[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0018/36/3c/355-1502449186.png[/AVA][NIC]Queenie Goldstein[/NIC]
Это было совершенно необязательно, но Куинни ходила новым маршрутом через день, а то и чаще. Иногда спохватывалась, корила себя за это, уверенно поднимала голову - она же сильная женщина, справится! - и пользовалась более короткой дорогой от работы до дома. Иногда вовсе трансгрессировала, преодолевая эти несколько километров за долю секунды. Но часто все-таки выходила на улицу под россыпь снежинок, под ветер или несмелые солнечные лучи, и шла.
    Ей нравился Нью Йорк. Даже зимой нравился, впрочем, зимой он был не так уж плох - не то, что весной или осенью, когда редкие деревца еще не зазеленели, хоть как-то украшая камень и стекло. В этом городе было много грязи, много мусора и серого цвета, и часто Куинни казалось, что ее сиреневое пальто и беретик - самые яркие пятна на всю сорок девятую улицу. Все как будто смотрели на нее странно, оборачивались, и Куинни тогда ловила некоторые мысли. “Вот вертихвостка, кто ж так одевается”, или “Ну все понятно, к мужику бежит, наверняка к женатому”. И это еще неплохие варианты, но за последние годы Куинни привыкла не обращать на все это внимания. Порой она делала что-то даже вопреки - другая на ее мести стала бы следить за гардеробом и поведением, а она наоборот вела себя вызывающе. Но делала это не так часто, как выходила на эту улицу, а потому и опасных прецедентов еще не было. Мысли остаются мыслями, и Куинни всегда считала, что думать о ней могут все, что угодно - лишь бы не трогали.
    Тем более, по вечерам у людей были свои заботы. Все спешили по домам, к семьям, и Куинни постоянно наблюдала эту спешку. Закрывались магазинчики, зашторивались окна, запахивались полы пальто, подхватывались сумки, надевались на головы шляпки, каблуки стучали по брусчатке. Музыка Нью Йорка, та, которую никогда не доведется услышать ни одному туристу, от которой невозможно избавиться. Куинни это нравилось, но в основном потому, что себя саму она отгораживала от всех этих людей, от не-магов. Все-таки ее жизнь иная, и по улице, вместе со всеми, она идет вовсе не потому, что торопится домой после трудового дня.

    В то время, когда все магазины закрывали свои двери, пекарня Якоба Ковальски оставалась открытой и светлой, специально, чтобы по дороге домой прохожие могли заглянуть и купить что-нибудь к столу. Куинни знала, что Якоб открывается раньше прочих, а закрывается позже - потому что так удобно было покупателям. Поначалу она испытывала к нему некоторое сочувствие: так много приходится работать, но очень скоро поняла, что эта работа Якобу в радость. Что он мог бы даже жить в этой пекарне, мог оставлять двери распахнутыми круглосуточно и по звонку входного колокольчика подниматься с кровати, чтобы посоветовать ночным гулякам пирожки с изюмом или кекс по особому рецепту.
    Пекарня уже виднелась впереди. Рядом стояли люди, Якоб наверняка занят. В этом был существенный плюс: Куинни, дойдя до булочной, остановилась у витрины. Рядом толпилась стайка детей, рассматривающих причудливые булочки в форме животных, названия каждого из которых Куинни хорошо знала. Она тоже стала смотреть на извилистые туловища оками и поджаристые бока ниффлеров, и вспоминать, каково оно все на вкус. Куинни не рисковала часто заходить внутрь - Тина была бы недовольна, если бы об этом узнала, а уж если станет известно в МАКУСА… Но иногда она все же заглядывала, и улыбка в такие дни сама собой появлялась на ее лице, а потом не пропадала до самого дома, и приходилось прилагать усилия, чтобы выглядеть спокойно во время разговоров с Тиной.
    Домой Куинни никогда не приносила эти булочки: сестра сразу бы все поняла. Что-то она съедала по дороге, другое отдавала детям, играющим во дворах.
    Сейчас Якоб был занят. О чем-то говорил с высокой женщиной и ее сыном, одновременно укладывая что-то в бумажный пакет. Дверь пекарни то и дело открывалась, оттуда доносились вкусные запахи, среди которых преобладала корица и ваниль, и Куинни всякий раз невольно вела носом, чтобы вдохнуть поглубже. И улыбалась, конечно, она улыбалась.
    И не замечала, как проходит время. Не думала о том, что ее почти неподвижная фигура снаружи может привлекать внимание. И только за пару минут до закрытия пекарни она уходила.
    Вот и сейчас, посмотрев на висящие внутри часы, Куинни вздохнула и отошла. Перешла дорогу, чтоб идти теперь по противоположной стороне, неторопливо двинулась в сторону дома, засунув руки в карманы.
    Каждый раз, уходя отсюда и двигаясь в почти полной темноте вдоль затихающих улиц, Куинни думала: что, если бы… Что, если бы Якоб вдруг узнал ее. Посмотрел через расписанное стекло пекарни прямо ей в глаза, улыбнулся бы так, что она сразу поняла - помнит. Или вышел, пока она рассматривала бы новые булочки на тарелках, и заговорил с ней, пригласил внутрь. Это он мог бы сделать, даже не помня ее: все-таки она красивая женщина, стоит тут, одна… Но Куинни знала, что Якоб испытывает неуверенность в себе: он ведь не помнит, как она целовала его, и не помнит, как она на него смотрела.
    Зато она - она все помнит, и просто не может без своих “если бы”.

    Вот еще одно: если бы он однажды отправился за ней следом. Она бы заметила это - а как не заметишь, когда человек, к которому ты неравнодушна, идет в двадцати метрах позади? - и как будто случайно оступилась на брусчатке. Споткнулась или сломала бы каблук; но не упала, ни в коем случае! Падение бы только все испортило - испачкается пальто, помнется юбка, нет, падать совершенно ни к чему. Достаточно небольшой неловкости, чтобы он захотел помочь ей и поддержать.
    Но что потом? Дальше встречи или прикосновения у Куинни фантазии не шли. В такие моменты у нее на глазах появлялись слезы, она одергивала себя, снова вскидывала голову и нарочно начинала думать о чем-нибудь другом.
    Закончилась настойка из щупалец муртлапа, нужно купить или сказать Тине, а еще не забыть про документы мистера Грейвса, отнесу их с самого утра, а потом загляну к Эрни на третий этаж, он давно хотел меня видеть, но проведу там не больше двадцати минут - ровно в полдень в отделе встреча или совещание, нужно все подготовить.
    Обычно это помогало. Помогло и сейчас, но как только Куинни начала перечислять мысленно все то, что нужно приготовить к тому самому совещанию, она действительно услышала за собой шаги. Они точно не принадлежали Якобу - были более спешными и грузными, тяжелыми и опасными. Не оборачиваясь, Куинни запахнула пальто плотнее и ускорила шаг. А в следующую секунду она споткнулась о выступ на дороге - случайно, а вовсе не нарочно, как бывало в ее фантазиях, - и все-таки упала, не удержавшись на ногах.

[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0018/36/3c/355-1502449186.png[/AVA][NIC]Queenie Goldstein[/NIC]
Куинни не знала толком, чего она так боялась, когда ускоряла шаг и торопилась избавиться от преследования, которое могло таковым вовсе не являться. Она не слышала опасных мыслей от человека, который шел за ней, скорее всего потому, что ни о чем конкретном он не думал. Шел себе домой после трудового дня, рассчитывал на теплые комнаты и вкусный ужин, на вечернюю газету или книгу, а, может быть, собирался выгулять пса. И, конечно, ему не хотелось возвращаться завтра тем же маршрутом, потому что вряд ли он любил свою работу; но все это пришло в голову Куинни с большим опозданием, когда она уже падала на брусчатку, выставив вперед руки и легко вскрикнув - не столько от боли, сколько от неожиданности.
Больно ей действительно не было, но от удара из груди выбило дух, как всегда бывает, когда ты к этому совершенно не готов, и она ужасно растерялась, потому что привыкла всегда контролировать свое тело и его положение в пространстве. Только потом, развернувшись на земле, чтобы быть лицом к лицу с нападающим, если он все-таки нападет, она уловила первую мысль:
”Вот дамочка неаккуратная, что там уже случилось?”
И почти сразу же следом за ней вторую:
”Осторожно, Куинни!”
Эта, вторая, мысль заставил ее вздрогнуть и похолодеть, потому что голос Куинни узнала сразу же. Узнала и не поверила, а только потом увидела приближающегося к ней Якоба, держащего в руках строительную доску. Потом Якоб замахнулся, ударил незнакомца, который был уже близко, по голове, и тот грохнулся на землю, упав в такую позу, что сразу стало ясно - без сознания. Куинни ничего по этому поводу не почувствовала, она все еще была в шоке. Якоб. Якоб здесь, спасает ее - какой же он самоотверженный и смелый, - но, что самое главное, он… Помнит ее имя.
В висках у Куинни шумело, она не слышала больше ни одно мысли, даже своей собственной, только смотрела на Якоба во все глаза, чувствуя, как вот-вот по ее щекам польются слезы, причины которых она не могла бы объяснить. Схватившись за протянутые руки, Куинни поднялась на ноги, но не выпустила ладонь Якоба, а продолжала смотреть на него. Ей тоже очень хотелось его обнять, и было совсем не стыдно разрыдаться на его плече, но не здесь же, не на улице?.. Да и этот человек рядом, уже постепенно приходящий в чувство…
- Якоб… Нет, нет, подожди... - чего-чего, а бежать ей совсем не хотелось. Теперь ей совершенно нечего было бояться, и Куинни оглянулась по сторонам: - Где твоя сумка?..
Бежать она не станет, только вместе с ним. Совершенно точно она теперь не может ни уйти, ни отпустить Якоба, потому что больше не хочет без него, не хочет приходить вечерами к витрине пекарни и стоять, оставаясь силуэтом за стеклом. Этого ей хватит уже по горло - проклятые порядки магического мира, совершенно ничем не подтвержденные, не гибкие и не позволяющие оспорить решения, довели ее и измучили.
- Милый, бери скорей свои вещи и пойдем, - Куинни была выше Якоба, но за его спиной она все равно чувствовала себя в восхитительной безопасности. Она коснулась рукой его плеча, но тут же отдернула пальцы - ладони ее все еще были пыльными после падения, и Куинни попыталась отряхнуть руки о пальто, которое все равно нужно будет хорошенько вычистить. - Только вместе.
Куинни вытащила из рукава волшебную палочку, но держала ее так, чтоб поднимающийся с земли и придерживающийся за стену здания человек ничего не заметил. Отходила она вместе с Якобом, ждала, пока он подымет саквояж, а потом схватила мужчину за руку и потащила в сторону переулка, разделяющего два дома. Это было невзрачное место, узкое и с неприятным запахом, сюда не выходили даже окна домов, но Куинни было все равно. Она обняла Якоба за плечи, остановившись, и аппарировала вместе с ним в другой очень похожий проулок, только через несколько кварталов отсюда.
Должно быть, их никто не заметил. Вот и славно.
Куинни наконец расслабилась. Происходящее доходило до нее медленней, чем хотелось бы - не так уж долго она верила, что Якоб забыл ее полностью, но эта вера и отчаяние, вызванное ею, была такой сильной, что… Сейчас у Куинни кружилась голова, когда все вдруг становилось на свои места. И она была одновременно счастлива и испугана, но счастлива все-таки больше.
- Я не могу пойти домой в таком виде, - сказала она, еще не убрав ладоней с плеч Якоба. Она не могла и не хотела теперь домой. У Тины обязательно будут вопросы, но Куинни не хотела ни Тину, ни ее вопросов, и вообще ничего, только чтоб Якоб смотрела на нее так, как будто хорошо знает ее, так, как смотрит сейчас. - Пригласишь меня к себе?
После этих слов она улыбнулась так, словно флиртовала. Так, будто ничего плохого не было - или будто не было вообще ничего, - но только потому, что на улице было неприятно обсуждать хоть что-то. Ощущение могло сложиться, словно они спешат, словно все это неправильно, а Куинни теперь думала, что неправильный весь мир вокруг. Тот, в котором они обязаны прятаться или вообще не встречаться, хотя их отношения никому и ничему не могли навредить.
Куинни в этот момент пообещала себе, что постарается это изменить. Она еще не знала, как именно, но она точно постарается.

[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0018/36/3c/355-1502449186.png[/AVA][NIC]Queenie Goldstein[/NIC]
Прогуливаться по улицам города под руку с Якобом было чем-то невероятным. Куинни могла разве что мечтать об этом после того, как все магглы утратили воспоминания о магических событиях, и мечтала она так много, что порой даже думала, что эти фантазии загонят ее в гроб – какая тут реальная жизнь, когда свой шанс она утратила? Зачем оно надо?.. Тина говорила, что все это решаемо, что Якоб – не единственный хороший мужчина, и Куинни обязательно встретит еще лучше, но только волшебника, с которым сможет связать свою жизнь. Вот только Куинни не хотела волшебника, не хотела быть с кем-то другим: может быть, время и вылечило бы ее рано или поздно, но… Маги живут долго и помнят все слишком хорошо.
И в те моменты, когда Куинни позволяла себе приходить к пекарне Якоба, она немного ему завидовала. Хотелось бы и ей просто вырвать из памяти знакомство с ним, чтоб жить, как и раньше, беззаботно, открыто смотреть в будущее, улыбаться коллегам… куда там.
Но сейчас они шли вместе, как будто ничего не было: ни того, что стерло Якобу память, ни магических законов, не позволяющих Куинни свободно решать за себя.
Память?.. – повернув голову, она внимательнее посмотрела на Якоба, нахмурила брови. – Но он же меня отлично помнит.
Да, Якоб назвал ее по имени, ни капли не удивился мгновенному переносу из одной точки в другую, и Голдштейн не совсем понимала, что же это означает. Сумел ли Якоб вернуть себе воспоминания, или на него вовсе не подействовал магический дождь?
Куинни тихонько вздохнула. Им предстоял разговор на эту тему, и Куинни назвала бы его трудным, если бы не то, как сильно она была всему этому рада. Да, им обоим может прийтись нелегко, потому что законы магического сообщества Америки слишком жесткие и не терпят исключений, но сейчас Голдштейн это не волновало. Они что-то придумают.
А если нет… Куинни прикрыла глаза, когда они уже подходили к дому Якоба, и подумала, что была бы не против уехать с ним куда угодно. Кажется, Ньют упоминал, что в Британии нравы намного легче?..

К квартире Якоба они шли крадучись, и Куинни слышала мысли мужчины – он полагал, что злобных взглядов соседей и так достаточно из-за того, что он наконец уволился с завода, а уж если они увидят его с красивой женщиной… Куинни заулыбалась, ей тут же захотелось, чтоб ее рядом с Ковальски увидели все и сразу, но она отлично понимала, что ничего хорошего из этого не получится.
Жилище Якоба Куинни рассматривала с неподдельным интересом. Сняв пальто и повесив его неподалеку от двери, она вошла в зал, подцепив пальцами кулон на шее, и обошла его по кругу: комната была небольшой, но уютной, Якоб, должно быть, жил здесь давно. Теребя пальцами украшение, Куинни присела на диван.
- Хорошо, милый, спасибо.
Время разговора все приближалось, и она начинала нервничать. Восторг из-за встречи и того, что она может идти рядом с ним, касаться его и говорить с ним, а не молча смотреть через стеклянную витрину, понемногу исчезал, а тревоги собирались вместе, как осенние листья, сметенные метлой в одну кучу. Омрачать этот вечер ничем не хотелось, но Куинни понимала, что поступить иначе она просто не может. Они должны решить все вопросы сейчас, чем раньше, тем лучше, потому что снежный ком проблем мог разрастись настолько, что из-под него они не выберутся.
- Спасибо, милый… - когда Якоб вернулся, Куинни и не заметила, что почти в точности повторяется в словах. Она улыбнулся, взяв с подноса чашку, покачала головой: - Не беспокойся о пальто, ладно? На самом деле есть одно заклинание, после которого оно будет как новенькое, - она виновато улыбнулась, ведь заклинанием пользовалась часто, и забыть его было невозможно. – Мне просто не хотелось с тобой расставаться.
Она откинулась на спинку дивана, опустив чашку вниз, но так и не поставив ее на поднос. Тыквенный пирог, который Якоб тоже принес, замечательно пах, но Куинни не торопилась за него браться.
- Когда наши с Тиной родители умерли, одна семья волшебников хотела нас усыновить, ну, удочерить, то есть. Мы жили у них несколько недель: дом был такой же, как и твой, и мне кажется, как будто я снова там оказалась… но я тогда была еще очень маленькой.
Снова улыбнувшись, она отломила ложечкой кусочек пирога, отправила его в рот и прикрыла глаза. Да, Якоб не зря так рьяно стремился к своей мечте – выпечка у него в самом деле получалась на высшем уровне. Куинни, чье воображение всегда было очень живым и необузданным, успела представить Британию, пекарню Ковальски на одной из улочек Лондона, и их двоих там, внутри. Якоб мог бы печь булочки и пироги, а Куинни при помощи волшебной палочки создавала бы замысловатые украшения – марципановые, например. И никто ни о чем бы не догадался.
А если бы и догадался – у них, в Британии, нет никакого запрета, довлеющего над ними сейчас.
- Почему ты меня помнишь? – вот так, без предисловия. Куинни поставила чашку, вцепилась пальцами одной руки в ладонь другой. – Так… с самого начала? Я не понимаю…

[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0018/36/3c/355-1502449186.png[/AVA][NIC]Queenie Goldstein[/NIC]
- Ильверморни, - Куинни улыбнулась, приятно пораженная тем, что Якоб не просто помнил ее и других волшебников, но даже такую крохотную подробность – они говорили о школе только один раз, и то вскользь, когда спорили с Ньютом, а Якоб сумел запомнить даже это. Пусть приблизительно, только по звучанию, но все-таки. – Да, к счастью, так и случилось. Это хорошая школа, и нам там было лучше, чем было бы в любом доме, где нет родителей. Там были наши друзья и преподаватели, и в конце они почти стали нашей семьей. Так случается, когда проводишь с людьми много времени, и особенно когда ты ребенок.
Говорить о других вещах было удобно и безопасно, но вместе с тем и приятно. До сих пор у Куинни было совсем мало времени на такие разговоры, и только сейчас она понимала, насколько это странно – любить мужчину, но даже толком не знать ничего о нем. Точнее, Куинни знала, какой он, знала, что он добрый и терпеливый, умелый и неконфликтный, но может постоять и за себя, и за других, если нужно. Знала, что он не даст в обиду того, кто слабее, что не пройдет мимо несправедливости, что никогда не сделает ничего дурного. Знала, что он умеет хранить тайны как никто другой. Ей этого было вполне достаточно, но это не означало, что Куинни не хотела получить больше. Получить все, что вообще только возможно.
Жаль, пока она не знала, как лучше всего это устроить. Британия была хорошим вариантом, но переезжать так далеко, оставить родную страну, и сестру, и друзей… Должен быть другой способ. И раз Якоб сумел сохранить память, то это наверняка знал – а значит, и способ найти получится.
Куинни, склонив голову, слушала объяснение Якоба и знала, что он не прав. Он был прекрасным и умным человеком, но в магии ничего не смыслил, однако у Куинни в груди теплело, когда она понимала, какое значение Якоб придает любви к ней и ей самой. О, если бы только такая сила вправду была у чувств! Но здесь замешано что-то другой, Куинни была уверена, потому что прежде не слышала о таком преодолении чар забвения у не-магов. Получалось, что либо Якоб уникален, либо им просто повезло…
Если бы доказать, что у него в роду были волшебники, - с тоской сжимая ладонями чашку, Куинни улыбнулась. – Пусть сам он не колдует, но тогда ему разрешили бы жить в нашем мире и быть со мной.
- О Якоб… - она не собиралась говорить ему, что он ошибается. Пусть думает, что дело в Куинни, ей только приятно будет. Она чуть покраснела, когда он сказал, что каждый раз обращал внимание, когда она приходила, и сердце забилось чуть чаще: - Почему ты не подходил?.. Рано или поздно ты чем-то выдал бы себя, а так, получается, мы только оба себя мучили.
Оставив чашку на подносе, Куинни отодвинула его дальше по дивану, а сама пересела ближе к Якобу, обняла его руку и улыбнулась шире. Что ж, теперь они могут больше не притворяться, могут быть теми, кто они есть, и чувствовать то, что чувствуют. И она на самом деле не винила его в молчании, потому что понимала – он заботился о ее благополучии, а уж никак не о своем. Только одно не давало Куинни быть полностью счастливой – она боялась.
Кто-нибудь узнает, и…
- Якоб.
Кто-нибудь узнает, и тогда заклинанием не обойдется. Раз Якоб не способен забыть ее, то вариантов не так уж много – либо уезжать из страны, чьим законам они не желают подчиняться, либо же не будет больше Якоба, а без него и Куинни не будет.
Правда, она видела еще один вариант. Сложный, страшный, прежде казавшийся ей невозможным и омерзительным. Геллерт Гриндевальд, кажется, не придерживался мысли о том, что волшебники должны жить тайно. Он хотел открыться не-магам, больше от них не прятаться, не зависеть от их страхов и суеверий. Если бы было так, Куинни никто не осудил бы за связь с Якобом.
- Милый, я не знаю, что нам делать, - она чуть погрустнела, начала гладить его по предплечью и больше не смотрела в глаза. При любом раскладе Якоб пострадает куда больше, чем она, и ей ужасно не хотелось доставлять ему неудобства. – Мы больше не может притворяться, что не знакомы. Я – не могу. Тина поймет по мне все сразу, как только увидит, она это хорошо умеет. И тогда ей придется обманывать других ради меня. Я не хочу, чтоб кто-то пострадал, понимаешь? Ни ты, ни она, ни я, ни еще кто-нибудь.
Она все еще не решалась предложить главное. Один из двух вариантов, оба неприятные, оба тяжелые, и, господи, как же не хочется, чтоб Якоб выбирал!.. Куинни потянулась к нему, обняла за шею и поцеловала, легко, почти невесомо, и почувствовала, что вот-вот расплачется, если не будет держать себя в руках.
- Давай уедем, - сказала шепотом, испугавшись этих слов, которые, произнесенные вслух, обрели незнакомую силу. – Ты отличный пекарь, сможешь заниматься этим где угодно, а я волшебница и помогу тебе. Мне только… страшно немного уезжать.