- Не выдержит, - командующий и бровью не повел на протесты гнома-каменщика, что распинался, вот-де, кладка наилучшая, надвратную башню какую самую лучшую хотите? Такая и будет. – Слишком слабо, - гном напыжился, усы встопорщил – как же это, человек ему будет еще указывать!
- Да я… да в Орзаммаре!..
- Если ты из Орзаммара, любезнейший, то какого архидемона забыл здесь, на поверхности? – в упор спросил Резерфорд. Гном налился багровой краской сквозь покрытые татуировкой щеки, сделал было движение рукой – но опустил ее, рассерженно сопя. Не выгорело дельце, чего уж там. И откуда такое вообще пришло в Скайхолд? А, дело понятное. Лакомый кусочек эта ваша Инквизиция, для лиц из Общества. Отчего бы перышки не пощипать, в самом деле.
- Хартийских умельцев я вижу издалека, уж не обессудь, - глуховато рассмеялся Каллен. Вот уж правда. Два года назад тоже являлись такие вот гномьи рукохваты, в Киркволл. Дескать, поможем, восстановим, только денежки платите. Заплатили – и догнали коротконогих засранцев на полпути к Тантервалю, спасибо капитану Валлен.
Восстановительные работы в Скайхолде шли полным ходом после столетий (тысячелетий?) стояния заброшенным, это место не уставало поражать собой. Как, казалось, можно было не заметить в горах эдакую крепостищу? – не один командующий такими вопросами задавался, да только вот, хвала Создателю, у него и без того хлопот хватало. И дум, - солдаты в казармах, расположенных и внутри крепости, и снаружи – в шатрах, как было в Убежище, то и дело запрокидывали головы на башню, в которой расположился командующий. По ночам огонь там почти не гаснул.
Все успеть, везде успеть, - карты с пометками и флажками – ворохом на столе, и шепчущими, шелестящими листами на стенах. Записи о передвижениях, о снабжении, логистические выкладки. Вспомнить бы Киркволл, и то, сколь схожей была работа рыцаря-командора там – да только, вот как в насмешку, многотысячный город и в сравнение не шел со Скайхолдом. Там было нелегко, но проще, как-то меньше работы. Но Каллен не жаловался – разве что, порой потирал ноющий от боли висок, да мог остановиться у стены невзначай. Прислониться к ней, успокаивая дыхание.
Отголоски зависимости все еще настигали. Кассандра понимающе хмыкала, но в целом, больше никто и не догадывался о хвори командующего. Ладно, тайный канцлер, несомненно, знала. Остальным же оно незачем.
- Теплое. Жидкий лед больше не обжигает, - Резерфорд вздрогнул от неожиданности, озираясь – но рядом никого не было. Гном уже скатился вниз по лестнице, бранясь так, что шпили башен стыдливо зарумянились… нет, это всего лишь закат. И… - Каллен с удивлением воззрился на стоящий на парапете дымящийся стакан. Горячий настой из эльфийского корня, сдобренный какими-то травами еще, вдобавок. Откуда он здесь? Да еще такой, как ему нравится? – рука потянулась было к стакану, но замерла. Дверь, ведущая на верхний этаж таверны, медленно приотворилась, и в проёме качнулась широкополая шляпа.
«Опять этот мальчишка чудит», -  было бы оно все так просто, и будь Коул лишь «мальчишкой». Хмурясь, Каллен все же взял стакан, и пригубил слегка. Стужа Верименсиса, подступающая с гор, и заползающая под доспех и плотный мундир, будто бы стала слабее. Усмехнувшись, командующий поставил локти на парапет, и стал наблюдать за втягивающимися в ворота Скайхолда повозками. Короткий миг спокойствия? – и вот он, закончился. Оскальзываясь на покрытых инеем ступеньках, к нему подлетел гонец с донесением. Затем – еще один; потом, грохоча доспехами, поднялся снизу капрал за приказаниями. И каменщики, ему надо найти каменщиков, расспросить об этом Тренн, что ли? – проклятье, времени не хватает ни на что. «Даже до кабинета не дали дойти, изверги», - успел усмехнуться Резерфорд, прежде чем услышал крик с дозорной башни:
- Возвращаются! – и пение рога.
Окружающие его солдаты чуть стушевались, но под внимательным взглядом командующего дело до конца все же довели. Доложили, как полагается, все, что собирались. Получили новые распоряжения, и, когда все это закончилось, то процессия от крепостных ворот добралась уже до главного замка. Придется догонять, - и все же Каллен чуть замешкался, и к залу совета подошел в числе последних.
Рослую фигуру Гаррета Хоука он приметил сразу. Этого-то вряд ли забудешь. Немолодой мужчина в броне Серых Стражей – Логэйн Мак-Тир, тот самый, к которому Хоук привел силы Инквизиции в Крествуде. Тот, что, с чего слов, исследовал Корифея. Увидев же еще одна броню Серых, Каллен сперва не поверил своим глазам, остановившись с сильно заколотившимся сердцем. «Но вдруг!?» - ведь Логэйн Мак-Тир был командиром Бет. А Гаррет – ее брат, так что чем Создатель не шутит? – о, проклятье, как он мог забыть, что по части чувства юмора Создателю равных нет.
Треклятая каменная кладка, перемещения войск, расспросы о результатах экспедиции в Западный Предел – все вылетело у Резерфорда из головы, когда он встретился глазами с женщиной в броне Стражей. Кажется, возникла неловкая пауза.
Кажется, ему задали какой-то вопрос, на который он ответил со смущенным смехом; затем прямо и понимающе глянул на Хоука, поприветствовал бывшего ферелденского тэйрна.
- Страж-Командор, - и слегка поклонился Героине Ферелдена, Солоне Амелл.

Чего-то о своем прошлом Каллен не скрывал, но о том, что произошло меж ним и Солоной в Твердыне Кинлоха после ульдредова восстания, знали только двое. Сам он – и стоящая перед ним измученная женщина в броне Серых Стражей. В крыльях чеканного сильверитового грифона засохло что-то темное, в свете факелов зала военного совета отливающее тусклым рубином – «кровь».
Шею Солоны охватывала повязка, и говорила она хрипловато, приглушенно. Командующий вздрогнул, когда понял, что слова про штурм адресованы ему. Ответить не успел – Логэйн Мак-Тир шагнул вперед, кладя на стол несколько потрепанных карт, и, как Каллен разглядел, планов фортификационных сооружение. «От руки?»
- Крепость Адамант, - голос Стража был усталым, каркающим. – В Западном Пределе. Старая крепость, хорошо укрепленная. Стражи будут там, - и отступил назад, складывая руки на груди. Резерфорд смотрел на линии плана крепости, которую силам Инквизиции предстояло штурмовать, и видел там тех, кто некогда дал клятву защищать Тедас от Мора, от тьмы и скверны – а теперь все оборачивалось самой жестокой насмешкой судьбы из возможных.
Не схожее ли произошло с Орденом, когда красная отрава затуманила разум тех, кого Каллен прежде звал братьями? – у дальней двери коротко лязгнуло – явилась Кассандра. Вскинув брови, слушала дальнейшие рассуждения – но в Каллена впилась требовательным взглядом, когда он взял со стола планы крепости Адамант, рассматривая их более внимательно.
- Крепость старая, говорите, - шрам над губой чуть шевельнулся. – Значит, и кладка старая. И строилось оно без учета нынешних средств и возможностей осады. Леди посол, - обратился Каллен к Жозефине, - что насчет орзаммарских умельцев, которые работают со взрывчаткой? К тому же, нам понадобятся осадные орудия. Много осадных орудий, - не сходя с места, он был готов уже искать нужных людей и инженеров, но Монтилье опередила его.
- Среди наших союзников найдутся те, кто готов предоставить нам достаточное количество осадных машин и орудий.
- Но – не достаточное количество людей, - усмехнулся Каллен. – Осадные машины есть и у нас. О тренировке солдат я распоряжусь немедленно, - что-то внутри него переворачивалось, словно рычаг пресловутого требушета, от одной только мысли о том, что сражаться придется против Серых Стражей. Одурманенные злыми чарами, сбитые с толку – ничего, кроме сострадания и сожаления, увы, он к ним не мог испытывать.
Только вот воевать против них это все же не помешает, - глаза его блеснули твердо, когда встретился взглядами с Солоной. Создатель милосердный, как же…
«Как же не милосерден Ты оказался к ней», - изможденная, но не сломленная. Взгляд безнадежно упрямый, как у того, кто находится на последней грани. «А разве это не так?» - двое ферелденских Стражей, тех, кто сражался с Мором десять лет назад, сейчас стояли здесь, в зале военного совета Скайхолда. Некогда спасшие мир от гибели. И что сейчас творят их собратья?
Каллену до сих пор казалось – и будет казаться, он это знал, что в существовании красных храмовников отчасти есть и его вина. Да, не он заставляет утративших надежду и веру принимать красную отраву, но не тот ли это случай, когда бездействие и есть худшее из преступлений?
- Это хорошие чертежи. Но я хотел бы узнать все подробней, - Страж Мак-Тир ответил ему медленным кивком. – Прошу извинить меня, - Резерфорд покинул за совета быстрым шагом, успев снова взглянуть на Солону. И слегка улыбнуться ей.
«Проклятье, как же я рад, что ты жива».

Разговоры с бывшим ферелденским тэйрном принесли пользу. Тот, оказывается, некоторое время назад лично побывал в Адаманте, а поскольку соображал в вопросах осады и ведения войны больше, чем маг-отступник, то и толку вышло больше. Логэйн показал на чертежах наиболее слабые места крепости, набросал от руки там же, в кабинете Каллена, общий окружающий ландшафт, дал указания по поводу укрытий, но предупредил сразу – позиционная война ничего не даст. Удар должен быть стремительным и в лоб – с одной стороны Адамант защищает естественная преграда в виде скалистой пропасти, к которой не подобраться. «Если только вы тут летать не научились», - а главные ворота достаточно хорошо укреплены. «Есть несколько точек на скалах возле крепости, но размещать там лучников, или нет – вопрос спорный. Стрелы до надвратных укреплений долетят, но пристреляться к позиции твоих лучников оттуда – как два пальца». Резерфорд кивал, то и дело задавая вопросы. План штурма в голове складывался четкий и кровавый.
«Бить в лоб».
Что же, еще придется поразмышлять над этим. Пока есть немного времени, - попутно приходилось заниматься и другими делами. Логэйн вскоре попрощался, сославшись на усталость, и Каллену оставалось только поблагодарить его, и вернуться к тому, чем был занят.
О Солоне Амелл он не вспоминал до самой ночи. Но та – не Солона, но ночь – явилась, темная и неожиданно морозная. Хотя это-то как раз и было ожидаемо, «в Верименсисе и в горах-то», - устало хмыкнул Каллен про себя, направляясь к часовне. Выпал небольшой снежок, и сейчас бодро похрустывал под сапогами.
Часовня в Скайхолде была небольшой, всех желающих вместить не могла, но Каллен редко видел, чтобы там набиралось много народу. Преподобная мать Жизель чаще принимала нуждающихся в утешении в самом саду, нежели под сенью молельни. И сейчас…
Да и кто пойдет молиться почти в полночь? – только командующий Резерфорд. Преклонив колено, он переплел пальцы, прижался к ним лбом, и закрыл глаза. Выдохнул.
- «Мой Создатель, знаешь мое сердце», - блики свечей сквозь прикрытые веки светят, все равно. А безумная лихорадка дня наконец-то отпустила, и сейчас Резерфорд чувствовал, как внутри странной пустотой нарастает спокойствие.
Теперь у них вновь есть цель – что же, это лучшее, чего можно было пожелать. Они нанесут удар стремительно, покончат с планами того тевинтерского ублюдка, и станут на шаг ближе к Корифею. Освободят Стражей, - Каллен слегка зажмурился, отгоняя непрошеное.
«Бетани далеко. В Марке. С ней все будет хорошо», - но перед внутренним взором его сейчас стояло лицо другой женщины. Из слишком далекого прошлого – и было оно таким, к которому страшно прикоснуться.
Ведь вина его перед ней никуда не исчезла.

Отредактировано Cullen Rutherford (2018-07-18 05:46:12)

Звук шагов позади не удивил командующего Резерфорда. Пусть сейчас погружен был в свои размышления, перемежающиеся, впрочем, и строками Песни, всегда оставался настороже. Известное дело, ведь и   в ночи могли выдернуть из постели со срочными донесениями. К этому он привык. Но шаги были неспешными, а близ часовни – уже и осторожными.
Только вот голоса, словно слегка подтолкнувшего в спину, он не ожидал. Того самого – хрипловатого, усталого, хотя сейчас несравненно более бодрого, нежели днем. Но мало похожего на тот, то стальной, то серебряный, памятный по невозможно светлым и безвозвратно ушедшим дням.
Дням, перечёркнутым пламенем, - он расцепил руки, открывая глаза, и поднялся. Обернулся и взглянул, чуть обмирая невольно от прежней мысли – «как она изменилась».
- Всегда, - он чуть повел плечами, пожимая. Неважно, ждала ли Солона ответа на самом деле. Он здесь… не для богословского спора, право же. И не для очередной констатации того факта, что Создатель покинул этот мир, и отвернулся от чад своих. А Вестник Андрасте, при большой удаче – действительно не фикция.
Честно говоря, у него было мало в это веры. Но только не в то, о чем молился – а молился бывший сэр Каллен Резерфорд и по сей день с прежней истовостью. «И о тебе, в том числе», - он смотрел на Солону, отстраненно удивляясь тому, что смеет это делать. После всего, что было, после всего, что он сказал ей тогда.
- И не переставал, - только вот отчего-то чувство облегчения было сильнее, много сильнее чувства вины. «Она здесь, она жива», - и даже разговаривает с ним. Где-то в глубине души Каллена пошевелился, громыхнув доспехами, точно кастрюлями, смущенный мальчишка-храмовник.
Тот самый, что потом, обезумев, бросал этой самой женщине в лицо обвинения – отвратительные, пусть и в чем-то справедливые. Теперь же, когда с тех пор миновало столько времени, Резерфорд очень жалел того мальчишку. И стыдился сказанного им. Но что было взять с изнуренного душевно и телесно, юного и перепуганного безумца? – головой-то Каллен это прекрасно понимал. Сердцем вот себя простить не мог, до сих пор.
Он коротко сморгнул, чувствуя, как висок прокалывает мгновенной болью, и внешне неторопливо протянул руку к стене. Взялся за нее, замирая, слегка вскидывая голову, на вдохе.
Приступ длился не дольше пяти секунд, и Каллену удалось, как он надеялся, ничем не выдать себя. Наловчился скрываться он, в общем, уже неплохо.
Огоньки свечей дернулись, когда в приоткрытую дверь часовни ворвалось несколько снежинок, на порыве ветра. Каллен не шелохнулся, глядя на Солону – с мягкой полуулыбкой, видя в ней, изможденной женщине, ту юную девчонку, в которую когда-то был влюблен. И невольно прислушался к себе, не удержался – не полыхнет ли былое?
«Глупо это», - стена выскользнула из-под руки, Резерфорд шагнул вперед.
- Как твое самочувствие? – они стояли почти вплотную, он мог чувствовать слабый запах лазарета, исходящий от ее волос – пряный и горьковатый запах лечебных трав. Мог видеть ее лучше, яснее – светлые глаза в окружении утомленных теней смотрели на него.
«Как прежде», - укололо прошлым. Восставшим из пепла? – нет, ибо невозможно, но тени и отражения тех самых дней, они… они так просто не уйдут. Все то хорошее, что пережили вместе, не будет уничтожено лишь потому, что однажды Каллена едва не сломило случившееся. С тех пор произошло многое, и многое же повторилось – что чувства, что битва, что восстание магов. И каков же итог? – «каждый выбирает то, что он выбирает».
- Солона, - проламывая стену, будто тараном, чертежи которого ему принесли сегодня вечером. Начнут отливать в ближайшее время, кузнецы уже работают, вон, слышно – «бом, бом, боммм!» - звонкие удары молота разносятся над Скайхолдом, будто отзвуки биения сердца.
Он выбирал мир, а не вражду. Как и прежде – пусть маги Скайхолда боялись его, сторонились, а то и напрямую заявляли, что не останутся там, где есть храмовник, будто не желая понимать, что сэр Каллен уже вовсе не сэр, что он покинул Орден. Его по-прежнему не устраивало такое количество бесконтрольных магов на территории Скайхолда, но силами и влиянием как Инквизитора, так и, отчасти, его спутников – Соласа и леди Вивьен, порядок поддерживался. Да и можно ли помнить былую ненависть к магам, если уже дважды в жизни наступил на одни и те же грабли? – при этой мысли Каллен улыбнулся, беря ту, которую когда-то любил, за руку.
- Пойдем, побеседуем? В таверне сейчас никого, тихо. Никто не помешает.

  Если Ты хочешь, то земля станет мертвой;
   Если Ты хочешь - камни воспоют Тебе славу;
   Если Ты хочешь - сними
   Эту накипь с моего сердца.

Робостью все же проскользнуло, словно тенью от движения по стене, когда колыхнулись на сквозняке свечи. Но в руку легла ладонь Солоны – а голубые глаза ее слегка блеснули.
- Я? – и Каллен улыбнулся ей, чувствуя, как слегка тянет кожу на шраме над губой. – Я больше не «сэр», - дверь часовни тихо скрипнула, закрываясь за ними, и снежок, сеющий над садом, осел на лицах. Недолго – вскоре небольшая галерея сменилась высокими темными сводами тронного зала Скайхолда. Отзвуки шагов угасали в покрывающих стены гобеленах, а немногочисленные часовые не смотрели в сторону командующего и идущей рядом с ним женщины. Совсем не смотрели, - под ногами блеснул ледок на ступеньках, в свете факела. Здесь, на открытой площадке, ветер задувал куда сильнее, чем в закрытом пятачке сада, и вывеска над дверью тяжело хлопнула, когда тепло таверны раскрылось Каллену и Солоне навстречу.
И ладонь отчего-то не обжигало, и трепет… если и был, то его, наверное, гасило перчаткой и металлическими наручами, - шутки шутками, но ладонь Солоны будто бы просто источала тепло. Как если бы он держал нагретый летним солнцем гладкий камешек, - невольно взгляд Резерфорда упал на ее руки – жесткие, где-то в царапинах, и шрамах, следах ожогов. Совсем не те мягкие ладошки юной магессы Цитадели Кинлоха, прикосновения которых воспламеняли когда-то, плавили и душу его, и рассудок.
Сев на скамью рядом с Солоной, он придвинул к себе эль. Вина особо не хотелось, как и есть. Сели так, чтобы не заметили случайные посетители, - за стенкой тихо потрескивала и гудела пламенем печь, тянуло запахом хлеба. И печенья? – чем-то сладковатым пахло. У стойки Кабо, мурлыкая себе под нос какую-то гномью песенку, натирал кружки. Ночные посетители у него редкостью не были. Дозоры и рейды дело такое, - отпив немного эля, Каллен поставил кружку, вдруг отчетливо осознав, что рядом с ним сейчас сидит Солона. Солона Амелл.
- Как… - на поверхности темного эля слегка плеснулся небольшой островок пены, - Резерфорд медленно вздохнул, не глядя на сидящую рядом женщину. Вот уж не ожидал. И как она заметила? – а память-то складывается, как кирпичики, один к одному.
Она всегда понимала его лучше других – хотя что там было понимать-то, в простодушном юнце? – тот будто бы сел сейчас где-то поодаль, но так чтобы видеть обоих. И смотрел без улыбки, печально и требовательно – дескать, как ты теперь с этим всем разберешься?
Проще выиграть войну. Или восстановить разрушенный город, чем заговорить…
- Терпимо, - ничего другого бывший сэр Каллен и не смог бы ответить ей. – Я перестал принимать… прошлой осенью. Когда покинул Орден, - «чуть раньше, на самом деле». Резерфорд коротко зажмурился, не позволяя себе, не допуская себя до воспоминаний о темной бездне безумия и беспамятства. Но не сдержался до конца – все же повернул голову, резко вскинулся, глядя на Солону.
Бетани вывела тогда его, Бетани спасла, - «или я сам себя спас?» - но он отчетливо помнил, что видел ее, Солону. Голубые глаза за гудящей непроницаемой стеной. Непреклонные.
Не такие, как сейчас, - он перевел взгляд на пустеющую тарелку.
- А ты? – «десять лет». Годы памяти, годы горечи, неизбывной и неизбежной. Годы, для обоих отсчитывающие дни до гибели – от скверны, или же в пучине безумия, какая разница?
«Если бы от скверны можно было избавиться... Даже так, как мне приходится», - о, какие-то там приступы боли – абсолютно не цена за то чувство безопасности, которое осеняет всякий раз теперь, когда Каллену больше не надо прикасаться к деревянной шкатулке с выцветшим изображением Пророчицы на крышке.
Негромко звякнул ремешок – пряжка отстегнулась. О столешницу глуховато стукнул металл снятого наруча, легла перчатка. Горячая ладонь Каллена коснулась руки Солоны, накрыла, сжала.
Сердце стучало кузнечным молотом, а в рту дотлевал привкус эля.
- Прости меня, - «за сказанное и не сказанное».
«За всю боль, что тебе пришлось пережить, и по моей вине, в том числе», - из тех дней он помнил немногое. Волнами то опаляющего гнева, то страшной скорби накрывало попеременно, и мотало утлую лодчонку рассудка Резерфорда так, что…
Что какое сейчас дело им обоим до этих оправданий, видит Создатель.

Отредактировано Cullen Rutherford (2018-07-29 20:59:12)

Что-то в глубине кухни негромко громыхнуло, звякнуло, и упало, но Каллен не шелохнулся. Создатель милосердный, неужели он не ослышался? – «зачем, Солона… зачем?»
Не ей просить прощения за случившееся. Только не ей, - неужели ее глодало это всё все эти годы? – прошлое восставало кругом них, поднималось темными стенами с брызгами крови. И запах хлеба неуловимо изменился, отдавая гарью и вонью сгоревших тел. И мальчишка-храмовник тяжело, коротко выдохнул, подавшись вперед из своего темного угла – она просит прощения.
Но прощает ли?
- Никому и в голову не приходило… тогда… - медленно заговорил Резерфорд, - что возможно что-то замышлять, Солона. Надвигался Мор, король погиб, уцелевшие едва успели вернуться в Цитадель. Ферелдену грозила гибель, - «ей ведь это известно лучше, чем кому бы то ни было, о чем ты?» - Ты знаешь об этом не меньше моего, - оборвал он себя. – Поэтому… я тоже рад, - закончил он шепотом, большим пальцем прихватывая холодную ладонь, что легла сверху на его руку. Прохладная – а его рукам снова, все горячее и жарче.
«Я не заслужил этого», - ни теплого выражения этих усталых, изможденных глаз. Ни доброго слова, ни, тем более, доброй памяти, за все сказанное и содеянное. Собственная вина сейчас показалась Каллену высотой со Скайхолд. Ведь он выжил только благодаря Солоне – «и поблагодарил тогда». Сумел. Но стоило ли сейчас этим гордиться, когда все прочее оказалось перечеркнуто всего-то парой коротких слов?
«Она пришла тогда ко мне», - подступает прошлое, плещется темной студеной водой у самых сапог. Не хватило сил тогда принять Солону, да что там, принять – просто услышать.
Мальчишка в углу шевельнулся и тяжело вздохнул.
- И рад, что ты, - чуть запнулся, - жива.
Бет стала Стражем на год или два позднее  Солоны. Итог у обеих будет один, и каждый день для них теперь – победа. Отвоеванное у смерти. «Теперь еще и Зов», - он мог немного понять, наверное. Схожее чувство мучало его в пору лириумного беспамятства-безумия, когда что-то навязчивое и сладкоголосое зовет к себе, манит, сушит горло неутолимой жаждой. «Дай, дай, дай, дай», - он неторопливо взял кружку, и сильно отхлебнул эля. На миг показалось, что не помогло, и ужасом снова прокололо. Но отпустило затем.
«Простишь ли ты меня на самом деле?» - вопрос невысказанный, да и… не спросишь так просто, не задашь. Не вправе он требовать, - снова чувство вины вырастает позади Резерфорда, пускай и смотрит Солона на него почти как прежде.
«Как прежде», - и опять прокалывает, не ужасом уже, но стыдом. Ведь он может назвать себя счастливым, пускай тревога за Бет и гложет, день ото дня. «Пусть она будет дальше от всего этого, пусть, Создатель, молю тебя», - а та, которой пришлось до дна испить всю эту горькую чашу, сейчас – здесь. В месте, где Каллен Резерфорд наконец-то обрел себя, - он повернул голову на скрип открывшейся двери, будто чуткий пес, уже ожидая, что это по его душу, кто-то из бойцов. Но это всего лишь озябший стражник – к стойке так и подскочил, и с крепким словцом поблагодарил Кабо, сунувшего ему бутыль подогретого вина, которую командующий проводил настороженным взглядом.
Ладно. Не стал бы бармен давать часовым что-то, с чего действительно можно упиться.
- Извини, Сол… отвлекся, - и осёкся. – Извини, - не стоило, ох, не стоило.
Ведь кажется, что прежнее не должно так возвращаться, так легко, но оно отчего-то так, когда Каллен смотрит на нее, и чувствует прежнее тепло. «Я скучал по этому», - не по неумелым юношеским поцелуям, погружающим уши в расплавленный металл, нет.
По ее ласковой насмешливости, по сдержанности, за которой, он знал и чувствовал, горит живое и яркое. По сей ли день горит? – от Солоны веяло болью и одиночеством. Пустотой.
Жестока судьба, - а Резерфорд смеет быть счастливым, в то время как она, Солона – обречена.
«Если бы я хоть как-то мог помочь тебе», - вторая перчатка брякает тут же, кажется, падает – и пускай. Ладони накрывают ладони, сжимают. Рука обнимает Солону за плечи, - «кираса же, чтоб ей, ведь жестко же, наверное», - но щекой Каллен прижимается к ее волосам, на которых, будто невесть как нерастаявшей снежинкой, загорается седина.
Сколько же всего было упущено и потеряно.

- В звании подрос? Или в ширину? – интонации Солоны такие знакомые. Посмеивающиеся, теплые, голос – с незнакомой хрипотцой, но которая теперь – часть ее. «Вот ты какая теперь», - и ссадину на сердце словно чем-то теплым обдает. Лишения и невзгоды, сквозь которые пришлось Солоне пройти, изменили ее облик, но сути не сумели исказить. И стены, на которые Резерфорд так боялся наткнуться, распались в туман от одного прикосновения.
Эти объятья такие теплые, и возвращают на место куски разбившейся души.
Скайхолд, Инквизиция, Цитадель Кинлоха – прошлое, настоящее, сейчас стоят рядом, окружая. Прикасаются воспоминаниями, словно зажигая самое главное каждым своим прикосновением, как огнями – прощением. И ярко от него становится настолько, что слезятся глаза. Прощение колотится пульсом под пальцем – чужим пульсом, ее, Солоны, бьющимся сердцем.
«Прошлое», - оно словно долгая цепь, тянущаяся через годы. И если оно становится созвучно прощению, то Создатель не напрасно позволил обоим им, и Каллену, и Солоне, дожить до этого дня.
Уходят куда-то и маги, и храмовники, неприязнь и распри – они давно ушли, в пучине и пламени войн и восстаний. И совесть Резерфорда, покинувшего Орден, теперь спокойней намного. Он позволил отпустить себе былую ненависть, на сей раз уже полностью, и впервые в жизни свободно вздохнуть. С мыслью о том, что маги – и люди, и эльфы, в первую очередь – творения Создателя.
То, во что верил когда-то желая вступить в Орден. И не ирония ли, или же великое провидение заключается в том, что именно теперь бывший сэр Каллен Резерфорд стоит на страже мира и справедливости?
А то прежнее, что колким льдом разделило их с Солоной когда-то, сейчас истаивает в близком тепле не только большого очага, пылающего в зале таверны. Оно исходит, проникая даже сквозь металл кирасы, от самой Солоны, что жмется уютно. Так, словно всегда должна быть так, - по рукам проскальзывает дрожь.
Это не неправильно. Ведь если что и есть сейчас в душе, так только свет и благодарность за былое. Накрыть ее тонкие прохладные запястья ладонями, усмехнуться на подначку – «и мне еще казалось, что ты изменилась?»
Ведь интонации снова те же, и улыбка – поистине, прежде был слеп. Такая же юная, как десять лет назад, задорная. Здесь и сейчас, рядом с Калленом, она будто бы оттаивала. Не кажется? – нет, вон, точно. Ладони ее теплеют. И даже сквознякам спасибо – так вот запросто и просто, идет беседа. Как ни в чем не бывало.
- Неужели холодно? Могу поделиться, - «согреть». Плащ слегка задел по наплечнику, когда Каллен потянул его со спины, и набросил его на плечи Солоны. И, сев удобнее, потянулся за кружкой с элем, слегка задев краем ее по кубку магессы. Встретился с ней глазами.
- Я тоже не мог представить себе такого, - и даже того, что станет говорить, разговаривать с Солоной так вот легко. Что-то до сих пор внутри Резерфорда робело, но… не поздно ли уже спохватываться?
- Поистине, мир изменился, - «и я не о магах и храмовниках».
Вернее было бы сказать, что мир обезумел, но даже в нем неожиданно находится короткий проблеск настоящего спокойствия.
«Я столько думал о том, что скажу тебе, когда мы встретимся – а оно вон как легко получилось», - Резерфорд улыбнулся, и отпил еще эля.
- Расскажи что-нибудь, Сол. Что пожелаешь, - негромко попросил он ее, понимая, что, оказывается, и по голосу ее тосковал. Не успел осечь себя, как ощутил что-то, ткнувшееся в бедро. Из-под стола на него пристально уставились два ореховых глаза. Внимательно и с осуждением – дескать, как насчет того, чтобы угостить мабари, люди?
- Это чей… чья такая? – сука светло-песочной масти, немолодая – сединой блеснуло на морде, села подле лавки, ткнулась Солоне под руку. – Твоя?

«Логэйна», - глядя на исчезающие в широченной черной пасти мабари кусочки мяса, Каллену вдруг подумалось о расхожем мнении – дескать, питомцы часто бывают на своих хозяев похожи. Не скажи ему Солона иное, он бы подумал, что мабари принадлежит ей – спокойная, с чувством собственного достоинства, и даже дружелюбная – только палец в рот не клади, по локоть оттяпает.
«И с чего я взял, что она такая?» - не забыл совестливо  и придирчиво, по обыкновению, задаться вопросом, но отчего-то знал, что вряд ли ошибается.
А даже если ошибается, то время сейчас такое, что не станешь заострять на этом внимание. Не все равно – но просто так, как оно есть. И, держа сейчас в объятиях ту, кого когда-то любил без памяти, командующий Резерфорд отчетливо осознавал, что держит также еще и один из ключей к надежному будущему. Не только Инквизиции, но и всего Тедаса, - Адалла снова подтолкнула его лобастой головой под локоть, и ладонь словно сама накрыла лежащую на столешнице кисть Солоны.
Залог будущего для Инквизиции, для Серых Стражей. И командующий Резерфорд… также несет за это ответственность. «Что-то нас ждет в Адаманте?..» - испещренные полосами чертежей листы с фортификациями, что нынче остаток дня они со Стражем Логэйном просматривали, вдруг показались перед глазами. Он сморгнул, щекой снова прижимаясь к теплым темным волосам Солоны, медленно выдыхая, и слушая ее голос, безотчетно поглаживая по руке. Показалось, или нет, что подалась ближе, когда слова налились горечью, словно колким стеклом? – он чуть нахмурился, глядя на мабари, которая тяжело и печально вздохнула, слегка подвывая сказанному магессой.
«Мне жаль», - одними губами выдохнул Каллен, губами же теплой, щекочущей лицо пряди волос Солоны – выбилась слегка из прически, и торчит. Адалла подняла на них полные печали глаза. Понимает ведь? Знает, что погиб ее сородич, до самого конца защищавший своего человека?
«Я вот оказался гораздо хуже мабари», - не сумел защитить ее, Солону, до конца. От самого себя – не сумел защитить, - юношеские клятвы и обещания сейчас – словно шорох опадающей листвы. Бесполезные сейчас – что толку на них оборачиваться, если от прежних Солоны и Каллена осталось… так немного? Но все равно, сохраненные в памяти, сохраненные памятью, желаешь ты того, или нет – заговорят о себе, напомнят.
Он чувствовал, как бьется ее сердце.
- Я сделаю все, чтобы помочь Стражам, - произнес Резерфорд, чуть поверх маленького уха. Так и будет – Адамант не устоит перед ними, и проклятая магия, сводящая Стражей с ума ужасом, будет повержена. Коротко толкнулось по венам болью – а раньше бы был холодный лириумный огонь, но бывший рыцарь-командор Киркволла сейчас был благодарен этой памяти. Он гордился тем, кем был прежде – и тем сильнее была боль его за оскверненных и искаженных братьев по Ордену.
«Все еще братьев».
Говорить о не напрасной жертве пса теперь – пустое утешение. Бездна скорби по Ордену неизмерима, и не только для Солоны, не только для каждого из Стражей, кто сейчас здесь, в Скайхолде. Логэйн, Блэкволл…
«Бет», - стыдом пробрало за то, что обнимает сейчас пускай и бывшую возлюбленную, но почти так, как если бы все былое возвратилось бы к ним вновь.
- Обещаю, Сол, - не оборвала, не нахмурилась, когда назвал ее прежним именем, которое существовало только для нее. Простое сокращение, сохранившееся не в памяти – в сердце до этих самых пор.
- Я очень сильно задолжал Серым Стражам, - коробит от двусмысленности внутри, всего, корёжит – но именно Серые Стражи когда-то спасли молодого храмовника в охваченном пламенем Круге магов Ферелдена. Именно Серые Стражи – «двое, Создатель, всего двое!» - спасли Ферелден. Родину его, Каллена, родину Адаллы, - сука слегка засопела, и положила морду ему на колено. Завиляла обрубком хвоста, когда свободной рукой Резерфорд почесал ее широкий лоб.
- И тебе, Сол, - спорь ты с этим, или нет, но того, что знает сердце – не изменишь.

Он отводит глаза, упершись взглядом в обшитую деревом стену таверны. «Сами себе они помогать не хотят...» - в словах Солоны - горечь и горькая истина. И обещание Резерфорда прозвучало бы едва ли не пустым утешением - но руку той,  которую любил когда-то, сжимал крепко и уверенно. Верил ибо сам.
Инквизиция уже доказала миру,  что с ней необходимо считаться. Сомнения - да, неизменно крались с тылу, а природная осмотрительность и жизненный опыт не позволяли Каллену безоговорочно довериться тому, чему теперь он посвятил свою жизнь.
А было ли теперь у него хоть что-то ещё? - ответ очевиден.  Возвратиться в Хоннлит, где его давным-давно пускай и ждут, но где себя он совершенно точно не найдет? Без Инквизиции не станет командующего Резерфорда; ни титулов, ни имений за свою службу бывший киркволльский рыцарь-командор не получил. Ему уже к сорока, - снова мелькает короткий серебряный отблеск на волосах Солоны, и Каллен слегка щурится. О ней и говорить незачем - участь Серого Стража страшна и безрадостна. Особенно теперь, когда весь Тедас считает их предателями. Или же вскоре узнает  об этом - шила в мешке не утаишь, как говорится, в особенности, столь увесистого, как боевой таран.
Чем бы эта операция не закончилась - ведь  Адамант еще не взят, Тедас весьма удивится тому, что Инквизиция стала воевать с Серыми Стражами.
«Это м н е решать, должен я тебе, или нет, Сол», - ее пальцы - теперь теплые, и от короткого пожатия тепло так и растекается по руке. Хотя казалось бы, и без того горячая. Жар перекидывается и на скулы - неловко и от признательности за сказанное ею, и за собственное… «совпадение», если можно так сказать.
Должен он Серым Стражам. Не только Солоне; дважды был спасен ими. Память о Бетани полосует медленно, словно желая причинить больше мучений. Не Солону бы сейчас обнимать ему, если по правде сказать. Но сильнее угрызений совести радость от того, что наконец-то прощён. А вот простит ли его Бет, если узнает - когда узнает?
«Да и встретимся ли мы с ней еще?» - сколь угодно долго можно бодриться, веря в грядущее, веря в то, что Адаманту не устоять. И тем проще верить, когда перед глазами - до сих пор карты и чертежи, а до слуха доносится неумолчный звон работающих в кузне молотов.
Но он помнит, как подергивались напряженной дымкой глаза обоих Стражей - и Логэйна, и Амелл. Устремленные будто бы куда-то внутрь себя, отсутствующие. То же самое сейчас терзает Бет. А вот Блэкволлу, на удивление, повезло. Отчего так? Надо будет спросить у Солоны.
До чего, оказывается, просто цепляться за единственную надежду, когда терять становится по сути, нечего.
– Да. Я понимаю тебя, - глуховато звучит голос, напряженно. - С Орденом случилось нечто похожее. Мы теперь гонимы и проклинаемы не только магами, настроили против себя чуть ли не весь мир. И в том нет чьей-либо вины, кроме нашей собственной, - по привычке говорится «мы», ибо храмовника из себя Каллену незачем вытравливать. Того храмовника, который верил и доверял - немыслимо, но сейчас он возвращается. Полтора с лишним десятка лет спустя, - мальчишка в полумраке опускает плечи, виновато опускает голову, но Каллен знает точно – он улыбается.
Хотя, казалось бы, чему тут улыбаться. Храмовники теперь служат той же твари, что поработила страхом Серых Стражей. Но на сей раз – за совесть, - острым красным осколком вздрагивает что-то внутри, колко – как налитые кровью, остановившиеся глаза пораженных красным лириумом уже не людей, но тварей.
Кого-то из них Каллен когда-то знал по именам. И горечь, и гнев, что переполняют сейчас его сердце, не избыть. Как и вины – не смыть.
– И я… - пауза вполне понятна ей, как и вздох, - лучше других знаю, что может сотворить с человеком страх. Увы. Но порой одной-единственной встряски становится достаточно, - в темно-синие, будто лёд над морем, глаза Солоны, Каллен смотрит открыто и спокойно. – Я уверен, что далеко не все Стражи согласны с безумием Кларель. Прекратить Моры, вызвав армию демонов, и уничтожив всех архидемонов? Именно сейчас, да? – ирония командору Каллену, говорили, не идет, дескать, не умеет он в нее. – Вначале исчезают Серые Стражи, затем случается взрыв на Конклаве, а потом появляется тевинтерский магистр с удивительной историей и планом всеобщего спасения. И тварью из древних эпох… - поистине, каким должно быть безумие ужаса, в которое оказались ввергнуты Стражи, дабы поверить в это.
Но разве он сам не слышит до сих пор Зов – только иного рода? «Дай, дай, дай, дай», - шепот лириумной змеи становится тише, но не смолкает насовсем. И иногда кажется, что... попробуй, прими… вернись. От одной крохотной дозы ничего не будет. Только лучше станешь себя чувствовать.
А кости ноют изнутри, и становится сложно дышать во время приступов. И память… словно туман порой заволакивает ее, а когда рассеивается, то оказывается, что он унес с собой что-то не всегда важное, но вот что – вспомнить потом удается с трудом.
- Может быть, я сужу предвзято. Да я наверняка предвзят, - тихо произносит Резерфорд, вдруг коснувшись щеки Солоны. – Но Серые Стражи для меня всегда были и остаются героями. И будут, пускай как военачальник я прекрасно осознаю все риски подобного решения. И разделяю твою тревогу. Но, испугавшись вероятного… чем тогда мы станем отличаться от тех самых твоих перепуганных собратьев? Серые Стражи всегда спасали мир. А еще они спасли меня. Как я могу от них отречься? – шрам над губой снова вздрагивает, улыбкой. Напоследок вновь касаясь щеки Солоны, он берет ее ладонь, и коротко прижимается губами к обветренной коже.

Отредактировано Cullen Rutherford (2018-09-01 13:37:31)

По щеке задело ее рукой, и Резерфорд чуть зажмурился, под короткий – «ох, некстати» - отголосок боли в виске. Лириумная хворь, так ее – все еще есть, не оставила его окончательно.
Но боль тут же уходит, когда прохладные пальцы Солоны задевают его, мимоходом, а затем по скулам, словно кистью, мажет смущением. «Кучерявый», - это она, как он очень надеялся, его не слышала прозвище, данное Каллену одним шибко бойким на язык гномом. До сих пор немного покашливал про себя, подбирался, слыша это фамильярное «Кудряшок» - но толку показывать, что оно задевает?  Чушь же. Как и само прозвище, - и неловко улыбнулся Солоне, поводя плечами.
- Да, так и есть. Вся семья такая.
Далекая, далекая семья, - укол совести он испытал снова, и перед ними – что вестей о себе, как всегда, не дает. Пусть соглядатаи Лелианы в Южном Пределе и докладывали, что Резерфорды в порядке, от стыда за то, что не связывается с ними – «снова» - не деться.
А еще и перед Солоной стыдно, ведь, насколько Каллен знал, у нее нет родни. Кроме…
- Ты разговаривала с Гарр… - наверное, некстати он меняет тему. Да и по имени называть Хоука – никто же не узнает, даже его кузина. Хоук да Хоук, - кашлянув, Каллен продолжил:
- То есть, с Хоуком? Вы ведь, насколько я знаю, родственники, - мучительно стыдно продолжать. Вот те на, - он и не надеялся, что оно отболело и ушло, это прошлое. Но все же и не ожидал, что резанет по сердцу столь сильно – но резануло и стихло.
Ведь куда более больное и болезненное сейчас уютно нежилось в его объятьях, и, Создатель, это походило на сон. Не из тех кошмаров, что темной волной гонит на Резерфорда отсутствие лириума, но сном из далеких и светлых дней. Тех… дней.
Закаты над озером Каленхад всегда немыслимо красивы, и один молодой храмовник и некая юная ученица порой сбегали ими полюбоваться. Каллену, как строго блюдущему свой долг храмовнику, надлежало знать все укромные и потайные места в Башне… вот он и знал. Нарушая свой долг, самым счастливым из смертных, когда-то.
А потом все оказалось перечеркнуто смесью крови и копоти, обидных слов и невыносимого страха. И продолжалось до тех, пор, пока…
- Я знал их в Киркволле. Самого его, и его младших брата и сестру. С сестрой ты, наверное, встречалась в своем Ордене, - ох и тонкий лед сейчас у бывшего сэра Каллена под ногами. – Она тоже Серый Страж, - в подробности не стал вдаваться, ведь Солона наверняка их знает. – А младший брат стал храмовником, - тоже, та еще история. Появившись в семье, где магов больше половины, Карвер избрал такую стезю. Каллен немного беспокоился за него, но все же…
«Стоит и мне самому переговорить с Хоуком, насчет брата», - угроза красного лириума никуда не девается. И Карвер также может оказаться или заражен, или в опасности. «Помилуй Создатель», - полоснуло по спине холодной мыслью.
Нет, Хоук всегда умел устраивать дела. Наверняка устроил и младшего брата. А что до сестры…
«Теперь та тоже слышит Зов», - может быть, уже в опасности, в Адаманте, вместе с остальными магами, поверившими тевинтерскому ублюдку. «Магия крови же!» - какой глубины должны быть тьма в душе, и отчаяние, чтобы заставить такую, как Бетани, обратиться к магии крови, он не знал. Но пальцы сильнее сжались вокруг запястья Солоны, и Резерфорд тяжело выдохнул.
Прошлое так просто не отпустит, даже если пытаешься его отпустить, - его собственное прошлое сейчас обнимало, прижималось к его груди –  как когда-то.
«Когда-то», - из того светлого уже не склеить ничего. И ничего не вернуть – рассыпалось. Как осколки витража, пронизанного солнцем. Ветер гуляет над водами озера, а солнце погружается за облитые золотом холмы. Ветер треплет длинные темные волосы Солоны, и ярится, пытаясь зацепиться за коротко остриженную шевелюру Каллена.
Ничего из этого не вернуть. Осталось только такими вот осколками памяти, - шрам над губой чуть изогнулся.
«Но надо ли что-то возвращать?» - жизнь есть жизнь. Горячая ладонь снова скользнула по щеке Солоны, заставляя темно-синие, как сапфиры, глаза, подняться.
- Сол, - голосом из прошлого позвало, дернулось, едва «петуха не дало». Как когда-то.
«Я никогда не мог тебя забыть», - и сердце замерло, колотясь изнутри о кирасу, когда поцеловать Солону Каллен все же не решился.
Как когда-то, видит Создатель.

«Она», - она ни в чем не виновата. Случившееся между Резерфордом и Бетани сложно объяснить, еще сложнее осознать самому. Что-то после перенесенного лириумного помешательства окончательно надломилось в Каллене, и, вместе с неизбежностью расставания стало тем, что есть сейчас. Он покачал головой, глядя в потемневшие, почти до самых синих сумерек, глаза Амелл.
- Нет, - «никто не виноват. И не будет виноват».
Теплые у нее волосы, мягкие, - под пальцами опять паутинкой просветилась серебряная нить, когда Резерфорд накрыл голову Солоны ладонью. И привлек свою не забытую любовь к себе ближе, крепко стиснув в объятьях. Адалла (так звали мабари, кажется?) удивленно вскинула морду, когда почесывающие ее по лбу пальцы вдруг оказались отняты, перехвачены. И блеснула взглядом на человека словно понимающе.
- Ты знаешь, о чем я жалею, Сол, - «так она з н а е т?» - что же, все они Стражи. Всякое могло быть, любые вести дойти, - но дрожь, что поначалу заколебалась в руках, оказалась усмирена. Это лириумное – отголосок - так убедил себя Каллен, стараясь не думать о том, что странным образом оказался вплетен в этом причудливое амелл-хоуковское хитросплетение судеб. Воля Создателя, или же…
«Как всегда», - он запрокинул ее лицо вверх, снова, и с оборвавшимся сердцем коснулся поцелуем этих поджатых, поджавшихся губ. Сам не сказал бы, сколько в этом было чувственного, а сколько – извиняющегося, потому что горячей волной охватило, нахлынуло, как когда-то.
Как когда-то, святой Создатель, - ладонь Солоны колотилась пульсом под его пальцами, задевающими запястье.
Он понимал ее, не желающую сорваться во что-то подобное перед лицом надвигающейся гибели. Он понимал ее – Серого Стража, отрекшуюся от какого-либо права на личное счастье, и это трижды, будь оно проклято, в третий раз заставляло осаживать себя. Юный Серый Страж, - нет, тогда еще новобранец, семенящими шажками удаляющаяся от пристани на озере Каленхад, такая крошечная рядом с рослой фигурой Стража Дункана – он смотрел ей вслед, не веря, что потерял ее, но уговаривая себя, что так будет лучше. Что так – правильно, ибо совесть за то, что нарушает запреты, грызла юного Резерфорда, словно жук-древоточец, словно полчища таких жуков.
«Так она увидит мир, так она обретет свободу, о которой, я знаю, мечтает», - в Мор никто особо не верил, больше верилось в то, что Солона немного повоюет на юге, а затем все закончится. И она…
«Не вернется», - а вот этого сэр Каллен тогда осознать еще не успел. Стало некогда – ибо мир его, не самый простой, но привычный, сгорел в пламени восстания.
- Сол, - глухим шепотом, гладя большим пальцем ее лицо, видя в ее глазах собственную звериную тоску друг по другу. «Что мы теряем?» - здесь, на пороге гибели, не зная, чем завтра обернется эта война, и насколько помогут выкладки Логэйна при штурме Адаманта… не зная, что их ждет там, где собирается армия демонов, где другие Серые Стражи оказались во власти неописуемого ужаса, – что они теряют?
Только эти мгновения, пока вместе, утекающие сквозь бессильные пальцы осколками чего-то невообразимо ценного. Они больше не дети, чтобы бояться. А довлеющий над обоими рок… сейчас, когда они столь близко, об этом не думается. Все сильнее, все жарче колотится сердце, колотится память о том, чего не было, чего не случилось меж ними, оставшись утерянном в прежнем мире догм и запретов. Но больше их нет. И прежних Каллена и Солоны – тоже. Она – изломана долгом, горем, Мором, Зовом. Он – едва вернувший себе рассудок – дважды, переживший восстания магов – дважды, пожелавший счастья – и потерявший его. Снова – дважды.
От них, прежних, ничего не осталось. Но разве это имеет значение сейчас, когда вот они, оба, вместе, вдвоем, и обнимают друг друга? – по лицу тонким светом тянется улыбка, оставаясь в глазах.
- Ты знаешь, - поцелуем он касается маленькой складки меж темных бровей, и кажется, что та слегка вздрагивает под губами. И немного разглаживается.