«Не магия, но творение человеческих рук?» - задумывается Боромир накрепко, хмуря брови, вглядываясь в очертания нацарапанного на мелком гравии рисунка. Дым от костра чуть вздрагивает, направляясь в его сторону, и он подсаживается к Инаре ближе, и ладонь его лежит на ее бедре. Так теплее и приятней, - ее волосы уже слегка пропахли дымом, но это нисколько не портит ее. «Надо же, отвлекся», - дивится он сам себе, вновь шевельнув бровями, склоняя голову. Еще предстоит хоть как-то уложить в ней услышанное.
- Творение рук человеческих… - выдыхает он вслух, пытаясь представить себе размеры тех кораблей, о которых говорит Инара. Слушает ее, вникая, сравнивая с тем, с чем сталкивался прежде. «Иные миры», - так и гудит в голове, почти назойливой мыслью, и велик соблазн так все и оставить. Дескать, иные миры – и все, ведь мало ли, как и что там может происходить. Всего разумом не постигнешь, не прыгнешь выше головы, как ни старайся, - но взор Боромира становится жестче, пронзительней, когда пред ним – смутно начерченная звездная карта.
Именно она.
«Как можно обитать на звездах?» - голова почти запрокидывается к небесам, сейчас уже мягко темнеющим, но печальные, словно негромкий лязг стали, нотки в голосе Инары заставляют Боромира неуловимо напрячься.
- Нет, моя леди. Напротив, я благодарен тебе за рассказ, - улыбается он, поднося к губам ее руку, и касаясь ее поцелуем. – Прости же меня ты, что пришлось навести тебя на скверные воспоминания.
Она – женщина. И далека от войны, каковы бы ни были ее причины, - ласковым теплом сжимается сердце. Боромир расспросил бы об истории тех, кто решил объединить всех – и желающих, и противящихся, под своей волей, полагающей, что так – лучше. И расспросил бы о тех, кто противился этому, пускай чего-то и не мог понять. Но люди … видимо, они везде одинаковы, как и причины их войн. Уж по своим-то странствиям Боромир вполне может судить.
И Гондор в свое время знал немало войн и междоусобиц, а что до Нуменора, и еще более давних времен и королевств, то тут и вовсе, если взяться рассказывать – за неделю не управишься.
Но, благо, на Инару все же сходит успокоение – Боромир чувствует это по тому, как она расслабляется в его объятьях, а прикосновение к его руке – нежное и словно надеющееся.
«Такая хрупкая», - снова задевает его по сердцу, горячо и мучительно сладко полосует. Ей не подле костра на безлюдном плато сидеть, а принимать гостей и комплименты в высоких дворцовых залах. Не тяжелую кожаную броню на себе носить, а шелка и драгоценности, - и виной за то, что ввязался в это приключение без должной подготовки, не разведав все наперво, снова гложет Боромира.
Но оставаться в форте для нее было опасно, да и некое предчувствие так и бормотало Боромиру, мол, поспеши. Иначе будет поздно. Полагаться на такое… ох, от подобных дум только хуже. И как спасением от них, из сумеречных лесных зарослей доносится сорочий стрекот.
- Вот и мои люди, - Боромир поднимается, чуть сжав Инару за плечо.
Сейчас он займется делами, а потом нужно будет отдохнуть, им обоим. Ей – в первую очередь, - он оставляет ее у костра, сам идя навстречу своим бойцам. И делает вид, что не замечает деланного недоумения, что нет-нет, да мелькает на их лицах.
Ночь спускается пасмурная и душная, обманчиво спокойная. Ветер негромко гуляет над плато, шевелит волосы над вспотевшим лбом, заставляет дым, тянущийся от остатков костра, вздрагивать. И, когда на плечи ложатся тонкие руки, Боромир вздрагивает слегка, почти роняя один из приборов, с установкой которого возился при свете небольшого факела.
«Что, сейчас?» - не с руки ему сейчас отвлекаться, но и противостоять этим прикосновениям невозможно. Под порывом ветра факел гаснет, и руки путаются, а губы – встречаются. Она дрожит в объятьях, но не от тревоги – от чего-то иного, словно позволяя себе нечто, чего раньше никогда не делала. И сумрак кругом вдруг делается глубже – незаметно оказались под пологом палатки. И воздух все горячее кажется, но надышаться можно только им. «Инара», - имя рвется вместе со стонами, и что-то есть в этом такое, что снова щемит сердце – наслаждением и болью, будто бы вот так предаются любви принц Гондора и его прекрасная чужачка в последний раз – в своем существовании.
И отчего-то не думается о прежних тревогах, о том, что ночь коротка, что странные письмена, оставшиеся от нуменорских звездочетов, необходимо разгадать именно сейчас, что они теряют время – нет, единственно верным и правильным сейчас становится обнимать эту женщину, этот свой, и чужой вместе с тем мир. «Инара», - не забудет ее, не сможет, к какой бы другой женщине затем не прикипело пылкое сердце. такую – никогда, эти черные алмазы глаз, эту улыбку, и тихое дыхание на своем лице. «Почему ты, и почему я?» - Создавшие Нас не дают ответов. Лишь вершат судьбы своих созданий.
Просыпается Боромир, когда сквозь щели в плотной коже палатки начинает брезжить рассвет. Жарко, - повернувшись на узкой постели, двигает рукой рядом с собой, и резко открывает глаза.
Он один.
Инары нет в палатке, оставленной лежит на полу кожаная броня, рапира – здесь же. Вышла подышать уже? – но чувство, что он по-настоящему один, не покидает.
- Инара! – наспех одевшись, зовет Боромир, выходя в соленый утренний туман, легкий, не самый густой. Но кругом – никого.
- Инара! – спустя недолгое время вновь зовет он, обуянный самыми скверными предчувствиями. Куда она могла пойти? Зачем? – обжигает горькой памятью, и Боромир почти готов броситься в палатку, разыскивать прощальное письмо. Но вовремя вспоминает, что часовые расставлены. Никто мимо них не прошел бы.
… И никто мимо них не проходил. Рассеянно и потерянно трогая секстант, Боромир слушает бойкий рассказ бойцов, что-де, ночью только раз что-то странное случилось – башня сверкнула белым, будто беззвучная молния разорвалась.
«Что поделаешь…» - по всему видно, что Инара никуда не уходила. Почти нет следов на мелком гравии и светлом песке, только те, что возле костра – легкие и маленькие, вдруг обрывающиеся.
«Так вот просто?» - и сейчас он спрашивает себя, и потом будет – долго еще.
Воля Предвечных Сил оказалась такова – так может, единственное, что от Боромира требовалось – это привести Инару сюда, на плато?
Ответа уж точно не будет.
«Да хранят тебя боги твоих земель, Инара Серра», - просвет в облаках – ярко-синий, словно сапфир. И оборвавшееся на середине удара сердце отчего-то бьется почти без боли.
«Прощай», - и солнце поднимается из моря.