Средиземье, Гондор, Эред Нимраис, август 3012 ТЭ

Колючим снегом завывала горная метель, загоняла глубже в расщелину между скалами, где нашлась небольшая пещера – еле-еле, чтобы с двумя конями поместиться.
Крохотный костерок угасал под порывами ветра, да и тепла давал немного. Но и тому радовались – плохо вот, что хворост был на исходе.
«Ничего, управимся», - не в первый раз уже Боромиру доводилось ночевать в горах, и лютый холод их переживать. Или теплом коня согреваться, - он похлопал невысокого темно-серого мерина побоку, покрытому теплой попоной. Крепкий, мохнатый, нарочно для таких вот условий выведенный – справится.
- Заметет к утру, - перекрывая голосом завывания бури, подал голос Маблунг. Здоровяк сидел у входа в пещеру, заслоняя его широкими плечами, за которыми постепенно вырастал сугроб. Оба они – и Страж Цитадели, и его генерал-капитан – бурана не опасались. Главное в таком деле – присутствия духа не терять, а как выбираться из-под снега, они знали не хуже горных лисиц.
- Управимся, - вслух повторил Боромир, глядя на догорающий костерок, и скользя глазами по сводам пещеры. В дальнем конце ее – расщелина, да глубокая, из которой веяло сквозняком. Несильно – но на ветру заметно. Небось не просквозит, - Боромир завернулся в плащ плотнее, и, повозившись, достал из поясного кошеля свернутые пергаменты.
- Чудеса все же, милорд, - увидев пергаменты, заговорил Маблунг. Надоело, видно, молчать, и Боромир его понимал. Намолчаться еще успеют – кто знает, на сколько времени зарядила непогода.
- Чудеса, - согласно отозвался генерал-капитан, сосредоточенно рассматривая, в тусклом свете костерка, развернутые свитки. Записи на кхуздуле он слабо мог разобрать, но многое, все же, было знакомым. Младший брат, вестимо, разобрал бы больше, но Фарамир – в Минас-Тирите, а Боромир – здесь. Морозится по горам, разыскивая следы сгинувших гномьих королевств.
- Даже и не знал, что в наших горах, - звать Эред Нимраис «своими» было для гондорского люда привычно, - когда-то обитали гномы.
- Никто не знал, Маблунг, - Боромир чуть повел плечом, ведя пальцем по выцветшим рунам. – Судя по всему, мы близко.
- И далеко, - невесело ухмыльнулся Страж.
«И далеко», - генерал-капитан согласен наклонил голову, убирая пергаменты обратно в поясной кошель.
Метель их так просто не выпустит, надо ждать.
- Поспи, Маблунг. Я постерегу, - Стража дважды не надо было упрашивать. Он дело знал, и приказы выполнял отменно – заставил свою кобылу лечь на колени, приткнулся к ней, и захрапел. Боромир же подбросил в костерок еще одно прихваченное с собой полешко, покосился на запас – мало осталось.
Впрочем, снег согреет. Камень выстудит, да, но снег согреет, - веки тяжелели, и Боромир понимал, что от того небольшого тепла, которое все ж собралось в их укрытии, его уже почти разморило. И не подняться, не размяться – тут и ступить-то некуда, - со вздохом он откинулся назад, на теплую конскую спину – серый уже лег, последовав примеру своей подруги.
Ничего сейчас не изменить. Только ждать остается, - Боромир закрыл глаза, и медленно выдохнул, проваливаясь в благословенный сон.

«Тепло».
«Когда Маблунг успел костер развести? И из чего, главное?» - расправляя  закостеневшие от спанья на камне плечи, Боромир сел, моргая от слишком яркого света. И на костер не похоже, и на свет, который пробивается сквозь снежные завалы, - мигом вскочил, озираясь.
«Какого…» - кругом него высились древние стены. Страшно древние! – с незнакомыми, хотя и узнаваемыми орнаментами; высоченный потолок каменных сводов уходил ввысь, и терялся в сумерках, а сбоку от него горели жаровни, источая неприятный, едкий запах.
«Гномье?» - если – да, то как же он здесь оказался? – шаги отдавались по каменному полу под сводами, когда Боромир медленно приблизился к статуе высотой в два его роста – здоровенного бородача, держащего в руках кузнечный молот. У ног его, в пыли и мусоре, виднелась плита с выбитыми на ней знаками, но, отгребя мусор в сторону ногой, генерал-капитан ничего знакомого не увидел.
Ни единого знака – хотя надпись на плите, определенно, была, и вся статуя была указателем, ориентиром в этих коридорах.
«Как я оказался здесь?» - рука в кожаной перчатке  провела по каменной ноге исполинского гнома, стирая вековечную пыль. Если здесь тысячелетиями никого не было, то немудрено, что он ни слова не понимает в этих письменах, но, все-таки…
Он осмотрелся – место, где он пробудился, навскидку ничем не отличалось от любого другого здесь – тот же самый выщербленный камень, те же самые полосы на нем, колонны… и вонь.
Почудилось? – слуха коснулось угрожающее, утробное рокотание из пустоты. Щит вылетел из-за спины, отбивая несущийся в корпус удар – неведомая тварь, ростом ниже обычного орка, но оскаленная и остроухая, точно они, возникла сбоку от Боромира невесть откуда. И узкий черный клинок непременно нашел бы брешь в обороне, если бы не выучка его, - удар щитом, шаг, контратака – и башка в усеянном колючками шлемом покатилась к ногам гномьей статуи. «Еще один!» - по доспеху на сей раз скрежетнуло металлом, а во вскинутый щит вонзилась короткая арбалетная стрела.
«Орки?» - некогда определять, - отскочив с линии огня за угол, Боромир увел за собой второго ублюдка с короткими мечами. Тот и обрадовался, похоже, отступлению – но судорожно квакнул, напоровшись на нуменорский клинок, что вошел меж стыков пластин черного доспеха, словно в бумагу. Боромир провернул меч в руке – ну же, сукины вы дети, давайте! – и они дали, появившись в проеме пещеры, что примыкала прямо к каменной дороге. «Пятеро», - Боромир встал, выставив щит перед собой, ощущая, как тело наполняется жгучим холодком предстоящей готовности.
… и холодом ударило по его лицу, вдруг, ослепительной белой вспышкой; воздух захрустел,  казалось, когда ринувшиеся на Боромира твари вдруг замерли на несколько мгновений, покрытые белым инеем. Мешкать он точно не стал, как и разбираться, что происходит – черной кровью так и хлынуло по древним гномьим дорогам. Жар в крови загорелся завершающим огнем, когда голова последнего из ублюдков – того, что расстрелял запас арбалета, и перебрался поближе – треснула, словно перезрелый арбуз, от удара щитом.
Но на это Боромир уже не смотрел.
«Человек», - определенно. «Женщина», - судя по округлостям фигуры, по тонкой талии.
«Кто?!» - синие с серебром одежды, с изображением странной твари на небольшом нагруднике – орла с львиным телом, или льва с орлиной головой. «Молодая», – темноволосая, с ореховыми глазами, и чем-то вроде посоха в руках.
Меч он опустил, но в ножны убирать не спешил.
- Кто ты, миледи? – но тишину Боромир все же нарушил первым. От посоха в руках незнакомки исходил легкий дымок… легкий  м о р о з н ы й дымок.

- Поистине, повезло, - спокойно отвечает Боромир, встряхивая клинок – капли черной крови шлепаются на каменный пол. – И прозвание «Тедас» я также слышу впервые, - тем же спокойствием встречает он и удивление в глазах женщины, чувствуя, как кровь начинает слегка постукивать молоточками в висках.
«Когда-нибудь это должно было случиться», - за свои тридцать с гаком лет он повстречал столько чужаков, что хватило бы на население небольшой деревеньки. И о них и слышал об иных мирах, о местах, откуда они родом – здесь он уже не гадал и не сомневался. Предположением рубил прямо, будто ударом собственного меча.
В Средиземье ничего не знают о Серых Стражах, и о месте под названием Тедас. Теперь ч у ж а к – сам Боромир.
Даже если предположить, что он каким-то образом оказался глубже той самой пещеры, в которой они с Маблунгом заночевали – концы с концами все равно не сходятся. Как он перенесся сюда? Может быть, это сон вообще?
«Определённо, не сон», - в легких слегка еще саднило, от натуги, клинок в руке был тяжелым, а вонь от изрубленных тел поднималась такая, что захочешь – проснешься.
- Гномов я вообще встречал нечасто, госпожа моя. Но их разыскивал, прежде чем оказался здесь, - вряд ли незнакомка сейчас его слышит – настороженно осматривается; гладкий загорелый лоб пересекает тонкая морщинка. «Прислушивается?» - слова ее подтверждают догадку. Эхо быстрых шагов отдается от стен; она смотрит на него через плечо, блеснув карими глазами.
- Боромир, сын Дэнетора. Верховный Страж Белой Цитадели, - и его имя, вкупе со званием, отдается эхом от древних сводов. Где он оказался? – выяснять едва ли не некогда, его спутница идет впереди, торопливо – но Боромир нагоняет ее в несколько широких шагов.
Бетани Хоук что-то высматривает по сторонам. Словно, какие-то следы – но Боромир ничего понять не может. И немудрено, - клинка в ножны он не убирает, и хмурится, сильно.
«Никогда не любил подземелий», - слишком памятны ему иные приключения под землей, в древних развалинах и тому подобном. Потому и следопыт под землей из него не ахти какой, но полагаться на инстинкты, на внутреннее чутье он привык. Бетани Хоук ищет какие-то знаки?
- Госпожа моя Бетани, - «Бэатани», - что то были за твари, с которыми я сражался? И что это за место, кто выстроил эти коридоры? Гномы? – речь ее не похожа на речи людей Гондора, хотя он понимает ее. Акцент – другой, более жесткий, немного смахивает на говор рохиррим. Да и выражается она по-простецки, - Боромир чуть ухмыляется, и продолжает затем:
- В месте, откуда я родом, также существуют подобные твари. Но порождениями тьмы они зовутся в переносном значении, ибо поистине, порождены Тьмой с востока. Среди Свободных Народов прозываются орками, или уруками, - коридоры сменяются новыми, путь Боромир не успевает запомнить – «а надо бы». Как иначе станет возвращаться? – короткий взгляд на Серого Стража. Та ведет его, словно по какой-то незримой нити, сматывая ее в клубок – поворачивает голову на точеной шее, снова прислушиваясь, хмурится, коротко, беспокойно – и, словно следуя на неслышный уху Боромира зов, спешит дальше. Ему – делать нечего – только и остается, что следовать за ней.
Навстречу ударяет поток воздуха – такого же вонючего, как и все здесь, нос мешанного с запахом гари. Дыма, - так горит подземный черный камень, и запах его хорошо знаком Боромиру, выросшему близ гор, где его добывали. Только вот впереди тишина – вернее, неясный рокот бесконечных подземелий, в котором ухо замучается что-либо вычленять – посему, со спутницей своей переглянувшись, Боромир чуть прибавляет шагу. Пусть эта женщина и умеет творить мороз из ниоткуда, но эта сила не спасет ее от случайной стрелы из засады, - щит с изображением Древа вскинут, меч наготове.
Но встречает их разоренный лагерь – пустующий, со следами крови на полу – и красной, и черной. Боромир настороженно оглядывается – не подстерегает ли их кто, помня про арбалетные стрелы, и смотрит на открывшуюся ему картину с некоторым удивлением.
Нет тел.
Растоптанный костер, туча сломанных стрел, какие-то пожитки, разметанные по закутку, и характерные кровавые следы – словно тела куда-то утащили.
- Кто здесь был? – но разбитый щит с тем самым изображением, что и на нагруднике Бетани, объясняет многое. – Твои товарищи, миледи?
«Мертвы ли? Если мертвы, то зачем твари забрали тела?» - Боромир медленно выдыхает, чувствуя, как саднит в легких едкий воздух.
- Если ты намерена пуститься вдогонку за порождениями тьмы, то дозволь отправиться вместе с тобой. Так я хотя бы попытаюсь отблагодарить тебя за помощь, что ты оказала мне ранее. Не исключено, что сгину здесь, - усмешка спокойная, - но все-таки, постараюсь выжить. И вернуться туда, где мне место.

«Никого», - незачем кого-то искать. На голоса их, и звуки шагов уже отозвался бы кто-то живой – если бы было, кому отозваться. Но в неярком свете непонятно как горящих жаровен видно – здесь только он и эта Бетани Хоук, чьим отчаяньем воздух вдруг застывает, словно вырвавшимся из ее руки морозом. С глухим звуком она падает на колени; Боромир смотрит на нее несколько невозможно долгих секунд.
Она бросает своих, - медленно он обходит разоренный лагерь, пытаясь навскидку определить, сколько же здесь было людей. «Не меньше пяти», - переворачивает пожитки. «А то и больше», - генерал-капитан осматривает кровавые следы на полу и стенах. Вот здесь кому-то горло с размаха вскрыли – веером красные капли на стене, - он снимает перчатку с руки, касается. Уже высохла.
Бой был давно, - Боромир склоняется над кострищем, щупая оставшиеся в глубине ямы в каменном полу угли. Еле теплые.
- И, полагаю, те темные твари уже далеко ушли, - негромко говорит он, подходя к девушке. Остекленевшие глаза ее светлеют, до темно-золотого, блестят в неярком свете жаровен. Вздохнув про себя, генерал-капитан опускается на одно колено рядом, кладет ей ладонь на плечо.
- Бетани, - обращение «миледи», к употреблению которого привык, сейчас опускается как-то само собой. Без памяти о словах ее, и просьбе, - Бетани! – приходится чуть повернуть ее голову к своему лицу. – Здесь было до десяти людей, так? Куда вы должны были пойти, когда бы ты сюда явилась?
«Сколько же тогда их было, тварей-то?» - слова ее не совсем четко отпечатались в памяти Боромира. Что-то придется повторить – но нечто смутно схожее с историей его собственного мира приходит ему на ум. Связанное с эльфами и орками, - впрочем, эту мысль он пока отложит на потом, - выдохнув, он убирает руку, снова обводит лагерь взглядом.
Несладко им пришлось. Как их сумели всех убить либо пленить? – то, что ублюдки утащили тела, его не слишком удивляет. Тела его людей  т о ж е  порой не могли найти на поле боя. Человечиной орки не брезговали. Эти же твари – той же породы. Отчего-то Боромир уверен.
- Вдвоем мы действительно не справимся, - горько говорить такое, но ему, командиру, не раз доводилось принимать непростые решения. Оставлять своих – дело последнее, но в том-то и дело, что чужак он здесь. И, если здесь существуют люди, способные вызывать мороз из воздуха, или же твари, что могу возникать из пустоты – собственными глазами видел! – то доподлинно ясно одно.
Ничего-то Боромир не знает об этом месте. «Мире». Время разбираться. И не лезть на рожон.
«Тедас», - он помогает девушке подняться. Вблизи видно, как усталость и скорбь искажают черты ее лица, в общем, приятные взору, и мягкие. Ее плотная стеганая броня покрыта пылью, пропылены и темные волосы, а вокруг глаз залегли глубокие тени.
- У вас… Серых Стражей, были указания, которым ты должна была следовать? Как распорядился твой командир? – он снова слышит это название – «Орзаммар».
- Это  же подземный город гномов, так? – память не подводила пока.
- Ты говорила, что до него едва ли не день пути. Показывай дорогу, госпожа Бетани, - оставаться здесь – идея скверная. Да и девицу стоит увести отсюда. Пусть она и говорит о том, что сражается здесь, в подземельях, с порождениями тьмы, сердце есть сердце. И пускай она бодрится сейчас, и старается с собой справиться, Боромир чувствует – надолго ее может не хватить. «Новая цель», - ей нужно нечто иное, дабы хоть ненадолго забыть о скорби. «Оплакивать собратьев станешь позднее, милая леди. Увы».
Проклятье, если бы Боромир не встречал чужаков прежде, в Средиземье, он здесь, пожалуй, рехнулся бы уже. Но пока окружающее его не сильно отличалось от того, с чем он сталкивался на родине – начиная от темных ублюдков, что пытаются убить тебя, заканчивая броней и оружием. Кстати, об оружии, - он задержался взглядом на длинном деревянном посохе, что Бетани крепила себе за спину.
Нахмурился. Кое-что навевало воспоминания – только там был не посох. Там была маленькая, длиной примерно с предплечье Бетани, палочка. А вот посох, похожий на этот, он видел в руках кое-кого другого – не в маленьких нежных ручках колдуньи из иного мира, которой принадлежала волшебная палочка, но волшебника его родных земель. Его мира.
- Ты умеешь творить магию? – он слегка дотронулся до перевитого полосами металла древка посоха. – Я спрашиваю это потому, что видел подобное ранее. Посох, - под разговоры он уводит девушку прочь, в указанном ею направлении. Задержались ненадолго – кажется, Бетани сперва что-то прихватила на руинах лагеря. – Там, откуда я родом, тоже творят волшебство. Но очень и очень немногие, - Боромир шагает близко к ней, и говорит негромко – дабы не заглушить, ежели чего, голосом звуки, которые, как ему кажется, Бетани может уловить каким-то своим особенным слухом. «Скверна в крови», - мелькает воспоминанием. «Как такое может быть, и что это – скверна?» - вспоминается и еще кое-что.
- Кто такой «храмовник»? – сомнений насчет Бетани у него остается все меньше. А были ли? – она ведь точно так же выжить хочет, как и он. С чем бы не свела его прихотливая судьба, вдруг забросившая в иной мир – он станет разбираться со всеми невзгодами и тяготами лишь по мере их поступления.

«Три мага», - что же,  и о таком ему доводилось слышать – о магических семьях, о целых странах, населенных волшебниками. Но их жизнь была скрытой, скрытной, идущей словно бок о бок с жизнью обычных людей. Таких, как Боромир, магией не владеющих. Он видел, на что оказалась способна та магия – от крохотного огонька, освещающего путь, до необъятной силы, оказавшейся способной укротить бушующее море. Та магия принесла тогда ему лишь благо... ему самому, его кораблю, его людям.
Эта же самая магия зачеркнула все хорошее одним взмахом волшебной палочки. Но жизнь есть жизнь, и толку оглядываться на былое? – но сейчас поневоле приходилось. Как и сравнивать с тем, что известно самому, - «Круг Магов», - повторил Боромир про себя. Стоит запомнить.
- Их всего трое, - «да, такое вот совпадение». – Никто не знает, сколько им лет, но кажется, что они живут столько, сколько стоит земля. Средиземье – так называется мой мир, - он задержал взгляд на лице Бетани. – Волшебник Саруман Белый, властелин башни Орхтанк – нередкий гость при дворе моего отца, наместника Гондора. Гэндальф Серый, которого еще зовут Митрандиром, не столь частый гость в Минас-Тирите, и, как известно, странствует по нашим землям он гораздо дольше других. О Радагасте же Буром мне известно немного – рассказывают лишь, что он знает язык зверей и растений, и что он хранитель их, и они повинуются ему. Еще доводилось мне слышать – но не видеть, что магию творят эльфы, Перворожденные, - не столь уж многих эльфов доводилось встречать Боромиру, дабы судить.
- Иного могло бы изумить существование других миров, но не меня, госпожа Бетани. Ибо мне доводилось прежде встречать чужаков – выходцев и иных миров, но лишь когда они являлись в Средиземье. Потому не дивись тому, что я спокоен, - пусть и давили своды подземелья, пусть вонь и духота Глубинных Троп, как назвала их Бетани, не давали дышать, Боромир, поистине, ощущал себя спокойно. Что же, в самом деле? – в руке его верный меч, на другой руке – крепкий щит, а сам он, спасибо Предвечным Силам – не ранен, и твердо стоит на ногах. А его новоявленная спутница отнюдь не горит желанием бросить здесь, или еще как-либо навредить – по лицу пробежалось коротким теплом, тенью улыбки, ибо Боромир помнил, что сказала ему Бетани об ордене Стражей. «Серые Стражи», - серые, словно пыль на ее волосах и доспехе?
Сражающиеся в подземельях с порождениями мрака и тьмы. Воистину, велика их доблесть, - но девица упоминала о цене, которую приходится платить за то, чтобы вступить в орден.
«Орден», - в Гондоре было немало знаков и эмблем, которым желали послужить отважные, но почетней всего было стать Стражем Белой Цитадели – таким, как Боромир. Вступил на путь Стража он еще подростком будучи, но чин получил по праву рождения и положения. Хотя никто не мог пожаловаться на несправедливость генерал-капитана – карал и миловал он всех одинаково, а солдатскую лямку всегда тянул наравне со всеми. Стражи Цитадели – особые воины, с лучшей подготовкой, закаленные, будто нуменорская сталь – первый и последний рубеж обороны Гондора.
- Зато речи мои о гномах не удивили тебя, - малость молчания спустя вновь заговорил Боромир. – Таить мне нечего, и незачем – в горах, у подножия которых стоит мой родной город, прозываемый Минас-Тирит – Крепость Последней Надежды, по слухам, были обнаружены следы того, что некогда в них обитали гномы. Если то и было правдой, то во времена незапамятные – так я с соратниками отправился исследовать те места. Вдвоем с одним из своих бойцов я оказался застигнут бураном, и нашел пристанище в горной пещере. Уснул, - Боромир чуть улыбнулся, - и проснулся уже здесь. Но ты явно не снишься мне, госпожа Бетани, равно, как и звуки впереди, - нуменорский клинок угрожающе потянулся из ножен, с коротким лязгом. Впереди громыхало, что-то, недовольно ревело, и покрикивало на разные лады; перекресток древних коридоров освещался неярко, но у Боромира спустя пару секунд отлегло от сердца – никакая темная тварь не станет материться про сломанную ось, ее бабушку, и того, кто эту бабку – или ось? – делал.
- Веата! – навстречу им с Бетани уже спешил гном – естественно, гном. Низкорослый, бородатый, коренастый, с обнаженным мечом. Боромир же, напротив – клинком открыто блеснув, меч убрал в ножны. – Кто таковы?..
Гондорец отступил на полшага, позволяя говорить Бетани; отблески факелов, что несли с собой гномы-караванщики, засияли на серебряном звере на ее нагруднике.
- Серые Стражи!.. ну, дела! – покивал гном бородой, глядя на серебряную эмблему. – Почитай, со времен Мора почти никого не было, нечастые вы гости, ну да ладно, леди Страж. Мы вот, в Орзаммар путь держим. А вы тут какими судьбами-то? – позади гнома недовольно мычала какая-то здоровенная тварь с рогом на конце морды, впряженная в повозку. Охрана каравана чуть расслабилась, глядя на хрупкую девушку, и ее спутника, который предпочитал хранить вид невозмутимый, и помалкивать – авось, за умного сойдет.

Поистине, благоволит им удача. «Мне», - Боромир молча наклоняет голову, вставая рядом с Бетани. Гномы пока что еще возятся, чинят сломанную ось, а возница, на повозке позади которого высится гора тюков, заинтересованно косится на обоих людей. И, чего уж там, Боромир сам едва удерживается от того, чтобы на него не коситься.
Как-никак, доселе ему гномов встречать почти не доводилось.
- Тот гном сказал, что в их городе давно не видели Стражей, - Бетани ниже гондорца, и потому ему приходится чуть склониться к его уху. – Что станем делать, если не встретим там никого из твоих соратников? – слова о теплой ванне заставляют его улыбнуться. Сам-то он две недели провел в снегах, и, в общем, о подобном даже и думать забыл. И к себе старался не принюхиваться.
Как бы то ни было, придется ему предоставить Бетани вести. Во всем – это ее мир. А Боромиру же только и остается, что довериться ей, - смутно мелькает воспоминание о словах ее, о том, что, дескать, у нее есть соображения насчет того, как он может вернуться.
А он должен вернуться, - холодом пробрало до костей. Тяжёлый выдох, под скрип колес; тварь с рогом на носу недовольно повела покрытым жесткими кожистыми пластинами крупом, и, под оклики возницы, медленно побрела вперед. Они же с Бетани – делать нечего, зашагали наравне с повозкой.
«Почти пришли» - это насколько далеко?» - невольно задавался Боромир примерно час пути спустя. С Бетани они особо не разговаривали, ибо гондорец опасался выдать в себе чужака, тем самым, не приведи Предвечные Силы, имея возможность навлечь неприятности на Бетани. Пусть серые Стражи, по-видимому, среди подземного народа и пользовались неоспоримым уважением, про себя Боромир рассудил так, что испытывать судьбу не стоит.
Хотя, прячься ты, или нет, внимание он привлекал. Ростом – он был высок, статью, выправкой, доспехами чужой ковки, эмблемой на щите и нагруднике, - возница все косился на него, спокойным строевым шагом идущего наравне с повозкой. Покосился на него и Боромир – и в пару шагов оказался подле облучка.
- Уважаемый, - гном уставился на него с недоверием, дескать, чего тебе надо? – скажи, не найдется ли в твоей повозки места для леди Стража? – то, что Бетани была не просто усталой, но изнуренной, все больше бросалось в глаза. – Приближение темных тварей она почувствует и без того, а силы ей нужно восстановить, - говорил Боромир негромко, но так, чтобы Бетани услышала. «Бетани». Мягкое имя. Приятное слуху, и произносить его тоже приятно, - про себя улыбнувшись, Боромир взглянул на возницу, который отчаянно чесал заплетенную надвое бороду. А затем махнул девушке – мол, полезай.
- Эти твари на вид весьма могучи, - заметил Боромир, помогая Бетани забраться на повозку – на ходу приходилось подсаживать. – Твоего присутствия оно и не заметит, - кивнул на создание, запряженное в повозку. Их услыхал возница.
- Чего-о? Ты чего, наземник, - Боромир чуть тряхнул головой, - бронто никогда не видел?
- Там, откуда я родом, уважаемый, - вновь поравнявшись с облучком, заметил гондорец, - мне никогда не доводилось встречать подобных созданий, - про себя он отчаянно надеялся, что эти уроды тут не как лошади или собаки, не есть у каждого. Но гнома, как ни странно, ответ его удовлетворил.
- Видать, шибко издалека ты, если наших караванов никогда не видел, и бронто в них! Лучше бронто нету скотины! Жрет, только, падла, прорву, но зато вынослив, как кунари, - Боромир со смирением проглотил незнакомое слово, - а случись чего, гарлокам-генлокам наподдаст так, что только кишки по закоулочкам полетят!
«Гарлокам. Генлокам», - гондорец сглотнул, чуть наклоняя голову, продолжая идти.
- А откуда будешь-то, наземник? – словоохотливый же попался гном, вот незадача. Боромир медленно набрал в грудь воздуха, вздохнул, вид имея скучающий – дескать, не все ли равно, откуда я?
- Дерево у тебя, ишь, - кивок в сторону вычеканенного на нагруднике Белого Древа. – А не долиец, - странный взгляд в сторону головы Боромира. – Шучу, э, шучу! – гном захохотал. – Какой еще из тебя долиец… Вольная Марка небось? Это там, говорили мне, наземных гербов как пыли – в Пыльном Городе, - знакомое слово заставило гондорца невольно кивнуть. «Марка». Одно из самоназваний Рохиррим – «Риддермарк», «край всадников».
- Понятно, понятно, там кого только не встретишь… мы-то сами вишь, на поверхность не ходим, только с теми, кто туда ушел, торгуем, товары у них вон забираем. Уж не думали, что Страже встретим, а вон оно как, - невозмутимое молчание человека, похоже, сработало – возница перестал возиться на облучке, и, бормоча что-то в бороду, умолк.
«Разобраться бы в этом всем», - несмотря на то, что мир кругом походил на его собственный, что доспехи, пусть выглядели иначе, крепились совершенно знакомым образом, пусть мечи были незнакомой ковки но они были м е ч а м и, Боромир ощутил на миг, что земля словно уходит у него из-под ног. Это не походило на разведку – когда твой разум и внимание отточены настолько, что ты сам выбираешь, на что обращать внимание. Это же, скорее, походило на ворох какой-то разноцветной  разномастной ерунды, который вывалили сверху – поди пойми, что в этом хламе нужно запомнить, а что можно и оставить без внимания.
Но – ничего необычного, - он понимал, что неизбежно вызовет вопросы. Ходят ли Стражи вот так, со «спутниками», или же это не принято среди них? Но гном, похоже, с вопросами унялся, за что Боромир был ему весьма благодарен. К тому же, если поразмыслить, возница рассказал ему в разы больше, чем сам узнал, - внезапно некая мысль пришла ему в голову.
- Baruk Khazâd, - вполголоса произнес Боромир. Гном недоуменно воззрился на него.
- Чего это ты такое болтаешь? Колдуешь небось? Зачаровать вздумал? – на что тот со смехом ответил:
- Уважаемый, так ли уж я похож на мага? – «а вот то, что ты не понял кхуздул, говорит мне о том, что речь твоя и гномов моего мира различается. Но язык, на котором говорим мы сейчас, слышится и произносится общим».
- Да в том-то и дело! – захохотал тот. – Ты ж гнома-то сколько не колдуй, ему ничего не будет. Нас магия-то не берет, не в обиду леди магу, конечно, сказано будь, - поистине, на каждом слове здесь можно учиться. Теперь Боромир отчасти понимал тех чужаков, с кем ему доводилось встречаться – но мало кому из них приходилось получать сведения так вот исподволь. Обычно, он им сам о много рассказывал, - а повозки, тем временем, катились дальше. И вскоре слух уловил  какой-то гул, больше похожий на грозную и величественную музыку.
- Слышишь? – глядя на то, как человек вскинулся, спросил гном. – Орзаммар небось! Прибыли почти, - гондорец, сцепив от онемения зубы, смотрел на исполинскую пещеру, что открывалась пред ними. Свод ее терялся где-то во тьме, а из отверстий в стенах текли лавовые потоки. Каменные дома лепились ярусами, а внизу – внизу клокотала расплавленным золотом раскаленная бездна.
«И они здесь живут?» - он встретился глазами с Бетани, и остановился вместе с повозкой – путь им преградил отряд вооруженных гномов. Само собой, стражники, - его, Боромира, спасло от подробнейшего допроса лишь то, что он находился в компании Серого Стража. Хотя капитан отряда немного поворчал, дескать, «сейчас не Мор, чтоб вот так вот запросто разгуливать», но подорожную выдал.
Простившись с караванщиками, они остались одни. Чувствуя на  своем лице дуновение горячего воздуха из лавового отвала, гондорец медленно перевел дыхание.
- Тут где-нибудь можно выпить? – неожиданно спросил он у своей спутницы. – Иначе, клянусь Белым Древом, голова моя лопнет от обилия всего того, что я узнал.

Маленькая ладошка Бетани крепко сжимает Боромира за запястье, и это, поистине, небесполезно – иначе бы на третьем шаге отстал от нее, засмотревшись на подземный город гномов. «Орзаммар» - звучало, словно пение трубы, величественно. И таким он и был – даже то, что населяли его создания, которой ростом были Боромиру, в лучшем случае, по грудь, его величия не умаляло.
«Что же увидели горцы, когда заговорили о гномьих постройках в Эред Нимраис?» - это ли что сейчас созерцает он? Лаву, что освещает улицы города, переливаясь в узких канальцах, исполинских размеров статуи и постройки, огромный каменный мост над лавовой пропастью? – он встряхивает головой, и прибавляет шагу. На них с Бетани косятся, но без особого интереса. «Люди здесь не такая уж и диковина», - откуда Боромиру знать, пригодится ли ему это знание, но лишним точно не будет.
- Мечи! Клинки! Редкости! – зычно выкрикивали рыночные зазывалы; и гондорец понимал, что только маленькая ладонь в его руке – перехватил, пока пробирались сквозь толпу – только она остается его секстантом в этом бушующем море низкорослого народца. И немалых трудов ему стоило, дабы не отвлечься на зазывные выкрики. «Мечи же», - взглядом он скользнул по хрупкой фигурке своей спутницы, что упорно вела его сквозь толпу, и немного вздохнул. А вот и таверна – обдало запахами кислого пива и жарящегося мяса, запахами, привычными Боромиру по тавернам Нижнего Яруса, и которые он уже около месяца как не посещал.
- Благодарим тебя, любезная хозяйка, - вместо Бетани отозвался он, когда полнотелая низенькая гномка грянула перед ними тарелками. Стол был низок и неудобен, точно для детей сделан – если не слишком высокая Бетани кое-как помещалась за ним, то рослый гондорец отчаянно не знал, куда девать колени. Кабатчица слегка подбоченилась, глянула на Боромира хитро:
- Ишь, еще и вежливый! Откуда таких берут, а, Страж? – Боромир рассмеялся, кое-как откидываясь на резную спинку стула. Смущаться ему и в голову не приходило – видно же, что нравы здесь простые, а что на уме у гномов, то и на языке. А спутница у него действительно весьма хороша собой, - он слегка коснулся плеча Бетани, обращая ее внимание на еду и питье.
- Госпожа моя, - и пододвинул было к девушке кружку, в которой плескалось нечто угольно-черное… затем осекся.
- Что, лишайного эля не видел, наземник? – немалых усилий стоило Боромиру сохранять вид всего лишь вежливо-удивленный, а не скривиться от отвращения. «Лишайный эль», будь он проклят! – но пригубить из своей кружки пришлось все же.
- Нет, и прежде не пробовал, любезная, - после первого глотка ответствовал Боромир рыжеволосой гномке, что лукаво поглядывала на обоих людей. – Но теперь жалею о том, ибо вкус у твоего лишайного эля, поистине, мало с чем сравнится, - женщина расхохоталась.
- Зовите, ежели чего! Не спи, милая! – и была такова.
- Мало с чем сравнится, да, - крепкий, горький, с тягучим послевкусием, этот лишайный эль был сущим издевательством над самим слово эль, но Боромир сам не заметил, как распробовал кружку почти полностью в какие-то считанные минуты.
- Если после эдакого вот пойла появляются зеленые демоны, я вовсе не против. Зеленые демоны – почему нет? Нынче меня мало уже чем можно удивить, - неизвестное мясо под пальцами распадалось в волоконца и во рту таяло. Смахивало на свинину, но гораздо нежнее – что это такое, Боромир предпочел не спрашивать. Окажется еще мясом какой-нибудь гигантской подземной крысы – нет, в еде он привередой не было, и всегда сметал все, чем кормили, не жалуясь, даром, что принцем рожден.
- Поведай мне, миледи, - за длинные ноги Боромира то и дело цеплялись гномы, с руганью спотыкаясь, но вскоре он перестал обращать на это внимание. В таверне яблоку негде упасть, а реши кто, что он тут много места занимает, то ему найдется, что ответить. – Отчего моя судьба так заботит тебя? Я ценю твое желание помочь, но ты сама рассказала мне о своем долге, и о том, сколь важно для тебя его соблюдение. И соратники твои… - он замолчал, когда к ним подлетел рыжеволосый вихрь, едва не расплескав содержимое кувшина с элем.
- Эй, ну долговязые! – возмутилась кабатчица, впрочем, беззлобно. – Давайте-ка в уголок, верзилы, вон, как раз местечко освободилось! – Боромир благодарно кивнул ей, на что гномка весело заухмылялась, ловя монетку. О том, какие деньги здесь в ходу он, вестимо, не имел понятия, но вроде как Бетани расплачивалась серебром. Серебро же брали из рук гондорского генерал-капитана и горцы, когда он расспрашивал их о гномьих руинах, - поднявшись, они перекочевали в полутемный угол таверны, к отдельному столу. Вдоль стен здесь углом стояли вырубленные прямо в камне лавки, также невысокие, но, по крайней мере, ноги здесь было вытягивать куда как удобней.
Прежняя еда и новая порция эля выстроились на столе; чуть помешкав, гномка оставила им кувшин полностью, подмигнула – и снова умчалась.
Боромир вздохнул, делая еще глоток – шум таверны здесь чуть приглушался резными каменными перегородками, но и это «слегка» было поистине, благословением слуху. Он взглянул на Бетани, в общем, понимая, что вопросы задал неудобные, но ответа на них он ждать не переставал. Зачем, действительно, она помогает ему? Может, сам бы он так и поступил, но она не обязана – к тому же, ей еще своих товарищей надо отыскать.

За подобные речи, осмелься кто разговаривать с Боромиром так, и будь этот кто-то мужчиной, он бы зубы пересчитал – но здесь это, скорее, вызывало смех. Короткий, и не слишком веселый – за напором, злостью, взбудораженными хмелем, в голосе Бетани скрывалась боль, - гондорец взглянул на ее кружку, затем на свою, и медленно вздохнул, дергая углом рта. Вскинул ладонь в отвращающем жесте – дескать, достаточно, и отрицательно мотнул головой на промелькнувшую мимо гномиху-подавальщицу, что встретилась с ним взглядом – дескать, нужно чего?
- Я услышал тебя, - веско, но без гнева промолвил Боромир, пока поцарапанные, жесткие, без защитных перчаток, пальцы Бетани, стискивали кружку. Ему не постичь знаниями то, о чем она говорит – у него нет знаний об этом мире, - но понять собственными боевым опытом и выучкой он может. И, по всему судя, расклад здесь таков, что скоро ему все же придется позвать гномиху-подавальщицу, - он залпом допил остатки горькой дряни, содержимое своей кружки, и перевел дыхание. Послевкусие ударяло в голову, словно корабельным тараном – необычное ощущение. Привычный к разного рода выпивке, тогда, в общей зале, Боромир не солгал – подобной дряни ему действительно, прежде пробовать не доводилось. А заодно слова Бетани о «пяти кружек хватит», становились чем-то осязаемым, - он медленно перевел дыхание, и забросил в рот еще несколько кусочков мяса. «Если это подземные крысы – то крысы удивительно вкусные».
Со стороны общей залы донеслось какое-то невнятное пение – Боромир предпочел не вслушиваться, а также выкрики, и глухой стук – кажется, полетели тела и мебель. Покосившись на каменную скамью, на которой они сидели, гондорец только и мог, что подивиться про себя гномьей силе, и задуматься, а смог бы он такое сделать сам. Затем спохватился, что нет – скамья-то в камне и выбита, но мысль засела в голове крепко…
Да о чем он только думает вообще, - с силой сжав себя за лоб, Боромир плеснул еще эля, с делал несколько больших глотков, не морщась и не сбивая дыхания.
- Допустим, - кружка тяжело стукнула о столешницу. – Допустим, миледи, что ты хочешь вывести меня на поверхность. А что дальше? Какие у тебя… мысли? – смутно припоминалось, что девица что-то такое говорила обо всем этом, но, поистине, у Боромира сейчас ничего не оставалось, кроме постепенно наваливающегося осознания того, что он оказался настолько далеко от своего дома, от Гондора, от Средиземья – что дыхание сбивалось.
«И как мне вернуться?» - однажды он уже совершил путешествие в чужой мир, которое больше было похоже на очень скверный и беспорядочно яркий сон. о нем не хотелось вспоминать – но тогда он возвратился благодаря силе планет, что одинаково светили над Средиземьем, и тем миром.
«Звезды», - он схватил Бетани за запястье. Мореплаватель и путешественник, ка кон не подумал об этом в первую очередь?
- До этой поверхности близко? Далеко? Я хочу увидеть звезды твоего мира, - но по лицу девушки он понял, что звезд сейчас он никаких не увидит, и разочарованно выпустил ее руку.
- Проклятье, - пробормотал он своему темному отражению в кружке. – Надеюсь, мое отсутствие не выдастся слишком долгим, - представив, что случится в экспедиции, буде обнаружится исчезновение генерал-капитана, старшего сына Наместника, Боромир помрачнел, чернее тучи став лицом. Или того самого собственного отражения в кружке.
- Не пойму вот чего. Как из пещеры, что меньше этого закоулка, - он обвел глазами закуток, в котором они сидели, - я попал в эти, как их… Глубинные Тропы? Ничего не почувствовав. Я просто спал, пережидая метель. Поэтому… как? – он уставился на Бетани, слабо веря, что у той может оказаться ответ на этот вопрос.

«Чудесному, тоже мне», - хмыкает Боромир поверх кружки. Пытаться сейчас, с пьяных глаз, понять, о чем толкует эта девушка – то еще занятие. Он жмурится, сжимая себя за лоб; в висках начинает колотиться нечто, скверно напоминающее бессилие.
«Тень. Маги. Демоны», - немногое ему доводилось слышать о существах, что зовутся демонами. В иных мирах так называли злобных духов, способных завладеть сознанием человека, или же телом его – да что там, Боромиру однажды довелось увидеть, как нечто, названное демонической силой, едва не поглотило юнца, его тогдашнего ровесника.
«Сродни ли одно другому?» - эти вопросы никогда не закончатся, равно, как и непонимание – или же, желание познать, отчего меж мирами так много сходства. Отклик – пресечение точек, словно направлений на карте. О демонах знают здесь, и также в мире, что именовался Ассия, но не слышали в Средиземье.
«Сумею ли разобраться в этом, хоть однажды?» - его лицо чуть дергается, при звуке знакомого выражения – «утро вечера мудренее».
Да даже если бы и не поспал до этого, все равно вряд ли сумеет уснуть в ближайшее время, - гондорец молча кивает, поднимаясь, подхватывая прислоненный к каменной скамье щит. Когда они выходят из-за резной загородки, то Боромира провожают внимательными взглядами несколько гномов – оценивают, цепко эдак. И он понимает, почему – ибо сам косится на доспехи чужой ковки, в которые здесь облачено немало народу. Открыто носят и оружие – «и это в кабаке, да?» - но тут общая зала сменяется неширокой каменной лестницей, ведущей наверх.
Комната, что отвели им, мало напоминает покои – да и чего ждать от обычной таверны? К тому же, уж кому-кому, а Боромиру не привыкать ночевать где придется, - он проходит внутрь вслед за Бетани, привлеченный видом, что открывается из невысоких прямоугольных, длинных окон. Огромные потоки лавы так и сверкают, освещая исполинскую пещеру, переливаются. И светло, и тепло. «Неужели рудничная дрянь не отравляет воздух?» - если здесь живет столько народу, то ведь наверняка гномы как-то навострились очищать его.
Шум и звяканье позади отвлекают от зрелища – он оборачивается, и застывает с усмешкой на лице – понятное дело, его спутница намеревалась искупаться, но, видимо, нравы здесь – «в Тедасе» - весьма свободны, коли молодая женщина не считает зазорным обнажаться в присутствии мужчины. Не стал делать вид, что чего-то не заметил – напротив, с удовольствием полюбовался крепкими округлыми бедрами, что качнулись слегка, привлекательно, прежде чем дверь купальни закрылась за Бетани.
Крепкая брань на адунаике повисает в воздухе. Щит со звоном оказывается прислонен к стене; тяжелый, мехом подбитый плащ – на скамье. Делать нечего – принимай случившееся, как есть, будущий наместник Гондора. Кто ты здесь-то? – в латном наруче, покрытом чеканкой в виде Древа, на миг мелькнуло отражение. Ремень крепежа негромко скрипит, и наруч снят, а вслед за ним – и остальные доспехи. Кожаная одежда удобна, движения не стесняет, а после того, как вес брони покинул плечи, становится и вовсе легче дышать. «Правда, легче?» - может быть, идея со сном не так уж и плоха. Только Боромир уверен в том, что не уснет.
Не прислушиваясь к приглушенному плеску воды за закрытой дверью, он покидает комнату. В коридоре сталкивается с настороженным гномом – по виду, слуга. Нагружен какой-то утварью, вид имеет озабоченный, а бороду – клоками выдранную.
- Чего тебе, назем? – просьба отыскать песка и оружейного масла вызывает на рябой физиономии понимающую ухмылку. И уважение – просьба ибо звучит повелительно, а облик Боромира, осанка его, выдают в нем человека благородного происхождения. Это понимает даже гном, - «вновь – одинаковое», - и, сколько-то минут спустя, перед Боромир оказывается все, о чем он просил.
Такая работа всегда идет на пользу, и помогает сосредоточиться, - черная кровь порождений тьмы отскребается паршиво, но не сложнее, чем орочья. Набор для правки оружия у Боромира с собой – без него в поход не отправлялся, и он здесь также пригодится. Пока его спутница занимается собой, да и даже позднее – как закончит с омовением, он займется тем единственным, что есть у него в этом мире, - ладонь любовно ведет по лезвию нуменорского клинка. Холодная крестовина прижимается ко лбу, словно ободряющим поцелуем – и становится легче.
Меч – светел и ясен, как когда-то. А Белое Древо на кирасе, выправленной теперь, со сглаженными отметинами от чужих мечей, неизменно сияет звездами над раскинутыми ветвями. И мыслями Боромир уносится туда, куда, возможно не вернется более.
«Ничего. Ведь у меня есть брат», - а у отца – младший сын. До конца он не верит, что может не вернуться, но точно так же не может и спорить с собственным предчувствием. И, погруженный в мысли, Боромир не сразу замечает, что в комнате он уже не один.
«Пусть ложится», - менее всего сейчас он желал бы беседовать, или задавать вопросы – потому что от ответов все становилось лишь сложнее. «Передышка», - вот что ему нужно. А девушка пускай отдыхает – постель в ее распоряжении. Боромиру, предвечные Силы свидетелями, сейчас точно не до того, чтобы даже посмотреть в ту сторону. Если сном его все же сморит, то лавка тут вполне широкая.
«И, может быть, во сне я вернусь домой», - слабая, но безумная надежда. Все, что осталось – кроме меча, и собственных рук.

Вместо ожидаемого скрипа кровати за спиной – влажное тепло подле него. Боромир чуть косится в сторону севшей рядом Бетани – на стройные, крепкие ноги, обнажённые до бедра. Местами мокрая рубашка ничего не скрывает – напротив, обнажает; он ведет взглядом выше, по изгибу бедер, до смятого подола. «Неожиданно», - но отчего-то ожидаемо уже то, что влажные пальцы берут его за подбородок и поворачивают лицом к лицу.
Вынырнуть из собственных раздумий непросто. И даже то, что рядом полунагая девица, не сразу отвлекает. Хотя внутри что-то так и отзывается, приятно. Сладко почти – когда лица коротко касается теплое дыхание, а затем – обветренные, но мягкие губы. Ореховые глаза близко-близко, смотрят в упор – со щемящей сердце искренностью вопроса.
Он молча смотрит на нее – на темные влажные, вьющиеся от воды волосы; на капли воды, что тянутся ожерельем по шее ниже, до выреза рубашки, которая не скрывает пышной груди. Та натягивает сероватый лен, высоко, просвечивая сквозь влажную ткань сосками. Взгляд снова падает на обнаженные колени, на бедра – и вскидывается вновь. Глаза в глаза, пока теплая ладонь все еще лежит на щеке, задевая отросшую за последние дни щетину.
«Нет», - отвечает Боромир взглядом, чуть прикрывая веки; свободная рука тянется вбок, к валяющемуся на полу плащу. Тяжелая ткань, мехом подбитая, укрывает ноги Бетани, оказывается наброшена краем на плечо, прикрывая грудь. «Проклятье», - на какое-то мгновение Боромир, все же, сумел отвлечься от своих мрачных мыслей.
«Не могу поверить», - поверить – означает дать себе надежду. Которая, если разобьется – вполне способна убить, - теперь уже Боромир слегка касается слегка округлой щеки, чуть улыбается, краем рта. Не слишком весело – но и не мрачно уже.
- Хотел бы я поверить в это, - горечь слов его – неподдельна, как и искренность. Хотел бы – но не смеет.
Тепло девичьего тела влечет к себе все сильнее; обоняния касается жаркий запах чистой кожи, влажных волос, распаляя стремительно. Боромир опускает лицо, мимолетно хмурясь – не стоит делать того, что потом – «затем» – вдруг может оказаться опрометчивым. Пускай порыв и вышел бы естественным, - наполовину желая послать в Ородруин сдержанность, и забыться, наполовину – трезво сознавая, что на пользу это пойдет лишь кратковременно, он сильно выдыхает, качнув головой, а затем поднимается со скамьи. Сидеть уже невозможно – и не из-за близости женщины. Прорывается то, что назревало, и вся выдержка теперь уходит на то, дабы не дать себе волю. Теперь уже – в тревоге.
- Мне недостаточно веры, Бетани. Мне нужна уверенность, - негромко говорит он, глядя в окно, на постепенно пустеющую площадь. Девица говорила, что сейчас вечер, вроде как, ночь? – «как они различают это?» - благодаря опыту жизни под землей, наверное. Но гномы и впрямь расходятся с площади. Закрываются лавки, пустеют прилавки – «все словно как дома» - даром, что не похоже внешне.
- Но я не вправе требовать от тебя чего-то, что дало бы мне уверенность, - скрестив руки на груди, он прислоняется к подоконнику. – Беспокойство, что терзает меня, велико. Отсутствие мое может оказаться роковым. Тьма с востока не дремлет, неуклонно ползет – земли моих предков уже под сенью ее. Я – старший сын своего отца, и наследую Гондор, королевство Юга, как будущий Наместник. И десятки тысяч жизней вверены мне, как командиру и правителю – а я здесь, - последние слова Боромир произносит, невидяще глядя перед собой, как будто враз потяжелевший взгляд его способен пронзить пространство, подобно нуменорскому мечу.
«Я должен вернуться», - глаза их вновь встречаются.
- Прошу, извини мне мое неверие, миледи, - медленно выдыхает Боромир. – Как и сей миг слабости. Я доверяюсь тебе, - наклоняет голову, прикладывая сомкнутый кулак к изображению Белого Древа на груди.

«Поверь, мне это приходило в голову»,- он слегка поводит плечом, руку девушки не стряхивая – позволяя ей соскользнуть. Жест не небрежения, или чего еще – Боромиру лишь нужно побыть одному. Не распылять себя даже на ту, что согласилась ему помочь, по велению своего сердца или, или по каким еще причинам, - он провожает Бетани взглядом, вновь безотчетно задерживаясь глазами на округлых ягодицах, красивых лодыжках… изгибе талии, что вскоре скрывается под одеялом. Он выдыхает, резко запрокидывая голову к каменному потолку, покрытому резьбой – и стискивает зубы, зажмурившись.
Какой уж тут сон.
«А такой вот», - сетуй – не сетуй, кляни судьбу – не поможет. Придется примириться – «пока что». И пускай кипит в нем упрямство, поровну с безумной надеждой и бессилием, ничего тут уже не попишешь, - Боромир безотчетно берет со стола кувшин с элем, и прикладывается к нему, держа обеими руками. «До зеленых демонов? Ха!»
Стремительно, - черная дрянь льется в глотку, обжигая, но в голове становится легче. Пусто, легко, хотя о спокойствии и речи не идет. Горечь, что точит сердце, едва ли менее горька, чем этот эль… который кажется уже и меньшей дрянью. Может, заснуть затем поможет, - покосившись на темноволосую голову на подушке, он слегка усмехается. К ней прилечь? О, это позднее. Вначале – смыть с себя грязь недель похода. Кажется, вода в купальне еще оставалась.

- Эй, Стражи, или кто тут? – громкий шепот от двери. Боромир чуть вздрогнул, открывая глаза – ничего себе, все же умудрился придремать. Спасибо проклятому черному пойлу, да теплой воде, которая здесь лилась, вот чудеса, из труб. И как ее тут согревали, подземным теплом? – гондорец приподнялся над краем каменной ванны настороженно, но чуть расслабился, увидев рыжеволосую гномиху-трактирщицу. Дверь купальни он оставил открытой намеренно, на такой вот случай – и, как видно, не зря.
- В чем дело? – вестимо, срамом сверкая, если из воды вылезет, Боромир мало чего мог сделать, но вот меч его лежал под рукой. И рука слегка сжалась, когда гномка легко проскочила внутрь.
- Да вот думаю, зайду, узнаю, не надо ли чего. Тихенько у вас тут, вдруг чего стряслось? – и бесцеремонно весьма присела на широкий каменный бортик. Боромир глянул на нее искоса, чуть откинув голову назад – пальцы разжались, рукоять меча звякнула о камень. Гномка покосилась вниз, и весело фыркнула.
- Не за тот клинок хватаешься, наземник, - вода с шумом выплеснулась на пол. Боромир потряс головой – ему зеленых демонов обещали после кувшина эля, который он и не ополовинил даже, а не… пышнотелых, но ладных, крепеньких таких, пусть и низкорослых женщин. И волос у нее на теле было не больше, чем у человеческой женщины. «И никакой бороды», - засмеялся коротко, вспомнив было слухи, что ходили о гномьих женщинах в Средиземье. «Средиземье», - ожгло тоской на мгновение, а затем отпустило. Кратковременно и бездумно – как отпустил и сам себя.

«Дверь запри», - посоветовала ему напоследок разрумянившаяся гномка – «Корра». «А то умельцев тут хватает, без порток мигом оставят». «Да я и без того уже», - отозвался Боромир, на что та приглушенно хихикнула, и скрылась за дверью, прижимая к груди узелок с платьем. Так нагая и побежала – чудны же нравы, и вольны, в этом Тедасе, - ощущая себя и опустошённым, и немного умиротворенным, Боромир все же выбрался из купальни.
Обмотав бедра полотенцем, присел на край кровати, глядя на Бетани – та спала неспокойно. Темные брови сдвинуты, дыхание неровное, хоть и глубокое, кулаки стиснуты, - рука потянулась погладить ее по плечу, безотчетно. Ухватив со стула плащ, Боромир укрылся им до пояса, и лег на спину, глядя в потолок. Неизвестно, придет ли сон. Скорее всего, нет, - в пальцы знакомо толкнулась рукоять меча. Дескать, я здесь.
Все верно. На сей раз, это единственное, что имеет значение, - Боромир медленно выдохнул, и все же закрыл глаза, проваливаясь в хорошо знакомое по дозорам наполовину бдение. Когда насторожен, но расслаблен – по-другому он вряд ли сумел бы уснуть.

Сон не крепок, но удивительно спокоен – только вот вздрагивает Боромир за мгновение до того, как что-то касается его лица; открывает глаза навстречу темноту каменному потолку, понимая, что удерживает в полудюйме от своего носа тонкое девичье запястье. Сбоку судорожно, тонко вздыхают – он повернул голову, медленно, будто ныряя в воспоминания.
Ему ничего не снится, - отчетливо видимая в теплом полумраке чуть смугловатая шея, на которой колотится жилка, мягкий подбородок, полуоткрытые губы, из которых вырывается полустон. Спит Бетани беспокойно, - Боромир садится на постели, глядя в ее лицо – напряженно сдвинутые брови, шевелящийся рот – она будто шепчет что-то. Будто кого-то зовет.
Разбудить ее? – «не стоит». Желание одиночества, потребности побыть одному, еще не покинуло Боромир. Он поднимается, набросив на спящую девушку одеяло, которое та мигом отбрасывает, тем же жестом, каковым едва не заехала ему по носу.
Город гномов – «Орзаммар» - притих, но не слишком. Несмотря на ночь? время сна? - по улицам его все равно снуют гномы. Проходят строевым шагом, бряцая броней, патрули, доносятся голоса – и с улиц, и снизу, из залы таверны. Боромир с усмешкой припоминает ту рыженькую, что скрасила его тоску – женщина как женщина, поистине. Невысокая? – так в положении лежа разница в росте не имеет значения.
Он облачился в доспехи, опоясался мечом. Бездействие угнетает – а чужой город влечет, тянет к себе, точно мальчишку к клинкам в оружейной. Сознавая, что идея эта - пройтись, без провожатого  не самая лучшая, Боромир, тем не менее, спустился в общую залу таверны.  Одного взгляда на оставшихся посетителей хватает ему, дабы понять, что проводника он здесь точно не найдет – несколько гномов у стены горланят песни, иные спят, кто в чем – кто в луже выпивки, кто – собственной блевотины, и над всем этим бессонно бдит полупьяный трактирщик. Корры нигде не видно – ну да и немудрено. Отдохнуть, наверное, захотела, - провожаемый внимательным, пускай и полупьяным взглядом вышибалы, Боромир покинул таверну, и оказывается на городской площади, что широкой дугой пересекает ярус. Впереди – самых невероятных размеров мост, а внизу – лавовое озеро. Воздух сухой, горячий, горький почти, но после запахов таверны кажется самым свежим, - Боромир медленно поднял глаза к теряющемуся во тьме потолку пещеры, выдохнул. Давнишняя его неприязнь ко всякого рода подземельям не давала о себе знать – пока что, но он все бы отдал, дабы оказаться под небом.
«Небо», - оно ведь здесь есть?
Так, терзаемый мыслями о сходстве и разнице, он бездумно двинулся вдоль парапета над лавовым озером, держа фланг под наблюдением, ибо в тени домов и построек явно кто-то передвигался. Несколько раз он видел низкорослые фигуры, что мелькали, точно крысы, явно уходя от патрулей – один такой решительно заступил Боромиру дорогу.
- Эй, ты ведь прибыл с Серым Стражем, наземник? – кряжистый бородач и до груди Боромиру не доставал, но напирал уверенно. «Еще бы – дома у себя». – И чего шастаешь? – посмел бы кто в Гондоре вести такие речи при нем – пожалел бы, но здесь всколыхнувшийся было гнев пришлось унять.
- Так точно, уважаемый, - ровно отозвался Боромир. – Прибыл я в обществе леди Серого Стража. И теперь осматриваю город, подобных которому еще не видывал, - капитан патруля удовлетворенно крякнул в бороду, смягчаясь лицом.
- Ну, коли уж так… в Пыльный Город не захаживай только, а по торговым кварталам броди, сколько влезет, - патруль посторонился, пропуская Боромира. По своему Городу он привык ходить открыто, и не было случая, дабы его остановил патруль вот так – сразу узнавали, и либо делали вид, что не знают, либо пропускали, кланяясь. Здесь же…
«Ты не в Гондоре, проклятье», - от мысли сделалось не веселее, но как-то легче. А когда впереди замаячили, поблескивая в красноватых огнях подземелья, клинки на открытом прилавке – безошибочно определил с расстояния, то невзгоды даже отступили прочь.

- Что это? – блестящий, светлый, будто серебро – но  с в е т л е е, короткий меч лежал в руке непривычно легко. Хотя рукоять была относительно простой, не изукрашенной, а крестовина всего-то покрыта несколькими полосами узора, клинок выглядел достойно. Выглядел достойным, - наблюдавший за Боромиром гном только ухмыльнулся, когда тот перебросил меч из руку в руку – летал тот, словно не из стали выкованный.
Но ведь не из стали же? – гном пожал широкими плечами, складывая руки на груди.
- Сильверит, вестимо. Здешний, орзаммарский, - пальцы уже вели по лезвию, но не касались – заточка была настолько хороша, что их гондорец лишился бы в единый миг.
- Доводилось мне слышать о кузнечном мастерстве гномов, почтенный, - и это было, Предвечные Силы свидетелями, правдой. И даже от такого совпадения холодило спину, - но, поистине, верно говорят, что лучше один раз увидеть, чем сотню раз услышать, - по тонкой гравировке в глубине кровостока что-то проскальзывало, светясь – как если бы крохотную частичку живой лавы заключили в этот самый сильверит. «Чары?» - он разжал пальцы, отпуская рукоять, и брови его взлетели – клинок зазвенел по каменным плитам так, как если был отлит из стекла.
- Ну, наземник? Нравится? – помимо воли Боромир рассмеялся, поднимая меч, и снова примериваясь к нему.
- Хорош, нечего сказать, - клинки из легендарного мифрила были великой редкостью и в Гондоре, но Боромиру когда-то доводилось держать такой в руках. Мифрил светился жемчугом изнутри, странным теплом, этот же «сильверит» - холодным был, как прозрачный лед. И красивым, - взяв с прилавка ножны – кожаные, тиснением украшенные, Боромир вложил в них короткий меч.
- Нравится, - и звякнул кошелем.

Показалось ли ему, или теней на улицах стало больше? – или же, это они стянулись к нему, наблюдая? – до таверны дойти было всего ничего, дорогу Боромир запомнил. Орзаммарский клинок висел на бедре, рядом с Рогом Гондора – пальцы безотчетно стиснули плетеный черный шнур. Никто не придет на помощь, - «а нуждаюсь ли я в ней?»
Он толкнул дверь их комнаты, и остановился, будто на незримую преграду налетев – услышал имя, произнесенное вскинувшейся на постели Бетани, встретился с ней взглядами – сонной, но отчаянно встревоженной. Глаза – будто темные омуты, да и сны ей снились не самые светлые, он ведь помнил то, как девушка металась во сне.
- Йерикаль? Что это? – слово Боромир услышал отчего-то весьма отчетливо. Прошел вглубь покоев, остановился  у окна. – Ты беспокойно спала. Сумела ли отдохнуть? – по тяжелому дыханию так и не скажешь, а сердце Бетани колотилось так, что Боромиру было видно даже с того места, где он стоял.

«Имя? Чье?» - вряд ли кого-то, дорогого сердцу, судя по настроению Бетани. Боромиру особого дела до этого нет – так, зарубку в памяти сделав себе, он просто слушает ее, но слушает внимательно. И все это ты узнала во сне?» - мысленно обращается он к девушке, чье заспанное лицо выражает лишь одно желание – возвратиться в кровать, и не покидает ее еще примерно сутки, - он поднимает глаза к каменному потолку, гася зудящее чувство неопределённости во времени. И каменные своды давят, сильно, невзирая на то, что до потолка самой пещеры… чуть ли не лиги.
А сказанное Бетани… Боромир стискивает зубы, не позволяя бешеной надежде вспыхнуть в сердце; мрачно наклоняет голову, пытаясь справиться с собой – и на улыбку ее отвечает взглядом, который словно щит. Несокрушим и тяжел, - щит свой подхватывая, и забрасывая за спину, он следует за своей спутницей. Невеселы думы его, но то кратковременно – и уже в зале таверны лицо его проясняется. Отчасти – отлично пахнущему завтраку благодаря, отчасти – тому, как рыженькая хозяйка будто невзначай задела его бедром по бедру, когда сел к трапезе – и подмигнула разок. То не ускользает от внимания Бетани – взгляд карих глаз оч-чень понимающий, и Боромир усмехается краем рта, помимо воли – дескать, ну да. Пока ты спала, успел… погулять по Орзаммару.
Их путь под сводами подземелья еще долго, несколько часов; с небольшим привалом, но по необъяснимым приметам Боромир отчего-то чувствует приближение того что местные зовут «поверхностью». Огромные залы с исполинскими статуями – в десятки раз больше, чем изваяния Королей во дворце в Минас-Тирите – то, мимо чего они проходят напоследок, прежде чем перед ними распахиваются невероятных размеров каменные двери, и в лицо ударяет свежий воздух – шумный выдох вырывается из груди Боромира, когда взору его открывается темно-синее небо, предрассветное, усеянное созвездиями. Оставленный позади подземный город уже не интересует – сделав несколько быстрых шагов, на открытое пространство, и даже не оскользавшись на обледенелом склоне – холодно, точно он вновь в Эред Нимраис, и замерзшая земля хрустит под тяжелой поступью. Под ноги Боромир не смотрит – смотрит в небо, и с каждым ударом сердца в нем рушится словно что-то.
Ни одного. Ни одного знакомого созвездия, - некоторые очертания могут быть похожи, но это же звезды… потому, ничего необычного, - взгляд перечеркивает небеса привычными линиями, ищет, ищет… и ничего не находит.
«Совсем чужой», - едва слышно шепчет Боромир, со вдруг разгоревшейся черной яростью – на мир, в который оказался заброшен, и на себя, что едва не пал духом. Резко оборачивается на Бетани.
- Показывай дорогу, миледи, - голос его тверд и тяжел, словно гондорская сталь. Стражи у освещенных факелами ворот смотрят на них, с подозрением; тусклые огни освещают несколько палаток ни широкой площади перед входом в город. «Купцы? Отчего не в городе?» - понимая, что впереди его ждет еще немало таких вот «отчего» и «почему», он четким шагом привычного к долгим переходам пехотинца идет рядом с Бетани – и смотрит туда, где должно вот-вот появиться солнце, окрасив горы рассветом – а это горы, в том нет сомнений, воздух здесь особенный.

Почти как в Белых Горах – но эти горы прозываются Морозными, - это он узнает у своей спутницы. Как и многое другое – понимая поневоле, что подобен пятилетнему ребенку, засыпая ее вопросами, иного выхода он не видит. В этом мире нужно выжить – пусть и похож он, отдаленно, искаженно, на родину его, это – не Средиземье. Никто не врывался в престол Эру Илуватара, ведомый жаждой власти и гордыней. Реки крови лились на родине Боромира, в том числе, во времена Нуменора – что-то почти созвучное слышится ему в названии древнего государства здешних людей, прозванного Империей Тевинтер.
Названия и имена, истории и предания – как у Бетани хватало на все это терпения? – но она рассказывала. А Боромир запоминал – сейчас ему именно это и нужно было, дабы тоска по дому не так терзала. И, само собой, он ей и отдохнуть давал – как в этот раз, когда на полпути до того самого озера Каленхад оказались. Привал в лесу, неприметный костерок – такие Боромир умел устраивать в совершенстве. Бездымные, незаметные – обоняние у орков – словно у волков. Учуют, если не знать, как правильно разводить, - костерок потрескивал, они с Бетани сидели близ разлапистой ели. Морозные горы остались позади – впереди лежали холмистые, местами скалистые равнины. Залитые солнцем позднего лета – вот это в очередной раз заставило сердце Боромира воспрянуть почти дикой надеждой.
- Матриналис, -в слух произнес он название месяца; то не ложилось на язык, неизбежно натыкаясь на гондорский акцент, привыкший растягивать и углублять гласные – получилось что-то вроде «маэтринээлис». – Восьмой месяц года, так? – год и здесь делился на одинаковые промежутки. Наблюдая за солнцем и луной – «солнцем и луной!» - Боромир понял, что фазы движения их примерно одинаковы со средиземскими.
«Не совсем чужой, все же»,- он помешал палкой угли в костре, вскинул голову, прислушался. Не послышался ли ему волчий вой? – нет, то только налетевший ветер в еловых ветвях.
- Вэдмат – так зовется восьмой месяц года в Гондоре, - о, и о Гондоре Бетани теперь тоже многое знала.  – Меня не отпускает мысль о совпадениях и различиях, - глядя в огонь, негромко произнес Боромир. На коленях его лежал меч, который он только что вычистил – несколько лихих людей с большака решили проверить, сколь тяжелы их с Бетани кошели. И, возможно, попользоваться благосклонностью девушки, только вот не тут-то было. Пир воронью и волкам нынче точно будет.
- Извини мне это, миледи. Я понимаю, что уже немало утомил тебя расспросами, - пожалуй, сам Боромир от подобной компании утомился бы уже, но, как ему казалось, они с Бетани вполне ладили. Постепенно он даже ощущал все нарастающую симпатию к ней, растущую, вестимо, из признательности за все, что она для него делает – терпит расспросы, главным образом. Он улыбнулся, прикладываясь к фляге с водой. Чистая – набрали недавно на роднике.
- Как становятся Серыми Стражами? – сильверитовый грифон на нагруднике ее блеснул в отсветах костра. – Как стала им ты?

Стряпня у Бетани удавалась так себе, и, попробовав ложку похлебки, Боромир только кивнул – дескать, да. Без затруднений, - только вот желудок все равно радовался горячему. Лето – летом, но ночи холодные, а вечера – прохладные. Да и после дня долгого пути даже такая похлебка впрок пойдет. Привередлив в еде не был никогда, даром, что принц и все тому подобное – но доводилось месяцами из Итилиэна не вылезать, так-то. Изнежен не был. И сейчас, этими днями, не задумываясь, мерял пешком лиги и лиги пути, беря все от выносливости, которой был наделён от рождения и силы своей.
До заката оставалось немного, и Боромир подумывал уже о том, чтобы прикорнуть на часок – выносливость выносливостью, а силы беречь надо. К тому же, это Бетани только впрок пойдет – пусть спит хоть всю ночь, Боромиру не привыкать сидеть в дозоре. Многие тяготы пути он брал на себя, не задумываясь, и не спрашивая ее позволения, вызывая порой удивление – и сам дивясь именно этому удивлению. Ведь в Тедасе мужчины и женщины, по неведомым причинам, считались равными.
«Чудны обычаи чужих земель», - хмыкнув, он проглотил варево, не забывая слушать рассказ Бетани. Простой и печальный – увы, как и многое, что он услышал от нее. Нередко бедность или отчаяние толкают в объятия опасности – и вот итог. Он уже успел немало узнать о Стражах, защитниках этого мира от напасти, именуемой Мор. И понимал, сколь высока цена.
Даже сейчас, когда оскверненный бог (то, что это был дракон, до сих пор слабо укладывалось в голове) оказался повержен, Серые Стражи, подобные Бетани, оставались на посту. Порождения тьмы не оставляли земли Ферелдена, так звалась эта страна – Боромир их видел сам. Видел он и следы Мора – разоренные деревни, черные поля, издалека будто под посев подготовленные – но лишь приблизься, и поймешь, что ничего на них расти не может. Истлевшие тела, скалящиеся черепами с обочин, полустертые знаки, намалеванные кровью – метки тех самых порождений, когда их бог был еще жив, пока направлял их.
Но было и иное – была и жизнь. Люди не селились на оскверненных землях, но восстанавливали порушенное рядом. В едва отстроенных деревнях их, Боромира и Бетани, встречали душевно. Всему причиной была сине-серебряная броня ее, и знак грифона. Серых Стражей, спасших Ферелден, чтили и уважали, и гондорец невольно благодарил судьбу за то, что, оказавшись заброшен неведомо куда, встретился именно с ней. С Бетани Хоук – девицей бойкой на язык, буйной во хмелю, но всегда – чуткой сердцем. Он видел, как терзается она из-за того, что вынуждена следовать с ним, по делам, не связанным с ее Орденом, и был благодарен за помощь. Безмерно – отставил опустевшую миску в сторону, он легонько коснулся прохладной руки, пожал ее – карие глаза поднялись на него, печальные, понимающие.
- То, что я встретил именно тебя, вселяет в меня надежду, Бетани Хоук, - Боромир слегка улыбнулся. Чужая печаль всегда заставляла его чувствовать себя обязанным подбодрить, унять собственную и так и получалось. Его беды – это его беды, с ними он разберется. И не то что бы ему было особо много дело до тягот Бетани, но привязаться к ней он уже успел, и потому искренне сочувствовал ей. Потерять все… вот так вот. Обрести жизнь, обречённую на мрачный, хотя и славный итог, навеки будучи связанной клятвами, каковых никогда не желала… будь на месте Бетани мужчина, Боромир отнесся бы иначе. Ибо, какой бы участь, уготованная судьбой, не оказалась, мужу должно принимать ее с гордо поднятой головой. А уж пасть, защищая мир и мирных людей от зла и скверны – и вовсе само по себе высшая награда.
Но Бетани – девушка, рожденная с гонимым в этом мире даром, всю свою жизнь скрывающаяся от преследователей, понадеявшаяся на счастье – и такой вот итог. Боромиру было искренне жаль ее, и искренность она могла прочесть в его взгляде, когда он вновь чуть улыбнулся ей, выпуская ее руку.
- Хотя, извини мне, я повторяюсь уже. Печальна твоя история, и жертва твоя велика, - говорить ей, что она «хотя бы жива»? – лишь бередить раны, пожалуй. Но даже такая жизнь лучше смерти – ведь для тех, кого она оставила, она все равно остается здесь, в этом мире. Может весточку подать, хотя бы, - рука потянулась к засапожному ножу. Руки, как всегда, требовалось чем-то занять, и Боромир, не глядя, ухватил с земли короткий обломок ветки. Резать по дереву – наука нехитрая, но у него было время научиться делать это почти что хорошо.
- Но твои родные знают, что ты жива, и однажды ты встретишься с ними, как встретишься и с тем, кого любишь. Ты собиралась замуж? – будущие невесты не лазают по подземельях в поисках приданого, но Боромир про себя пометил уже – удивляться нравам и обычаям Тедаса поменьше. Ибо чуяло его сердце, что впереди еще немало всякого, ох и немало.
Нож скользил по деревяшке, светлые стружки сыпались меж пальцев. Постепенно нечто в них приобретало форму – заостренные уши, острая же морда. Собака – на гербе Ферелдена были изображены псы, и Боромир поначалу даже лицом перекосился – никогда не видел он подобного в геральдике. Псы полезны, но благородными животными не считались. Потом уже, в деревне услыхав о гончих мабари, которые при том еще и волкодавы, призадумался. А вскоре довелось и увидеть их самих – могучих, грудастых, со взглядом почти что человеческим. Только даже умнее, - деревянный мабари в его руках сидел, поставив уши торчком, повернув голову на звук. Небольшой  в палец длиной всего, - нож поскрипывал, стирая огрехи.
- Нам нужны лошади, Бетани. Пусть я привык к долгим пешим переходам, не стоит пренебрегать возможностью. Ибо путь наш… ты знаешь сама. Редклифф – я слышал о поселении неподалеку отсюда. Говорят, оно велико, и правит ими уважаемый в этих местах лорд. Стоит ли обратиться к нему? – что до средств, то Боромир не переживал. Пока – хватает, и нет нужды в том, чтобы браться за работу наемника, или охранника. Не бросали денег на ветер, но золотая цепь толщиной в палец Бетани, на худой конец, все еще была на его шее. Никогда не любил украшения – не таков, но носил их, как знаки своего достоинства и положения, не задумываясь. А тут вишь ты, и пригодиться может.

От внимания Боромира не ускользнуть тем взглядам, почти удивленным, что бросает на него Бетани. То, как она удивляется его почти что простоте, тому, сколь легко он берется за работу, которая, казалось бы, не под стать человеку его кровей и происхождения. А кровь и происхождение замечались – редко когда к Боромиру обращались иначе, чем «лорд», буде им доводилось оказываться в поселениях. Осанка, выправка, богатство доспехов – даже долгий и утомительный путь от Морозных гор не сказался на генерал-капитане Гондора чем-то бОльшим, чем просто загар на лице. По дорогам Ферелдена он шагал спокойно, почти вольно, пусть и неся в сердце тяжелую и крепкую тоску пополам с тревогой. Только вот виду не подавал – почти. Ибо горькие думы – хуже тягот любого пути.
Потому и отвлекался он, как мог, как умел – на расспросы, на рассказы. Заставил на одном из привалов Бетани снять ее броню, подлатал, проверил клепки, где надо – подтянул, приладил затем так, что сидеть стала лучше прежнего. Небольшой нож у нее на поясе теперь резал острее, чем бритва; доспехи же самого Боромира были в наилучшем порядке. Он брал на себя все, до чего дотягивался – лишь бы не думать. Лишь бы не вспоминать о тяжком, ибо путь их был не близок, а итог него – неизвестен.
«Сотни тысяч книг… и сколько сотен тысяч лет придется потратить на то, чтобы что-то найти в них?» - про себя же Боромир надеялся, что в месте, именуемом Башней Круга магов, он найдет кого-то из мудрых людей, сведущих в подобных делах. Само собой, что рассказать о себе ему придется. Был риск, что ему попросту не поверят, сочтя сумасшедшим. Был риск, что его сочтут вражеским лазутчиком, вознамерившимся выведать тайну таинственного элювиана – кстати говоря, Бетани так и не объяснила толком, что же это такое. Вероятно, мало что и сама в этом понимала, - он поднял перед собой законченную фигурку. Деревянный пес смотрел на закат, тронутый лучами солнца, будто красноватой морилкой. Боромир повернул голову на вопрос Бетани, заданный с затаенной робостью, и легко крутнул нож в пальцах, убрав его затем в потайные ножны  в сапоге.
- Есть, - он вздохнул, улыбаясь, глядя на темнеющий небосвод, на который высыпали же крупные звезды последнего месяца лета. Чужие – и звезды, и небо, и даже лето, но если не вглядываться, то можно поверить на миг, что дома. – Гондор – моя родина. Ничего дороже ее нет моему сердцу. А что же до невесты, или возлюбленной, - Боромир покачал головой, - нет. Никого не избрал я, не нарек своей. Говорят, у Теодена, Короля Рохана, в пору входит племянница – принцесса Эовин. Мнится мне я, на будущий год сватов зашлют… только вот увижу ли я это? – он поскреб отросшую бороду, глядя теперь уже на огонь. – Уже сейчас зовут юную леди Эовин Красой Ристании – так ли это, судить не мне, ибо я никогда не встречался с ней. И достанется она моему младшему брату, если я не вернусь. Как и титул Наместника. Как и Гондор, - не утешением, но хоть малой поддержкой становится та мысль, что из Фарамира, возможно, получится лучший правитель, чем из Боромира. Да что там – он уверен в младшем сам, полностью. Ибо никогда не хотел быть правителем, не стремился воссесть на черный трон подле Трона пустующего.
- «О белокаменный Гондор! С незапамятных пор
Западный веял Ветер от Взморья до Белых гор,
И сеял Серебряный Саженец серебряный свет с ветвей -
Так оно было в давние – времена Королей», - низким гулом прозвучали стихи старинной песни, ч у ж о й. Деревянная фигурка собаки тихо стукнула о щит, падая рядом, Боромир смотрел на огонь, и видел заходящее солнце, что опускалось в синие тени горы Миндоллуин. Видел громаду Минас-Тирита в закатном зареве, слышал пение серебряных труб с крепостных стен… копыта коня его выбивали пыль Пеленнорской равнины, галопом стучали, сердцу в унисон – «Гон-дор, Гон-дор…»
- В землях Гондора нет Короля уже тысячи лет. Мой род – потомков Хурина, род Наместников, хранит его с незапамятных времен. И сейчас, в час Тьмы, что грядет с Востока… я бы жизнь свою отдал, не задумываясь, дабы вернуться домой, - негромкой, но пламенной печалью звучали слова Боромира, под чужим небом, под чужими звездами. Он сморгнул – и залитые закатом равнины Пеленнора погасли перед ним; затем взглянул на Бетани, и медленно вздохнул.
- Ты утомилась, сударыня Бетани. Отдохни, - на самом же деле, Боромиру вновь хотелось побыть одному. Он поднялся, расстегивая серебряную пряжку, осененную чеканкой в виде крыльев, удерживающую его плащ – тяжелый и теплый. Не раз спасавший их в холодные ночи месяца Матриналиса – чаще, правда, спасал он вечно мерзнущую Бетани. – Я постерегу, - и набросил плащ на плечи девушки. Деревянная собака сверкнула светлым, свежеоструганным боком в отсветах костерка, что прогорал уже, - наклонившись, гондорец поднял фигурку.
- Чуткий пес не помешал бы нам в наших странствиях, - задумчиво промолвил он. – Возможно, нам стоит подумать и об этом, не только о лошадях, - это уже были больше мысли вслух. Сейчас за хворостом отойти, а потом стеречь до заполночи, пока не настанет время Боромира отдыхать. Ближе к рассвету, пожалуй – ибо сны здесь, под чужими небесами, слишком уж тягостны, хоть и ярки и светлы – о родине сны его.

Полуденное солнце быстро перескочило зенит, и теперь светило сбоку, заливая светом зеленые луга. Голубело небо – высокое, с быстрыми облаками. Большак вился среди лугов, на которых то там то сям мелькали стада. Пахло навозом, землей, травой и дымом от близких уже поселений, а с каменистых холмов порывами дышал прохладный ветер. День постепенно клонился к вечеру, а до Редклиффа, если верить встреченным пастухам, оставалось недолго. И длилось это «недолго» едва ли не с самого утра, - Боромир шагал бодро, то же самое можно было сказать о Бетани, и придавали сил им также мысли о том, что ждет впереди. Боромир откровенно предвкушал уже встречу с местным лордом – по словам селян, этот Теган Геррин, «эрл», как его звали тут, был добрым человеком. «Добрый» - не душил налогами и не сек плетьми? – Боромир мог бы спросить о том, но видел и сам, что народ здесь пускай живет и просто, но сыто. Яблоневые сады плодоносили повсюду, тучнел скот, колосились пашни – у плохого господина крестьяне так отменно работать не станут.
Им уже попадались отдельные домишки, стоявшие на отшибе этого самого Редклиффа – деревни на берегу озера. Сам же замок Редклифф находился поодаль, и шпили его и зубцы вскоре вынырнули перед путниками из-за высокого зеленого склона. Прямо поверх золотисто-рыжей головы невысокой девчушки, в которой Боромир поначалу даже не распознал гномку – думал, девочка и девочка.
- Здрасте! – запрокинув голову, бесстрашно поздоровалась с ними гномка. Простое синее с белым платье, волосы цвета спелой ржи, в косицу убранные, россыпь веснушек на кругленьком носу – и блеющее стадо кругом. За гномкой бежала некрупная черно-белая собака – подскочила к Боромиру и Бетани, обнюхала, коротко гавкнула хозяйке – мол, все хорошо, и возвратилась к стаду.
- Здравствуй, юная леди, - ответствовал Боромир. – Умная у тебя подруга, - гномка рассмеялась негромким, но удивительно веселым смехом.
- Еще какая. А вы кто будете? О… Серые Стражи! – Белое Древо на кирасе гондорца осталось без внимания, чем Боромир был рад. Меньше расспросов.
- Вы на праздник? – хлопая голубыми глазами, поинтересовалась гномка. – Вот его милость эрл обрадуется! Он-то все сетовал, что Стражи давно не заглядывают в Редклифф, совсем позабыли… Я овец пасу тут, - бесхитростно продолжала она, - я Лейс. Лейс Хардинг. Хотите, дорогу до замка покажу? Тут недалеко.
Боромир переглянулся с Бетани – дескать, почему бы и нет?
- Сочтем за честь, сударыня Лейс. Веди, - гномка снова рассмеялась, заливисто.
- Чудно ж вы выражаетесь, сударь! Эй, Пряничек, сюда, фьюить! – и посвистела собаке – та принялась сгонять овец в кучу, постепенно ведя их в сторону виднеющихся под деревьями жердей кораля. Пришлось немного подождать, пока их новоявленная провожатая не закончит – управилась она, впрочем, отменно быстро; замкнув кораль, и приказав собаке стеречь, гномка быстро досеменила до людей, и, глянув на обоих веселыми синими – точно васильки во ржи, большими глазами, поманила за собой, по широкой, укатанной дороге, ведущей вниз. И заходящее солнце зажглось лучами на глади озера, когда перед ними открылось большое поселение, с водяной мельницей, множеством построек и причалом – Редклифф.
- Раэдклифф, - произнес вполголоса Боромир, щурясь на реющий над шпилем замка, что стоял на утесе, стяг. Тот развернулся, открывая зубчатую башню-донжон на фоне красного круга холма.
- Идемте! – позвала их Лейс, и они стали спускаться к шумной, оживленной деревне, улицы и дома которой были украшены лентами, цветами и множеством яблок? гирлянд из яблок? чудеса.
- Что за праздник сегодня у вас, сударыня Лейс? – поинтересовался Боромир.
- Конец лета! – звонко отозвалась та. – Праздник яблок. Наш эрл очень любит яблоки. И гостей – добро пожаловать!