Я не хотел его видеть. Я не хотел вообще касаться всего этого, не после произошедшего. Я знал, что должен был быть морально готов к этому, с нашей последней (и первой) крупной битвы прошел уже год, и вот она - вторая. До этого мы никогда не сражались с мутантами, нашими врагами всегда выступали люди, как ни странно, те самые люди, с которыми мы должны были дружить и мириться с их... открытой недружелюбностью. Скажем так. И это еще было мягко.
Поначалу я плохо понимал, что происходит, потому что одно дело - слышат об этом, пускай и от хорошо знакомых людей, и совсем другое - быть частью всего этого. Мы вызволяли мутантов из плена, из различных лабораторий, в которых над ними ставили эксперименты, сотни людей, которые буквально издеваются над другими сотнями людей во имя... Чего? Это была одна из вещей, которые я не мог понять, как ни старался. Какие цели они преследовали, "исследуя" мутантов? Чего они хотели добиться? Получить те же способности, что и у нас? Ну вот мой отец на днях лелеял такую же мечту, только посмотрите что у него получилось. Один погибший отвратительной смертью, которой он не заслуживал, и если бы не мы, он бы сделал это со всем чертовым городом. Неплохо, да? Как хорошо быть мутантом, как замечательно я проведу несколько часов своей жизни, наслаждаясь тем, к чему мой организм не приспособлен!
Профессор был неправ, когда говорил, что мы ничем не отличаемся друг от друга. Между мутантами и людьми все-таки была принципиальная разница, если уж их организмы так реагировали на внедренную извне мутацию. Помимо этого были, конечно, глушилки способностей, с которыми вообще никак нельзя было справиться. Приходилось действовать своими ограниченными силами, так медленно, что всегда казалось: еще немного - и мы опоздаем. Потеряем все, за чем так долго гнались.
Год - это долго. Это так катастрофически долго, что я не хочу об этом думать. Но мысли о ней не оставляют меня ни на секунду, я все думаю и думаю о том, что даже спустя год не смог найти ее, не то, чтобы спасти, черт, я ведь даже не знаю, есть ли мне что спасать. Не убили ли ее при попытке сопротивления, не убило ли ее очередным экспериментом. И если это уже произошло, я, скорее всего, никогда не узнаю.
Я ведь даже не знал, что она мутант. Я и представить себе не мог, что ей угрожает опасность, я действительно не знал, не догадывался даже. Эта мелкая девчушка, которая в детстве обожала играть в фей и залипала на мультики так, что суп остывал, а она к нему так и не притрагивалась, умнейшая девчонка, которая могла заткнуть за пояс любого своего обидчика. Моя сестра, Лорна, до сих пор где-то там, то ли в подвалах, то ли еще где. Ее забрали из дома, буквально вытащили на улицу и увезли неизвестно куда.
Я узнал об этом спустя пару недель - бой с Апокалипсисом, заживающая нога, Эрик, потом - тренировки и новый уклад жизни. Ясное дело, мне было ни к чему возвращаться домой, по крайней мере, пока, но когда я, наконец, это сделал - было уже так поздно.
Да, для самого быстрого человека в мире я слишком часто опаздываю. Слишком. Это бьет по мне каждый раз, воспоминание об этом - о пустом доме, о неприбранной комнате, они ведь даже не дали ей собрать вещи, ничего, просто забрали неизвестно куда. И даже спустя год, спустя столько спасенных мутантов, спустя столько рейдов я все еще ищу среди выживших и измученных лицо своей сестры, и не нахожу.
Чтобы не думать об этом - глобальном и душащем - поражении, приходится думать о победах. Маленьких и не очень, таких, как там, на вокзале, когда мы впервые боролись против своих же - своих ли? Братство Мутантов успело зарекомендовать себя с отрицательной стороны, и никто, в общем-то, не был удивлен, учитывая что во главе этой организации стоял мой отец. Но это была победа, не только в бою, но и в общем - мы сделали то, что должны были. Эрик внял нашим словам, он понял, что превратить всех людей в мутантов - это не выход, потому что его устройство работает не так, как должно, потому что оно буквально убивает. Он отдал нам Роуг, напуганную до полусмерти трясущуюся девочку, которая больше всего на свете хотела быть в безопасности.
По правде говоря, я был удивлен. После всех этих пафосных речей на тему "я все равно сделаю что хочу и никто меня не остановит!", раскурочивания здания вокзала до состояния полной неработоспособности (вернуть все на место он, конечно, и не собирался) и каких-то личных счетов с Росомахой (вот мужик, вроде только появился, а уже всех против себя настроил!), он действительно внял нашим словам. Подумал, покивал и ушел восвояси. И почему-то мне казалось, что полноценно от этой идеи он не отказался, дескать, ну да, устройство не слишком хорошо работает, его надо подкрутить и...
А что и? Идея сама по себе настолько плоха, насколько может быть. Сделать из людей мутантов пусть и возможно, но абсолютно бессмысленно - любить от такого насильного изменения они нас не станут, скорее, наоборот. Они и так подводят всех под одну гребенку, Эрик только сделает хуже своим актом насилия. Собственно, почти все его решения - это и есть акты насилия, а таким способом ничего, кроме страха и злости, не добьешься. Эти два чувства, как правило, не являются хорошей основой для сотрудничества и заключения договоров.
- Что ты здесь делаешь?
Нет, я не хотел его видеть. Но, видимо, не хотел настолько отчаянно, что Вселенная решила иначе, подсунув мне его в обыкновенную прогулку по парку. Погода была хорошей, отличной, на самом деле, поэтому я ушел из Школы даже без лишнего предлога - я не так уж и часто гулял в одиночестве, но если погода располагала, то почему нет. И вот, посмотрите, Эрик Леншерр сидит себе на лавочке, читает какую-то книженцию, как будто не он два дня назад вытащил всю арматуру из здания вокзала! Это вообще как?
Боже, он что, в очках?
Мне не составило труда стащить с него очки и усесться рядом, напялив их на свой нос. Перед глазами все немного расплывалось - боже, я и не подозревал, что у него какие-то проблемы со зрением. Впрочем, касательно психического состояния я должен был хоть что-то подозревать, потому что нормальный человек после такого точно не будет в парке книжечку читать. Ну, или наоборот. Нормальный человек не будет угрожать всему городу и пытаться убить подростка. Нет, в системе ценностей и путей к целям у нормального человека такого точно не может быть.
- То есть, мы не дали тебе убить весь город, ты сказал "окей" и пошел читать книжку? Это не так работает, чувак! - заявил я, разглядывая его сквозь его же очки. И как вообще получилось, что мы встретились? - Ты меня что, преследуешь?

Конечно, я не тешил себя надеждой занимал себя мыслями о том, что Эрик меня преследует. Это было так, для красного словца сказано, потому что не видеть его почти целый год, а потом вот так неожиданно натыкаться в чертовом парке было выше моих сил. Я не собирался сейчас разбираться в моем отношении к нему, я вообще думать об этом не хотел, только не сейчас, пожалуйста. Моя картина мира изрядно пошатнулась, и мне необходимо было время, чтобы она хотя бы немного выправилась. Я, конечно, быстрый, но не во всем - мне действительно требовалось больше времени, чем то, что Вселенная отвела мне.
Случайности не случайны - я услышал эту фразу в каком-то мультике, и теперь она крутилась у меня в голове без остановки. Случайности не случайны хотя бы потому что я с того инцидента со сломанной ногой не виделся с ним и даже не встречался случайно нигде. Я его не искал, я не наблюдал, чем он там занимается - пары подозрений мне хватало с лихвой, я не хотел их проверять, да и вообще, в условиях зарождающегося противостояния это сильно смахивало бы на шпионаж. Неужели я, увидев, что Эрик собирает Братство, не рассказал бы об этом Профессору? В том-то и дело. Я не хотел мучить себя моральным выбором, и уж точно не хотел предавать отца, пускай его планы и были всегда так себе, пускай нам потом в любом случае пришлось бы ему противостоять - не в этом ведь дело. Лучше оставаться в неведении, чем натыкаться на чужие секреты и пытаться понять, что же лучше: рассказать и предотвратить возможные неправильные выборы или оставить отца в покое.
Впрочем, я предпочел второе - и ни секунды не сомневался в том, что если встречу его снова, то только на поле боя. Так и произошло в итоге - для выполнения очередного блистательного плана Эрику понадобилась девчонка-подросток, а мы - ну, в какой-то степени наша команда была сформирована и для этого тоже. Защищать мутантов от людей и людей от мутантов - разницы особой нет, опасные кадры есть и среди тех, и среди тех.
Я пытливо смотрю на Эрика сквозь стекла очком, приподнимаю брови - читает он, ну да, я видел, вот только какого хрена он делает вид, как будто все в порядке и ничего не произошло. Неужели ему настолько просто переключиться из режима геноцида в режим мирного горожанина? Его не волнует то, что мимо него спокойно ходят люди - обычные люди, не мутанты, взрослые, дети, девушки какие-то, заворачивая в сторону фургончика с мороженым, что-то громко обсуждают, совсем маленький еще мальчишка поодаль со смехом бегает за улепетывающими от него птицами. Они все должны были умереть. Сейчас они могли быть уже гниющими трупами, если бы мы не пришли и не остановили Магнето. И его это не волнует? Как он может сидеть в парке и спокойно читать?
Я знаю, что убийства не были самоцелью - знаю, что он добивался другого эффекта, впрочем, куда более сложного и худшего в моральном плане, чем просто массовое убийство, но его это не оправдывает. То, что все пошло не по плану, означает, что он недостаточно хорошо подготовился. Поторопился, и черт, даже за это стоило хотя бы немного себя корить! Если уж ему наплевать на людей, он должен был немного разочароваться в себе, не сумев достичь поставленной цели!
Или нет?
Я не знаю. Каждый раз, когда я пытаюсь разобраться в его мотивации и образе мышления, я путаюсь. В этом мы с ним настолько очевидно не похожи, что становится даже странно - я был способен понять многих, иногда даже просчитать реакцию или действия, но с ним это не работало - я просто не знал, что ждать от него в следующий момент. И даже встретив его здесь, я не был особенно удивлен. Возмущен - да. Но не удивлен.
Чего стоило только его предложение практически сразу после того боя - он появился в Школе, пришел к Профессору на шахматы, как и обещал, и его встретили почти все из нашей команды, кроме меня. Я понятия не имел, как реагировать на его такое скорое появление, когда я сам морально еще не был готов к встрече с ним - Эрик сам меня нашел.
Предложил вступить в Братство.
Сказал, что это всего лишь предложение, и что решение находится в моих руках.
Я отказался почти сразу же, с неверящим "нет, нет", я смотрел ему в глаза и пытался понять - он это, блять, серьезно? Он только что показал Братство по всей его красе, только что показал, чего и какими путями он хочет добиться - и искал сторонников среди членов команды Людей Икс?
Впрочем нет, даже не так, совсем не так - хватит уже себя обезличивать. Я точно знал, что Эрик не обезличивает меня, не считает "одним из" - и если были вещи, в которых относительно Эрика у меня не было сомнений, то это была одна из них. И тогда, год назад, когда он по просьбе Профессора пришел мне в чем-то помочь - удивительно ненавязчивый толчок в сторону разговора с Леншерром о родстве, который я так и не начал - тогда он тоже не обезличивал меня.
Оставался другой вопрос - зачем я ему нужен?
Нет, я осознавал, что мои способности довольно полезны - недостатком адекватности восприятия я никогда не страдал, но, с другой стороны, была же та же Шторм, способности которой могли создавать и ветер, и молнии, и еще много всего подобного - это тоже вполне себе полезно, разве нет? Почему я?
Мог ли он знать о том, что я его сын? Мог ли зацепиться за это и пытаться тем или иным образом воссоединиться с семьей - и если да, то почему не сказал? Ведь наверняка тот, кто рассказал ему, рассказал так же и о том, что мне самому несколько... неловко говорить об этом. Да, я боюсь, что он меня оттолкнет, да, я боюсь, что это не будет иметь никакого значения для него, и что такой его ответ слишком сильно отразится на мне. Да, возможно, я хотел бы быть рядом с ним даже если бы мне пришлось молчать всю оставшуюся жизнь - нет, когда-нибудь я ему, конечно, расскажу. Когда наберусь смелости. Но знай он - не завел бы он сам этот разговор?
Вот именно. Именно поэтому я не думал, что он что-то знает - но в таком случае, вопрос оставался открытым, почему именно я, почему он не подошел к тому же Скотту или Курту. Почему я?
Почему я ответил отказом?
Нет, у меня не было другой возможности - я еще не настолько свихнулся, чтобы предавать свои убеждения и интересы ради отца. Может быть, пока, но я стоял на своей позиции твердо - я не хотел иметь ничего общего с организацией, которая считает возможным и необходимым приносить в жертву детей во имя какой-то цели, которая даже не до конца продумана.
- Да знаю я, что тебе нужно было, - ворчу, намеренно игнорируя его намекающие взгляды. - Но ты должен признать, что был неправ - и что это я помог тебе это понять.
Это я возникает непонятно откуда, я тушуюсь на мгновение, но потом собираюсь, смотрю на него с вызовом. Потому что да, я. Потому что Шторм со Скоттом появились позже, потому что это я дал Профессору добраться до его головы, потому что в итоге именно я рассказал ему о том, что произошло с мэром. Меня против воли захлестывает странное чувство единения - как будто я действительно ему небезразличен, как будто наши отношения чем-то - разительно - отличаются то его отношений с другими членами моей команды. Понятное дело, я отношусь к нему по-другому, и, наверное, именно это мешает мне адекватно смотреть на ситуацию. Потому что с другой стороны - ну да, допустим, я стащил с него шлем, и что с того? Да ничего.
Но почему тогда он звал в Братство именно меня?
Эрик стягивает с меня очки одним мановением руки, и это, как и всегда, когда он использует свои способности, заставляет меня вздрогнуть. Я ненароком вспоминаю, сколько металлических вещей таскаю на себе - все эти цепочки-заклепки, и понимаю, что при желании он мог бы меня распять или в космос отправить, сил на это вполне хватит. Но пока он этого не делает, а я, как ни странно, совершенно не боюсь такого расклада, хотя и понимаю, что он вполне реалистичен.
С другой стороны
С другой стороны, я вспоминаю, как тогда, на вокзале, он не сделал буквально ничего, чтобы ранить или хотя бы просто обездвижить меня. Почему? Почему он пригвоздил к полу Логана, остановил Ороро и Скотта, но ничего не сделал со мной? Не слишком ли много чести для меня одного?
черт
Мысли в голову лезут совсем не те, что должны, я рассматриваю все происходящее совсем не под тем углом, и от этого мне тяжелее дышать. Я гулко сглатываю, наблюдая за тем, как он поправляет очки на себе, и пожимаю плечами.
Ладно, всем нам время от времени в голову заползают странные мысли. Распускаются там цветастыми шипастыми цветами, больно колят до тех пор, пока неожиданно не понимаешь, о чем думаешь, дергаешь головой, как собака, пытаясь избавиться.
но от этого они только забираются глубже, протыкают острыми шипами нежную плоть, проникают на самые глубины, укореняются там, пускают корни-стебли, приживаются так, что уже не избавиться
Я его отвлек? Я его отвлек? Да я был бы очень рад, что он делает на моем пути, и что мне теперь со всей этой ситуацией делать, почему мы целый год отлично существовали без постоянного намозоливания глаз друг другу, а теперь мы видимся в третий раз за несколько дней. И при этом я мешаю ему читать?
Нет, да, мешаю, это правильно, но - но! Да и что он сам знает о том, что такое ходить, гулять там просто, без какой-то высокой цели? Он же летает по большей части, если я ничего не путаю, крушит пространство вокруг себя, ломает арматуру, колошматит других мутантов - отличное времяпрепровождение, ничего не скажешь, даже удивительно, как при таком плотном графике он умудрился найти время почитать книгу.
Он говорит, что я могу послушать, и в какой-то степени это можно воспринять как "мне вообще наплевать, здесь ты или нет тебя", но я не настолько глуп. Возможно, притворяюсь иногда таким, но на деле - я слышу это как "останься рядом", и черт возьми, да.
- Да, ладно, - отвечаю я, не делая больше попыток стащить с него очки или еще что-нибудь. - Что ты читаешь?
Что всемирно известный и самый разыскиваемый до недавних пор террорист может читать на досуге? Какого-нибудь Гёте в оригинале? Его образу это вполне себе подходило, ну уж точно не господина Гинзберга с его "Воплем" и замечательными стихами.
Я немного сползаю на скамейке, укладываюсь головой на спинку и слушаю. Я никогда не был фанатом аудиокниг и прочего, предпочитая читать собственными глазами, чем воспринимать на слух, но голос у моего отца потрясающий и настолько выразительный, что восприятие идет легко и просто. Я закрываю глаза, а потом, помедлив, чуть приближаюсь и укладываю голову на его плечо - стараясь не слишком сильно медлить и не особенно раздумывать. У меня нет ни малейшего оправдания этому поступку ни перед ним, ни перед самим собой, кроме фразы "ну захотелось", которая сама по себе вообще никакой силы не имеет. Захотелось, да, неожиданно захотелось почувствовать близость острее и, возможно, мне сейчас прилетит в лоб, или я сейчас куда-нибудь в кусты улечу, хрен с ним, буду прикрываться тактильностью и непринятием личного пространства - почему нет, собственно, обходные пути всегда можно найти, если есть сильное желание и острая необходимость.

Какой была бы моя жизнь, если бы он действительно был моим отцом? Если бы мама не выгнала его, когда узнала, кто он на самом деле и что у него за репутация, если бы не решила за всех разом, что такой отец ее ребенку уж точно не нужен? Какой была бы его жизнь, останься он с ней - с нами? Я видел его в Польше, совсем немного, я не ставил своей целью следить за ним, просто как-то в очередной раз решил проверить, как он там, просто... просто увидеть, потому что соскучился. Потому что не мог поверить, что не так давно я вытаскивал его из Пентагона и понятия не имел, кто он мне. Что позволял себе немного... засматриваться, ладно, это было забавно. Я ведь не знал, что он мой отец, узнал только когда его в новостях показывали. Я знал, что моим отцом был Магнето, но кто мог предугадать, что именно он окажется подозрительным дружком не менее подозрительных людей, которые однажды пришли в мой дом, отвесили кучу комплиментов и сделали предложение, от которого невозможно было отказаться - по крайней мере, подростку со способностью бегать настолько быстро, кто никто не может его даже заметить.
Ну, для начала он, наверное, не попал бы в тюрьму. Был бы он хорошим отцом? Вероятно. По крайней мере из того счастья, что я успел зацепить глазами в Польше, прежде чем сломя голову отправиться обратно - к матери, заливающей свое перманентное отчаяние алкоголем, к сестре, отбившейся от рук - это можно было вынести. Эрик умел быть спокойным, он умел быть заботливым, другое дело, конечно, что его забота со стороны выглядела очень уж двояко. Двоякими были практически все слова, которые я слышал от него, иногда становилось даже странно - как он вообще так живет? У меня складывалось впечатление, что каждый слышал в его словах именно то, что хотел услышать. Возможно, только единицы понимали тот смысл, которые вкладывал в свои слова сам Леншерр. Профессор и, возможно, Рейвен? Насчет нее я не был уверен, но с другой стороны, они же знакомы так давно, возможно, у них просто было достаточно времени, чтобы научиться разгадывать истинный смысл слов моего отца.
Читал бы он мне книги, как сейчас? Читал бы их в детстве на ночь, была ли бы у меня возможность обсуждать с ним что-то прочитанное, и вообще, насколько велик был бы уровень близости между нами? Были ли бы мы вообще близки, будь мы отцом и сыном в действительности? И каким был бы я, если бы рос рядом с ним?
Я не знаю. Я бы сказал, что мне все равно и что случилось то случилось, потому что я действительно так думаю, я не жалею о том, что все повернулось так, я вообще не то, чтобы считаю правильным жалеть о вещах, на которые ты никак не мог повлиять. Но то, что я не могу перестать об этом думать - непреложный и непреодолимый факт. Как было бы, если бы - и даже сейчас, особенно сейчас, прижимаясь щекой к его плечу, вдыхая запах сигаретного дыма от его рубашки, слушая, как он размеренным, спокойным голосом читает мне какую-то... кажется сказку, определенно восточную. Я был далек и от Востока, и от его сказок, ребенок Америки во всем ее проявлении, в детстве больше смотревший мультики разного рода, чем читающий книги. К книгам я пришел намного позже, кажется, уже в школе, и то их чаще всего выселяли комиксы, которыми можно было хоть стены обклеивать, пол и потолок.
То, что читал мне Эрик, не было похоже на комиксы ни по структуре, ни по атмосфере. Под закрытыми веками представлялась пустыня, представлялась жара настолько сильная, что ощущалась уже каким-то другим уровнем восприятия. Цветастые тюрбаны и длинные, действительно длинные трубки, и тонкий запах табака, я чуть склоняю голову, чтобы уткнуться носом в воротник рубашки Эрика и вдыхаю сильнее. Никогда не понимал, что люди находят в этой привычке, но сейчас запах кажется странно притягательным. И я ловлю себя буквально в последний момент, удерживаю себя от того, чтобы провести носом по открытой шее, чтобы понять, как ощущается этот же запах, но на коже. Я замираю на одном месте, не открывая глаз, застигнутый врасплох собственными желаниями, несколько секунд своей жизни потратив на тяжелый и темный страх того, что Эрик что-то заметил. Но он продолжает читать, как ни в чем ни бывало, и я облегченно выдыхаю, позволяя себе расслабиться.
Ладно, это... не то, чтобы нормально, верно? Ощущать себя так рядом с собственным отцом. Может быть, приближаться к нему настолько было опрометчивым. Может быть, мне просто показалось, может быть я просто растерялся, запутался, и я очень надеюсь, что это так, потому что в противном случае у меня для себя же плохие новости.
Он мой отец - ничего так? Он мой отец, и я буквально только что представлял... Так, нет, стоп, это плохое слово. Тише. Наверное, мне стоит отправиться обратно. Забыть о том, что только что чуть не произошло. Но я остаюсь на месте, неспособный даже сдвинуться - хотя, наверное, мне стоило бы это сделать. Дать выдохнуть себе, не путать себя такой откровенной близостью к собственному отцу - и почему он позволил мне это?
Градус подозрительности подскакивает еще резче, мысли забивают голову так, что я почти не слышу голоса Эрика - и расступаются когда его голос затихает. Я открываю глаза и смотрю прямо перед собой - впиваюсь взглядом в выглядывающую из-под воротника рубашки ключицу и понимаю, что это, видимо, тоже было плохой идеей.
Коль вниз ползет живая ртуть,
То быть дождю и буре,
Когда ж подымется чуть-чуть -
Высок шатер лазури.
То скорбь, то радость так же в нас
Волненье чередует;
В пространстве тесном их тотчас
Живое сердце чует.
Он читает его выразительно, медленно, каждое слово, каждую букву впечатывая в мой мозг. Я узнал это стихотворение, это действительно был Гёте, черт, я ведь пальцем в небо тыкал и угадал. Стихотворение короткое, Эрик не останавливается на нем, перелистывает страницу, но я прокручиваю эти несколько строк в своей голове раз за разом. Почему-то мне кажется, что он все знает, я чувствую себя так, будто мои мысли можно прочесть, а Эрик, как Профессор, телепат, и отчетливо читает каждое слово в моей голове. Мысли, собранные в клубок, затягиваются еще сильнее, опутывают меня своими нитями. И мне бы сейчас подумать о чем-нибудь другом, например, о Джин, которую я оставил в Школе.
Я так рад, что не взял ее с собой. Я безумно счастлив, что отправился на эту прогулку в одиночестве, и если честно, мне совершенно не хочется думать сейчас именно о ней, потому что... Потому что я только что окончательно и бесповоротно запутался. И я не знал, выйдет ли у меня хоть когда-нибудь привести свои мысли в порядок, не говоря уже о том, чтобы сделать это прямо сейчас.
Я осторожно касаюсь пальцами его руки и поднимаю голову; Эрик замолкает и поворачивается в мою сторону, и я запоздало понимаю, что он сейчас действительно очень близко. Я не помню, когда в последний раз испытывал такие эмоции, может быть вообще никогда, сердце стучит настолько быстро, что никаких фоновых звуков вообще не слышно - один сплошной гул в ушах. Я понимаю, что должен что-то сказать, потому что вот он, мой отец, смотрит на меня и ждет, ждет, потому что знает, что я хочу сказать, потому что не просто же так он нашел именно это стихотворение - или это моя подозрительность пытается найти связь. Да и что я могу сказать?
"Прости, что я не сказал раньше, но на самом деле ты мой отец, и я так долго боялся сказать тебе об этом."
"Кажется, ты мне нравишься, вот только есть одна небольшая проблема: ты мой отец, и я запутался, чертовски запутался в своем отношении к тебе - и в твоем ко мне, если быть совсем честным."
Почему он звал в Братство именно меня? Почему он зацепил Ороро и Скотта почти под потолком, Логана вообще опутал железом, даже несмотря на то, что у него весь скелет адамантиевый, но не тронул меня? Почему он позволил мне себя остановить, почему дал такую возможность? У меня слишком много вопросов, ответы на которые я и не надеюсь услышать - может быть, найти когда-нибудь в не слишком-то обозримом будущем, но не услышать, только не от него. Потому что Эрик Леншерр и слова - это минное поле, через которое мне придется идти в одиночестве и без каких-либо подсказок.