Темно-алый закат косо ложится лучами сквозь ромбы оконной решетки зала военного совета. Пусто и тихо; незаметный сквознячок треплет край расстеленной по широкому столу карты, незаметно катает опустевшую чернильницу, остатки чернил в которой уже засохли, шевелит обломки гусиного пера. И со стен смотрят гобелены – тяжелые, неподвижные. Сквознячку их не под силу ни колыхнуть, ни даже пошевелить – тяжелые вытканные лики таращатся безучастно и обвиняюще.
Пусто.
Вулфф заливает горе в «Покусанном дворянине», горюя об осквернённых землях и погибших сыновьях. Ноги Сигхарда не будет здесь, в зале совета, до тех пор, пока его сын не встанет на ноги, - знамя с пятью звездами, увенчанными рогатым полумесяцем и вовсе снято со стены, и на каменной кладке виднеется светлое пятно, по которому сейчас скользят алые отблески закатных лучей, делаясь все алее и алее; солнце заходит. Мертвая тишина зала военного совета падает вязкой волной – и, кажется, все.
Давит на плечи доспех, за долгие годы ставший будто второй кожей, привычный телу так, что оно его не замечало. Снятый с орлесианского шевалье – если постараться, можно где-то еще на составных частях разглядеть клейма. Хотя нет, только не на этом доспехе – собственноручно затерты, зашлифованы. Еще в первые дни после победы на реке, и помнилось, как кровь втиралась в тонкие насечки клейм, въедалась – пришлось отчищать песком и наждаком. Иссеченные мечами и стрелами, не раз чиненые, но служившие верой и правдой, - «взятое с бою», так говорят.
День меркнет, и тени выходят из углов, мглой памяти, но разлетаются, чуть стоит доспехам тяжело лязгнуть. «Надо идти», - зал военного совета остается пустовать, и вырезанные на могучих деревянных дверях ферелденские псы, встав на дыбы, скалят клыкастые пасти вслед щиту со стертым гербом.
Коридоры дворца хорошо знают звуки этой поступи – тяжелой и быстрой, не изменившейся с годами. И подбираются караульные, вытягивается по стойке «смирно!» стража, салютуя… и руки в кольчужных рукавицах опускаются, падают. Тревога и недоумение на нахмурившихся лицах – вроде как, проступок невелик, но в то же время, значителен.
Как же. Салютовать предателю, - слуги по-прежнему испуганно жмутся у стен. Зажигают огни в темных коридорах дворца, но не становится в них светлее ни от масляных ламп, ни от факелов.
«Выходим на рассвете», - когда не сам отдаешь приказ, а тебе его отдают, это теперь даже не прошлым попахивает. Это с размаху вмазывает тебе в лицо все то дерьмо, которое успел наворотить. И раскаивайся ты здесь, или же гневайся за унижение – не имеет значения. Все на свете сейчас не имеет значения, кроме черных крыльев, раскинувшихся под позеленевшими небесами. Кроме рева, сотрясающего все кругом, и камни, и скалы, и сами небеса, и неисчислимых копошащихся орд, что рвутся из земли, и та содрогается, будто блюя ими, неудержимо. Уже мертвая, но все еще блюющая, пропитанная скверной так, что даже гореть не станет, сыпалась, как из пригоршни, и отчего-то в рот – неизбывной горечью.
Логэйн Мак-Тир помнил, как очнулся тогда – живой, но будто поднявшийся из могилы, с привкусом оскверненной земли во рту. Обезображенная клыкастая голова архидемона на миг почудилась ему вместо изображения гваренского дракона на пластине щита – тот лежал там же, в подобии покоев, где его разместили. Отделили –  от остальных спутников Амелл, точно уже оскверненного. В чем-то это, понятное дело, соответствовало истине, но тот, кто еще накануне был регентом Ферелдена, тэйрном Гварена, верховным главнокомандующим королевской армии, и Героем реки Дейн, иллюзий не питал. Ни по одному из поводов, - непроницаемо он оглядывал тех, с кем ему надлежало вскорости разделять тяготы сражений и путешествий. Гном, эльф, кунари. Ведьма, - желтые глаза ее горели двумя болотными огнями, отголоском тех, что в Диких Землях Коркари. Рыжеволосая девчонка с орлесианским акцентом, непримиримо стискивающая руки на груди пожилая волшебница. Мак-Тир помнил ее по Остагару. И она его помнила – прославленного генерала, советника короля Кайлана. Ожившая статуя – на лице Логэйна на короткий миг промелькнуло подлинное удивление, когда он увидел ее, и, несомненно, узнал. Голем мага Вильгельма, - память стремительными толчками откатилась назад, ко временам восстания, и к тому, как близ Гварена эта каменная тварь едва не убила самого Логэйна, когда Вильгельм принял их с Мэриком за врагов. Не только их – еще и гномов Легиона Мертвых, и…
Неважно, - каменные коридоры проносятся мимо, ведут знакомым путем туда, куда, чтобы войти, никогда не испрашивал аудиенции.
Не спросит и теперь, - отодвинув ладонью с пути заступившего было дорогу стражника, Серый Страж Логэйн решительно толкнул двери покоев королевы. Тихо ахнула остроухая девчушка, прячась за ширму, и затем тихонько, на цыпочках проскользнув вдоль стены – прочь, прочь. За захлопнувшейся дверью послышался и шум доспехов – Эрлина уводила часового.
- Анора, - дочь смотрела на Логэйна его глазами.
- Простимся, - во вдруг осевшей тишине голос прозвучал неожиданно устало, но резко. Как если бы Логэйн приказывал королеве – но ей не нужно было ничего объяснять.
Она смотрела на него его глазами.

Отредактировано Loghain Mac Tir (2018-05-27 12:20:30)

«За что?» - слова дочери вызывают у него недоумение, в первый миг – так не вяжется их смысл с гордой осанкой, со взглядом королевы. Дочь Логэйна Мак-Тира могла сколь угодно строго смотреть – отца бы не перестрожила, как бы ни старалась. Ее голос до сих пор у него в голове – и не вяжется, отчаянно не вяжется это «прости меня» с той стройной и сильной речью, что разнеслась под сводами зала Собрания Земель
«Этот человек – больше не герой», - он никогда не набивался  герои, все эти прозвища – чушь и мишура, как перья на орлесианских масках. Но даже тогда, глядя в ледяные, как снег, глаза Аноры, Логэйн гордился ей.
Она смогла. Она провернула хитроумную партию, удачно и не в одиночку – она расставила фигуры на шахматной доске так, что Ферелден вновь оказался под ее рукой. И, зная, что рука эта надежна столь же, как его собственная, Логэйн не задумываясь отдал бы жизнь там, в зале Собрания. Пусть и резануло гневом, да что там – «резануло»; гнев его разразился грозой так, что казалось, еще мгновение – и знать дрогнет перед силой того, что уже не раз спасал их, кто держал стальной рукой все эти годы, кто возглавлял и направлял – но не случилось.
Мог бы сказать, что обидным стало бы погибнуть от руки сына лучшего друга, да только вот одно облегчение – сыном Мэрика Алистера ему по-прежнему было почти невозможно признать. Королек без хребта, тот, кого люди знающие так старались удалить от трона, но держали в поле зрения. Серый Страж на троне теперь, вот потеха! Бастарду Мэрика удалось то, чего не получилось у клятой памяти командора Софии Драйден. Бастарду Мэрика преподнесли трон и страну на блюдечке, и все из-за крови. Как, интересно, народ Ферелдена отнесся бы к тому, что их король – полуэльф? – еще Аноре бы как-то об этом рассказать, о новом муженьке ее, позади которого стоит фигура более значительная. К чести ее сказать, заслужившая все сама – без чьей-либо помощи. Сумевшая сделать то, чего не удалось ему, прославенному полководцу и воину, политику, тэйрну и прочая, прочая, прочая. Она собрала союзников для борьбы с угрозой, на которую Логэйн намеренно закрывал глаза, дескать, «вначале граница – затем уже порождения тьмы».
И теперь – она пощадила его, - но мысли об Амелл – к архидемону, встреча с которым, вне любых сомнений, неизбежная, - «ха!»
- За что, дочь? – позади нее – стойка с доспехами. Анора не пренебрегала воинскими упражнениями, и темно-алая сталь сейчас отливает в отсветах камина и свечей будто бы покрывшей ее запекшейся кровью. «Не приведи Создатель», - Мак-Тир чуть смаргивает, и снова смотрит в лицо дочери.
- Так было необходимо, - добраться до противоположного края поля,  закрепиться на нем любой ценой. Даже ценой гибели отца.
Он сдался Амелл лишь для того, чтобы суметь попрощаться, но ему не позволили и этого. «Посвящение само по себе часто заканчивается смертью», - о как наяву слышал одновременно ледяной и медовый голос дочери, и не мог не восхищаться ее выдержкой. И тем, сколь искусно она манипулировала всем в той ситуации, до чего могла дотянуться.
И тем, как его дочь отчаянно пыталась спасти ему жизнь.
- Анора, - под тяжелый шум доспехов он оказывается подле нее, и смотрит, уже с привычной мыслью – «выросла». Маленькая девочка с умным взглядом стала королевой, и это… это, пожалуй, единственное, что имело значение. Она справится. Все самое главное от своего отца она получила, остальное же – обрела сама. Логэйн не ставилэто себе в заслугу – Анора росла у него на глазах, поражая день ото дня ясностью и прозорливостью ума.
Как такой не гордиться? – он улыбнулся ей, едва ли не впервые со дня возвращения из Остагара.
- Иногда нужно протрубить сигнал отхода, Анора, - положив ладони ей на плечи, произнес Логэйн. – Иногда от этого зависит все, - доспех, в народе прозванный «дейнским», снова шумно лязгнул, когда Мак-Тир заключил дочь в объятья, упрямо и сумрачно глядя перед собой.
«Ни о чем не жалей».
Никогда.

Коротким сухим всхлипом режет слух – руки в латных перчатках чуть сильнее сжимаются на тонких, узких плечах – «как она выдерживает это?» - мысль мимолетная, ибо смотрит Логэйн на доспехи цвета запекшейся крови.
Как она держится? – теплыми волосами мажет по щеке, они цепляются за щетину, и воспоминания о том, как заплетал эти волосы в косички, как таскал дочку-перышко на плечах, проворачиваются в сердце беспощадным зубчатым крюком. Ох, Анора, - дочь вскидывает голову, и голубые глаза ее блестят, словно два куска льда. Смаргивает слезы, те дорожками скользят по белым, как бумага, щекам – да что уж там.
У самого слезы на глазах, коротко, стальным отблеском.
И долгие прощания – не для них. Незачем рвать друг другу душу, незачем оттягивать неизбежное, - Логэйн-отец берет Анору-дочь за руку, чуть склоняя голову.
- Нет, Анора, - слышит он собственный голос, едкий, словно гномья кислота. – У меня приказ, - но смотрит в ее глаза уже как Логэйн-полководец. Логэйн-вождь. Логэйн-Герой-реки-Дейн, как выкрикивали его имя в войске после той битвы, да пропади оно все пропадом.
Тот, кто пожертвовал ради Ферелдена всем, что имел и любил.
«Иногда, чтобы спасти все, нужно отступить», - так уходила от него Роуэн в тот зимний рассвет над рекой. Так черное дождливое небо над Остагаром озарило огнем сигнальной башни.
«Коутрен останется при ней. Не посмеет ослушаться, если я… прикажу», - короткое утешение, но все лучше, чем ничего. У Аноры достаточно сподвижников, но Коутрен верна и яростна, словно сука мабари. Это хорошо. На нее можно положиться, - он коротко выдыхает, по-прежнему не отводя взгляда от лица дочери, видя в нем черты покойной жены, такие же ясные и тонкие. Дочь переняла от нее лучшее – стальную волю, удивительную красоту, и отвагу, равную целому войску. Неужели сейчас она дрогнет? – латная перчатка сброшена, и горячая после нее ладонь касается бледной щеки. Не вини себя, хочется сказать глупой девочке, которая столько лет держала Ферелден в этом маленьком, но с мертвой хваткой кулачке. «Держала, и будет держать», - «не вини себя» - ты сделала то, что должно, Анора. Ты протрубила свой сигнал отхода, и отвела войска в нужный момент, а дурак, ослепленный собственными амбициями, остался погибать.
И это правильно.
Потому что власть – это ответственность. Это дальновидность, и умение видеть дальше собственного носа – а он, признанный стратег королевства, умудрился и ослепнуть, и оглохнуть одновременно. Поддался давней ненависти – да что там. Не поддавался. Такому не поддаются, такое носят в себе всю жизнь, словно слишком глубоко засевший наконечник стрелы, вытащить который означает погибнуть.
Все сделанное Логэйном было ради блага Ферелдена, и только – его вина в том, что он недооценил вольный дух проклятой ферелденской знати. Что толку излагать им тактику того боя, что толку показывать, каким на самом деле было сражение, и как порождениям тьмы даже засада, устроенная войсками Логэйна оказалась бы всего-то камешком в бок бронто? «Тэйрн спас нас от гибели», - так говорили те, кто был в его войске. Многие. Иные же предпочли оставить службу, и уйти к мятежным баннам, посчитав, что новый регент не оправдает их надежд и ожиданий – как не оправдал надежд короля. Проклятый Кайлан! И надо же было ему сунуться в самое пекло, изображать героя, чтоб ему! – «совсем как отец», - горечью просачивается во рту. Мэрик был таким же. Только чертовски везучим – его постоянно кто-то спасал. Кайлана спасать было некому, - «останься мальчишка при моем войске, все могло быть иначе», - да только толку уже об этом судить, - Логэйн-политик чуть усмехается, коротко сдвинув брови, глядя на королеву-дочь.
Она бы никогда так не рискнула. И не потому, что была истинной дочерью своего отца, и просчитывала наперед удивительно много – потому, что знала цену власти, и меру ответственности, что та налагает на того, кто ей облечен. Девочка из Гварена – захудалого тейрнира, маленького, и, по всем меркам, мало достойного того, кто освободил Ферелден от орлесианских ублюдков.
Тогда было неважно, где. Лишь бы подальше, - «все мы от чего-то бежим», - как говорил когда-то Мэрик, и в итоге, все сложилось к лучшему. Если бы не Гварен, Логэйн не встретил бы Селию.
Без Селии не было бы Аноры.
Без Аноры не было бы Ферелдена.
- Но это не имеет значения, - он отнял ладонь почти резко. – Нам стоит поговорить, ты права, - неизбежное – случится.
Будь оно все проклято. С каким же дерьмом, собственными руками навороченным, он оставляет ее? – «она справится», но вины Логэйна это не умаляет ни на мгновение. И он видит, как Анора буквально шагнула в его собственные следы, приняв поддержку Амелл, отступилась от него – протрубила свой сигнал отхода, но отступила не в бушующее море проклинающих ее разрозненных баннов – отступила на заранее подготовленный плацдарм. Сознательно, или нет, неважно. Анора, пусть и дочь Логэйна Мак-тира, оставалась нейтральной фигурой во всей этой партии.
И даже то, что ублюдок Хоу запер ее в своем поместье, оказалось ей на руку.
Все – использовала. И всех. И сейчас просит за это прощения?
Дети должны учиться не только на собственных, но и на родительских ошибках. А родители имеют одно сильнейшее и неоспоримое право – прощать своих детей.
И нет, он не смог бы предать свою кровь, окажись она Анора на месте Кайлана. Скрутил бы и запер, наказанную, не успела бы и пискнуть. Не допустил бы.
- Все мои архивы и документы уже перевезены в твой кабинет, Анора, - с негромким вздохом произнес бывший тэйрн, бывший генерал, бывший… герой. – Охрану я поручил доеверенным людям. Они не подведут, - хотя запугать, понятное дело, их могут. – Ты знаешь, как ими распорядиться, ты сумеешь, - он не сомневается. И она не сомневается.
- Эамон отбыл в Редклифф, это удачно. Вскоре тебе самой придется туда отправиться, полагаю, ибо есть сведения о том, что орды порождений тьмы скапливаются на юго-восточной границе, а тебе предстоит возглавить наши войска. Не Алистеру. Не допускай усиления влияния Эамона на… него, - тоном, будто ощутил во рту, какую-то дрянь, продолжил Логэйн. – Он ненавидит меня, тебя, пожалуй, тоже, но благодаря именно тебе его драгоценный бастард возведен на трон. И этот ублюдок тоже получил все чужими руками… да что же такое, проклятые Тейрины, - невеселый, жесткий смех разнесся по покоям, потерялся в толстых гобеленах, укрывающих каменные стены. – Что ты станешь делать с Алистером, дочь? Я знаю, ты успела изучить его, – будто спрашивая урок – строго. Иначе не умел.
Иначе и незачем.

Отредактировано Loghain Mac Tir (2018-05-30 14:33:01)

- Тише, Анора, - Логэйн предостерегающе поднимает ладонь, когда голос дочери срывается высоко и презрительно, когда точеный ее подбородок гневно вздергивается – его, Логэйна, жестом. – Нас могут подслушивать, - не впервые им обоим пребывать в стенах дворца, словно в стане врага, но никогда прежде это не ощущалось столь явно. У Мак-Тира хватало недоброжелателей – как и у Аноры; его ненависть к Орлею – не пережиток прошлого, как насмехались многие. Нет, тому пламени есть, отчего полыхать, и картавые ублюдки с запада за минувшие годы подбросили в него немало дров. Не одно покушение пережил Логэйн, и не один раскрыл заговор, зная доподлинно, кто стоит за всем этим. Орлей не простил бывшему крестьянину, полуграмотному браконьеру той победы за эти двадцать лет.
Вероятно, этот Риордан знатно потешался над тем, когда предложил призвать низложенного регента в Серые Стражи. Из практических соображений? Как умелого вождя и полководца? – о, да не смешите. Судя по рассказам об отряде Амелл, там требовалось все, что угодно, но только не тактик или стратег. И отнюдь не потому, что все в нем были как на подбор хороши в этих вопросах.
- У Кайлана было то, чего Алистер был лишен от рождения, - неожиданное начало, пожалуй, но королеве придется выслушать. – Семья, титул, положение. Алистер же с детских лет знал, кто есть на самом деле, - «не все, впрочем, знает он о себе», - но умел держать язык за зубами, не выкрикивая направо и налево, что, дескать, принц, - Логэйн  кивает дочери на стул, дескать, присядь, а сам остается стоять. – За ним присматривали все эти годы, и Эамон сам рассказывал – докладывал о нем Мэрику и мне. Кайлан был подготовлен к управлению страной, даром, что ему все это было ни к чему, - незачем говорить очевидные вещи, Анора сама день ото дня видела все. – Алистер же – нет. Его слабая сторона – подверженность чужому влиянию. У него есть хребет – где-то глубоко – но не хватает стержня, - Логэйн понижает голос еще больше, на миг сощурившись – последний закатный луч скользнул над шпилем форта Драккон, и исчез. Становится темнее, - «выступаем на рассвете», все верно, так сказала Амелл, предполагая, что Логэйн явится в ее лагерь, как только она пожелает. Но сама она, и остальные члены отряда сейчас – пока еще – в поместье Эамона. Они в равных условиях, - он коротко прижимает ладонь к оконному стеклу, хмурясь. Нет паскудней чувства, когда ты больше своей жизни не хозяин.
- Алистер лишился всего – наставника, соратников, и даже его священный орден Серых Стражей сейчас осквернен тем, что в него приняли предателя, - короткий, беззвучный смех касается стекла на излете, жестким звоном. – Дискредитировал себя открытым уходом из рядов Серых Стражей – и причина, как ты понимаешь, вовсе не в короне. Все, что теперь у него есть – нежеланный престол, не менее нежеланная ты, и великая обида на судьбу. Но, Анора, - своего презрения к бастарду он не скрывает, но, тем не менее, - он – не та фигура, которой стоит размениваться. Не недооценивай его. Пусть за него все прежде делали другие – но он видел, как это делается. И все же, не Алистер собрал армии по договорам Серых Стражей. Не он возвел на престол Орзаммара нового короля гномов! – гнев прорывается глухим рычанием, и сжатый кулак ударяет по раме. – Легко недооценить тейриновского ублюдка, - оборачивается Мак-Тир к дочери, - но, заклинаю тебя – не сделай этого. Иначе Алистера перехватят из твоих рук, и случится беда.
«Хотя ты и без того знаешь все», - но дочь, как бы ни была умна, еще молода. И Логэйн видел, сколь претит ей эта мысль – о новом замужестве, о чучеле Кайлана рядом с собой на троне, но ход сделан, и фигуры снова на доске. Жертва принесена – Логэйн достался этой стороне, Алистер – той. И, пока териновский ублюдок не может сделать ничего, а его любящий тесть – хоть что-то, последний не станет упускать ни малейшей возможности.
- Гварен… военное положение не отменялось, так пускай пока все остается в руках сенешаля. Все, способные держать оружие – уже в армии, кроме нашего… кроме гарнизона, - тейрниру до сих пор удавалось стоять против порождений тьмы. А Логэйн уже не имел права звать его ни «нашим», ни «своим». – С Хайевером проще. Прикажи гарнизону Хоу сдаться, пусть поклянутся в верности новому королю. В моих архивах ты найдешь кое-что из переписки Кусланда-старшего с его орлейскими приятелями, это тоже послужит делу. Но – тайно. Хоу выгодней выставить предателем, а Кусландов – мучениками, - один из древнейших знатных родов Ферелдена. Ближайшие претенденты на престол, исключая Эамона и Тегана.
- Алистер может пригодиться в таком деле, раз уже ему более нельзя рисковать своей жизнью, сражаясь с порождениями тьмы, как положено члену ордена Серых Стражей. Заодно ты проверишь его состоятельность, а также увидишь, каковы его шансы стать популярным в войсках. И окажешь доверие – а в случае, если он опозорится… - фразы Логэйн не закончил.
Идет Мор, - сердце отозвалось глухим болезненным стуком, а они здесь решают, как манипулировать новоиспеченным корольком. Увы, так просто от этого не отмахнуться. Аноре придется играть в новых условиях.
А Мором займется Логэйн.

Свечи в покоях королевы меняли недавно, и горят они еще ярко, но на светлом лице Аноры словно лежит тень. Мгновение – и ее пронзает вспыхнувшими голубыми глазами, когда девочка говорит о выборе.
«Будто бы он у тебя был, дочь», - с теплой, сжимающей сердце тоской думается Логэйну. Это пускай дураки толкуют о свободе выбора, о бесконечных шансах, дескать, «стоит только захотеть». Все это – лишь сказки для наивных неудачников, но даже с таких рано или поздно наивность ссыплется, будто листья с дерева под осенним шквалом. Нет никакого выбора – есть череда причин и следствий, поступков – и обстоятельств.
Помогая беглецу в том далеком промозглом лесу, молодой браконьер с холмов близ Осуина и не подумать не мог, что спасает принца. Иной скажет, дескать, мог бы ведь и не спасать – но не мог не спасти. Не мог затем забыть последнюю волю отца, проклятую волю отца – «спаси короля. Спаси Ферелден», - не мог не следовать ей. Для Аноры рассказы Логэйна о его Гарете из Осуина – добрая сказка с закругленным концом, вновь – потому что нельзя поступить иначе. Правду она сама узнает со временем – и узнала, само собой.
И у руин Остагара у них не было выбора – явившиеся в укрепленное место, ферелденские войска были попросту не готовы к тому, какая против них окажется орда, - вновь видением пред ним поднимаются извергающиеся из недр земли тучи черных муравьев, бесконечные – и Мак-Тир медленно набирает воздуха в грудь, вдыхает, борясь с мгновенно нахлынувшей, и столь же скоро отступившей дурнотой.
Он не ищет оправданий тому, что сделал. Не должна и Анора, - легко отступить в тень нынешних забот и тягот, как это называется? – «забыть о распрях пред лицом подступающей угрозы». Не это ли Кайлан толковал ему про Орлей?
И где сейчас Кайлан?
«Надо было все же связать его и запереть», - сейчас-то над подобными мыслями – только смеяться.
- Брайс и Элеонора словно забыли все, против чего сражались, - оборонявшие Денерим на море, беспощадно, словно охотничьи псы – лисиц, гнавшие орлесианцев прочь. Зарево горящий, потопленных этими двумя кораблей в те дни освещало небо ярче солнца. – Будто ничего и не было, - невидяще глядя перед собой, произносит Логэйн, и года смуты, войны и кровавой беды, накрывшей Ферелден, будто вырастают у него за спиной, обступают. – А Хоу решил вернуть свое, - Хайевер когда-то принадлежал семейству этой клятой гадюки, и ответ был удобен. Для всех, кроме Аноры – проклятье, пытайся ты защитить свое дитя от того, что ей уготовано, или нет – против судьбы не попрешь. И о каком еще выборе, снова, можно здесь толковать?
Ради блага Ферелдена Кусланды пали. Ради укрепления позиций Аноры – не Кайлана. Ради того, чтобы напомнить Ферелдену о том, что Орлей – даром, что спрятал клыки за маской хорошенькой мордашки Селины, отнюдь не перестал быть львом. И бросится на завилявшего хвостом ферелденского пса, чуть только почует слабину.
А его покойный зять еще собирался открыть границу «для помощи» - о, нет, орлесианцы бы так просто не ушли. И Ферелден оказался бы втянут в войну на два фронта, так или иначе – это генерал Мак-Тир, бывший уже генерал, видел как нельзя более четко. Мор идет – нет, Мор пришел. И поражение при Остагаре было неизбежным.
- Кайлан мертв, Анора, - говорит Логэйн возможно, чуть поспешней, чем следовало бы. – И теперь это не то, что должно тебя заботить, - пропади оно все пропадом, - дочь смотрит на него поверх кубка, смотрит жестко.
Терять ему уже нечего. Незачем позволить потерять что-то еще и ей.
- У меня было подтверждений, - вполголоса, и так, что становится ясно – были подозрения, едва ли не весомей любых других подтверждений. Вопрос о наследнике терзал дочь и ее мужа все эти пять лет, а уж слухи, что бродили по королевскому дворцу и Денериму, и вовсе были более чем красноречивы. Да и как им было не взяться, если то, как рычали друг на друга тесть и зять, было слышно за рекой Драккон? Чертов ублюдок не то что шлялся по бабам, не пропуская ни одной – он попросту пренебрегал своей законной супругой. Как хотелось Логэйну всыпать этой клятой монаршей особе так, чтобы не поднялся с кровати пару дней, знал лишь он сам.
Не о таком должен говорить отец со своей дочерью – но кто еще, кроме него? – тот, кто еще едва ли не накануне звался тэйрном и регентом, берет свою королеву-дочь за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. Поднять глаза.
- Кайлан не посмел бы сделать этого. Для начала ем у пришлось бы пройти мимо меня, - «и я вступился бы за твою честь так, что мало мальчишке бы точно не показалось. Навсегда и думать бы забыл о таком». – И это не то, что должно тебя сейчас беспокоить, Анора, - повторяет Логэйн почти безжалостно.
Выброси эту дрянь из головы, дочь, у тебя есть дела куда более важные и насущные. Тебе скоро придется лечь с еще одним мэриковым отпрыском, вероятность обрести детей с которым и вовсе сводится к нулю.
Если бы не было Алистера, род Мак-Тиров мог бы стать новой правящей династией. Права же на трон Герринов были примерно одинаковы с правами Аноры, но она, в отличие от обоих братьев, была правящей королевой, любимой в народе королевой, мудрой и чтимой. Но, как запасная фигура на шахматной доске, появляется Алистер – и все меняется хуже, чем просто резко.
«Она справится», - не цепляется ли он за соломинку? Анора правила все эти пять лет, умная и дальновидная, но… нет, Логэйну и в голову не пришло бы хоть в чем-то умалять ее заслуги. Дочерью он гордился по полному праву, но ведь только им обоим ведомо то, сколь много значило для Аноры одно только его присутствие. То, как он неизменно присматривал за ней, как помогал, сколько знал – и знания свои неизменно пускал на пользу ее делу. Его сеть шпионов, его агенты, разведчики, войска, бойцы – все это было поставлено на службу девочке, которая хотела стать королевой. Девочке, которой хотелось подарить весь этот мир, с его игрушками, прекрасными принцами, балами и дворцами – и вот оно, Анора. Все – твое, - разобщенное королевство, на которое волной накатывает Мор, сломанная кукла принца, замененная другой, ничуть не лучше. А сколько пролитой крови, сколько предательств – не опускай глаза, королева.
«Я знаю, ты будешь помнить».
- Ради Ферелдена, Анора, нам приходилось жертвовать всем, - «всем, что было дорого, всем, что любили». – Потому – не впервые. И придется еще, - пальцы на подбородке дочери давно разжались. На чеканном ободке кубка играет искра от свечи, но мысли о вине почему-то претят. Хочется сохранить ясность ума, хочется, пусть даже через жесткую, как невыделанная кожа, боль, выдавить из себя все, до последней капли. Отдать ей все, что знает. Потому что вряд порождения тьмы предоставят им еще один шанс.
- Жертвовать тем, что любишь – тоже семейное, - ни тени улыбки при этих словах, но глаза неуловимо теплеют. – Прости меня, что оставляю одну.

И снова усмешка касается лица – поистине, ни к чему слова. без них понимают друг друга, и а миг Логэйну становится чуть легче дышать. Королева-дочь отвечает ему его же словами, и суть не в том, что не за что просить прощения – но в том, что прощение уже даровано.
Они в равных условиях.
В груди горячо и горько – не такой судьбы он хотел для себя, и тем более – для Аноры, но если жизнь чему Логэйна и научила, так это тому, что стабильной и спокойной не бывает никогда. Оборачиваться на детство и юность – на кровь и притеснения, вспоминать крики матери, распятой на земле орлейскими ублюдками? Годы мятежа затем; неспокойное время после освобождения, когда приходилось присматривать за тем, кто, потеряв часть сердца, словно и разума местами лишился. Логэйн Мак-Тир, сын крестьянина с холмов Осуина, подлинно правил Ферелденом, как регент. Всякий раз подставляя плечо, когда был нужен. И, если времена те и можно было назвать спокойными, то только в редкие мгновения такого вот мира. Когда глаза дочери – такие же, как у него самого, голубые, смотрели так вот, снизу вверх. Понимающей, чуть задорной усмешкой – жаль только, что солнечный проблеск в них сейчас все же скрылся в жёстких скорбных тенях.
«Будет», - повторяет Логэйн Мак-Тир, низложенный тэйрн, но сын земли своей, эхом за дочерью, заключая ее в объятья. И странно – боль и горечь, пусть и не ушли, теперь не мешают. И легче дышать – он почти улыбается, чувствуя тепло воле щеки. Девочка-девочка, ты со всем справишься. И всему прикажешь, как когда-то приказывала не болеть своим разбитым коленкам.
- Не беспокойся, - шепотом, глядя в подрагивающее пламя камина. – Я буду о себе напоминать, - объятья размыкаются, но взгляды теперь – в упор друг на друга. – Считай, что у тебя теперь есть разведчик в самых дальних краях Тедаса.
И вспышка во взгляде, усмешкой – как же, нейтралитет Серых Стражей.
Попробуйте вытравить из Логэйна Ферелден.
- Все, что я узнаю, - руки чуть сжимают плечи Аноры, тяжело, - все будет твоим. Порождения тьмы – да будет милостив Создатель к нам,  и Мор удастся закончить – останутся и остаются угрозой. Серых Стражей мотает по всему Тедасу. Не стану пренебрегать возможностью повидать его, - и сейчас Логэйн говорит почти искренне. Привычная желчь не горчит на языке – да, долг его пред треклятым орденом Серых отныне станет выполняться наравне с одним-единственным, что важно. Если так суждено, если Логэйн каким-то чудом выживет, то станет служить Ферелдену – и, прежде всего, его королеве. Как едва ли не только что вверил ей все свои дела, все сведения, что имел, все документы – точно так же Анора станет получать от него самые точные и полные сводки обо всем, на что обратит внимание Логэйн, разведчик и политик. Пускай и Серый Страж.
«Стражи уже вмешались в политику, возведя на королевский престол Ферелдена одного из своих членов. Алистер не напрасно оказался в ордене, но это не спасло его от короны», - поистине, жестокая насмешка судьбы. Досадная помеха на пути Аноры, неизбежное «надо» - «ей же с ним ее детей пытаться завести, спаси Создатель».
И, о детях…
- Ты должна кое-что знать, - еле слышным, хриплым шепотом. – Об Алистере, - еще ниже, еще тише. – То, чего он сам не знает о себе. Умело используй это знание. Оно очень опасно. Опасней любого другого. Ты слышала о матери Алистера? – понятное дело, слышала. Безымянная служанка в замке Редклифф, может быть, даже сероглазая и с каштановыми кудрями. Может быть, тэйрн Мак-Тир сам пускал эти слухи – да так оно и было. Удачно умершая при родах, оставившая после себя дочь, почти подростка, но да не в том дело.
- На самом деле, его мать – эльфийка, - от союза эльфа и человека рождается человек. Ни острых ушей, ни чего-то еще в таком полуэльфе не будет, Мэрик когда-то объяснял это Логэйну. Сказав, что потому эльфы и не сходятся обычно с людьми, ибо боятся вымереть.
Посмеялся тогда Логэйн жестко и знатно. Про себя. Как же, Мэрик и эльфийки. Болван едва не сделал своей королевой одну из остроухих, чем… а, пустое. Давным-давно миновало.
- И не просто эльфийка, а из магов. Великая Чародейка Фиона. Единственная из Серых Стражей, вот ирония, сумевшая побороть скверну. Я рассказывал тебе, как однажды Серые Стражи из Орлея пришли в Ферелден? – уроков истории Аноре не требовалось. Она прекрасно знала и об изгнании Стражей из Ферелдена, и об их возвращении Мэриком.
- Они искали нашей помощи. Моей, в первую очередь. Хотели, чтобы я провел их Глубинными Тропами. Теми самыми, которыми мы добрались после поражения в Западных Холмах до Гварена. Само собой, я отказался. А Мэрик оставил меня за главного и удрал, - «все мы от чего-то бежим» - его же, Мэрика, слова.
А Логэйну пришлось объяснять Кайлану то, что его отец может и не вернуться.
- Не суть. Важно то, что Фиона родила от него Алистера. Маг, эльфийка, и Серый Страж в придачу. Ты понимаешь, чем может стать это знание? – используй Логэйн эту информацию на Собрании Земель, мэрикову бастарду было бы не видать трона, как собственных, на его счастье, не заостренных ушей.
И на вопрос, почему не пошел до конца, не изничтожил ублюдка полностью, без каких-либо шансов на успех, Логэйн Мак-Тир сейчас отчего-то не находился с ответом. Позабыл в суматохе? Не имел доказательств?
Нет и нет. Помнил всегда, да и с доказательствами бы нашелся быстро.
Не верил, что придется пустить в ход даже этот козырь.
Не верил в то, что это может понадобиться против дочери – ибо с таких карт ходить только в одну сторону. Не верил в то, что Анора все же выступит против него – и, по сути, хорошо что ничего не сказал.
Ведь жизнь, сделав пару кульбитов, все ж продолжается.

Отредактировано Loghain Mac Tir (2018-06-24 00:07:08)

«За что н а м всем это», - горько думается Логэйну, на мгновение словно вернувшемуся в совсем недавнее минувшее. Как упрямо верил в то, что делает, и как, единожды сделав ход – был уже вынужден следовать  по выбранному пути, уже не отступая. Не было выбора – череда поступков неизбежно привела его сюда, и одно породило другое.
Главным промахом Мак-Тира было то, что он объявил Серых Стражей предателями. Дабы самому не стать козлом отпущения для знати, ибо объяснять им про Остагар он сорвал глотку в первые несколько дней по прибытию в Денерим. И по пути в него. И, будь оно все проклято, Стражи были удобной фигурой для того, чтобы заговорить о предательстве. Кто в Денериме, кто в Ферелдене знал о том, что некогда именно Стражи хотели заманить в ловушку Логэйна, по поймали более ценную дичь – короля? Именно орлесианские Серые Стражи; не удалось провернуть убийство тогда – провернули сейчас, прикрываясь необходимостью сражаться с Мором.
Да, с неохотой признавал Логэйн, необходимость была. Но это Серые Стражи отправились в долину вместе с Кайланом. Это они не произвели разведку должным образом; они понадеялись на собственные силы – горстка бойцов, да что они могли против той орды, это…
«Никто ничего бы не смог», - горькая складка залегает меж бровей, когда Логэйн опускает голову, и под прикрытыми веками вновь вспыхивает сигнальный огонь на башне Ишала. Снова будто сечет по лицу ледяным дождем, - он вскидывает лицо, глубоко вдыхая.
Как бы то ни было, он сумел сохранить часть войск. Это – сухой остаток на сегодняшний день и миг. И все эти войска теперь послужат Аноре. Внесут свой вклад в победу над Мором, присоединившись к собранными Стражем Амелл армиям.
Если бы он знал, что она выжила… и Алистер, к тому же…
Многое могло бы сложиться по-другому, не окажись Логэйн заложником самому себе. Что толку сетовать, винить кого-то, и каяться? – остаток жизни, каким бы кратким для Мак-Тира он не окажется, так или иначе, будет наполнен сожалениями. Но дело сделано.
Сухой остаток – дочь на троне, умиротворенная знать, сохранившие верность войска – это важнейшее. Остальное – второстепенное, но упускать из виду Логэйн себе бы это не позволил. И знает, что не позволит и Анора. Даже то невероятное знание, что сейчас на нее обрушилось тяжестью проломленной крепостной стены.
- Если Фиона не знала о судьбе Алистера доселе, то теперь-то непременно узнает. Хотя, полагаю, ей сообщил о том, что сын пошел по ее стопам, Дункан. Страж-Командор Серых, - «погибший при Остагаре» - этому звучать незачем. – Об истинном происхождении мэрикова бастарда знали, по сути, четверо – сам Мэрик, Фиона, Дункан и я. Мэрик… где бы он ни был, и если жив ли сейчас – никому ничего не расскажет, - голос холоден, но тоска тихо трескается в нем, будто не выдержавший напряжения лед. – Дункан мертв. А Фиона – она сама просила Мэрика воспитать Алистера так, чтобы он ничего не знал о своем происхождении. Уверен, она – последнее существо в Тедасе, которое пожелает раскрыть эту тайну. Она сознавала риски. Все риски, - эльфийка, Серый Страж, маг… орлесианка к тому же.
«Спасибо, дружище Мэрик. Удружил».
- Эамон знает, что Алистер – сын Мэрика, и догадался, скорее всего, что мать его – никакая не служанка. Истину же… теперь знаем только мы трое. Фиона, которая скорее умрет, чем расскажет об этом, я, и ты, Анора. А Эамон предпочел не копать, я так полагаю. Ему хватило того, что Мэрик, оказывается, не всегда был верен Роуэн, - а вот как при этих-то словах пронзает застарелой болью – проклятье, на ногах бы устоять.
Зачем-то рука тянется к чеканному кубку, и вино, красное, словно кровь, поблескивая в отсветах свечей, так и льется. Почти до краев. Кубок дурной, до ломоты в костях, памятью напоминает Логэйну Чашу Посвящения.
- К тому времени Роуэн уже не было в живых, но связь Мэрика… с кем бы то ни было, хоть со служанкой, опорочила бы ее память, - падают слова, тяжело, будто каменные глыбы. Проклятье, столько лет миновало, столько всего сделано и не сделано, а сердцу больно, как тем холодным зимним рассветом над рекой Дейн.
- В интересах Герринов было скрыть бастарда. Чем Эамон и занялся. Что из этого вышло – вы знаем и видим, - внезапная смертельная усталость наваливается на Логэйна, и вино, что он выпивает залпом – словно вода, в раскаленный песок ушедшая.
Уходило бы так и прошлое.
«Да если бы», - колотится памятью, прокалывает. Роуэн нет в живых столько лет, а ее образ зачем-то до сих пор тревожит Логэйна. Это видела, и это знала Селия. Селии нет. Мэрика – нет. Эамон и Теган никогда не были Логэйну друзьями, теперь же – и вовсе злейшие враги. Опционально. Хоу мертв, Брайс Кусланд – мертв. Кайлан тоже мертв, - «губишь все, к чему прикасаешься», - зазвучало в голове тяжелым, чужим голосом. Но – собственным.
«Едва тебя не загубил», - девочка, ставшая королевой, смотрит на отца, упрямо и открыто. Ладонь касается ее щеки.
«Наверное, мне пора», - большой палец бережно отирает с уголка глаза Аноры блеснувшую слезу. Произнести вслух эти слова прощания вдруг становится отчаянно невозможно.
Время уходить. Со всеми своими сожалениями и призраками, со своими мертвецами, и вечной треклятой памятью.
- Береги себя, родная. Береги Ферелден.

Отредактировано Loghain Mac Tir (2018-06-25 05:08:45)