Сознание возвращается и медленно и резко одновременно: еще совсем недавно его не существовало, и  вот он уже живет, хотя и не вполне понимает, кто он. Тело полнится ощущениями, мозг - образами, на органы чувств обрушивается поток информации, которую нужно успеть обработать. Память делает отчаянные попытки обратиться к предшествующему опыту, но сейчас - пока или совсем - этого опыта просто нет. Он не может оглянуться назад и посмотреть, как там все было устроено, "позади" не существует.
Он не настаивает, оставляет бесплодные попытки, сосредоточиваясь на ощущениях: ощущении собственного бытия, света, пробивающегося сквозь веки, тяжести тела, в которое он заключен. Это подводит к пониманию, что он все-таки начинает не с нуля. Он знает, что такое "свет", "тяжесть" и "тело", он сознает, что жив, и помнит мгновение, когда стал живым. Даже понятие мгновений ему знакомо, а значит есть вероятность, что время, которое складывается из их череды, все расставит по местам и добавит недостающие элементы к целой картинке.
Картинка. Визуальный образ. Он открывает глаза, больше не удивляясь, что знаком не только с понятием, но и с назначением органа. Свет из матового становится ярким и прозрачно-белым, пространство над головой кажется безграничным, но проследив взглядом от края до края, он замечает тонкую горизонтальную линию, где сводчатый потолок переходит в гладкие стены.
На противоположной стороне, в отдалении, заметно движение и раздаются резкие звуки, но он пока не готов идентифицировать их, занятый распознанием визуальных образов. Картинок. Знания о предмете возвращаются, как только на них натыкаешься взглядом, отчего он ощущает настоятельную потребность увидеть как можно больше. Потолок, стены, лампы. Россыпь блестящих металлических инструментов на столе неподалеку.
Звуки - голоса - становятся резче, взлетая на несколько тонов разом. Он вздрагивает, чувствуя, как пальцы судорожно сжимаются в кулак, подносит тяжелую руку к лицу, разглядывает узкую белую ладонь с черными квадратами ногтей - и вспоминает, как выглядел. Пальцы тянутся к голове, натыкаются на жесткие - он уверен, черные - волосы и осторожно проходятся по обломку костяной маски. Это не чужеродное тело, маска - часть его, такая же, как рука, которая ее ощупывает. Она делает его тем, кто он есть.
Он - арранкар.
- ...так вот, почему у тебя там дыра! Озабоченный.
- Я нормальный.
- О-за-бо-чен-ный!
- Я нормальный, шестерка!
Голос взлетает до высокочастотного визга, а перед мысленным взором без всякой подсказки со стороны расцветает яркое видение: гибкая тонкая фигура в белом, гладкие ярко-розовые волосы. Маска - изящные очки в строгой прямоугольной оправе, за которыми - внимательный взгляд янтарных глаз, переполненный эмоциями, большинство из которых с трудом поддаются определению. Хищный оскал, имеющий крайне мало общего с понятием "улыбка", но фактически ей являющийся. И голос - богатый интонациями, живой. То громкий, то шепчущий - то вкрадчивый, то угрожающий.
Заэль Апорро Гранц.
- Что ты сказал, кукла?!
К нарастающему вибрирующему рычанию с опозданием прикрепляется другой образ, не менее яркий, чем предыдущий. У Гриммджоу Джаггерджака волосы ярко-голубые и встрепанные, глаза того же оттенка с яркими росчерками под ними, обломок маски на правой щеке и манера смотреть исподлобья в постоянной готовности напасть. Он пластичен в движениях, сутулится при ходьбе, и из всех доступных ему эмоций чаще всего дает волю ярости и раздражению.
Ни один из этих двоих не был его врагом. Они арранкары, члены Эспады, как и он. Преданные слуги Айзена-сама.
А он - Улькиорра Сифер, Куатро Эспада. И он был убит Куросаки Ичиго в сражении за Уэко Мундо.

Воспоминания пробуждаются одним махом, так быстро, что он оказывается к этому не готов - только что собирал по крупицам, и вдруг помнит все. Какое-то время оглушенный этим потоком Улькиорра лежит неподвижно и тихо, смотрит в пустой потолок без единой мысли. И лишь потом, когда удается освоиться с новым ощущением, обращается к памяти: аккуратно, с той долей интереса и недоверия, с которой впервые изучал возможности своего занпакто и собственный потенциал. События, имена, лица, которых он еще недавно не знал, теперь упорядочены и уложены в строгую систему, и самое яркое из произошедшего - смерть.
Рыжий мальчишка-шинигами в маске Пустого, несколько раз побывавший на пороге смерти, но воскресший, чтобы защитить ту, за которой пришел, - вот от чьей руки пал Улькиорра, и те последние мгновения сейчас помнятся слишком хорошо. Он не боялся смерти, даже сам попросил покончить со ставшим бесполезным существованием, но память хранит воспоминание о глубоком разочаровании в собственных силах и еще большем сожалении, что умирает, едва прикоснувшись к одной из самых любопытных загадок человечества: силе человеческих чувств. Не эмоций, которые ведомы даже Пустым, а именно чувств.
Он думал, что изучил людей всесторонне, что знает их уязвимости и преимущества, но этот фактор недооценил, не принял в расчет, и та ошибка стала причиной его смерти.
"Я не боюсь умереть, потому что они пришли за мной, и уже это делает меня счастливой", сказала та женщина.
"Я не сдамся, только потому что ты сильнее меня, ведь мне есть, кого защищать", повторял рыжий мальчишка, едва дыша.
И женщина выжила, вопреки его твердым намерениям, а Куросаки Ичиго одержал победу в условиях, когда победа была невозможна. Это было чем-то совершенно новым и непривычным, неизвестным законом природы, невидимым мировым столпом, в существование которого Улькиорра не верил, но вынужден был его признать. Это новое, неизведанное, противоестественное было совсем рядом - протяни руку и коснись. Но он не успел - его рука рассыпались прахом раньше. И все же ему хватило времени, чтобы распознать выражение в глазах женщины, видевшей его последние мгновения.
Печаль.
Враг, навлекший на нее столько несчастий, умирал, а она не чувствовала удовлетворения и радости. Она печалилась и жалела о его смерти. Но даже она не могла ничего изменить.
Тогда что он делает здесь?

Улькиорра сел. Тело подчинилось сразу, без видимых усилий, хотя конечности все еще были слишком тяжелыми, а голова в маске почти неподъемной - приходилось прикладывать усилия, чтобы удержать себя в запланированном положении. Помещение оказалось небольшим, и он отметил, что никогда прежде здесь не был, хотя остальные двое присутствующих явно чувствовали себя как дома. Впрочем, для этого им всегда было достаточно друг друга.
- Как ты меня назвал?
- А у тебя проблемы со слухом, шестерка?
- Ну все, сейчас получишь!
Он недолго наблюдал за их пререканиями, пока не понял со всей отчетливостью: если сцепятся, придется ждать чьей-то победы, прежде чем пытаться привлечь внимание.
- Гриммджоу. Заэль.
Имена дались легко. Улькиорра вслушивался в звуки своего голоса, оценивая первую попытку заговорить с момента своего "возвращения", и не чувствовал фальши. Именно так звучал его голос раньше. До его смерти.
- Почему я жив?

[nick]Ulquiorra Сifer[/nick][status]умный мышонок[/status][icon]http://s5.uploads.ru/6Od1K.jpg[/icon][sign][/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Улькиорра Сифер</a></b> <br>арранкар, Куатро Эспада, модник с двумя формами рессурексиона, которому не бывать мертвым и довольным стараниями двух энтузиастов <br><center>[/lz][fan]bleach[/fan]

Истекать кровью на песке Гриммджоу надоело уже через каких-то пять секунд. Где-то над ним орал, как сумасшедший, псих Ннойтора - Гриммджоу зло скрипнул зубами, плечо болело адски, похоже, была сломана ключица и перебиты сухожилия, рука не слушалась совсем, этот долбоеб перерубил своей дурой, не меч, а хер пойми что, и сам он тот еще хер. Где-то возле орал в ответ рыжий придурок, у которого, конечно, не было ни единого шанса. Не после того, как Гриммджоу (если бы он был в состоянии, он бы гордо расправил плечи, но этот псих Джилга...) здорово его отметелил. Нет, Куросаки труп, и это злило и обижало. Это он должен был его убить. Он! Никто не имел права забирать его победу из-под самого носа. Гребанная квинто, а чтоб ему пусто стало, как в его башке, козлина!..
Стараниями Джилги его отнесло достаточно далеко, чтобы взаимная реяцу дерущихся идиотов не причиняла особых неудобств. Гриммджоу валялся на песочке, чувствовал, как вместе с кровью вытекает и сила, не мог пошевелить рукой, проклинал всех подряд, вокруг все было серое, как обычно, в гробу он это все видел, сами бы на его месте полежали, нет, ну что за херня...
А потом полыхнуло чужой реяцу так, что даже его, забытого и отброшенного, придавило. Неслабо так, ему даже показалось, что рука сейчас нахрен оторвется, но нет. Он еще успел услышать ор Ннойторы и мысленно послать его на хер, прежде чем потерял сознание.

Заэльапорро Гранц официально признавался жопой.
До этого считался неофициальной - не то чтобы Гриммджоу проводил исследования или какую-то такую херню, это была работа как раз этого психа, похожего на страшную бабу, но если бы проводили, то именно так все и было бы. Заэльапорро Гранц был жопой, психом и гением - приходилось признавать. А еще - живучей тварью. А еще - тем, кто остался в разрушенном, опустевшим Лас Ночес и пытался жить дальше. В конце концов, он стал первым, кого Гриммджоу увидел, когда спустя хрен знает сколько времени пришел в себя (все на том же месте, где его придавило реяцу этой Одершванк, только песочком присыпало сверху), а потом кое-как дополз до огромных серых стен. Все тут было серое. Гребанный Лас Ночес тоже был серым, кто его нахрен придумал?
Ах да, Айзен.
После того, как Гриммджоу притащился и встретил тут живого и даже относительно бодрого Октаву, пришлось снова потерять сознание - а может, этот розоволосый хрен что-то ему вколол, с него бы сталось. Гриммджоу видел его фрасьонов; инстинкт самосохранения орал, что Заэль обязательно сделает то же самое с ним, стоит только попасть в его цепкие холеные лапы. Извращенец. Гриммджоу не знал, что тот делал с его телом, но очнулся он уже достаточно здоровым, чтобы разнести половину комнаты и попытаться придушить Заэля, сунувшегося на шум.
Так и познакомились снова. Так началась новая жизнь Лас Ночес.

Честно говоря, говняная это была жизнь. У них и при Айзене не было особых развлечений, кроме как пялиться друг на друга, на стены, на сиськи Халлибел, доводить других до белого каления, пытаться довести Улькиорру (ладно, этим занимался только он) и пить чай, внимая умным пространственным речам. Какого хера Айзен устраивал этот цирк с игрой в семейные посиделки, Гриммджоу не понимал еще тогда, не понимал и сейчас, но о забытой традиции не жалел. Десятка сильнейших Пустых сидят за узким столом, делая вид, что наслаждаются вечером, смех просто; напротив всегда маячила постная рожа Улькиорры, у него чесались кулаки, мешались колени, поэтому он вытягивал ноги и задевал всех соседей, Ннойтора пинал в ответ, но тут обычно Айзен прокашливался и начиналось...
Без Айзена стало еще грустнее.
Халлибел, вернувшаяся из мира живых едва живая, и до того не шибко разговорчивая, замкнулась вовсе. Ее шумная троица (Гриммджоу называл их курицами, хотя рессурексьон ни одной птицу не напоминал, но они так галдели, когда собирались вместе, весь Лас Ночес слышал) погибла. "Жертва была принесена", сказала Халлибел, когда он как-то подошел поинтересоваться, а что вообще происходит? Потом, видимо, сжалилась, увидев его перекошенную рожу, и добавила: "Уэко Мундо теперь свободен. Мы все свободны. Больше у нас нет хозяина."
Она просто не знала, что у Гриммджоу его и так никогда не было, а Айзен... ну, удобно было. Да.
Поэтому большую часть времени он ходил по пустынным залам, рычал на редких шмыгавших туда-сюда пустых и доставал Заэля. Больше некого было.
Айзен создал их, как пушечное мясо, и большинство из них так и сдохло. Печально, но предсказуемо. У Гриммджоу не было силы Баррагана или Старка, не было регенерации Улькиорры или бешеной ярости Ннойторы. Нет, никого из них их хваленные силы не спасли. У Гриммджоу было главное, то, что этим идиотам и не снилось, то, что они считали ненужной ерундой.
У Гриммджоу была жажда жизни такая, что Куросаки бы утерся и подавился.
А еще он был упрямый и надоедливый, а Заэль был жопой и извращенцем. Он ему так и сказал. Заэль среагировал, как положено - огрызнулся и тут же оправдался. Гриммджоу нехорошо улыбнулся. Жизнь налаживалась.

Идея воскресить Эспаду пришла в голову этому долбанутому. Гриммджоу не особо за ними скучал - ну не за Ямми же скучать, или, может, за Ннойторой? Хотя тот еще ничего был, с ним можно было перекинуться парой слов о том, что все слабаки. Воскрешать кого-то? Безумная бессмысленная затея, да еще и нереальная. Даже Айзен такого не проворачивал, хотя этому было проще поставить нового взамен старого.
Но Заэля было хрен переубедишь. Гриммджоу поначалу заржал, потом обозвал, потом задумался.
Нет, какая-то логика - извращенная, как и сам Заэльапорро, - в этом была. Конечно, если отбросить все речи о "посмертии", "идеале" и "победе над смертью", что Гриммджоу считал ученой херней. Он привык разбираться в том, что было сейчас - разрушенный Лас Ночес, который кому-то нужно отстроить, чтобы им было где жить, и сотни, тысячи пустых, которые скоро, если не уже, прознают, что державшая всех в страхе Эспада больше не Эспада, а так, клоунада из хромых недобитков, каждый краше другого: замкнутая девица, псих-ученый и великолепный он сам. Где-то, он точно видел, ползала Нэллиэль, за ней носились ее фрасьоны, но пользы от нее? Если они не хотят оказаться побежденными обычными адьюкасами (а может, и какой-то васта лорде прибежит под шумок), то им нужно было снова заявить свои права на Уэко Мундо.

И он, Гриммджоу Джагерджак, станет тут королем.

Начать с Улькиорры - идея тупая, он так и говорит Заэлю, но тот отмахивается и не обращает внимание. Только звенит какими-то колбами (остались еще целые после того погрома, удивительно), смотрит через свои очки и улыбается - иногда аж мороз пробирает, но Гриммджоу никогда не подает виду. Все просто, говорит этот псих, если они смогут воскресить Улькиорру, единственного мертвого из четверки, чьей тело осталось тут, то всех остальных и подавно. Зачем начинать с простого, если можно сразу и одним махом?
Не, ну такое Гриммджоу нравится. Он даже соглашается гасать по всему Уэко, выискивая остатки духовной силы Куатро Эспады, собирать песок вперемешку с прахом в колбочки, и приносить обратно. Все не соберешь, конечно, но все и не нужно, говорит Заэль. Мы сделаем его лучше.
Поэтому Гриммджоу и сует нос в лабораторию, когда все вроде как готово. Заэль огрызается, но его это мало колышет.
- Сейчас ты дышать перестанешь, - почти привычно огрызается он, но старается - честно! - дышать не так шумно. Хрен его знает, а вдохнуть в себя частичку Улькиорры ему вообще не улыбается.
Под конец он просто устает ждать. Терпение вообще никогда не было его сильной стороной (зато были куча других), но особо это никогда и не парило. Безжизненное тело на столе притягивает взгляд - худое, маленькое, почти хрупкое. Он Улькиорру как-то совсем не таким помнил - тот, конечно, был тем еще шкетом, едва достававшим до груди, но слабым не казался никогда. Наверное, дело было в силе, которая давила холодным прессом, а может, что-то в неестественно ярких для Уэко Мундо глазах. Хотя, они все тут были яркими, словно пытались вырваться из серого плена, который затягивал и не отпускал, как зыбучие пески.
- Мне уже херня всякая в голову лезет, - громко жалуется он в воздух и тут же добавляет, пока Заэль не сказал что-то в духе "у тебя там и так херня": - Хватит уже лапать его, извращенец. Или тебе мертвые нравятся? Я не для этого его по всей гребанной пустыне собирал, так и знай.
Заэль предсказуемо, почти по-родному уже, огрызается. Хотя, зря он упомянул Ичиго. Шрам на груди не болит, но алеет обидным знаком мести. Найди этого засранца, говорит он. Надери ему зад, внушает он. Чтобы какой-то рыжий хрен?..
- Сейчас я тебя отметелю, придурок.
Куросаки - запретная тема, если только он не хочет, чтобы Гриммджоу разрушил плоды его бесценной кропотливой работы. Они входят во вкус. Заэль берет в руки скальпель, Гриммджоу демонстративно сжимает кулак: ну, понесл...
И именно этот момент выбирает Улькиорра, мать его, Куатро Эспада, чтобы вернуться из мертвых.
- Доброе утро, мышатина, - они даже забывают про ругань: Заэль хлопочет, словно курица-наседка, мнет, щупает, лапает, но Гриммджоу даже не хочется шутить. Хотя нет, про "чудо" хочется, а он не привык отказывать себе: - Может, мне выйти, Октава? А то ты его сейчас засосешь, а мне даже пожаловаться на это некому. Я собирал его по всему Уэко не для тебя.
И все же, видя, как Улькиорра медленно моргает, дышит, задает унылые вопросы унылым голосом, в общем, снова живет, он почему-то тоже чувствует неясную гордость.
[nick]Grimmjow Jaegerjaquez[/nick][status]пантера, р-р-р-р[/status][icon]http://s5.uploads.ru/mSzIe.jpg[/icon][sign][/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Гриммджоу Джагерджак</a></b><br>Шестая Эспада, а шестерка тут только ты.<center>[/lz][fan]bleach[/fan]

- Во главе с Гриммджоу?
Пока Заэль возится с рукавами его куртки, Улькиорра поворачивает голову, провожая Сексту взглядом. Тот выглядит и ведет себя точно так же, как всегда на его памяти, и отношение Заэля к нему ничуть не изменилось. Разве что стало чуть увереннее - он и раньше был дерзким, но дерзил с оглядкой, теперь в его поведении ощущается смелость утверждать и настаивать, которой не было прежде. С чем это связано?
Гриммджоу-Примера - это... неожиданно. Гриммджоу - лидер еще более странно, а разве не это означает заэлево "во главе"? У Сексты хватает заслуживающих внимания качеств, в свое время ему достало силы, чтобы возглавить группу таких же хищников как сам. До прихода шинигами его фракция была самой крупной в Эспаде, и отнюдь не засчет выдающихся талантов или высокого интеллекта. Но даже такому идиоту, как Секста - или уже Примера? - должно быть понятно, что стая полудиких Пустых и группка слабаков, вдохновленных силой и наглостью вожака - это его потолок. Он, может быть, способен захватить власть, если сумеет выбрать удачный момент, но ни один харизматический лидер - а для своих он был именно таким - не годится, чтобы возглавлять более-менее постоянную структуру, не в состоянии бороться с ежедневной рутиной, и поставить Гриммджоу заправлять жизнью Уэко - большая ошибка.
Улькиорра не должен подвергать сомнению решения Айзена-сама и в иной ситуации он бы не колебался, но сейчас для сомнений достаточно поводов. Айзен-сама не отдавал ему приказ, так же, как не давал объяснений - только Заэль, а сам Куатро не может быть уверен в целостности своего рассудка, как и в ясности восприятия. Он был мертв, и слишком скептично относится к самой идее воскрешения, чтобы верить, что такое можно было совершитьб без последствий. Что, в общем-то не меняет истинной значимости свершенного Заэлем. Улькиорра Сифер был мертв, а теперь снова живет.
Когда за Гриммджоу закрывается дверь, Улькиорра возвращает внимание своему спасителю - или вернее будет сказать "реконструктору"? Смотрит пристально, пока тот деловито возится с застежкой его куртки, отвечает на вопросы, которые время от времени задает, наблюдает, как улыбка, и без того не сходящая с лица становится еще шире с каждым укладывающимся в рамки адекватности и ожиданий ответом, а в глазах прописывается граничащий с одержимостью восторг. Улькиорра снова опускает взгляд на собственные ладони - единственную, доступную взгляду часть своего тела, рассматривает так и эдак, и не находит несоответствий. Это действительно он, и это его тело. Должно быть, придется это принять. Он поправляет складки хакама, исследуя ощущения - ткань именно такая, какой он помнил, перехватывает ладонь Заэля в белой перчатке, тянущуюся поправить его воротник, складывает со своей - в ощущениях не чувствуется фальши - тонкая ткань, немного тепла - куда меньше чем излучает человеческое тело, упругость мышц и острые костяшки пальцев. Так ведь это и должно ощущаться?
Задать свой вопрос вслух Улькиорра не успевает, за спиной хлопает дверь - вернулся Гриммджоу.
- Так же, как и прежде, - отвечает он, поколебавшись, на вопрос, который раньше оценил бы как словесный мусор. Сейчас он всерьез задумывается над тем, как это - чувствовать себя живым.
- Я не помню своего посмертия, - поясняет он, и, помолчав, добавляет: - Разве это не мне следует спрашивать тебя о дальнейших планах?
Не иронизирует, хотя находит это уместным. Насколько удивился бы этой мысли Гранц, когда-то утверждавший, что у него нет чувства юмора? Впрочем, он прав, Куатро не смешно, он просто научился различать подходящие моменты. Размышляя об этом, Улькиорра следит взглядом за Гриммджоу - тот меряет комнату шагами, и постоянно ищет взглядом глаза Заэля, ухмыляется, от чего живое, симметричное во всем, кроме обломка маски на щеке лицо приходит в движение. Чего он ждет? Поддержки? Одобрения? От Октавы? Улькиорра не уверен, что ему стоит задавать этот вопрос вслух, по крайней мере, до тех пор, пока не выяснит, насколько адекватно его собственное восприятие действительности.
- Что сказал Айзен-сама? - спрашивает, в конце концов, Улькиорра, потому что реакция Сексты на этот вопрос - единственное, что по-настоящему его интересует. От того, что именно Гриммджоу скажет, и в какую форму облечет ответ, зависит многое, в том числе, оценка, которую в конечном счете получит эта ситуация.

[nick]Ulquiorra Cifer[/nick][status]умный мышонок[/status][icon]http://s5.uploads.ru/6Od1K.jpg[/icon][sign]   [/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Улькиорра Сифер</a></b> <br>арранкар, Куатро Эспада, модник с двумя формами рессурексиона, которому не бывать мертвым и довольным стараниями двух энтузиастов<br><center>[/lz][fan]bleach[/fan]

"Принцессы" явно не наговариваются, потому что смотрят на него то с привычной отмороженностью, то с привычным раздражением, и тут же задают кучу вопросов. Честно, лучше бы между собой так языками трепались. Что Заэль успел рассказать? Что знает - помнит - Улькиорра? Что его интересует?
То есть, последнее и так понятно, Улькиорра спрашивает сразу и в лоб - "Айзен-сама?" Сдох твой Айзен-сама, хочется сказать Гриммджоу, сдох, как последняя шинигамская падаль, хотя, говорят, он сделал с собой хрен пойми что - но ты-то лучше знаешь, Улькиорра. Ты же был его правой рукой. Как же, наверное, это льстило этому выскочке - один из сильнейших арранкаров в его полном верном служении. Но Гриммджоу так сказать не может, потому что и сам не знает, что с Айзеном случилось. Тия молчит, как рыба, и это смешно, если бы она не молчала на все важные вопросы. Тупая баба.
- Айзен-сама, - он все-таки кривляется и тут же довольно скалится, - сказал, чтобы Заэль захлопнул свой крашенный рот и подкрутил себе мозги. Или член хотя бы приделал, у него все беды от этой неудовлетворенности, да, извращенец?
Гриммджоу расправляет плечи и лениво ведет шеей до тихого щелчка. Хорррррошоооо. Почему-то настроение поднимается так, словно что-то хорошее случилось, но не воскрешение Улькиорры же это? Не-е-ет. Улькиорра лишь часть плана. Проверка возможностей Заэля и чесалка его чувства собственного достоинства. Если он сумел разобраться в структуре арранкаров, сумел восстановить Куатро Эспаду в целости и сохранности - это, конечно, они еще проверят, но Шиффер не рассыпался в песок сразу же, а это уже достижение, - значит, он сумеет сделать Гриммджоу Примерой. Главное - не располовиниться, как Старк, страшно подумать, что он станет делать с орущей мелкой девкой под боком, которую ни убить, ни придушить. Нет, такой херни не надо, нужно сказать об этом Заэлю.
Радость переходит в нетерпеливое ожидание, выпустил бы хвост - метался бы по бокам. Хочется сказать - да сбрось ты этого отморозка, сделай это, сделай меня сильнее, и только попробуй подкрутить, я тебе голову откручу, я вернусь, я выживу, я чертовски. Живучий. Хрен. Заэль Апорро. Я убью тебя, даже если от меня останется только одна рука.
- И прежде чем ты разорешься, что это не так, Заэль, поспешу обрадовать: Айзен-сама одобрил мое назначение лично, будучи полноправным королем Уэко Мундо. Так же, как и воскрешение Улькиорры, - Гриммджоу смотрит Заэлю в глаза и широко улыбается, засунув руки в карманы. Хочется раскачиваться с пятки на носок, хочется действовать, хочется всю силу и сразу, да у него и сейчас ее полно, но все же от Улькиорры фонит сильнее. Это раздражает. Даже воскрешенный, этот хлыщ сильнее его в пару раз. Ррррраздаражает.
- Так же, как и дал тебе полную свободу действий, ты же не забыл? - улыбка превращается в оскал. А еще помни, кто выгораживает тебя перед дурой Халлибел. Думаешь, ей бы понравились ВСЕ твои эксперименты, несчастный мудак? Думаешь, ей настолько безразлично, что ты тут делаешь? Не будь наивным дураком, Заэль, без меня ты не проживешь, без меня ты сдохнешь от одиночества, скуки или меча нашей грустной снулой рыбины. Хочешь проверить? Хочешь, она узнает ВСЕ? - Мы не можем оспаривать его приказы.
Гриммджоу подходит ближе, бесцеремонно запрыгивает на стол рядом с Улькиоррой и задумчиво качает ногами. Глаза у Улькиорры все такие же ярко-зеленые, как полосы на щеках, и выглядит он дохлым. Реально, как прошлый. Не помнить бы, что собирал его темный прах по куполу Лас Ночес, и не отличишь.
- Айзен-сама будет рад тебя видеть, - доверительно говорит Гриммджоу, забрасывая руку на его щуплое плечо и отпихивая недовольного Гранца. Он не дурак, нет, не надо так смотреть. Гриммджоу знает границы позволенного - теперь он ставит их сам. - Как только ты войдешь в полную силу. Он же может драться, Заэль? Не рассыпется в песочек? - Гриммджоу коротко ржет. - Так и быть, я стану против него. Давно не было хорошей драки!

— Рот бы тебе промыть, да с кислотой, Гриммджо. Все-то у тебя в член упирается. Не изжил подростковые комплексы?
Гриммджо вконец охамел. Но Заэль давно научился принимать его несовершенство таким, какое оно есть. Что поделать, не все в этом мире поддается коррекции. Когда Айзен создавал из пустого места арранкара и присуждал ему шестое место в их иерархической системе, вряд ли он подозревал, что после исчезновения с его именем будут так вольно обходиться. И что арранкар вырастет в такого откровенно неотесанного мудака.
Гранц, минуту назад праздновавший триумф своего изобретательского гения, неуловимо меняется, и цепкий взгляд Улькиорры мог бы это заметить - стоит только дать себе труд. Цедит сквозь зубы, хмуро смотрит исподлобья - сейчас не время для игр и шапкозакидательства, Гриммджо, мать твою, Джаггерджак, нужно выпутываться из ситуации, куда нас с тобой завели обстоятельства.
Ну и мой изобретательский гений, куда же без него.

Бросив на Гриммджо очередной уничижительный взгляд, Заэль обращается к Улькиорре:
— Всё так и есть, Айзен-сама лично дал распоряжение. И на мои эксперименты, и на повышение Гриммджо. Мне, кстати, последняя идея тоже не шибко понравилась, но если так подумать, то из кого выбирать? Старрк естественным образом отбыл, Баррагана развоплотило в битве с шинигами, Тия... Тию, по правде сказать, волнует исключительно собственная задница и задницы её товарок. Ресурс ценный, соглашусь, но мы, как выжившие ветераны Уэко Мундо, не хотим видеть на троне унылую рыбину. И ладно бы дело было только в унылости! - Заэль заканчивает поправлять одежду на Улькиорре, подвязав напоследок воротничок и отходит, любуясь на результат своих трудов. Затем бросает на синюю шевелюру насмешливый взгляд, игнорируя глаза. - Кстати, да, Гриммджо, как там поживает Айзен-сама? Сильно занят? Улькиорра хочет с ним повидаться, а ты, хоть и метишь в Примеру, по текущей иерархии вынужден подчиняться Куатре.
О том, что сам Заэль, как Октава, согласно той же иерархии должен по струнке ходить и вытягиваться по стойке смирно перед ними обоими, тот естественным образом опускает. Не об этом сейчас. Ну правда, речь ведь совсем о другом. Явить настоящего дееспособного Айзена пред светлые очи Улькиорры - вот что важно. Если Куатро поймет, что его самым откровенным образом разводят, что никакого "Айзена-самы" и в помине нет, причем давно - один черт знает, как он поступит с ними обоими. Злости в нем нет, но жестокость наличествовала, он пугал своим отстраненным видом и спокойными речами даже впечатлительного Гранца, но логичным было полагать, что узнав правду он просто уйдёт. Не глядя, отбросит все, к чему был привязан, и просто отправится куда глаза глядят.

Заэлю не нравится, когда ожидания оказываются призрачным миражом.
Улькиорре не понравится правда. Значит, её нужно оттянуть как можно дольше.

Когда Заэль воссоздавал Улькиорру, воплощая в физическую форму всё то, что от осталось от духовных частиц самого отстраненного арранкара в истории, то грешным делом, конечно, задумывался о собственном повышении. С точки зрения Заэля все, что имеет задатки развиться в будущем, обязательно должно быть улучшено, исправлено, вытравлены все ошибки и неточности. Собственное несовершенство бросалось ему в глаза всегда, но Гранц всегда работал на перспективу и умел вовремя остановить себя от зрелищных, но совершенно бестолковых экспериментов. Система Габриэль была полезна, показная самоуверенность в битве с Маюри - нет.
Гранц смотрел на Гриммджо и понимал, что даже без реального возвышения одно лишь предвкушение уже нехило кружит арранкару голову, поэтому ему нужно быть настороже. Очень легко соскочить с триумфа в бездну безумия и потерять все, как уже случилось с ним однажды. Нет, говорит себе Заэль, подходя и хлопая Улькиорру по плечу, не будет больше этого. Все ошибки - в прошлом. Перед ним открывается множество дорог, а рука об руку, если повезет, с ним будут идти двое сильнейших и наиболее способных арранкара. 

Гранц хорошо помнит оскал Гриммджо, но молчит. Он все понимает. Думаешь, МНЕ это нравится? Таиться, прятаться, словно мошенник? Я вижу, как самодовольство и жажда бурной деятельности кружат тебе голову, как ты пьянеешь от предвкушения и размаха предстоящих задач. Но, знаешь, Гриммджо, Улькиорра в чем-то прав: мало стать Примерой и захватить власть. Нужно суметь ее удержать. В одиночку ты сможешь отбиться от Тии, но одолеешь ли внешние угрозы без посторонней помощи? Подумай над этим. — Хочешь подраться? Почему бы и нет! Давай, угробь все мои труды. Улькиорра, Айзен-сама сейчас занят в Генсее, увидеть его в ближайшее время вряд ли получится. - Гранц хмыкнул, поджав губы. Какое грубое вранье. Но делать нечего. - Можешь не верить, дело твое. Но нам нужно держаться вместе. Нас... немного осталось.

Когда болтовни становится слишком много - Улькиорра самоустраняется из разговора. Заэль и Гриммджоу - гремучая смесь, не только опасная, но и шумная. И если у первого правду добыть не так просто, то второй может в этом помочь: Гриммджоу ничего не стоит вывести Гранца из себя, а Заэль именно настолько эмоционален, чтобы случайно сболтнуть во время ссоры то, что изначально говорить не планировал. А молчит он уж точно о многом: в их с Джаггерджаком несогласованных, скупых ответах и сбивчивых объяснениях очень многое остается неясным.
Айзен-сама в Генсее? Зачем, ведь его там сразу обнаружат шинигами. За время отсутствия Улькиорры у них появилась цель, ради которой стоит так рисковать?
Улькиорра смотрит на Заэля долгим, задумчивым взглядом, он уже знает, что тот ответит, если спросить. "Откуда мне знать? Он передо мной не отчитывается". И будет прав, но лишь отчасти.
Айзен-сама ни перед кем не отчитывается, но всегда дает им подходящие ответы прежде, чем у них возникнет вопрос. Чаепития, ставшие традицией в Лас Ночес, были созданы именно для этого. Айзен-сама никогда не оставил бы их надолго, отделавшись туманным "мне нужно в Генсей".
- Верить? Дело не в вере.
Улькиорра тянется снять с плеча цепкие пальцы Заэля, но Гриммджоу опережает его. Тяжелая рука вцепляется в другое плечо мертвой хваткой и на мгновение у Улькиорры мелькает нелепая мысль, что вот сейчас они начнут рвать его за руки в разные стороны, хоть так давая выход своей ненависти друг к другу, но в следующий момент Заэль уже сдается и отступает сам, на прощание поправив не нуждающийся в его заботе воротничок.
Гриммджоу держит все так же сильно, в запале он как всегда забывает и о границах, и о пределе собственных сил. Его пальцы давят на плечо - это не больно, но ощутимо и дискомфортно. Если Улькиорра и медлит с тем, чтобы избавиться от навязчивой хватки, то только потому что хочет дать Сексте проговориться самому. Выдать как можно больше их общих секретов по доброй воле.
К его разочарованию, Джаггерджак отвлекается от сути почти сразу, уходит к любимой теме - рыжему река, нанесшему сильные раны его телу и незаживающие - его гордости.
- Я умер и вернулся к жизни, а от тебя все так же мало толку, Гриммджоу, - проговаривает Куатро спокойно.
Никакой издевки, Улькиорра и сам раздосадован, что все именно так - если бы только они могли меняться. Но перемены для тех, у кого есть душа. Они же навсегда останутся такими, как были в миг создания. День за днем, год за годом идут по проторенному пути, повторяя одни и те же ошибки. Куатро ничем не отличается от остальных.
- А ты, Заэль, все так же много болтаешь, - он переводит взгляд с одного на другого. - И ничего по делу.
Как удобно, что лицо Гриммджоу все еще так близко: ничего не стоит поднять руку и взять его за горло - сжать крепко, но не слишком и протащить за собой пару шагов, туда, где с независимым видом замер Гранц. В отличие от этих двоих Улькиорра точно знает, что и как собирается делать, поэтому действует спокойно и уверенно. Шея Заэля под пальцами ощутимо податливее глотки Гриммджоу, но Улькиорра не покупается на обманчивую хрупкость и держит обоих одинаково крепко. Заставляет пригнуться, чтобы не отвлекались, глазея по сторонам.
- С тех пор, как я очнулся, вы только и делаете, что пускаете мне пыль в глаза. Ваши рассказы не согласуются между собой. И я еще не слышал ни одного внятного ответа. Сейчас я хочу его получить. Что происходит? На самом деле.