[icon]http://s3.uploads.ru/pe7sX.gif[/icon]«Все – условность – вера, в том числе», - думается Кьёраку, когда теплая щека Инары – под его ладонью, а поцелуй – на ее губах. «Вера – тот же выбор», - металл фляжки звякает о край чашки, и он одобрительно поднимает брось – уместно, более чем уместно. И, взяв фляжку, подливает уже в остатки собственного кофе, и виски там теперь уже гораздо больше.
- Здесь нет и не будет ответа, Инара, - а вот взгляд ее режет в самое сердце, и потому объятья становятся плотнее и крепче. Огонь выпитого виски разгорается в груди все жарче, а чашка уже опустела. Горечь смешивается на языке почти изысканно – виски, кофе, и короткого поцелуя, в котором все еще остается интонация Инары.
- Может быть, я сам – лишь плод чьей-то веры. Как и ты, - Кьёраку перехватывает из ее пальцев чашку, и та брякает где-то рядом с его, уже пустой, по тумбе. Если время кофе и было, то оно закончилось. – Не спеши, - улечься ниже, увлекая ее за собой. – Если чему я и научился аза свою жизнь, так это тому… что сколько ни пытайся проникнуть в загадки мироздания, оно не поскупится на новые.
Самого его с другими мирами объединяет короткое слово – как черта, подытоживающая в с ё. Смерть. Всё рождается, чтобы умереть – это вот один из самых простых законов мироздания, и непреложных.
Но таким ли размышлениям предаваться, обнимая восхитительнейшую из женщин генсея? Если все преходяще, то не лучшая ли это из причин, дабы ценить текущий момент, - приподнявшись на локте, Кьёраку склоняется над Инарой, и пальцем мягко ведет от середины ее лба до губ, глядя в глубокие темные глаза с привычной полуулыбкой. И чувствуя попутно, как сердце неспешно и с восторгом заходится – горяча и прекрасна, словно летний фейерверк.
- Единственное, что непреложно во всех этих загадках – ты, - палец ведет вдоль ее нижней губы, обжигаясь дыханием. Виски, кофе… тлеющий жар меж телами… все правильно. – Как точка отсчета, - «как центр вселенной. Собственной».
Голос – почти мурлыкающий, когда упавшие сбоку волосы закрывают лицо, задевают лицо Инары – ведь невозможно не склониться над ней, вновь ведя поцелуями по этой точёной шее все ниже и ниже. – Можно верить, что мы встретились не случайно, что у всего этого есть какое-то высшее предназначение, - так ведь проще уложить череду непонятных и порой пугающих событий в нечто, понятное и приемлемое разуму. Также сюда же, в ту же копилку –  и то, что компаньонка из так называемого «будущего», и один шинигами в расцвете лет оказались в одной постели, тоже, но все это – лишь приятные детали.
- А можно просто насладиться тем, что есть, - чему он сейчас решительно намерен предаться. По движениям и вздохам Инары чувствуется, что она немного утомилась, но на что Кьёраку весь его тысячелетний опыт, если он не сумеет пробудить – разбудить – женщину, которую желает?
И спешить он совершенно точно никуда не станет, пускай время и неумолимо. Отсчитывает мгновения до наступления рассвета с упорством и скупостью оками-сан, стоящей на страже комнатки, занятой юдзё и ее клиентом.

Над Киото затихает метель цветущих каштанов. Ветер тоже словно бы притомился, уснул, как почти засыпает лежащая в объятьях Кьёраку женщина. Да и сам он тоже не против поспать – искусственное тело, оказывается, умеет утомляться.
Или же, попросту хочет подольше побыть рядом с ней, - а вот задумываться о чем бы то ни было уже не тело, но разум его категорически не желает.
- Отдохнешь? – волшебству ночи скоро надлежит смениться прозой утра. И, пускай Кьёраку и обещал остаться… лучше бы ему уже отправляться восвояси.

[icon]http://s3.uploads.ru/pe7sX.gif[/icon]Ками-сама, и как тут отказать? – нежный, тихий выдох в щеку, тонкие руки на шее… невозможно. Женщины всегда были и останутся слабым местом Кьёраку. Не умеет он отказать, когда к нему так льнут, когда ласково просят, или же, в особенности, так безмятежно засыпают в его объятьях. Даже прежде, чем он успевает ответить.
Скулы касается тихое ровное дыхание, а отзвук просьбы, казалось, еще не успел стихнуть. «Останусь», - вполголоса обещает Кьёраку, накрывая ладонью тонкое запястье, лежащее поверх его груди. Такой очаровательной женщине грех не потрафить, не исполнить ее желание, пусть даже такое невинное.
Не пропадет без него хачибантай, ведь так? Нанао-тян тоже не явится. А если явится… тогда об этом Кьёраку размышлять и станет. Но сейчас, прикрывая глаза, в запахе куда более нежном и изысканном, чем аромат самых прекрасных цветов – запахе женского тела, разгоряченного любовью, он предпочтет отложить все до утра. Далеко не самого раннего утра.
На прохладном обнажённом плече Инары остается поцелуй, а затем сверху ложится одеяло. Рассвет уже подступает, топчется на подоконнике – за окном светлеет, шумят автомобили, хлопают двери, но спящим до того нет ни малейшего дела.
Тепло.

По бедру задевает стройной ножкой. Только это, но не какие-то там резкие звуки, пробуждает Кьёраку, машинально тянущемуся за эту ножку прихватить – сонный, не успевает, и спокойно улыбается, когда тепло рядом пропадает, под негромкий скрип кровати. Спину мягко ломит после вчерашнего, да и после сна на кровати – нет, понятное дело, что заснуть и поспать он где угодно может, но привык все же больше к традиционным футонам. Пускай и такое ему очень даже нравится. В особенности, рядом с очаровательной женщиной… которая покидает его решительно. И бесповоротно? – одним глазом покосившись вслед Инаре, она снова расслабляется, готовый придремать.
Женщинам нужно время не только для того, чтобы привести себя в порядок. Пусть соберется с мыслями, если в том будет надобность – переберет в памяти события минувшего вечера и ночи, а Сюнсуй пока совершенно точно не станет ей в этом мешать. И чего его спина сетует на якобы неудобную постель? Ведь все превосходно.
Лица касается короткий солнечный блик, как назло, соскальзывает на веко. «Да-а, посплю я», - он и просто поваляется. Искоса, взгляд на подхваченный еще ночью пиджак – тот сейчас где-то на спинке дивана.
Нанао-тян в ночи не наведывалась, интересно? Поутру? – вот как Кьёраку способен безошибочно понимать, где находится его племянница, так и она могла найти своего непутевого дядюшку. Когда он не заботился об обратном, ха-ха, - зевнув, он все же садится на постели, встряхивая головой. На диво свеж, хотя не слишком бодр, - прислушиваясь к шуму льющейся воды, он неторопливо собрал волосы. «Присоединиться, что ли?» - после того что было ночью, это стало бы весьма уместным продолжением. Но – «женщинам по утрам нужно время для себя». Так что брюки, по меньшей мере, натянуть пришлось. Под руку попалась фляжка – «отлично», - остановившись у приоткрытого окна, Кьёраку сделал несколько глотков. Пролилось виски в горло, словно вода – а в окне дома напротив замаячила какая-то тётушка. Увидев голого по пояс мужчину, кажется, даже смутилась – Кьёраку же, улыбнувшись, слегка поклонился ей – дескать, доброе утро, и отсалютовал фляжкой. Вежливость с женщинами для мужчины - превыше всего.
- Доброго утра, - обернулся он на звук легких шагов. Выглядела Инара как накануне, когда открыла ему дверь своей квартиры – румяная, с блеском в глазах и на мокрых волосах. Улыбнувшись, он отбросил собственные волосы за спину – успела рассыпаться, и шагнул к ней. Фляжка уже давно стояла там, где прежде, но, дабы не осквернять Инару, такую свежую и благоухающую, запахом алкоголя, поцелуем Кьёраку коснулся только ее лба. А вот обнял крепко.
- Могу предположить, что теперь моя очередь? – будь его воля, он оставил бы гигай опять где-нибудь в уголку. Но это создало бы дополнительную неловкость, все же.

[icon]http://s3.uploads.ru/pe7sX.gif[/icon]Почти жаль смывать с себя этот запах, что изысканней аромата самых прекрасных цветов, да-да, - не слишком горячая вода ударяет сверху, и он воспаряет на мгновение, чтобы затем развеяться. Вестимо, запах, не сам Кьёраку, - глаза закрыты, по лицу льется вода, несказанно освежая. И неизбежно, по привычке он спрашивает себя, когда-де в последний раз принимал душ? – что-то там все потерялось, в каком-то похмелье, годах, и женских объятьях.
Но всякое бывало. И как хорошо, что неизменно – приятное, - можно потратить несколько лишних минут, наслаждаясь. А то и не несколько – пускай куда больше привык к о-фуро, в душевой кабине тоже есть своя прелесть, чуть ли не пикантность, когда в ней вдвоем. Будоражащая, как легкое колебание духовной силы, которое Кьёраку отчетливо чувствует. Ему нет нужды прислушиваться к тихому шороху отодвигаемой двери, и почти беззвучным шагам босых ног по кафелю.
Он помнит то обещание, почти бессознательное, что проскользнуло в темных глазах, когда одетая в одно лишь полотенце Инара появилась перед ним. И как край его подался при ее движении вперед, почти обнажая грудь – но Кьёраку достаточно искушен в этих играх, и фигурах таких вот танцев. Время отступить чуть назад, позволить проявить инициативу той, что нынче ночью так сладко стонала в его объятьях, даря неземное удовольствие.
- Разве я могу оказаться против? – «разве я могу отказаться?» - но не шум падающей сверху воды заглушает смеющийся голос Кьёраку, а влажные, горячо раскрывшиеся губы Инары. Влажная кожа скользит под ладонями, как будто смазанная маслом; жаром обдает мгновенно, так, что вода кажется прохладной.
- О, нет-нет, - а вот в этой фигуре танца уже нет шага назад. Рукой Кьёраку мягко обнимает Инару за талию; глаза на мгновение встречаются. На ее ресницах застыли маленькие капли, а зацелованные, алые безо всякой помады губы так и манят, полуоткрытые. Плавный рывок к себе – может быть, здесь и скользко, но Кьёраку столько лет учился держать равновесие… в самых неожиданных местах. И состояниях.
- Зачем же ждать? – горячим шепотом, сквозь тихий смех. Сердце где-то под кадыком колотится; в грудь упираются маленькие ладошки, задевая по шраму слева, пока тонкие ключицы вздрагивают пульсом под поцелуями. Кажется, вода сейчас закипит, испаряясь меж телами. И гибкие ноги обвивают за талию, и наслаждение пронзает медленно, под протяжный выдох.
И она еще думала убежать от него, да? – легкая, раскаленная, влажная. Желанная и желающая. И дыхания очень скоро перестает хватать, хотя остановиться, однозначно, невозможно.
И незачем.

Утро, чай, что-то там еще – все забыто, когда в свои объятия обоих все же принимает постель. Сырые волосы – обоих – оставляют влажные следы на подушках, но кого это волнует? – проведя большим пальцем по чуть припухшей нижней губе Инары, Кьёраку довольно улыбается, любуясь ею, наконец-то при свете дня. Редкими каплями воды на плечах, словно мелкими жемчужинами, улыбкой, от которой в паху снова жарко становится, и совершенными изгибами форм. Приласкать, коснуться их, вновь притянуть Инару к себе, целуя, почти теряя от нее голову. «И даже трезвую», - как самому себе не восхититься.
И все меньше помнится о том, кто ты, где ты, и вообще, что где-то там есть какой-то Готэй. Нет, не всерьез, конечно – но ту часть себя, которая об этом помнит, Кьёраку с удовольствием задвинул куда-то назад, и для верности заложил подушкой, которую, вот как сейчас, поудобней подсовывает себе под голову.
- Несказанная удача, что сегодня ты никуда не спешишь, - можно целовать эту обнаженную грудь, дышать горячей кожей, и, ками-сама, не беспокоиться ни о чем.
«И до чего хорошо, что я сам согласился остаться».

[icon]http://s3.uploads.ru/pe7sX.gif[/icon]- Не люблю торопиться, - отвечает Кьёраку со смешком истинную правду, которая сейчас, как ни странно, звучит лукаво. Но ведь у всего в этом мире, в этой жизни – да и в любой другой, свой ритм. И остается только ловить его, и вести в танце, хоть в каком – «хоть в таком», - жарким порывом ветра вновь налетает желание, когда Инара вновь подается ближе. Без кокетства, без заигрываний, движением искренним, как само мироздание. Отметины пальцев на ее коже горят ярче, а и собственное тело кажется раскаленным. Словно и не побывал чуть дольше получаса назад в душе.
Так загораются, теряя голову, и так не могут насытиться друг другом, оказываясь на пороге того, что обычно зовут любовным приключением. Расставание? – о, оно придает поцелуям терпкости, а прикосновениям – еще больше жара. И тихое чувство на границе готового упасть в очередную волну наслаждения сознания почти что ускользает от капитана Готэй-13.
«О, ками-сама, до чего не вовремя», - но когда его подобное останавливало. А искусственное тело, с красными полосами от ногтей на спине, груди и плечах, с часто бьющимся сердцем, и неизменно жарким желанием, и вовсе не желает останавливаться.
- Да. Гигай. Неплохой такой, - прекрасно, прекрасно чувствующий и работающий. Совсем как сам Кьёраку в своем духовном теле, не только под умелыми и ласковыми ручками прелестных девиц, кстати говоря. Здесь же Инаре и делать ничего не надо – если женщина желает мужчину, то его святая, и очень приятная обязанность это желание удовлетворить.
В особенности, такая женщина, - частные и горячие стоны заполняют маленькую комнатку, и думать о том, что их кто-то может услышать, или, тем паче, почувствовать, становится решительно некогда. Кьёраку всегда нравилось, если женщина сверху, - тела будто плавятся, сплетенные, и мир перестает существовать.

- Ками-сама… я останусь здесь, - сдвинуться с места – нет, увольте. Лучше сразу убейте, и плевать на всю тысячелетнюю жизнь. Капитан Кьёраку Сюнсуй, капитан Восьмого… чего-то там… готов умереть счастливым. Довольным. И… рука сама тянется обнять разгоряченную Инару, так же тяжело, хотя и в разы нежнее, дышащую, но по пальцу задевает чем-то знакомым. Слишком знакомым щекочущим ощущением, и Кьёраку приоткрывает один глаз, в титаническом усилии приподняв веко.
Да, тихий звон, который не спутать ни с чем. На указательный палец ему садится, шевеля усиками, симпатичная джигоку-чо. Блестят глазки, чуть мерцает рубиновым кайма на угольно-черных, бархатных крылышках.
- Да… неужели, - отогнать бы ее, но ведь вернется. Пройдено, знаем, - но пальцы все же  щелкают, бабочка вспархивает. Вначале – поцелуй этим припухшим, слегка пересохшим, как и самого Кьёраку, губам.
Неутомима и восхитительна. И так не хочется отвлекаться от нее, или, тем более, оставлять – но адская бабочка снова садится на палец, пока Кьёраку свободной рукой обнимает Инару за плечи, притягивая к себе – так, чтоб положила голову на плечо.
- Как же ты деликатна, моя милая, - вполголоса вздыхает Кьёраку. Сообщение от Нанао-тян проникает в его сознание, чуть только стоит настроиться. В нем он буквально слышит ее сдержанно дрожащий от возмущения голос. – И решилась оставить отряд, на-адо же, - сообщение никуда не денется, будет поступать, а пока необходимо запечатлеть поцелуй на слегка солоноватом от испарины виске Инары. И взглянуть в ее глаза, улыбаясь, совершенно ни о чем не думая.
«Капитан!» - врывается резко в висок, будто сверлит, и Кьёраку страдальчески хмурится.
- И что бы мне ответить? – бабочка неуверенно переступает щекочущими палец лапками. – Передай, что вернусь… когда я вернусь? – поцелуй, на сей раз уже в губы – смеющийся и безмятежный, словно поблизости и не обретается бесконечно милая и, к сожалению, расстроенная Нанао-тян.
- Это от моего лейтенанта, - посмеивается Кьёраку, послав мыслеобраз, один-единственный – «завтра».
Бабочка вспархивает с пальца, и с тихим звоном истаивает в колышущихся занавесках. Непременно надо будет извиниться перед Нанао-тян, да-а. И чем-то порадовать. И Инара может с этим помочь, наверное.

[icon]http://s3.uploads.ru/pe7sX.gif[/icon]- Скажу по секрету, это частенько случается, - беззаботно отозвался Кьёраку, шевеля плечами. До чего приятно тянет искусственные мышцы, прямо как настоящие. И массаж ему сейчас бы не помешал, - но отголосок щекочущего ощущения на указательном пальце не дает, не позволяет все оставить так вот. И совесть – угрюмо смотрит из какого-то закоулка души, словно обиженный, брошенный ребенок.
Только и остается, что вздохнуть, потягиваясь, вслед за Инарой… Инарой-тян, снова же? Волшебство ночи не истаивает, но день, неумолимый и серьезный, понемногу вступает в свои права, возвращая границы. Но тем оно и хорошо ведь, что к вечеру границы эти будут, словно одежда – сброшены, и отброшены. А пока – делать нечего, когда его так просят, и тянут, почти сталкивают с кровати, то сопротивление бесполезно. Но бесполезно также и сопротивляться его объятьям… почти бесполезно. Последняя попытка снова упасть в постель, и капитан Восьмого отряда Готэй-13 терпит сокрушительное поражение, и провожает убегающую приводить себя в порядок Инару-тян улыбкой, не менее довольной, чем ее собственная.
«Итальянская еда?» - сил не духовных, но физических, было потрачено… достаточно. Пускай это тело и обладает повышенной выносливостью, - Кьёраку усмехнулся, застегивая ремень брюк, но потребности у него вполне человеческие и живые. Галстук оставил висеть на спинке дивана – куда он ему утром, а ветерок с лепестками каштанов приятно обвевает открытую шею.
Щурясь на утреннее солнце, Сюнсуй привлек Инару-тян к себе поближе, так, чтоб поток японских сарариманов их не затоптал. С них станется, - оба они, мужчина и женщина, смотрелись неуместно праздно в деловой толпе спешащих на работу людей.
- Теперь всякий раз, когда зацветут каштаны, я стану вспоминать тебя, - это был, пожалуй, не очень ловкий комплимент, ведь некоторым образом намекал на то, что у Кьёраку впереди еще не одно столетие цветущих каштанов, тогда как у Инары-тян…
Но она, кажется, все поняла, - и он прижал поближе к себе ее локоть, и улыбнулся, выходя к боковому проулку.
- Нанао-тян, - слегка зардевшаяся, будто ранний рассвет. Кьёраку не отказал себе в удовольствии провести взглядом по фигурке своей лейтенанта снизу вверх, от изящных, хоть и скромных туфелек, по стройным ножкам. Подол юбки высоко открывал бедро, простая блузка белым цветом лишь подчеркивала нежность ее юного лица и румянец.
Но вот очки блеснули как-то совсем уж не нежно, - Кьёраку широко улыбнулся, делая шаг к племяннице.
- Доброго утречка-а, - быстрый, беглый взгляд синих глаз на Инару-тян, естественно напрягшуюся рядом, перескочил на довольную физиономию Кьёраку. Обнаженный локоть, прижимавшийся к его боку, пришлось выпустить – Сюнсуй потянулся поприветствовать свою фукутайчо отеческим поцелуем в лобик, да приобнять ее, но белая ладонь резко взлетела, словно предупредительный сигнал.
- Доброго утра, - сухо и очень-очень официально поздоровалась Нанао-тян. Не с ним, с Инарой-тян, - Кьёраку посмеивался, глядя на обеих девушек. Его племяннице не раз и не два… о, да не счесть, сколько раз приходилось так вот внезапно сталкиваться с дядюшкиными «интересами», и всякий раз она невероятно обворожительно смущалась.
- А, позвольте, я представлю вас. Нанао-тян – Инара-тян, - ласкающий, теплый взгляд в темные глаза, и едва уловимое подмигивание – дескать, не робей. – Инара-тян – Нанао-тян, лейтенант Восьмого отряда Готэй-13, - племянница сверкнула на него линзами очков – дескать, как так, смертной подобное рассказывать?
Кьёраку же беззаботно пожал плечами, мол, чего уже остерегаться дождя, если давно промок. Остальное она поймет.
- Исэ Нанао. Рада знакомству с вами, - голосом хачибантай-фукутайчо можно было резать замороженную рыбу.
- Мы как раз собрались позавтракать. Присоединишься к нам, Нанао-тян? Старик подождет, - тонкие брови изумленно сошлись на переносице, затем расслабились. Кьёраку взял племянницу под руку, чуть усмехаясь. – Иначе бы зачем ты еще явилась сюда сама, так? И, даже если это срочно, я никуда не пойду на голодный желудок.

Кормили отменно. Сыр, пряности, зелень, непривычная лапша. В Обществе Душ подобной еды не найти, там как-то все традиционно, хотя... кто знает, какие умельцы могут обитать в Руконгае. Вдруг и подобным образом готовят, потягивая терпкое красное вино из бокала, Кьёраку продолжал улыбаться, любуясь обеими девушками. Нанао-тян, также слегка удивленная вкусом блюд, но старающаяся этого не показывать, смотрелась младше Инары-тян. Возможно из-за этого бесконечно милого смущения. Или же уютное обаяние госпожи компаньонки делало ту чуть старше, но лишь контрастом. «А ведь они могли бы подружиться», - подумалось с небольшим сожалением. С сожалением – потому что Кьёраку всегда хотел, чтобы Нанао-тян приятно общалась с его пассиями, но вот беда – малышка всегда блюла границы, называя это «я не лезу в вашу личную жизнь».
- Оставлю вас ненадолго. Прошу простить меня, - вино рубиново просветилось на солнечном луче, чуть качнувшись. Кьёраку поднялся из-за стола, чувствуя на себе взгляды немного удивленного официанта. Да, обычно в такие места по утрам редко заходят столь необычные компании. Но он примерно предполагал, что о них подумали, ведь достаточно одного взгляда на нездешнюю красоту Инары-тян.
Метель цветущих каштанов колыхнула прядь надо лбом, когда Кьёраку вышел на улицу к месту для курения. Лицо его озарилось короткой вспышкой. Сизый дым потянулся к голубому небу, теряясь в летящих лепестках.
«Превосходное утро», - о том же, что будет происходить в ресторанчике, пока он отсутствует, он не беспокоился. Возможно, ему вообще стоит дать девушкам побольше времени.

[icon]http://s3.uploads.ru/pe7sX.gif[/icon]День начинался прекрасно, - облака по небу над Киото плыли, словно мысли Кьёраку – высоко и неспешно, невзирая на городской смог, и на табачный дым в легких. Курил он редко, по настроению, а сейчас было именно оно, - он прислонился к  стволу высокого клена, что рос здесь, в уютном дворике места для курения, и прикрыл глаза, прислушиваясь к происходящему в ресторанчике. Нанао-тян оставалась напряженной, но постепенно теплела, как если бы кусочек прозрачного кварца постепенно нагревала держащая его ласковая рука. «Инара», - про себя и суффиксы ни к чему, все же.
Его же, Кьёраку, новая  подруга весьма волновалась, и он не сомневался в том, что это же ощущает Нанао-тян, по тем самым колебаниям духовной силы. И, да… духовная сила была той самой.
Какую еще головомойку ему устроит милая племянница, когда узнает, ради чего он здесь, все же, ведь все увидела собственными глазами. «Очередное увлечение, капитан!» - и будет сверкать глазами из-за линз очков, и алеть нежным, как распускающиеся маки, румянцем.
Только вот память стирать Инаре-тян не станет. Все же, прекрасно, когда подчиненные тебя слушают, - Кьёраку раздавил окурок в пепельнице, и отправился вымыть руки.
- Как  вам вино, мои дорогие леди? – к девушкам Кьёраку возвратился, как всегда, безмятежен и благостен. Не упустил случая приобнять Инару-тян за талию, и вполне отеческим поцелуем коснулся виска своей фукутайчо, что мигом вспыхнула, словно свеча.
- Надеюсь, вы приятно пообщались, - он не спрашивал, констатировал факт. Позы обеих, взгляды, а также чуть рдеющие скулы Нанао-тян говорили вполне недвусмысленно о том, что лёд тронулся, но не истаял.  – А-ах, Нанао-тян, милая, не смотри так, - отпивая еще вина, усмехнулся Кьёраку. – Чего же от меня хочет Яма-джи, что тебе пришлось отправляться так далеко?
Проскользни в ней хотя бы малейший намек на то, что это связано с ее, Нанао-тян, собственным беспокойством, но он продолжил бы беседу наедине, ничуть не сомневаясь, что Инаре-тян хватит такта оставить их. И слегка коснулся ее колена под столом, мельком встречаясь глазами – о, какое там, «мельком». Мгновения хватит, чтобы утонуть, а то, как ее нога вздрогнула под прикосновением, обещало еще больше.
- Главнокомандующий обеспокоен вашим отсутствием, Кьёраку-тайчо, - стараясь все же скрыть напряжение в голосе, заговорила Нанао-тян. О, когда она начинала изъясняться такими вот закругленными фразами, то это означало одно – жди неприятностей. Рассерженный старик способен… расстроить.
Главное здесь, не подставить ее саму, - любящий дядюшка погладил племянницу по чуть вздрогнувшей руке, и с неторопливым изяществом налил еще вина себе и ей, совершенно не обращая внимания на ее протесты. И, разумеется, Инаре-тян.
- Я хорошо провожу время, как ты видишь. А исследования, которыми занимаюсь здесь… будь любезна, передай в джунибантай то, что мне уже удалось собрать. Ты же понимаешь, в чем дело, да? – Нанао-тян только опустила взгляд на браслет часов, нажимая несколько кнопок на боковых панелях.
Васильковые глаза резко расширились.
- Серьезно, капитан? – он только усмехнулся ошарашенному выражению лица своей фукутайчо.
- Да, вновь шутки времени и пространства. Как видишь, я оказался прав, - понимая, что невежливо говорить, по сути, об Инаре-тян так, словно ее здесь нет, Кьёраку подвинулся слегка поближе к ней, вновь приобнимая за талию. «Не тревожься», - успел шепнуть, и затем заговорил с самым благодушным видом:
- В нашу первую с тобой встречу, Инара-тян, я собрал кое-какие данные о твоей духовной силе. Впоследствии… собрал еще больше, - смешок вырвался из груди. Казалось бы, когда время-то нашел?
Нанао-тян смотрела на них, чуть скорбно сдвинув брови, и пряча слегка осуждающую улыбку. Кьёраку подмигнул ей, продолжая говорить:
- Поскольку я чувствую свою ответственность за то, что твоя духовная сила оказалась пробуждена, а также, принимая во внимание ряд некоторых обстоятельств, при которых ты оказалась здесь – в этой точке пространства времени, - указательный палец обвел ножку бокала, темно-рубиновое слегка качнулось, - то это не могло не вызвать кое-какой мой личный интерес. Я и Нанао-тян провели некоторые исследования, и...
- Они еще не закончены, но при благоприятных условиях есть возможность создать обратный коридор. Проще говоря, врата в ту точку пространства-времени, из которой вы появились здесь.
- Мы, шинигами, порой ходим между мирами, не задумываясь, - усмехнулся капитан Восьмого Отряда Готэй-13, отпивая еще вина. – Но, даже если ты не захочешь покинуть Киото, исследования мы все равно проведем.
- Капитан Куротсучи ни за что не упустит подобной возможности, - вставила Нанао-тян.
- Смотри только, чтобы он сюда не дотянулся, - рассмеялся Кьёраку, ласково посмотрев на Инару-тян.
- Тебя никто никуда не торопит. Но возможность сделать Сенкаймон – Врата Миров – в нужное тебе место, существует.

… - Передай Яма-джи, что я по-прежнему занят исследованиями, - солнечный день вступил в свои права, и лился над бурлящим жизнью Киото. Нанао-тян, уже оттаявшая, попрощалась с обоими тепло – и затем пошла, незаметная в толпе, совершенно обычная, пусть и невероятно привлекательная девушка. Кьёраку блаженно вздохнул, глядя на Инару-тян чуть сбоку.
- Как ты, Инара-тян? – и взял ее под руку. – Новости внезапные, но не думаю, что тебя это обязывает хоть к чему-то.
«Мне нравится Киото, и ты в нем», - мог бы сказать, но всего лишь посмотрел ей в глаза – долго и спокойно, не выпуская теплой руки.

[icon]http://s3.uploads.ru/pe7sX.gif[/icon]И тысячелетняя жизнь – тысячелетний опыт не может гарантировать того, что однажды все же не ошибешься. В особенности, в отношении женщин, - взгляд Инары-тян, куда-то вглубь себя обращенный сейчас, совсем темный и совершенно потерянный. Словно она задается вопросом, есть ли ей, куда возвращаться.
И ведь действительно, она ни разу не заговаривала о том, что ее тянет куда-то  т у д а, или же, что по чему-то скучает. Или что Киото этого времени и пространства не нравится.
А от того, как Инара-тян пытается держаться, и не показать виду, в каком смятении пребывает, болезненной нежностью сжимается сердце.
- Было бы крайне несправедливо заставить тебя делать то, чего ты не хочешь, - и это – к ее «не могу». И к тому, что она собирается в чем-то поторопиться.
Шинигами спешка ни к чему, кроме экстренных случаев. А Кьёраку знает кое-кого, кому задачки для разума, и всякие технологические штучки – на вес золота. И потому в конечном успехе он не сомневается, ибо…
«Ибо шинигами способны связывать миры, потому что все объединяет одно – смерть».
Еще в далеком прошлом, когда Кьёраку служил простым рядовым в хачибантае – о, сколько же лет миновало, уже и не вспомнить, еще когда был простым проводником душ, то задумывался порой, сколько же душ на самом деле шинигами проводят сквозь Сенкаймоны. Адские бабочки, что сопровождают шинигами, незримы, чаще всего. И сколько раз приходилось выходить в целую стайку таких вот бабочек, тогда как сам отправил от силы пяток?
«А сколько их могло принадлежать к другим мирам?» - он поднимает глаза к голубому небу, высокому и быстрому. Почти как в Обществе Душ, только не такому светлому. И слегка поворачивает голову, губами ведя по маленькой теплой ладони, коснувшейся щеки.
- Не могу видеть, как ты печалишься. И… да, понимаю. Мысль кого угодно может выбить из колеи, - «в особенности, когда уже начала свыкаться со своим положением. И волей-неволей начинаешь прощаться со всем, что помнила и знала, а тебя туда… а тебе дают шанс вернуться туда. Но, поистине, есть ли к чему тебе возвращаться?» - улыбка становится печальной, а взгляд – остается понимающим.
Под шаг Инары-тян ему, высокому и длинноногому, приходится подстраиваться.
Но они никуда не спешат, - ее почти что испуг и волнение ощущаются словно слабый электрический ток. Но и тот словно становится горячее, когда пальцы переплетаются, и простое место – переулок, вдруг оказывается перед ними.
Тихое местечко, с безразлично шумящими над головой кленами. В солнечных лучах блестят стеклянные полотна витрин, а за ними – какие-то мелочи, милые женскому сердцу. «Стоит присмотреть что-нибудь для Нанао-тян», - Кьёраку бросает на них мимолетный взгляд, а затем шагает в прохладную полутень, вслед за Инарой-тян.
- Ничего. Ты совершенно права, - ему не нужно даже касаться стены, чтобы подтвердить ее слова. Просто – кирпичная кладка, пыльный закоулок, со множеством отпечатков духовных сил. Ауры женщины, что он держит сейчас за руку, здесь много больше, чем любой другой. Тонкими красными нитями расчерчено пространство, слегка переливающимися. Не такими, как нити душ шинигами – просто отпечатками духовной силы, которые, оказывается, у нее глубокого красного цвета.
Как помада на жарко раскрывшихся навстречу губах. И это отнюдь не выпитое вино ударяет в голову, но кое-что другое. И тело ее, такое жаркое и гибкое, теперь слишком близко – мгновение, другое, и приходится заставить себя отстраниться. Пускай и мягко.
- Здесь ничего нет, Инара-тян, - может быть. Позже, при более детальном исследовании, что-то и найдется, но пока что, на самый первый взгляд – просто закоулок, просто стена.
- Вернемся? – «к тебе». Так, чтобы не загребли за нарушение общественного порядка. Конечно, оказаться в полицейском участке довольно-таки пикантно, но все же, не гарантирует того, что им удастся побыть наедине.
- Держись крепче, - заслоняя спиной от прохожих, Кьёраку снова подхватывает Инару на руки. И чуть смеется, когда она уже привычным движением забирает его шляпу, надевая себе на голову.
- Будет очень быстро, - горячие губы касаются маленького уха, и мир кругом них остается далеко позади. Лучшее сюнпо в Обществе Душ, как-никак. Хотя, стоит посоревноваться в беге с возвратившейся Йоруичи Сихоуинь. Это должно быть занятно, - но, поистине, несколько мгновений быстрых рывков, под хлещущий в лицо ветер – и вот они уже в знакомом дворе.
И каштаны шелестят по-прежнему, радушно, роняя белые лепестки.

Отредактировано Kyoraku Shunsui (2018-09-18 01:20:27)