[AVA]http://s4.uploads.ru/6ua2x.png[/AVA]- Я буду беречь его, - алый лоскут ложится вокруг запястья, оборачивается. Каллен поднимает глаза на Бетани, удивляясь и смущенно и восхищенно – до смешного, но он помнит эту самую косынку, которую она постоянно носила на шее. Этот самый треугольник, заставлявший его опускать глаза, будто за стрелкой – и неизменно смущаться, когда натыкался взглядом на вырез туники, на эту грудь, восхитительно и дерзко прекрасную. Мог ли помыслить тогда, что однажды обведет ее вот так ладонями, поцеловав в ложбинку, жестом, что станет простым и естественным? – как прикасался, вестимо, представлял. Отчаянно смущаясь – но смущение осталось в прошлом, за дверями лазарета, где-то под балконом – укатилось в Нижний Город и сгинуло в вонючих водах киркволльского порта.
«Я знаю», - он улыбается ей глазами, отчаянно не понимая – как может все быть одновременно так хорошо и так больно. Но – поднимается, увлекая Бетани за собой, чтобы шагнула с постели на пол, и заключая ее в объятья. Жесткая ткань мундира задевает нежную кожу, но Бет не отстраняется – напротив, льнет, и глаза ее – воплощенный солнечный свет.
- Мы увидимся, - не обещание, но уверенность. – Я знаю это, - последний поцелуй сладок, но недолог – иначе что-то лопнет внутри, до предела натянутая тонкая, надсадно гудящая струна. Даром, что просвечивается шальная мысль – «а если бросить все, да и пусть идет оно, как угодно судьбе?» - но нет. Каллен разжимает объятья, и отступает на шаг.
- Береги себя, жизнь моя, - руки также разжимаются, напоследок обдав жаром ладоней. Туман обступает Каллена – холодный, промозглый, и хочется сказать Бетани, чтобы не шла за ним – еще прохватит сыростью, но все, на что сейчас его хватает – это на спокойную улыбку, и счастливый взгляд. А слова… укатились в порт куда-то, вместе со смущением.
Спуститься тяжелее, чем подняться – хотя бы потому, что молоко тумана настолько густое, что не видно, куда ставит ногу. Сердце ударяет больно, каждый шаг, с которым Каллен удаляется от лазаретной пристройки – будто прокол стилетом. Он оборачивается – но не видит ничего, кроме смутных очертаний. Окна, балконы – как подслеповатые глаза, таращащиеся в сырой, долгий рассвет.
Но она там.
«Я еще увижу тебя», - он уже знает, когда Стражи покинут город. И… что-нибудь придумает, - за последние дни Каллен Резерфорд изолгался так, как никогда в жизни, но он не чувствует вины за это. Только печаль – сожаление о том, что не может быть честным. А хотел бы.
«С ней я честен», - проскользнуть мимо клюющего носом стражника, вдоль стены пройти, таясь – хорошо, все же, что не в доспехе. Плохо, что не вооружен – но перед рассветом даже самые отчаянные и лихие головорезы, как правило, хотят спать.
На улицах Киркволла еще тихо, туман глушит все звуки. Из мглы на рыцаря-капитана наплывает решетка входа в Казематы, и отчаянно зевающий часовой-храмовник, клюющий носом точно так же, как и стражник у дверей лазарета. Боец вытянулся по стойке «смирно» лишь тогда, когда командир оказывается почти вплотную к нему.
- Сэр! Рыцарь-кап… - Каллен делает ему успокаивающий знак, дескать, не шуми лишнее. Парнишка и рад, что выволочки не предвидится – молодой, вихрастый, похожий на не перелинявшего еще щенка. Новобранец. Переживший недавнее восстание кунари, гордый донельзя, что вступил в орден – таким когда-то был и Каллен. Везучий сукин сын Резерфорд, которому так повезло дожить до этого дня – допустил Создатель.
Допустит и до следующего, - торжествующая улыбка на миг вспыхивает в глазах. О, непременно. Негасимый светоч для него более не погаснет.
- А вы, сэр… - робко напоминает о себе паренек, под металлический лязг цепей подъемного механизма. – Вы… откуда?
- Проверял кое-что по поручению рыцаря-командора… и пришлось вернуться в лазарет, - спокойно отвечает Каллен.
- Оставили там что-то, да? – письмо для родных Бетани негромко шелестит, спрятанное во внутренний карман мундира.
- Да… оставил, - «свое сердце». – Не стоит об этом докладывать… Эйдан, так? – паренек, счастливый тем, что командир его имя помнит, охотно кивнул. Славно – у всех у них есть свои небольшие секреты, на которые стоит закрыть глаза. К примеру, такое вот возвращение под утро… или сон на часах, - серые стены Казематов обступают его. На тусклой бронзе статуй рабов – густая, потеками спускающаяся испарина, будто те всю ночь трудились, и лишь сейчас замерли на мгновение – отдохнуть.
Ему вот точно уже не до отдыха. Просмотреть приказы, разобраться с распоряжениями… и выбрать небольшой отряд, чтоб «проводить». Чтоб присмотреть, - Серые Стражи остановились в Нижнем Городе, и перекинуться с Логэйном Мак-Тиром парой слов лично сэр Каллен точно не успеет.
Но он увидит ее, напоследок – увидит Бетани. Лучше всего будет, если даже не заметит его. Незачем бередить ей душу. Он-то справится - ничего, сил хватит. Но она точно будет знать, что он где-то поблизости – пока ее ножка не ступит за пределы Города Цепей, Каллен останется рядом, как верный пес. Пульс на запястье колотится, почти радостно, в шелковую повязку – будто теплые нежные пальцы Бетани, пожатие которых он ощущает, будто наяву.
«Не забывай меня, Каллен».
- Не забуду, - шепчет он туману, что вдруг подергивается тихим бледным золотом – первым рассветным лучом.
«Никогда».

Отредактировано Cullen Rutherford (2018-03-04 14:12:01)