Когда Джотто говорит что Спейд – хороший человек, Алауди просто кивает. Решает не спорить. Зачем? Проще согласиться сейчас, чем снова и снова пытаться переубедить в чем-то настолько уверенного человека, только время зря потеряешь. Когда первая попытка не дает результата, остается только сдаться - или выбирать обходной маршрут, но если для первого достаточно напора и уверенности, то второй вариант требует погружения в людскую психологию.
Вера Примо в верность своих людей настолько же поразительна, сколь и бесконечно наивна, не подвергается сомнению, и однажды – к гадалке не ходи - будет стоить ему жизни. Алауди хватает одного общего собрания, чтобы сделать для себя выводы о каждом. К сожалению, выводы неутешительные, стереотип на стереотипе сидит и стереотипом погоняет. Джи – пламенный борец за идею, готовый отдать за лидера последнюю рубашку – что примечательно, не свою, Лампо просто инфантильный подросток себе на уме, Кнакл – экстремально не понимает, что громко говорить еще не значит быть услышанным, а Утсуги (Алауди не запоминает японские имена) увлечен явно чем-то более важным, чем полировка искусства меча.

Деймон Спейд стоит в списке хранителей Примо отдельной строкой. Он по-своему привлекателен, если кому-то импонирует самоуверенность и гордость, лишенная веских аргументов. Он аристократ, которому по прихоти вдруг захотелось поиграть в мафию. Такие люди, как Спейд, должны праздно скучать на светских вечеринках, подражая предкам в демонстрации класса церемоний, а не отсиживаться в фамильном замке, навещая Семью время от времени, когда им что-то нужно. Как правило, это мелочи: подразнить иллюзией Первого Джи, сказать пару ласковых Лампо, напомнить о себе Утсуги (сложно, поехали дальше) появлением из ниоткуда, экстремально уйти в отказ в диалоге с Кнаклом, когда тот предлагает присоединиться к тренировке. Смена декораций не влияет на внутреннюю суть хранителя Солнца, он как был неотесанным задиристым мальчишкой, сходившим без ума от сражений, так им и остался. Даже сутана католического священника не спасает ситуацию.
Деймон появляется тогда, когда его совсем не ждут, и сразу же исчезает, бросив на прощание короткий смешок. Для Семьи это в порядке вещей – кое-кто их Хранителей еще, конечно, нервно дергает глазом, но и только, все почти привыкли к взбалмошной, неконтролируемой натуре Спейда, а вот Алауди не может принять его до сих пор. Спустя столько лет он все еще видит в молодом человеке с лукавой улыбкой угрозу, опасный скол, способный привести к образованию критической трещины, и не может поверить, что однажды все станет иначе.

Алауди внутренне передергивает от того, с каким искренним восторгом в голосе Джотто говорит о каждом из Семьи – его послушать, так любой с самой первой встречи стал ему если не родным человеком, то самым близким другом – точно. Удивительное равнодушие к собственной безопасности.

Внешне Джотто не выглядит оптимистом, чересчур серьезно относится к своим, так называемым, обязанностям, и ведет бесконечную борьбу за счастье людей, но каждый день донесения на столе Алауди подтверждают, что веру в людей он не растерял даже несмотря на вереницу предательств, защищать тех, кто даже спасибо ему не скажет, готов даже находясь на пороге смерти, а ответной улыбки в качестве награды ему вполне достаточно для счастья. Приподнятые уголки губ крестьянки, сохранившей урожай, благодаря его вмешательству,  или успешно сданный школьником экзамен, потому что он остался жив при налете на свой дом, равносильны для Джотто громовому хохоту кого-то другого.
Спейд хихикает по поводу и без, и это неимоверно раздражает.

Примо говорит, что Спейд – хороший человек. Алауди не говорит ни слова против, хотя аргументы имеются. Целая папка с подушку толщиной, с рассортированными по степени приоритета закладками: красные – главный приоритет, оранжевые – информация для принятия к сведению, зеленые – информация для внутреннего пользования. Триста пятьдесят шесть красных и оранжевых против четырнадцати зеленых.
Если это не первый звоночек об опасности, о чем тут говорить.
Алауди и сам хочет верить, что Деймон изменился, вот только обстоятельства, при которых произошла смена парадигмы взглядов на становление Вонголы как оплота силы, заставляют думать, что в ближайшем будущем стоит ждать беды. Он крепче подвязывает пояс пальто и идет к главному входу, чтобы покинуть гостеприимный особняк в пригороде Палермо. Парадигма взглядов Спейда — не забота Алауди и уж тем более не его головная боль, но одно дело хранить просто информацию, и совсем другое - сознательно подкладывать под себя бомбу замедленного действия. Джотто не жалко, хранителей - тем более, но станет совсем грустно, если этих дураков однажды не станет.

Алауди уходит на миссию, которую навязал себе сам – потому что никто другой не справится. Он это знает, злится, что все так, но в то же время понимает, особого выбора нет: либо сделать первый шаг сейчас, либо отступить, но тогда пострадает кто-то другой. И тогда все повторится снова. Джотто, его уговаривания, новые попытки привлечь в лоно Семьи, чтобы отвести от нее же угрозу - Алауди не до того, он просто хочет... не мирной жизни, но спокойно работать, для этого нужна тишина, а ее не будет, если не предпринять ничего сейчас. Планам Спейда нужно помешать - правда для этого их нужно прояснить.

— Западный вход, лестница парадного входа, окна на первом этаже, - Алауди поднимает взгляд на окна второго этажа, где время от времени мелькает силуэт. Подозрительно знакомый. — Он не выберет ничего из этого. Черный вход также исключен...  Что же тогда?
Подойти и постучать в дверь - самое простое из всего, что можно сделать. Пожалуй, и самое глупое. Но Алауди должен совершить глупость, чтобы проложить дорогу к светлому будущему. Не себе, так своим надеждам на спокойный сон.
[nick]Alaude[/nick][status]cloud'n'roses[/status][icon]http://s3.uploads.ru/iOaRq.png[/icon][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Алауди</a></b> ^unk.<br>Задолбался решать твои проблемы. Умри, пожалуйста, просто умри.<br><center>[/lz][sign]...[/sign]

[nick]Alaude[/nick][status]cloud'n'roses[/status][icon]http://s3.uploads.ru/iOaRq.png[/icon][sign]...[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Алауди</a></b> ^unk.<br>Задолбался решать твои проблемы. Умри, пожалуйста, просто умри.<br><center>[/lz]У Спейда ужасно детские манеры, отмечает Алауди, он даже не соблаговолил оставить издевательски-ироничную записку, в которой искренне извиняется за своё отсутствие в столь важный для другого хранителя момент. Где черным по белому говорит, что, вообще, такой вариант возможен, но обстоятельства не позволили остаться, дела-дела, сами понимаете, управление огромным особняком стоит таких же колоссальных усилий, что уж говорить о сети осведомителей, шпионов и преступников. Сравнительно небольшая армия, человек пятьдесят – точно, еще двадцать – неофициально, на пол-ставки, не столько защищает интересы хозяина, сколько прикрывает собственную шкуру и скрывается от закона. Алауди всегда невозможно смешила эта формулировка. Он знает, что такое «бежать от закона», потому что представляет в этой аналогии другую сторону баррикад. Алауди хорош, когда нужно защитить интересы Семьи – хоть его и воротит такая формулировка, как три дня голодающего воротит от запаха свежеприготовленного мяса.
Закон – это не огромный дракон из сказок и не налоговая служба в цивилизованном мире, он, как море, всеобъемлющий и проникает повсюду. Он существует везде, где есть человеческая цивилизация и незримым дамокловым мечом висит над головами тех, кто самодовольно считает, что сумеет избежать ответственности за совершенные грехи. Каждый день находятся такие, Алауди уже устает их считать. Люди постепенно превращаются для него из индивидуальных, неповторимых личностей, в серую массу с одинаковыми стремлениями, надеждами, и одним на всех набором грехов, и это раздражает. Почти выводит из себя. Но все же не так сильно, как вежливость служанки, терпеливо уже в третий раз объясняющей за Деймона причину его отсутствия.

Алауди терпеливо кивает и в целом выглядит спокойным, вот только его не покидает ощущение, что все это театр, причем самого дурного пошиба. Он не обладает стопроцентным всепроникающим зрением, но готов поклясться, что видел мелькнувшую в окне второго этажа высокую фигуру с характерным хохолком на затылке. Помнится, по первости эта деталь внешности Спейда многим хранителям казалась смешной: Угетсу вежливо предлагал старинный японский гребень из дерева, Джи не упускал случая словесно поддеть, сравнив хохолок с ананасом, Накл экстремально кричал, что это – признак настоящего мужика. Все они не заходили дальше словесных беззубых шуток. Но Лампо – о, этот юный гений – наивно полагая, что Джотто сумеет защитить его от последствий, дергал Спейда за хохолок и тут же убегал, получая в награду щупальца на лице.
Позже ему хватило ума и достоинства свыкнуться со своей прической и тем фактом, что она по форме подозрительно напоминает ананас, но вот Адауди все помнит. Этот чертов хохолок запоминается, он дьяволова особая примета, сродни родимому пятну. Словно хищник, он вгрызся в подсознание хранителя Облака и однажды даже проник на страницу его отчетов – помнится, правая рука еще допытывался, как Спейд связан со списком предателей, перешедших дорогу Вонголе, и почему напротив самого опасного из них нарисована его миниатюра. Тогда подумать об этом как следует помешал редкий и потому отчаянно смущающий румянец, беззлобная перепалка с подчиненным и быстрое удаление того за дверь. Неделю назад Алауди пересматривал бумаги, отсортировывая на выброс лишнее, заметил свои каракули снова – неловкая карандашная зарисовка, мелочь, не стоящая внимания, но крепко засевшая в душу.
Пожалуй, только за это Спейда стоит проведать, чтобы промыть ему мозги.

— Я понял, - терпеливо отвечает Алауди, не меняясь в лице. Служанка нервничает при виде человека в деловом костюме и плаще европейского кроя, мнет край подола форменной юбки и неловко улыбается. Она работает здесь недавно, неделю, не больше, и еще не успела привыкнуть к холодной отстраненности Алауди. Другие слуги в курсе, свыклись – но после разговоров с ним их все равно бросает в дрожь. Это чувствуется по голосу, мимике и красной нитью прослеживается в отчетах, которые ежедневно попадают на стол первого внешнего советника Вонголы.
Люди боятся Алауди и в то же время восхищаются им за стойкость, непрошибаемую уверенность в собственных силах. Отдельным пунктом идет Джотто. Он почему-то свято верует в силу воспитательных способностей Алауди, и на переговоры с Деймоном отправляет исключительно его. Ну, как отправляет – посылает письмо с жаворонком, не решаясь встретиться лично.

Алауди понимающе кивает. Прислуга не виновата, что ей достался такой инфантильный хозяин. Он разворачивается, чтобы уйти, бросив напоследок:
— Не знаете, когда вернется? Жалость, какая жалость. Хорошо, передайте ему, что его хотел видеть Алауди.

Деймон Спейд такой же двойственный, как официальная бумага – вроде буквы четкие, а ясности все равно нет. Алауди убеждается в этом на собственном примере, когда видит возникшую в дверях высокую фигуру. Деймон невыносим. Чего он хотел добиться, морозя советника Вонголы у входа неизвестно, и обоим хранителям глубоко плевать на причины. Но это не дело, так поступать с человеком, проявившим к тебе искренний интерес.
Алауди давно наблюдает за Спейдом и чем дольше длится их игра в шпионов, тем яснее становится ясно – Деймон не так прост, как кажется. То есть, он и раньше не являлся образцом разумного человека, действующего на свой страх и риск, но осторожно, и его выходки откровенно стали бросаться в глаза только сейчас, но было что-то еще. Алауди чувствует, что находится буквально в одном шаге от понимания чего-то важного. В стройной цепочке рассуждений о порочности Спейда не хватает еще одного звена. Что он скрывает? Чего не видит Алауди? 

- Ты опоздал, Деймон. – В голосе нет ни намека на гнев, но оба понимают: пройди еще минута и Спейд серьезно рисковал вывести Алауди из себя. Хранитель облака – человек терпеливый, но даже его титаническому запасу есть предел. – Аристократов не учат пунктуальности? Преступное упущение.

Служанка, бормоча извинения, пропускает его внутрь, Алауди оказывается в огромном холле с изысканным интерьером – все как по лекалам журналов, которые на досуге листает Джотто в надежде отстроить особняк попроще, но наполнить его богатым содержанием.
- Кофе без сахара с перцем, - отвечает Алауди на невысказанный вопрос прислуги и отпускает ее с миром, после чего оборачивается к Деймону и смотрит долгим изучающим взглядом. – Ты знаешь, зачем я здесь, Деймон.

Отредактировано Hibari Kyoya (2018-07-28 16:40:55)

Когда Спейд снова открывает рот, Алауди с прискорбием констатирует, что с манерами у этого человека дела обстоят гораздо хуже, чем он помнил. Да, он ведет себя вежливо, как всегда, учтив в словах и интонациях. Воспитание аристократии даром не проходит, основу - чувство такта, искусство загадочно молчать - они младенцами впитывают с молоком матери и потом закрепляют, становясь старше, обмениваясь шутками и сплетнями на светских раутах.
Манеры Спейда, впрочем, даже высококлассное воспитание не спасает, хотя взгляни на него со стороны - и не скажешь, что этот человек может отдать приказ на ликвидацию неугодного ему человека. Просто по прихоти, походя, как сделал бы заказ в ресторане, и не испытывая чувства вины. Он же милый и приветливый, взгляд голубых глаз так открыт миру - какой из него профессиональный убийца, о чем вы? Порой он дерзит, причем, делает это так же легко и изящно, как дама, флиртуя, взмахивает веером, не переходя на личности, гаже, но по-тихому. Четко видит границы своих возможностей и без крайней нужды их не переступает. У Алауди еще с их первой встречи в фамильном особняке Джотто закрепилось убеждение, что другие люди – от прислуги в фамильном особняке до хранителей Вонголы - для Деймона по сути лишь декорации, существа, которые только и могут, что идти за кем-то более сильным и властным, слушать голос и подчиняться приказам.

- Семья Гридо была атакована, - бесстрастно бросает Алауди свои карты на стол. Принимай вызов, Деймон. – Они планировали заключить союз с Вонголой завтра. Двое явились на место встречи, чтобы проверить ловушки.

Вот только ловушку подстроили им. Не успели спастись, хотя пути отступления подготовили. Странно все это. Просто не повезло или это чей-то коварный замысел? Алауди помнит каждую букву из донесения о том происшествии, и везде ему мерещится лицо с насмешливым взглядом и лукавой улыбкой.
Фальшь чувствуется в каждом слове, произнесенном вкрадчивым голосом, даже в улыбке, готовой предложить больше, чем попросишь, Алауди видит провокацию. Он всегда замечает искажение смыслов, знает, когда ему лгут, откровенное несоответствие деталей в общей картине также не останется для него тайной за семью печатями. Джотто, помнится, в ответ на очередное донесение в адрес Деймона смеялся и ласково называл хранителя Облака параноиком, а тот смотрел и смотрел на Спейда – так же пристально и цепко, как тот смотрит сейчас на него, и тонул в омуте, отбивался от чертей – и не видел причин опровергать поставленный диагноз.

Не всякая рыба гниет с головы. Печально, если Джотто этого не замечает. Алауди не намерен препятствовать ничьим планам - чужие амбиции не его головная боль, со своими бы сначала разобраться. Весь мафиозный мир гадает, наблюдая за Алауди и его подчиненными, чего тот хочет больше: захватить власть в CEDEF, подогнать под себя Секретную разведывательную службу или все-таки сотрудничать с Вонголой на правах ее хранителя, невзирая на сложности и разницу во взглядах на то, как следует вести дела. Многие забывают, что CEDEF вообще-то детище Алауди, устройство Секретной службы - штука сложная и не за один день строилась, так что за сутки не передашь, а Вонгола не более, чем номинальный проект. Просто так получилось, что следить за нарушителями удобнее изнутри, будучи одним из них, чем снаружи и по левым отчетам.

- Пуговица на левом плече, дальше я сам.

Алауди стоит на месте, позволив Спейду действовать. Вот он, подходящий момент. Лучше времени, чтобы арестовать нарушителя и не придумаешь. Он протягивает руки, помогает снять с плеч плащ стоимостью в годовой оклад местной прислуги, и не сразу замечает, как на запястьях с легким щелчком смыкаются петли наручников - реликта Алауди. Секундное замешательство на любимом лице дает понять, что все сделано правильно, и Деймон не ожидал такого исхода.
Впрочем... секундная стрелка в прихожей с тихим тиканьем отсчитывает время, а картинка, представшая перед мысленным взором Алауди, так и не становится нереализованной мечтой. Зато удается претворить в жизнь другую давнюю задумку. Алауди резко разворачивается, делает подсечку, его пальцы орлиной хваткой смыкаются на бледном горле Спейда, а большой палец поставлен так, чтобы в любой момент опуститься на сонную артерию.

- Зато у тебя времени, я смотрю, хоть залейся. Деймон, когда ты научишься убирать за собой?

Хорошо воспитанный молодой человек с большим будущим — именно так описывают Деймона. Скотина еще та, думает большинство хранителей Вонголы. Для друзей - человек, на которого можно положиться, для врагов - человек, на котором можно повеситься, - сказал бы Алауди. Проблемный, испорченный ребенок. С одной стороны, ничего удивительного в этом не было – глупо думать, что человек, взращенный в обстановке вседозволенности и атмосфере ленивой неги, станет вести себя иначе, стоит измениться обстоятельствам. Рыба, попав на берег, не становится прямоходящим существом и не отращивает ноги, чтобы подняться с метафорических колен. Она беспомощно бьется о землю, судорожно сотрясаясь всем телом, инстинктивно хватает ртом воздух, трансформируется и высыхает – но не может изменить свою сущность. Отправив ее на битву с птицей, стоит ожидать провала – стартовые условия изначально неравны.

- Вонгола не знает. У тебя есть шанс рассказать все мне и тогда я спасу твою шкуру. Так ведь нужно для твоего плана?

[nick]Alaude[/nick][status]cloud'n'roses[/status][icon]http://s3.uploads.ru/iOaRq.png[/icon][sign]...[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Алауди</a></b> ^unk.<br>Задолбался решать твои проблемы. Умри, пожалуйста, просто умри.<br><center>[/lz]

Предлагать подозреваемому номер люкс в пятизвездочном отеле Алауди не собирается. Нечего менять в сложившихся обстоятельствах, нечего и незачем. Преступление есть, подозреваемый пойман. Всё. Дальше - экспресс-допрос и одиночная камера, опциональна транспортировка к Джотто под конвоем, но об этом можно подумать чуть позже. Логика событий требовала прямо сейчас сдать этого клоуна Примо, а затем спокойно вернуться в свой особняк, чтобы за вечерним чаем ознакомиться со свежими донесениями, тогда о головной боли с хранителями можно будет забыть хотя бы на один вечер. А эти двое пусть делают друг с другом, что хотят, Алауди нет до этого никакого дела. Не хочет он становиться свидетелем задушевного разговора с глазу на глаз, этим добром его за первый год совместной работы накормили так, что до сих пор из ушей лезет. Деймон, безусловно, важная деталь в идеально отлаженном механизме под названием Вонгола, но даже такому таланту легко найти альтернативу. Избавиться от груза подозрений и чужих грехов, вернуться в свою зону комфорта и спокойно работать - вот чего сейчас хочет Алауди. В какой-то момент ему становится плевать даже на амбициозный план лично вывести Спейда на чистую воду, пролить свет на планы и разрушить все то, что тот под разными соусами старательно создает уже несколько лет прямо под носом у Джотто.
Нет. Нет. Доведи дело до конца. Не дай ему сбить себя с толку.

Он предпочитает называть образы, возникающие в голове при мысли о чем-то не фантазиями и мечтами, а планами на ближайшее будущее, разрезом толстого пласта из возможностей, этакое хранилище, где все инструменты разложены по полочкам и содержатся в идеальной чистоте. Наручники и арест уже материализовались, дело за малым - провести допрос. Вот только не все так легко, как порой хочется. В планы Алауди внезапно вмешивается новое действующее лицо, заставляя задуматься над словами Деймона: возможно, он был прав и стоило переместиться в более подходящую для некулуарных бесед помещение? Чертовы гражданские, вечно их приносит в неподходящий момент. Алауди недовольно шикает, продолжая сверлить арестанта пристальным взглядом, и не реагирует - ни на его вкрадчивое замечание, ни на испуганный крик.
Любой другой на месте Алауди уже давно скрипел бы зубами, стараясь сохранять спокойствие. Деймон и без дьявольской линзы способен наслать проклятие на любого, кто на него посмотрит, или как минимум, заставит понервничать. Интересно, многие выдерживают этот ехидный немигающий взгляд?

Алауди готов играть с этим невозможным человеком в гляделки сколь угодно долго, хоть на ночь останется, если потребуется. Жесткий холодный пол и отсутствие подушки, конечно, мешают чувствовать себя комфортно, но это ничто в сравнении с голодом по шансу, который Алауди испытывал все это время. Черт возьми, даже такой - смехотворной, по меркам его собственного опыта,  возможности поговорить по делу Алауди пришлось выжидать почти год. Год! За это время могучие империи обращаются в пыль, союзы мафиозных семей распадаются, толком не окрепнув, не то что кто-то достаточно сильный и умный забудется, позволит себе беспечность и ошибется. По глупости посыпется, не подумает, чего это может стоить и какой ценой обойдется, если поймают.
Алауди наклоняется так близко, что может до миллиметра высчитать диаметр зрачков Спейда, и шепчет, глядя в невозможные глаза:

— В таком случае, в твоих интересах рассказать мне всё, что я хочу знать. Быстро и по делу. Или боишься, что твоя аристократичная спина пострадает? От долгого лежания в такой позе, знаешь ли, случается сколиоз.

И все же, а действительно, если?.. Нет, не может такого быть. Память возвращает немного назад. Внутреннее чутье подсказывает: очередная издевка. Свободной рукой Алауди придержал Деймона в воздухе, подхватив за талию, тем самым не дав случиться черепно-мозговой, пока другой – сосредоточенно душил. Слабо, не всерьез, но интенцию понимали оба. Алауди не остановится на достигнутом, ему претят полумеры. Либо бить ожесточенно, либо ударить наотмашь - такова его жизненная философия. Дернешься - и плотно прижатый к горлу палец нажмет на сонную артерию сильнее, и тогда сознание помашет платочком, желая удачного плавания, а само останется на берегу. Все это можно сказать и словами, но Алауди вкладывает эту мысль во взгляд, которым дополнительной парой наручников приковывает Спейда к полу.
Можно было и не ловить на подлете, а позволить действительно серьезно приложиться головой, на вербальных способностях Спейда это никак не скажется, но не хотелось косить под совсем отмороженного.
Алауди произвел арест по всем законам жанра, разве что права не зачитал.

- Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Вы вправе хранить молчание, однако это будет расцениваться как согласие и признание вины. Вам понятны ваши права?

Пустая формальность, и оба это знают, но в качестве извинения сойдёт. Алауди понимает, что молчание Деймона так же красноречиво, как и его слова, а тот, в свою очередь, если не дурак, то уразумеет, что отпираться будет себе дороже.

— Проблема не в них, Деймон. - Вздыхает Алауди, и это единственная вольность, которую он себе позволяет. - Проблема в тебе. Гридо бесполезны, но они не дураки. Их сила - в осведомителях, которые есть даже в независимом отряде убийц Вонголы. Убив их, ты перешел дорогу не только Джотто.

Смерть членов семьи Гридо - пустяк, который можно пережить, не мучаясь кошмарами по ночам, тут Деймон прав. Вонгола ничего не приобрела, но  и не потеряла. Зато Спейд получил прекрасную возможность оступиться на ерунде и запятнать честь семьи, тем самым подставляя и Алауди. Когда год за годом создаешь империи крепкий каркас, будь любезен следить не только за тем, как она ширится и обретает могущество. За собой тоже не помешает.

— Когда кто-то из Вонголы оступается, моя работа - либо убить их из милосердия, как бешеных псов, либо сдать на милость властям. И мне совсем не улыбается мысль о тебе в одиночной камере какой-нибудь итальянской тюрьмы. Скажи, Деймон, убийство Гридо того стоило?

[nick]Alaude[/nick][status]cloud'n'roses[/status][icon]http://s3.uploads.ru/iOaRq.png[/icon][sign]...[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Алауди</a></b> ^unk.<br>Задолбался решать твои проблемы. Умри, пожалуйста, просто умри.<br><center>[/lz]

[nick]Alaude[/nick][status]cloud'n'roses[/status][icon]http://s3.uploads.ru/iOaRq.png[/icon][sign]...[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Алауди</a></b> ^unk.<br>Задолбался решать твои проблемы. Умри, пожалуйста, просто умри.<br><center>[/lz]
Алауди думал, что это будет лёгкий арест? Он просчитался. Поставив на кон привычные для себя ставки, он, кажется, и думать забыл о том, что люди со временем меняются – в отличие от него, а значит, от них стоит ждать сюрпризов. Спейд сам по себе непростой человек со своими скелетами в шкафу, и чтобы вытянуть из него хоть каплю искренности, нужно отбросить традиционные методы, забыть о том, насколько они эффективны, и действовать более радикально. Разговор, обнуляющий все, что было между ними раньше – год назад и до момента, когда Спейд появляется в дверном проеме фамильного особняка, состоится сейчас. Тут нужно работать тоньше, и Алауди забывает о клещах, подключая к процессу производственный пресс. Откровенно давит, отступая от привычного для себя метода ведения дел, и чувствует легкий зуд в области затылка, когда взгляд Спейда – такой же прямой и острый, как наконечник стрелы Джи – бьет по нему в упор.

Мерзавец? Конченый негодяй. Таково заключение Джи.
Верь ему, Алауди, говорит Джотто, чутье его никогда не подводит.
Слишком просто, думает Алауди, хмурясь. Он не понимает. Хранитель Урагана всегда видит только одну сторону вопроса, он находит ответ на свой вопрос и не идет дальше, не пытается выяснить, правду ли он только что узнал или же его искусно обманули. Именно поэтому им так удобно манипулировать. Джотто считает Джи тонким психологом, честным и искренним человеком, готовым защищать семью до последней капли крови, но в глазах Алауди он просто самоуверенный простак, что легко вешает ярлыки и судит о других с высоты своей колокольни имени Вонголы Примо. Именно поэтому этой его чертой так часто пользуются и Алауди, и Спейд – каждый по-своему, кто-то работает тонко и втихую, проворачивая за счет хранителя свои дела и преследуя свои интересы, пока другой дразнит исподволь, лишь изредка напоминая о себе, но оба неизменно добиваются результата.

Пожалуй, они похожи куда больше, чем Алауди думал раньше, но думать об этом сейчас ему ни к черту не упало.
Чтобы услышать, что говорит Спейд, приходится наклониться еще ниже. Его слова, как и натура – сплошной туман, вроде бы и скрывает истину, но при этом ничего не прячет. Смотри, говорит Спейд без слов, вот она, правда, совсем рядом, чтобы ее схватить, достаточно лишь протянуть руку и тогда ты все поймешь.
Алауди не понимает этот язык иносказаний и метафор — с подчиненными и Семьей он привык говорить открыто и честно. Привычки ведут к гибели, подсказывает подсознание, но Алауди отмахивается – голос разума сейчас бесполезен. Чтобы понять, что на самом деле имеет в виду Деймон, приходится выйти из своей зоны комфорта и взглянуть на себя со стороны.
Охотник превращается в жертву, а жертва сама становится охотником, так?

— Ты говоришь не то, о чем думаешь, Деймон, - Алауди смотрит в эти откровенно шкодные глаза, лишенные всякого намека на эмпатию, и пытается найти в них хоть намек на истинные чувства Спейда. – А мне очень интересно послушать, что у тебя в голове происходит на самом деле.

Когда речь заходит о смене диспозиции, Алауди приходится признать свою неправоту. Он снова ошибся, поспешив с арестом. Нет, не так, поправляется он, с тяжким вздохом поднимаясь с колен и подтягивая Спейда за наручники, чтобы поставить того на ноги. Алауди действовал на опережение, не желая попасть под влияние иллюзий. Он не хотел оставлять Спейду ни единого шанса на побег, подспудно опасаясь, что тот задействует свои таланты, чтобы сбежать. Это был бы весьма разумный ход с его стороны, странно, что Деймон предпочел поступить иначе.

Он мог бы заменить свое тело точной копией, вложить в разум иллюзии те мысли, которые хочет услышать озвученными вслух Алауди, и тот, скорее всего, не заметил бы разницы. Выходит, играть с охотником лицом к лицу в разы интереснее, чем наблюдать со стороны?

Алауди тащит Спейда к дивану и насильно усаживает у самого края. После жесткого холодного пола мягкая обивка кажется райским облаком. Алауди одергивает себя – сейчас не время думать о комфорте. Он – не Деймон, чтобы наслаждаться уютом. Он носит практичный костюм – один на все случаи жизни, работает, сидя за столом на жестком стуле, спит и вовсе как попало, то упав головой на отчеты, то ложась прямо на пол в своем кабинете, подложив под голову пальто.
В этом смысле они с Деймоном вращаются на разных орбитах и едва ли тракетории когда-нибудь пересекутся.

Аромат свежезаваренного кофе достигает ноздрей, когда Алауди перестегивает наручники, дополнив вторым комплектом запястья Деймона. Хмурится -  и как он раньше не заметил? Должно быть, разговор завладел его вниманием целиком и полностью, выключив весь остальной мир. Непорядок. Он слишком отвлекся от первоначальной задачи, и скоро в лицо начнут прилетать последствия. В принципе, одно уже прилетело вот уже.

— Вонголе противопоказаны крутые виражи истории. — Алауди наливает кофе в чашку, позволяя себе вольность и втягивая носом аромат свежемолотых зерен. Хороший итальянский помол. —  Семья переживает период расцвета, набирает силу, входит в мощь. Неразумно рушить фундамент еще не построенного колосса, Деймон, разве не понимаешь?

Что-то ускользает от внимания Алауди, только он, как ни пытается, никак не может нащупать недостающую деталь, чтобы вставить ее на место. Это просто, подсказывает подсознание, вся информация заботливо разложена на столе и рассортирована по категориям. Нужно только дать себе труд раскрыть глаза пошире и присмотреться.

— Хорошо, Деймон. Будь по-твоему. Что нам следует делать?

Гридо мертвы. Вонгола рассматривала их в качестве потенциальных союзников, рассчитывая впоследствии отхватить часть их ресурсов и переманить на свою сторону осведомителей, и если на первое Алауди было глубоко наплевать, осознание, что он уже не получит второе, жгло изнутри. Пожалуй, он злится на выходку Спейда по личным причинам, и осознание этого факта не помогает вести разговор в нужном русле.
Черт побери, Деймон, почему с тобой так сложно?

[nick]Alaude[/nick][status]cloud'n'roses[/status][icon]http://s3.uploads.ru/iOaRq.png[/icon][sign]...[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Алауди</a></b> ^unk.<br>Задолбался решать твои проблемы. Умри, пожалуйста, просто умри.<br><center>[/lz]— Нужно было заклеить тебе рот.

Вот о чем Алауди говорить уж точно не хотел, так это о своем отношении к Вонголе. Агрессивно не хотел, даже не планировал – ни сейчас, ни вообще. Все его естество восстает против того, чтобы попытаться объяснить, чем на самом деле некогда миролюбивая Семья, решившая вдруг вести агрессивную политику (усилиями Спейда?) и массово заключать союзы с более слабыми мафиозными кланами (инициатива Джотто?), в свое время привлекла в свои ряды человека с радикально противоположными взглядами. Посвященные во тьму чужой души и входящие в ближний круг Примо знают мотивы Алауди в общих чертах, а остальное им неведомо. Зачем? Кто интересуется делами Внешнего советника всерьез, привыкли исполнять приказы молча, не задавая лишних вопросов, с остальными дело обстоит еще проще – однажды причислив Алауди к Вонголе, они не дают себе труд подумать дальше.
Да, изнутри за нарушителями удобнее наблюдать. Да, Алауди интересно исследовать природу силы, в чем ему помогают некоторые хранители – и Туман в их числе. Этот человек вообще стоит отдельным пунктом в любом списке, выбивается из любой четко построенной схемы, рушит тщательно подготовленный план, игнорирует интересы других и старается извлечь выгоду из каждого своего слова и жеста. Совсем как сейчас.

— Аристокатия, - холодно бросает Алауди лишенным всякого выражения голосом. Не пытается задеть, нет, ему не интересно играть в те же игры, что и Спейд. Он пытается подражать ему, имитируя манеру излагать свои мысли и образно выражаться -  и только. – Аристократия приходит в упадок, Деймон.

Планы и схемы, хитроумно выстроенные интриги, сломанные судьбы — все это звучит замечательно, но только этим сыт не будешь. За грязную работу платят такими же деньгами, иногда вдвое выше, чем в среднем по рынку, но зная режим жизни Спейда и его потребности, денег, заработанных таким нехитрым способом, хватило бы для выживания, никак не для полноценной жизни. Если так подумать, за чей счет он живет? Алауди проверял его счета, когда собирал досье, и нужно было узнать всю подноготную для Джотто (кому он лжет, для себя же собирал), беседовал с людьми, знавшими, каким был Деймон в разные периоды его жизни, и вынужден был признать, что ничего сверх подозрительного на первый взгляд не обнаружил. Спейд был баловнем - а кто на его месте не был бы, родись в богатой семье, повесой, авантюристом - а кто не был бы, начитавшись романов в детстве? Детство, отрочество, юность – все это слилось, как стало ясно позже, после первой очной встречи в поместье Примо, в единый липкий ком. Его не растащить на куски, не поделить на части. Избалованный мальчишка, привыкший получать от жизни то, на что упадет его взгляд – таков ли Спейд на самом деле или же умело притворяется, Алауди интересно выяснить.
Но позже. Сейчас нужно сосредоточиться на деле и мимоходом думать о чем-нибудь умиротворяющем, чтобы зверь затих. Он всегда поднимает голову в минуты гнева, совсем как сейчас, и в юности Алауди не считал нужным держать поводок достаточно крепко, чтобы игнорировать последствия, что привело к цепи трагических событий, о которых сейчас тоже не время вспоминать, потому что ну какого дьявола, дело зашло слишком далеко. Это уже не допрос, а цирк какой-то. И кто в этом виноват? С первой парты уже тянется решительная рука упрямого вихрастого молодого человека с пламенем Облака.

— Меня это не волнует.

Деймон играет с огнем, намеренно дразнит Алауди своим ребячеством, уводит разговор в сторону, явно что-то скрывая, недоговаривая. Алауди наливает себе кофе, игнорируя явно хамский жест Спейда и укоризненный, даже тяжелый, взгляд домоправительницы, чье имя не потрудился, а теперь и смысла нет узнавать. Он оборачивается, окидывая лицо Деймона цепким оценивающим взглядом. Если пропустить его эмоции через фильтр своего восприятия, можно понять о нем чуть больше, чем тот хочет показать. Посмотри, какой я испорченный, кричит хитрый прищур глаз, я тебя не боюсь, поддакивает смеющийся голос. Дьяволова нога, как же хочется стереть с лица эту улыбку.

— Ты перешел дорогу не тому человеку, Деймон, и последствия не заставят себя долго ждать.

Алауди ценили за независимый характер и бесстрастность, с которой он судил о поступках других людей, и он знал об этом. Знал, и ни разу не использовал этот дар в корыстных целях, не продался, хотя теоретически мог бы – его талант ценился не меньше сверхъестественной интуиции Примо. И все-таки его хваленое хладнокровие отказывало, стоило оказаться в одной комнате со Спейдом и поговорить с ним дольше двух минут. Внутренний голос шептал, что Спейд нужен ему как противовес аргументам Джотто о сильной и независимой Семье, которой Вонгола должна однажды стать, сам Алауди считал и до сих пор считает, что дело не только в этом. Деймон был для него словно перец в крепком кофе - новый оттенок привычного вкуса, что-то, что не дает расслабиться. В сражениях друг с другом оба черпали силу. Чем сильнее свирепствовал Алауди, тем хитрее изворачивался Спейд. Тем интереснее становилось соперничество, обещая в будущем новые сражения и битвы.
Он залпом допивает кофе и ставит чашку на стол, бросает на Деймона взгляд, от которого у более чувствительных натур кровь застывала в жилах.

- Скажу, что зря тебе в детстве читать учили. Ты провел слишком много времени наедине с романами о рыцарях и принцессах, и перестал воспринимать реальность здраво. - Алауди вздыхает. - Говоришь, что не знаешь убийц Гридо? Хорошо, я поверю. Говоришь, желаешь блага для Вонголы, хочешь сделать ее сильнее? Моими руками? Кого тебе послать в подручные - Внешнего советника или Шпиона?

Ты слушаешь его, потому что не знаешь, как заставить, шепчет в голове ироничный внутренний голос с интонациями Спейда.

Алауди очень жалеет, что допил свой кофе и даже чашку на место поставить успел. Ему сейчас не помешает чем-нибудь занять руки. Не потому даже, что пальцы начинают мелко подрагивать, вовсе нет, да и дрожь эта вызвана не холодом - помещение в особняке прекрасно проветривают, грех жаловаться, просто его всё это бесит. Раздражает до одури собственная непоследовательность, которая невесть откуда взялась, нарисовалась буквально из воздуха, словно иллюзия из самого страшного кошмара вдруг воплотилась в жизнь. С ума бы не сойти, и как он к этому пришёл? Видел бы он себя со стороны - со смеху бы по полу катался. Алауди идет в особняк Спейда с единственной, вполне конкретной целью — преподать ему урок за то, что смеет развязывать самодеятельность на чужой территории, смелеет без причины, самонадеянно полагая, что любой поступок такого рода, как убийство потенциальных людских ресурсов для шпионской сети, сойдет ему с рук. Приходит и наказывает даже, и вроде бы вполне успешно прижимает к стенке, почти выбив признание - а теперь гляньте на него. Сидит, гоняет кофе с перцем, обсуждает планы в духе "сделаем Вонголу великой опять".
Идиот ты, Алауди. Маслом писаный.
В принципе, Деймон недалеко ушел от истины, когда рассчитал, что слух о трагической смерти Гридо дойдет и до чуткого уха Алауди, вот только ожидал ли он последствий, с которыми придется столкнуться? Ясно же было, что по головке за такое не погладят, благодарственную открытку не пришлют, да и на торжественный ужин, куда полагается приходить в костюме и весь вечер маяться от безделья, слоняясь по особняку, то и дело приглашая кого-нибудь потанцевать, пригласят вряд ли. Карающая рука Алауди наводила ужас на весь мафиозный мир и в том числе поэтому к Вонголе предпочитали не соваться, обходя десятой дорогой и открыто не ввязываясь в конфликт, а если кто и осмеливался подойти поближе, чтобы откусить кусок от их ресурсов, то неизменно получал - если повезет - смерть от асфиксии. После первой декады подобных случаев смельчаков, желавших попробовать на себе, что это такое - когда не везет - пока не нашлось. Спейд что, так жаждет стать первопроходцем?
Алауди отворачивается лицом к стене, прикрыв глаза. Спокойствие, говорит он себе, мысленно считая от десяти до нуля, ты допустил нелепую ошибку, попытавшись влезть в его шкуру, но это поправимо. Систему характеризует не ошибка, а реакция на ошибку.

- Это не я день и ночь твержу о величии Вонголы, Деймон, мне, по сути, это вообще безразлично. Но ты это начал, я с тобой - оцени изящность композиции - согласился и готов выслушать, а ты ссылаешься на Джотто? — С плохо скрываемым раздражением спрашивает Алауди. — Зачем начинать разговор, который не знаешь, как закончить?

Непонятно, правда, кого именно он вопрошает - самого себя, уязвленного проницательностью человека, которого, похоже, серьезно недооценил, или же обращается к Спейду. Тот демонстрирует спектр эмоций, не слишком, в общем-то, отличающихся от его стандартного набора: кривляется, риторически поднимает руки к небу, нагоняет драмы, не говоря при этом ничего конкретного. Последний акт в этом представлении театра одного актера - испариться в тумане иллюзии, оставив деепричастных ломать голову над тем, что же Деймон имел в виду, в одиночестве, вот только наручники Алауди сомкнутся на его горле скорее, чем это произойдет.

Черта с два Спейд теперь уйдет от него. Если потребуется, Алауди свяжет его его же исподним.
Кривая улыбка искажает правильные черты лица, являя миру другую строну хранителя Облака. Многие знают его раздражительным, но в очень сглаженной, спокойной форме, и очень немногие догадываются, что за этой ширмой скрывается ломаный оскал подростка, способного на крайние проявления жестокости. Только Джотто догадывается, а Накл точно знает о прошлом Алауди, но и то очень немногое. Они встретились в очень странный период жизни Алауди, и, получается, были знакомы еще до Вонголы. Просто вышли друг против друга на ринг и всерьез решили измолоть друг друга в труху, вот только если хранитель Солнца рассчитывал одолеть соперника, то Облако Вонголы, а тогда еще зеленый подросток из хорошей семьи, намеревался уничтожить противника.
- Неужели, Деймон? И что же нам, по-твоему, следует делать?

Решительно непонятно, как его понимают подчиненные, которые определенно есть, прислуга, которая совершенно точно им дорожит, дурнем этаким, или же Семья, давно махнувшая на его воспитание рукой. Успеется, мол, что не взрастила родная, рано или поздно, привьется само в приемной. Если Джотто сознательно выбрал Спейда в союзники, а потом и вовсе назначил Стражем, наплевав на все предостережения и уговоры, тогда он действительно обречен на скорую и безвременную кончину.
— Идет.

Спейд и договорить не успевает, как наручников на его запястьях становится больше. Две пары, четыре, шесть - одна, кстати сказать, уже давит на шею. Несильно, Алауди пока не желает Деймону смерти... по-настоящему. Ладно, думает он, со вздохом поднимаясь с дивана, черт с ним, с планом. Ну и что, говорит себе Алауди, хватая Деймона за цепь от наручников на шее и таща за собой в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Где-то там должна быть спальня с просторной кроватью и балдахином. Где лучше всего обсуждать интриги, если не в обстановке романного мышления?

[nick]Alaude[/nick][status]cloud'n'roses[/status][icon]http://s3.uploads.ru/iOaRq.png[/icon][sign]...[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Алауди</a></b> ^unk.<br>Задолбался решать твои проблемы. Умри, пожалуйста, просто умри.<br><center>[/lz]

Второй раз в своей жизни Алауди оказывается пойман в ловушку одним и тем же человеком.
Первой была Елена - о, эта святая простота с милой обезоруживающей улыбкой и взглядом чистых, как горный родник, светлых глаз. Она была добра ко всем без исключения, улыбалась и безмятежно шутила, когда того требовал ее собственный дух и когда того хотела она сама, а не вынуждали обстоятельства. Джотто называет ее ангелом Вонголы и желает ей счастья, Алауди же скептично поджимает губы — чует, что ничем светлым и добрым ее жизнь с иллюзионистом не закончится, и оказывается прав. Деймон лишь выглядит под стать своей спутнице, старается подражать ее манерам, вести себя соответственно - но не статусу, который достался по крови, вовсе нет, а так, как по его представлению одобряет Елена. О, он ее боготворил, и это было видно. Алауди молчаливо наблюдал за развитием их отношений, подсылая время от времени шпионов на великосветские балы, которые пара давала то в замке будущей невесты, то в фамильном имении семьи будущего жениха, и скучающе отмечал отсутствие динамики в их отношениях - ему такие нежности и взгляды, которые бросали друг на друга Елена и Деймон, были чужды и противоестественны, он такое не одобрял, но при необходимости легко вписывал в свою картину мира.
Назвался шпионом - будь шпионом, игнорируй личное пространство окружающих, плюй с высокой колокольни на тобой же провозглашенные правила и принципы - да, Алауди, в конце-концов, только в этом ты и хорош.

Второй и последний на сегодняшний день арест Елена совершает уже будучи мертвой, обезоруживая прямо с порога ласковой улыбкой и взглядом чистых, как горный родник, светлых глаз. В это трудно поверить, но стыд яркой краской полыхает по щекам, когда их взгляды пересекаются вновь. Ревность царапает по сердцу, ее с трудом ("посмотри, какую змею ты пригрела на груди и любила, посмотри!"), но все же удается подавить. Впрочем, червячок сомнений все же точит душу Алауди изнутри, искушает, шепча, что она не осудит его, если вдруг вздумает навешать ее милому сердечному другу по первое число, если сочтет нужным. Ей и в голову не могло прийти, что он захочет сотворить с ее благоверным.
Алауди с трудом удается проглотить ком в горле и взять себя в руки и опрокинуть Деймона на постель. Балдахин выпрыгивает на него из кустов его же собственного романного мышления, заставляет невольно отступить и окинуть ситуацию критическим взглядом. Ну, Алауди! Чего расклеился? Одного портрета старой приятельницы и какой-то там занавески хватило, чтобы твоя решимость поколебалась, а дух пал? Ты слабейший из хранителей, если не можешь справиться с минутным наваждением, и что бы Джотто ни плел про широту человеческой души и про то, что человека можно и нужно принимать таким, как он есть, вместе со всеми его недостатками, он был и остается кругом неправым.

Черта с два Алауди будет мириться с капризами Спейда, с его елейной улыбочкой и жеманными манерами, от которых тошнит даже без масла и в более спокойных обстоятельствах. Пусть другие наступают на любимые грабли, с него хватит. Пока не ясно, что со всем этим счастьем делать - слишком внезапно сокровище само упало в руки, прежде, чем Алауди успел составить более-менее внятный план, опережающий Спейда хотя бы на два шага вперед, но мириться с его вызывающим поведением не намерен точно. Если потребуется, Деймон будет страдать - вернее, если этого захочет сам Алауди. Холеное лицо аристократа расцветет всеми оттенками фиолетового, затуманенный взгляд будет искать одобрения и поддержки, пока тело окрашивается красными продольными ранками — когда обстоятельства требуют решительных мер, совсем не зазорно использовать чужие атрибуты, ту же трость.

Он не обращает внимания на словесный мусор. Время не стоит на месте и пока Алауди пытается взять себя в руки, Деймон снова подает голос, приковывая к себе внимание - все без остатка, чем вызывает только усталый вздох. Боже, да сколько у этого человека вопросов? Пальто оказывается на полу, галстук летит следом, затем Алауди расстегивает пуговицы. Одну на горловине, еще одну на уровне талии, поправляет воротник, но на деле приводит себя в еще больший беспорядок. Весь облик знаменитого шпиона кричит о его беспомощности. С этим надо что-то делать. Алауди не находит ничего лучше, кроме как обратить гнев на Деймона - и плевать, если тот только вволю посмеется над его слабостью. Уж сил обратить ее в мощь ему хватит. Должно хватить.

Алауди улыбается - искренне, предвкушая предстоящие события.
— Отличная идея, но у меня есть кое-что получше.

Комната погружается во тьму - Алауди плотно зашторивает единственное окно, с него ростом. Внешние шумы сходят на нет, когда он запирает дверь отмычкой, страхует комплектом наручников, приставляет стул под лакированную ручку. Чтобы дойти до постели и не запнуться по дороге о груду собственной одежды на полу приходится ориентироваться на слух - глазам веры нет, да и помощи ждать бесполезно. К темноте Алауди привыкает быстро, даже различает силуэт Деймона с наручниками на горле, пробегается кончиками пальцев по металлу и улыбается, пользуясь тем, что его не видно.
Превосходно.

— Что мне с тобой делать, Деймон? - Алауди шепчет это на ухо, укладываясь перед Спейдом, не скрываясь, не таясь. Пальцы сжимаются на горле, дополнительно помогая наручникам затруднять дыхание и в почти лишая возможности говорить. — Тебя ведь даже могила не исправит. И боли ты не боишься, верно? И меня? — Последний вопрос должен был звучать длиннее, но не то чтобы Алауди хотелось слушать ответ.
Вкус крови на губах Спейда слаще самых жестоких пыток.

[nick]Alaude[/nick][status]cloud'n'roses[/status][icon]http://s3.uploads.ru/iOaRq.png[/icon][sign]...[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Алауди</a></b> ^unk.<br>Задолбался решать твои проблемы. Умри, пожалуйста, просто умри.<br><center>[/lz]

Деймон сопротивляется. Надо же, хмыкает Алауди, со стороны это выглядит почти трогательно. Люди калибра Спейда всегда уверены в себе, знают цену своим словам и поступкам, и в девяти случаях из десяти знают: когда ситуация оборачивается не в их пользу, нужно жать на тормоза и ретироваться в безопасное место, признав поражение. Так проявляется заложенный природой инстинкт самосохранения. Иногда аристократу, чтобы победить, твердит вековая мудрость его устами, нужно сделать шаг назад, или даже два, чтобы затем нанести сокрушающий удар оттуда, откуда никто не ждёт.

Алауди решает пойти на опережение и форсирует события. Интересно, аристократы появились в этом умозаключении про выживание лишь только потому, что его внимание в данный момент приковано к Деймону, до мозга костей манерному и сложному, или в виду его врожденной нелюбви к аристократии, как классу?
Спейд ударил его. Он что, не понимает, как сильно уже затянулась петля вокруг его шеи? Зачем делать себе еще хуже.
— Хочешь узнать, чем для арестанта чреваты дисциплинарные взыскания, Деймон? - Алауди поднимает голову, устремляя полыхающий холодным яростным пламенем взгляд в глаза Спейда. Удар рассек ему правую бровь, кровь лениво по капле стекает по щеке и подбородку. Мама в детстве водила сына по новомодным врачам и те не раз говорили - у мальчика плохо сворачивается кровь, его стоит держать подальше от задиристых сверстников и травмоопасных ситуаций. Алауди упрямо игнорирует предписания врачей, умудряясь даже в тихой провинции найти повод подраться, повзрослев и вовсе вступает в мафию.
Возможно мысли об аресте Деймона пришли на ум как повод, чтобы нанести визит в родовое имение? Да ну, глупости, мотает головой Алауди. Не может этого быть. Что с ним вообще происходит? 

Подбородок Спейда оказывается зажат кепкой хваткой жилистых пальцев Алауди. Кулаки надежно прижаты коленом к груди. Алауди давит коленной чашечкой на ребра, одновременно увеличивая давление в наручниках, отчего кисти быстро краснеют, наливаясь кровью. Деймон хотел драки? Как печально огорчать такого старательного мальчика.

- Не заставляй вспоминать бойцовскую юность, это может для тебя плохо кончиться. Я, может, и не первоклассный боец, но сил справиться с тобой, у меня хватит. - Алауди приподнимает подбородок вверх, сжимая пальцы так, что на коже остаются следы аккуратно подстриженных ногтей. Они смотрят друг другу в глаза, проверяя, надолго ли хватит другого. - Не стоило так поступать.

Или все же стоило?
Алауди, конечно, сильно рискует, меняя тактику на ходу, и справедливо опасается последствий - на его памяти импровизация еще никогда не приводила ни к чему хорошему, только вставляла палки в колеса. Подчиненного, который бы допустил промах, подобный тому, что сейчас совершает он сам, непременно ждало бы самое суровое наказание. Быстрое и в максимально доступной форме объясняющее провинившемуся, почему тот не прав. Фокус в том, что на месте безымянного службиста находится он, Алауди, а для него нет тяжелее наказания, чем отступить от единожды заведенных правил. Поэтому он кусает мягкие податливые губы и удовлетворенно улыбается, чувствуя на кончике языка привкус крови. Неправы были романные философы, приписывая ей металлический оттенок, реальность доказывает, что нет и никогда не было ничего слаще.

Удар по лицу более чем ожидаем, но Алауди его пропускает. Впоследствии он не раз вспомнит об этом позорном промахе и будет скрипеть зубами от злости, но объяснение лежит на поверхности: в тот момент его мысли были заняты более высокими материями, чем скованные ладони арестанта, сжатые в крепкий кулак. Деймон попался. Недоумение, даже шок, яркой краской полыхнувшие на его лице, стоили всех бессонных ночей, проведенных за работой в кабинете, всех донесений и отчетов, что день и ночь составляли верные Алауди агенты. Оно оправдывало также и догадки о том, что Спейд ведет с Вонголой свою игру, и верный, хоть и строптивый шпион, играет там одну из ключевых ролей. Игрушка, которую используют ради достижения своих собственных целей, не считаясь с ее мнением на этот счет - нет, таким Алауди не хотел быть. Он привык охотиться и методично уничтожать дефекты системы, фундамент которой сам помогал закладывать Примо, пусть и физически порознь.

Алауди атакует Спейда, мучает укусами губы, шую, ключицы, неловко мажет собственными губами вдоль виска. Он так отчаянно пытается избавиться от гнетущего противоречия, которое возникло в нем и не давало покоя все эти месяцы, так явно и неумело проявляет чувства, что это выглядит почти умилительно.

[nick]Alaude[/nick][status]cloud'n'roses[/status][icon]http://s3.uploads.ru/iOaRq.png[/icon][sign]...[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Алауди</a></b> ^unk.<br>Задолбался решать твои проблемы. Умри, пожалуйста, просто умри.<br><center>[/lz]