«Ночь коротка», - безотчетно думается отчего-то Кристоферу, когда тело банши льнет к нему, как к  с в о е м у – покорно, как охотно раскрывается ему, отдается без тени сомнений. Или попыток остановить, или оробеть – напротив, Лидия наслаждается всем, звоном трепещет ее тело в руках, вскинувшееся жаркой, чувственной готовностью. И это бодрит лучше любого адреналина, чувством, будто тебе снова двадцать – во всех отношениях.
«Ночь коротка», - теперь это уже почти сожаление; будь его воля – Крис иначе бы распорядился последними часами, что остались до рассвета. Не верится в то, что девчонка, плавящаяся сейчас под его руками, чьи крики заглушает запотевший пластик душевой кабины, через несколько часов окажется готова вновь рискнуть – если не жизнью, то рассудком. «У якоря самая сложная роль, так?» - и потому он помечает Лидию собой, беря, овладевая так, что сердце у самого заходится, но – не по причине разменянного пятого десятка, как ни странно. «Вернись ко мне», - это безрассудно – ибо сам подставляется под удар, так открываясь, но расчет есть и здесь. Такая тактика на краю гибели – все средства хороши, если ставка в игре – жизнь. Не бойся упасть, Лидия – будет кому помочь тебе подняться. Не стыдись отдаться тому, что чувствуешь – а она чувствует и отдается. Доверяется.
И, даже если и у Лидии в этом, в происходящем, есть подспудный, безотчетный расчет – то так даже лучше. Ибо легче всего, когда то, что чувствуешь, опирается на рассудок. Ардженту – так точно, а этой юной и стонущей в его руках – предстоит познать. И он тому охотно поспособствует.

Виски в стакане снова будто вода – пьется легко. Немного, на два пальца всего, - когда возвратились в номер, когда перекусили наскоро – Крис настоял на том, дабы Лидия все же поела, когда кофе был выпит, а ночь за окном сгустилась до полуночи, все же вернулись к делам. Делам! – будто это было так просто.
Почти забавно со стороны это выглядело – нитка, всего-то. Вроде как дерни за веревочку, дверь и откроется – выдернет юную банши с той стороны, из владений… как там эта сказка называлась, про кого была? «Госпожа Метелица»? – легенды перешли в сказки, спрятались, словно безобидные, но остались памятью седых эпох, когда в такие вот ночи – душные, темные, мало кто решался выйти за порог.
«Рассвет», - до него еще далеко. «4:48» - и бесконечно близко. Хватит ли Лидии нескольких часов для сна? – она не привыкла беспокоиться о себе, это почти видно. Своим самочувствием, состоянием пожертвует охотно, но ресурсы организма не безграничны. И Потому Арджент снова смотрит на эту белую шею с заметными следами на ней – его поцелуями, спокойно. без разгорающегося желания – то пока что смирно сидит на надежной цепи.
Хотя, когда их руки соприкасаются, и маленький шерстяной клубочек оказывается в его пальцах, то словно током ударяет, - Крис чуть улыбается, задерживая взгляд на лице Лидии, удерживая ее взгляд. Да, это будет связь. Что там говорят про красные нити судьбы? – в обычной жизни он над таким лишь посмеялся бы, или хмыкнул. Будь обычным человеком. Но, день ото дня сталкиваясь с совпадениями, с отголосками сверхъестественного, то и дело просачивающимися в мир реальный, обычных хрен ты останешься.
«Запах? Потерплю», - хмыкается ему про себя. Лидия… поистине, мало что знает о нем, и Арджент не уверен, что это ей нужно. Пока что – даже если случившееся, как сейчас думается, на относительно трезвую голову, когда обоняние меньше будоражит ее запах, а самоконтроль возвратился – даже если случившееся не продлится долго, и банши, одумавшсь, осознает, что ей, в общем, и сорокалетний отец лучшей подруги не очень-то нужен, то он не слишком расстроится. У него это было, у них все это было – и потому Крис надеется, что сил на то, чтобы справиться с концом, у него хватит.
Так или иначе, терять ему не привыкать, - но Лидии он улыбается спокойно, и в где-то даже светло.
- Ты все оценила и взвесила, - он не спорит с ней, не задает вопросов – утверждает. Незачем дергать тревогой, сбивать концентрацию – даже странно такое в себе ощущать, когда в теле еще перекатываются отголоски наслаждения, усталости – та наваливается почти сладко, как это всегда бывает после секса, в особенности, такого жаркого. – Ты уверена в том, что делаешь, - Арджент нажимает несколько кнопок на корпусе часов. – Что нужно делать мне, я понял, - не позволяя себе лишних нежностей, хотя коснуться ее снова очень хочется. Что там с цепью-самоконтролем? То-то и оно, это пока расстояние между ними хотя бы полметра превышает, Арджент может мыслить здраво. Но кровать позади – так и манит, снова опрокинуться. И снова…
«Нет», - каким бы ни был соблазн.
- Сейчас тебе нужно поспать, - «0.11». – Рассвет – почти в пять утра. На месте нам надо быть примерно в четыре утра, дабы успеть все подготовить, - занятно, что до сих пор Арджент почти ничего не говорил, кроме каких-то ничего не значащих фраз. Все было сказано и понятно без слов – телами, и, проклятье, выбрасывать из головы мысли о Лидии теперь все сложнее. Так и тянет, так и манит, - прочистив горло, он продолжает. – Отправимся на один из моих старых складов. Небольшое помещение там есть, - окидывает глазами номер. – Вполовину меньше этого. Полагаю, подойдет, - рука все же ложится Лидии на талию, Арджент притягивает ее ближе, вдыхая запах – еще непросохших после душа волос, сладкой горячей кожи, и прикрывает глаза, носом ведя, едва прикасаясь, по шее, по маленькому ушку, снизу вверх.
Жарко. Снова чертовски жарко, и сердце колотится где-то под кадыком.
- Вот что я подумал, - красная нитка уже обмотана вокруг левого запястья, и не потеряется. – Если наша древняя приятельница управляет сознанием всех… кого воскресила, - «Элли» - ударяет мыслью почти что болезненно, - и связана с тобой, то получается, что она уже в курсе всего, так? – внимательный, и спокойный взгляд. Отчего-то Арджента совсем не тревожит то, что в Бикон Хиллс уже стало известно об их связи. Или станет – когда Хольда снова прикоснется к сознанию Лидии.
А уж какого дерьма эта тварь набросает в голову его дочери… - но взгляд Арджента остается спокойным.
- И получается, что про тебя и меня в Калифорнии уже знают. Или очень скоро узнают. Я прав? – вот тебе и мгновенный передатчик, так тебя. Но за себя Арджент не беспокоится. Опасней то, как это может ударить по Лидии… да и, чего греха таить, как бы ни был готов принять последствия, что-то внутри уже опасается тому, что эта связь порвется. Как красная нитка на его запястье – только дерни пальцем, и все.
Достаточно какой-то пары слов, а то и мыслей.

Отредактировано Christopher Argent (2018-03-15 01:08:07)

Все равно остаются сомнения. Слепо и безоглядно доверять, не будучи уверен сам, досконально не проверив все, Арджент не может – но чуть кивает, опустив веки, пряча улыбку – хорошо. Допустим, - но про себя уже готовится к худшему. Всегда все может измениться, и он уверен, что в глубине души это понимает и Лидия, даром, что голос ее звучит твердо, а усталые глаза вспыхивают уверенностью. И она еще пытается его успокаивать, - теплые пальцы касаются заросшей щеки, и на мгновение Арджент видит прежнюю Лидию Мартин – девочку-королеву, ту самую, от которой так в восторге была Эллисон. Чеканящую шаг, слова и излучающую уверенность в себе. И…
«Справишься?» - «пусть так». Вольно, или невольно, если так им – ему, Кристоферу, удалось помочь Лидии, то разве это не то, на что он согласился? А когда – «если» - вернутся в Калифорнию, то это будет уже другой вопрос. Вечно скрываться у них не получится.
«И все же, у Хольды уже кое-что есть на нас с ней. Раз она принимала образ Эллисон, и говорила обо  м н е», - он ложится следом за Лидией, мимолетно усмехнувшись на вопрос – можно подумать, он бы отстранился затем, когда она уснет. Можно подумать, он бы ушел.
Можно подумать, он мог бы уйти.
Легко удариться в мистицизм, когда день ото дня имеешь дело со всяким сверхъестественным дерьмом. Поверить в совпадения, в судьбу, найти тысячи отсылок к прошлому, зарыться в древние легенды – и сойти с ума, запутавшись в предчувствиях, и всюду видя знаки. У Лидии это как-то получается, - чувствуя запах ее волос, и медленно пробуждающееся желание, Арджент дремлет, не позволяя себе погрузиться в сон окончательно. Так тоже можно восстановить силы, - обрывки мыслей, мыслеобразов – полуснов – мелькают перед ним. Метки на карте – той, над которой работал днем, вспыхивают рубиновым, темным, влажным зачем-то, сменяясь полураскрытыми губами банши – он чуть вздрагивает, но не просыпается. Сколько их? – «четыре».
«Поцелуев было больше», - о, черт побери, действительно. Четыре точки на карте, - «четыре – число смерти в Японии». Причем тут Япония? – коробит давним, скверным воспоминанием, глубоко затаенной болью, под новый вздох. Кицунэ Кира, кицунэ Ношико – ее мать, Сатоми… ее стая возродилась… проклятье, а с юридической точки зрения как все это будет восстанавливаться? Если… если у Арджента и банши получится? – рука притягивает ближе, плотнее к себе горячее тело. «Сатоми…»  - что-то неоформленное, что-то с ней связанное мелькает в голове, и Арджент уже готов проснуться, как Лидия под его рукой вдруг вздрагивает.
Полумрак номера – лампу у кровати не погасили – ударяет по глазам. Лидия требовательно  сжимает и разжимает ладонь, под которой в мгновение ока оказывается листок и карандаш. Тянуться далеко не пришлось, Арджент ведь возился с картой по дню.
Чувствуя себя ни разу не отдохнувшим, он садится на постели, и щурясь на свет, наблюдает за Лидией. Та с отсутствующим взглядом, видя нечто, лишь ей доступное, черкает по бумаги – рисунок? – глазами он останавливается на ее полуоткрытых губах, и невольно вспоминается яркая дремота, в которой только что пребывал.
«Сатоми», - зачем-то вновь вспоминается. Пошевелив хрустнувшей шеей, Арджент встает на ноги. Взгляд на часы – «2.45». всего ничего подремали, но сонливость понемногу проходит. Происходящее буквально выталкивает ее из крови, впрыскивая в вены словно чистый адреналин – Крис всматривается в рисунок Лидии. Лезвие… нет кровостока. Кромка, чуть выщербленная, - он встречал подобное. Изогнутое наподобие серпа лезвие, витая кованая рукоять.
Карандаш в пальцах банши так и носится, вырисовывая все в мельчайших деталях – кажется, можно даже ощутить шероховатость поверхности лезвия. «Старое железо», - глаза Лидии загораются осмысленностью, и встречаются с глазами Арджента.
- Дай-ка сюда, - он берет рисунок, подносит его к свету. Схвачено все с фотографической точностью, как если бы Лидия видела этот чертов кинжал вживую. «Видела?» - он бросает беглый взгляд на банши.
- Поедем. Собирайся, - нарисованное немного напоминает друидский серп, но не полностью. И Арджент готов поклясться, что, окажись такая штуковина на каком-нибудь аукционе, то стоила бы два, а то и три состояния. И даже не только в среде  его коллег – просто потому, что подобного оружия он не встречал нигде.
«Единственный в своем роде?» - глотнув остывшего кофе, он забрасывает сумку на плечо. Лидия уже собрана, взволнована, блестит глазами, - в дверях номера они снова близко, и прошибает коротко, как ударом тока – но они только смотрят друг на друга. Не как любовники – как напарники.
«Напарники. Дурацкое слово», - лестница мелькает под ногами, и чувство дежа вю дурнотой окутывает Арджента, пока они проходят гулких холлом отеля. Он кивает сонному портье на ходу, толкает дверь – и они погружаются в сырой предрассветный Амстердам. Кругом туман, - Арджент крепко сжимает руку Лидии, с тоской понимая, что дежа вю никуда не уходит.
Точно так же порой, ночами, он закидывал сумку на плечо, точно так же вдвоем выходил в ночь из дома. И вспоминается ему сейчас не Виктория – с ней это происходило реже.
Вспоминается Кейт.
- Как ты чувствуешь себя? – туман от каналов тянется, стелется. И кажется, что пахнет он болотом. Вряд ли это игра воображения, - Арджент открывает дверь автомобиля, бросает сумку на заднее сиденье.
Тем же жестом, проклятье, - хмурясь, садится за руль.
- Она может добраться здесь до тебя? – избегает называть Хольду по имени. «Не буди лихо, пока спит тихо» - присказка не напрасная. А сила имен – вещь известная, ему ли о том не знать? – отчего-то прожигает, простреливает насквозь неуместное и сладкое воспоминание – то, как Лидия этой ночью звала его по имени, и Арджент стискивает зубы – нет, черт побери, не о том он думает, тысячу раз не о том.
И дело не в юной девочке, чье тело он жаждет, желает даже сейчас, уверенно ведя машину по сонным пустым улицам столицы Нидерландов. Дело в неком совпадении, что не может не задевать. Дело в Кейт – нет, боже упаси, со своей младшей сестрой Арджент не спал. И мыслей не было – но именно она знала его лучше всех. Была осведомлена о секретах, страхах, и тайных слабостях, именно ей – ибо всегда были вместе, волей-неволей. Связаны кровью. «Арджент», - не просто имя рода. Судьба, приговор – в чем-то сродни проклятому дару Лидии, - понимая, что не может сейчас даже заставить себя коснуться руки сидящей рядом девушки, он коротко зажмурился, и с силой сжал руль.
Кейт закончила плохо.
Эллисон – тоже.
Виктория? – да примет несуществующий господь ее душу.
Лидия? – взгляд, устремленный на нее, почти больной. Встревоженный не на шутку – на сей раз Арджента пробирает до костей, крепко встряхивает осознанием того, что, как бы то ни было, люди вокруг него постоянно умирают. Или превращаются в безумное нечто, которое жаль пристрелить всего один-единственный раз.
- Нам недалеко, - сухо выдавливает он из себя, прекрасно зная, что еще ехать не меньше двадцати минут. К черту правила, - ударяет по газам, и едет переулками.

Но внутри старого склада Арджент успокаивается быстро. Собственно, это просто камера хранения. Ничего по-настоящему значительного здесь не хранилось. Да и пустовал он сейчас, а срок аренды не вышел, - тяжелые рольставни с резким грохотом поднимаются, темнота обдает затхловатым запахом пустой бетонной коробки. У стены – парочка ящиков; какой-то хлам, стружка.
Загорается тощая люминесцентная лампа под потолком, делая тени на лицах резче, острее, и заполняет слух тревожным гудением. Из недр сумки появляются обереги, травы – Арджент расчерчивает мелом пространство, ставя метки. Запах трав скоро заполняет коробку склада, и про себя Кристофер надеется, что все же, они тут не задохнуться – достаточно одного взгляда на заросшую пылью решетку вентиляции, дабы понять, как тут с этим в принципе обстоят дела.
«Красная нить», - он отвязывает ее с запястья, и, смотрит на Лидию. Взгляд у той глубокий, мерцающий в свете не лампы уже – свечей, которые принесли с собой. Почти романтика, с запахом трав, и в темноте, - слабая улыбка касается лица.
- Все хорошо, - он вдыхает запах трав полной грудью, и отчего-то думает о Губерте, о том, что у чертяки набрали разного…и  редкого, отчасти. Откуда он берет все это добро? – но мысли вылетают из головы столь же быстро, как и появляются там.
- Кое-что вспомнилось, - он поводит плечом, и крепко сжимает руку Лидии. Маленькая, белая... проклятье, что они творят вообще? Зачем трогать эту сверхъестественную раковую опухоль в мозгу, зная, что рискуешь… в с е м.
Но ему остается лишь успокоиться, - вдо-выдох. Травы помогают. «Травка бы помогла», - ехидно что-то звякает в голове.
Да и плевать, - Арджент снова вдыхает пропахший травяным дымом воздух, и улыбается. Теперь уже без тени тревоги.
Дело есть дело.

«Да. Смогу», - не едва ли не впервые в жизни Арджент понимает, что не владеет ничем, дери его дьяволы – ничего он не сможет, кроме как положиться на слово хрупкой и юной, с которой связан, похоже сильнее любого чертова символа, любой красной нити – взгляды встречаются. «Смогу?» - вопрос скрывается за опустившимися веками, за кивком, за невесомым поцелуем, от которого чувством последней черты все внутри окаменело – и отголосок которого касается лица холодом.
Лидия замирает. Застывает – несмотря на желтый, теплый свет свечей, по лицу ее идут синеватые тени. Точно по черно-белому снимку, - пульс под большим пальцем Криса, что прижимает слегка запястье банши, замедляется. Дыхание – не дыхание больше, а дуновение.
При этом она стоит на ногах, не теряет равновесия. Значит ли это, что хотя бы отчасти в сознании? – нет, глаза остекленевшие. Точно мертвые – «проводница ты в мир мертвых», - с жесткой, горьковатой, как травяной дым, нежностью зачем-то думается, под щелчок кнопки на секундомере часов.
«Полторы минуты», - Арджент отсчитывает собственный пульс, напрасно учащенный. Ладонь Лидии, прижатая к его – в полтора раза меньше, вдруг холодеет. Мертвая коробка склада кажется резко тесной, - «точно гроб», а в ушах, поперек шума крови и грохота собственного сердца, вдруг отдается звук падающих капель.
Огоньки свечей тревожно вздрагивают, бросая отсветы на тусклый потолок; дым колеблется причудливо и жутко – все это Кристофер замечает лишь краем глаза. Ладонь его словно намертво примагничена к ладони Лидии, а другую он держит над ее плечом, не решаясь коснуться. Не решаясь прервать транс, - девочку слегка покачивает, как если бы спала стоя, и взгляд ее, по-прежнему стеклянный, устремлен куда-то за ухо Ардженту.
Нитка на запястье вздрагивает, как от удара сердца. Больно? – действительно, как защемило, и будто чем-то садануло под дых, - по белому лицу Лидии тянутся темные струйки крови.
«Позвать?!» - в горле словно стоячая болотная вода.
- Лидия! – голос чужой, сиплый от долгого молчания. Не тот. «Не то», - глаза банши ужасающе медленно начинают закатываться, рот приоткрывается. А кровь уже капает на пол, по рассыпавшимся травам, капает черной нефтью, кляксами разбрызгиваясь.
- Лидия! – нитка натянута, будто струна. Тронь – и разорвется, потянуть – опасно, - Арджент дергает девушку к себе. Словно ледяную глыбу обнял – она обжигает не-жизнью, полной противоположностью жизни. Ему.
- Лидия, - рука к руке, запястье к запястью, предплечьем – к предплечью. Грудью прижата к нему, но сердце будто не бьется – под блузкой не вздрагивает решительно ничего, и это пронзает опаляющим гневом – «неужто ты все же вляпалась, проклятье?!»
И, как в первый раз – поцеловать ее, отдавая без остатка все, что имеет, всю ярость и жар, на какие способен – вдохнуть в нее жизнь,. Как искусственное дыхание. Первая помощь. Спасение утопающего в мире теней, - тени пляшут по стенам, а во рту солоно, и это кровь Лидии. И та, что полилась из носа, и из ее прокушенной губы, под ее вздох, и на миг зажмурившиеся, а затем распахнувшиеся глаза.
Живые, - дыхание, что касается лица, более не дуновение потустороннего мира. Пульс на шее бьется – слабо, но постепенно разгоняется, а окоченевшее тело в объятьях Арджента кажется, теперь оттаивает, - он смахивает выступившую на гладком белом лбу банши испарину, прижимается к нему губами. Остается кровавый отпечаток – как помазание неведомо какого бога, в насмешку наградившего Лидию этим проклятым даром, а его, Кристофера – связавшего с ним. Кровью, - во рту все еще солоно, ведь губу ей прокусил он, словно зубами вырывая из добровольного кошмара. Как тот самый зверь, как та дичь, на которую охотится, - по рукам проносится судорога, Арджент крепко прижимает Лидию к себе, бережно усаживает на пол – ноги у той подкосились.
«Не в порядке, точно», - чувство дежа вю не покидает, когда он растирает ее ледяные руки, с силой – «следы точно останутся», когда набрасывает на ее плечи собственную куртку – та тоже кажется горячей.
- Что ты видела? – осторожно стирает кровь с ее лица платком. Взгляд – тяжелый, тёмный, исподлобья. Немного доконало его это все, похоже – беспокойство обрушивается теперь на плечи, и собственные руки холодеют. Усталость наваливается, но гнев пока держит. На адреналиновом жаре. На хрен-знает-чем-еще, - на себя плевать. Она бы справилась?
- Что теперь? – пересохшим ртом, в котором все еще солоно. Привкус болотной воды исчез, слова несуществующему богу.
А сердце Лидии бьется, - он кладет руку ей на грудь, и  крепко прижимает банши к себе, выдыхая с облегчением. Проклятье, а если подумать, что еще им – ей – предстоит…
Да Арджент тогда и вовсе рехнется.
Но миг слабости проходит – отпускает, постепенно сменяется тяжелой, хмурой, но твердой уверенностью. Смогу ведь сейчас?
И позднее сможет, - а взгляд Лидии, поистине, высшая награда. Живая. Теплая.
- Еще одна такая эскапада, и, похоже, придется мне искать кардиолога, - посмеивается Арджент, вдруг выдыхая с небывалым облегчением. – Ты очень напугала меня, - «хотя я знаю, что без этого не обойтись».
Что с тобой всегда так будет, дальше и впредь.
И пусть его.

Гневом накрывает снова – короткой, усталой вспышкой. «Все закончилось хорошо, верно?» - сколько раз уже было говорено самому себе, что в этой игре ставки высоки настолько, что никакое негодование или беспокойство не помогут. Что попросту незачем – но Арджента прожигает, скручивает изнутри. Он опускает голову  коротко, зло выдохнув в сторону, с кивком, больше похожим на удар.
Так и будет, - но на Лидию смотрит почти спокойно. да и голос ровно звучит, - на губах ее все еще поблескивает темным кровь, и что-то темное, жесткое, едва ли не низменное, просыпается в Ардженте на мгновение – сжать ее сейчас здесь же, схватить, подмять, завалить – отомстить. Моргает – и наваждение уходит. А некое возбуждение – черт с ним, угомонится.
- На сегодня с видениями хватит, - твердо произносит Кристофер. Гребаное «сегодня» и без того началось слишком рано, - гудение в голове от напряжения малость утихает, он переводит дыхание, и начинает методично убирать следы их здесь пребывания. Представив, как владелец склада потом дает объяснения новым арендаторам по части странных оккультистов, или развеселых наркоманов, решивших подышать дымом трав в запертой коробке, он почти улыбнулся.
- Найдем, - маленькая склянка с остатками трав щелкает в его руке плотной пробкой. – И засунем, - стекло готово лопнуть в сжавшей его руке, которую сейчас накрывает маленькая белая ладонь. Пальцы расслабляются, другая рука просовывается меж пол куртки, что все еще на плечах банши, и, чувствуя зарождающееся под ней тепло, просовывается во внутренний карман. Слегка задев Лидию по груди – короткий взгляд, и Арджент извлекает блокнот. Вздрагивает краем рта – белый прямоугольник открывается перед банши, вырванный листок трещит, маленькая авторучка щелкает.
- Пиши. Я переведу, - что же до карты, что уже составил, то она есть в голове, и, в случае чего, Кристофер точно так же набросает ее на листке. «Четыре места», - снова загорается люминесцентная лампа, свечи гаснут. «Четыре» - «число смерти в Японии».
Что ж так привязалась к нему эта мысль, - он машинально вертит в пальцах веточку вербены, сильно пахнущую, и невольно вспоминает длинное сонное лицо Губерта, который эти самые травы находил для Лидии с легкостью, и известной скоростью. В памяти также всплывают деревянные наклонные полки, в ошметках трав, неряшливые – Ардженту тогда еще подумалось, что доводилось ему бывать в лавках травников и поприличней, но, как всегда, приглядность имела наименьшее значение. Главное – то, что травники могли предложить.
«Философский камень», - внезапно он вскидывается, напрягшись. Среди всего прочего лежали они, высушенные, почерневшие и сморщенные, но, определенно, те самые особенные грибы. Вот почему ему не дает покоя нечто, связанное с Японией – рядом с «философским камнем» лежали серебряные грибы рейши. Редчайшие, на вес золота – а у этого обормота валялись в обычном бардаке. И сиротился там в уголочке кустик знакомо желтого цвета – без каких-либо мер предосторожности, просто – на виду у всех.
Желтый аконит.
Где ублюдок берет это все? – названия трав, небрежно, вкривь и вкось подписанные на бумажных ярлычках, всплывают в памяти одно за другим. И, чем дальше, тем отчетливей Арджент понимает, что т а к и е  травы так просто не раздобудешь. Корить и виноватить себя незачем, за то, что не заметил и не спросил раньше. не тем был занят, - он посмотрел на Лидию.
- Помнишь травника, к которому мы заходили вечером? – да как забыть-то. Запах травяного дыма по-прежнему стоит в воздухе, немного дерет горло, и Кристофер невольно с удовольствием вдыхает вонючий, мазутом и пылью пахнущий воздух, когда они покидают коробку камеры хранения, и быстро выходят наружу.
Почти рассвело – солнце постепенно просвечивает туман восковой желтизной. Машина успела выстудиться за этот неполный…час, что они пробыли на складе? – опять бросив сумку на заднее сиденье, и сев за руль, Арджент продолжает.
- В его лавке я заметил кое-что необычное. Понятное дело, у всех таких как… мы, свои каналы связи и поставок. Но было у него кое-что из того, что невозможно привезти издалека. По определённым причинам, - каким, объяснять он сейчас не собирался. Важнее было другое. – Многие из этих растений встречаются только в определенным местах. И зачастую, эти места наделены сверхъестественными свойствами. Если хоть одно из них связано с тем, что мне удалось обнаружить, то это сузит круг поисков, - говоря так, он уже набирает номер Губерта. Тот отвечает не сразу, а когда все же отвечает, то голос его невозможно спокоен и благостен. Арджент включает громкую связь.
- Э? Алло… кто это?..
- Это Арджент. Губерт, есть дело.
- Что? О, приезжай, поговорим. Я с радостью…
- Некогда. Слушай сюда – в твоей лавке я видел такие редкости, за которые тебя должны были спалить живьем, а ты их на виду хранишь. Если кто-то, более осторожный, чем я, узнает…
- О, это так приятно, что бы беспокоиться, Кристофер! – восклицает на том конце Губерт. – Но не беспокоиться, я осторожный, как ты…
- Мне плевать, в общем, на твои дела. Скажи только, откуда у тебя мандрагора и серебряные рейши, и считай, мы поладили.
- Как я могу?! – почти обиженно. – У меня… свои поставщики… ты понимаешь, что мне голову открутят, если я…
- Можешь, - припечатывает Арджент голосом. – Это местные поставщики. Обещаю. Это не навредит твоему бизнесу – мне только надо знать место, где вся эта дрянь растет. Откуда тебе ее привозят.
- Да если бы я только знать! мне никто не везти ее, я сам ходить за товаром! – поистине, им повезло, что позвонили травнику под конец его рабочего «дня». Сколько тот уже выкурил своих чудесных трав, ведомо только ему самому, и именно они делают его таким сговорчивым.
- Твоя мефрау там? – вдруг спрашивает Губерт. Кристофер, чуть дернувшись лицом, переглядывается с Лидией.
- Да.
- Ранние вы пташки, однако… слушать, Арджент, я понятия не имею, откуда они берутся. Я брать травы в одном местечке близ, - он называет поселение. Какая-то община, - Арджент быстро черкает ручкой по блокноту название, не глядя на то, что пишет. – Оставляю там деньги и пакет гамбургеров с перцем чили. Я не знать! Откуда я вообще знать? – но Крис уже не слушает его он смотрит на вырванный листок блокнота в руках Лидии, и сам блокнот, в котором только что нацарапал название.
Совпадает, - надежда загорается в сердце с новой силой – и, хотя еще неизвестно, к чему все это приведёт, Крис широко улыбается, обняв Лидию за плечи, резко притянув к себе, поцеловав в лоб. Наконец-то. Почти что прорыв – ведь указанное Губертом – это одна из точек на его карте.
- Спасибо, старина. С меня причитается, - отключив связь, Арджент пальцем касается навигатора.
- Полтора часа езды, - изучив маршрут, заключает он. – По пути предлагаю заехать за этими самыми гамбургерами – на всякий случай. И за кофе, - рассветный Амстердам уже шумен, но прекрасен. И умиротворен, в этом золотистом тумане, сквозь которое брезжит солнце.
Кристофер протягивает руку, большим пальцем стирая засохшую, не вытертую кровь возле носа Лидии – маленькое пятнышко, и смотрит ей в глаза, ведя пальцем вниз, до уголка губ. Вот теперь они смотрит друг на друга т а к впервые при дневном свете, - сердце будто отмечает этот миг сильным, почти болезненным ударом.
«Сладко. Грешно», - но отступить невозможно. У поцелуя все тот же легкий металлический привкус крови, но губы Лидии податливы и мягки, как в первый раз. Раскрываются.
- Какой кофе ты предпочитаешь? – вполголоса спрашивает Арджент, когда дыхание заканчивается.

Этот вопрос был неизбежен, как наступление дня. И столь же безжалостен, - Арджент щурится на солнце, которое все же растопило туман, и сейчас ударяет по уставшим глазам. В пальцах отчего-то медленно ударяет пульс – ему бы участиться, да после такого поцелуя, но нет – шестьдесят ударов в минуту. Вряд ли чаще.
Вопрос Лидии заставляет мгновенно перестроиться; оборонительные позиции готовы, пушки – нацелены. Арджент старше, опытнее, и в общем, сумеет сыграть эту партию как по нотам. Сумеет обставить все так, дабы выйти из положения с минимальными потерями. Пусть прежде не доводилось спать с лучшими подругами своей дочери, да и в принципе никогда не имел партнерш настолько моложе себя, так что…
«Сказать, что все будет хорошо – тоже оборонительная позиция?» - уверенности в итоге этого безумия у них нет. У обоих. Есть только глубинное, огненное знание-осознание того, что только им только волю дай, только остановись они сейчас, хоть где – в смысле, автомобиль, и тот в итоге разломают изнутри.
Потому что колотится – сердце как от вспышки начинает биться, чаще, жестче, дыхание сбивая. Потому что есть в этом нечто неподдельное, то самое, что не хочется подытожить обыденным «потрахались – разбежались». То, что хочется сохранить, - Крис вскидывает голову на проносящийся мимо поток машин, и сворачивает в один из переулков. «Напрасно?» - жаром от сидящей рядом девушки веет, будто от открытого огня. Он не сдержится, если Лидия продолжит так держать его за руку, - поэтому, остановившись в тени какого-то здания. Кристофер мягко вынимает свои пальцы из пальцев Лидии, все еще чувствуя их горячий отпечаток.
Воздух почти что искрит. Наверное, он напрасно остановился. Но останавливаться не собирается – рука накрывает ее ладонь. Уверенным, прежним жестом.
Можно многое сказать, но бегать от случившегося Арджент точно не будет. А также звать произошедшее «ошибкой, или «случайностью» - к таким вещам он относится слишком серьезно. Одно из слабых мест, как брешь в стыке брони – и вот теперь нежные пальчики девятнадцатилетней девушки заползли в этот самый стык, и добрались до живого.
Ночью он говорил Лидии ни о чем не жалеть, и сейчас, утром, не похоже на то, что она о чем-то жалеет. Робеет – но не жалеет; не такова, - взгляд темно-зеленых глаз ясный, несмотря на усталость, на пережитое, на… все.
«Было и было?»
«Было», - как факт, как свершившееся. Но не как прошедшее.
- «Дальше» –  кроме путешествия во владения богини смерти? – неуместно, возможно, но Крис слегка смеется. – Не хочу загадывать, - наверное, это не совсем то, что Лидия хочет услышать. Ее сомнения написаны на лице, и есть полное и подлинное отражение его собственных мыслей. Не ускользнуть от этого, хоть ты тресни – оба думают о неправильности произошедшего, в сотый раз. Об узах, что связывают их, п о м и м о  всего прочего – мысль об Эллисон пронзает, словно выпущенная из арбалета стрела.
- Я не жалею ни о чем. И постараюсь сделать так, чтобы не пожалела и ты, - неловкость заперта и отодвинута в сторону – взгляд прямой, глаза в глаза. – И это будет продолжаться до тех пор, пока мы оба этого хотим. Я разделяю твои сомнения, и более чем понимаю, как это… - фразу не заканчивает. Черт побери, даже ему к этому надо привыкнуть.
Тут даже не в возрасте Лидии дело, не в том, что она, треклятое «лучшая-подруга-дочери», а в том, что отношений ни с кем после смерти Виктории Крис не заводил. Короткие интрижки – эта тоже станет такой?
Пожалуй, на такую подлость у него расчета не хватит, - притянуть к себе Лидию, не целуя, но вдохнуть запах ее – запах тревоги и абрикосов, смешанный отчасти с запахом трав – не выветрились от волос, и снова ощутить, как сердце колотится под кадыком.
«Было и было?»
«Было и есть».
А  б у д е т  ли – зависит от них. Но отступать, и говорить, что произошедшее – ошибка, Арджент не станет. Вновь уверенностью посещает мысль, что, как бы все это в итоге ни сложилось, чем бы ни закончилось, за подаренное Лидией он век ей будет благодарен. Свой очень недолгий оставшийся век.
В их деле сильно далеко особо не размахнешься, с загадыванием. Слишком вероятна внезапная смерть, - «которую она, как ни странно, предскажет», - взгляд скользит по напряженному лицу Лидии, по голубоватым теням под глазами, по чуть припухшей нижней губе – метка-укус слегка виднеется, красноватой искрой. «Мы вместе затеяли это все. Вместе и до конца дойдем», - Кристофер сжимает руку банши, притягивая ее к себе. Наплевать, что тело звенит от желания, и аж сводит его, до дрожи – снять стресс, снять напряжение почти что жизненно необходимо. «Завалиться бы сейчас в какой-нибудь отель», - ближайший и рука уже готова дернуться к карте, чтобы найти этот самый ближайший. И там на день хотя бы выкинуть все из головы, забыться – друг в друге, не думать ни о чем. «Перед смертью не надышишься», - это губами этой девочки не надышишься ты, старый дурак, похоже.
О, он еще собирался что-то контролировать, - ладони скользят по шее Лидии ниже, на грудь ей, сжимают было – но резко отдергиваются.  Еще мгновение – и все полетит в тартарары, и их загребут за нарушение общественного порядка. Обязательно загребут, - дьявол, какие же сладкие у нее губы, как же…
- Эй! – глуховатый удар в стекло. Какой-то парень, возмущенный и раздосадованный – «завидуешь, сукин сын, тому, что увидел, а?» - снова ударяет рукой по стеклу. – Ты где встал, э? – а въезд Арджент действительно перегородил, так-то. Подняв ладонь, что еще чувствует жар нежной девичьей кожи, он делает знак – дескать, все в порядке, и отъезжает в сторону. Будто возвращаясь в колею, в прежнее русло.
- Так. Эспрессо, - тяжело выдыхает Арджент, в голове которого с мучительной тоской что-то возникает. Вспоминается. Кофейни, кафе… и поперёк всего этого так и маячит, зазывно-призывно, вывеска с надписью «отель».
- Как сильно мы спешим? – вдруг спрашивает он Лидию. – Я знаю, как мы спешим, но… ладно, может быть, в этом Хеллендорне найдется, где остановиться, - автомобиль удачно вписывается в поворот, и рука Арджента сжимает бедро Лидии. И он чувствует отклик – «она тоже хочет этого».
- Решай, - вполголоса, глядя на нее, руки не убирая. Ты владеешь ситуацией, банши. Ты способна остановить древнюю богиню смерти, и даже выбрать, когда это сделать – до секса с мужчиной, которого одно твое дыхание заводит до темноты в глазах, или же, после.
У тебя на руках все карты.

Отредактировано Christopher Argent (2018-03-19 17:24:37)

Она решает. Пальцы Арджента, жесткие от постоянной возни с металлом, скользят по горячей и мягкой, точно расплавленный воск, коже – крепкие мышцы под ней, отозвавшиеся на прикосновение, точно натянувшиеся струны. И вся Лидия сейчас – струна, звенящая в предвкушении.
Когда это стало т а к походить на безумие? – не то что во рту пересыхает, но в голове – и все, на что Криса хватает сейчас, так это на короткий кивок. Нежный голос  - как удар хлыстом по спине. Вкрадчивый, словно из сна, и только пальцы сильнее стискиваются, оставляя красные пятна на ее бедре, белом, точно слоновая кость. Проклятье, он уже помешался на этой коже, что словно молоко, - «мы не вернемся», - вдруг пронзает осознанием, когда Крис тонет в этих зеленых глазах – ведьмовских, болотно-зеленых. Неумолимых.
«Когда ты обрела такую власть?» - поздно осознавать, когда сам поддался, сам подчинился – и вряд ли что-то сможет с этим сделать.
Святые угодники, и Арджент еще считал, что что-то контролирует?
Сказанное Лидией не сразу доходит до сознания – голос еще звучит в ушах, голос – горячим нежным дыханием на лице. Желанием сводит так, что из машины выйти – гребаная проблема. «Останови машину», - так и колотится в висках что-то, взывающее к разуму, - «останови, остано-вись…» Но все летит к чертям. Он не собирается останавливаться – они не собираются.
Поздно, - деревянная дверь захлопывается. Где они, как они – не имеет значения, есть только кто они, - значение есть только у бешеного, все сжигающего и сметающего желания. У скользящих по телу рук, у безумия, которым вскипает воздух. «Не-важ-но», - как бы то ни было, дверь здесь крепкая. Не слетит с петель, - хоть и надрывается скрипом, словно из-за нее пытается вырваться что-то взбесившееся.
Ноги Лидии обвивают за талию, легкое платье смято, задрано – а взгляд дикий, блуждающий. Глаза – как у наркоманки, и Арджент подозревает, что сейчас выглядит точно так же. Они друг друга по венам пустили, и гори оно все огнем, - но в этом самом пламени сгорают сами. До упора. До предела. До последнего крика, погашенного поцелуем, накрывший рот. «Кричи для меня», - она кричит. Не ка банши, но как женщина, - «моя», - прожигает осознанием, помноженным одновременно на торжество и отчаяние. «Дальше может не быть» - но есть сейчас, здесь и сейчас.
И это, проклятье, только и имеет значение.
Предохранители сняты, замки сорваны, тела полуобнажены – платье Лидии растерзано, и зацелованная грудь светится алым отметинами, оставленными щетиной Арджента и пальцами. Он тяжело спускает ее ноги, ставя на пол, удерживая – глядя в помутившиеся глаза, и снова тянется поцеловать приоткрытый красный рот, влажный, несмотря на сжигающий обоих изнутри пожар.
И Арджент понятия не имеет, к чему все это приведет – «кроме гибели» - но доподлинно знает одно. Никто об этом не пожалеет.

Салон автомобиля кажется маленьким из-за жесткого, густого запаха секса, которым мгновенно пропиталось все – от обивки до ремней безопасности. Даже запах кофе, крепчайшего и черного, как душа Жеводанского Зверя, не в силах перебить это, - Крис не совсем твердой рукой берет стаканчик, отпивает из него, поворачивая руль. Чудовищно сложно – чудовищно сложно делать все, особенно, когда рядом сидит эта рыжеволосая бестия, с волосами, точно костер, и блуждающей по полным губам полуулыбкой. И, когда знаешь, что это все – тебе, все это – твое, то какие там еще древние богини могут быть на уме, какие еще расследования, чёртовы травники и прочее? – летние Нидерланды невероятно красивы, со своими зелёными равнинами и голубыми летними небесами. Матушка-Европа – прекрасное место; плюнуть на все, да рвануть дальше, по серым лентам дорог. Туда, где никто не станет мешать, обличительно смотреть, - кажется, персонал той кафешки счел себя немного оскорбленным, когда они вывалились из той кабинки, безудержно целуясь. Дескать, да неужто вам мало? – а ведь мало. «Тебе не двадцать лет», - да какая вообще теперь разница, если ею не насытиться. Даже сейчас, когда Лидия сидит на пассажирском сиденье, ее хочется завалить там же, - но пейзаж за окном сменяется небольшими перелесками, мелькают дома – они почти приехали. И как по дороге не устроили с добрый десяток аварий – долбанная загадка века.
И сейчас кого-то предстоит расспрашивать? – Кристофер с трудом переводит дыхание, чуть высовывая голову в приоткрытое окно автомобиля. Воздух – свежий, но дурмана, царящего в голове, не прогоняет. Потому что рядом сидит наваждение, - чуть поморгав, словно переводя фокус, он смотрит на Лидию.
Кажется, надо привести себя в порядок. Поправить рубашку там, метки на шее воротником прикрыть, - не слишком долго размышляя, Арджент в итоге на это дело плюет. Проверяет только пистолет, да пару ножей в рукаве куртки. Жарко снаружи – а делать нечего. Никто не знает, с чем они здесь встретятся, - автомобиль припаркован, и Кристофер отмечает про себя, что место для парковки выбрал затенённое, и закрытое от взглядов. Такое, где удобно… скрыться от посторонних глаз, уединиться, и почти со смехом понимает, что выбрал его не без умысла. Но с безумием.
- Готова? – в льнущем к нему теле будто живо огонь горит. Арджент проводит рукой по талии Лидии, до бедра, снова комкая легкую ткань, которая, кажется, ничерта не прикрывает. Та-ак… сосредоточиться, - прочистив горло, он выдыхает, и смотрит поверх медно светящейся головы банши на здания общины, что впереди. Хеллендорн утопает в зелени, но никаких елей тут и в помине нет. «А ели вообще, растут на равнинах?» - хотя, если речь о мистике, то наверняка растут.
Особенные ели, почему нет?
Двинулись. И Кристофер почти с сожалением ощущает, как привычное чувство самоконтроля возвращается к нему, как дышать становится легче – воздух уже не такой, как сталелитейном цеху. Уже – можно дышать, но он встречается с Лидией взглядами, и понимает, что это всего лишь передышка. Хорошо одно – пусть потерял голову раньше, сейчас соображает относительно трезво. Даже в ее присутствии… но будто сейчас ему это дозволено.

Отредактировано Christopher Argent (2018-03-23 18:46:35)

- Оу. Я снова «мистер Арджент», - чуть хмыкает Крис, тщетно пытаясь сдержать улыбку, ползущую по лицу. Он смотрит на Лидию, и видит ее обнаженной, да и она такова сейчас и есть. В этом своем кокетстве, даже с этими опущенными долу ресницами – «ох, девочка, что же ты творишь» -  и даже в том, как выражение нежное и озорное на ее лице сменяется нарастающей озабоченностью. Словно бы она прислушивается к чему-то в себе, к тому самому сверхъестественному компасу, - Ардженту почти кажется, что он видит эту магнитную стрелку. И невольно он поднимает глаза на городок, раскинувшийся впереди.
Еще только первая половина дня, и улицы сонные, не слишком людные. Но на мужчину и девушку, которая ему в дочери годится, и идет к нему слишком близко, держась за руку, неизбежно обращают внимание. Да и как не засмотреться, если на губах ее горит яркий, словно лепестки шиповника, румянец, а губы почти порочно алы, и безо всякой помады? – Арджент смаргивает, отгоняя от себя неуместное – «сейчас, да, неуместно», и улыбается отчего-то легко.
Летнее солнце светит сквозь легкую дымку, затянувшее небо. Но не жарко – тепло; утро, переходящее в день, удивительно свежее, будто заново родившееся. Да и Кристофер, признаться, чувствует себя заново родившимся. Точно и не было утомительного перелета, смены часовых поясов. Будто не случилось мутного, полного неясной серой хмари дня, и ночи… непростой ночи. Того темного, что случилось, скорее, под утро, - пальцы вздрагивают, желая снова ощутить горячую кожу, изгиб изящного, но крепкого бедра.
О, нет. Не о том он думает, - сорванные замки, все же, теперь вредят концентрации. Стоит отвлечься но как не следить жадным, пожирающим взглядом за этими стройными ножками, что обвивали тебя за бедра еще пару часок назад, раздвигаясь с неистовой, опаляющей готовностью. Будто перед концом света – впрочем, как было уже сказано, «перед смертью не надышишься».
«И не налюбишься», - мыль заставила Арджента закашляться, сбив шаг. В общем… да, действительно. Не налюбишься – ну, цензурно выражаться если, - в два шага Лидию нагнал, переглянулся – дескать, все хорошо, и улыбнулся.
Проклятье, а за последние годы он основательно подзабыл, как это делать. Улыбаться.
Рука Лидии выскальзывает из его – банши останавливается, словно не невидимую стену напоровшись. «Почувствовала что-то?» - показалось ему, или короткий электрический импульс все же проскочил по ее руке, когда пальцы разжались? Каблучки застучали по мостовой почти уверенно – делать нечего, Арджент следует за банши. Молча – дабы транс не спугнуть.
- Я уже видела это раньше, - вот так так. Домик, и неприметный, - Крис обернулся, вдруг понимая, что взгляды прохожих равнодушно скользят мимо ним двоих. Что даже яркая рыжеволосая красотка в коротком – «дьявол, каком коротком!» платьице больше не привлекает чужих взглядов, которые заставляли в груди его клокотать целое лавовое озеро. Да что там – он сам бы не увидел этот домишко, если бы не…
«Если бы не коснулся ее руки?» - он выпустил пальцы Лидии, но домик не исчез. Тот, кто обитает здесь, использует что-то для отвода глаз? Лидия – видит, увидела. Она сама наполовину сверхъестественное существо. В Кристофере же, исключая боевые навыки, и, как выяснилось, способность удовлетворить женщину на двадцать лет себя моложе, ничего сверхъестественного и сверхвыдающегося нет.
Дверь отворилась, будто их здесь ждали. Как-то удивительно… спокойно стало кругом, под этот серебристый звон колокольчиков еще, - Арджент слегка напрягся, чувствуя себя неуместно рослым и… едва ли не неуместным здесь. Запах трав – будто в лавке Губерта, но здесь он спокойней, и голову не дурманит, не раздражает, а бодрит. И успокаивает, - но он едва удержал себя от того, чтобы не схватить Лидию за плечо. Мало ли что – только вот способность трезво мыслить к нему пока не возвратилась. Такое вот иррационально желание оградить от чего бы то ни было - от всего, это как разъедающая душу язва. Сладко разъедающая – так и жить теперь, с неизбывной, неутолимой тревогой. Сюда и беспокойство, и ревность, и собственные сомнения, равно, как и мысли о том, что однажды ей  н а д о е с т.
Ах да, точно. Вознамерился же справиться с этим, - он шагнул вслед за банши в небольшую комнату, которая словно сошла с картинки из детской книжки. Травы, банки, склянки, книги – а старичку, восседающему в кресле-качалке, не хватало роста и исполинской седой бороды, чтобы всерьез сойти за какого-нибудь Гэндальфа. И остроконечной шляпы, конечно, - Арджент мягко прислонился к дверному косяку – его, действительно, здесь не ждали.
Ждали ее, - задержав взгляд на маленьких ямках под коленями Лидии, и заставив себя не задержаться на ее ягодицах, Арджент прямо посмотрел на старика. Взгляд раскосых глаз того был хитроватый – по-восточному. Не совсем китаец, но что-то такое в нем есть.
- Благодарю, мне чаю не надо, - под пальцами медленным теплом нагревался короткий метательный нож. Использовать его здесь? – глупости. Ардженту так было просто спокойнее, - он мрачно вслушивался в разговор старичка и Лидии, не веря в то, что здесь их может ждать какая-то удача.
Но ведь  о н а  увидела. Они затем – нашли, - «нечто, что поможет справиться с Хольдой?» - кресло-качалка скрипнуло. Арджент чуть откинул голову назад, выдыхая – отвык он верить подобной удаче. Очень отвык.
- Вы знаете, что здесь происходит, и что произошло? – металл под пальцами нагрелся, когда из лоскута вылинявшего шелка в полумраке комнаты блеснул клинок. Кристофер совсем не удивился, узнав его – тусклый отблеск старого железа, темного железа. Даже не сталь, - он встретился с Лидией взглядами. Полупохоть-полунежность. Понимание.
Совпадения вновь отменены? Это у какой же богини удачи они сейчас берут взаймы, что все так замечательно складывается? – зудит беспокойство, заставляя пальцем вести по лезвию в рукаве и глаза не отрываются от сумрачного изгиба клинка, похожего на серп для жертвоприношения.
«Что за это придется отдать?»
«Кого?»

«Все хорошо», - только девочка сама не верит в то, что говорит. Горят взволнованно зеленые глаза, вскинувшиеся на Арджента, а в руке его холодной тяжестью – нож для жертвоприношений. Грубый на ощупь, ржавый, и, кажется, ни разу не острый. Такой страшно точить – рыхлое древнее железо не выдержит, кажется, и малейшего прикосновения точильного камня. Но именно этим им предстоит…
- Да, - Кристофер кивает на слова Лидии; пальцы скользят по ее запястью, неожиданно раскаленные. Отчего-то Арджент догадывается о том, что собирается сказать банши видевший ее в пророческих снах друид.
И почему-то непристойные шуточки, которые могли бы зародиться в голове на сей счет – относительно снов о банши – неловко топчутся на воображаемом пороге, а затем отваливают в сторону, будто и не было. Теперь на пороге стоит сам Арджент – тем самым бугаем, как прозвал его друид, и в хмурой задумчивости рассматривает древний нож для жертвоприношений. Форма и вид не его оставляют сомнений – изгиб лезвия такой, которым наиболее удобно пускать кровь, и собирать ее затем… к примеру. Быстрый, в умелых руках. На яремную вену нацеленный, или сонную артерию – «скорее, на артерию».
До сих пор им везло, - мысль снова касается, исподволь. До сих пор казалось, что высвободились из-под гнета неведомого рока, который незримо навис над Бикон Хиллс, что…
«Что посмели сбежать», - сердце прокалывает коротким ударом, словно маленьким металлическим штырем – Лидия, на которой лица нет, торопливо спускается по ступенькам, чудом не оступаясь, и утыкается лбом Ардженту в грудь совершенно знакомым жестом. Жестом потерянной и расстроенной девочки, - «только вот девочка далеко не девочка, и потерялась она там, где никакой взрослый не справится», - и все же, объятья получаются отчасти отеческими. Дескать, все будет хорошо, милая. Мы справимся, - и, кажется, Ардженту вовсе не нужно спрашивать о том, что сказал этот хренов китаец.
- Хочу, - отвечает он, взяв лицо Лидии в ладони, и вдыхая запах ее, с отголосками трав, - проклятье, как далеко уже тот склад, заполненный дымом, - и жарким мускусом того безумия в туалете придорожного кафе. – Даже не сомневайся, - и она совершенно точно знает, к чему относятся его ответы.
«Мы вместе начали это, и закончим – тоже вместе, как бы все ни сложилось», - незримая нить вновь будто ы оплела запястья. Из переулка на неширокий проспект они выходят  почти торопливо, но у перекрестка Арджент останавливается. Им, проклятье, нужно это время. вырвать у смерти – «у богини смерти» - хотя бы несколько часов.
Банши права. И, как бы все ни сложилось, она еще успеет покричать для него.
В коробке ползущего вверх лифта тесно и жарко. «Хорошо», - они едва успевают дождаться легкого толчка, с которым лифт останавливается; тихий писк ключ-карты, скрип захлопнувшейся двери. У этого огненного безумия, в которое Крис добровольно бросается, есть имя – Лидия Мартин, банши, которая снова цепляется за него, как тогда. Как раньше – и, когда темная пелена страха в ее зеленых глазах сменяется томной пеленой удовольствия, что-то внутри Арджента разжимается.
У них есть время. У них есть еще долбаная отсрочка, и пускай теперь подождет все, пока она стонет под ним, пока это гибкое юное тело раскрывается ему навстречу. «Еще» - и так и будет, пока хватает дыхания. Плевать, поистине, что их там ждет впереди, существует только здесь – номер, кровать в каком-то отеле посреди Нидерландов, и  о н а, и сейчас – с ее стонами, с ее руками, и пылкой, неистовой страстью спасающейся от гибели.

Жалюзи на конах номер опущены, внутри царит полумрак, изредка прерываемый ленивым колыханием лент. Тепло, даже жарко, а густой запах секса теперь кажется привычным. Своим – он пропитывает тела, друг к другу прильнувшие, насквозь.
Когда взгляды встречаются, Арджента припечатывает, пронзает осознанием происходящего – то, что к нему льнет обнаженная девушка. Та, что расцвела, по сути, у него на глазах; лучшая подруга дочери – эта фраза звучит теперь избито и почти бессмысленно. Но невозможно становится себя, остановить поток памяти – ему вспоминается эта кокетливая школьница, уже тогда цветущая самой влекущей женственной чувственностью. Влекущая даже сейчас, когда сладкая истома после секса так и тянет в сон, клонит – но у них еще есть дела, немало чертовых дел. Клинок, переданный старым друидом, валяется где-то на полу, уроненный на сброшенную куртку Арджента. Неохотно пошевелившись, он спускает руку на пол, касается холодного металла, и с сожалением думает о косячке – привете от Губерта.
Или, на худой конец, глотке виски, - но тело постепенно мобилизуется, упрямым попискиванием бесконечных «надо». Надо заставить себя подняться, надо позвонить в Калифорнию. Надо, в конце конов, связаться с партнерами – ибо сверхъестественное не должно мешать реальному, а у Арджента, как бы то ни было, есть обязательства перед клиентами и партнерами.
Но ничего не хочется, - вслед за металлом клинка руки касается прохладное стекло смартфона.
Им же еще надо искать этот клятый колодец – но сбоку так и веет нежным теплом. Кристофер снова поворачивает голову, глядя в глаза Лидии, и сердце его зачем-то проворачивается с почти что сладкой болью.
«Нехорошо».
- Наши дела до утра не подождут? – по изгибу прохладного молочно-белого бедра ведя ладонью, спрашивает он.
«Очень хочется запомнить».

Вот это он разнежился-расслабился – думал об одном, а ответ получил на другое. Думал о развлечении, об отдыхе, о том, чтобы забыться – вместе с ней, но все же, как перестать удивляться способности этой девочки держать в голове одновременно сотню всего? - но Арджент улыбается, когда Лидия нежно выдыхает  ему в грудь, а затем садится на постели, зачем-то прикрываясь. Пустое это – к черту мнимую стыдливость! – хочется сказать ему, но пока он не настаивает. Если ей так хочется, то пусть, - но ее бедро со следами пальцев Кристофера  ложится ему на ноги, скользит выше, заставляя все внутри вспыхнуть пламенем. Негасимым, - желание снова пробуждается.
А что, дух-то ведь перевел уже, - по его рукам пробегает горячая волна, когда Арджент, уронивший смартфон где-то рядом между подушками, притягивает Лидию к себе. Простыня сползает с ее груди – горячей, заласканной и зацелованной, которой так и хочется снова коснуться.
- Не самые срочные это дела, - ласково отвечает он, вполголоса, тогда как пальцы ее касаются щеки, и зеленые глаза снова смотрят в его. О, поистине – не самые срочные сейчас.
И даже Бикон Хиллс подождет. И весь мир. И Дитон, - при мысли о друиде  он немного напрягается. Ясно, что тот – не чета здешнему, недавно встреченному. По меньшей мере, вещие сны о банши видеть не научен, и, признаться, Кристоферу не слишком-то верится в то, что Дитон сумеет разузнать что-нибудь о полученном ими кинжале, - он провожает обнаженные ягодицы Лидии долгим взглядом, а затем откидывается на подушку с протяжным вздохом.
Отличные каникулы в Европе, мать их, - под шум льющейся воды он проверяет деловую переписку. Уход Арджента с радаров пока еще не замечен, но дела немного застопорились. Не сильнее, чем могло бы, - из внутреннего кармана куртки извлекается тот самый блокнот, на котором Лидия до этого черкала название вывески. Пара записей, несколько звонков – и все, он снова в строю, - сделав на листке бумаги несколько пометок, Арджент заставляет себя подняться постели.
Номер, в котором оказались, похуже, чем амстердамский. В том, кстати говоря, осталось многое из его амуниции, да и вещи Лидии тоже, - одеваясь, он слегка косится в сторону закрытой двери ванной комнаты. Если он присоединится к банши сейчас, все это дело снова затянется, точно, - сенсор смартфона тихонько попискивает под пальцами.
«Отправить сообщение», - да, сейчас в Калифорнии три часа ночи. Элли… спит? – значок с отправкой сообщения замирает.
- … Привет. Да вот, решил позвонить, - голос ее, уставший, но не сонный. Нормальный. – от сердца отлегло немного. – Как ты?
«У меня все замечательно, детка. И у Лидии тоже, только не в том смысле, не в том ключе, в каком вы все могли бы себе представить».
- Как у вас дела?..
Что-то никогда не меняется, - тоской прокалывает – отголосками неверия – «неужели ты действительно вернулась ко мне, милая?» - и ощущением предстоящей беды.
Но все, через что им с Лидией пришлось пройти здесь… все это, даже шорохи за дверью ванной комнаты, когда шум льющейся воды уже стихает – все это есть то самое лыко в строку. Все ради твоего спокойного голоса, Элли. Т в о е г о, - не твари, что тобой завладела.
«Но ведь именно этой твари благодаря она и возвратилась», - не поспоришь и с этим. Мысли снова возвращаются к клинку для жертвоприношений, к  ц е н е, которую придется платить за возвращение умерших. И такое чувство у Арджента, что в скором будущем им на пару с Лидией предъявят счет еще и за это, - но вышедшую из душа банши он встречает улыбкой.
Нож лежит на маленьком столике у кона, и прохладный ветер касается пальцев, рассеянно поглаживающих литую рукоять. У Криса еще будет время, чтобы рассмотреть его, но древность, грубая безыскусность и цельность формы завораживают. Главным образом – древность, - он обнимает подошедшую сбоку банши за талию, другой рукой не отпуская клинок. Словно игрушку.
- У Эллисон все в порядке, - негромко говорит Арджент, - но Дитон, полагаю, спит, в отличие от моей своенравной дочери. Придется немного повременить, к тому же, у нас есть еще время.
Приходится останавливать собственную руку, что так и норовит заползти под край полотенца, в которое завернулась банши. И гнать от себя все эти мысли становится все труднее.
Это совершенно точно не просто секс, - подобная близость не может родиться так вот запросто. Всегда ведь есть десятки препятствий – но то, что они оказались вдали от привычного, да еще и с назначенным часом гибели, время до которого так и тикает, дало толчок. В с е м у, - и потому сейчас, глядя в чуть покрасневшие – «наверное, вода попала, пока мылась», - глаза банши, и касаясь губами костяшек ее пальцев, Крис снова улыбается.
Да-а, поистине, он вспомнил, как надо улыбаться.
- Давай-ка подытожим, что у нас есть, - он усаживает Лидию к себе на колени, и жест этот получается восхитительно естественным. – И чего нет – у нас нет места, где находится этот клятый колодец. Сказочный дед-привет ничего тебе не поведал? – мягкая, слегка прохладная после душа на ощупь как самый нежный шелк. Белая, манящая, - Арджент сильно выдыхает, унимая себя. Потом… чуть позже, но Лидия наверняка чувствует, на чем сидит, - коротко усмехнувшись, он продолжает:
- Я позвонил в Амстердам, там сейчас ждут указаний – оставить номера за нами, или же, доставить наши вещи сюда. Можем съездить за ними сами, можем провести время в этот городке. До того, как найдем этот колодец, полагаю, - взгляды встречаются, и Арджент не смотрит на то, как полотенце слегка съезжает с груди банши.
Потому что когда они найдут этот колодец, совершенно точно уже не останется времени на возвращение.

Стоило ли связывать то, что хренова Хольда вдруг потеряла способность управлять Хейлом именно в тот момент, когда тот оказался совсем рядом с Хеллендорном – если верить словам Лидии – с тем, что тут живет древний друид? Определенно, что-то могло быть и здесь, но это так, мелочи. Штрихи к общей картине, - рука зарывается во влажные рыжие волосы, сжимает их слегка. По запястью сочится вода; глаза встречаются.
- Да, действительно, - на лице  Криса – усмешка, ласковая и горячая одновременно. – Совершено безответственно было бы проиграть, с учетом сложившееся ситуации, - куда уж безответственней, с почти головой девицей на коленях, с почти лопающимися от напряжения под ее бедром джинсами. Полотенце все же соскальзывает, и в том, чтобы касаться этой упругой белой груди так вот запросто, не стесняясь, и видя в глазах Лидии неподдельное удовольствие, есть еще одна причина тому, чтобы вернуться.
И то, с какой готовностью она принимает эти ласки, с какой готовностью льнет – есть тоже некое дыхание безумия. Что они творят? – да какая уже разница, под такие-то поцелуи, от которых сердце перехватывает, - но чудовищным усилием Кристофер все же останавливает себя. «Напрасно», - обжигает мысль. Последние часы их существования, возможно, тикают уже сейчас, так стоит ли сдерживаться?
- Конечно. Что захочешь, - он почти с сожалением двигает полотенце снова вверх, по изгибу этой потрясающей груди.
Сдержится. Не в ущерб себе, - только вот руки предательски подрагивают, когда легким – она легкая – движением ставят Лидию на ноги. Еще одно прикосновение станет соломинкой, что спину верблюда сломает – и Арджент скрывается за дверьми ванной комнаты, выдыхая с облегчением.
«Все еще будет».
Холодный душ мигом унимает его; стоя под лупящими сверху жесткими струями, Арджент размышляет над сказанным Лидией. Ей-то, на всей этой волне этого всего более чем хочется верить в успех, но ему, дураку старому, быть бы поосмотрительней. Щелчок передергиваемого затвора отдается в ушах. Много ли толку будет от его оружия т а м? – поневоле вспоминается проклятый вокзал. Станция призрачных всадников. Плод чего воспаленного воображения? – да толку гадать. Тогда привычный «кольт» мало чем помог… да и вообще все сложилось по-дурацки.
Но выбрался и оттуда. Не без помощи банши, которая… - заросшее полуседой щетиной отражение ухмыльнулось ему из глади зеркала.
Которая вытянет и здесь, так? – скверное это дело, почти неловкое – полагаться на хрупкую девочку, в особенности, когда знаешь доподлинно, насколько она может быть хрупка и нежна. Как податлива и слаба, - но мысли прежние.
«Она знает, что делает».

День уже перевалил за вторую половину, и в Хеллендорне почти жарко, несмотря на близость леса. Поневоле мысли туда обращаются – где же, как не в чертовом лесу, быть загадочному колодцу. Чем он хуже Неметона? – Арджент усмехается, чувствуя плечом тепло прильнувшей сбоку Лидии. Их поначалу провожают глазами, затем уже не обращают особого внимания. Мало ли таких вот приезжает сюда, дабы скрыться от посторонних глаз? К тому же, матушка-Европа своей толерантностью известна. Поэтому взгляды не косые, а скорее, заинтересованные. На эти белые коленки, на эти бедра, не сжать которые украдкой кажется преступлением. Магазинчики, кафешки – все это побоку становится. В голове самым непристойным образом бьются мысли об укромных местечках типа примерочных и туалетов. Опыт у них уже есть, - пальцы переплетаются, и сжимаются крепче. И незримая стена, что то и дело встает между ними – неловкостью, вспышками мыслей «что же мы делаем?!» - истаивает.
А любоваться этой девочкой при свете солнца – одно удовольствие. «Девочкой?» - женщиной. Его женщиной, - вернув за угол в тень какого-то здания, Арджент накрывает эти податливые губы жестким, поцелуем. Опаляющим безумием желания так и веет от обоих, но ему почти нравится себя сдерживать. Она ведь так и будет дразнить, собой – вся она, кажется, соткана из соблазнения. Настолько, что он на пятом десятке лет готов целоваться на улице, на глазах у случайных прохожих.
- И куда бы ты хотела отправиться? – путеводителей немало, и в интернете, да и просто если поозираться, но бездумно брести куда-то все равно… интересней.
«Интересней», - эта бесцельность, простое, бездумное наслаждение бытием, существованием настолько Арджентом забыты, что он сам себе сейчас кажется первооткрывателем.
- Понятия не имею, что такое типично голландская едва. Запеченные в сыре луковицы тюльпанов? - поневоле вспоминается Франция, и то, как девочки развлекались там. Лидия и Элли – казались сестрами, но подобным образом на Лидию Кристофер, как сейчас понимает, не смотрел никогда.
«Кстати говоря, где ее отец?» - такой вот вопрос с ходу не задашь, конечно. Особенно, сейчас, когда они, если не прижимаются друг к другу, за отца и дочь так или иначе сходят.
- Обычно, я редко когда турист в своих поездках, - он усмехается краем рта – дескать, ты понимаешь, какого рода мои поездки. – И не любуюсь достопримечательностями, не хожу куда-либо.  Кроме оружейных складов, - сигнала от одного из поставщиков пока не было, и это заставляет немного напрягаться – ровно настолько, чтобы слегка нахмуриться.
- Так что – веди, - как улыбаться, он здесь вспомнил. Может быть, теперь научится и развлекаться, ибо вспоминать, поистине, неоткуда. На свидании с женщиной он был в последний раз… ох, лучше не вспоминать. Виктория стреляла отменно, и рука ее поглощала отдачу ствола пистолета восхитительно незыблемо.

Арджент удивленно вскинул брови на вопрос, одновременно хмурясь и неловко улыбаясь – зачем бы ей это знать, каким он был… двадцать лет назад? Моложе воспоминания об этом, как и рассказы, его точно не сделают, - но первый миг легкого смятения миновал, будто и не бывало.
Приобняв банши за талию, он только пожал плечами, бегло взглянув на небо. Остаток дня обещал быть долгим и шумным, под звуки каких-то местных празднеств, и толпы людей, тянущиеся по улицам в одном направлении, особо Криса не воодушевляли.
Но, раз уж выбрались, то не поворачивать же назад? К тому же, Лидии нравится, - пальцы скользнули по ее талии чуть ниже, горячо проводя.
Хотя хочется обратно в отель – и в постель.
- В ее годы я как раз ввязался в заварушку с ногицунэ, помнится, - Кристофер слегка нахмурился – до сих пор прокалывало тяжестью, будто в него самого оказался всажен выстрел, будто серебряная пуля срикошетила, и навсегда засела в нем. Но не пуля – наконечник стрелы, теперь уже.
Он тогда вышел победителем – из схватки с демонической лисой, вернее, просто сумел уцелеть. Элли же…
Арджент слегка дернул подбородком, отгоняя непрошеную тревогу. Пусть ее. Маленькая банши правильно сказала – «мы же не должны постоянно страдать?» - и да будет так. В этот вечер, под неумолимое тиканье часов – часового механизма бомбы – они попробуют побыть счастливыми. Вспомнить бы еще, как делается и это.
А Лидия улыбается – счастливо и безмятежно, искреннее. Не улыбнуться ей в ответ невозможно, но глухим напоминанием прокалывают ее же собственные слова «я что-то чувствую к тебе». Страшно будет, если он разочарует ее, - снова прокол, да еще и проворачивающийся в ране.
Страшно будет обидеть ее, - но как же завораживает это сочетание юности и мудрости, чистоты, и в то же время опытности. Не только в делах особого рода, - Крис задержался на сияющем личике Лидии взглядом, искренне улыбаясь ей в ответ. Непросто с ней. Непросто будет.
Толпа несла их дальше, неторопливым потоком. Подобных скоплений людей Арджент не любил – заставляли чувствовать себя не в своей тарелке. Слишком много всего – красок, шумов; привычный сосредотачиваться на чем-то одном взгляд охотника здесь мало чем полезен. В особенности, когда не знаешь, что ищешь, а ведь так оно и было, ибо бродили бездумно. Бесцельно. И Крис все это время пытался вспомнить, как это делается, потому что такие вот прогулки для него закончились два с лишним года назад.
- Но своенравным я не был. За этим – к Кейт, - он слегка усмехнулся. – А про меня отец всегда говорил, что я себе на уме, - так и было. За то Джерард старшего отпрыска и недолюбливал – тот редко когда вступал с отцом в открытые споры, и чаще всего, был послушен. Но имел на все собственное мнение и взгляд, и порой действительно мог пойти наперекор отцовской воле. И не боялся последствий, ибо был готов к ним.
- Ты действительно хочешь слушать о том… - «о моей молодости» звучит как-то совсем уж жалко, - о том, каким я был? Да даже телефонный справочник интереснее, Лидия, - не из тех он людей, кто спокойно и свободно говорит о себе, вернее, он из тех, кто теряется, когда им задают такие вопросы. Проще отшутиться, ответить слегка уклончиво, предоставить собеседнику самому догадаться… а затем, когда будет момент, прорезаться откровением.
Ну и возраст все же. Неловко.
- Надо будет присмотреть чего-нибудь из сувениров для Бикон Хиллс, - из поездок и командировок Арджент часто привозил всякое. Радовал своих девочек, как это раньше говорилось – Викторию, хота та прятала благодарность за деланным равнодушием – дескать, вот еще что вздумал – и за посмеивающимся взглядом. Элли же всегда бурно радовалась, но… все это снова оказалось отсечено два с лишним года назад. Проклятье, да он устал возвращаться к этому мыслями, равно как и устал думать о том, что и сам в каком-то роде возрождается к жизни.
«Не возродишься тут», - он проследил взглядом за Лидией, что заинтересованно подалась вперед – подол платьица слегка колыхнулся, и Арджент крепко зажмурился, на мгновение – снова увидел ее, под ним, обнаженной. А когда открыл глаза, то ему уже показывали картину. Картинку – небольшая, банальный пейзажик из тех, что вешают на стене гостиной в десятки таких же, и забывают, что на ней изображено, до сноса дома.
«Раздвоенная ель», - и действительно. Вместо привычной пирамидальной кроны, одной, на картинке было изображено две – поменьше. Как если бы когда-то верхушку молодого еще деревца расщепило ударом молнии, но оно сумело выжить. И, если неизвестный художник не наплевал на масштабы, вырасти довольно-таки могучим – ствол ели на рисунке был толстым.
- [Занятный рисунок. Не подскажете, кто автор]? – торговец смущенно поскреб переносицу, и признался, что он сам.
- [Не думал, что ели растут в Нидерландах. Вроде как, климат не тот], - Крис взял картинку за простую деревянную рамку, и, под слегка взволнованным взглядом художника, всмотрелся пристальней. – [Где, вы говорите, нашли такое? Оригинальное явление природы – ель  с двойной верхушкой. Хотелось бы посмотреть вживую], - и улыбнулся, доставая бумажник. – [Сколько?]
- Вот это везение, - правда, особого удивления в голосе Кристофера не слышалось. Они отошли от палатки; картинку Арджент держал в руке, рассматривая. – Если сейчас тебя приведет к лотку со старинными манускриптами, и ты найдешь там книгу заклинаний, то как следопыт я официально подам в отставку, - он улыбался, но глаза его почти не смеялись. То, чем Лидия платит за свой сумасшедший дар – ее собственные душевные силы, ее рассудок. На ее месте любой другой уже свихнулся бы, - обняв банши, он украдкой поцеловал ее в висок, чуть прибавляя шагу – впереди, под сенью раскидистых деревьев, замаячило что-то вроде летнего кафе. Перекусить бы не помешало.
- Ты голодна? Я бы сейчас съел даже тех гамбургеров с чили. Или луковицу тюльпана в сыре, - не ели-то со вчерашнего дня. – И, может быть… - в пальцах так и горело, нетерпением.
- Может, это знак? – взгляд Арджента блеснул, когда он встретился с Лидией глазами, а затем кивнул на рисунок. – Или мы все же ждем утра? – стратегия выработана, но отрицать подсказки собственного чутья, разгорающегося азарта – чувства с л е д а, игнорировать его было все труднее. С этим вот приходилось мириться, кстати говоря, с самой юности – раз взявшись за что-то, Кристофер всегда доводил дело до конца с поистине бешеным азартом. Надежно спрятанным – ибо «себе на уме».
И здесь его чутье – против сверхъестественной интуиции банши.

«Возвращаться – к чему?» - рука выскальзывает из руки, но да и ладно – Арджент обнимает Лидию на плечи, глядя на злополучную картинку сверху. Мазки краски чуть отблескивают в солнечных лучах, и на мгновение вся их затея с Хольдой, проклятыми приключениями и прочим кажется по-настоящему «из иного мира». И ему такое чувствовать и думать более чем странно – как-никак, со сверхъестественным он общается гораздо дольше, чем Лидия.
Дольше, чем она живет, - он слегка сжимает ее плечо сквозь тонкую ткань платья, и щурится всматриваясь в линию горизонта. Туда, где за небольшим всхолмьем – тот самый лес, по описанию уличного художника. Или торговец он уличный – неважно.
Банши ускоряет шаг, но нагнать ее, дело пары секунд. Снова сжать за плечо. Привлечь к себе, задержать – заставить поднять побледневшее, с резко залёгшими вокруг глаз печальными тенями лицо. Это для Арджента случившееся только что – возвращение в нужное русло, в струю, в колею – Лидия же хотела хотя бы мгновение подышать спокойно. Что может быть очевидней этого? – только то, что губы ее слегка подрагивали, когда он к ним прикоснулся.
- Вернемся в отель, - негромко произнес Кристофер, когда их глаза снова встретились. Пускай день уже и душный, жаркий – вторая половина, все же, по коже продирает морозцем. Обоих. Дыханием загробного мира, так? – он снова вскидывает голову, резко потянув воздух носом – среди запахов всевозможных праздничных кафешек, и готовящейся на улице еды, ему отчетливо чувствуется мертвый запах болота.
- Вернемся, - повторяет он, и ведет банши по маршруту, который запомнил. По пути подворачивается какая-то лавчонка, и Крис прихватывает той самой еды, вроде как, которую называла Лидия. Только без пива – пива глотнут потом. Когда вернутся. Никаких гребаных «если», это, поистине, уже допекло.
Запах болота, кажется,  сопровождает их до самого конца. До дверей отеля, и даже на лестнице, пока поднимаются, - кожа у Лидии словно холодный шелк. Даже не прохладный – но от прикосновений она будто разгорается, и бледность с ее лица пропадает. Жарко – и потому что никакой гребаной сверхъестественной дряни не пробраться сюда сейчас. И даже обереги не нужны – есть кому оберегать банши по-настоящему.

Они ни о чем не жалеют, и не пожалеют – все уже готово к последнему рывку. Еда с непонятным названием съедена, и даже выпит кофе. «Капучино», - все правильно.
Багажник автомобиля забит оружием, которое Арджент привез еще накануне. Чем это поможет  т а м, он и знать не знает, но, как обычно – так спокойней. Композитный арбалет с запасом стрел – наконечники серебряные, запас патронов и обойм. Все это добро весит немало, но веса его, когда складывает в багажник, Крис даже и не чувствует. Ему другое приятней вспоминать – робкую, чуть теряющуюся улыбку на лице Лидии; то, как она льнула и согревалась им. Вот так – правильно, драли б его черти. «Возраст…» - да какое это имеет сейчас значение.
Он готовился к предстоящему делу, и думал о том, что даже этот вот последний («последний?!») секс – нечто вроде ритуала. Что-то не меняется от века, - взгляд выдох. Пожатие руки, и поцелуй перед решающим сражением.
Древний друидский клинок завернут в ткань, и Арджент вовсе не уверен в том, что его навыки обращения с ним где-то там сгодятся – да что он вообще может сделать, ж и в о й? – но не отказал себе в нескольких минутах упражнений. С первых мгновений становится ясно, что клинок не для боя, а для отнятия жизни, но… неважно, - ткань снова скрывает бурое, толстое и потемневшее от времени железо. Какой кровью – и главное, чьей? – его напитают вновь, станет известно позднее.
Сборы занимают около двух часов, и к моменту, когда с ними закончено, солнце уже касается крыш. Красивые небеса здесь, в Нидерландах – то ли от близости моря такие, то ли еще почему, но взгляд задерживается на них. На мгновение – а затем дверь автомобиля хлопает, и ключ в замке зажигания проворачивается с уверенным скрипом.
«Поехали», - удивительно мирным получается вечер, спокойным и солнечным. Где-то снаружи ликует праздник, под удлиняющиеся тени, а они едут в сторону леса. Не только они – многие, похоже, собираются на пикник в лесу, и поток автомобилей не самый маленький. Но им предстоит забраться дальше всех.
Съехав в небольшую прогалину, Арджент глушит мотор. Амуниция – за спиной; собран, спокоен, готов. И даже улыбается, - пальцы нащупывают руку банши. И они смотрят на закат, что пламенеет тем самым солнечным языком, как на картинке. Ее тоже взяли с собой, как карту-ориентир, чтобы сверяться.
Все сгодилось – и нарисованная карта-план, и все эти исследования и поиски – а началось-то все как?
С момента, когда одна встревоженная девочка постучала в дверь его дома, и вручила с порога коробку. Вот уж да, дела – кажется, что воды с тех пор утекло на добрый десяток лет.
А на самом деле – меньше недели прошло.
Они идут не торопясь, но и не медля. В этом лесу часто бывают люди, Арджент замечает по приметам – утоптанные тропинки, обломанные ветки, да даже некая опрятность – лесничие присматривают за этим местом. Животных вот почти нет – только птицы цвиркают негромко, готовясь уже отходить ко сну. Но, чем дальше они углубляются по почти что парковым тропкам в лес, тем тише становится кругом. Все приглушает туман.
- Смотри, - опять у нее руки холодные, да что ж такое-то – впереди, на небольшой проплешине посреди леса, чуть колышется двойной верхушкой ель. И сердце проворачивается в груди – вот оно, осязаемое подтверждение грядущего.
Переглянуться и улыбнуться. Они справятся.

Поле кажется темным в сгущающихся сумерках – низкое небо со скрывшимся солнцем темно-свинцовое. Запахам – резкому болота и сильному – озона Арджент не удивляется. Остается только разыграться грозе; холодная духота лишь явственней намекает на ее близость.
И почти странно, что еще меньше часа назад сбоку в стекло автомобиля светило золотисто-алое закатное солнце. Поле за двуглавой елью будто не принадлежит этому миру, как и мрачный неподвижный лес.
Тихо. Птиц здесь уже нет, хотя жизни кишеть бы, - холодный туман ветром веет по высокой жесткой траве, что шепчется сонмом мертвых голосов. Лес все ближе, и скоро верхушки его смыкаются над головами – Кристофер следует за Лидией, которая ступает осторожно, словно у ж е по болоту, по топкой трясине, выбирая, куда ступить. И сложно удержаться, дабы не начать идти за ней след в след. Все, что остается Ардженту в этом зыбком преддверии иного мира – наблюдать за Лидией, которая, чуть наклонив голову, как прислушиваясь е одному ей слышимому звуку, идет вперед. Густая трава ей почти по пояс, тропок нет – но удается идти. Ровно до того момента, когда их не обступают узловатые вязы – каждый будто хреново чудище из сказки, лохматые, заросшие мхом, дуплистые и зловещие. Серебро наконечника стрелы тускло взблескивает – Ардженту и видится и слышится порыв холодного ветра, как дыхание смерти. Трава снова шепчется, а идущая впереди Лидия резко останавливается.
- Чт… - договорить он не успевает – горло схватывает, словно ледяной рукой. Но перед глазами маячит другая рука – маленькая и белая, в резком жесте взметнувшаяся. Дескать, стой, - инстинкты бойца говорят об опасности, да такой, что тут уже не до боя – беги.
Да, точно так же было и тогда – пахло холодом, пустотой и болотом. И палой листвой, - лютым морозом продрало по коже. Спусковой механизм арбалета готов сорваться, как и сам Арджент – какое там к дьяволам хладнокровие. Отчаянное – тот самый страх забыть, мать его, непросто. К тому же, если к ним что-то приближается («приблизилось?!»), то оно невидимо. Не напрасно же Лидия вскинулась, - взгляд ведет по ее напряженной спине.
Это не очень-то правильно, когда тебя прикрывает хрупкая девушка. Но правильным здесь давненько и не пахнет – в особенности, когда по руке, рассеченной чем-то н е в и д и м ы м, струится отчетливо видимая в стылом сумеречном воздухе кровь. И голос ее – не такой, как прежде; а сказанное ею прошибает до самого нутра даже такого, как Арджент. О чем она, и с  к е м?
«Что ж ты делаешь-то, глупая?» - а за это они чем заплатят?- он перехватывает руку Лидии, крепко держит за нее – и саму ее, за талию, островок тепла в этой могильном холоде. Прижимает ее к себе, почти мешая идти. Но идут они быстро, почти торопливо, будто убегая от чего-то.
Или под чьими-то пристальными взглядами.
- Ничего ты не в порядке, - ровным голосом отвечает Крис, и только свистящая интонация – выдохнул сквозь зубы, вырывается тщательно сдерживаемой яростью. Гневом, который слишком похож на стыд после страха. Близко – они уже почти возле белеющего сквозь туман пятна.
Колодец, однако, немаленький. Сложенный из белого камня, местами выщербленного, с длинными потеками зеленой плесени. Поросший мхом и лишайниками, с мертво качающимся, как маячок или перо, короткой облезлой веткой. С основания ее собрана кора, и это прямо говорит Ардженту о том, что здесь кто-то был. Был – давно.
- Погоди минуту, - с хрустом разрывается перевязочный пакет. Стерильная салфетка, пропитанная антисептическим составом – на ладони Лидии; Арджент перевязывает ее быстро, почти что в мгновение ока. Но рана на нее ладони характерная, - глаза встречаются.
«Не смотри ты на меня так, будто я уже умер», - думается Ардженту с оттенком досадливой нежности. Право же – двум смертям… В конце концов, Лидия будет первой, кто узнает, если ему будет все же суждено отправиться на тот свет. Но пока что – она молчит, так ведь? – зубами оторвав конец бинта, он ласково сжал перемотанное белым запястье.
- И что с того? Мы с тобой и раньше это знали, - не бояться самому, пускай черный зев колодца и наводит самую жуткую жуть, отчего-то просто. Наверное, потому что Лидия боится за двоих. Того, что ждет их, и еще и за Арджента.
- Кто это был? Всадники? – он понял это по ране, характерной от удара хлыстом. На нежной мягкой коже ладоней отпечатался узор плетеного хлыста, и это…
- Ладно, пойдем, - он слегка приобнимает ее за плечо, и вдыхает почти едкий запах стоячей воды. Почти стемнело, и колодец смотрит в лесные сумерки пустой черной глазницей.
Чувствуя себя почти глупо, Кристофер поднимается на край колодца, увлекая банши за собой. Старая кладка слегка крошится под ногами, качается; поцелуй – будто вдох теплого воздуха из живого мира.
«Если на дне ничего, кроме… дна, то вот будет весело», - последняя мысль перед поглотившим все сущее глубоким болотным туманом.

… - Лидия! – дышать почти невозможно, будто действительно упал, и обломки ребер проткнули легкие. Арджент пытается выкашлять из легких то и воду, то ли воздух – вонючий, гнилой, с запахом стоячей воды… и отчего-то соленый.
«Это правильно, что здесь морем пахнет?» - а где это – «здесь?» - он всматривается в туман, который постепенно развеивается, но не настолько, чтобы можно было увидеть что-либо чуть дальше собственной вытянутой руки. Мимолетно вспоминается, что Нидерланды там сям лежат ниже уровня моря, поэтом соленый воздух, и морская вода – скорее закономерность, но… но ведь они в другой местности? – под ногами что-то чавкает и хрустит одновременно.
Камень и грязь. Камень, кажущийся отчего-то иссохшим, с шорохом рассыпается под наступившим на него ботинком; наклонившись, Крис понимает, что никакой это не камень, а кость. Человеческая берцовая кость.
«Отчего бы и нет, в самом деле», - он выпрямляется, и с становившимся сердцем замечает впереди что-то огненное.
- Лидия! – проклятье, да каково ей здесь, в этом промозглом холоде, в этом тумане? – в этой с м ер т и? – Как в фантастическом кино, или компьютерной игре, до которых Арджент никогда не был особым охотником, их окружает нечто настолько чуждое и чужое, что и слова-то никакие не находятся. Хочется молчать – затаиться, отгоняя подступающую панику. И… осмотреться? – но вместо этого Кристофер крепко сжимает перевязанную руку Лидии, крепко и бережно, и идет по расступающимся плетям тумана навстречу дышащей солью, сыростью и смертью неизвестности.
Кто здесь кому проводник, в это мире теней, и кто маяк? – сложно сказать.

Близко. Тепло, - пальцы сжимаются крепче, чиркая по шероховатому бинту. Подступающая паника – точно плещущиеся в тумане невидимые волны; сердце жарче, сильнее колотится разгорающимся адреналином. Шепот Лидии – как выдох в и без того полыхающие угли. Жизнь в Ардженте бьется сейчас, поперек всего привычного хладнокровия, вопреки ему – и окружающему их холоду
Сказанное банши не сразу доходит до сознания. Вместо понимания приходи другое осознание – ее губы почти обжигают ухо, и на короткое время думается Ардженту вовсе не о смертельной опасности, в которой они идут и продвигается. О другом, поистине, - сглатывает, крепче сжимает руку. Паника вскрыла самообладания, точно консервным ножом – играючи, выпустив наружу неизбежно запертое.
- Хорошо, - горячая ладонь ложится на ее шею, по плечу скользит, жестом недвусмысленным. Подтекста тут нет – стучащий в крови адреналин протестует против окружающего их ужаса, тело до безумия хочет ощутить себя живым. И прорывается что-то, неизбежно.
Может быть, это уже и есть признаки подступающего к нему безумия. Но как понять, где явь, где правда, а где то самое? Что же, даже запах этих волос может оказаться ловушкой, в которую Арджента поймает собственное подсознание, или что бы то ни было? – он на миг прижимается губами к ним, шелковистым и отчаянно ярким здесь, а затем сильно выдыхает.
Кажется, отпустило.
Чавкает под ногами грязь; гнилое дерево потрескивает. Тропинка с бревнами, древнее древности, вделанными в нее, уходит вниз, теряется в тумане. Почти не видно, куда ставить ногу – но Лидия ведет его. Сквозь хмарь и вонь, налетающие снизу, сквозь холод, - «огонек». Арджент чуть щурится в угрюмую седую в пелену впереди, вдруг ловя краем глаза знакомый оскал. Череп со слишком хорошими зубными протезами, - «это видение, чего ты», - неуверенно осаживает Кристофер сам себя, но сердцем, нутром чувствует, что не ошибается. Это Джерард так скалится на него, чуть высокомерной, расчетливой, невероятно знакомой улыбкой шахматиста, двигающего пешку по скользко-гладкой доске. Такой же черно-белой, как образ, выходящий на Кристофера – Криса – из тумана – белое лицо, черная одежда. Нестерпимо блещущее белизной, словно фосфор, серебро в руках.
Что ему сказать? «Изыди?» - проще просто моргнуть, стараясь не чувствовать, как сердце царапает чувством вины – раскаленными когтями нагваля.
Только собственное дыхание отдается в ушах. Арджент бросает короткий взгляд на Лидию – та смотрит куда-то, замерев с полуоткрытыми, красными, будто кровь, губами. И он видит, вслед за ней – или благодаря ей? – убегающие тени, видит еще один оскал. Не отцовский теперь, а полуволчий, Хейла-не-обратившегося, и слышит голос. Воспоминания, но чьи? Лидии, или Хейла? – глаза банши поднимаются на него, и Кристофер взгляд отводит первым. Переводит – поверх ее головы, в клубящийся туман.
«Неизбежное зло», - шаги его теперь становятся уверенней и тверже. И даже по грязи, которая теперь почти что похрустывает под ногами, словно прихваченная морозцем. Под разгорающееся в груди новое пламя – Ардженту ой как не нравится то, что он увидел. Ох как не нравится эта связь, существующая между банши и Хейлом. Но – оно неизбежно; благодаря укусу в Лидии пробудились способности. Это уже не отменить, - а ревность разгорается. Какой-никакой толк сейчас есть от нее – все же, позволяет отогнать то источенное червями, мертвое, что Кристофер пытался в себе похоронить.
У него слишком много призраков, - «как бы эта дрянь не вытащила что-то еще». Связанное уже с тем, что Арджент чувствует сейчас, - чуть замедлив шаг, он медленно, словно процеживая, вдыхает стылый воздух, пахнущий сыростью и гнилью. Полегчало ли? – по нему не слишком заметно, а в глаза ему смотрит тьма. Та самая бездна, которую он видел во снах, что все эти дни – «дни?» - разверзалась перед ним. Во тьму ходят ступени, и морозом пробирает по коже, док остей, любое пламя унимая.
Арджент молчит на слова Лидии – очевидно, что им т у д а.
Тихий ветер струится над туманом, открывая все больше теней и призраков. Открывая память – распоротое горло Кейт, бешеная зелень глаз ее, и белоснежные клыки – вот и он, мостик-то, между Арджентами и Хейлами. Ее он пощадил – и не уверен, что может простить себе то, какого монстра выпустил – отпустил – в мир.
«Она ведь бета Хейла», - безучастно думается ему, кроме мимолетных размышлений о том, какова система подчинения и стай у нагвалей. Отблески фосфоресцирующих грибов на стенах уходящего под землю хода напоминают ему глаза сестры – того, чем она стала.
И еще Арджент знает, что, когда обернется, то увидит очень много людей и нелюдей, - рука Лидии – как опора в этой тьме. Щелкает тактический фонарь, и увесистой тяжесть. Ложится в руку банши – хотя бы одна рука у Арджента должна быть свободна.
Если посветить назад, она их… увидит? Всех тех, кто умер от руки Кристофера, того, кому она…
- Не оборачивайся, - это почти просьба, потому что руки теней тянутся за ним, тянутся и тянут. Мертвые губы Виктории сухо шепчут ему, невнятное, но стыдное, постыдное. Хуже всего, что ему действительно становится стыдно, и рука Лидии вдруг кажется Ардженту скользкой, готовой исчезнуть. Он цепляется пальцем за край бинта, как за отголосок реальности, и это на какое-то мгновение помогает.
- Паскудное место, - теперь Арджент может понять, что чувствует банши. Когда в уши ей шепчет сонм мертвецов. «Почему ты убил меня?» - повторяется бесконечно, и хоть ты на лбу у себя вырежи строки кодекса охотников, толку не будет.
Здесь его ответа не ждут.

«А то я с первого раза будто бы не понял», - гнев шевелится горячей змеей, обжигает. Ему не нужны поучения от девчонки, что она вообще возомнила о себе? – жаркая волна подкалывает под горло, и Арджент спокойно касается шеи ребром ладони – дескать, нет. Клятая туманная дыра, я тебе не дамся, и мозги ты мне не запудришь.
Врешь, не возьмешь, - всплеск адреналина, будто горячего воздуха, разогнал кругом него туман. Лидия, идущая рядом, напротив же, будто уже часть этого места – сереют щеки, тускнеет рыжина волос, и призрачными становятся зеленые отсветы в широко раскрытых, вглядывающихся в лицо Арджента глазах. «Что ты хочешь увидеть, Лидия?» - он медленно выдыхает, наблюдая за вырывающейся изо рта струйкой пара, и щека чуть шевелится, вверх край рта потянув.
- Тебе незачем повторять мне это, - и пускай нутро сводит ужасом, или холодом? Все едино сейчас, но вспышка ярости помогла. И бинт на руке банши теперь жжет пальцы, отчетливой болью, но Крис лишь крепче сжимает ее.
«Пока я могу держать твою руку, все, черти его дери, хорошо», - этот мертвый мир вряд ли помнит, как бьются живые сердца – а адреналин в сердце Арджента теперь так стучит.
- Мои мертвецы всегда со мной, Лидия. Все, кого я убил. Я помню их лица, - «слышу голоса.  Узнаю их. Полагаешь, такое действительно под силу только тебе, банши?»
Слишком юна ты еще, все-таки. Жизни не знаешь, - он слегка ускоряет шаг. Невольно, но Лидия помогла ему, - «а себе?»
- Обернешься – и увидишь их, - «и увидишь другую рыжую, только вот уже мертвую. Обрадуешься ли ты ей?» - сам Арджент оборачиваться не станет. Ему достаточно ревнивых когтей на его плече, льдом впивающихся в плоть, и смыкающихся где-то на подключичной артерии. И, внезапно невообразимо удлинившись, они будто вспарывают ему нутро – Арджент стискивает зубы, когда солнечное сплетение пронзает короткая рвущая боль. Будто бы когтями, которых его жена, слава богу, так и не обрела, полоснуло.
Мертвая жена.
- Это не то, на что тебе стоит сейчас смотреть. Или о чем думать, - Кристофер едва заметно поводит плечами, плечом, стряхивая невидимые цепкие пальцы. «Вот как?» - это его воображение, и только оно, вкладывает в мертвые губы Виктории этот немецкий акцент.
«Я забыл тебя, Ви», - именно такую ее он и забыл. Соратница, напарница – супруга, не могла носить короткое, как знак ее имени, прозвище – «Ви».
Незачем на нее смотреть, - он снова расправляет плечи, и идет дальше, не выпуская руку банши. Арбалет понемногу тянет левую руку, но тут уж ничего не поделаешь, - туман кругом колышется, открывая то какие-то руины, то остовы древних… кораблей? Драккары? – оскаленные носовые фигуры сгнили наполовину, скалятся, щерятся останками зубов. Лохмотья истлевших парусов шевелятся на невидимом ветру вместе с обрывками такелажа,  напоминая волосы мертвеца, струящиеся в воде. На что еще это все может быть похоже, право же, - шаг за шагом. Дальше. В воплощенный ледяной ужас – это хуже и страшнее того проклятого вокзала. Там все было относительно привычным – то ли собственный мозг так воспринимал окружающую действительность, создавая реальность, облекая иллюзию в плоть, то ли что еще… но здесь это не работало, - он чуть замедляет шаг, быстро наклоняется к земле, чиркая по скользкой ледяной грязи пальцем. И чувствует едва заметное прикосновение-пожатие, ужасом пробравшее так, что волосы дыбом встали – костяной палец касается его, крючком, цепляется. Как дети делают – «мирись-мирись».
«Примирись», - шепотом-хохотом колышется сонм тянущихся за Арджентом мертвецов, и он понимает, что еще немного – и все, сдадут нервы. Адреналин в крови угасает, будто костер под порывом сырого ветра, и хватка руки снова ослабевает – в тот самый миг, когда колени Лидии почти что подкашиваются. Он держит банши, чувствуя, как кровь сочится сквозь его рубаку, прижимает ее к себе – маленькую и холодную. Как тогда, как в номере, - неуместное и безумное отчего-то толкается в нем. Горячее дыхание обжигает щеку, огромные глаза банши с усилием закрываются – и открываются. Прежние.
- Когда мы выберемся отсюда, клянусь, я… - выдыхает Арджент сквозь сцепленные зубы, и убирает арбалет за спину. Тот недовольно клацает плечами, складываясь, но сейчас Крису важно иметь обе руки свободными. «Кольт», ежели чего, не подведет, - но объятья он разжимать не спешит. Только взгляд невольно прыгает в сторону, вниз, к фонарику, что укатился в туман.
Теперь только призрачная зелень тумана бросает отсветы на лица. Кровь на лице Лидии кажется черной, будто нефть, - Арджент стирает ее рукавом рубашки, натянув на ладонь, стараясь не размазать.
- Держись, - горячее дыхание утыкается ему в грудь, - «наконец-то» - она дышит, она живая, а не наполовину просвеченное миром мертвых н е ч т о. – Держись, Лидия, - он медленно поднимается по ступенькам, придерживая вмиг ослабевшую банши за плечи. «Нам надо вернуться. Обязаны, проклятье», - и, поверх всего ужаса, что нарастает неистово и стремительно, эта мысль-желание разгорается новым огнем.
Выжить. Вернуться, - древний клинок – под рукой. Что здесь надо будет рассечь, чьё горло? – да даже если его, Арджента, он согласен, вдруг приходит мысль. Как мысль-освобождение.
«Я неплохо пожил, если рассудить. С Лидией Элли не пропадет», - и какой-то частью своего существа Арджент чувствует, как одобрительно улыбается идущая рядом Виктория
«О, незачем. Вряд ли ты на самом деле пожелала бы мне такого, Ви», - призрак зло рычит. Одному лишь Крису – он надеется – слышимым голосом.
- Я рядом, - почти шепотом. Стук сердец – на два лада; подниматься все тяжелее, словно туман становится вязким, плотным – да, забивает легкие. Еще шаг. Еще, - будто в горах, не хватает воздуха.
«Я с тобой».