Гост с ужасом смотрит на деяние своих рук и пламени — не может отвести от него глаз, не может поверить, что это сделал он, а не кто-то другой. Страшно вглядываться в правильные черты, искаженные болью и страданием, пугающе отчетливо осознавать, что он может не выжить. Гост отматывает время назад, пытается понять, когда все пошло под откос и где именно он ошибся. Не рассчитал силы, ошибся с типом атаки? Выпустил слишком много пламени? Что он сделал не так, почему раньше не догадался о замыслах Бьякурана, когда все на это указывало – решительно непонятно. Джессо криво улыбается, но эмоции, написанные на лице, не принадлежат ему. Добродушие и покорность скопированы у кого-то другого. В душе будущего диктатора живет лишь азарт, а еще у него сбито напрочь чувство самосохранения.
Этот человек действительно пугает одними лишь намерениями, взять хотя бы это нелепое предложение разыграть свою жизнь в детскую игру с Гостом. Бьякуран шел к нему, не задумываясь о последствиях, ведь на кону стояла только его судьба, его будущее. Высокая ставка, но всего одна. Можно рискнуть. Интересно, а будь на его месте Кикьё, поступил бы он так же? Кто знает, думает Гост, сжимая челюсти и кляня себя, на чем свет стоит, за то, что недоглядел, не понял вовремя, не остановился и сделал шаг вперед, когда нужно было отойти. Кто знает, что творится в этой светлой во всех смыслах голове – сколько ни пытайся, ни за что не поймешь. А теперь… теперь Бьякуран ушел, его нет. Гост принимает заслуженные побои, чувствуя боль в теле, но не в душе, и отстранено наблюдает за тем, как его голову отбрасывает назад, как кровь после очередного удара сиреневым пламенем лениво стекает по подбородку. Как зритель, опоздавший на начало спектакля и которому по злой насмешке судьбы вместо первого ряда досталась галерка.
Подстава все это чистой воды, сразу ведь было ясно. Впрочем, оглядываясь назад, Гост запоздало, но все же понимает: сценарий встречи в порту Бьякураном был продуман тщательно и, скорее всего, сильно заранее. Просто он не счел нужным посвятить участников спектакля в детали, не то по незнанию, не то в силу привычки. Ни Кикьё, ни уж тем более Гост, не в силах предотвратить катастрофу. Коварство – вторая натура Бьякурана, что сейчас, что через десять лет, обещания из его уст нужно сразу делить на два, еще на два и еще на два, но оба хранителя постыдно об этом забывают. С Бьякурана станется составить план в голове, всесторонне обсудить его с самим собой, и только потом подключать исполнителей. Так всегда было, так постоянно происходит, так кажется Госту, а интуиция еще ни разу его не подводила. И тут он опять вспоминает, что собственными руками только что убил – уничтожил, помножил на ноль – настоящего, живого человека, и тошнота подкатывает к горлу вместе с ударом под дых.
Кикьё сильный противник, даже не используя коробочку и кольцо, он бьет на совесть, а отчаянная решимость отомстить за Джессо лишь добавляет его кулаку силы. Вот он как раз прилетает вполне ожидаемо, и удар можно было отразить, но мысли Госта целиком и полностью заняты Бьякураном – перед мысленным взглядом возникает его улыбка, из воздуха материализуется взгляд фиолетовых глаз, беспечный и в то же время бесконечно мудрый. Соленый привкус на губах и языке выдает миру очевидную истину: второй и третий удары Гост тоже пропускает по невнимательности. Но ему наплевать на причины, почти так же агрессивно, как Кикьё наплевать на моральные терзания Госта.
Пожалуйста, не умирай, просит Гост, пытаясь разглядеть черты лица Джессо через плотную пелену тумана в глазах. Как же я без тебя, зачем я дальше буду без тебя, жизнь потеряет всякий смысл, если рядом не будет тебя – да что там, уже потеряла. Страх потерять Бьякурана и мысли «что будет дальше?» перебивают друг друга, сплетаются в один большой комок, крепко держатся за руки и категорически отказываются уступать место здравому смыслу. Им бы обняться, построиться парами и маршировать прочь из головы, вот только Гост их отпускать не хочет: боится, что когда все закончится и они уйдут, не останется вообще ничего. Мысль «он уйдет, уйдет совсем, я снова останусь один» такая же вдрызг рваная, как джинсы Бьякурана, и удивительно хорошо на нем сидит. Бьется в подкорке, но в конце-концов прорывается на поверхность, заставляя беззвучно рыдать. То, что Гост выглядит слабым, его не волнует, как и своя дальнейшая судьба. Он бы с радостью умер прямо здесь и сейчас, сгорая от стыда за совершенную ошибку, с восторгом и готовностью принял бы все удары, ниспосланные Кикьё в наказание за все грехи, но не может.
Он еще нужен Кикьё.
Кровавое месиво, забитый до смерти, разорванный на куски — все это даже близко не относится к Бьякурану, которого верный хранитель и первейший, самый близкий друг, заботливо устраивает у себя на коленях. Он выглядит как человек, который мирно спит и видит десятый сон, его не нужно беспокоить – сам проснется, когда посчитает нужным. Гост отчаянно хочет в это верить, считать правдой, вот только червячок сомнения уже точит его сердце, словно червивое яблоко. Он уже объят пламенем, сжигающим все его естество дотла, и хочет провести так остаток своей жалкой, никому больше ненужной жизни, пока не станет пеплом.
Кикьё неожиданно возвращает ему веру, сам того не желая. Веру и страх. Страх ошибиться снова. И еще – слабый огонек надежды. Паника в глазах Госта сменяется сосредоточенностью, и в этот момент из двойника он начинает потихоньку становиться Бьякураном. Не тем, что лежит на земле, но, несмотря на кровь и раны выглядит сильным и живым – далеко ему еще до такого впечатления, но постепенно память о прошлом, об их первой встрече, возвращается, расставляя разрозненные кусочки паззла на свои места.
Он может поглощать чужое пламя посмертной воли и делать его своим.
Он в силах обратить вспять смерть, а то и вовсе отменить ее.
Он способен на невероятные вещи, но до сих пор не было никого, кто снова напомнил бы ему об этом. Не существует второго Бьякурана – оригинала, источника бед и разрушений в великом множестве миров, но зато есть Кикьё. Человек, понимающий Джессо.
Пламя? Я, правда, это могу? В самом деле могу спасти чью-то жизнь?
Когда Гост переводит взгляд на Кикье и встречается с яростным пламенем и там, в груди поднимается волна воодушевления. Она сметает на своем пути все, что еще совсем недавно его волновало и казалось безумно важным: ненависть к своей жизни, казавшейся совершенно бесполезной без постоянных сражений и сильных врагов, это дурацкое сражение и победу, ставшую окончательным поражением. Плевать на это, забыли, едем дальше.
Кивок – и Гост становится серьезным. Кикьё прав. В который чертов раз. Кровь на лице и серые от грязи и пыли волосы роднят его с Бьякураном, но на этом сходства заканчиваются. Тот по-прежнему держит глаза закрытыми, а дыхание слабым, а в душе смеется – должен, обязан просто, наверняка покатывается со смеху, наблюдая за разыгравшейся сценой, пока его хранители паникуют. Госту предстоит ответственная миссия, которую нельзя провалить. Он берет себя в руки и волевым решением давит в себе остатки паники и страха. Снимает с себя ладони Кикьё, кладет свои на его плечи и мысленно считает до десяти. Пожалуйста, пусть это сработает.
Рассчитываешь уйти не попрощавшись, Бьякуран? Так мы тебя и отпустим!
Сияющее бело-зеленое пламя окутывает скорбную фигуру Госта с ног до головы, лениво перекидывается на Кикьё, заключая в плен и его, вылизывает острыми язычками сиреневое пламя облака. Хранитель Грозы Маре есть ничто иное, как паразит, способный забирать у других, а отдавать лишь одному человеку, но с этим ничего не поделаешь — он уже создан таким. Даже Бьякуран тут ни при чем, таковы реалии того мира, где пришлось - другого слова не подобрать - жить Госту до того, как он узнает, что где-то там, в другом мире, есть иная жизнь. Жизнь, где драка с другом считается нормой, а постоянные сражения и борьба за власть - способом коммуникации, а не чем-то постыдным и страшным. Жизнь, в которой есть другой "ты", понимающий с полуслова и готовый отправить на смерть - а ты даже не будешь против этого.
Гост осторожно касается подвески на груди Кикьё, продолжая поглощать пламя, не спуская с неё глаз. Было в этом простом на вид предмете нечто такое, что заставляло внутренности с криками бросаться друг другу в обнимку, тревожило разум, трепало душу, словно рваную тряпку в шторм, но он никак не мог понять, что. Металл лениво бликует, отражая переливы пламени двух цветов – бело-зеленого и сиреневого. Гост тянет и тянет пламя из Кикьё и постепенно начинает лучше понимать его, хотя едва ли это тот эффект, на который рассчитывает хранитель облака Маре, когда просит – нет, приказывает вернуть Бьякурана к жизни. Стальная решимость не описывает этого человека, лишь ленивым мазком бросает на холст любопытный штрих к парадному портрету, как и преданность. Верность – тоже не совсем верное слово, хотя оно ближе всего по смыслу с другими, такими же похожими и сильными: это смесь из самопожертвования и веры, от которой дуреешь сильнее, чем от саке. Вот из чего состоит Кикьё.
Бьякуран должен понимать, что его самовольное решение пренебречь данным ему обещанием, будет иметь последствия. Что Кикьё после этого не начнет меньше ему доверять, останется рядом и будет молчать, отказываясь комментировать случившееся, но юношеский максимализм не позволит вот так просто забыть обиду. Рассосется, лениво махнет рукой Бьякуран, и забудет, а Кикье будет помнить. День за днем нести в себе тщательно подавляемые чувства, пока, наконец, они не прорвутся наружу — и ох как Джессо тогда пожалеет, что не сдержал слово.
Госта действительно клинит на подвеске, и постепенно он понимает, почему. Воспоминания о первой встрече с Бьякураном давно, еще в его мире, всплывают одно за другим, заставляя руки мелко подрагивать, а сердце биться чаще. Тогда все было иначе, и Гост выглядит по-другому: волосы короче и светлее, голос с мягкими обертонами, рубашка и брюки вместо комбинезона рабочего. Бьякуан появляется неожиданно и с места в карьер объявляет войну. Все чувства Госта брошены в блендер и перемешаны в кашу, восприятие реальности, и без того довольно хрупкое, окончательно трещит по швам. «Хочешь пойти туда, где бесконечный простор неба встречается с твоими амбициями?», - спрашивает Бьякуран. Проходит мучительно долгое мгновение, а следом приходит и понимание: не говорил он этих слов, они были только в одной голове – голове Госта. Тот просто-напросто придумывает их, потому что именно такого вопроса и ждет всю свою жизнь. Бесконечные шестнадцать лет одиночества и легких побед – слишком легких, привычных, скучных и потому незапоминающихся. Сколько Гост убивает в своем мире? Десять тысяч в день? Сотню тысяч? Память милосердно сглаживает углы. А потом оказывается, что Бьякуран объявляет войну всему, что было привычно Госту, а не ему лично, и хочется кричать от восторга и радости.
Он сам просит взять его с собой, когда Джессо уходит, чтобы вернуться в свой мир. Так и говорит: ты – глоток свежего воздуха в затхлой комнате, где не получается нормально вдохнуть, чтобы не повело. Пожалуйста, просит Гост, глядя в спину удаляющемуся Бьякурану, пожалуйста, возьми меня с собой. Тот слышит зов и замирает, но вместо «да, разумеется» или «идем!», оборачивается и дарит двойнику одну из своих обманчиво-игривых улыбок. И Гост видит в этом обещание помочь, протянутую руку, которая не ударит. Пламя Кикьё вдруг вспыхивает ярким заревом, Гост уже не может убрать руку – ее как приклеило. Яркое пламя цвета раннего заката окутывает их обоих, вырвавшись из пера, мечется между ними, словно берет от каждого по кусочку, и поднимается в небо, чтобы затем окраситься в кипельно-белый и облечь фигуру Бьякурана в плотный сияющий кокон.
Гост замирает, бросает опасливые взгляды на Кикьё. Он хочет, действительно хочет искупить свои грехи. И определенные успехи имеются. Кончики пальцев слегка покалывает, словно на ощупь гладит ежа с очень острыми иглами, а на душе постепенно теплеет. Он жив, хочется кричать Госту, жив, просто серьезно ранен, нужно еще немного подождать и тогда Джессо придет в сознание. Кикьё ему точно втащит, но это будет потом, а сейчас имеет значение лишь то, что Бьякуран вот-вот придет в сознание.
— О, ну… в принципе, можно и с этого места продолжить.
Джессо открывает глаза, и первое, что видит – решительность Кикьё и опаску Госта – и смеется. Рвано, тускло, но оба понимают, что он живой.
- Кикьё, слушай, можно тебя кое о чем попросить прежде, чем ты меня ударишь? Найди, пожалуйста, мое кольцо неба. Кажется, я его обронил во время игры.
Бьякуран смотрит на перо на груди Кикьё. Всполохи пламени стихли в тот момент, когда он открыл глаза, теперь ничто не выдает ценности этой вещицы. Кикьё еще не знает, и, может статься, не узнает никогда, что, передавая ему подвеску, Бьякуран отдает с ней и всего себя. Он – страховка, путь к свету из адского пепла.
[nick]Byakuran Gesso[/nick][status]no teacher after school[/status][icon]http://s5.uploads.ru/UmPK5.jpg[/icon][sign]Он совершенное творенье, но не избежала
Губительной коррозии бессмертная душа.
Недаром орхидеи ядовиты,
хоть и прекрасны видом.[/sign][lz]<center><b><a href="ссылка" class="link3";>Бьякуран Джессо</a></b> <sup>17</sup><br>Сам себе вырос, сам себе все разрешил. Недоучившийся школьник, немного гений, поработитель миров со слабостью к зефиру. <br><center>[/lz][fan]Katekyō Hitman Reborn![/fan]
Отредактировано Ichimaru Gin (2018-07-14 14:04:39)
