Паренька трясло, как в лихорадке. Лет десяти-одиннадцати, с соломенными вихрами, загорелый дочерна – ясным и солнечным было лето в этом году, со сбитыми костяшками крепких кулаков и мозолистыми руками коневода и крестьянина, он скорчился под желтеющим кустом орешника. На приближающихся к нему людей рычал, будто щенок – порывался рычать, ибо, когда поворачивался боком, видно было окровавленную левую сторону лица и зияющую запекшейся кровью пустую глазницу. Кровью была залита старая полотняная рубашка, разодранные на коленях штаны – мальчишка словно с бойни выбежал.
- Тихо, дружок, тихо, - негромко, как с испуганной лошадью, заговорил один из гондорцев. Парнишка вскинул голову на звук – и заскулил надсадно, схватившись за голову, заорал, захлебываясь, что-то на рохиррике. Дернулся, отмахиваясь пустой, царапающей воздух рукой, и повалился ничком. Затих.
- Живой? – заговоривший с пареньком боец ответил кивком, уже склонившись над ним. Подхватил мальчишку  на руки, закутывая в плащ со знаком Белого Древа, и понес к лошадям, что тревожно ржали и фыркали, пугаясь запаха дыма и горелой плоти, что нес ветер с северо-востока.

- Ищем выживших, - по земле стелился едкий сизый туман. Темнело быстро – осень. Сквозь сумерки светились огни – то догорали дома. Небольшая деревня – всего-то от силы с десяток дворов. Коневоды, - дым стелился ниже, в пустошь, где шумел неугомонный ветер, гнал темные волны по вересковым гривам. Смутно виднелись разметанные жерди коралей, в которых держали лошадей, а пустошь в северном направлении была сильно вытоптана – даже в сумерках возможно было различить.
- Дунландцы, милорд, - не орки, это ясно. Хотя разницы немного, - кого-то из бойцов сейчас выворачивало возле дотлевающего плетня, безнадежно и отчего-то очень громко. На высоком столбе посреди деревенской площади было прибито вниз головой несколько тел. По сизым кишкам из вспоротых животов ползали зеленые мухи, а земля возле столба хлюпала и пенилась, переполненная кровью. «Как в таких маленьких телах могло оказаться столько крови?» – тела были детскими.
Разум нередко заставляет думать о пустом и странном – так он защищается, - выворачивало сейчас не только бедолагу у плетня. Но большинство держалось.. Гнев и ярость застыла на искаженных лицах мужей Гондора – уставших, заросших, пропыленных. Непростых почти три недели находились они в продолжительном дозоре по северо-западным рубежам своей страны, возглавляемые своим генерал-капитаном. Добрались почти до границы с Роханом, уже видели приграничные метки рохиррим на стоячих, серых от времени и дождей камнях. И заметили дым над рекой Меринг.
Двое бойцов раздобыли несколько целых жердин, и сейчас, бранясь вполголоса, спешно мастерили приставную лестницу. Остальные разошлись – попарно. И все еще зеленый, несмотря на осень, невысокий склон слева от деревни стало неторопливо штриховать черным. Телами.
- И где же дозоры рохиррим?.. – Боромир, поднатужившись, отвалил с распростертого на сырой земле тела тяжелый мельничный жернов. Ублюдки дикари разметали здесь все, разрушили почти до основания. Что горело – подожгли. Деревню не отстроить. Да и кто станет селиться на проклятой земле, пропитавшейся кровью детей? – каменное колесо громко рухнуло, отвалившись в сторону. Генерал-капитан развернулся к говорившим всем корпусом.
- Разговоры! – рявкнул так, что сизый дым над мертвой деревней затрепетал, рванувшись прочь. – Дело забыли?! – болтуны так и замерли. Закаменели – осторожно глянули на командира. Тот попытался было поднять с земли мертвеца. Мельничным жерновом его добили, потехи ради. Оставалось лишь надеяться, что тот уже истек кровью, к тому моменту, как внутренности его и позвоночник превратились в месиво, - кровь обильно запеклась на рваной ране на шее. Впрочем, толку – бедняге сейчас, слава Предвечному, уже все едино. Голову ему отсекали уже мертвому.
Головы были отсечены у всех.
Подхватить крестьянина было непросто, потому Боромир просто поволок его вверх по склону. Так многих стаскивали.
Часть его бойцов уже собирала погребальные костры, рубила деревья – провожать в последний пусть рохиррим надлежало по их обычаю. Двое, верхом на усталых конях, тем не менее, исправно несли дозор. Темнота сгущалась, от реки полз туман.
- Как мальчишка? – вытирая о траву перепачканные кровью, грязью и слизью руки, осведомился Боромир. Сенешаль, на пару лет моложе его, покосился в сторону светло-серого пятна льняного плаща под кустом такого же желтеющего орешника, где они нашли паренька.
- Жив. Спит, вроде бы, - пока тот был без сознания, рану его как смогли, промыли и перевязали. Располосованные висок и щека, выбитый глаз, да удар по голове – мальчишке повезет, если оклемается. И даже незачем говорить о том, что прежним ему уже никогда не стать, - Боромир выпрямился, оглядывая пепелище.
Кажется, они нашли всех. А выжил только этот, - светлое пятно шевельнулось от пристального взгляда. В сумерках мелькнуло белым – парнишка сел, ощупывая свою голову.
И закричал.

… - Идем на север, - сенешаль позволил себе вежливо нахмуриться. Костер освещал оранжевым его изможденное лицо, запавшие глаза. Боромир и сам выглядел немногим лучше. Устали люди, устали кони, да и, строго говоря, не следует им здесь вмешиваться. Это дело рохиррим – гордого и обидчивого народа, который помощь со стороны мужей Гондора может воспринять, будто упрек в несостоятельности. Потому Боромир и пресек начавшиеся было разговоры в отряде. В доблести мужей Рохана он не сомневался. Но деревня на границе была не просто разорена – истреблена. Жестокость дунландцев давно вошла в поговорку. И здесь, как бы бессердечно оно не звучало, удивляться было нечему – такой народ.
Но то, что вместо обычного для этих мест набега ублюдки перебили всех до единого жителей, да еще и тела подвесили для устрашения, да еще и забрали отрубленные головы, могло означать лишь одно. Извечный враг рохиррим решил перейти в наступление. Пределы, где сейчас находился отряд Стражей Белой Башни, считались отдаленными и пустынными даже по меркам Рохана. Идеальное место для  продвижения вглубь страны – дозоры рохиррим пускай и быстры, но вересковые пустоши Анориена необъятно велики. «Везде можно и не успеть», - Боромир, хмурясь, принял из рук Торонмара походную флягу.
- Я согласен с тобой, милорд, - вполголоса сказал сенешаль, глядя на огонь. – Но прежде я послал бы гонца в Минас-Тирит. Возможно, потребуется подкрепление, - Боромир прервал его, раздраженно рыкнув сквозь зубы.
- Пока гонец доберется до Города, пока прибудет подкрепление, границы Рохана будут полыхать, и будет литься невинная кровь. Найдем дозоры рохиррим, если надо – вглубь страны двинемся. Но весть о беде донесем. А там – станет видно, - и видно было уже, что не откажется генерал-капитан обагрить свой меч в крови дикарей. В глазах вспыхнул недобрый огонек, который, впрочем, приугас, когда к костру приблизился один из Стражей, держа руку на плече выжившего мальчишки. Тот моргал здоровым глазом, щурился на огонь болезненно. Протянутую ему миску похлебки сумел взять не сразу – промахнулся. И снова затрясся, роняя слезы.

… Мальчишку звали Аэрн, и месяц назад ему исполнилось десять лет. В его деревне, как Боромир и предполагал, в основном растили коней. Поля возделывали, впрочем, тоже, - сейчас эти поля, с налитыми колосьями, гнулись под осенним ветром. Несжатые, упадут в землю, а по весне подымутся наравне с бурьяном – и так память о безымянной деревушке и изгладится из памяти людей. Не Аэрна, конечно, - тот все же справился с собой. Сопел распухшим носом осторожно, боясь голову потревожить. По знаку генерал-капитана ему дали стакан с горячим питьем, куда вначале добавили немного крепкого вина. Это уже когда Боромир выспросил у него все до мельчайших подробностей, на какие измученный мальчишка оказался способен.
Дикари ушли на север. По словам Аэрна, там тоже были деревни – он бывал в них не единожды. «Больше дворов», - он показал на дрожащих пальцах. Чуть  больше двадцати. «Стражники?» - пожимал плечами. Дескать, есть… но в его деревне тоже были стражники.
- Пускай еще поспит, - от горячего да хмельного бедолага быстро сомлел. – Дозоры сменить. Посменно – отдыхать, - распорядился Боромир, не глядя на сенешаля. – Завтра выступаем на север, - он вглядывался в осенний мрак, гадая, возвратятся ли дикари на пепелище? Заметили ли их костер, заметили ли костры – погребальные?
И кто их мог заметить? – черное небо не давало ответа, и лишь холодные звезды равнодушно мерцали в его вышине.

Отредактировано Boromir (2017-09-24 02:33:53)

Ночь завывала волком, тревожа коней – хищники пустошей, не пугаясь пожара, подбирались к пепелищу все ближе, привлеченные запахами мертвечины и крови. Отдых мужей Гондора оказался короток и непрочен – рассвет еще не начинал брезжить, как лагерь уже зашевелился. Четыре десятка людей, все, как один – мрачные и угрюмые. Нелегкий день приносит им новый рассвет, - кромка вересковой пустоши на востоке подернулась едва заметным золотом.
- Милорд! – приглушенно донеслось до Боромира; толща воды будто дрогнула. Он коснулся рукой песчаного дна, выныривая, вставая в полный рост. Река, поначалу обжегшая холодом, теперь казалась почти теплой, в отличие от смрадного дымного ветра, что вел по мокрому телу, будто черными лезвиями.
- Рохиррим в полу-лиге от нас, - он кивнул, наклоняя голову, вытряхивая воду из ушей. Мысль искупаться явилась не только ему – поодаль бойцы также окунались, кто полностью, командиру подобно, кто лишь по пояс раздевшись. Поили коней, чистили их – но короткий звук рожка от костров заставил всех вскинуться.
Растеревшись рубашкой, отжав сырые волосы, Боромир быстро оделся, облачился в кольчугу. Меч привычно ударил ножнами по бедру, грудь пересек плетеный шнур из черной кожи. Он оглядел лагерь, своих людей – и поднес Рог  Гондора к губам, чувствуя уже, даже не прикладывая уха к земле, как дрожит земля под копытами эореда.
Чистый, глубокий звук рога разнесся над вересковой пустошью, взволновал ветер, что вдруг резко переменился, подув с юго-запада, принося с собой уже не гарь, но запах коней и людей. Боромир легко взбежал на холм, к Торонмару, что поднимал уже на высоком древке белый штандарт Наместников Гондора. Таиться не было резона, более того – подобное оскорбило бы гордых рохиррим, давних друзей и союзников. Мужи Гондора оказались здесь, на берегу Меринга, не совсем по своей воле – но по зову судьбы. Ибо кровь людская – не водица, - отзвуки бархатистого эха приветственного сигнала Гондора еще не успели затихнуть, как от эореда, выстроившегося в боевой порядок, отделилось несколько всадников. Под зеленым знаменем с белым конем, - Боромир вглядывался в приближающегося предводителя, и по осанке, да по росту – немалому для рохиррим, признал в нем племянника Короля Теодена – Эомера, сына Эомунда. «Вот, значит, чьих разведчиков заметили в ночи дозорные», - и, когда рохиррим сверкнул на гондорцев усталыми глазами, произнося слова приветствия, генерал-капитан шагнул вперед – его люди расступились.
- Мир тебе, Эомер, сын Эомунда! – Боромир пожал руку молодого рохиррима. Если с Теодредом, сыном Короля Теодена, они были ровесниками, то Эомер был младше гондорца лет на десять-двенадцать, если тот не ошибался. – Рад я встрече с тобой, даже в столь недобрый час, - он шевельнул подбородком в сторону пепелища. – Мы с моими людьми совершали объезд наших границ, - пускай и частично вымывшиеся, и отдохнувшие, мужи Гондора точно не выглядели свеженькими, едва из Минас-Тирита. – И заметили дым над рекой. К прискорбию моему, мы опоздали – презренные ублюдки уже завершили свое черное дело. Мы нашли одного выжившего мальчишку, но жители селения, увы, мертвы все до единого. Мы похоронили их по обычаю твоих земель, сын Эомунда, - дым погребальных костров все еще курился над гребнем соседнего невысокого холма.
- Я намеревался разыскать дозоры Рохана, дабы сообщить о случившемся, - он спокойно и жестко смотрел в потемневшие от гнева и боли глаза молодого военачальника, - но, вижу, дозор Рохана нашел меня прежде, - усмешка коснулась лица Боромира, словно рассветным лучом. – Окажи мне честь, разделив со мной трапезу, лорд Эомер, и мы потолкуем о том, что здесь произошло. Заодно ты можешь расспросить парнишку, которому повезло уцелеть – накануне он был слишком напуган. А теперь увидит, что снова среди своих, - гондорец поворотился в сторону лагеря, где горели костры, бледные в лучах утреннего солнца, и где замерший у одного из них Аэрн смотрел на таких же соломенноголовых как он сам, людей, будто на призраков. Боромир же между тем внимательным взором окинул Эомера и сопровождавших его – запылены прочные кирасы, тускла позолота узорчатой отделки. Лица в поту и пыли. Кони, оставленные поодаль, проделали немалый путь. А то, что Эомер был здесь не просто с разъездом, но с целым эоредом, наводило на мысль вполне ясную и простую.
- Ты не случайно оказался здесь, верно, сын Эомунда? – вполголоса произнес Боромир.

Отредактировано Boromir (2017-09-24 11:59:53)

Теперь уже два стяга трепетало в светлых осенних небесах – зеленый с белым конем, и белый, с серебряным Древом. Конники Рохана потянулись к гондорскому лагерю; зазвучали голоса, заржали кони, приветствуя друг друга. Словно и не было поначалу во встрече заминки, - Боромир чуть хмурился, осматривая тянущиеся цепочки конников, слушая быстрый говор рохирримского военачальника. Налетающий, словно степной ветер – и схлынувший усталостью и скорбью, будто о скалы разбившись. Он усмехнулся краем рта на слова благодарности – скорбно и горько усмехнулся, - понимающе. Дескать, нет нужды в словах, брат рохиррим. Все мы ходим под одним небом.
Мальчишка с перевязанной головой взлетел в седло, словно ничего и не было – словно и не лишился глаза, спасаясь от дикарей, что хотели обезглавить его, и прибить к тому самому праздничному столбу, вспоров живот. Словно минувшее в минувшем и осталось, - но скреб глаза и легкие едкий черный дым от погребальных костров, и чернеющего, словно рана, пепелища.
- Нет нужды в благодарности, лорд Эомер, - они расположились у плоского камня – близ него нынче ночью, завернувшись в плащ, отдыхал Боромир. Принесли еды – забитую накануне дичь, немного крепкого, чтоб дольше держалось, вина, дорожные хлебцы; рохиррим, пришедшие со своим военачальником, также расстарались, добавив от себя к трапезе – это они в пути меньше недели, по словам Эомера, не гондорцы, с их трехнедельным дозором.
- Ты сам высказал то, о чем я намеревался просить тебя, лорд Эомер, - Боромир наклонил голову, чуть отсалютовав молодому рохирриму стаканом с вином – крепкое, его приходилось разбавлять водой. Хмелем не возьмет, но кровь слегка разгонит, - серые с прозеленью глаза чуть блеснули. – Я почту за честь сражаться рядом с тобой и твоими людьми. Располагай мной, сын Эомунда. Мои люди – твои, - и слово они скрепили рукопожатием. Обернувшись, Боромир всмотрелся в небольшую рощицу у подножия холма – туда, где были привязаны кони гондорцев. Сквозь поулпрозрачную желтизну березок виднелось несколько фигур – две-три, не более – в зеленых куртках.
- Торонмар, - сенешаль, трапезничающий здесь же, поднялся, и поспешил вниз по склону.
- Мы прибыли в деревню вечером, - обратился Боромир к Эомеру, - и многого, боюсь, не успели увидеть. Скорее всего, многое и затоптали, касательно следов, но в моем отряде есть несколько Следопытов Итилиэна. Они могут оказаться полезными, друг мой, - Следопыты появились, словно из-под земли. Один – худой, и едва ли не пожилой на вид, со впалыми небритыми щеками и длинными полуседыми волосами, смотрел спокойно и по-доброму. Второй же, рыжеволосый здоровяк, глядел чутко, будто поверх рукояти лука – прицелом. Поклонами лордов приветствовали оба; старший, дождавшись знака, негромко, невыразительно заговорил:
- Ветер пахнет камнями и кровью. Дикарь ушел в скалы, туда, где, о лорд коней, кони поломают ноги, - Следопыт повернул голову к рохирриму. – Там его логово, - рыжий согласно наклонил голову, и добавил быстрым, хрипловатым голосом:
- Но часть дунландцев ушла северо-восточнее, уведя лошадей. Они разделились, милорды, и сейчас уже на полпути к той деревне на севере, о которой говорил Арн, - «Аэрн» - это, скорее, так звучало рорихирримское имя на гондорский манер.
- Мои люди готовы, лорд Эомер, - негромко заключил Боромир. – Командуй, - пока кровь твоего народа не пролилась вновь.
Да не допустят того Предвечные Силы.

Отредактировано Boromir (2017-09-25 22:59:39)

Как верно принято говорить у обоих народов, «доброе начало полдела откачало» - получив вести от Следопытов, что свою разведку совершили ночью, и возвратились на рассвете, рохирримский военачальник мешкать не стал. Подхватились – всем лагерем, под сенью затрепетавших, словно крылья, стягов – зеленого и белого. Белый – по центру, и в том была, в сущности, немалая честь, оказанная Эомером, полководцем Рохана, своим непрошеным гондорским союзникам.
Боромир оглядел своих людей, пуская коня пока шагом. Могучий темно-серый жеребец по кличке Дым скалил зубы, изгибал шею – передалось и ему настроение всадника, охваченного злым, веселым азартом охоты. Настигнут ублюдков, и втопчут в верески роханских равнин, - он поравнялся с Эомером, что речью поднимал дух своих бойцов, и вычеканенное серебро Белого Древа засияло в утренних лучах, ожив на миг на кирасе Боромира.
Следопыты ушли в арьергард, но их и было-то всего двое. Остальные, кто при кольчуге был, без тяжелой брони – переоблачились едва ли не в седле уже будучи, на ходу коня. Быстрым шагом начали – на рысь перешли, а вскоре – и почти в галоп. Сверкнули светлым ясенем древки тяжелых копий; задрожала земля, роняя с вереска сажу и пыль, смешанные с росой. Искрилось солнце, било в глаза чуть справа, ползя вверх по небосклону, а неумолимая расплата мчалась на северо-восток, по следу дунландских дикарей.
Построение держалось, несмотря на спешку и скачку – хорошо выучены роханские кони, а гондорские, пусть к иному и приучены – все равно рождены были когда-то именно здесь, на этих вересковых пустошах. Всего раз строй нарушился – когда промчались, охваченные скорбью и яростью, по деревеньке, о которой было давеча говорено. «Не успели», - и слова эти жгучим, как свежие угли, и горьким, как пепел, клеймом выжглись в сердце каждого. Заржали кони, вскидывая головы, и перешли на галоп.
- Гондор!! – вот уже и темная масса впереди, рассыпавшаяся, словно черные мухи. Ветер налетает, доносит запахи смерти и крови, идущие от живых людей. И звук Рога Гондора сотрясает степи, сотрясает дальние скалы, до небес возносится. Время карать, - и копья прорезают блеском наконечников просвеченное солнцем ясное осеннее утро, ложась для таранного удара.
Налетели – и разметали, словно корабельным тараном; рябые дикарские хари скалились на них из-под меховых шлемов, щерили клыки, будто двуногие звери – но погибали эти звери как любые другие ублюдки, посмевшие пролить невинную кровь, - нуменорский клинок Боромира славно умылся нынче кровью, а конь его стал чёрен почти по брюхо – кусал, толкал и топтал врагов. Под боевые кличи рохиррим, под рев дикарей и собственное палящее, жестокое упоение битвой все закончилось вскоре, - Боромир едва ли понял, когда все закончилось.
Конь под ним слегка дрожал, но не потому, что был ранен – все от той же горячки боя. Даже не послушался ласки, когда Боромир потянулся погладить его по шее, пуская шагом в сторону Эомера – только пряднул ушами, опять оскалился, и ударом копыта размозжил голову мертвого уже дунландца, чьи кишки разметались по вереску, выпущенные из разрубленного топором живота.
- Благодарение Предвечному, среди моих людей потерь нет. Лишь раненые, - таких, как успел доложить Торонмар, оказалось немало. Но оклемаются все – иного просто не будет. Не выжить после ранения у такого командира, как генерал-капитан Боромир? – ох, это еще рискованней, чем помереть.
Он приложил руку, сомкнутую в кулак, ко лбу – в знак скорби, и опустил ненадолго голову.
- Я скорблю вместе с тобой, сын Эомунда, - вполголоса сказал Боромир, и был искренен, поистине – ему ведомо, что такое потери. Он старше Эомера, и потому видел их лет эдак двенадцать чаще, и потерял, выходит, больше. – Да дождется твой друг и боец своего командира в Чертогах Безвременья, - «как дождутся и меня сотни и сотни тех, кого потерял уже я».
- Белый Город, со всем великолепием своим, пока что обойдется без меня, - пряча улыбку в отросшей бороде, твердо отозвался Боромир. – Часть моих людей уведет сенешаль; что же до раненых, то я прошу твоей милости для них, лорд Эомер – путь, ты верно говоришь, неблизкий до Минас-Тирита, и некоторые из них могут его не перенести. Что же до меня, друг – я хотел бы продолжить охоту, - улыбка усмешкой становится, жесткой, безжалостной. – Не люблю менять коней на переправе. Дело стоит довести до конца. К тому же, коли дикари засели в горах, то я могу пригодиться тебе. Я родился и рос у подножия гор, я знаю, каковы они бывают, и как читать следы на их голых камнях. Со мной отправятся мои Следопыты, в том числе – буде на то твоя воля, сын Эомунда. Примешь ли ты мою помощь вновь – уже лично мою, Боромира, сына Дэнетора? А когда покончим с ублюдками, то вновь – была бы воля твоя, но врата Минас-Тирита всегда открыты для тебя. Я жалел, к слову, когда нынче летом не увидел тебя – когда твои благородные родичи приезжали в Гондор. В добром ли здравии Король Теоден, к слову, и сын его, лорд Теодред? – Боромир взглянул на Эомера прямо, и чуть с лукавинкой. – А леди Эовин, сестра твоя? Как поживает она? – многое ли рассказала дева брату о встрече с ним, наследником Гондора, за которого ее везли если не сватать, то на смотрины уж точно. Рассказала ли, как Боромир смотрел на нее? – и, чего греха таить, он совсем не отказался бы увидеть ее вновь.

Отредактировано Boromir (2017-09-26 22:46:52)

Долго, словно дым погребальных костров, тянулась похоронная песнь рохиррим над степью; мужи Гондора, чтя память павших, поднялись, глядя на пламя – отблески быстрого осеннего заката. Небеса померкли до темно-фиолетового; алая лента легла над горизонтом. Ржали кони, и золотыми точками, чертя линии за собой, мерцали факелы в руках конников.
Степь пела вместе с сынами своими, по детям своим – подпевал ветер, шевеля густые вересковые гривы, низко гудели скалы, и изредка тенькали запоздалые цикады. Осень же, - но трава дышала теплом по прикоснувшейся к ней ладони. Гладкая, будто шкура коня, - Дым подтолкнул Боромира мордой в плечо, фыркая, оскаливая зубы – не нравилось ему, что от его человека до сих пор несет кровью, гарью и смертью. Славный конь был обучен не пугаться ни громких звуков, ни лязга стали, ни пения боевых труб – негромко вывели боевые рога Гондора сигнал отхода, отдавая честь погибшим рохиррим.
- О чем поют? – подал голос кто-то позади Боромира. Генерал-капитан покосился через плечо – у костерка сидело несколько бойцов, глядевших в сторону похоронной церемонии рохиррим. Гондорцы если помощь какую и оказали, то лишь в самом начале – а позднее ушли, почтительно предоставив рохиррим самим отправлять в последний путь своих мертвецов. Боромир чуть нахмурился – праздный вопрос. Любому понятно, о чем поют. И зачем, - но рыжеволосый Следопыт вскинул голову, чуть вслушался.
- «Нет иных дорог, кроме одной,
Нет рек иных, кроме единственной,
Все придет к одному,
Все сольется в одно…» - проговорил негромко, нараспев, хрипловато.
- Хорошо знаешь рохиррик? – Боромир внимательно взглянул на Следопыта.
- С позволения сказать, милорд, да. А еще синдарин, адунаик… кхуздул немного, дунландский вполне понимаю, - не замечая, как таращатся на него товарищи, Следопыт приложился к походной фляге, в которой плескалась явно не вода. Кто-то из коневодов уже успел поделиться? Немудрено, раз тот так бойко говорит на их языке.
- И где ты так тому научился? – по фигуре судя, Следопыт отнюдь не был книгочеем. Почти такой же рослый, как командир, широкоплечий, крепко сбитый – такой телесной мощи не наживешь, корпя за книгами.
- В Пеларгире, господин мой, - охотно отозвался Следопыт. – Я оттуда родом, а мой покойный отец долгие годы учительствовал при главной городской библиотеке. Некоторое время я шел по его стопам, но…
- Но потом оказался гребцом, - усмехнулся Боромир. Следопыт кивнул, раскрыв широкие ладони со следами от весел – темными полосами, и пошевелил пальцами.
- Воистину так, милорд. Что же до языков, то мне всегда они легко давались. Некоторые даже диву давались, глядя на то, как они мне даются, - он замолчал, чему-то улыбаясь.
- Значит, пригодишься еще и здесь, - заключил Боромир. – Как твое имя?
- Хэрис, милорд.
- И как ты стал Следопытом, Хэрис? – тот коснулся своего длинного черного лука со снятой тетивой, погладил его.
- Как-то сам не заметил, господин мой. Я был мертвецки пьян, когда явился на состязании лучников несколько лет назад, а потом… - закончить ему не дали – в голос захохотали, все, даже Боромир. Осеклись, правда, быстро. Не след смеяться там, где провожают в последний путь усопших, но с другой стороны – такова жизнь их, со смертью переплетенная туго и навеки. А потому скорбь пусть и велика, но светла – все ведь там окажемся. И отважный знаменосец рохирримского военачальника, и мирные крестьяне, и умник-Следопыт, и даже принц Гондора – исход одинаков для всех.
И потому светлеет печаль, становясь будто легко и пьющаяся и льющаяся роханская медовуха; Боромир поблагодарил приблизившегося к нему Эомера, охотно приняв из его рук бутыль. В костер подбросили хвороста – вспыхнул, ярко озарив лица. Полтора десятка человек отобрал с собой Боромир для грядущего похода. Остальные, возглавляемые сенешалем, что находился поодаль, отправятся сперва в Альдбург, по слову военачальника и лорда этих земель, а затем – в Минас-Тирит.
- Будь же благословен за свою помощь, Эомер, сын Эомунда, - бойцы потихоньку поднялись с земли, разошлись в темноту – незачем им присутствовать при беседе лордов. Да и дозоры сменить не мешало бы, - Боромир проводил последнего взглядом. – Воистину, ценный дар ты преподносишь мне и моим людям. Я не забуду того. И надеюсь, сумею достойно отблагодарить тебя за тех коней, - помимо помощи в грядущем непростом деле. И в сущности, Боромир уже знал, как поступит – отдариться лучшей рудой, какую только добывают в Белых Горах – лучшей на юге, да сверх того, чем-нибудь из вин Дол Амрота. Руда – штука тяжелая, так запросто не вернешь ее, - чуть улыбнувшись своим мыслям, он приложился к бутыли. Кивнул понимающе – а может быть, это тебя не просто оставили охранять границы, друг Эомер. Это чтоб ты еще вдруг не помешал не самой обычной встрече твоей сестры и гондорского наследника.
- Что случилось с лордом Теодредом? – помнится, в добром здравии пребывал сын Короля Теодена, когда вместе с отцом и двоюродной сестрой посещал Минас-Тирит нынче летом. Но кому, как не Боромиру с Эомером, знать, сколь опасны дни нынче, и темны? Стрела на излете, дунландская засада, просочившаяся через рубежи Мертвых Топей мордорская погань…
- Твоя сестра, о лорд Эомер – величайшая драгоценность, какой обладает Рохан. Ценнее ее может быть лишь дружба между нашими народами, - он достал из лежащей рядом седельной сумки небольшую флягу с дол-амротским вином, многократно перегнанным, и оттого внушительно крепким. Тщательно сберегал ее Боромир на протяжении всего их дозора, но не уважить друга и союзника было решительно невозможно.
- Но красота сестры твоей, поистине, затмевает звездный свет, - а звезды тем временем уже крупным серебром высыпали на темный небосвод октября. Задышал ветер из степи – не гарью и смертью уже, но холодом и вереском. Глухо завыл в скалах, подхваченный волками.
- За Рохан, - Боромир поднял мех с медовухой, флягу со своим вином отдав Эомеру. – За резвость коней его, и верность сердец, - не велеречив он, что поделать. Да и нужны ли слова сейчас, когда, кажется, души павших витают кругом, прислушиваясь? Опасаться их незачем, но уважать все же стоит, - Боромир протянул руку к ветру, что заиграл вокруг нее холодным шелком, и заговорил вновь:
- Есть ли среди твоих людей кто-то, что-либо знающий о местах, в которые мы отправляемся? Если мы загоняем зверя в его нору, то следует быть готовыми к тому, что драться он станет насмерть. Также – там дети, старики и женщины. И это означает, что биться с нами станут втрое яростней, - Боромир не забыл, что сейчас на углях погребальных костров дотлевали тела женщин, детей и стариков Рохана, но также и знал, что долг его – учесть все, дабы не случилось так, что схожим образом станут отправлять в последний путь его самого, или кого-то из вверенных ему людей. – Большая часть мужчин ушла в набег, и не вернется более. Но ничего о численности противника, о том, кто остался там, и как туда лучше всего пробраться, мы не знаем. Хэрис! – окликнул он Следопыта. Тот мотнул головой, кивнул, обернувшись от дальнего костра, и в мгновение ока оказался подле лордов, вежливо поклонился Эомеру, сверкнув рыжиной.
- Откуда ты знаешь дунландский? – тот сглотнул, поморгал, глядя чуть задумчиво.
- О, милорд!.. Видите ли, пока я был гребцом, мы часто останавливались в портовых городах, и…
- И там ты встретил дунландца? – недоверчиво покосился на него Боромир.
- Нет, милорд. Дунландку. Она… - по ухмылке, поползшей по веснушчатой роже, стало все понятно.
- И что же, от бабы нахватался так, что знаешь язык? – про себя Боромир уже слегка пожалел, что позвал его.
- Дунландский весьма простой язык, милорд, он схож с вестроном… да, господин мой, я вполне говорю на нем, и понимаю его, - Хэрис опустил глаза, и учтиво замолчал.
- Вот и нашли толмача, - Боромир глянул на Эомера. – Мы почти что на территории дикарей. Им здесь каждая травинка знакома. И о нашем присутствии они почти наверняка уже знают – тем более что их мужчины не вернулись из набега. А должны бы уже вернуться, по их расчетам. Так что нам надо взять «языка», и выспросить у него все, что только можно, - он нахмурился, потерев висок. – Также ублюдки наверняка горазды на ловушки и засады. Полагаю, мне незачем лишний раз говорить об осторожности, друг Эомер, - всмотрелся во тьму, туда, где уже незримые в ночи, находились горы.
- Для этого похода я отобрал лучших своих людей. Все они опытны и закалены в боях, а также исключительно преданы мне. Но поведай мне, - Следопыт уже тишком откатился к дальнему костру, обратно, так что военачальники вновь остались одни, - как ты собираешься поступить с дикарями, буде дело наше увенчается успехом, лорд Эомер?

Отредактировано Boromir (2017-09-29 16:51:55)

Он молча слушал рохирримского военачальника; усмехнулся, почувствовав прикосновение на латном плече. Всмотрелся в ночь, вскинув глаза – там, за звездным небосклоном, скрывались те, кто пропитал невинной кровью пыльные верески здешних равнин. Эомер говорит о милосердии к дикарям, и Боромир согласен с ним. Почти – но это самое «почти» он оставит при себе, ибо знает, что, ответив кровью на кровь, можно порой развязать кровопролитие еще более страшное, чем раньше.
А крови пролилось уже достаточно, - хотя, он знает – будут мстить. Такова природа тех, кто ушел в скалы, кто собирает отрубленные головы, и кто вспарывает детям животы в честь своих неведомых богов.
«Бог один у них – страх», - лицо Боромира делается жестким. Сомнений нет – там, куда они отправляются, они успеют насмотреться на всякое. И недостойно станет мужам что Гондора, что Рохана, вдруг утерять присутствие духа там, пред лицом врага.
«А каков враг? Женщины и дети?» - но Боромир не понаслышке знает, на что способны женщины и дети, если их есть, кому объединить.
- Да будет так, лорд Эомер, - негромко говорит он рохирриму. – Дождемся рассвета.
Огни вокруг лагеря горят всю ночь, дозорные перекликаются; негромко стучат копыта одиноких коней, несущих разведчиков. Остаток ночи, до той поры, пока утро не начнет дрожать серой хмарью в полупрозрачном воздухе, Боромир спит вполглаза. Не привыкать ему – завернувшись в плащ, отдыхает возле костра, то и дело пробуждаясь по зову разведчиков. Просматривает – сна ни в одном глазу, мигом – донесения, сопоставляет что-то в уме, и, отдав распоряжения, укладывается обратно. Но в предрассветный час, росой умывшись, он уже в седле, и спокойно оглядывает вверенный ему отряд. Небольшой порядок рохиррим – кони фыркают, бьют копытами, всадники суровы и сосредоточены, но взволнованы – тенью тревога тянется по лицам, словно остатки предрассветной хмари. Гондорцы чуть обособленно стоят – их лица еще темнее. От усталости, которую ночевкой в степи не избыть, но командира своего они не подведут.
- Бойцы! – тяжело лязгнуло, низким металлом. Боромир тронул Дыма коленом, жеребец, круто наклонив голову, шагнул вперед, ударил копытом, вздыбив фонтанчик земли. – Наш враг хитер, коварен и внимателен, и знает, что мы здесь. Не все мужчины, способные держать оружие, покинули Дунахолм, - так – проще, понятнее – назвать даже безымянное поселение дикарей чем-то осмысленным, почти осязаемым. Нужно знать, с кем сражаешься – так проще, и он видит, как лица бойцов чуть светлеют, проясняются. – Никакой пощады мужам – кроме тех, кто готов будет сдаться. Щадите женщин, детей и стариков – но лишь до той поры, пока они не угрожают вашим жизням. Истинные мужи не проливают невинной крови, но возмездие, что грянет вскоре, надолго отучит дикарей соваться в земли рохиррим. Так говорю я, Боромир, сын Дэнетора, Страж Белой Цитадели – друг и союзник Рохана, и Эомера, сына Эомунда, Третьего Маршала Марки. И честь моя – порукой моему слову. За Рохан! – нуменорский клинок с тяжелым, уверенным звоном тянется из ножен, и взблескивает в холодных лучах рассвета.
«И да будет так», - кони прянули с места, навстречу занимающемуся утру. Степь задрожала под тяжелыми копытами, дохнул налетевший ветер, разгоняя полосы тумана. Боромир поравнялся с Эомером, беседуя с ним уже на скаку.
- По всем приметам, логово ублюдков примерно лигах в пяти от нас. Твои и мои разведчики обнаружили поток, вытекающий из скал. Воды его чисты, но не настолько, каковыми обычно бывают ручьи равнин твоей родины, сын Эомунда. Также, это означает то, что в Дунахолме есть запасы воды, а потому, измором нам их не взять. По пути до скал нам предстоит преодолеть небольшой лес – и именно там я, признаться, ожидаю засад и нападения. Следопыты Итилиэна разделяют мое мнение. Нам стоит быть готовыми, - впрочем, повторять излишне. Первоначальный галоп постепенно сменился рысью, небыстрой, осмотрительной. Кромка леса уже маячила впереди, ярким октябрьским золотом, и Боромир всмотрелся в нее, сверкающую на утреннем солнце. «Солнце», - он предпочел бы облака. Вспышки на доспехах станут чересчур приметными, но да толку уже сожалеть, - кивнув четверке конных лучников двинуться вперед, он чуть придержал Дыма.
- Хэрис, - Следопыт вырос рядом с командиром, словно из-под земли. Вместе с лошадью.
- Стоит опасаться петель под лесной подстилкой, и ям, - вслед за лучниками, что пустили коней шагом, двинулось еще несколько бойцов, спешившихся затем.
- Полагаюсь на ваш зоркий глаз, парни, - Боромир обвел следопытов взглядом. – Помните – ублюдок нужен мне живым, - они помнили. И, вслед за своим командиров ступили под сень осеннего перелеска. Прозрачного – на просвет все видно, но недооценивать умение дунландских ублюдков прятаться даже здесь не стал бы недооценивать никто. Располагай они большим временем, Боромир приказал бы объехать лес, но тот тянулся на многие лиги, пускай и не самой широкой полосой. Проще – хотя и опаснее – двинуться напрямик.
И вот первая вестница смерти – короткая оперенная стрела – пронзает осенний воздух, застревая в горле всадника. Навстречу ей, свистя, мчатся ясеневые стрелы Следопытов – не более двух.
- Извини, господин, - встревоженные кони мечутся было, но мигом унимаются, сдерживаемые уверенными руками. Следопыты рассредоточиваются в перелеске, прячась так, что моргнешь едва – а их уже будто и след простыл. Но есть ли время моргать? – бойцы слетают с седел, готовые обороняться. Вскидываются круглые щиты, ловя летящие в них стрелы – тех немного. И дело здесь – за легконогими стрелками, привычными преследовать врага по лесам и оврагам.
- Готово, милорд, - стычка окончилась, едва успев начаться. Под звериный вой и визг дунландца, которого уже волокут к ним, на ходу связывая ремнями. Тот – невысок ростом, и визглив, будто…
- Женщина, - с нечесаной головы слетает шапка. Злые темные глаза глядят на военачальников снизу вверх – смугла, худа, но, если отмыть да расчесать – миловидна. И блох вывести, - Боромир делает Хэрису знак.
- Давай, друг. Тебе ведь с такой доводилось иметь дело? - кругом снова хохочут, но Следопыта, похоже, ничто не смущает.
- С позволения сказать, та знала еще и всеобщий язык, если вы понимаете, о чем я, милорд, - он подходит ближе к беснующейся дунландке, и что-то говорит ей вполголоса, на каркающем, утробном наречии. При первых звуках его девка затихает, и теперь сверлит Хэриса неистовыми глазами. Говорит что-то, оскалившись.
- Ну? – впрочем, сомневаться в ответе не приходится.
- Прокляла меня, - спокойно, через плечо отвечает Следопыт. – Дайте мне немного времени, милорды, и я разговорю ее. И нет, я не прошу об уединении, - перелесок вновь наполняется хохотом, который командир мигом пресекает.
- Никто не ушел? – предводитель стрелков рохиррим качает светлой бородой. «Добро», - а теперь стоит вернуться к допросу.

Боромир хмурился, вслушиваясь в то, как говорит девка. Женский язык во лжи куда более искусен, это любому известно, а уж улестить мужчину, на грани гибели находясь, постарается любая. Краем уха он уловил слова Эомера, но промолчал, и Хэрису ничего добавлять не стал – поглядеть решил, как будет дальше. А если молодому маршалу Марки и претило только что им же сказанное, то он виду никак не подал, и про себя Боромир то одобрил.
Недооценить врага – тяжкое преступление, даже если враг у тебя, взрослого и сильного мужа, всего-то маленькая и жалкая женщина. Змеи тоже малы бывают.
И вместе с тем веры в то, что удастся обойтись без боя и ловушек, у него не было. К тому же, когда Хэрис стал переводить про ущелье, он и вовсе помрачнел, и лишь покачал головой в ответ обратившемуся к нему Эомеру.
- Рассудим же, словно оказались бы мы на их месте, - медленно выдохнул Боромир. – Дунахолм – крепость из скал, в которой она и ее сородичи привыкли жить, - кивок на пленницу, - и знают там каждую щель. Обороняться там для них проще простого. Дикари жестоки, - незачем было и напоминать о том, что те сотворили в роханских деревнях, - и веры в то, что старики, калеки и дети сдадутся нам, у меня нет.
Из детей вырастают такие вот, как эта девка, и те, кто отрубал мирным рохиррим головы, и вспарывал им животы. Нет чести в убийстве слабого – и с обеих сторон это справедливо.
- И сопротивляться они станут яростно. Она говорит, что знает путь, куда отошли защитники Дунахолма? Лжет, - жесткостью просветилось в глазах, стальным отблеском.
- Никто не станет собирать оборону такой крепости в лишь одном месте. Вернее будет брать врага не силой, а неожиданностью, атакуя отовсюду. Она предлагает провести нас окольным путем, дабы мы сумели обойти засаду, и поджидающих нас ее сородичей? Так я ей и поверил. Скажи-ка мне, Хэрис, - обратился Боромир к Следопыту, - только так, чтобы она не поняла – как на ее наречии будет «ты лжешь»?
- Понял, милорд, - Следопыт поднялся от съежившейся на палой листве девки, и, подле Боромира оказавшись, произнес пару коротких слов. На слух Боромир не жаловался, даром, что сказано было негромко, ну и на память тоже.
Он присел напротив дунландки, глядя в маленькое перепачканное лицо. Беличьи острые глаза, черные и злые, худая, щуплая, но гибкая, как лесная ласка. Такая вцепится – пощады не жди. Она явно поняла, кто перед ней – человек больше других, с приметами и взглядом вождя. И подобралась, словно перед прыжком.
- Ты лжешь, - на дунландском сказал ей Боромир, и белые острые зубки оскалились с гневным шипением. Не напрасно Боромир вначале молчал, разглядывая дунландку, заставляя ее волноваться – вот и соскочила тетива с упора, так? – он прижал ее взглядом, и ничего не осталось в том взгляде от Боромира, милостивого к друзьям, и щедрого с женщинами.
- Переводи, - лязгнуло сталью, и Хэрис почтительно замер рядом.
- Ты укажешь нам дорогу, помня, что сказал тебе лорд Эомер. Но лишь до места, что укажут тебе – дальше ты будешь нам уже не нужна, - ничто не дрогнуло в сердце Боромира, когда чумазое лицо дикарки исказилось ужасом – проняло услышанным. «Не нужна» - этим все сказано. В дикарях неоткуда взрасти чести, негде взяться доблести, и Боромир знал, как именно она его поймет.
- Я… покай… зат… - на всеобщем кое-как выдохнула дунландка, и сжалась – огромный человек с серебряным деревом на груди показался ей много, много страшнее любого зверя. страшнее самого свирепого степного волка, или темной твари с востока, что приходят, и похищают ее племя, чтобы затем сожрать.
- Реши, что делать с ней затем, лорд Эомер, - ровно произнес Боромир, возвращаясь к Дыму, и глядя на маршала Марки чуть сбоку. – Она достаточно напугана. Но глаз с нее пусть не спускают.
Взвились в седла, подхватились – и двинулись дальше, по редкому осеннему золоту. Связанную девку посадил себе в седло один из Следопытов, впереди.

- Хэрис, за ней посматривай, - чуть придержав Дыма, поравнявшись со Следопытом, вполголоса произнес Боромир, глазами указывая на дунландку. Тот кивнул, сощурившись, и тронул пяткой кобылу, обходя соратника, который взял пленницу себе в седло.
Зев прохода среди скал вскоре замаячил впереди. Тихо было – только эхо перестука копыт, и то, глохнущее здесь, среди  каменных стен. Слишком хорошее место для засады, Боромир вскинул глаза наверх, и дал команду отряду – взяться за щиты. Его Следопытов и лучников это не касалось – у тех будет иная задача, пока их станут прикрывать щитами.
«И все же плохо», - и не малейшего удовлетворения от собственной правоты Боромир не испытывал, когда над ущельем раздался крик, и полились гортанные выкрики дикарей. Мужам Гондора и Рохана крепко не поздоровилось бы, если бы не построение, защитившее и коней, и людей, а также залп тяжелых стрел, пущенный руками людей, знающих свое дело.
Дым злобно заржал, бросаясь вперед, пригнув тяжелую голову, и первого ринувшегося на него дунландца разорвал. Крепкими зубами хватанул за шею, уйдя от удара меча, вцепился – и словно хрупким пергаментом треснуло. Кровью полыхнуло щедро – на тех, кто бежал позади, и ослепило. Как раз под меч Боромира – клинок из Мертвых Топей разил беспощадно, входя в плоть и кости, словно в мягкое масло. Позади Боромира кричали – и сражаясь, и погибая, его люди, и ему вверенные, и это заставляло его ярость клокотать все неистовей. О, кровавого боя он никогда не чурался! – и, видь кто его сейчас, ужаснулся бы, ибо лицо генерал-капитана Гондора искажала тяжкая ненависть, помноженная на злое веселье.
За тех, чьи тела сейчас дотлевали угольями на погребальных кострах. За убитых детей, - пощады он не ведал. И лишь когда ослепляющая тишина осела в ущелье, над мертвыми, умирающими, и живыми, Боромир позволил гневу отступить.
- Эта вылазка, - горло свело коротким кашлем, Боромир благодарно кивнул оказавшемуся рядом рохиррим, принимая из его рук флягу с водой, и быстро к ней прикладываясь, - могла быть их предпоследним средством, - потому что последним, как раз-таки, оставался Дунахолм. – Мы изрядно проредили их ряды. Взгляни на мертвецов, лорд Эомер, - он склонился над одним из убитых. Низкорослый, подобно большинству дунландцев, в большой меховой шапке – такие, Боромир знал не понаслышке, отлично защищают голову от тяжелых ударов. Только этого вот застрелили – оперенное древко торчало из горла.
- Мальчишка, - Боромир сбил шапку с головы мертвеца покрытым кровью сапогом. – От силы несколько взрослых мужчин, остальные – юнцы. Сражались, вестимо, как взрослые, но… силы врага уже на исходе. Это даёт мне надежду на то, что для должного дозора у них не хватит подготовленных людей. Понимаешь, к чему я веду, лорд Эомер, - покрытое пылью и потом лицо Боромира озарилось недоброй, лихой усмешкой.
Если встал на дорогу – иди до конца.
- Мои Следопыты подведут нас ближе к Дунахолму незамеченными. Я полагаюсь на них. Мы же атакуем в темноте. К этому времени нам надлежит хорошо подготовиться.

Прибрав тела, погрузив своих убитых на уцелевших коней, отряд двинулся дальше. Следопыты ушли вперед цепью, и Боромир в который раз подивился их умению растворяться в любой местности, даже, казалось бы, на поросшем вереском всхолмье, на котором никаких укрытий и не было. Ан нет – едва заметно шевелился вереск, словно от ветра, и перекликались птицы. То сорока, то кукушка, - едущий рядом Хэрис, с лицом мрачным – как же, не уберег девку, вполголоса передавал обозначения сигналов. Как идти, куда передвигаться. В тоге, когда солнце, за густой дымкой облаков спрятавшееся, перевалило за вторую половину дня, они схоронились в небольшом перелесок, откуда открывался вид на укрывшийся в скалах Дунахолм.
- Действительно, крепость из камня, - высокие скалы нависали над каменной площадкой, с которой тянулся дым, будто ладони. Подходы к крепости перекрывали каменные обрывы, а пригорок, на котором сейчас встали лагерем, был недостаточно высок. Лучники окажутся бесполезны.
- Оттуда нас не видно, - залёгшие в жухлой траве, они наблюдали за Дунахолмом. Костров не разводили, блеск брони укрыли тряпками, коней отвели подальше.
- Вон путь, которым ушел дикарь, - Дэнилос бесшумно появился рядом. – Дорога, там, вон, змея. Видите, лорды? – желтовато-бурая дорога вилась среди камней, ведя ко входу в крепость. Тот уже, скорее всего, был рукотворным.
- Самое слабое место – источник, - Боромир глянул на Дэнилоса.
- Там можно подняться? – тот кивнул.
- Нужна будет веревка, много веревки. Камень очень скользкий, милорд. И стоит отвлечь врага. Кто-то должен.
- Сделать вид, что собираемся атаковать в лоб, собрать небольшой отряд для проникновения внутрь, и выступить с небольшой разницей? – усмехнулся Боромир.
Что же, это смахивало на стратегию. Однако, без мнения лорда Эомера это не имело смысла.
- Часть людей может заняться приготовлениями к атаке. Какие там ворота, Дэнилос?
- Бревна. Крепкие, но сухие, - лаконично ответил тот.
- Бревна. Бревна – это хорошо. Значит, подготовить зажигательные стрелы, поджечь с нашей стороны. Дым от горящих ворот не позволит дикарям засесть близко к ним, для обороны. К тому же, если не будет ветра, это лишний раз прикроет наших стрелков. Значит, действуем так – Следопыты с дальнего расстояния поджигают ворота. Небольшой отряд проникает со стороны источника, пока обитатели крепости отвлекаются на суматоху с пожаром. Дальше уже проще – ты ведь желаешь предложить им сдаться, лорд Эомер?

От крепости несло жильем – пищей, дымом, нечистотами. Словно от любой другой горной деревеньки, ладно, не крепости – такое на памяти Боромира случалось редко. В Эред Нимраис порой попадались старинные, еще нуменорских времен, постройки, в которых укрывались разбойники, но редко. Все стерло временем..
И не время сейчас задумываться и расхолаживаться от того, что там, за каменными стенами, осталась лишь горстка воинов. А остальные – женщины, дети и старики, «которые станут сражаться насмерть», - в который раз пришлось Боромиру напомнить себе.
Что же. Если у вождей, буде таковые остались у дунландцев, достанет рассудка понять, что они в западне, и надеяться больше не на что, и что заключение мира есть единственная возможность для его народа, для его клана или племени, остаться в живых.
Не напрасно говорят, что жестокость порождает лишь большую жестокость, но такова война. Мальчишки становятся мужчинами, и идут мстить, их девочки, ставшие женщинами – рожают новых воинов, порой от покоривших их солдат. Таков мир – не чуждо ему милосердие, но сложно, сложно помнить о нем, когда перед твоими глазами – обезглавленные детские тела со вспоротыми животами.
Иную заразу не грех выжечь и на корню.
- Милорд, - шепотом, похожим на шелест травы. Глаз Дэнилоса отблескивают желтоватым, как у зверя – он поднимается из травы медленно и бесшумно, и, пускай он при Боромире уже добрых два десятка лет, того до сих пор пробирает легкой дрожью. Странный человек Дэнилос, проклятый – так о нем говорили на Каир Андросе. По прозвищу Ведьмин Муж, однажды заблудившийся с Мертвых топях, и вернувшийся оттуда уже иным.
«Первый человек, присягнувший мне», - а что не таков, как все - то пустое. Главное, чтобы был верен, и знал свое дело, - Дэнилос перебрасывает ему конец веревки, и манит за собой, вниз, по угловатым скользким камням. Боромир лишь оборачивается, и делает знак своему отряду.
Вперед, - кто-то позади сбивает шаг, и вскидывается – это чувствуется по веревке, которой связаны – и смотрит в озарившееся первой зажигательной стрелой небо. Дунахолм содрогается тревожными сигналами и криками.
«Наше время», - свирепо не журчит – ревёт на острых, будто клыки, скалах, источник. Цепляясь и оскальзываясь, помогая друг другу, они все-таки поднимаются – спешно, подгоняемые звуками боя с противоположной стороны. Каждое мгновение промедления – беда для Эомера и его людей.
- Мы пройдем здесь? – бурлящий поток вырывается, кажется, из самих складчатых камней. Дэнилос кивает уверенно, и, подавая пример, первым ныряет в ледяную воду.
Следом за ним  - Боромир. Ребра стискивает обручем, но он плове изрядный, наученный плавать и не в такой воде. А ее есть у него злая воля и упрямство, которые тащат за собой, по цепляющим за кольчугу и ремни, обдирающим руки камням.
Выбрались первые – помогли выбраться остальным. Плоские камни, на которые выбирались – нешироки. Оставив Дэнилоса помогать остальным воинам, Боромир с мечом наготове – светлым и коротким, нездешнего металла, осторожно продвигается вперед, не будучи уверен, впрочем, что встретит часовых. А вот о чутких собаках подозревал загодя, и потому с лаем кинувшегося на него пса приканчивает одним ударом, коротким и точно рассчитанным.
- Готово! – доносится до него приглушенный каменными стенами возглас, и затем уже незачем мешкать. По сигналу Боромира его люди рассыпаются по крепости, ударяя дикарям с тыла, под лязг стали и боевые кличи, а сам он срывает Рог Гондора с пояса, и выводит сигнал.
Содрогаются скалы от глубокого зова, замирают – и даже рев пламени, кажется, стихает на мгновение. Стихают боевые кличи дикарей, перекрытые единым, слаженным и могучим:
- Гондор! – и кровь вскипает на черных камнях, кровь дикарей, вынужденных биться на два фронта. Дэнилос, мелькнувший близ генерал-капитана, вскидывает лук, вдруг, безошибочно – и тетива поет под стрелой, и злое черное тело цевья вздрагивает. Стрела летит на одну из сторожевых башен – летит тяжело, обмотанная горящей паклей, но, войдя в сухое дерево, расцветает жадным огнем.
- Гондор! – нуменорская сталь рассекает древки копий, словно лезвие косы – созревшую траву. Немного осталось! – и дикари не выдерживают – бегут. Вглубь каменных пещер, но Боромир и на этот счет успел кое-что предусмотреть, отправив к ним половину отряда с Хэрисом во главе.
- Эомер! – могуче выкликает Боромира имя союзника, и видит шлем с султаном из конского хвоста, мелькающий сквозь пламя и дым. – За Рохан! За рохиррим!

«Уходят!» - утекают, словно вода, песком просачиваются сквозь пальцы. То, чего опасался Боромир, и что предвидел – уйдут ублюдки, спрячутся в пещерах, выйдут затем потайными ходами, коих тут, наверняка бесчисленное множество. А затем отправлять своих людей прочесывать эти утесы и скалы станет для них верной гибелью. Потому что атаковать из засады дикари научены, а люди поодиночке, ладно, по двое или по трое – легкая мишень.
Да и людей у Эомера и Боромира маловато для такого, - Боромир со злостью стискивает зубы. Победа выходит не такой уж и победой, и дается поистине дорогой ценой. Сопротивляются дикари отчаянно, и уже немало мужей, что Гондора, что Рохана, более не могут сражаться. Ранены или убиты.
- Эомер! – куда побежал, чтоб ему! Рассвирепев, Боромир прыжком перемахивает через бревенчатый колодезный сруб, что оказался на пути, и одним ударом сносит голову ринувшемуся ему наперерез дикарю. Едва ли не единственный уцелевший среди дунландцев мужчина, - «прикрывает отход женщин и детей», - пинком отшвырнув со своего пути обезглавленное тело, Боромир оборачивается на своих людей.
- Не убивать! Брать в плен! – сострадание мечется в его сердце пополам с жестокой, стальной необходимостью. Эомер не успел предложить дикарям сдаться, да они не то что бы и давали такой возможности. Что же, придется Боромиру – но потом. Чуть позднее.
От него шарахаются противники, визжат в ужасе – рослого, покрытого кровью, с беспощадно блещущим мечом, мечами – легкий клинок из чужих, нездешних земель, светится сквозь красное холодным серебром. Легки, разит без промаха, и рассекает кости словно мягкий воск. Выматерившись, Боромир ныряет следом за Эомером под свод пещеры, прямо навстречу крикам  и звукам борьбы. Ах ты ж! – рывком за шкирку он отдирает маленького дикаря от рохиррима, и отшвыривает, как котенка, себе за спину. Глуховатый удар тела оземь его уже не волнует – теперь надо другого мальчишку отсюда вытащить.
- Наружу! – рявкает Боромир, и тащит Эомера за собой; чуть только по глазам ударяет светом, он срывает с пояса Рог Гондора. И чаша скал дрожит от могучего, оглушительного пения.
- Люди гор! – гнев придает сил и зычности голосу Боромира. – Каждый из вас, кто сложит оружие – сохранит свою жизнь! Каждый, кто продолжит сражаться – падёт! – «истребить их всех», - жажда крови вспыхивает в нем горькой ненавистью, потому что лежат на земле распростертые тела в налатниках с Белым Древом. Каждого из погибших Боромир знал по имени, у каждого осталась родня и семьи.
Но не должно военачальнику поддаваться ненависти вот так, - он оборачивается на Эомера, но без укоризны, а потом командует своим людям взмахом руки:
- Огонь, хворост – все к пещерам! Поджечь, дымом затопить! – его понимают, потому что бросающие оружие дикари начинают вопить.
Ничего. Голос у Боромира громкий. Кто хотел выжить – услышал.

Скоро гнездо среди скал затопит дымом, словно водой, и спасения дикарям не будет. А когда дым засочится из расщелин в основании скалы, возможно будет понять, какими путями ушли уцелевшие дикари.
Во рту оседает соленая горечь, вовсе не привкусом победы, хотя вот она – ликующими криками разражаются что гондорцы, что рохиррим, и Боромир поднимает к тускнеющему небу руку с мечом, потрясая им. А перед глазами – другие пожары, иной дым, и иные распростертые на земле окровавленные тела.
Как стаскивали тогда мужи Гондора погибших, зарезанных беспощадными дикарями крестьян. Как горели деревни, и от крови невинных хлюпала под ногами земля. Некстати, коротким спазмом, подкатывает к горлу тошнота – от вони нынешней и памяти прежней, об обезглавленных трупах со вспоротыми животами.
Крови и здесь – реки; свиваются ручейки, бегут по камням.
Кровь за кровь.
В каменном гнезде почти нет мягкой почвы, и, дабы меч отчистить, Боромиру приходится погрузить клинок в мелкий щебень. А затем крестовина щелкает по ушку ножен, и на бедро опускается привычная и знакомая тяжесть – славный меч свершил то, для чего был выкован многие столетия назад. Не ради бессмысленной резни, но для защиты и воздаяния.
Сколько еще таких деревень на рубежах Рохана? Скольким еще не посчастливится дождаться патрулей? – ему и в голову не приходит упрекать молодого маршала Марки в чем-либо. Более всего – в нерасторопности; слишком памятны Боромиру набеги истерлингов, хорошо знакомы пиратские налёты на побережье Андуина. И каждый раз он себя спрашивает, как же так, как же это я допустил, полагая себя единственно ответственным за все случившееся.
А кому же еще брать на себя это бремя? – и поэтому Боромир понимает. Он подходит к Эомеру, кивая – дескать, все верно. Все хорошо. И кладет руку на его запыленный, поблескивающий тусклой позолотой сквозь пепел, кровь и сажу наплечник – мол, держись.
Есть и эта сторона у сражения.
— Теперь на границах Рохана станет спокойней, лорд Эомер, — «не сомневайся», — говорит его взгляд. Не сомневайся в своем праве вершить правосудие, и карать по заслугам. – Мы отомстили за твоих людей, — «мы».
Поистине, сама судьба привела разъезд Боромира давеча к реке.
Помолчав, он добавляет:
— Станешь ли ты преследовать убежавших? И что решишь сделать с этим местом? – огонь здесь постарается, но по сути, гореть особо нечему – камень сплошной кругом.
Если дикари надумают сюда вернуться – или же явиться, из иных поселений, которые, как Боромиру ведомо, укрыты северней и восточней места, где они находятся, то сделать его вновь пригодным для жизни будет несложно. «Было бы, кому еще делать», — чуть желчно усмехается про себя Боромир.
Ведь менять что-то могут лишь живые. Мертвецам этого уже не дано, — он слегка улыбается Эомеру, хдлопает по плечу еще разок, и. передав ему флягу с водой, идет к своим людям. Немало хлопот еще предстоит, и с ранеными, и с павшими.
А потом – домой, в Минас-Тирит.
Хотя до Эдораса много ближе, конечно.