хворь. Но случая, подобного своему, я не припомню. Я не показывался лекарям, не имел возможности. Да и какой лекарь должным образом разбирается в этом? Но неважно. Для меня сейчас прикоснуться к лириуму равносильно тому, чтобы впустить демона в собственное тело, леди Кассандра. Я скорее лишу себя жизни, чем смогу это сделать. Пускай и должен, - откровенность вырывалась, как язык пламени на ветру.
- Ответьте же мне сейчас вот на какой вопрос, - сглотнув, продолжил Каллен. – Имея в виду возможность моего вступления в новоявленную Инквизицию, вы не могли не учитывать моего положения. Каким же образом «под присмотром» находился бы я, и прочие члены моего Ордена, буде такое случилось бы? И как поступили бы вы, заметь имеющиеся у меня признаки лириумной хвори? Простите мне мою прямоту, возможно, я сужу сейчас, исходя лишь из собственного положения. Но как правило, первые симптомы болезни проявляются у храмовников примерно в мои годы, - если на него в таком случае и рассчитывали, то, по-видимому, совсем ненадолго.
«Года на два», - может быть, три. А затем – то ли Инквизиция не планировала так долго существовать, то ли… что?
Не слишком верилось в то, что Церковь самолично распустила бы ошейник на горле рыцаря-командора Резерфорда.

Отредактировано Cullen Rutherford (2018-09-19 20:43:56)