В голове раздается непрекращающийся звон, отдающийся от стенок черепа таким гулким эхом, что порой малодушно начинает казаться, будто в мозгах где-то оказалась целая колокольня и очень старательный звонарь, которому за грохот инструмента платили в два, а то и в три раза больше, чем за более или менее сносную игру. Долгие несколько минут Питер отводит на то, чтобы, зажмурившись и растирая пальцами виски, снять это ощущение. Оно отходит, плавно, волнами, с каждой новой болезненно ударяя по векам. От напряжения сводит челюсть, выступают желваки и он с трудом находит силы для вдоха и выдоха, стараясь расслабиться. Идея пойти к племяннику уже не казалась такой хорошей, как еще сегодня утром после очередного кошмара. Тогда это было как наваждение, которое зудело под кожей логичными обоснованиями, а сейчас казалось глупостью, продиктованной усталостью. А показывать Дереку свою усталость - да ни за что. Этот драматизм в лице не исправит даже искреннее злорадство над любимым дядюшкой, так что подобного удовольствия родственнику Хейл доставлять не собирался, оно того определенно не стоило. Обойдется как-нибудь другими способами повышения настроения, может увлечется очередной потенциально убийственной женщиной. Ну, что там обычно делал его дражайший племянник в свободное от создания проблем время?
Несколько мгновений он просто сверлит закрытую дверь взглядом, сверяясь с тем насколько невыносимым будет разговор и как быстро надо уклониться от направленного в его сторону кулака. После ситуации с Малией... был определенный шанс, что сперва придется быть битым, чтобы чужая жажда крови успокоилась, а значит и мозги включились. Очень длительный процесс запуска, что можно сказать. Оставалось надеяться, что к полудню у Дерека уже не будет того классически паршивого настроения, которое было, казалось, всегда. По лицу и правда не хотелось получить, сейчас и без чужой помощи в голове все ходило ходуном, а после можно вполне ощутить себя где-нибудь внутри ада из лязгов, скрипов, криков и стонов. И все это с запахами, картинками - никакие аттракционы для таких развлечений не нужны, знай только куда незаметно сесть, когда голова закружится.
За дверью уже чувствуется раздражение, когда Питер заносит руку для стука. Хватает буквально двух ударов костяшками пальцев, чтобы несчастную преграду открыли, да с таким видом... ну, если коротко, весь вид племянника говорил что-то вроде: "шаг вправо, шаг влево - мои когти твоя трахея". Что ж, весьма доступно.
- Здравствуй, Дерек, - уголки губ приподнимаются в тени улыбки, больше напоминающей усмешку. В затылке тяжело стреляет, как из ружья, но он все же стоит ровно, лишь немного хмурясь и заглядывая за чужое плечо с деланным интересом, - У тебя кто-то есть? - вопросительно приподнимает брови, разумеется заранее зная ответ, ведь рядом явно не ощущалось никого - только одно сердцебиение, - Я пройду? - указывает пальцем на помещение, сделав самое невинное выражение лица из тех, что были у него в арсенале. Хейл приглашения не дожидается, просто немного сдвигает племянника рукой, вынуждая освободить проход. Тот мог бы и сопротивляться, но упрямство было чертой семейной, так что едва ли это имело смысл хоть для кого-то. И привело бы к чему-то тоже вряд ли.
- А я смотрю ты обжился, - он закладывает руки за спину, сцепляя их замком, проходя дальше неторопливо, осматриваясь почти с неподдельным интересом. В итоге Питер останавливается у книжного шкафа и пробегается пальцами по некоторым корешкам. Какие-то уже старые, но чувствовались и почти новые обложки, - И заинтересовался литературой? Надо же, - ирония звучит острее, чем ему хотелось бы, но перед глазами пляшут буквы - прочесть названия не удается, - Тебе пойдет это на пользу. Пара книжек и ты научишься говорить предложениями длиннее шести слов.
От окна отражаются блики, слегка слепят и в этом есть что-то знакомое. Над ухом слышится хрипящий шепот, надрывный и резкий, воздух спирает так, что легкие словно горят. Он смотрит на окно непозволительно долго, пытаясь выбросить из головы картины последнего сна. Вспышками, как блики на стекле, перед глазами разводится марево, слышны крики и веет запахом горелой плоти. Питер медленно закрывает глаза и выдыхает как можно тише, собираясь с мыслями, цепляясь за ощущение того, как раздражается племянник, стоящий недалеко. Пожалуй, такие сильные эмоции сложно вообще с чем-то перепутать. И идея все же оказалась стоящей, контролировать разум становится проще.
- Смотрю ты очень рад меня видеть, - поворачивается он также неторопливо, усмехаясь собеседнику, который отреагировал ровно никак. Что ж, как обычно, стабильность это хорошо, - С тех пор как ты вернулся из своих длительных приключений прошло уже достаточно времени. Неужели тебе совсем нечего рассказать? - склонив голову ближе к плечу, тот смотрит прямо совсем недолго, снова отводя взгляд и куда больше интересуясь обстановкой, - Ты же обрел силу великих предков. И как оно? Жил в темном коридоре пещер и по ночам спасал прекрасных дев, заплутавших в лесу? И после этого они даже не оказывались ведьмами или потенциальными убийцами?
Питер понимает, что оттягивать то, зачем он пришел в самом деле - плохая стратегия. Понимает, что это не имеет смысла и он вредит этим себе, а не хочется. Но от одного воспоминания скручивает желудок и начинает тошнить. После многих ночей кошмаров Хейл уже думал, что Хольда едва ли сможет удивить его, хоть и ночи казались все тяжелее с каждым разом. Но после счастливой семейной встречи неделей назад сны переменились. И, пришлось себе признаться, что бегать по лесу босиком, чтобы пытаться успеть к горящему лофту - плохое развлечение и отвратительный сон. Особенно когда ты знаешь, что внутри всё, что осталось от твоей семьи. А ты снова не можешь их спасти. Опять. Опять этот проклятый огонь. Для богини с зимними замашками у Хольды было слишком много манипулирования с огнем. И отвратительное чувство юмора. Он бы посоветовал ей купить какой-нибудь справочник по здоровой иронии для чайников, но едва ли древнее божество способно осознать такие новомодные тенденции.
[nick]Peter Hale[/nick][status]плохой волк[/status][icon]https://i.imgur.com/zLmetdn.png[/icon][sign] [/sign][lz]<center><b><a href="с" class="link3";>Питер Хейл</a></b> ³⁸<br>добродушный отзывчивый дядюшка, любящий иронию и сарказм<br><center>[/lz][fan]teen wolf[/fan]

Хейл старается не делать резких движений. Не только потому, что общение с его племянником порой напоминало корриду, где непременно надо быть очень аккуратным, если у тебя в руках красная тряпка. Дело было и в том, что каждое резкое движение провоцировало ожидаемое головокружение или еще какую-нибудь подобную мелочь, которая вынуждала отвлекаться. Пусть на секунды, на мгновения, но он терял над собой контроль. И это ему не нравилось. Потому он старался почти не двигаться. Если и делать шаг навстречу письменному столу, то медленный, взвешенный и уверенный. Больше богиня над ним контроль не получала, но это лишь затишье перед бурей. Все волчье нутро напрягалось, сопротивляясь внутренней болезни. Все сильнее. Ничего хорошего это не сулило.
Пальцами он касается лакированной поверхности стола, самого края, проводя на память, вспоминая ощущения от этого дерева. Работа одно из тех мастеров, что когда-то невольно обставили дом их семьи. Конкретно этот наверняка уже умер, но резные ножки, ручки с замысловатыми символами стаи - все это еще сохраняло свой прежний лоск. Теперь даже приобрело оттенок винтажной роскоши благодаря следам покраски, поблекшим со временем. Впрочем, эти вещи и без того делались как нечто важное. У Талии была небольшая любовь к деталям, а он в этом отношении был с ней согласен. Возможно, что это семейное. Такие вещи сохраняли их историю. И коснуться едва ли не единственного уцелевшего напоминания кажется приятным и болезненным одновременно. Как успокаивающе касаться старого шрама у ампутированной конечности, которая все еще испытывает фантомные боли, но ее уже давно нет. Холодной водой разливается током по позвоночнику смесь ощущений, кажущихся почти приятными, пусть даже это и смешано с резкой головной болью от слишком жесткого и громкого голоса Дерека. Ох, ну что за дурацкая привычка кидаться в атаку еще до начала драки.
- Не мог бы ты говорить немного тише? Не припомню, чтобы тут кто-то был глухим, - он не поворачивается к собеседнику снова, смотрит на потертые символы, сделанные ровно по краю стола. Кажется, этот стол не стоял их в доме. От попытки вспомнить висок простреливает болью, потому Хейл согласно откладывает эту мысль до более удачного случая, - Отрадно, что ты совсем не изменился за то время, что мы не виделись. Стабильность - это прекрасно. Но неужто ты совсем не скучал по любимому дяде? - дежурное уточнение, приправленное ироничной усмешкой, снова напарывается на полное игнорирование с чужой стороны. И Питер вздыхает, возводя глаза к потолку и словно бы вопрошая, за что ему достался именно такой несообразительный родственник, очевидно недоброжелательно относящийся даже к факту присутствия в помещении кого-то еще. Конечно же он понимает, что дело не в "ком-то еще", а вполне себе в конкретно его личности. Но ему наплевать. Это не самое важное и не самое приоритетное. В конце-концов можно было бы не кидаться в драматичные эпизоды как грудью на амбразуру. Нелепо и совершенно бессмысленно. Хотя больше в нем говорил не он сам, а связанная с Хольдой ярость, которую он ощущал, как свою. Все чаще понимал, слышал. И не мог найти знакомое, за что можно зацепиться. Никакого якоря. Хотя в качестве замены напряжение племянника вполне работало. Слишком знакомы были все эти ноты, чтобы с чем-то их спутать. А это определенно было удобно.
- Если ты не заметил, то я пришел в гости, - как трехлетнему ребенку, медленно поясняет тот, полностью отвлекаясь от осмотра квартиры и переводя все свое внимание на Дерека, - Родственники иногда так делают.
На мгновение чужие черты расплываются, подобно горячему воску, медленно стекая по черепу, оставляя за собой обугленные, потрескавшиеся кости и вытекающие из глазниц белки. Он задерживает дыхание, смотря неотрывно, не позволяя себе отвести взгляд, вынуждая себя смотреть, пока все наваждение полностью не сойдет. Нельзя это показать. Нельзя сдаться. Даже после смерти. Дождаться, что Питер вообще в чем-то кому-то уступит, было невозможно. И примерно равносильно восьмому чуду света по нереальности существования такого понятия.
- Я пришел просто поговорить, Дерек, - на новую волну резкости в итоге подводит черту тот, отвечая в тон ровно и печатая буквы. Улыбка и даже тень усмешки плавно исчезают с лица, оставляя полное и нейтральное спокойствие. У него на лице отпечаток тревожных ночей и тысяч попыток одержать победу над кем-то, кто уже основательно и давно хозяйничал в его мозгах, как у себя дома. За месяц такого соседства он увидел, кажется, все возможные варианты кошмаров, какие только можно было придумать. И сон становился все глубже и крепче. Выбрасывание бузины, как ритуал каждого утра, не работал. А не спать ушлая богиня не давала. Теперь же, как оказывалось все чаще, ей вовсе не нужен сон Хейла, чтобы временно взять над ним контроль. Это были короткие промежутки, редкие, но это говорило скорее о том, что он начинает засыпать на ходу. И что его сознание достаточно помутилось, чтобы реальность и воспаленные навязанные идеи смешивались, вызывая галлюцинации. Сами грани его памяти размывались и извращались на любой лад. Обычное безумие было твоим, а это было инородным, как гнилостная опухоль.
- Понимаю, что в твоем лексиконе в целом нет слова "здравомыслие", но ты мог бы прикупить себе толковый словарь. Узнал бы заодно очень много новых и полезных слов, тебе не помешает, - он аккуратно обходит стол, проходя в центр помещения, уверенно минуя напряженную фигуру по пути к дивану, на который и садится. Закидывает ногу на ногу, упираясь локтем в подлокотник. От смены положения картинка перед глазами немного рябит, сопровождаясь чем-то похожим на звук рвущегося холста, - Я бы убил ее, - неожиданно резко, спустя напряженную паузу произносит Питер, отчего нарушенная тишина лопается, как перетянутая струна. Натыкаясь на чужой взгляд он закатывает глаза, шумно вздыхая, - Бога ради, сделай лицо по-проще, пока брови-спицы не проткнули тебе нос, а мою новую куртку не залило из-за этого кровью.
[nick]Peter Hale[/nick][status]плохой волк[/status][icon]https://i.imgur.com/zLmetdn.png[/icon][sign] [/sign][lz]<center><b><a href="с" class="link3";>Питер Хейл</a></b> ³⁸<br>добродушный отзывчивый дядюшка, любящий иронию и сарказм<br><center>[/lz][fan]teen wolf[/fan]

Питер захлебывается. Чужой яростью и раздражением, которые расходятся волнами неспокойного темного моря. Они затапливают его, забирают с собой под плотные слои соленой воды. Глубже. Холоднее. К илистому дну, где лодыжки оплетает длинными водорослями, а стопы царапаются о жесткие коралловые островки. Он хочет вынырнуть, сделать хотя бы один вдох, который позволит его легким выдержать это. Не разорваться от напряжения, от упрямого сохранения дыхания внутри. Солнечное сплетение ревет, напрягается, болит. Он чувствует, как от активного движения кончаются силы. Как кончики пальцев оказываются на поверхности, достаточно, чтобы успеть ощутить прохладу морского ветра. Но вода затягивает. Хейл падает на спину, поднимая грязный всплеск ила в темной пучине воды. Все вокруг окрашивается в песочно-синий цвет и он позволяет себе выдохнуть. Выпустить воздух. Позволяет себе тонуть в этом, переставая барахтаться в помутневшей воде. Легкие наполняются водой. Грудь леденеет изнутри.
Его будят напряженные слова. Заставляют распахнуть прикрытые глаза и сделать вдох. Только сейчас он осознает, что действительно не дышал. Минуту? Полторы? Брошенный на настольные часы взгляд только дает повод как бы невзначай коснуться виска, слегка растирая его пальцами. Не может понять, какие цифры изображены. Те сливаются в одно единое пятно. Марево, расползающееся знакомым цветом, только с примесью зеленого. Племянник давит злостью сильнее и Питер беззвучно усмехается - терпение никогда не было его сильной стороной. Даже втайне надеяться на обратное было бы глупо, но видеть, как сын Талии, его сестры, его племянник, сгорает заживо, каждую ночь все ярче и насыщенней, было острым напоминанием. Кейт теперь мертва. А в последних пожарах в городе косвенно был виноват он сам. Сложив руки замком, Хейл бросает взгляд на родственника, выдерживая прямой контакт. Как обычно. Впервые за последнюю, примерно, жизнь, это дается с трудом. Но ему многое известно о стойкости. И о терпении.
- Тяжело тягаться в том, что недоступно, да, Дерек? - остро отзывается тот, ухмыляясь уголком губ и как-то насмешливо хмыкая, - Ты хочешь ударить, - голосом знатока озвучивает Питер и чувствует, как ярость в чужой груди вспыхивает сильнее, как все вокруг плывет маревом. Он чувствует запах горелой плоти. В ушах стоят душераздирающие вопли. Ему приходится подобрать удачный момент, чтобы сделать глубокий вдох. Цепляться за знакомое чувство вечного недовольства в племяннике. Цепляться за него, за знакомый запах и ровное сердцебиение. Автоматически он начинает его считать. Неожиданно это хорошо успокаивает что-то темное, что успело подняться в груди от всего происходящего. Терпение согласно выходит с новыми силами, позволяя спокойно откинуться на спинку дивана.
- Не сомневаюсь, что ты воистину с наслаждением посчитал бы мои ребра, но, спасибо, я и так хорошо знаю их точное количество, - я не смогу за себя отвечать, - Учил, знаешь, анатомию в школе. Тебе тоже было бы полезно что-нибудь поучить, - он заверительно кивает, усмехаясь, но не собираясь испытывать насколько усовершенствовалось или ухудшилось терпение Дерека в ходе странствий. Кто знает, может быть сила предков окончательно лишила его любого желания вспоминать, что люди не пытаются убить друг друга в ходе беседы или до ее начала. Взглядом, конечно. Если бы оный мог убивать, то жертв у его любимого племянника было бы столько, что пришлось бы вырубить весь лес Бейкон Хиллс, чтобы сделать столько гробов.
- Ты ведь знаешь про Хольду, - напоминает тот не обманываясь сложенными на груди руками. Это не рефлекс защиты подростков. Это оборона от самого существования Питера, в пределах комнаты в частности. Ничего нового, от соленой океанской холодной воды режет глаза даже больше, чем от нехватки воздуха. Но он контролирует свое дыхание и продолжает считать чужой пульс. Удар-удар, - Это не зависит от меня, - он разводит руками, словно разговаривает с ребенком дошкольного возраста, который и по слогам-то не очень понимает вообще-то. Объяснять на пальцах можно детям во главе с местным истинным альфой, который умудрялся находить приключения на задницу даже тогда, когда приключений не было. Он просто их создавал сам. Молодая кровь требовала непроходимых неприятностей, не иначе, или массовых самоубийств. МакКолл мог не хотеть убить. Но из-за него умирали намного чаще, чем это было по вине Хейла. Ему хотя бы хватало силы воли признаваться в этом и брать ответственность. Подобные чудовищные практики кунг-фу волчатам с не обсохшим молоком на губах знакомы не были.
- Боги, Дерек, - на чужой скепсис он закатывает глаза, вздыхая и мысленно задумываясь о том, почему же сообразительностью дети у Талии пошли в деревья и безмозглых кроликов, а не в стаю оборотней, - Не играй в идиота, - прямой взгляд, глаза в глаза. Он задерживает дыхание на несколько лишних секунд, - Пожалуйста, - улыбка разрезает губы, Питер склоняет голову ближе к плечу и смотрит почти натурально мягко, но легко и плавно переходит обратно в спокойствие.
- Ладно-ладно, твое недовольное выражение лица меня одолело, - показательно вздыхает тот, разводя руками и переводя взгляд на часы. Понять сколько сейчас времени все еще не представлялось возможным. Но, кажется, был вечер. Или день? Картинка рябила перед глазами и он ощущал, как на его плечи ложатся ледяные руки. Широкая ладонь, длинные когти. Оборачиваться не надо. Запах дыма и сажи, вкупе с мертвой, обгорелой плотью говорят сами за себя. Не нужно и смотреть на племянника, чтобы понимать, что он почти не двинулся с места. Но ему и без того понятно, что это руки Дерека. С чужих предплечий на него падает отслаивающаяся кожа с мясом, кровавым шматом падая на бедро. Грузно, со смачным звуком, после приземляясь на пол. Питер прикрывает глаза и медленно выдыхает. Он может себя контролировать. Удар, еще удар. Сердце стало биться быстрее. Злится сильнее?
- Мне снятся кошмары, - чуть мотнув головой говорит тот, но собеседнику это ничего не говорит. Тот явно ждал только одной фразы "уже ухожу", все остальные слова, исходящие от гостя, хозяина квартиры не устраивали. Какая досада. Он все равно не планировал уходить в ближайшую минуту, как сильно бы этого не хотел Дерек, - Я вижу их везде, - признание грохочет по ушам, вынуждая почти осечься, но ведь именно для разговора был затеян весь визит. И племянник был единственным, кто мог бы хотя бы попытаться понять. Питер не признавался себе в том, что он хотел этого. Иррациональность была присуща прочим членам его семьи, когда для него было ясно как день то, что желаемого не случится. Есть вещи, которые можно взять силой, а есть те, которые так не создаются. Доверие входило в число последнего, - Пожар. И я никогда не успеваю помочь, - он хмыкает, прекрасно понимая, как это звучит, и потому усмехаясь этому, - Не успеваю спасти вас, - Хейл поднимает взгляд на племянника и ожидаемо наталкивается на стену. Здоровую такую. Под два метра ростом, с бородой и подвижными бровями. Ухмылка тянет уголок губ вверх, когда догадка формируется словами, - Да ты мне не веришь, - холодные руки давят на плечи, когтистые пальцы угрожающе и знакомо ложатся на шею. Воскрешение дядюшки никогда не было Дереку по вкусу. Никакой чуткой семейной любви и посиделок по вечерам. О чужой упрямый подбородок можно было резать арматуру, - Ладно, с игрой в идиота я погорячился.
[nick]Peter Hale[/nick][status]плохой волк[/status][icon]https://i.imgur.com/zLmetdn.png[/icon][sign] [/sign][lz]<center><b><a href="с" class="link3";>Питер Хейл</a></b> ³⁸<br>добродушный отзывчивый дядюшка, любящий иронию и сарказм<br><center>[/lz][fan]teen wolf[/fan]

Отредактировано Peter Hale (2018-02-14 22:34:25)

В воздухе рябит холодом, от которого немеют руки и по хребту бегут мурашки. Сетью морозных следов, волчьих лап на снежной шапке холмистых хребтов в лесном массиве. Питер напоминает себе о контроле между делом, надавливая большим пальцем на перегородку между большим и указательным пальцем другой руки. Контролирует пульс, не давая тому сорваться, и смотрит на то, как у Дерека спадает первый слой защиты. Надо же, а кто-то все же умеет доверять или хотя бы делать вид, что каменная стена это не постоянное состояние души и тела. Хотя, лицо проще у дражайшего племянника не стало. Словно ему иглы скармливали на завтрак, обед и ужин, а в качестве перекуса предлагали жевать кирпичную крошку. Иногда казалось, что так оно и есть. Но с годами эмоциональный фон выравнивался, так что порой Хейлу даже не хотелось пошутить на тему того, что роль дерева в третьем ряду досталась бы любимому родственнику без предварительных проб.
Чужие руки, оказавшиеся в районе плеч, заставляют его подавить желание отклониться вперед. Слишком похоже, слишком знакомо. Ощущение прошлого видения еще не прошло, оно слишком свежо давит на веки. В глазах рябит, а голова кружится, будто он съел добрый пуд аконита и теперь организм пытается бороться с ядом. Как когти в районе печени, болезненно разрывая кожу, плоть и мышцы. Как эхо мертвого голоса, отдающееся в ушах, просящее о помощи не себе, но детям. Как крик, охрипший и израненный, сломанный, как стекло в кровоточащих руках. Он все еще помнил тот слишком краткий миг радости, что Дерек и Лора на учебе. Его племянники. Его семья. И обоих он увидел спустя шесть лет.

«Я чувствую одиночество.»

Мысль мелькает быстро, осознанно спокойно, когда на прежнем месте, где стоял племянник, замирает обожженная фигура. Сажей узор ожогов и ссадин, кровью боевая раскраска, лоскутами черного шелка слезающая кожа. И взгляд. Резкий, уверенный, глаза в глаза. Привычный. Постоянный. Хочется мотнуть головой, сдавив виски ладонями, но это детские попытки сбежать от действительности. Их стоит оставить детям. Иначе у них вообще не останется способов борьбы с окружающими проблемами. Должны же они хотя бы иллюзию деятельности создавать. Питер усмехается тихо, делая последовательный вдох и выдыхая с оттенком усталости от необходимости пояснений. Пояснений, которые бы уверили Дерека.
- Хочешь научить меня же контролю? - он иронично хмыкает, качая головой так, словно бы сама мысль об этом была чем-то странным, и прикрывает глаза, чтобы не видеть перед собой лишних картин, - Боюсь, что твой любимый метод угроз не всегда работает, дорогой племянник. Ты не пробовал заняться развитием своих дипломатических навыков? Пока ты можешь начать только войну. Слышал, для разнообразия иногда надо заключать мир.
Он ищет помост, достаточно крепкий, чтобы выдержать его. Место, с которого можно объять взглядом разлитое вокруг леденящее море. Полное призраков и воспоминаний, искаженных, растворяющихся, сплетенных между собой, как ритуальные нити на могилах древних народов. Ему нужен план, ему нужен берег. Но даже ветки, за которые он цепляется, пытаясь вылезти, ломаются за миг до того, как он подтягивает себя к краю твердой поверхности. Зацепись рукой - и ты уже победил. Но хлесткие волны сносят, окунают в воду с головой и ее темные пучины расходятся перед его спиной. Тяжелеет грудь и с новым вздохом на поверхности воды - что-то меняется. А Питер не помнит что.
Иногда он говорит с Хольдой сам. Слышит ее шепот и голос. Влюбленный и ненавидящий, ласковой и жестокий. Неизменно нежные ноты, смешанные с яростью, кипящей кипельно-белой пеной. Как мать к сыну, дочь к отцу, любовница к чужому мужу. Она всегда напоминает ему о том, что только ее компания постоянна рядом с ним. Собеседница, разделяющая с ним постель и само тело, душу и естество. Хейл язвит, отгоняет ее образы прочь, находя в себе новые силы для того, чтобы сопротивляться. Цепляясь за запахи и вкусы, за знакомые шумы и территорию, он мог вспоминать реальные вещи. Это вытягивало его наружу, как те ветки в море. Теперь он ежеминутно искал знакомое, напоминающее, чтобы отрезвиться, отогнать несуществующий молочный морок. Это тот контроль, о котором напоминает ему Дерек. Это то, что все тяжелее искать в элементах мебели и то, ради чего он часто возвращается в лофт, где каждая половица помнит кровь. Где свежи воспоминания и запахи. Но теперь и это место напоминало только о лабиринтах сознания и о том, как он стоял в рябиновом кругу.
- Ты всегда говоришь то же, что и она, - ему известно, что он давит на больное. Дразнит дикого зверя, способного задрать его заживо, наступая на чужое страдание. Но прошло уже достаточно времени, когда-то все это придется решить. На оттенок чужих эмоций, ощущаемых затылком, Питер ухмыляется. Криво, бросая открытый взгляд на все еще явную фигуру напротив. По обугленной одежде бежит струя свежей, темной венозной крови. Как если бы открылась не зажившая рана. Но не один Дерек тут страдает от потери семьи. У него не у одного случился пожар. И либо он научится терпеть, либо отпустит это до конца. Иного варианта племяннику он оставлять не собирался. Не в этот раз.
- Ты просишь спасти их, - пояснение режет их обоих, а видение раздраженно рябит, разрываясь рыком и шепотом, прежде чем растаять, оставив зрительный покой и возможность отвлечься на зрелище чуть более приятное, чем живой труп родственника, который на минуту вполне живой стоит за спиной, - Кора и Малия оценили бы, определенно. Они обе склонны к драматичной сентиментальности. Не так как ты, конечно, но все же, - усмешка застывает беззвучно, протягивая уголок губ вверх, пока разговор высасывает силы из них обоих. В голове звенит. И Питер снова считает сердцебиение за спиной. Удар-удар. Успокаивает. В разуме воцаряется блаженная иллюзия тишины, нарушаемой только мерными ударами.
- Я не могу контролировать ее постоянно, - а вот и та самая фраза, ради которой он пришел изначально. Ему нужен якорь. Ему нужно, чтобы кто-то остановил его тогда, когда он сам не сможет этого сделать. Не хотелось бы умереть или забыть себя. Воскресать процесс трудоемкий, чтобы вызывать галлюцинации тоже надо немало сил приложить. А в его перерыв после ланча как-то не входил план по восстанию из мертвых, - Это старо-германское божество, на минутку, к тому же женщина. Ее вдвойне сложно контролировать. Я невероятно обаятелен, но кажется на владычиц смерти это не действует, - он оборачивается к Дереку, характерно склонив голову и приподняв брови, в ожидании реакции. Если он может убить кого угодно, то единственный способ хоть как-то его удержать отнюдь не радовал. Эйкен. От одного воспоминания об этом месте было противно, но если уж они смогли удержать у себя Цербера почти век и его год, то шанс на удержание богини тоже был. Столько рябины и ее должно удержать, - Дерек, не создавай иллюзию статуи, я вижу, что ты дышишь.
[nick]Peter Hale[/nick][status]плохой волк[/status][icon]https://i.imgur.com/zLmetdn.png[/icon][sign] [/sign][lz]<center><b><a href="с" class="link3";>Питер Хейл</a></b> ³⁸<br>добродушный отзывчивый дядюшка, любящий иронию и сарказм<br><center>[/lz][fan]teen wolf[/fan]